Я погладила по щеке уснувшую на груди дочь — девочка все еще всхлипывала после долгой истерики. Прижала ее к себе крепче, а второй рукой потянулась за телефоном. Быстро нашла номер Артема и, дав себе всего пару секунд, чтобы собраться, нажала на вызов.
— Что опять? Лесь, я же говорил, в этом месяце у меня голяк, — вместо приветствия выпалил бывший, и кто бы знал, насколько сильно мне захотелось в этот момент бросить трубку.
Я не общалась с ним три месяца, так что понятия не имела, о чем он говорил. Артем соизволил увидеть свою дочь второй раз в жизни, когда Марише было два с половиной месяца, решив, что у нее день рождения.
— Я не знаю, кому ты все это говорил, Артем, — зашептала я, боясь разбудить Мариночку, ее сон был и так тревожным. И неизвестно, проспит ли она хотя бы час. — Но мне нужна помощь.
— Лесь, прости, но я никак. У меня голяк, говорю же.
— Господи, Вавилов, хочешь, я сама тебе на карту денег переведу? Просто съезди в аптеку.
Из трубки доносились звуки музыки и галдеж людей. Я прикусила губу, лишь бы сдержаться.
— Ты издеваешься? Куда я на ночь глядя поеду?
— У Мариши температура…
— Ну вызови врача, — раздраженно ответил он, а я совершенно искренне пожелала, чтобы у таких, как Вавилов, никогда не рождались дети. Когда мы познакомились — на первом курсе, сразу после поступления, — он показался мне принцем. Только вся эта романтичная дымка рассеялась очень быстро, после того как этот недочеловек дал денег мне на аборт.
Я тихонечко, чтобы не разбудить дочку, всхлипнула и максимально четко произнесла:
— Скорая приезжала, сказали, что у Марины такая реакция на зубки. У нее лезет первый зуб, представляешь, Тем, — выпалила я и тут же осеклась. Ему это было неинтересно. — Они сказали дать ей жаропонижающее — я дала. И нужно еще помазать десны. А у меня нечем. Не идти же мне с Маришкой в аптеку?
— Почему нет?
— У нее температура!
Дочь всхлипнула, и я тут же начала говорить тише:
— Как ты себе это представляешь? Мне что, больного ребенка тащить за мазью в аптеку?
— Я не могу понять, эта мазь настолько обязательна?
— А я не могу понять, тебе что, трудно съездить в аптеку? — Прижав телефон к уху, я быстро смахнула слезинку, скатившуюся по щеке. — Эта мазь обезболит Марине десенки, и она спокойно будет спать. Так сказал врач.
Я устало вздохнула от этого бессмысленного диалога.
Глянула на часы: Карина сегодня до четырех утра на работе. Значит, помощи до утра нам ждать больше неоткуда. Уже хотела положить трубку, когда этот человек, в которого я была когда-то влюблена, добил меня окончательно:
— Она чего, не перетерпит без этой мази, что ли? Раньше вообще не было подобного. И ничего, наши родители как-то справлялись.
Я просто скинула вызов, ничего ему не ответив. Чтобы успокоиться, поцеловала Маришу в лобик и втянула в себя ее сладкий молочный запах.
— Ничего, родная. Газики пережили, переживем и зубки, — шепнула и тут же покачала ее, скорее по инерции.
Может, Артем и прав, раньше же как-то переживали. Поношу ее на руках, если что, всю ночь, а утром и мазь подоспеет. Набрала подругу.
— Я была права: зря звонила, — протянула устало без приветствий, с трудом сдерживая новую порцию слез.
— Вот же гаденыш! — воскликнула она и через пару секунд игривым тоном добавила: — Продержитесь без меня до утра, мои кошечки. Крестная Кариша уже сбегала на перерыве и купила нужную мазь. И любимую пюрешечку моей морковочке тоже взяла.
— Морковь для морковки, — усмехнувшись, ответила я, — спасибо. Сейчас Мариша спит — думаю, жаропонижающее подействовало. Будем надеяться, что я зря панику подняла, — подбодрила, скорее, Карину, чем себя, потому что прекрасно понимала: бессонная ночь обеспечена и Марише, и мне, и соседям.
— Кстати, знаешь, кто сегодня здесь отдыхает? — загадочно протянула подруга, пока я смотрела на подрагивающие темные реснички моей малышки.
— Не знаю, но ты, конечно же, хочешь со мной поделиться, — тихо усмехнулась я.
— Тот самый мужчина, помнишь? Два месяца назад, — зашептала подруга, и я прикрыла глаза, чувствуя, как к щекам прилила краска. — Он один здесь, все сидит и кого-то высматривает. Я буду обслуживать его столик и, если он расплатится картой, зафиксирую в памяти его фамилию. Можешь не благодарить.
— Успокойся уже, — шепнула я, но тут Марина скривилась и, не открывая глаз, заорала.
— Ох, это она так верещит? Елки-моталки… А что, если…
— Все, давай, — перебила подругу и кинула телефон на диван. — Тише, тише, моя хорошая. — Я поднялась и начала укачивать дочь, напевая ей одну и ту же колыбельную по кругу. — Лунные поляны. Ночь, как день, светла… Спи, моя Светлана. Спи, как я спала...
Мариша почти сразу затихла, но стоило мне присесть на диван, как дочь заголосила опять, словно чувствовала разницу, стою я с ней на руках или сижу. Мысли положить ее в кроватку даже не возникало, все это мы проходили с газиками. Спали только столбиком на мне и никак иначе.
Наутро во рту Мариши я нащупала уголок появившегося зубика, а на следующий день соседнего, и в итоге уже через пару дней дочка улыбалась уже не беззубой улыбкой, а целой двузубой. Марине очень понравилось ее новое приобретение, и всю следующую неделю она только и делала, что оттачивала мастерство кусать меня во время кормления.
— Ай, — шикнула я и легонько надавила ей на щечку, — не делай так больше, Мариш. Мама невкусная.
Дочь, показывая, что не согласна с таким утверждением, похлопала на меня серо-голубыми глазами, которые, скорее всего, еще потемнеют.
— Милая, у мамы только молоко вкусное, сама мама нет, — усмехнулась я и начала покачивать дочь.
С вводом прикорма Мариша стала пить молоко только перед сном, а спала она два раза в день, так что дневные кормления у меня сократились, чего не скажешь о ночных. Кто-то говорил, что в полгода ребенок может уже спокойно перейти на смесь, ведь в материнском молоке все самое важное живет лишь до четырех месяцев, но я этого не представляла от слова совсем. Мариша не пила из бутылочек даже воду. И никогда не сосала пустышку. Вот такая она у меня особенно вредная девочка.
— Ай, — я приглушила стон, потому что на этот раз Мариша прикусила меня, уже уснув.
Дочь насытилась, и я осторожно переложила ее в кроватку. Защелкнула специальный бюстгальтер для кормления, который странным образом стал мне мал, запахнула халат и ощупала грудь. Она определенно стала больше, почти такая же, как в первую неделю после родов, но тогда у меня прибыло столько молока, что и десятерым младенцам хватило бы.
Поставила чайник и включила ноутбук: нужно было ответить на сообщения и наконец-то разобраться с завалом заказов. От составленного графика я отставала на три брошки — значит, нужно ускориться. Быстро ответила на все входящие и, поставив поближе к себе чай, открыла чемоданчик со своим богатством.
— Та-а-ак, — протянула я, — с чего начнем: лисичка или букетик? Начнем с лисички.
Поговорив сама с собой, достала картон, нарисовала на нем очертания будущей броши, сделав заготовку. Движения были отточены, я зарабатывала себе этим на жизнь уже больше года, но все равно каждая новая брошка становилась для меня особенной и непохожей на предыдущую, даже если я повторяла какую-либо из них. Я разложила на столе бусины и стразы, пакетики с бисером, стеклярусом и пайетками, размышляя, какие именно мне понадобятся, и ушла в процесс с головой
Когда дочь проснулась, лиса была вышита лишь наполовину, но я все равно была довольна своей скоростью.
— Ну что, перекусим сейчас любимой морковью и гулять? — улыбнулась дочери, доставая ее из кроватки. Мариша крутилась и пыталась присесть, что выходило у нее пока далеко не идеальным образом.
Так и проходили наши с ней дни. Куда бы я ни ходила, даже на почту — отправить заказы клиентам, —везде только с дочерью. Что бы ни говорила Карина, но я не представляла своей жизни уже по-другому. Возвращаться к учебе пока не было никакого желания, я лишь надеялась, что, когда придет время садика, я передумаю и все же решу продолжить обучение. Не зря же говорят, что в наше время без бумажки никуда. В этом есть доля истины.
Заперев свою дверь, я позвонила в соседнюю. Карина открыла почти сразу же.
— Мы гулять. Хочешь, подождем тебя на улице?
Лохматая подруга зевнула и тут же закивала.
— Сейчас, пять минут — и я спущусь.
На первом этаже я подхватила коляску, которая все время стояла именно там и, слава богу, никому не мешала, а затем с трудом, держа Маришу одной рукой, а коляску второй, но все же выбралась на улицу.
Несмотря на то, что время солнцепека уже прошло, было все равно жарко. Я достала из спортивного рюкзака панаму для дочери и кепку себе, а затем закинула его в подвесную сумку на коляске. В этот момент из подъезда выбежала Карина.
— Ты быстро.
— Умылась, прическу сделала — и в путь, — рассмеялась подруга, разговаривая словно не со мной. Она смотрела лишь на Маришу и корчила перед ней всякие рожицы. — Какая-то морковочка сегодня грустная.
— Она просто до конца еще не проснулась, — отмахнулась я и вывернула коляску на дорожку.
— Слушай, Лесь, а ты уже все-все-все ешь?
— Да, давно уже, даже шоколадки по чуть-чуть. Уже месяц, а что?
— Ничего, — отвела взгляд в сторону подруга.
— Карина!
— Ну просто ты опять поправилась. После родов как щепка была, только грудь большая. А сейчас вон, животик. — Она хмуро посмотрела на мой живот, который действительно слегка стал выделяться. — Так не пойдет.
— Карин, успокойся. Я просто, наверное, мало двигаюсь. А может, гормональный сбой. И такое бывает. У меня грудь вообще разбухла, словно я только родила, — произнесла недовольно и тут же улыбнулась своей малышке. Она не любила недовольную маму. И не дай бог мне при ней заплакать. Тогда уже будет плакать сама Мариша, да так, что никто не успокоит.
— Лесь, а ты не думала, что…
— Что? — Я резко повернулась к подруге.
— Ну, что ты опять того. — Карина качнула головой, по-прежнему глядя на мой живот.
Закрыла тест колпачком и вышла из туалета, рассматривая табло. На нем светились песочные часики.
— Думает он, — хмыкнула я и вернулась на кухню, — на, дарю, — положила тест перед подругой и опустилась на пол. Там, на игровом коврике, дочь изучала коробку от того самого теста. — Ты зачем ей его дала?
— Она начала хныкать, когда увидела твою спину, — пожала плечами Карина, внимательно рассматривая тест.
— Маришь, может, отдашь каку? — Дочь удивленно на меня посмотрела и тут же потянула картонку в рот.
Ну уж нет. Быстро схватила нерабочий пульт от телевизора и положила его перед малышкой, отвлекая. Выхватила упаковку и тут же отправила ту в мусорку.
Марина даже не заметила. Пульт был ее любимым увлечением. Ради него она научилась ползать, пока еще по-пластунски, но все же в пять месяцев это был почти подвиг. Я выкладывала перед ней разные яркие игрушки, дочь их разглядывала, но не выказывала никакого желания добраться до них, а стоило мне сесть на диван и случайно положить рядом с собой пульт, как серые глазки Мариши зажглись огоньком интереса и она подтянулась на ручках вперед. Тогда на ней были оранжевые ползунки и зеленая повязка, а Карина сидела с другой стороны дивана. Собственно, после этого памятного дня крестная моей дочери и стала называть ее морковочкой. Я так и не поняла аналогии, кроме цветовой, но разве же Карину кто-нибудь хоть в чем-то переубедит?
— Ле-е-еська, твою ж налево! — ошарашенно протянула подруга, и я тут же подскочила с пола, крутанулась на пятках и выхватила тест из ее рук.
В глазах в один момент все побелело, и я начала часто-часто моргать.
Чтобы развидеть.
На тесте было написано «Беременна» и строчкой ниже «три плюс».
— Он поломан, — произнесла сразу же, как ко мне вернулась возможность думать. — Ты принесла бракованный тест. Зачем вообще было брать такой дорогой?
Я тут же вернулась к мойке и, открыв дверцу под ней, выкинула тест в мусорку. После этого даже смогла вздохнуть полной грудью.
— Лесь, ты чего? Он же самый точный. Видишь, даже срок тебе показывает. — Карина захлопала своими пушистыми черными ресницами, а я, кажется, начала дрожать.
— Там написано три плюс. Понимаешь? Я никак не могу быть беременна три недели. Если я… — во рту пересохло, я даже чисто гипотетически не могла произнести это словосочетание вслух. Да я и про себя его даже произнести не могла! — Если я вдруг что, то срок был бы больше, намного больше. Недель шесть, не меньше.
— Олесь, ты чего? Будь у тебя хоть двенадцать недель, тест бы все равно написал три плюс. Он же для раннего определения, там и вариантов-то всего ничего. — Подруга начала загибать пальцы: — Одна-две, две-три и три плюс, — она еще что-то говорила, а я смотрела на ее тонкие пальцы с красным гель-лаком на коротких ногтях и думала.
Какого черта?
Никогда не любила красный цвет, но в тот вечер именно он меня и привлек. Я сама подсела за столик к красивому брюнету в поло приглушенно-красного цвета. На вид ему было около тридцати, слегка небритый, с цепким взглядом, твердой линией подбородка и упрямо поджатыми губами. Весь его вид говорил о том, что он не желает ни с кем общаться. Но его поло… Я не смогла устоять. Мужчины нечасто носили такой цвет, и еще реже они выбирали его правильно. Этому загорелому смуглому брюнету однозначно шла его дорогая одежда. Поло было сшито из первоклассного льна, это я оценила, когда нагло стаскивала вещь с Глеба. К тому моменту, как мы оказались в гостинице, он успел представиться. Менеджер среднего звена, который устал после выкрутасов большого директора и зашел отдохнуть в ближайший бар.
Менеджер среднего звена оказался потрясающим любовником — настолько, что защита не выдержала нашего страстного напора и порвалась. Я пообещала выпить специальные таблетки, успокоив этим мужчину как раз в тот момент, когда собирала с пола нашу разбросанную одежду. На вещи из красного льна сзади, сразу под воротничком, красовалась вышитая надпись Brioni. «Вот тебе и менеджер среднего звена», — отстраненно подумала я и поспешила оставить мужчину одного. С Маришей сидела Карина, но все же оставлять дочь на целую ночь было для меня слишком.
Еще слишком для меня стало найти в интернете цену на ту самую футболку-поло — сорок две тысячи рублей. Пятьсот двадцать евро. Я почти захотела стать менеджером среднего звена, но так и не выпила специальные таблетки. Я их купила. Прочитала инструкцию и целые сутки никак не могла решиться. Ведь пришлось бы отстранить Маришу от груди почти на двадцать четыре часа.
Я не представляла: как?
Как можно не дать ей молочка, когда она просит и когда оно ей так необходимо. Проплакав полдня, я закопала таблетки поглубже в аптечку, решив, что ничего страшного не случится. Ведь я кормила Марину грудью, а значит, моя маленькая слабость обойдется.
Не обошлась.
Я беременна. Опять.
Накрыла лицо ладонями и разрыдалась — кажется, только в этот момент до меня окончательно дошло, что ребенок уже есть и этого никак не изменить, остается лишь смириться и принять.
Сквозь собственные громкие рыдания я услышала вопль и тут же подняла с пола дочь, прижала ее к груди и попыталась успокоить, но ни черта у меня не получалось, потому что меня саму трясло от рыданий. Я пыталась заглушить всхлипы, но слезы текли, не останавливаясь.
— Уснула? — шепнула Карина, заглянув в нашу с дочерью комнату. Я кивнула и продолжила качать давно успокоившуюся Маришу. — Тогда перекладывай ее быстрее в кроватку и иди сюда.
Я прикрыла на пару минут глаза, восстанавливая дыхание, сердце до сих пор билось как сумасшедшее. Переложила дочь, накрыла ее одеяльцем и пошла на кухню. Подруга ждала меня с чаем и конфетами.
— Ешь. Хоть успокоишься.
— Ты же знаешь, мне много нельзя, вдруг у Марины будет сыпь? — Я присела на стул, избавила конфету от фантика и, положив ее в рот, не почувствовала никакого вкуса.
Мы молча выпили чай. Карина ждала от меня готовности к диалогу. Мы с ней дружили с детского сада, и я знала ее лучше, чем себя, сейчас подруга хотела со мной чем-то поделиться. Очень хотела.
— Ну, Кариш? — спросила, отставив кружку.
— Я загуглила этого Вавилова, — спокойно произнесла она и, не встретившись с моей негативной реакцией, продолжила: — Еще тогда, — осторожно шепнула Карина, и я не выдержала:
— Ну, не тяни уже.
— Ну-у-у, я сразу же нашла его. О нем даже страничка в википедии есть.
— Ты сейчас издеваешься надо мной?
— Ну он не менеджер среднего звена, Лесь, — Карина развела руки в сторону и виновато на меня посмотрела, словно открыла для меня сейчас истину.
— Я поняла, — кивнула как болванчик, — по футболке за сорок тысяч поняла.
— Ну… — Подруга сложила ладони домиком и, сморщив нос, продолжила: — Это что-то он продешевил. Я думала, такие надева…
— Стой! Стой, — затрясла я головой, облокотилась о стол и спрятала лицо в ладонях, — то есть найти его не проблема? — приглушенно произнесла я.
— Нет. В инете про него много инфы и фоток всяких. С блондинками и без…
— Карина.
— Вообще, есть очень много фотографий с матерью. Для его возраста это…
Я перестала слушать подругу. Уловив нужную информацию, протянула руку к мышке. Ноутбук всегда стоял на обеденном столе, не выключаясь, экран загорелся и, поймав мое лицо на камеру, разблокировался, а я, зайдя в поисковик, тут же вбила «Глеб Вавилов».
Карина замолчала и чуть наклонилась, чтобы видеть, какие именно страницы я просматриваю. Я же искала его фотографии с матерью. Потому что как ни крути, но Глеб и Артем могли бы быть братьями: один и тот же типаж, цвет волос и глаз, крупные черты лица. Глеб, правда, был намного шире и мускулистее Артема, но, опять же, это возраст.
Увидела Вавилова в обнимку с женщиной средних лет и с легкостью выдохнула. Прикрыла глаза, чувствуя, как кружится голова от облегчения. Женщине было около пятидесяти — брюнетка с вьющимися волосами и серьезным взглядом.
Мать Артема выглядела иначе. Я видела ее единственный раз в жизни и больше не хотела. Надменная, расфуфыренная и худющая, как щепка, мадам неопределенного возраста. Сзади ее можно было принять за юную девушку, спереди на вид ей было не больше тридцати, но вблизи становилось понятно, что лицо Вавиловой натянуто до безобразия. И никакие косметологи не были в силах сделать из нее двадцатилетнюю девушку, каковой ей хотелось быть.
— Они не братья, — сипло протянула я и тут же хлопнула крышкой ноутбука, чтобы не пялиться больше на лицо мужчины, с которым мне посчастливилось провести ночь.
— Ну, я это еще тогда поняла, — устало произнесла подруга. — Этот Глеб потерял отца, когда ему и двадцати не было, и взялся тогда за управление бизнесом. У него несколько торговых центров в собственности, сеть кинотеатров, ресторанов, развлекательных…
— Я поняла, Кариш, я все поняла. Артем там и рядом не стоял, как минимум по уровню ответственности. А мы с тобой так и не валялись вообще, — усмехнулась я и растерла глаза, пытаясь понять, что делать дальше. Выдохнула и, как всегда, попросила помощи у подруги: — Ты когда следующий раз днем отдыхаешь?
Карина на лето устроилась официанткой в бар. У нее не было отца, лишь мать, которая самостоятельно тянула подругу и ее младшую сестру. Кристине в следующем году предстояло поступление, и ее семья копила деньги для этого уже сейчас.
Как только Карина смогла присмотреть за Маришей, я сделала УЗИ, которое подтвердило беременность. Срок был немаленьким — десять акушерских недель или восемь от зачатия, можно было становиться на учет. Странным образом, даже услышав удары сердечка своего малыша, я не смогла до конца поверить в то, что все происходящее правда. Анализы пришлось сдавать вместе с Мариной, и, в общем-то, ничего не поменялось. Я чувствовала себя как обычно и почти никогда не клала ладонь на слегка выпирающий живот. В первую беременность мои руки постоянно находились именно там, а сейчас все воспринималось по-другому или же не воспринималось вовсе.
Я нашла координаты головного офиса Вавилова и даже записалась к нему на прием. На сентябрь. После чего расслабилась, словно оттянула неизбежность до осени. Мне стало чуточку легче. Карина меня ругала и убеждала, что связаться с Глебом нужно раньше. Я все это понимала, осознавая, что, как бы оно ни было, мужчина должен знать. А дальше сам принять решение, но сообщить ему я была просто обязана. Я это понимала, но все равно жутко боялась. Не представляла, что и как ему скажу. Да и разве сообщают о беременности предполагаемым отцам настолько поздно? Да и узнает ли он меня вообще?
На удивление, машину Глеба, я нашла очень быстро. На стоянке было холодно, и руки начали подрагивать, но скорее от опаляющего душу ужаса. Обняла себя за плечи и посмотрела на глянцево-чёрный внедорожник, прикусив губу. Даже вид автомобиля вызывал во мне страх. Слишком дорогой и безупречный, такой же, как и его владелец.
Задумавшись о том, как я могла быть такой беспечной, лишь в последний момент услышала шаги за спиной.
Тут же оглянулась и почувствовала, как внутри все задрожало: мужчина был не один, он приблизился к своему транспорту вместе с обворожительной блондинкой.
— Глеб, простите, но мне срочно нужно с вами поговорить, — выпалила, не давая себе шанса передумать, — наедине, пожалуйста.
Мужчина пожал плечами и, указав мне ладонью в сторону, пошел следом за мной.
— Я беременна, — шепотом произнесла, опасаясь, что ещё пара секунд — и моя решимость окончательно растает.
— Поздравляю. А я при чём? — нахмурился мужчина и серьезно на меня посмотрел.
— Вы… Ты же знаешь… Есть вариант, что тогда… — Я облизала губы и отвела взгляд. У меня не хватило сил произнести это вслух. — Я решила, что ты должен знать. Безопасный тест на определение отцовства очень дорогой, и мне он без надобности. Но если ты все же решишь, то уже можно, — посмотрела на мужчину и, сглотнув, закончила свою речь, окончательно теряя внутренние силы от перенапряжения: — Срок позволяет. Извини, что отвлекла, — кивнула в сторону блондинки и поспешила к лифтам, лишь бы быстрее скрыться от тяжелых взглядов Глеба и его спутницы.
Оказавшись в кабине, я поняла, как по-глупому все это вышло. Его слова: “А я при чем?” — эхом звенели в моей голове. Господи, а вдруг он и правда меня не узнал? А я несла какую-то ахинею, не сумев связать и пары слов. Надо было заранее заготовить речь. Только вот я была уверена, что хоть заучи я ее до того состояния, что слова отлетали бы от зубов, я бы все равно их забыла, встретившись с внимательным взглядом Глеба.
Он был совсем другим. И его взгляд, и сам мужчина.
Домой добралась в каком-то полубессознательном состоянии, как механическая кукла. Все видела, все понимала, но ощущение реальности происходящего отсутствовало напрочь.
— Ну как? — с волнением спросила Карина, держа на руках Маришу. Я, не разуваясь, прошла в комнату и упала в кресло.
— Даже слов подобрать не могу, Карин, чтобы описать…
— Все было настолько плохо?
— Мне кажется, он меня не узнал, — выдохнула и зажмурилась, лишь бы забыть слова, которые словно на репите крутились в моей голове раз за разом.
— Ну, оно и неудивительно, — усмехнулась Карина и беззлобно меня поддела: — Ты бы хоть накрасилась.
— Не преувеличивай, Кариш.
— Ладно-ладно. Все, давай успокаивайся и иди мой руки. Вот морковочка вся извелась, к маме на ручки хочет.
Я приоткрыла глаза и усмехнулась: доча внимательно за мной наблюдала и словно подбадривала своим взглядом. Я разулась, подняла босоножки и пошла в коридор, по пути чмокнув свою девочку в сладкую щечку.
— Лесь, а что ты ему в итоге сказала? Номер оставила или что?
Обувь выпала из рук, а я рассмеялась, словно ненормальная. Казалось бы, ну куда еще хуже? Но моя глупость превзошла все возможные границы.
— Ка-кариш, — сквозь смех я попробовала объясниться, — а я… Я ничего ему не сказала.
Позже, когда глупый смех прошел, я проводила подругу, покормила и искупала Маришу, уложила ее спать и легла рядом с ней. Мне не хотелось подниматься с дивана, вставать и идти вышивать, делать что-либо.
Мне хотелось закрыть глаза и просто расплакаться оттого, что все мои усилия насмарку. Груз неопределенности и понимание, что я все же должна поставить Глеба в известность, давили на меня. И я так надеялась, что хоть одной проблемой станет меньше. Но нет же. Только зря переволновалась.
Положила ладони на свой маленький животик и расслабилась. Вот таким странным образом и сбываются детские мечты. Когда мы жили вдвоем с бабушкой, я мечтала о большой семье, смотрела на подругу и ее сестру и все время как мантру повторяла, что у моих детей тоже будут братья и сестры. Доповторялась.
Так и уснула — в домашней одежде, неукрытая и с ладонями на животе, а Мариша впервые за долгое время проспала до пяти утра, словно специально давая мне отдохнуть. Она быстро насытилась и заснула опять, а я нехотя поднялась с заправленного дивана, разгладила покрывало и поплелась в ванную.
К приходу Карины я вышила брошь цветочком, она была несложной, а потому я справилась с ней достаточно быстро.
— Сегодня у нас пшеничная кашка, — дала указание подруге, обуваясь, — где лежит, ты знаешь.
Выпрямилась и поцеловала ее в щеку. Выбежала из подъезда, надевая солнцезащитные очки, и словно в невидимую стену врезалась.
Если знакомую машину можно было принять за всего лишь похожую, то уж мужчину, стоящего рядом с ней, невозможно было спутать с кем-либо другим.
Сегодня он выглядел значительно проще, на нем не было вчерашнего костюма. Потертые светлые джинсы и в тон им голубая футболка; загорелые мускулистые руки были сложены на груди, а взгляд спрятан за солнцезащитными очками с коричневыми стеклами, удивительным образом сочетающимися с цветом волос мужчины, которые на солнце отливали медью.
Глеб сел на водительское кресло и повернулся ко мне.
— Почему ты боишься? — спросил он, понизив голос, словно решил напугать еще сильнее.
Да что ж такое-то?
Я зажмурилась и замотала головой.
— В прошлый раз ты была намного смелее, — он усмехнулся, и я все же распахнула ресницы. Мужчина меня внимательно рассматривал. Его карие глаза сейчас отливали зеленым по краю радужки и абсолютно ничего не выражали. — Я так понимаю, таблетка не подействовала? — произнес он спокойно, чуть прищурив глаза.
А я кивнула. Как дурочка. Смотрела на него, должно быть, как кролик на удава, потому что не в силах была отвести взгляд и разорвать наш зрительный контакт, и кивала. Второй кивок головы, третий.
Что же я творю?
Нужно было срочно разомкнуть губы и поправить его, но слова застряли где-то в горле и не желали появляться наружу.
— Ладно, — Глеб отвернулся и завёл машину, — говори, куда ехать.
Я быстро назвала ему адрес своей женской консультации и, слава богу, не запнулась при этом.
Стоило машине только припарковаться, я сразу же выскочила из нее. Глеб нагнал меня на козырьке, взял за плечо, сжав его крепко и в то же время осторожно.
— Неужели ты настолько опаздываешь?
— Глеб, прости. Это все так странно. Я и так волнуюсь, на первом скрининге проверяют плод на отклонения, на синдром дауна. И… — Я бессильно взмахнула руками и опустила их вдоль тела, смотря при этом вниз, на свои пальчики, выглядывающие в босоножках, и носки белых кед Вавилова. Казалось, что мужчина надел их впервые, настолько белоснежными они были.
Глеб взял меня за подбородок, приподнимая мою голову и вынуждая смотреть ему в глаза.
— То есть ты действительно беременна? — Я кивнула, в который раз чувствуя себя кроликом, таким же белым, как обувь этого мужчины. — От меня? — он продолжил свой вкрадчивый допрос, и я опять кивнула.
А что ещё оставалось делать? До него, видимо, не дошло с первого раза. Да и неудивительно это.
— Встали тут, — нас прервал недовольный окрик женщины средних лет, вышедшей из здания, — не пройти, не проехать, — возмутилась она, поправляя короткую и обтягивающую пеструю майку на огромном животе. Женщина спустилась с лестницы и, сделав буквально два шага в сторону, достала из сумки пачку сигарет. Ненормальная.
— Ладно, пойдём. — Глеб отпустил мое лицо и открыл передо мной дверь в здание поликлиники. При этом посмотрев на беременную женщину таким уничтожающим взглядом, что будь я на ее месте, вышвырнула бы сигарету и тут же разучилась бы курить.
Мужчина пропустил меня и безмолвной тенью следовал за мной шаг за шагом по узкому и тесному коридору. У знакомого кабинета сидели две женщины, одна совсем худенькая, а вторая на позднем сроке беременности.
— У вас на сколько? — я решила выяснить своё место в очереди, тогда как Глеб внимательно оглядывался по сторонам.
— Я жду результатов, — откликнулась девушка с животом.
— А у меня на восемь тридцать, — вторила ей другая.
Я кивнула и прислонилась к стене, у меня был талон на девять, а сейчас было уже без пяти.
— И что? — мужчина шепнул мне на ухо. — Будешь ее пропускать несмотря на то, что у тебя талончик на девять?
— Но у нее же он раньше — значит, буду, — пояснила ему прописную истину и прикусила губу: мне внезапно стало смешно.
Ещё пару минут назад уверенный и внушающий трепет одной только своей энергетикой мужчина теперь смотрелся до безобразия глупо. Он не вписывался в такую обстановку. От слова совсем.
Мы простояли в очереди ещё полчаса, я досконально изучила всю информацию на стендах, а Глеб только и делал, что постоянно поглядывал на часы.
— Если ты так срочно хочешь поговорить, можешь подождать меня у себя в машине, — шепнула ему после того, как мужчина в очередной раз, поджав губы, посмотрел на запястье. — А лучше давай вообще позже встретимся. Это надолго.
— Что значит надолго? Мы следующие.
— После этого нужно еще кровь сдать. А там живая очередь, не меньше часа, — я не стала его поправлять, что не “мы” следующие, а “я”, думала, что это очевидно.
— Час? — заторможенно повторил он за мной.
В этот момент дверь приоткрылась и из кабинета вышла худенькая девушка, а показавшаяся за ней следом медсестра протянула руку, прося у меня направление и перебивая наш с Глебом и без того короткий разговор.
— Проходите.
Внезапно к кабинету подбежала женщина с улицы и, буквально отталкивая мою ладонь, впихнула свою обменную карту в руки медсестры.
— Здесь очередь, вообще-то, — ахнула я и поморщилась: от женщины несло не только сигаретами, но и перегаром.
— А у меня на восемь сорок пять талончик, — нагло произнесла она и попыталась оттянуть вновь задравшуюся майку.
— Ну так надо было вовремя приходить, — не унималась я.
Медсестра все это время разглядывала то меня, то женщину, то Глеба. Мужчина же хмурился и усиленно молчал. По его выражению лица было понятно, что это давалось ему с трудом.
Глеб. День назад
— Кто это? — за спиной раздался голос Алины, пока я смотрел вслед удаляющейся девушке.
Она показалась мне знакомой, но мозг никак не мог выхватить мелькающую на задворках сознания картинку. Девушка тем временем забежала в кабину лифта. Волнистые волосы, заколотые в хвост, подпрыгнули в такт движениям своей хозяйки, и я приглушенно выругался.
От всей души так.
Олеся.
Два месяца назад в баре она как минимум выглядела старше. А сейчас я бы поставил под сомнение даже факт ее совершеннолетия. Слишком юной она казалась, а еще напуганной.
Да твою ж…
Достал телефон и быстро нашел в списке контактов начальника своей службы безопасности.
— Слушаю.
— Алексей, сейчас в центральном офисе в лифте поднимается девушка. Собери мне на нее информацию.
— Глеб, у нас, конечно, стоят в лифтах камеры, но…
— Делай что хочешь, — перебил я мужчину. — Хоть всю охрану за ней отправь, пока она из зоны видимости не пропала, но чтобы утром я как минимум знал, где она живет. Ясно?
— Понял, Глеб Александрович.
Скинул вызов и выдохнул. Возможно, я перегнул. Алексей был на пятнадцать лет старше меня и ровно столько же он работал на нашу компанию и семью.
— Глеб, что происходит? — вкрадчиво спросила Алина, положив ладонь мне на плечо.
— Пока не знаю, — натянуто улыбнулся и двинулся к машине. — Поехали.
Довез Алину до дома, так ничего ей и не объяснив, и через час получил от Салитова сообщение с адресом Олеси и заверением, что завтра к обеду у меня будет вся остальная информация по девушке. Только вот отдохнуть нормально у меня не получилось: проворочавшись полночи, я пытался проанализировать новую информацию.
В слова Олеси не верилось, но в то же время я не понимал, какой смысл ей врать. Если она говорила об анализе, значит, его действительно можно сделать.
Потёр переносицу и, вытащив из-под головы подушку, накрыл ей лицо, надеясь, что так я перестану думать. Но вместо этого голову стали посещать воспоминания, подкидывая картинки одна откровеннее другой. Я почти десять лет не допускал случайных связей, только проверенные любовницы, желательно на более-менее длительный период, а в тот день не смог устоять. Забрел в обычный бар, желая отвлечься после изматывающих переговоров и не встретить знакомых, а в итоге за столик ко мне подсела зеленоглазая худенькая красотка с обворожительными кучеряшками и таким умопомрачительным размером груди, явно настоящей, что я решил забыть о собственных привычках хотя бы на ночь.
— Вот и забыл, — усмехнулся в подушку и вернул ее на прежнее место.
Если девушка действительно была беременна, и беременна от меня, то ничего хорошего из этого не выходило. Как минимум потому, что тут попахивало подставой.
Утром я впервые за долгое время опоздал на работу, точнее, решил вообще не ехать в офис, а отправился к Олесе, которая, как выяснилось позже, совсем не по счастливому обстоятельству как раз вышла из подъезда. Приедь я на пять минут позже, и мы бы разминулись, а она сделала бы в итоге УЗИ в той гребаной дыре.
Я ненавидел всевозможные больницы и поликлиники с детства, потому что именно там, на работе, все время пропадала мама.
Как раз ей я и решил позвонить, усадив девушку в машину. Даже если Олеся была аферисткой, то ей все равно нечего было делать в таком месте.
— Привет, мам.
— Милый, началась третья мировая, а я не знаю? — усмехнулась она в трубку.
— В смысле? — нахмурился я и посмотрел на Олесю сквозь лобовое стекло. Девушка внимательно меня изучала и, столкнувшись со мной взглядом, тут же опустила голову и начала разглядывать худющие коленки. Она опять выглядела жутко молодо, радовало лишь то, что не будь ей восемнадцати, вряд ли бы ей спокойно выдали направление на УЗИ. Хотя… Зажмурился и попытался вслушаться в мамину речь.
— Ты никогда не звонил мне в это время. С работы, — спокойно ответила она и уже серьезно добавила: — Что-то случилось?
— Ничего такого. Мам, скажи, у тебя есть в клинике гинекологи?
— Конечно.
— А те, которые УЗИ делают?
— Милый, УЗИ чего?
— Беременного живота, — выдал первое, что пришло в голову, — в смысле ребенка. В общем, те, кто по этому всему.
Я ненавидел плавать в какой-либо теме. А сейчас я не то что плавал — я тонул от недостатка информации.
— Глеб? Я должна знать что-то ещё?
— Нет. Пока мне нужно только УЗИ — какое-то там важное, где смотрят ребёнка на отклонения, — и кровь на…
— На генетику. Да-да. Это что же, у той блондинки, которую ты мне так и не представил, уже такой большой срок, а ты молчал?
— Мама, — рыкнул я, — при чём тут Алина?
Сама мысль о том, что моя нынешняя любовница могла быть от меня беременна, вызвала внутри стойкую неприязнь. Обернулся и опять посмотрел на Олесю. Ее же возможная беременность пробуждала во мне бурю всего, но только не отторжение. Мне хотелось для начала все прояснить, но негатива к девушке не было.
Олеся
Наверное, увидев, как моя крошка пыталась сосать свой пальчик, я наконец-то осознала, что опять беременна. Мариша тоже так делала, только не на первом скрининге, а на втором, а еще она постоянно икала, это было так хорошо заметно на экране и чувствовалось изнутри. Правда, в муниципальной поликлинике экран был в два раза меньше да и видимость не настолько четкая. А может быть, я просто забыла. Ведь это было чуть больше года назад.
После того как врач-узист закончила меня смотреть, мы с Глебом спустились на первый этаж, как позже выяснилось, в процедурную, где кровь взяли не только у меня, но и Вавилова.
— Устала? — слабо улыбнувшись, спросил он, выйдя следом за мной из кабинета и придерживая на сгибе локтя ватку.
— Нет-нет, — замотала я головой и растянула губы в улыбке. Надо было прекращать его бояться. Ничего плохого Глеб мне не сделает, это стало очевидно после его поддержки и после того, как он пошел со мной на процедуру УЗИ. — Знаешь, я уверена, что до сих пор стояла бы в очереди или только-только вышла бы из кабинета, — усмехнулась и попыталась вложить во взгляд и в улыбку всю свою благодарность.
Я прекрасно понимала, что мужчина мог отреагировать иначе… Совершенно иначе. Например, как Артем. Ведь я и его звала когда-то на УЗИ. По собственной глупости и наивности я надеялась, что он растрогается и изменит свое отношение. Я надеялась, что он пожалеет о том, что хотел избавиться от ребенка, и в какой-то момент своей жизни, наверное, была готова простить ему и это, лишь бы у моей крошки был любящий папа. Тогда же я и спустилась с небес на землю окончательно. Артем обозвал меня безмозглой дурой, узнав, что ребенок все еще во мне, и пригрозил, что ни копейкой не поможет.
«Больно надо», — решила я тогда и ни разу не передумала. Лучше я откажу себе в чем-то, чем возьму деньги у этого недомужчины. Только вот когда у Мариши резался первый зубик, я сильно испугалась и смалодушничала, не нужно было ему звонить. Никогда-никогда.
Глеб другой.
И, возможно, это было подло с моей стороны, но я радовалась, что попала в такую ситуацию именно с ним, что хотя бы моему второму ребенку повезло с отцом. Надеюсь.
У Вавилова шумно завибрировал телефон, и мужчина, хмуро посмотрев на экран, легонько приобнял меня за талию.
— Пойдем на улицу уже. Мне ответить нужно, — сказал он сухо, хотя и вовсе не должен был оправдываться передо мной.
На этот раз я села в большой черный внедорожник намного смелее и не сжимала ладонями колени от страха. Глеб даже не представлял, насколько важный и неоценимый поступок он сделал, пройдя вместе со мной в кабинет УЗИ.
Водительская дверь распахнулась, и мужчина залез внутрь, наполняя салон ароматом своего парфюма. Сейчас запах цитрусов и морской свежести действовал на меня расслабляюще. Я вдохнула глубже и на секунду прикрыла глаза. Это надо же было настолько накрутить себя, что даже не обратила внимания на запах мужчины прежде.
— Олеся, продиктуй мне свой номер, — хрипло проговорил Глеб, и я тут же вернула внимание к нему, выплывая из бесконечного вороха своих мыслей.
Я по памяти надиктовала свои цифры, глядя, как красивые длинные пальцы Глеба пляшут по экрану его телефона.
— Прости, у меня очень срочная встреча образовалась, и ее никак не отложить. — Мужчина запустил ладонь в волосы, ведя по ним пальцами, взъерошивая свою и без того беспорядочную прическу. — Я как освобожусь, тебе наберу, и мы обязательно поговорим, хорошо?
Вавилов удержал мой взгляд, словно дожидаясь согласия. Я кивнула, хотя считала, что мой ответ и так очевиден.
— Прекрасно, — тихо произнес он и, надев солнцезащитные очки, завел машину.
В дороге я украдкой рассматривала Глеба. Если, пока мы ехали туда, я боялась его реакции и потому даже не поднимала взгляда в его сторону, то теперь я вволю налюбовалась красивыми ладонями и загорелыми руками с рельефно очерченными мышцами и жгутами вен.
— Постарайся сегодня вечером ничего не планировать, — мягко попросил мужчина, припарковавшись у моего подъезда.
Я кивнула, слабо улыбнувшись, хотя хотелось во все зубы, потому что с трудом сдерживала восторг, боясь, что Глеб меня неправильно поймет.
Хотя как иначе?
Я, не осознавая того, начала на что-то надеяться. И даже сама про себя боялась озвучить появившиеся в моей голове мысли.
Домой я зашла на цыпочках и оказалась права: Карина тихо приоткрыла дверь комнаты и прошмыгнула в появившийся зазор.
— Где-то минут сорок спит, — прошептала подруга, потягиваясь, и начала отчитываться: — Плакала, только когда проснулась. Кашу поела хорошо, воду пила плохо. Молоко, которое ты сцедила, пить не захотела.
— Как всегда, — улыбнувшись, разулась и пошла в комнату.
Глянула на свою крошку, впитывая в себя ее умиротворенное выражение лица, и пошла на кухню. Карина не спешила уходить и ждала меня, сидя за столом. Глаза девушки блестели интересом, а ногти отбивали чечетку по стеклянной столешнице.
— Это ты? — ахнула я, только сейчас понимая, как именно нашел меня Глеб.
— Не мели чепуху. Я просто видела вас в окошко, — отрезала она тут же, — поэтому я понятия не имею, откуда он здесь взялся. Но хоро-о-ош. Как же хорош-то.
Глеб
Раздался противный писк телефона, который раздражал каждую мою клеточку, а следом и голос секретаря:
— Глеб Александрович, к вам пришла Оксана Борисовна.
— А почему она стоит в приемной? — рявкнул и подорвался из-за стола навстречу матери.
— Она сама попросила вас предупредить, — долетел писк из динамика, но я уже дернул дверную ручку.
Мама сидела на диванчике и задумчиво разглядывала свои руки. Ох уж эта ее тактичность.
— Почему не предупредила, мам?
— Сама не знала, что так скоро все будет готово, — серьезно произнесла она, оглядев меня внимательным взглядом своих голубых глаз.
Я шумно сглотнул, надеясь, что моей внезапной растерянности никто не заметил, и, быстро пройдя через всю приемную, подал матери руку.
— Быстро, — произнес сразу же, как дверь за нами закрылась.
— Я после твоего звонка связалась со специалистами лаборатории и доплатила им за скорость.
Протянул руку, указывая маме на бордовый кожаный диванчик, стоящий близ небольшого столика, за которым я обычно обедал, когда задерживался подолгу в офисе. Она поморщилась и, мотнув головой, двинулась в сторону моего рабочего стола.
— Я ненадолго, — тихо произнесла мама, присев на стул, а я не стал возвращаться на свое место, прислонился к краю стола рядом с ней и, сложив руки на груди, начал за ней наблюдать. Она достала из сумки белый конверт и положила его на столешницу.
— Пф-ф, чистый белый конверт. Как-то это слишком театрально.
— Милый, — поморщилась мама, — не переигрывай. Можно подумать, что то, что происходит, не настолько театрально. А тебя смутил лишь белый конверт.
— Ты не права, — ненадолго прикрыл глаза, пытаясь не поддаваться вспыхнувшему раздражению, которое меня не покидало уже двое суток. Ровно с тех пор, как отвез Олесю домой. Сперва это было свербящее чувство недосказанности и неопределенности. Чуть позже эти безобидные ощущения переросли в желание придушить одну завравшуюся дрянь. Иначе высказаться по поводу этой мошенницы я не мог. Двух мошенников. Двух.
В офис в тот день я так и не попал. После внезапной, но плодотворной встречи я вернулся домой, сходил в душ и, уже переодевшись, собирался звонить Лесе, но именно в этот момент заметил сообщение, прилетевшее на личную почту.
Информация о Сорокиной Олесе Игоревне.
Решив, что у меня еще есть время, взял макбук и приземлился на диван. Я надеялся узнать что-то полезное. А на деле уже второй абзац произвел на меня эффект разорвавшейся бомбы. Причем повреждены были лишь мои мозги и, кажется, что-то в груди.
Олеся была круглой сиротой, ее родители погибли в аварии, когда ей не было и четырех. Воспитывали ее дедушка и бабушка. Но теперь и их не было в живых — дед Олеси умер четыре года назад, бабушка два, как раз тогда, когда девушка оканчивала школу и ей уже было восемнадцать. Марина Анатольевна до самой смерти трудилась заведующей на кафедре в том же институте, куда поступила и Леся, но вместо того, чтобы перейти на второй курс, девушка ушла в академ.
— Очень интересно, — задумчиво потянул и продолжил чтение.
Двадцатого ноября прошлого года у Олеси родилась дочь.
Это предложение я перечитал четыре раза, так и не осмыслив его. Правда, когда увидел в графе отец знакомое имя, картинка сложилась. Все детальки выстроились сами собой: и почему незнакомка подсела именно ко мне, и почему она так быстро сбежала, и даже то, как она вдруг забеременела лишь от одного.
Раз-то был не один, и совсем не со мной.
Нестерпимо сильно захотелось поехать к девушке и вытрясти из неё всю правду, да только она действительно была беременна, а значит, с ней нужно обращаться аккуратно Прижать к стенке Артема — идеальный вариант, но… Благоразумие взяло надо мной верх, я решил сначала все прояснить и только потом решать, что делать с нерадивым братцем, который нашел новый способ тянуть из меня деньги. Пришлось рассказать обо всем маме, точнее, выяснить у нее, насколько высока вероятность спутать ребенка брата с моим. Мама надо мной посмеялась и ответила, что такой вероятности нет, но в лабораторию нужно позвонить и предупредить, чтобы они сделали расширенный анализ. На всякий случай…
— Ладно, — тихо, но очень спокойно, будто призывая и меня к тому же — успокоиться, произнесла мама, прерывая поток моих воспоминаний. — Я пойду. Думаю, ты дальше сам.
— Стой. Тебе что, неинтересно? — Я тут же схватил конверт со стола и разорвал. Я ошибался, думая, что он весь белый, на нем была печать, видимо клиники, в которой делался анализ. — Словно секретные документы. Коды, шифры и пароли, — усмехнулся я и достал лист. Из написанного на нем я ни черта не понял — то ли не смог, то ли не захотел. Сунул бумагу маме в руки и тут же, обойдя стол, практически упал в собственное кресло. — Я думаю, ты должна в этом больше понимать.
Мама поджала губы и начала внимательно изучать бумагу. Да, она была недовольна. Еще бы. Ведь она уже успела нарисовать в своем воображении столько планов на будущего внука или внучку, а тут такой облом в виде Артемки.
— Что ж… Даже не знаю, поздравить тебя или нет, — сухо сказала она. — В такой ситуации трудно предугадать, — мама сложила листок вчетверо и задумчиво посмотрела на меня, — ты разговаривал с девушкой?
Олеся
На экране телефона начал мигать уже второй входящий вызов, и я его сбросила, продолжая укачивать дочь. Мариша жадно глотала молоко, присосавшись к груди, но засыпать не спешила.
— Ш-ш-ш… Спи, моя хорошая, — произнесла шепотом и, поднявшись с дивана, начала подкачивать ее на руках. Марина прикрыла глазки на пару секунд, затем опять их распахнула и начала меня внимательно рассматривать, продолжая делать шумные глотки.
Телефон, оставшийся на ручке дивана, завибрировал вновь, и я, с трудом дотянувшись до него, нажала на отбой. Практически сразу же послышался дверной звонок. Словно тот заело — громкий раздражающий звук никак не прекращался. Я попыталась отнять Марину от груди, все равно доча еще не спала, но она вцепилась в нее сильнее, не отдавая, даже ладошками сжала ее и, кажется, готовилась вот-вот в случае неудачи заплакать.
Дверной звонок все еще шумел, и я начала подозревать, что его не заело, а просто пожаловал кто-то настырный. Тот, кто оставил уже три пропущенных на телефон. Еще раз посмотрела на дочь, та внимательно меня разглядывала и даже молоко стала глотать тише.
— Сам виноват, — грозно выпалила я, скорее, самой себе и пошла открывать.
Подойдя к двери, приподняла колено, перенося на него часть веса малышки, отняла от нее руку и щелкнула замком, тут же вернула руку на место, опустила ногу и, недовольно буркнув:
— Закроешь сам, — поспешила скрыться в квартире, пока Глеб ничего не успел разглядеть. Но, судя по тому, насколько зависшим выглядело его лицо, мужчина успел рассмотреть все, что мог.
Опустившись на диван, я заметила, что Марина прикрыла глазки, — видимо, мои хождения по квартире с ней на руках успокоили ее. Погладила дочу по темным волосикам и поняла голову
Вавилов стоял на пороге комнаты и все еще смотрел на меня как баран на новые ворота. Я недовольно качнула головой, надеясь, что он заметит это движение. Но куда там. Все его внимание было сосредоточено куда ниже моей головы. Мужчина не то что смотрел, он пялился на то, как Марина пила молочко. Для полноты картины Глебу не мешало открыть рот так, чтобы челюсть упала на пол, как во многих американских мультиках.
В этот момент я ни капельки не боялась мужчину — то ли дело было в том, что мы находились на моей территории и в такой дурацкой ситуации, то ли в том, что я смирилась с тем, что он не позвонит, и, отпустив это, поняла, что мне не было смысла его бояться. Ну в конце концов, что он мог сделать? Это только в скандальных телешоу олигархи отбирали детей у своих любовниц. А тут… Если он не звонил, то и ребенок ему не особо важен… Я успокоилась за эти дни.
И вот Вавилов здесь. Впору опять начинать бояться, но глупый вид мужчины никак мне в этом не помогал. Глеб бесшумно сглотнул, но его кадык дернулся с такой силой, что по моим рукам побежали мурашки.
Брысь, предательницы.
Дочь наконец-то насытилась молоком и, расслабившись, выпустила изо рта свое любимое лакомство. Она уснула. Теперь нужно было ее переложить в кроватку. Я опять подняла голову, на этот раз взгляд мужчины буквально бегал по моему лицу. Глеб часто дышал и выглядел потерянно.
— Выйди, — шепнула я тихо, практически одними губами, но он услышал.
Либо просто увидел, кивнул и, резко развернувшись, покинул нашу с Маришей комнату.
Я аккуратно переложила дочь в кроватку, накрыла ее одеяльцем и, защелкнув лифчик для кормления, запахнула полы халата на груди. Тут же затянула пояс и, глубоко вдохнув, приложила ладони к щекам, те горели настолько сильно, что я, наверное, была похожа на помидор. Легонько похлопала себя по лицу и вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Вавилов дожидался меня на кухне, на Каришином месте, и крутил в ладонях панду, вышитую сегодняшним утром.
— Красиво, — задумчиво протянул он, не оборачиваясь.
Как только услышал, что я на кухню зашла?
— Спасибо, — быстро ответила и юркнула вглубь помещения мимо мужчины. Слишком тесно здесь было вместе с ним. — Может быть, чай? — вежливо поинтересовалась, набирая в чайник воды.
— Нам пора, — сипло и почти по слогам произнес мужчина.
— Ты же видел, — я развернулась, оставив чайник на краю раковины, — я не одна. И я не могу никуда сейчас пойти.
Глеб кивнул, продолжая изучать черно-белую панду.
— Где ее отец? — спросил мужчина, и я заметила, как крепко он сжал челюсти после этого вопроса. Не мог же он подумать, что?
Че-е-ерт…
— У нее нет папы, — затараторила я, словно оправдываясь, — и никогда не было. Он поучаствовал в ее создании и один раз даже потрудился на нее взглянуть — кажется, когда ей было три месяца. — Я не понимала, зачем все это несла почти незнакомому человеку, но чувствовала какую-то отчаянную необходимость перед ним оправдаться.
Глеб перестал разглядывать брошку и поднял голову, его тяжелый взгляд ненадолго задержался на моем лице, а затем мужчина еле слышно произнес:
— У тебя вода проливается. — И, кивнув за мою спину, отвернулся.
Черт.
Хлопнула ладонью по выключателю, вылила лишнюю воду из чайника, оставив лишь половину. Поставила его на подставку и включила, затем схватила голубую бамбуковую тряпочку для посуды и начала ей смахивать воду в раковину. Руки подрагивали, а вместе с ними дрожала и тряпочка. Вместо того чтобы выжать ее, я кинула ее комком на дно раковины и уперлась ладонями в столешницу, опуская голову и прикрывая глаза.
— Роды? — не глядя на меня, спросила женщина.
— Одни, — быстро ответила я и тут же поправила себя: — Вторые будут.
— Беременность?
— Тоже вторая, — тише ответила, внутренне сжимаясь и надеясь, что врач не задаст еще один коронный вопрос всех гинекологов, и тут же прозвучала именно ожидаемая мной фраза:
— Со скольки лет живете половой жизнью?
— С восемнадцати, — облизав губы, ответила ей и тут же скосила взгляд на Глеба, он сидел на соседнем стуле и задумчиво разглядывал круглый календарик-брошюру, которую взял на столе врача.
Обычно по таким штуковинам перинатологи расписывали графики предполагаемых обследований. Точнее, все обследования и сроки были там уже написаны, оставалось только покрутить картонку, чтобы в нужное окошко встала дата начала беременности, и тогда во всех остальных появлялись нужные даты и сроки.
Я вздохнула с облегчением оттого, что Вавилов не прислушивался к словам врача, и продолжила отвечать на стандартные вопросы. Все было бы проще, если бы я принесла с собой не только обменную карту, но и ту, которую на меня завели в женской консультации. Возможно, и анализы сдавать бы не пришлось, но мне опять выдали уйму направлений на кровь и прочее.
— А теперь давайте поговорим, — выдохнув, женщина сложила ладони на столе и внимательно на меня посмотрела. — Я в очень редких случаях веду беременность с таких маленьких сроков. Обычно лишь после тридцатой недели, но, возможно, так будет лучше: чем раньше ко мне обращаются роженицы, тем им проще довериться мне во время родов.
— Вы принимаете роды? — удивленно спросила я и только тогда поняла, к чему именно вела женщина.
Ну конечно, в нашей женской врач-перинатолог всегда был один, а роды принимал кто-то другой, с кем повезет и в чью смену попадешь.
Здесь же…
Я опять осторожно глянула на Вавилова, но тот по-прежнему крутил в руках календарик и то ли совсем нас не слушал, то ли старательно делал вид.
Здесь были связи и деньги.
— Да, я буду принимать у вас роды. Если, конечно, никаких форс-мажоров не случится, но не будем об этом. Давайте пока разберемся с тем, что есть. Судя по УЗИ, у вас все хорошо, но я бы посоветовала вам бросить кормление. Понимаете, приход молока сопровождается сокращением матки, а это может спровоцировать угрозу выкидыша.
— Что? Как бросить? — Я сжала ладонями колени и чуть спокойнее продолжила: — Моя дочь еще слишком маленькая.
— Да, я все понимаю, — с теплой улыбкой кивнула женщина, — но многих с полгода переводят на смесь. В этом нет ничего страшного.
— Но сейчас же у меня все хорошо? Так?
— Так.
— Тогда я не понимаю, — замотала я головой. — За два месяца ничего не случилось, почему сейчас должно случиться? Тем более я читала, что многие кормят всю беременность, а после рождения кормят уже сразу двоих, и ничего страшного, — я начала частить, но, встретившись с мягкой улыбкой и с уставшим взглядом женщины, поняла, что занимаюсь ерундой, убеждая ее в чем-то.
— Олеся Игоревна, это рекомендации. Мы всегда стараемся максимально обезопасить течение беременности. Даже если нет никакой угрозы, лучше перестраховаться, — женщина говорила со мной, словно с неразумным ребенком, и я с трудом сдержалась, чтобы не ответить на ее высказывание с грубостью, но все же хотела отстоять свою точку зрения. Открыла рот, желая возразить, когда раздался голос Вавилова:
— Мы вас услышали, Елизавета Максимовна.
Я посмотрела на мужчину и, встретившись с ним взглядом, почувствовала, как сердце начало стучать в ушах. Вавилов смотрел на меня с решимостью. Черт! Не хватало мне только его тирании. Я упрямо поджала губы и отвела взгляд.
Мы с ним не перекинулись и парой слов. Вчера он сбросил сообщение с временем приема, а сегодня, стоило мне показаться из подъезда, он вышел из машины, поприветствовал меня кивком головы и открыл пассажирскую дверь.
Все.
Больше мы не общались. Весь путь до клиники мужчина смотрел на дорогу. Я тоже не спешила обмениваться с ним любезностями, но вопрос по поводу няни так и горел у меня на языке, грозя сорваться в самый неподходящий момент.
— Можно ли ей поднимать на руки ребенка, ведь, насколько я знаю, тяжести для беременных табу? — голос мужчины был холодным и задумчивым, а я мысленно пожелала ему заполучить несварение, лишь бы он только отстал от меня со своим контролем. Контролем, который он даже не пытался замаскировать под заботу.
— Вообще, да, три килограмма. Максимум пять. Но мы же с вами прекрасно понимаем, что ребенка, который еще не ходит, приходится часто носить на руках. Конечно же, это лучше минимизировать, но исключить нереально.
— И еще, я хотел у вас поинтересоваться, какой вред могли нанести ребенку противозачаточные таблетки? — Мужчина вцепился взглядом в Елизавету Максимовну, словно это она сама наносила тот самый вред, а я прикрыла глаза, желая провалиться сквозь землю. Или еще дальше.
— Существенный, — сухо ответила женщина и, судя по всему, тут же обратилась ко мне: — Как долго вы принимали таблетки?
Я так и не открыла глаза. Мне было страшно говорить правду при Глебе, и в то же время я прекрасно понимала, что соврать врачу не могу.
Вавилов поймал меня лишь на улице. То ли я двигалась слишком быстро, то ли мужчину кто-то задержал.
— Посмотри на меня, — тихо сказал Глеб, поймав меня за руку. — Тебе действительно плохо?
Я несколько раз моргнула, пытаясь прогнать набежавшие слезы, и посмотрела на Вавилова. На первый взгляд он не выглядел злым. По крайней мере, не таким, каким я ожидала его увидеть, мужчина был задумчив и даже слегка обеспокоен. И только потом я вспомнила, что бросила перед уходом про нехватку воздуха. Неужели он и правда переживал? Я нахмурилась и качнула головой, а затем в который раз ему соврала, серьезно опасаясь, что это войдет у меня в привычку.
— Сейчас все хорошо, голова немного закружилась. У меня просто пониженное давление, особенно сейчас. Из-за беременности я позволяю себе всего одну кружку кофе в день. Вот и результат. — Я пожала плечами.
Как там говорят? Подкрепите ложь правдой, и никто ее не отличит. Даже я сама поверила, что у меня действительно кружилась голова.
— Об этом нужно было сказать врачу, — хмуро добавил Глеб.
— Нет-нет, в этом нет ничего опасного. С Маришей было так же. — Я натянуто улыбнулась и переступила с ноги на ногу, не зная, куда деваться от его изучающего темного взгляда.
Мужчина кивнул и отпустил меня.
— Тогда подожди здесь. Я заберу все, что мы забыли у Елизаветы Максимовны, и отвезу тебя домой, — Вавилов говорил спокойно, и я понадеялась, что он не обратил внимания на мой выпад и мои слова в кабинете. Как оказалось, зря.
Стоило нам только подъехать к моему дому, как Глеб заглушил мотор. По его недовольному виду сразу стало понятно, что он не собирался меня провожать.
— Сама расскажешь? — спустя, казалось бы, целую вечность тишины, усмехнулся Вавилов. — Или мне тебя начать пытать?
— О чем?
— Обо всем, Олеся. — Мужчина постучал пальцами по рулю. — Как ты вышла на меня. И зачем тебе это нужно. Хотя ответ на второй вопрос и так понятен, но все же…
— Я не выходила на тебя, — выпалила обиженно. — Просто… Просто так получилось.
— Как так? Как ты меня тогда нашла, если все это случайность?
— Ты приходил в тот бар. Опять, — упрямо продолжила.
Я не хотела ему всего рассказывать, но если был малейший шанс на то, что он изменит свое мнение обо мне, то нужно было попробовать. Потому что мнение это было далеко от радужного.
— Приходил, — ответил он недовольно и на секунду отвел взгляд, словно его поймали за чем-то постыдным. — И что с того?
— Я не с того начала, — сделала глубокий глоток воздуха, пытаясь прибавить себе решимости, но все это было бесполезно. — У меня есть лучшая подруга, она крестная мама Мариши. Так вот, она, можно сказать, взяла меня на слабо.
Вавилов приподнял брови и опять усмехнулся, а мне захотелось вцепиться ногтями ему в лицо, лишь бы он перестал так на меня смотреть.
Его взгляд так и кричал: «Ну, давай, говори-говори, что ты там придумала. Послушаем…»
Я отвернулась, уставилась на ветки сирени, растущей у моего подъезда. Она скоро отцветет, но пока еще радовала взгляд своими цветочками. Я ненавидела ее запах, но именно внешне кустарник мне нравился из-за своего цвета.
— У меня никого не было, кроме отца Мариши. — Я уже не ждала, что Глеб поверит, просто решила рассказать все как есть, хотя бы пока он меня слушал. Ведь вчера Глеб и этого делать не стал, лишь раздал указания и ушел. — Первая любовь, все дела, — хмыкнула я, — Он предложил мне избавиться от ребенка сразу же, как узнал о беременности. Даже денег пытался дать на это. — Прикусила губу, чтобы сдержать всю ту злость, которая рождалась во мне от этих воспоминаний. — В общем, это все не настолько важно. Я вычеркнула его из своей жизни сразу же. Я любила свою дочь и жила только ей. Больше мне никто не был не нужен. Но Карина – это моя подруга, — тут же пояснила я, все еще не отрывая взгляда от сиреневых цветочков. Так было действительно проще не видеть взгляда мужчины. — Она долго доводила меня, что я закрылась в себе, разучилась получать удовольствие от жизни и так далее. В конце концов она поставила мне ультиматум, что не станет больше помогать с Мариной, пока я кем-нибудь не развлекусь. — Я усмехнулась, вспомнив боевой настрой Карины. Конечно же, она такого не сделала бы, но речь ее в тот день была угрожающей. Почти. Возможно, кто-то другой и поверил бы ей, но не я. — Понятно, что дело не в подруге, но она осталась с дочкой, а я пошла в бар, где Карина работает, и увидела там тебя. Не буду врать, ты меня чем-то привлек, и я, словно под действием адреналина, решила: а почему бы и нет.
— То есть ты не знала, кто я, когда подошла ко мне? — хрипло спросил он, и я обернулась.
Когда встретилась с ним глазами, по телу пробежала волна мурашек. Взгляд мужчины одновременно пытался меня просканировать с ног до головы и в то же время затягивал меня в свою пучину. Не давая ни единого шанса остаться на суше.
— Не знала, — мотнула головой, с трудом отведя взгляд. — Но я успела тебе сфотографировать и выслать подруге фото, — выдавила из себя признание. — Да, поступок глупый, но мы с ней переписывались все время, что я пыталась «отдохнуть». Слово за слово… Я написала, что увидела симпатичного мужчину, и…
Вернувшись домой, я тихонечко разулась, помыла руки и пошла в большую комнату.
— Ну как вы тут? — улыбнулась, наблюдая за тем, как подруга, лежа на полу, разглядывала вместе с Маришей большой шар со всякими побрякушками на нем.
— Леся! — Карина тут же подскочила и уставилась на меня горящими глазами. — Она села! Сама, представляешь? — зачастила подруга. — Без ручек на этот раз и так ровненько спинку держала.
Я довольно улыбнулась.
— Ах ты, — заголосила Кариша, — я-то думала, это было в первый раз. Почему ты мне не сказала, что моя морковочка научилась хорошо сидеть?
— Она всего один раз так делала. — Я шагнула в комнату, чмокнула подругу в щеку и опустилась к дочери на цветастый детский коврик со зверушками. — Позавчера, Кариш. Я действительно забыла тебе сказать. Мне тогда Глеб прислал сообщение, я разозлилась, весь вечер останавливала себя ответить ему глупость и забыла тебе сказать.
— Ясно, — протянула девушка, нагнулась и поцеловала Марину в макушку, — я тебя завтра обо всем расспрошу, хорошо? — виновато протянула она. — Мне уже через полчаса на смену, а я не ужинала еще.
— Блин, Карин, прости. Беги, конечно.
— Да все нормально, — отмахнулась она, — что у нас завтра? Если надо…
— Нет-нет, моя хорошая. На завтра у меня никаких планов нет, — широко растянула губы в улыбке, окончательно понимая, что Вавилов на меня плохо влияет. Я стала часто врать. И не только ему, но и подруге. Первый раз за все наше с ней знакомство длиною в нашу с ней жизнь. — Отсыпайся и забегай. Мариша как раз спать будет, и я тебе все расскажу.
— Океюшки. Люблю вас, девочки. — Карина отправила нам с дочерью воздушный поцелуй и побежала в коридор.
— Ну что, Мариш? — спросила я у дочери после того, как услышала хлопок двери. — Сходим завтра вместе, да? Тебе уколы ставить не будут, — взяла на руки дочь, поднимаясь вместе с ней, — обеща-а-аю. — Поцеловала ее в висок и зашептала, даже не надеясь на то, что она поймет: — Сама понимаешь, если бы Карина только услышала, что мне надо куда-то идти, пришла бы сразу после работы и не выспалась бы.
Наутро к назначенному времени меня действительно ожидала машина с водителем. Я села на заднее сиденье, Мариша висела на мне в эрго-рюкзаке, так что руки у меня были свободны. Водитель если и удивился, то вида не подал, лишь произнес название клиники, видимо так деликатно уточняя, нужная ли пассажирка села к нему в автомобиль. Я подтвердила конечный пункт назначения — именно там мы с Глебом были в первый раз, когда делали УЗИ, — и погладила дочь по спине сквозь бирюзовую ткань рюкзака. Марина, прислонив голову к моей груди, внимательно смотрела в окно, сонно хлопая глазками. Она любила такой вид путешествий, но укачивалась еще быстрее, чем в коляске. Обычно я не успевала пройти и пятидесяти метров до ближайшего продуктового супермаркета, как она засыпала.
Потому, когда я зашла в клинику, дочь сладко сопела. Я подогнула колени, чтобы выхватить чистые бахилы из специальной корзины. Потом, присев на скамью, надела их. Единственный минус всех этих слингов, рюкзаков и «кенгуру» — с ними особо не понаклоняешься. Теоретически, конечно, можно, ребенок никуда не вывалится, особенно в моделях с высоким подголовником, но, когда Мариша спала, я старалась делать резкие движения по минимуму.
Все нужные анализы сдала настолько быстро, что сама себе не поверила. Так странно было уже во второй раз проходить в процедурный кабинет, не видя перед ним километровую очередь из будущих мамочек.
— Спасибо, — приглушенно поблагодарила медсестру и двинулась в сторону входа, случайно не удержала дверь и хлопнула ей слишком громко. Марина завозилась и приоткрыла глазки.
Я остановилась в узком коридорчике, отойдя лишь на пару шагов от процедурной, и, приобняв дочь через рюкзак, начала раскачиваться из стороны в сторону.
— Тише, тише…
Марина тут же причмокнула и закрыла глазки. Именно в этот момент резко распахнулась другая дверь, на которую я не обратила никакого внимания, и ее ручка больно впечаталась мне в спину.
— Ай, — вскрикнула я от неожиданности, а засыпающая дочь то ли от испуга, то ли из-за того, что кто-то умудрился перебить ее сон, заорала так, словно ее убивали или отбирали любимый пульт.
— Ох, простите, — запричитала женщина, вылетевшая из кабинета.
Я, не обращая на нее внимания, начала успокаивать дочь, продолжая ее подкачивать и все еще ощущая отголоски боли чуть пониже левой лопатки. Сильно меня приложили. Синяк точно будет.
— Да как же так, — продолжала проявлять участие женщина, — пойдемте, девушка. — Она приобняла меня, положив ладонь на другой бок, и подтолкнула. — В этом узком коридоре невозможно находиться, пойдемте.
Через каких-то три шага, сразу за поворотом, оказалась большая зона отдыха или ожидания – я понятия не имела, как правильно назывался такой коридорчик с кожаными диванчиками, бойлером с водой и стопкой одноразовых стаканчиков, растениями в кадках и широкими окнами.
Здесь не было ни души и стояла бы могильная тишина, если бы не крик Мариши. Я начала усиленнно успокаивать дочь, все еще не обращая внимания на женщину. И когда Марина перешла на всхлипы, а затем все же уснула, я подняла голову, ожидая, что никого не застану. Но женщина все еще была здесь и с широкой улыбкой меня рассматривала. Ее ладони были сложены в замок так, словно она этими самыми руками себя держала, лишь бы не подойти ближе. На ней был красивый серебряный брючный костюм, в котором и на улицу выйти не стыдно, мало кто смог узнать бы в этом костюме форму медицинского работника. Женщина показалась мне знакомой.