Проводник Ада

Глава 1. Чёртово имение

ЛЮБОЙ ИЗ НАС МОЖЕТ СТАТЬ ПРОВОДНИКОМ АДА

Ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его. (Мф.13,19)

Был прекрасный сентябрьский вечер. Солнце клонилось к горизонту, заливая огненным светом всё окрест. В сухом, чистом воздухе пахло полынью и скошенной травой. Через огромное поле на закат двигалась телега, запряжённая облезлой старой клячей. Подводой управлял пожилой крестьянин, рядом с ним на небольшом ворохе сена полулежал молодой человек, одетый в казённую студенческую форму. Оперевшись на локоть и свесив босые ноги с края телеги, он грыз соломинку, напевая себе под нос весёлую французскую песенку. Студент был долговяз и худощав. Китель с брюками сильно измяты в следствии долгого путешествия без комфортных условий. Рубашка из белой превратилась в серую, воротничок смялся и на его краях и изломах появились тёмно-серые, а кое-где даже чёрные полосы. На голове лихо заломленная фуражка, из под которой торчали чёрные вихры. Рядом со студентом валялись ботинки распространяя непередаваемое амбре, но он не обращал на запах никакого внимания, наверное из-за долгого времяпрепровождения по вокзалам и станциям с не очень-то чистой средой у молодого человек отпала всякая способность различать какие-то ни было запахи. Недельная щетина на лице предавала ему вид интеллигента-бродяги, ищущего смысла и справедливости в устройстве государства, таких бродяг в то время было достаточно по всей империи. С правой стороны от студента стоял чёрный дорожный саквояж с университетским штемпелем на боку. Парень смотрел безразличным взглядом вдаль покачивая головой в такт ехавшей телеги.

Савелий, так звали студента, ехал домой в Кресты деревню, в которой родился и вырос, где давно уже не был. В последний раз приезжал три года назад, да и то на неделю. Мать с отцом совсем старые и он, единственный выживший ребёнок в семье помогал, чем мог. Но ученье отнимало уйму времени ещё дорога не близкая, с пересадками, а где и перекладными. Дорого и долго. Село, где жили его старики, находилось в верстах двадцати от Калиновки, до которой его согласился довезти мужичок. И вот он едет домой, как раз через ту деревню, где живёт и служит в местной церкви его давний друг, которого в миру звали Александром. Теперь он диакон Гавриил. Сколько раз в детстве Шурик гонял мальца по двору за неуместные с его точки зрения вопросы, которые, как казалось Саше, развивали ересь, но по разумению маленького Савы или как его ещё называл друг, Савл, в честь апостола Павла, они были совсем не такие. Например: «Ангелы дяди или тёти?» или «Кто создал Бога».

Когда Савелий подрос, его отдали в сельскую школу четырёхлетку. После её окончания мальчугана в десятилетнем возрасте родители отправили в реальное училище в город на курсы фабричного текстиля, где мальчик учился ещё семь лет. Там он узнал от старших, что есть возможность поступить в университет и изучить ещё массу новых дисциплин. В конце обучения Савелий выбрал самый дешёвый факультет педагогики в университете, находящимся в далёком от его села городе. Когда родители узнали о его решении продолжить образование далеко от дома, мать запричитала.

— Господи-и-и! Это ж куда тебя понесло-о-о! На кого ты нас с отцом на старости лет оставля-я-яешь! Аааааа! Нет, чтобы в городе на фабрике работа-а-ать, ему ещё учиться надо-о-о! Мы люди из просты-ы-ых, куда тебе в барины-то ле-е-езть!

— Не вой мать! — оборвал её отец. — Пущай едет. Авось в люди выбьется. Будет к нам в своей тарантайке приезжать, по тридцать целковых в месяц жалования иметь станет, да подарки тебе мать красивые возить будет.

После долгих рассуждений родители Савы согласились. Семья его была не богатой, так что пришлось собирать деньги в долг со всей округи. И поехал Савелий учиться. Учился он отлично, так что большую часть его обучали бесплатно, на средства попечительского совета. Но вот минуло пять лет и он пока свободен на целых полгода. Потом годовая практика, а там возможно столица, ведь у него свободный диплом с правом преподавания в частных школах по курсу естественных наук и материализма. Он отлично знал теорию Дарвина, мог рассказать о строении Вселенной, планет и звёзд. Был знаком с работами Джозефа Джона Томсона и был уверен в том, что в мире из ничего ничто не может появиться. Что мёртвая материя, просто так, без специальной среды, никогда не станет живой. Что живая материя со временем наоборот становится мёртвой. Что про душу у человека, это всё бред, ведь с точки зрения материалиста такое невозможно.

Мужик полез за пазуху, выудил оттуда фляжку, обтянутую рыжей кожей, вытащил из неё пробку, отпил глоток и повернувшись предложил.

— Будешь?

— Что там?

— А ты попробуй, — хитро прищурившись сказал крестьянин протягивая баклажку.

Студент, полагая, что там вино, не нюхая, сделал большой глоток. Тут же спазм перехватил горло. Савелий выпрямившись сел. Из широко раскрытых глаз потекли слёзы.

— Что это? — просипел он.

— Самопляc, — сказал довольный мужик забирая фляжку. — На закуси, — с этими словами он сунул парню краюху чёрного хлеба натёртого чесноком.

Хлопец стал жевать горбушку вытирая слёзы.— А воды нет? — спросил он.

— Есть. Держи, — сермяжник дал точно такую же ёмкость. — Тебя как звать-то? А то едем уже добрых полчаса, а так и не познакомились. Меня Богданом Вацловичем зовут. Можно дедом Богданом.

— Меня Савелий.

— Савелий? Не Шалимовых случайно будешь?

— Шалимовых. А вы откуда знаете?

— Про тебя вся округа знает. Мать твоя с моей соседкой из одной деревни были, замуж повыходили и разъехались. Встречаются иногда. Картузова её фамилия. Может знаешь?

— Нет, не знаю. В моей деревне с такой фамилией никого нет.

— Понятно. Так мать твоя всё хвастала, что сын её Савелий, выходит это ты, учиться поехал. А у подруги её, соседки моей тоже сын, твоего где-то возраста балбес, балбесом. Хотел жениться, да с нашими забулдыгами в запой ушёл. Потом его мать продавать что-то в наш город Щучинск послала, так он там три месяца где-то ошивался. Домой приехал без денег и торвару. Привёз какую-то бабу и мужиков двоих. Они у них с неделю пожили, потом пропали и он с ними. Так после этого приезжали жандармы, всё в доме перерыли. Дед его Аким по морде от них получил.

Глава 2. Навь

Савелий открыл глаза. Он лежал на полу, в полумраке большого помещения на боку, с неестественно подвёрнутой под себя рукой, которая сильно затекла и онемела. По комнате гулял прохладный ветер, врывающийся через разбитые окна, производя неясный, гудящий шум. При каждом новом порыве одна из фрамуг скрипела и стукалась о раму, создавая хлопающий звук, отдающийся в больной голове. С улицы доносились шелест листвы с мерным стуком дождя. Сильно хотелось пить. Савелий попытался облизать пересохшие губы. Он приоткрыл рот, но тут же почувствовал резкую боль. Сава языком дотронулся до губ. Они были все в запёкшейся крови, ко всему опухли и покрылись маленькими язвочками на повреждённых местах. Студент с трудом высвободил руку из под себя и вытянул её за спиной. Пальцы начало противно покалывать, вызывая неприятные ощущения. Глаза немного привыкли к сумраку. Савелий разглядел перед собой лежащий на боку стул, одна ножка у которого была сломана. Он протянулся к стулу и взявшись за ножку пододвинул его ближе. С помощью импровизированной опоры кое-как поднялся на ноги. Теперь можно было осмотреться. Судя по всему, Сава находился на первом этаже заброшенного дома в большом зале. Кругом царил невообразимый хаос. Всё, что могло быть опрокинуто, валялось на полу. Добротная мебель переломана. Разодранные полотна картин болтались клочьями в висящих на стенах рамах. Гипсовая отделка с прекрасными позолоченными фресками и лепниной кое-где отбита от стен. Савелий вспомнил разговор, произошедший накануне с диаконом.

— Ничего себе, крестьяне не тронули усадьбу, — подумал вслух студент. — Что же со мной произошло?

Савелий попытался вспомнить, как он оказался здесь, на полу с разбитым лицом. Но не смог, только голова разболелась сильнее, да и пить хотелось. Может, когда он вошёл, его кто-то ударил? Но кто? Может ночевал какой-нибудь беглый каторжник? Если это так, то его, Савелия, должны были ограбить. Студент полез в карман, в другой. Нет, всё на месте. Даже зажигалка, уж её бы точно украли, как-никак позолота с серебром. Что же всё-таки произошло? В тяжких раздумьях Сава, шатаясь поплёлся в прихожую, отделяющую зал от входных массивных дверей. Подойдя к выходу он оглянулся, но ничего не увидел, что могло прояснить его мысли. Савелий толкнул правую дверь рукою, но она не поддалась. Он толкнул левую. Тот же результат. Сразу вспомнились вчерашние разговоры об этом месте. Страх стал заползать в душу. Саве показалось, что кто-то крадётся у него за спиной. Студент ухватился за ручки и дёрнул на себя. Двери к его удивлению легко распахнулись. Сзади ветер стукнул пустой фрамугой о раму. Савелий в страхе пулей кинулся из дома, сбежал по крыльцу пробежав пару десятков метров и остановился с опаской оглянувшись. В тёмном проёме он никого не увидел.

— Вот дурак! — сказал вслух Савелий. — Сразу на себя надо было открывать, а то испугался, сам не знаю чего.

На улице моросил мелкий дождь, ветер раскачивал тяжёлые от влаги ветви деревьев. Студент снял фуражку, подняв лицо к небу с открым ртом. Мелкие капли оросили кожу и язык. Боль немного стихла. Прохладный ветер приятно обдувал больную голову. Сава постоял ещё немного, затем надев головной убор и подняв воротник кителя пошёл в сторону села через луг, несильно увязая в глинистой почве. Вот и роща. Дождь барабанил по листьям деревьев, стекая по ним тонкими струйками. Всё вокруг выглядело серым и унылым. Кроме шума дождя с ветром не было слышно никаких других звуков. Казалось, что эта дорога не закончится никогда. Саву начало знобить. Он натянул фуражку до самых ушей, застегнулся на самую верхнюю пуговицу, засунул руки в карманы брюк и прибавил шагу.

Вскоре кончился лес. Студент вышел на заросшую тропинку, которая вилась через поле. Перед ним в утреннем тумане терялось село. Капли сильнее начали барабанить по фуражке, стекая на козырёк, капая с него на замёрзший нос. Савелия начала бить крупная дрожь. Он пошёл быстрее. Впереди замаячила луковка церкви. Справа от неё начали проглядывать приземистые домики крестьян. Ветер донёс до него звуки просыпающейся деревни. Несмотря на унылую погоду, настроение у Савы начало подниматься. Спор Савелий выиграл, он шёл бодрой походкой в предвкушении того, какой произведёт эффект своим появлением. Вот кончилось поле. Студент прошёл околицу, свернул в сторону церкви и вошёл в церковный двор. Он бравурно подошёл к хибарке и толкнул дверь.

— Ну что, не ждали?! — радостно сказал Савка.

Но в постройке никого не оказалось.

— Странно, — опять подумал вслух Савелий. — Ведь договаривались.

Студент прошёл внутрь, заглянул под топчан. Там он нашёл бутыль с недопитым самогоном. Заглянул под стол. Ага, вот корзина с едой. Всё это поставил на стол. Взял глиняную кружку с полки, открыл зубами бутылку, налил и кривясь выпил. Боль обожгла израненные губы. Морщась студент откусил огурец, жуя присел на топчан. В голове начало всё упорядочиваться. Он доел огурец, закинул ещё пару слоёных кусочков сала в рот, закусив куском ржаного хлеба, убрал всё обратно на свои места, решив сходить во флигель, полагая, что все его провожатые там. Так и оказалось.

— А вот и я?! — громко произнёс он вваливаясь в хату.

— Чего надо, добрый человек? — приподняв голову спросил диакон.

— Это же я, Сава! — оторопел студент.

Гавриил сел, протёр глаза.

— Ступай мил человек, обознался.

— Как обознался? Это я, Савелий!

— Какой ещё Савелий? — удивился церковнослужитель.

Начали шевелиться лежащие на полу его провожатые.

— Кто это? — сипло спросил Иван.

— Да это я, Савелий. Мы ещё спорили, что я в усадьбе графа Полецкого переночую.

— Ты мил человек, наверное рехнулся, ночевать в усадьбе, — сказал Иван. — Да и рожа, вон вся побитая. Никак напился с кем-то, так они тебя и разукрасили. Постой, так ты городской? Вон и форма на тебе учебная.

— Да вы что, братцы? Это же я, Савелий.

— Слышали уже, — буркнул диакон. — Васька, покажи, где умыться-то можно. Негоже ему с такой харей здесь рисоваться.