Птичка для бандита

1

– Улыбайся, – отец хватает меня за скулы, больно сдавливая пальцами. Его взгляд полон презрения, как и мой в ответ.
Я не могу сопротивляться: знаю, чем закончится дерзость. Снова побои. Неделю я не смогу нормально двигаться, но это не освободит меня от работы. Придётся продолжать прибирать гримёрки у девочек. Они стараются помогать, но тоже боятся моего отца.

Сегодня я могу позволить себе чуть больше, но если сделка сорвётся – мне не жить. Отец живого места на мне не оставит.

– Я и так улыбаюсь, – дергаю головой, опуская глаза.

Рядом стоит мой братец и усмехается. Я не единственная дочь: у отца четверо детей, и только один сын. Этим он особенно гордится. Данил – его любимчик. Отец носится с ним, вводит в курс «бизнеса». А бизнес у отца один – продажа девочек. Как он любит повторять: «Секс – единственное, что будет продаваться всегда».

Может, я и избежала судьбы работать в борделе, но меня тоже продадут. Просто не за ночь, а под видом брака — чтобы отец укрепил свои позиции. Один из его партнёров присмотрел меня ещё в шестнадцать. Но папочка сказал: «Подождём до восемнадцати. Всё должно быть по правилам. Ты не просто девка, ты моя плоть и кровь».

Старшую сестру уже отдали за какого-то банкира. Она смирилась. Но я — не она.

Я бы сбежала от этого чудовища. Но не могу бросить младшую сестру. Кире всего двенадцать, и однажды её ждёт та же судьба.
Я не знаю как, но спасу её. Чего бы это ни стоило. Даже если для этого придётся выйти замуж за жирную свинью, которой почти пятьдесят.

– Ладно, – отец наконец отводит взгляд. – Готовься.

Он толкает меня к столику с косметикой, и я падаю на пол, ударившись о стул. Девочки вокруг замирают, словно боятся вдохнуть.

– Дайте ей что-нибудь полупрозрачное, чтобы Беркутов слюной захлебнулся, – бросает он и уходит.

Только после этого девушки подбегают ко мне и помогают подняться.

– Вика, ты как? – Камилла тревожно осматривает меня.
– Всё хорошо, – натянуто улыбаюсь.

– Не переживай, Беркутов не обидит. Он не такой уж плохой…
– Конечно, не плохой, – вмешивается одна из девушек. – Однажды он избил меня так, что я неделю работать не могла.
– От него вечно несёт, – морщится Мариса. – И руки всегда жирные… даже думать не хочу, от чего.
– Хватит! – перебивает Камилла. – Она дочка Шейха! Беркутов не посмеет обращаться с ней так, как с нами.

Я грустно усмехаюсь:
– Между мной и вами нет никакой разницы. Меня тоже продадут, как вещь. И никому не будет дела, что со мной станет.

– Слушай, – Камилла берёт моё лицо в ладони и смотрит прямо в глаза. – Мужики примитивны. Будь ласковой кошечкой, но не забывай про коготки. Никогда не позволяй себя обижать… и беги при первой возможности.

– Почему ты сама не сбежишь?
– Поверь, однажды так и будет, – Камилла улыбается. Хоть и на миг, но мне становится легче.

Она обнимает меня, и мы начинаем готовиться.

Мне делают укладку: длинные белые локоны мягко спадают на плечи. Чёрные стрелки подчёркивают голубые глаза, а красная помада завершает образ роковой красотки. Девочки помогают надеть длинное серебристое платье. Оно чуть просвечивает, но выглядит элегантно, не пошло.

Мы смеёмся и шутим, поём — хотя каждый звук больше похож на попытку отогнать страх. Эти девушки стали моей семьёй. Я выросла рядом с ними, они заботились обо мне. Свою мать я никогда не знала. У отца много связей, и все его дети рождены от разных женщин. Но все они исчезли, никто не знает куда. Только Марина, мать Данила, осталась и стала женой отца. Наверное, поэтому его и прозвали Шейхом, а бордель — «Мечтой Шейха».

– Ты готова, – Камилла улыбается грустно. Девушки тоже переоделись: на них обтягивающие платья, сетки, корсеты с перьями. Совсем не то, что на мне. Музыка в баре становится громче — гости уже идут.

– Ладно, дорогая, мне пора работать, – Камилла пытается скрыть слёзы.

Мне и самой хочется разрыдаться. Лучше бы я осталась здесь, рядом с ними, чем ехать в неизвестность.

– Может, сбежим прямо сейчас? – слова сами вырываются из меня.
– У тебя будет жизнь лучше, чем у нас. Обещаю, – она прикасается к моей щеке. Но я вижу: она и сама не верит этим словам.

– Ну что? Гости сами себя не обслужат! – врывается Данил. – Марш в зал! А ты, – он самодовольно смотрит на меня. – На сцену. Беркутов уже здесь. Пора показать товар.

1.1

– Иду! – Фыркает Камилла, несмотря на Данила, но не сдвигается с места, она смотрит на меня, так, словно прощается навсегда.

– Ты чё, шлюха! Не поняла? – Данил резко хватает Камиллу за предплечье и дёргает к себе, но она тут же толкает его в грудь, и тот в шоке отпускает её.

– Слушай, если я работать не смогу, сам сосать пойдёшь! – почти плюёт Камилла.

Сколько ни пытается Данил, но никак не может заслужить уважение у девочек. Все знают, что его мать такая же девочка из борделя ни чем не лучше их, а он находится в почёте у Шейха только за наличие яиц.

– Слышь, – Данил замахивается на Камиллу, и она инстинктивно съёживается. Я успеваю встать перед ней, и Данил бьёт меня по щеке, звонкий звук и жгучая боль поражает половину лица, чувствую вкус крови во рту.

– Ты что творишь! – слышу голос своего отца, а когда открываю глаза, вижу, как он отталкивает Данила и приближается ко мне с испуганными глазами, осматривает лицо со всех сторон. У него такой страх в глаза, что его можно даже принять за отцовскую заботу. – Ей на сцену через пять минут. Я уже Беркутову сказал! Ты дебил! Как она выйдет?

– Да ничего не видно же, – оправдывается Данил, дрожащим голосом. – Да она вообще сама.

– Ты придурок! – Шейх толкает Данила к выходу, смотрит на Камиллу. – Пошла отсюда! – Камилла выскакивает за дверь, бросив на меня прощальный взгляд. А Шейх смотрит пристально мне в глаза. – Что бы без фокусов, ты поняла меня? – я киваю, и он отступает, надменно улыбнувшись. – Хорошо выглядишь.

Он всё поглядывает на мою щеку. До сегодняшнего дня во мне всё ещё тлела надежда, что я смогу удачно выйти замуж и спасти младшую сестрёнку. Но теперь всё, кончено. Беркутов не тот, кто будет со мной церемониться, мне повезёт, если через год я ещё буду живой, а может, и наоборот не повезёт. Все девочки его ненавидят, он противный, вонючий мужик, пятидесяти лет, из-под сальной рубашки свешивается живот, в нём не меньше двухста килограмм, лысый с тремя подбородками, один из которых удобно располагается на его груди, когда тот садится.

Отец разворачивается и идёт к двери, открывает её, пропуская меня вперёд. В зале сегодня много гостей, отец специально заполнил весь зал, чтобы показать Беркутову как на меня будет реагировать публика, чтобы он оценил, какой лакомый кусочек забирает, и предложил побольше денег за меня.

Петь на сцене — моя детская мечта. Я хотела выступать, блистать на сцене, срывая овации, чтобы все мной восхищались. Девочки всегда говорили, что у меня хороший голос и отец ценил его. Любил выпускать меня на сцену, чтобы побаловать своих гостей, в эти дни он получал большую выручку. Многие кидали деньги на сцену, но я не получала и рубля с них. Сегодня же меня выпускают, чтобы продемонстрировать товар, чтобы немного поднять цену. Сегодня мой отец совершит сделку и продаст меня, а завтра утром состоится моя свадьба, с самым отвратительным типом в мире.

Я ненавижу свою судьбу, я готова принять что угодно, но только не брак с этой мерзкой свиньёй. Он тиран и садист, ему нравится причинять боль женщинам. Хотя, по словам девочек, большинство мужчин такие.

Один из охранников клуба подходит к моему отцу и что-то тихо произносит. Я не слышу, о чём они говорят.

– Так, через пять минут, чтобы была на сцене. Беркутов ждёт тебя, – отец говорит чётко и улыбается, но я замечаю, что он начал нервничать из-за чего-то. Да какое мне дело.

Я киваю и отец уходит, охранник занимает его место, придерживает для меня дверь открытой. Я выдыхаю, как же мне хочется заплакать, я едва сдерживаю слёзы. Бордель стал мне домом, а проститутки — родными сёстрами. Кто-то пытается сбежать отсюда, а я не знаю, как остаться хотя бы на денёчек.

Выхожу, ноги тяжёлые, неудобные каблуки. Не понимаю, как девочки ходят на своих стрипах, я едва держусь на небольшой шпильке, того и глади запнусь о длинный шлейф платья.

Медленно поднимаю на сцену… Ну как сцену, обычно здесь танцуют девочки, по краям стоят два шеста, позади меня большое, металлическое кольцо. А сегодня вместо девочек я должна спеть три песни, чтобы поразить своего покупателя.

Меня всю трясёт, радуюсь, что свет бьёт мне в глаза и я почти не вижу гостей, но чувствую их пристальные взгляды. Диджей включает музыку, вопросительно смотрит на меня, взглядом спрашивая, готова ли я. Сегодня, волнение внутри меня, намного сильней, чем обычно.

Я выдыхаю, вглядываюсь в зал, замечаю своего отца в конце зала, точнее его дурацкую жёлтую, шелковую рубашку. Он лебезит перед каким-то мужчиной, кланяется ему, прогибается. Впервые вижу, чтобы мой отец так прогибался перед кем-то.

2

– И это лучшее заведение этого города? – я с мерзостью осматриваю из машины здание из старого коричневого кирпича, грязные улицы, лужи от прошедшего дождя, тут даже нормального асфальта нет. Вульгарные красные фонари, светящиеся ленты… Этот город словно остался в нулевых.

– Ну так мне сказали, – Серёга сидит за рулём и сам сбит с толку. – Я пробил по каналам. Заправляет этим местом Шейх, Верой ручается, что тут хорошие девочки, – Серёга давит в себе улыбку.

– Серьёзно? У него что, пять жён? Или шлюхи и есть его жёны? А какое самолюбие — даже в название включил своё имя, – выдыхаю. – Ладно, надеюсь, еда здесь нормальная и выпивка найдётся получше того пойла, что предлагают в гостинице.

Серёга выскакивает из машины и открывает для меня дверь. Выхожу, не отрывая взгляда от заведения, всё ещё не верю, что я пойду в эту забегаловку в поисках еды и выпивки. Но без алкоголя мне явно не пережить ночь в этой дыре. Надеюсь, завтра дорогу откроют, и мы сможем свалить отсюда. Даже не хочу видеть этот городок при свете дня.

– Владельца уже предупредили о вашем визите, так что он всё подготовит. Я уверен, что он будет стараться, сделает всё возможное, чтобы вы были довольны.

– Я тоже на это рассчитываю. Я уже так зол, что готов сжечь этот город.

– Да ладно, не так уж тут и плохо, – Серёга пожимает плечами.

Мы подходим к заведению. Серёга идёт впереди, сообщает охраннику, кто я, и нас пропускают внутрь. За мной следуют ещё двое телохранителей, а ещё двое остаются у входа.

Громко играет музыка. В нос сбивает запах перегара, сигарет и чего-то ещё… возможно, плесени. Я осматриваюсь: всё выглядит очень потрёпанным. Мерзкие бордовые занавески — они в грязи и пыли. Смотрю на кожаные диваны, даже не хочу думать, что может быть на них. Повсюду полуголые тёлки расхаживают между столиками. У Вероя явно хреновый вкус, потому что девки здесь даже на середняк не тянут.

– Добрый вечер, – какой-то мужик кланяется передо мной, разве что на колени не падает. Мерзко смотреть на таких людей. – Проходите, прошу вас. Я освободил для вас самую лучшую кабинку, – он указывает рукой куда-то в сторону. – Сейчас подойдут девушки. Повара готовы приготовить всё, что вы пожелаете, даже меню не смотрите. А виски я достал специально из личных запасов, восемнадцатилетний.

Блядь… Нет, я тут не останусь. Лучше умру с голоду, чем пробуду здесь хотя бы минуту. Музыка становится тише, а на сцену выходит какая-то девка.

– Мы уходим, – сообщаю я Серёге и разворачиваюсь. И вдруг слышу, как девица начинает петь: её голос словно мёд растекается по всему телу, обволакивает. Всё внутри замирает. Я не могу сделать шаг вперёд и медленно разворачиваюсь.

Весь бордель приобретает другой вид, он меняется на глазах. Её голос преображает всё вокруг. Кожа покрывается мурашками.

Смотрю на неё словно под гипнозом. Девушка похожа на ангела, кажется, даже свет исходит от неё. Блестящие волосы — словно золотой водопад, струятся по её плечам. Глаза — как чистое и ясное небо; мне кажется, я никогда раньше не видел таких глаз. Серебристое платье переливается в свете софитов, направленных на неё.

Делаю шаг по направлению к кабинке, на которую указывал мужик, не отводя взгляд от девушки на сцене.

– Кто она? – я даже сам не понимаю, как произношу эти слова вслух.

– Это моя дочь, – с гордостью заявляет… как его… Шейх? – Прекрасно поёт. Неправда?

Бросаю быстрый взгляд на мерзкого мужика. Никогда бы не поверил, что у такого слизняка может родиться такой ангел с изысканными чертами лица.

– Принеси виски.

– Конечно, конечно, – он вновь начинает кланяться, отступая. Он раздражает меня, мешает наслаждаться зрелищем. Неужели в этом месте есть что-то стоящее? – Я отправлю к вам лучших девушек.

– Мне никого не надо, – отрезаю я и вновь смотрю на сцену. Мне не нужны его грязные тёлки. Всё моё естество жаждет её. – Приведи её, – киваю в сторону сцены.

– Сейчас? – голос слизняка в жёлтой рубашке дрожит, он панически трясёт головой.

Я смотрю на сцену, её голос гипнотически воздействует на меня. Я бы слушал её вечно.

– Нет, пусть допоёт.

– Конечно, – слизняк кивает и отступает, но тут же возвращается, замирает и вновь отходит, не решившись сказать ни слова.

А я полностью растворяюсь в голосе девушки. Как же она обворожительна. Как среди мрака и грязи могла вырасти такая чистая душа?