Пуанты и шипы

Глава 1. Лиза

Моя жизнь была идеальной. Престижная школа, лучшие родители, обеспеченная жизнь, любимое занятие, в котором меня поддерживали. Я была на вершине самой высокой точки мира, и планировала подняться еще выше. Но, всего одно событие изменило все…

- Лиза, детка, мы приедем за тобой через час, - голос мамы был немного уставшим, сегодня они с отцом ездили покупать мне…костыли…, и потом собирались забрать меня из этого ада.

- Да, я жду, - прохрипела я в трубку.

5 дней в больнице тянулись как бесконечный кошмарный сон, но всё, к сожалению, происходило наяву. Мое эмоциональное состояние не смогла улучшить даже отдельная палата с телевизором и собственной ванной комнатой. Я лежала на кровати, и можно было подумать, что я умерла, лучше бы так и случилось, но я была жива, от этого становилось еще хуже. Мои глаза выплакали, наверное, целый океан слез, а сейчас были суше, чем пустыня, и никакие увлажняющие капли не спасали.

Девушка – молодая медсестра, с добрыми карими глазами, которая следила за мной принесла еду, и поставила поднос рядом с другим, тоже набитым едой, к которой я снова так и не притронулась. Я съедала несколько ложек пюре только когда меня приезжали проведать родители, чтобы не расстраивать их еще больше.

- Ты совсем ничего не ешь, так ведь нельзя, Лиза, это неправильно, - сказала она тихо, - ты ведь еще восстановишься, у тебя молодой организм.

- Унеси это пожалуйста.

- Можно? – Катя вопросительно кивнула на край кровати.

- Угу.

- Слушай, я не хочу сейчас учить тебя жизни, или жалеть, но ты не должна так с собой поступать, иначе, все твои труды и победы действительно были зря. Я ведь тоже когда-то получила травму, но, к сожалению, мне уже нельзя вернуться в большой спорт, я и стала медсестрой из-за того, чтобы помогать людям становиться на ноги, и…я знаю, что у тебя есть все шансы на это, да, это будет долго и придется каждый день бороться с самой собой, но твоё состояние лечиться, и постепенно ты сможешь снова вернуться к тренировкам.

- Что у тебя за травма? – я пыталась найти в ее глазах сожаление, но его там не было.

- У меня был тяжелый перелом, мне удалось восстановиться, но в спорт мне дорога закрыта. У нас почти похожие направления, кстати, я занималась гимнастикой.

- Ты жалеешь об этом?

- Жалею ли я? Сложно сейчас сказать, думаю, правильным определением будет то, что я научилась мириться с этим, и научилась находить утешение в другой деятельности, например, в поддержке других.

Я не хотела другую деятельность, я просто хотела вернуть свою. Я должна была хотя-бы попытаться. Я косо посмотрела на поднос с едой, мой желудок предательски заурчал. Катя рассмеялась.

- Пожалуй, я оставлю поднос, - она поднялась с моей кровати и тихо вышла за дверь.

Я посмотрела на свою ногу, и медленно пошевелила ей. Мои две опоры, одна из которых вышла из строя.

Я закрыла глаза, и провалилась в самый ужасный день в моей жизни.

Восходящая звезда академии, меня готовили к главной партии в «Жизель». За неделю до травмы я чувствовала легкую усталость в правой ноге. Но кто из балерин не танцует через боль? «Жизель» была моим смыслом существования, сама мысль о том, чтобы пропустить хоть одну тренировку была кощунственной. Учителя в школе входили в положение и закрывали глаза на мои «прогулы».

Шла очередная репетиция в костюмах. Сцена третьего акта – сцена безумия, где героиня танцует на грани между жизнью и смертью. Я была на пике эмоционального и физического напряжения.

Я выполняла серию стремительных жете (прыжки с ноги на ногу) по диагонали сцены последний прыжок должен был быть особенно высоким и затяжным, с плавным переходом в арабеск.

Я оттолкнулась левой ногой, но крошечный кусочек канифоли на полу сделал опору чуть более скользкой, чем нужно. Мое тело, уже находившееся в полете, микронно сместилось. Это смещение нарушило идеальную траекторию.

Приземление было моментом истины. Правую ногу, несущую на себе всю массу тела в падении с высоты, я поставила не на целую стопу с правильной амортизацией, а чуть впереди, на внешний край. Голеностопный сустав, рассчитанный на определенную амплитуду, пошел вовнутрь дальше, чем это физически возможно.

Это был не громкий хруст, а скорее глухой, влажный щелчок, похожий на звук разламываемой толстой сырой ветки. Его услышала только я.

В первые миллисекунды я ощутила не боль, а странную противоестественную пустоту в суставе. Ощущение, что нога ниже щиколотки вдруг перестала быть частью моего тела. Я будто приземлилась в никуда.

После я рефлекторно попыталась встать на обе ноги. Неудача. Правая нога подкосилась, как тряпичная, и я рухнула вниз. Тренер бежала ко мне, и кричала, чтобы я не двигалась.

Через 3 секунды пришла боль: острая, жгучая, обжигающая. Она доносилась из глубины сустава, будто кто-то всадил в него раскаленный нож и с силой провернул.

Как мне затем объяснили, у меня наступил шок. Все, что я слышала – это звон в ушах. Сцена, лица, склонившихся надо мной тренера и танцоров поплыли, как в дурном сне. Я не могла говорить, лишь хватала ртом воздух. Мой внутренний диалог был сведен лишь к одной постоянно повторяющейся мысли: «Встань! Вставай сейчас же! Репетиция!».

Кто-то попытался дотронуться до моей ноги. Это прикосновение вызвало новую волну тошнотворной боли. Я увидела, как мой голеностоп начинает опухать, как будто кто-то надувал шарик. Это был отек – тело кричало о катастрофе.

В этот момент меня пронзила вторая, более страшная мысль: «Это не растяжение. Это что-то серьезное. Все кончено!».

Затем меня везли на каталке по бесконечным больничным коридорам. Я плакала сколько не от боли, сколько от ужаса. Мои слезы были тихим отчаянием. Я смотрела на свои натренированные годами пальцы на ноге, которые уже через час посинели от гематомы, и представляла, как никогда больше не встану на пуанты, не почувствую свою силу прыжка.

Врач – человек с усталыми глазами, провел осмотр. Потом был рентген, чтобы исключить перелом, и направление на МРТ. Момент истины наступил, когда мы с родителями сидели в кабинете, а врач рассматривал снимок МРТ на экране.

Глава 2. Лиза

Родители приехали ровно через час, пунктуальность в нашей семье была вторым именем. Они привезли ненавистные костыли, но без них сейчас я не могла даже встать с кровати.

- Лиза, детка, взяли самые лучшие, - отец помог мне встать, пока мама получала рекомендации врача.

- Строгий постельный режим три недели, - перечисляла мама, пока мы ползли к машине, каждый шаг давался с трудом, и отдавал внутри моральной болью, - затем добавляем ортез, и только после второго месяца пробуем убирать костыли. – Она посмотрела на меня с сочувствием. – Лиза, мы справимся, слышишь!

- Да, детка, ты же у нас боец, - поддержал ее папа, - давай, аккуратненько, вот так, - он помог мне сесть на заднее сиденье.

Мое тело тут-же расслабилось, такой тяжести я не ощущала, даже когда полностью выматывалась на тренировках. А сейчас я будто состояла из дерева, буратино, наверно, и то оказался бы проворнее.

Пол пути мы проехали молча, родители то и дело поглядывали на меня в зеркало заднего вида.

- Говорите. Не надо так на меня смотреть.

- Лиза, мы с папой посоветовались, - аккуратно начала мама, - и решили, что тебе не помешает помощь профессионала.

- В каком смысле?

- Понимаешь, после таких травм очень тяжело восстанавливаться морально, - мама сделала небольшую паузу, проверяя мою реакцию, я сидела, молча уставившись в одну точку, она вздохнула, - мы записали тебя к психологу, но ты не переживай, всего месяц, больше мы от тебя не требуем, просто…просто попробуй, она поможет тебе. Мы не знаем, как переживать такое, - она задумалась, подбирая нужное слово, - как переживать такое правильно, но мы сделаем все, что от нас требуется.

Я внимательно посмотрела на своих родителей. Мама – Ольга, самая лучшая женщина на свете, с модной стрижкой каре, серыми глазами, и чуть проступающими морщинками на лице, она никогда не пользовалась косметикой, считала, что натуральная красота – это ее сила, и она действительно выглядела всегда красивой и естественной, не была похожа на своих подруг, состоящих из ботокса и пластики. Отец – Михаил, это статус и престиж, глава и всегда опора нашей семьи, его острые черты лица были устрашающими лишь для его подчиненных, для нас же он был самым добрым и заботливым мужчиной на свете.

Они никогда не пропускали мои выступления, и каждый раз заваливали цветами прямо на сцене, мама плакала не стесняясь, а отец всегда коротко кивал, но в его глазах блестели слезы, которые он старательно сдерживал.

За всю мою назовем это уже карьерой балерины, у меня было множество травм, но я всегда быстро восстанавливалась, не давая себе расслабляться. Такое, как сейчас, случилось со мной впервые, поэтому я и сама толком не знала, что мне делать, и как выбираться из этого омута.

- Хорошо. Я согласна. Думаю, думаю, вы правы.

- Тогда, ты не против, если мы заедем и ты с ней познакомишься? Это не прием, просто глянешь, как она тебе.

- Да, мам, поехали, - в моем голосе не было абсолютно никаких эмоций.

Мы свернули к ближайшим офисным зданиям, оказалось, что психолог принимала недалеко от нашего дома.

Кабинет был светлым, но безличным. Родители остались ждать в коридоре. Я сидела в достаточно удобном кресле-мешке, отгородившись от всего мира, и смотрела в окно, моя правая нога была вытянута передо мной, рядом прислонены костыли. Через минуту в дверь вошла женщина, около сорока лет, со спокойными глазами.

- Лиза? – она села напротив в такое-же кресло, - я Алла. Рада тебя видеть. Ты можешь просто сидеть, можешь говорить, можешь молчать. Здесь нет правил.

Я медленно перевела на нее взгляд, пустой и без интереса.

- Правила есть везде. Мне нужно говорить, иначе, деньги, которые заплатили вам мои родители потрачены впустую.

- Да, деньги я получу. А как насчет тебя? Есть какой-то запрос? Хоть один, самый маленький. Например: «Хочу, чтобы эта боль в ноге наконец прошла».

- Боль в ноге – это лишь часть проблемы. А вот что делать с тишиной?

- С какой тишиной?

- В зале всегда играла музыка. Адан, Чайковский. В голове стоял их гул. А сейчас – тишина. И я постоянно слышу тот самый щелчок в этой тишине.

- Ты можешь описать этот щелчок? Не как он прозвучал, а на что он был похож по ощущению?

Я заставила себя еще раз почувствовать этот момент.

- На…на обрыв струны, очень важной струны, у рояля, из-за которой все другие замолчали.

- Это очень точный образ. Струна – которая держала весь твой мир, и когда ее не стало, все стихло.

Я посмотрела на Аллу. Она смогла меня понять?

- И как теперь заставить музыку снова играть? Связку сшили, но музыки нет.

- Лиза, я не могу вернуть тебе твой старый рояль. Он сломан, и другого у меня нет, но мы можем попробовать найти новый, или научиться играть на другом инструменте.

- Я – балерина, - в моем голосе был вызов, - мой инструмент – мое тело, и другого у меня нет. И не будет.

- Твое тело – это не только голеностоп. Это спина, которая держала осанку. Это руки, которые рисовали плавные линии. Это голова, которая помнит все партии. И, прости за пафос, это дух, который заставлял тебя танцевать через боль. Этот инструмент цел.

Я снова отвернулась к окну, с яростью смахивая слезу.

- Зачем вы мне это говорите? Чтобы я не сдавалась? Я не собираюсь сдаваться. Я просто…не знаю куда теперь идти. Весь мой путь вел на сцену. А теперь его обрубили, и как к нему прийти снова…я не знаю.

- Значит, первая наша задача – не бежать по старой дороге. А просто…осмотреться. Понять, где ты оказалась. Без паники. Без оценок «хорошо» или «плохо». Просто констатировать факт. Готова попробовать?

- И что мне делать? – я медленно выдохнула.

- В следующий раз, когда придешь, принеси свою самую любимую балетную фотографию.

- Зачем? Чтобы больнее было?

- Нет. Чтобы мы вместе посмотрели на ту девочку, и спросили у нее, какая ее часть жива до сих пор. Помимо ноги.

Глава 3. Лиза

Первые дни с использованием костылей, казались адом, в который я получила билет бесплатно. Я – достаточно активный человек, теперь должна была передвигаться строго по необходимости, все оставшееся время я или лежала, или сидела. Психолога я посещала регулярно, два раза в неделю. Алла не пыталась меня жалеть или сочувствовать, чему я была благодарна, она просто четко выполняла свою работу: мы с ней прошли уже стадию принятия ситуации, да, мне все еще было больно морально, но мои мысли уже работали в направлении восстановления.

Когда мне ввели ношение ортеза, я наконец-то получила школьный аттестат, с достаточно хорошими оценками, и после этого сидя за ужином, родители огорошили меня своим решением.

- Лиза, - начала мама, - мы понимаем, что ты планировала уйти полностью в балет, но ситуация поменялась, и пока ты не восстановишься, будешь учиться в университете на факультете бизнеса и менеджмента. Ты уже принята туда официально.

Сказать, что я была возмущена, это ничего не сказать. Они все решили за меня? Такое было впервые, поэтому я немного растерялась.

- Но…как же балет?

- Мы не запрещаем тебе заниматься балетом, хотя, после такой травмы и должны были, детка, ты знаешь, что мы всегда уважаем твои решения, но почти год ничего не делать тоже никуда не годиться, ты моя единственная наследница, и я хочу, чтобы в будущем ты переняла управление компанией, в дальнейшем вполне можно совмещать учебу и балет, - впервые в тоне отца, я почувствовала ту самую строгость, которая не подлежала обсуждению.

- Прежде, чем идти в университет, я бы хотела полностью самостоятельно ходить, - это было моим единственным желанием.

- Хорошо, сентябрь оставим на восстановление.

Придя на следующий день на прием к психологу, и обсудив эту ситуацию, мы с Аллой пришли к выводу, что учеба станет отличным поводом скоротать время, и занять мысли, ведь почти год сидеть в ожидании довольно утомительно.

- Тебе в скором времени стоит так же заглянуть в свою академию, - сказала она, отпивая горячий чай из кружки.

- Зачем? Вы думаете, я готова?

- Думаю, вполне. Ты сильная девушка, и я в этом убедилась, общаясь с тобой, и я знаю, что ты готова, увидев академию, у тебя уже не будет чувства боли, и возможно, ты даже начнешь слышать музыку.

- Спасибо вам. Я бы хотела еще ненадолго продлить наши сеансы, и, если можно приходить, когда мне нужно будет поговорить.

- Конечно, я поговорю с твоими родителями.

Прошло чуть больше месяца моего восстановления, и на очередном приеме у врача, мне разрешили ослабить ремни ортеза и разблокировать боковые шарниры для пробы первых минимальных движений. Первые несколько секунд меня сковывал страх, что стоит ослабить хватку, как нога снова окажется в той кошмарной позиции.

Я медленно по миллиметру ослабила самый верхний ремень. И тут меня поразило чувство – давящее ощущение онемения на икре исчезло. Физиотерапевт показал мне первое движение. Я пошевелила стопой на себя и от себя. Всего несколько градусов, мне было не больно!

Для меня это был целый пируэт. Впервые за все время, мое тело ответило мне не обжигающим огнем, а просто движением. И в этом движении играла целая симфония надежды. На мои глаза непроизвольно навернулись слезы.

Я встала на костыли, и почувствовала разницу. Раньше нога в ортезе была грузом, теперь она снова стала частью меня. Я посмотрела на родителей, они радовались так, будто я была младенцем, который сделал свой первый шаг.

- Я хочу заехать в академию, - объявила я по пути домой.

- Конечно, дорогая. Твоя преподаватель звонила несколько раз, спрашивала о самочувствии.

По мере того, как мы приближались к самому важному зданию в моей жизни, мое волнение усиливалось. А войдя внутрь, мое сердце забилось так, что я схватилась за грудь, не давая ему выпрыгнуть.

Я открыла дверь в зал, и замерла. Мой взгляд, мое обоняние, мой слух тут-же окунулись в омут происходящего. Но я как будто впервые пришла сюда. Я смотрела на зеркала, бесконечные, от пола до потолка. На балетный станок из полированного дерева, который помнил тысячу рук и ладоней, и был главным собеседником. В воздухе витал аромат густой смеси пота, канифоли и старого дерева. Зал был наполнен шуршанием пачек, стуком пуантов по линолеуму и отрывистыми командами педагога: «Выше ногу! Держи спину!».

Руководитель Ольга Белова – женщина с вечной гулькой на голове, заметив меня, тут же жестом приказала выключить музыку, и почти побежала навстречу.

- Лиза! Как я рада тебя видеть! Как ты себя чувствуешь? Как твоя нога? – она просто засыпала меня вопросами.

Вслед за ней подошли и ребята, моя группа, где я знала всех и каждого. Я отвечала наперебой, потому что вопросов было столько, что голова пошла кругом. Мою партию «Жизель» теперь танцевала вторая солистка, у меня кольнуло где-то в груди, но я не подала виду. Я знала эту девушку, хотя мы с ней не особо общались. У нее была красивая, четкая техника, но ей всегда не хватало эмоций. Ольга пригласила меня на выступление, и я пообещала прийти.

- Скажите, могу я приходить сюда, когда мне станет легче? Даже просто стоять у станка, я обещаю, - я нервно сглотнула, - что не буду делать ничего, что навредило бы моей ноге, просто, просто я не смогу без этого, понимаете…, - я почувствовала, как к горлу подступает ком, - я просто не хочу при всех, это будет тяжело, видеть, как я ничего не могу.

- Лиза, ты можешь приходить сюда в любое время, - она наклонилась к моему уху, - я предупрежу охранника, чтобы давал тебе ключи, но помни о своем обещании про ногу. Я надеюсь на твою ответственность, - она чуть сжала мое плечо.

- Спасибо вам, вы меня спасли.

- Лиза, ты вернешься в балет, я в этом уверенна, просто не сразу, двери этого зала для тебя всегда открыты.

На улице уже темнело, когда мы вышли из академии. У меня в ушах еще стоял гул зала, и далекая знакомая музыка, которая начала оживать и ждала своего часа. Психолог была права, я готова. У меня за спиной как будто расправились крылья, странного, нового чувства – спокойной уверенности. Я вдруг с абсолютной ясностью поняла, что я просто взяла тайм-аут.

Глава 4. Лиза

Солнечный зайчик поймал пылинки, танцующие в воздухе физиотерапевтического кабинета. Может для других людей четверг был обычным днём, но для меня – это день, который стал днем капитуляции и маленькой, личной победы.

Владислав, мой реабилитолог, стоял передо мной, держа в руках не костыли, а только свои крепкие, надежные ладони.

- Сегодня попробуем, - сказал он просто. Без лишнего пафоса.

Я молча кивнула, сглотнув ком страха, посмотрела на родителей, стоявших рядом сжимающих кулаки, и шумно выдохнула. Мои пальцы с силой впились в край стола, пока Владислав помогал мне перенести вес. Ортез на правой ноге снова казался неподъемным грузом.

Я опустила костыли. Они с глухим стуком упали на мягкий мат. Мир накренился. Я осталась один на один с гравитацией, с собственным телом, которое ослабло и больше не слушалось. Левая нога, сильная и верная начала дрожать от непривычной нагрузки.

- Не спеши, - голос реабилитолога отдавался эхом, - просто почувствуй пол.

Я посмотрела вниз. Линолеум был холодным и бесконечно далеким. Весь мой мир сжался до квадратного метра под ногами. Я боялась сделать это движение. Боялась не боли, с которой я давно научилась договариваться, а предательства. Предательства собственного тела, которое могло опять подвести.

- Я тебя подстрахую, - сказал Владислав, будто прочитав мои мысли. Его руки были в сантиметре от моих локтей, готовые поймать.

Я закрыла глаза, сделала вдох, каким дышала перед выходом на сцену, и перенесла миллиметр веса на правую ногу.

Это было не больно, это было странно. Через слой ортеза и носка я почувствовала твердость пола. Мозг, неделями получавший сигнал «опасность!» от этого сустава, замер в ожидании. Опасности не было. Было лишь непривычное давление, плотное и устойчивое. Я открыла глаза и посмотрела на Владислава. В его взгляде было уважение.

- Так, - прошептала я сама себе так, как когда-то шептала счет перед сложной комбинацией.

И перенесла еще немного веса, потом еще. Правый голеностоп, закованный в пластик, принял на себя вес тела, не всего, но большую его часть. Я стояла! Стояла на двух ногах! Никто не аплодировал, не играл торжественную музыку, но в тишине кабинета для меня гремела симфония. По моей щеке скатилась слеза, но не отчаяния, а благодарности. Благодарности к этой ноге, которая несмотря ни на что все еще была моей частью, благодарность к телу, которое боролось.

Я сделала крошечный первый шаг, и осознала, насколько разучилась ходить за все это время. Через несколько секунд моя нога устала, и я схватилась за стол.

- Достаточно на сегодня, - сказал врач, - ты сделала главное.

Я села в кресло обессиленная. На полу лежали костыли, которые несколько минут назад были моей единственной опорой. Теперь же, это были просто костыли, а не продолжение моего тела.

Весь сентябрь я потратила на то, чтобы моя нога могла удерживать и перемещать мое тело в пространстве. Это не сравнивалось ни с какой самой изматывающей тренировкой, это было в сто раз сложнее, заново учить свою ногу ходить и принимать нагрузку. Мой мозг боялся каждый раз, когда я делала шаг, я стала опасаться каждого странного и неправильного движения, сломать этот барьер оказалось непросто. Я буквально заставляла свой мозг думать по-другому. Я заставляла его думать о том, что скоро вернусь в балет, и это не будет больно, это не будет опасно. К тому же, я не могла пойти в университет используя костыли. Я должна была выглядеть нормально, как все здоровые люди, хоть мне и выписали полное освобождение от занятий физкультурой.

Октябрь сменил сентябрь слишком быстро. Я смогла выпросить у родителей еще одну неделю. Но больше пропускать занятия было нельзя. И мысль о том, что мне нужно будет усвоить огромное количество материала, чтобы догнать группу вгоняла в ужас.

***

Осенний воздух был холодным и звонким, точно в такт моему бешено колотившемуся сердцу. Я стояла на краю тротуара, ведущему к главному входу в университет, сжимая в ладонях не костыли, а ремень своей сумки. Машина родителей только что уехала, обратного пути не было.

Студенты потоком обходили меня, смеясь и переговариваясь. Они шли в привычный мир лекций и перерывов, для меня же, каждый сантиметр этого пути был Эверестом. Я сделала первый шаг, по телу прошлась легкая, знакомая волна головокружения. Но под ногой была не поверхность пола в реабилитационном зале, а шершавый асфальт. Он отдавал в ногу ощущением жизни и реальности.

Мой шаг был медленнее всех, походка была еще неуверенной, немного скованной. Дома и в больнице было легче, ведь там в любой момент могли подстраховать, здесь же пришлось усилить свой контроль над ощущениями. Мои ноги как будто заново вспоминали ритм и темп передвижения.

Прохожие не обращали на меня внимания, и это было потрясающе, значит, я была такой же, как и все. Теперь я была просто студенткой.

Мышцы бедра начали ныть, посылая сигналы усталости, паника тут-же начала шептать: «Не дойдешь, упадешь, опозоришься». Я остановилась, крепче сжала сумку, и подняла вверх подбородок, жест, которому учили в академии у балетного станка: «Боль – это просто слабость. Вперед». Я снова зашагала, мои ноги делали свою работу. Это было больше, чем любой фуэте, обыденность, которую я потеряла, и теперь возвращала себе по миллиметру.

Вот он, главный вход. Широкая, стеклянная дверь, кто-то из студентов, выбежав на перекур, придержал ее для меня. Я кивнула, мне улыбнулись в ответ. На меня обрушился теплый воздух холла, запах кофе и выпечки из столовой и гул голосов. Их было так много. Я остановилась у подоконника, переводя дух, наверно, я дышала слишком часто, потому что, проходившие мимо студенты стали бросать на меня подозрительные взгляды.

Первым делом, я нашла деканат. Лестница стала для меня отдельным квестом, чтобы не бегать туда-сюда в поисках кабинета, я изучила каждый на первом этаже, чтобы убедиться в отсутствии нужного. Отметившись о прибытии, мне вручили расписание. Сейчас шла вторая лекция, и я опаздывала на нее на двадцать минут. Идя по коридору, я мысленно поблагодарила человека, который придумал вешать номера на двери.

Глава 5. Лекс

Дверь аудитории захлопнулась за моей спиной, перенося из мира, где был слышен голос одного человека, в мир, где были сотни голосов. В коридоре пахло пылью и тоской – обычный аромат моей вынужденной учебы. Факультет бизнеса: ирония судьбы или прихоть отца, неважно. Каждый день здесь был напоминанием о будущем, которое я не выбирал. Но везде можно было найти свою плюсы, огромное количество фанаток, которые смотрят на тебя с обожанием. Выбирай любую.

- Ну что, Лекс, впечатлен? – хохотнул Витя, хлопая меня по плечу. – Наш элитный факультет явно становится интереснее. Я слышал, это та самая.

Я медленно повернулся к нему, приподняв бровь.

- Не понял. Та самая кто? Ты о ком?

- Ну, балерина! Лекс, не тупи, новенькая наша! – Витя развел руками, изображая нечто похожее на па. – Ходят слухи, будто бы она подавала большие надежды, но потом травма. Теперь, видимо, пришла подавать большие надежды сюда.

Слухи. Я мысленно усмехнулся. В этом богатом болоте любая новинка обрастает сплетнями. Балерина на факультете бизнеса…Звучит, как плохой анекдот. Слишком пафосно и неправдоподобно для этого места.

- И кто это говорит?

- Да все! – Витя был непоколебим. – Ты сам посмотри на нее. Осанка эта, походка. Даже хромая.

Я вспомнил ее медленные шаги. Хромала на правую ногу, но все равно вытянутая как струна. Худая, да, балерины же все худые.

- Балерина, - с насмешкой протянул я, направляясь к выходу, - скукотища. Что вообще в этом балете прикольного, разве что поржать с пацанов в трико.

- Полегче, Лекс. Они могут убить тебя своим батманом, или как там эта хрень зовется. А вот балеринам очень даже на пользу такая растяжка. Проверить не хочешь?

- Слишком тощая, боюсь, сломаю. Идем уже, тренировка через час.

Сейчас я нуждался в пространстве, где был хозяином.

Таким местом служил для меня бассейн.

Мне было шесть, когда отец отдал меня на плавание. Изначально просто для физического развития. Тренер был безжалостен.

- Перестань барахтаться! Дыши и плыви!

Я захлебывался, плакал, но было бесполезно. И в какой-то момент, исчерпав все силы, я инстинктивно выбросил руки вперед, и сделал свой первый в жизни гребок, потом второй. Я плыл яростно, с нескрываемой злостью. Вода вокруг была бездонной и пугающей, но я плыл.

- Вот видишь, - сказал отец, наблюдавший за тренировкой. – Справился. В нашей семье не бывает слабаков.

С того дня плавание стало для меня не просто увлечением, а обязанностью. Ежедневные тренировки, строгий режим, разбор каждого заплыва по секундам. Отец видел в спорте не игру, а полигон для воспитания характера. «Бизнес – это таже борьба, только в костюме. Ты должен быть быстрее и жестче всех».

Я ненавидел эти сравнения. Но я любил офис отца, пахнущий дорогими сигаретами и властью, бесконечными разговорами о прибыли и конкуренции. Когда я был подростком, мне нравилось это, но со временем мне стало не хватать родителя, у меня был начальник, но не отец. Именно тогда вода стала моим бунтом. В бассейне я подчинялся не отцу, а законам физики. Здесь моя ценность измерялась не долей в акциях, а собственными усилиями, и реальными достигнутыми миллисекундами. Каждая моя победа в заплыве была моей личной победой.

В шестнадцать я выиграл свои первые серьезные соревнования. Отец, сидящий на трибуне, впервые не сделал замечаний. Он просто досмотрел. И затем, после, я увидел не одобрение или гордость за сына, а интерес. Как к перспективному активу. В тот день я понял: даже здесь, в своей стихии, я для отца всего лишь проект. «Волк-младший».

Именно тогда во мне родилась та дерзкая, отчаянная маска, которая сделала из Алекса – Лекса. Маска, которая позволила мне быть первым не потому, что так надо, а потому, что я так хотел. Я стал грубым, язвительным, окружил себя подобной свитой. Я бунтовал, как умел: против правил, против условностей, против того, чтобы быть удобным сыном для своего отца.

Плавание осталось моей единственной отдушиной. Единственным местом, где ярость и боль находили выход, а каждый заплыв стал сражением с призраком отца на соседней дорожке.

Я был безжалостен к своим соперникам. Меня боялись, от меня держались подальше. И мне это нравилось. Со мной никто не спорил, и никто никогда не пререкался. Я мог решать конфликт силой так, что об этом никто не узнает. Я стал дьяволом, который подчиняется лишь сам себе.

***

Раздевалка после тренировки была заполнена гулом, запахом пота и хлорки. Парни обсуждали вчерашний матч и предстоящие сборы. Я молча растирал полотенцем шею, слушая этот привычный шум. Здесь он был своим.

- Так что, Лекс, - Витя развалился на лавке рядом, - эта новенькая балерина. Будет какой-то движ?

Вокруг затихли, ждали моей реакции. Я почувствовал знакомый привкус азарта. Ожидание стартового сигнала на тумбе. Нужно было сделать рывок, отвлечься от мыслей, от бессмысленных лекций, и о давящем будущем. Мне нужна была драма. Жесткая, безбашенная, чтобы почувствовать себя живым.

- Движ? – я усмехнулся. Посмотрел на Витю, обвел взглядом остальных. – Это слишком мелко, - я сделал паузу, наслаждаясь вниманием, - если она реально балерина, то по факту борец. Посмотрим, на что эта борьба годится под давлением.

- Каким еще давлением? – не понял Витя.

Я улыбнулся.

- Спор. Но не на примитивное типо поцелуя или аля начать встречаться и кинуть. Спор на ее уход. Я сделаю так, что она сама по своей воле подаст документы на отчисление, и уползет обратно в свой недобалет.

В раздевалке повисла гробовая тишина. Даже ухмылка Вити сползла с лица.

- Ты…это серьезно? – кто-то выдавил. – Это же жесть…

- А что? – я пожал плечами, играя в безразличие, хотя внутри все закипало от адреналина. – Она же и так на полступни отсюда. Я просто помогу ей сделать следующий шаг. Помогу «освободиться» так сказать.

- Но как? – не отставал Витя, уже заинтригованный моим предложением.

Глава 6. Лиза

Университетский темп оказался совершенно иным, чем балетный или даже школьный. Сравнивая с балетом, здесь не было четкого ритма, счета и такта, который я привыкла считать, и в который должна идеально попадать. Здесь был свой другой, строгий распорядок. Лекции, семинары, самостоятельные работы. Мой мозг с первого дня закипал от количества получаемой информации, ведь помимо текущих тем, мне нужно было наверстывать и упущенные. Это оказалось сложно, но я заметила за собой еще одну черту – упрямство. Балет я любила, и меня не нужно было заставлять ходить туда или добиваться идеальных движений. Это была просто моя стихия. Но мне пришлось учиться ходить заново, и уж если я смогла сделать это, то и с бизнесом как-нибудь разберусь.

Первые три дня прошли как в тумане. Я приходила домой совершенно вымотанной, но не физически, как после долгих тренировок, а морально. Для меня это была новая, непривычная усталость. Нога обычно ныла к концу дня, и каждый вечер я посвящала ей целые ритуалы: легкий массаж, мазь, и отдых.

Но больше всего меня волновало излишне странное внимание со стороны того самого парня из первых рядов, что смотрел на меня с холодным любопытством. Его имя сложно было не запомнить, ведь в группе только и слышалось, что его прозвище – Лекс, на самом деле его звали Алекс. Он был не просто знаменитой фигурой на факультете, было такое ощущение, что он возомнил себя здесь негласным правителем. Высокий, статный, с широкими плечами, ровными чертами лица, глазами, напоминающими водную гладь, и всегда растрепанными светлыми волосами. Его окружала постоянная свита из таких же самодовольных и крутых парней, как он, и никогда не отстающая толпа фанаток, вешающихся ему на шею одна за другой.

Сначала это были «случайные» столкновения в коридоре, когда он проходил так близко, что задевал мою сумку, не извиняясь. Потом – «нечаянно» сказанная едкая реплика в мою сторону, когда я шла по лестнице, медленнее всех: «Наш аист на охоту вышел». Его друзья тут же поддакнули раздражающими смешками. Я чувствовала, как его глаза буквально прилипали к моей спине, и абсолютно не понимала, чем заслужила такое внимание.

Изначально я старалась не реагировать. Включала свой сценический щит – отстраненное, легкое выражение лица, за которым могла спрятать любую дрожь. В академии я годами училась улыбаться, когда тебе впивается в ногу пуант, или когда от усталости подкашиваются колени. Улыбка Лексу и его взгляду, полному презрительного интереса, давалась мне не легче.

Но сегодня он перешел границу. У нас шел семинар по менеджменту. Преподаватель, молодой и амбициозный доцент, объявил командные проекты. Нужно было разбиться на группы и подготовить презентацию бизнес-плана для стартапа. В аудитории поднялся гул – началась битва за сильнейших участников.

Я сидела на своем привычном месте, почти в конце аудитории, наблюдая за всей этой суетой. Меня никто не торопился звать, да и я особо не рвалась в команду. Странную картину заметила на передних рядах, Лекс – наша звездочка отказывал всем, кто хотел быть с ним в группе. И когда основная часть групп сформировалась, доцент окинул взглядом аудиторию.

- Остались, Волков, Светлова, и еще, еще двое. Так, объединяйтесь вместе.

- Без проблем, Игорь Сергеевич, - лениво бросил Лекс, и его взгляд небрежно скользнул по мне.

Ледяная струя пробежала по моей спине. Это не могло быть случайностью. По аудитории прошелся сдержанный шепот. Он и другие участники нашей группы – Соня и Артем, подошли ко мне. Лекс сел рядом, развалившись на стуле, и его нога чуть коснулась моей. Я инстинктивно отодвинулась.

- Что, принцесса, боишься запачкаться? – спросил он так тихо, чтобы слышала только я. – Или ножка болит? Твоя выносливость, видимо, оставляет желать лучшего.

Я повернулась к нему, сохраняя маску спокойствия.

- Моя выносливость – не твоя забота, Алекс. Давайте лучше обсудим задание, - я повернулась ко всем и сказала чуть громче, чем было нужно, - или тебе помощь нужна?

Его глаза на секунду сверкнули от злости, и на лице появилась ухмылка.

- Так ты строишь из себя умную, посмотрим, надолго ли тебя хватит.

Внутри все сжалось в комок от тревоги. В его словах, в его взгляде была какая-то личная, целенаправленная мстительность. Как будто моя нога, мое прошлое, сама моя попытка жить дальше – все это было ему за что-то оскорбительно.

- Я не собираюсь здесь больше торчать. Встретимся после пар в библиотеке, обсудим, - Лекс поднялся, даже не глядя в нашу сторону, и под недоумевающий взгляд преподавателя вышел из аудитории, его сородичи бросили на нас насмешливые взгляды.

***

Библиотека оказалась на удивление пустынной. Видимо, студентов здесь учеба особо не привлекала. Я, Соня и Артем устроились в углу, за большим деревянным столом. На часах было почти четыре вечера. Лекс пришел последним, швырнув на стол электронную сигарету и планшет.

- Итак, гении, - начал он, уставившись на меня. - У кого есть идеи? А то у меня нет времени на эту ерунду.

Соня и Артем замялись. Я сделала глубокий вдох, как учили в академии перед выступлением.

- Мы можем рассмотреть что-то связанное с экологией, - слишком тихо предложила Соня. – Сейчас это актуально.

- Скучно, - тут же отозвался Лекс. – Все эти эко-стартапы для хипстеров, которые не знают, куда девать папины деньги.

- Тогда может, IT? – попробовал предложить свою версию Артем. – Что-то связанное с мобильными приложениями.

- Ты сам-то много приложений разработал, умник? – Лекс посмотрел на него, как на пустое место, и тот тут же умолк.

Воцарилась тяжелая тишина. Алекс уперся взглядом в меня.

- А ты, принцесса? В твоем королевстве, наверное, полно бизнес идей? Как захватить соседей? Или может, как посадить больше урожая?

Слова хлестнули по мне волной раздражения. Соня и Артем замерли, ожидая взрыва. Я почувствовала, как по щекам разливается жар, но голос к моему удивлению, прозвучал ровно и четко.