Лондон, осень
Дождь за окном такси был идеальным звуковым сопровождением к ее состоянию. Частые, надоедливые капли, стучащие по крыше, словно торопливый метроном, отсчитывающий последние секунды чего-то важного. Виктория Стэнфорд сидела, сжимая в руках гладкий листок с результатами анализов, и смотрела на размытый мир за стеклом. Слова доктора Эмброуз все еще звенели в ушах, холодные и безжалостные, как сталь медицинского инструмента.
«Виктория, семейный анамнез подтверждается. Ваши яичники проявляют первые признаки снижения активности. Овуляция становится нерегулярной. Если вы серьезно настроены на ребенка, то следующий год — это ваш шанс. Пожалуй, последний».
Последний. Это слово повисло в воздухе кабинета, тяжелое и зловещее. Последний звонок. Последний поезд. Последний шанс.
Она, Виктория Стэнфорд, блестящий юрист, которая могла засудить в сухую и вытащить из любой передряги самую безнадежную компанию, оказалась перед проблемой, которую нельзя было решить искушенным умом или идеально составленным договором. Ее собственное тело выносило ей вердикт, против которого не было апелляции.
Такси остановилось у уютного двухэтажного дома в зеленом пригороде, где выросла она и ее брат с сестрой. Дом, всегда наполненный смехом, криками и запахом свежей выпечки. Ее личная крепость и в то же время — источник всех ее тревог.
— Вики, родная! — мама, Маргарет, встретила ее в дверях, смахнув руки о фартук, испачканный мукой. — Иди греться, я как раз достаю твой любимый яблочный крамбл.
В гостиной было шумно. Брат Майкл с сестрой Джессикой о чем-то спорили, включив на футбол на огромном телевизоре. Отец, зарывшись в газету, лишь изредка ворчал на их громкость.
Все было как всегда. Идиллически. И от этого ком в горле у Вики стал еще больше.
Она отложила папку с рабочими документами (никогда не расставалась с ними), разулась и прошла на кухню, где мама уже расставляла по тарелкам душистый десерт.
— Ну как у врача? — спросила Маргарет, поставив перед дочерью чашку чая.
Виктория сделала глоток, чтобы промочить пересохшее горло.
—Диагноз подтвердился, мам. Как у бабушки и у тебя. У меня есть год. Максимум. Наше родовое проклятие.
Маргарет замерла. В ее глазах мелькнуло что-то тяжелое, знакомое — собственная боль тридцатилетней давности.
—Я же тебе говорила, Вики! — вырвалось у нее, и голос дрогнул. — Говорила, не зарывайся с головой в эту свою работу! Где ты была последние десять лет? В офисе! А где ты сейчас? Опять ждешь какого-то перевода в главный филиал! А жизнь-то проходит!
— Мам, не надо, — тихо сказала Вика.
Но Маргарет уже не могла остановиться. Страх за дочь выливался в гнев.
—Не надо? А когда надо было? В двадцать пять? В двадцать восемь, как сейчас? Ты думаешь, принц на белом коне сам подъедет к твоей конторе на Темзе? Мужчины боятся к тебе подойти! Ты на каждого смотришь как на потенциального мошенника, а не воздыхателя!
В гостиной стихли. Майкл и Джессика, привлеченные raised voices, подошли к дверям кухни.
— Что случилось? — спросил Майкл, оглядев хмурые лица матери и сестры.
— У Вики «яичный апокалипсис», — с присущим ей легкомыслием прошептала Джессика.
Виктория фыркнула, несмотря на подавленное состояние. Это было похоже на правду.
— Вики переживает, что не успеет родить, — вздохнула мама. — А когда я ей говорю, что нужно было раньше о личной жизни думать, она обижается.
Майкл, всегда практичный, подошел и обнял сестру за плечи.
—Ну, не драматизируйте. В наше время есть ЭКО, доноры...
— Я хочу не просто ребенка, Майк! — выдохнула Виктория. — Я хочу... семью. Чтобы был папа, который будет дурить с ним по вечерам, который будет читать сказки. Чтобы был дом, а не просто квартира. Я выросла здесь, среди этого безумного хаоса и любви, и я хочу того же для своего ребенка.
Наступила тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых часов в прихожей.
— Ну, тогда дело за малым, — снова вступила в разговор Джессика, ее глаза весело блестели. — Найти бедолагу, который согласится пройти все твои проверки и подписать брачный контракт. Я представляю! — она theatrically приложила ладонь ко лбу. — «Сторона А обязуется не забывать о дне рождения Стороны Б под страхом уплаты штрафа в размере трех обедов в мишленовском ресторане. Сторона Б гарантирует Стороне А предоставление уютного дома, как определено в Приложении №5, пункты 1-25...»
Даже Виктория не сдержала улыбки. Это была чистая правда. Она и впрямь заставляла всех родных подписывать даже самые нелепые обещания — от возвращения одолженной книги до обязательства присутствовать на ее днях рождения следующие пять лет.
— А что в этом плохого? — попыталась она защититься, но уже без прежней уверенности. — Договоренности должны быть зафиксированы. Так все честно.
— Вики, дорогая, — мягко сказал Майкл. — Любовь — это не юриспруденция. Ты не можешь зарегулировать чувства сотней пунктов. Иногда нужно просто... довериться. Рискнуть.
— Рискнуть? — она посмотрела на него с вызовом. — Рискнуть быть брошенной? Обманутой? Остаться одной в тридцать с ребенком на руках? Этот риск я не могу себе позволить. У меня нет на это времени.
Ее слова повисли в воздухе, тяжелые и безнадежные. Она отодвинула тарелку с нетронутым десертом. Вкус детства сегодня казался ей горьким.
— Мне пора. Завтра рано вставать.
Она собралась, поцеловала на прощание маму, которая смотрела на нее с бессильной жалостью, и вышла под дождь, который все так же монотонно стучал по асфальту.
Сидя в такси, Виктория смотрела на огни ночного Лондона. Она была одна. С любимой работой, с уютной квартирой, с верной подругой. Полноценная жизнь. И огромная, зияющая пустота в самом центре этой жизни, которую нужно было успеть заполнить за один год.
Она открыла свою изящную кожаную папку и достала чистый лист бумаги. Рука сама потянулась к ручке.
«Пункт 1. Цель: Рождение здорового ребенка и создание стабильной семьи.
Пункт 2. Сроки: 12 месяцев.
Пункт 3. Кандидат должен...»