Пушистая катастрофа

Глава 1

Хвост беспощадно коченел от холода, и лапы примерзали к железному краю мусорного бака, но я не шевелилась. Замерла в предвкушении, гипнотизируя голодным взглядом дверь с местами вздувшейся и кое-где облупившейся серой краской.

Старенький светильник над козырьком изредка мигал, освещая широкую каменную ступеньку и притоптанный грязный снег. До стены соседнего здания свет не доставал и не тревожил темноту позднего зимнего вечера, так надежно меня укрывающую.

За этой неприглядной дверью находился мой самый сладкий сон, объедки которого по вторникам, четвергам и субботам — во время смен лучшего человека на земле — попадали на мой праздничный стол. Там находилась кухня одного довольно популярного ресторана. Самого популярного на этой улице.

Где-то внизу, в снегу под баком, лениво переругивались местные кошки. Это была их кормушка, пока о ней не узнала я. Теперь она стала нашей, что блохастые мешки костей не сильно радовало, но ничего изменить они не могли.

Я была сильнее и по законам животного мира имела право диктовать свои правила.

Заветная дверь медленно открылась, и на мороз, зябко ежась в тонкой форме официантки, выскользнула девушка.

— Кис-кис-кис, — по привычке позвала она, оглядываясь, потом увидела блеск моих глаз и улыбнулась. — А, ты уже здесь.

— Р-р-ря! — гордо подтвердила, спрыгнув с бака. Входя в круг света, я жадно принюхивалась к подносу, что держала в руках девушка.

— Вот. — В снег рядом с каменной ступенькой встали три тарелки. — Ешьте, посуду заберу минут через двадцать.

Я не понимала, зачем она это говорит, но на всякий случай невнятно тявкнула, уже сунув нос в первую миску.

Ужин мой был вкусным, но скудным. Съесть все не позволяла совесть и голодные взгляды, щекочущие спину. От миски оторвалась с трудом, обернулась на бак, из-под которого на меня сверкали три пары глаз, и махнула лапой.

— Вылезайте, недоразумения.

Разрешение кошки проигнорировали и бросились к еде, лишь когда я отошла достаточно далеко. Остановившись в начале переулка, я обернулась, прежде чем выбраться на улицу, и увидела, как они жадно, с утробным рычанием заглатывают скромные подношения.

Замешкалась ненадолго, за что и поплатилась.

— Ты смотри!

Рядом со мной остановились три мальчишки. В человеческих детенышах я совсем не разбиралась и не могла точно сказать, совсем они мелкие или уже подростки, зато знала наверняка, что ничего хорошего от них мне ждать не стоит. От центрального, самого высокого, тощего и нескладного, с выглядывающими из-под шапки светлыми волосами, пахло недобрыми намерениями. Угрозой.

— А если рыжую шерсть поджечь, она будет гореть ярче? — задумчиво спросил сопливый пацан справа от опасного, с интересом мясника разглядывая мою шубку и вытирая нос рукавом куртки.

Я оскалилась.

— Сейчас узнаем, — решил светленький и склонился ко мне с жутковатой улыбкой. — Кис-кис-кис, уродина.

Предостерегающее шипение на него никак не подействовало, он даже ни на мгновение не замедлился, продолжая склоняться надо мной, и я побежала. Сорвалась с места, одним длинным прыжком оказавшись на безопасном расстоянии.

Детеныши не растерялись и бросились следом.

Вечер был поздний, людей на улицах было мало, недостаточно, чтобы замедлить их.

Я не могла бежать быстро, вынужденная внимательно следить, куда прыгаю: состав, которым зимой посыпали улицы, разъедал подушечки на лапах, раз прочувствуешь на себе — больше не сунешься.

Редкие прохожие ругались вслед мне и несущимся не глядя по сторонам детенышам.

Долго так продолжаться не могло, мне нужно было укрытие, но закоулки я игнорировала — не была уверена, что смогу найти там спасение, зато точно знала, что выбраться на главную улицу уже не успею.

Мстительная мысль остановиться, подождать, пока кто-нибудь из гаденышей меня схватит, и прожечь ему руки до костей — хотели посмотреть, как горит рыжая шерсть, я покажу — мелькнула и пропала.

Впереди, возвышаясь над всеми прохожими, прямо рядом с козырьком здания стоял огромный мужик. Мое спасение и путь на крышу.

Я уже представляла, как вскарабкаюсь на мужика, с него перепрыгну на козырек, попаду на карниз и уже с карниза, по цветочному узору, украшавшему полуколонну, заберусь на крышу…

Но успела только вскарабкаться на широкое плечо. Потом была схвачена за шкирку и подвешена в воздухе. Мужик оказался быстрым. Еще мужик оказался волком, и мне бы стоило держаться от него подальше, только густой звериный запах я почувствовала слишком поздно.

— Хм-м-м, — глубокомысленно изрек оборотень, рассматривая меня.

Под взглядом прозрачных голубых глаз мне стало настолько не по себе, что я неосознанно поджала хвост и вцепилась в него лапками.

— Что это такое? — дрожащим голосом спросила девушка, внимания на которую я раньше не обратила. Невероятное преступление с моей стороны — девушка с ног до головы была украшена блестяшками. Кольца, браслеты, сережки, заколки в волосах. И даже ее платье, хорошо видное из-под распахнутого пальто, было украшено искрящимися в свете фонарей камешками.

Сколько сокровищ…

— Нечисть, — коротко ответил волк, продолжая меня разглядывать.

— Р-р-ря! — трусливо тявкнула я, заодно поджав и задние лапы. Чтобы не дрожали.

С оборотнем ни одна здравомыслящая тарса не стала бы связываться. И я бы не стала, мне просто не повезло немножко.

— Дяденька, это хорошо, что вы ее поймали! — Светленький пироманьяк уже был рядом. Запыхавшийся и радостный, он протянул руки ко мне. — Это мое, отдайте, пожалуйста.

— Твое?

— Вернее, моей сестры. Родители на день рождения подарили. Поводок был плохо закреплен, и она сбежала. Отдайте, пожалуйста, иначе мама заругает.

Врал он мастерски, с такой жуткой верой в свои слова, что даже я поверила бы, не иди речь обо мне.

И волк поверил. С заминкой, будто сомневаясь, он опустил руку, собираясь отдать меня этому. И я осознала, что жечь сегодня все же придется.

Глава 2

Ни мой план, ни план волка так просто привести в действие не удавалось. Детеныш не выпускал меня из рук ни на секунду. Тискал, гладил, просто таскал с собой.

Даже завтракать утром мы спустились вместе. Еще прошлым вечером помытая лично волком под чутким руководством его дочери я и сияющая Эдит.

Говорить при девочке я опасалась, хотя порой очень хотелось попросить ее душить меня с чуточку меньшим энтузиазмом.

Блестяшки за столом не было. Носительница невероятных сокровищ оказалась не женой волка, не матерью девочки и вроде бы даже не их близкой родственницей и сразу после праздничного ужина отбыла к себе. Ее статус в этой семье был мне непонятен, но я надеялась, что мы еще встретимся и я буду достаточно удачливой, чтобы позаимствовать у нее хотя бы парочку блестяшек.

Сокровищница моя не пополнялась уже несколько месяцев, пора было это исправить.

— Эдит, зачем ты принесла ее за стол? — спросил волк, враждебно глядя на меня.

За девочку ответила ее нянька, та самая немолодая женщина из кареты.

— Она не желает разлучаться с ней ни на минуту. Если забрать, тут же впадает в истерику.

За столом воцарилась недобрая тишина.

Эдит сладко зевнула, прикрыв рот ладошкой, — спать она легла поздно, до полного изнеможения сглаживая с меня всю шерсть, утром встала трудно и до сих пор не проснулась, что не мешало ей крепко меня держать. Не вырваться, не вздохнуть лишний раз.

Но, кажется, я могла бы со временем привыкнуть к этой неосознанно жестокой детской любви. Несмотря на помятые бока и зудящую от постоянных поглаживаний шкуру, спала этой ночью я в тепле и относительной безопасности, потому утром была в прекрасном настроении.

Настолько прекрасном, что ни мрачная рожа волка, ни недовольные вздохи няньки меня не тревожили.

После завтрака Эдит усадила меня на свои колени и, как ей казалось, незаметно таскала мне еду с тарелок.

Волк сначала собирался одернуть дочь, но не смог, слишком блаженное у нее было выражение лица, пока она меня подкармливала.

Я же не только досыта наелась, но и подтвердила свои подозрения: перед детенышем оборотень был беспомощен. Первый день в этом доме, а я уже нашла слабое место самого страшного местного хищника.

Мне определенно везло.

Так я думала, пока Эдит не вышла из-за стола и мы, попрощавшись с отбывшим на работу волком, не поднялись в детскую.

Мой жизненный опыт можно было назвать богатым. Я успела побыть жертвой, хищницей и даже падальщицей, но ни разу еще мне не доводилось быть куклой.

— Тебе очень идет, пушистик, — широко улыбаясь, сказала девочка, поправляя завязки чепчика на моей голове. — Сейчас мы будем пить чай.

Пока она расставляла игрушечные чашки на столике, я почесывала кружавчики на чепчике и чувствовала, как начинают болеть придавленные уши.

День обещал быть сложным.

У Эдит было много сил, много энергии, а главное — имелась убойная фантазия. И к этой фантазии прилагалась куча адских приспособлений, любовно купленных ей отцом, нянькой, блестяшкой… неважно кем, главное — детеныш был вооружен и опасен. Приспособления удачно прикидывались детскими игрушками и не вызывали у меня особых подозрений, пока мы не познакомились ближе. И теперь я знала, что первое впечатление обманчиво.

Не то чтобы я не знала этого раньше, просто после дня, проведенного с ребенком, это знание стало ярче, больше… глубже, что ли. Как и нелюбовь к кружевам и персиковому цвету.

Волк вернулся вечером, за час до ужина.

Он был очень рад видеть выбежавшую встречать его дочь и совсем не был рад болтающейся у нее под мышкой мне.

Обменявшись тяжелыми взглядами, мы решили просто друг друга игнорировать.

***

Достижением сегодняшнего дня можно было считать то, что я пережила все испытания, не повредившись рассудком, и мисочку с едой, стоявшую теперь у правой ножки стула детеныша.

Ужинала я сама, несмотря на обиженное сопение моей жутковатой хозяйки, и еда от этого казалась еще вкуснее.

И ночью, сумев выскользнуть из ослабевшей хватки детских рук, я смогла сама пройтись по коридору второго этажа. Почувствовать, как тянет сквозняком над самым полом, как лапы мягко и тихо ступают по ковру, а когти вязнут в коротком ворсе, и увидеть, как косая линия света из приоткрытой двери перечеркивает пол и стену, разрезая почти пополам висящую там картину.

Из щели пахло зверем, усталостью и неуловимым терпким запахом чего-то алкогольного. Чтобы почувствовать все это, мне пришлось подобраться к самой двери.

Отступить, поджимая лапы, вернуться в спальню детеныша, поднырнуть под тонкую руку и уснуть у меня уже не получилось.

— Входи, — велел волк, почувствовав мое присутствие.

Я замешкалась, сомневаясь в том, что мне стоит подчиняться. Оборотень поторопил.

— Мне долго ждать?

— Ты, блохастик, мной не командуй, у меня другой хозяин, — с трудом выдавила из себя я это наглое заявление. Быть самоуверенной и дерзкой под внимательным взглядом волка было сложновато.

Я проскользнула в кабинет,  приблизилась к столу, за которым сидел оборотень, и с трудом забралась на столешницу, чуть не уронив на себя малахитовый треугольник пресс-папье. И все это в гнетущей тишине.

— Чего хотел? — спросила опасливо, запоздало заметив, что в свете единственного зажженного светильника волк выглядит как-то по-особенному устрашающе.

Возможно, все дело в том, как хищно сверкали глаза в полумраке, скрывшем от меня его лицо.

— Как Эдит?

— Замечательно все у твоей Эдит. Весь день веселилась, в обед покушала, сейчас крепко спит, — отчиталась я.

— Хорошо. — Волк устало прикрыл глаза.

— Слушай, блохастик, а ты чего такой замученный?

— Не зови меня так.

— Как? Блохастиком?

— Да.

— Почему нельзя? Ты же оборотень?

Волк посмотрел на меня странно и промолчал.

— Оборотень же! — стояла на своем я. — Мехом обрастаешь, а где мех, там и блохи.

Глава 3

Самой ужасной в моем новом статусе была не необходимость каждый день играть с Эдит, терпеть ее сокрушительные нежности и молчать. И не в унизительной процедуре ветеринарного осмотра.

Самое ужасное в моем новом статусе было имя, указанное в документах.

— Пушистик? Серьезно, Пушистик?! — вполголоса бушевала я, пока детеныш спал, привалившись к стенке кареты. Равномерное укачивание и насыщенный событиями, основательно вымотавший ее день сделали свое дело.

Ребенок спал, а я могла переползти из ее объятий на колени волка и негодовать, дергая его за жилет.

— Это выбор Эдит, — с серьезным видом ответил… Хельму. Ему, конечно, с именем совсем не повезло, но это же не повод отыгрываться на мне!

— А ты не мог отказаться? Запретить? Хотя бы сказать, что это плохая идея? — безнадежно спросила я, уже понимая — не мог.

В том, что дочь оказалась его слабостью, были не только положительные стороны. Один огромный и непоправимый минус насквозь пронзил мою гордость.

Пушистик, подумать только…

— Ты тоже могла это сказать.

Устав от моего самоуправства, волк отцепил от себя мои лапки и скинул меня на скамью.

— Не могла вообще-то, — с грустью ответила я, забираясь обратно. Упрямства мне было не занимать. На самом деле, его было даже с избытком — иначе не дожила бы до своих лет. — Я с ней не разговариваю.

Хельму удивился.

— Почему же?

— Не хочу стать жертвой детской общительности, — проворчала я и еще раз дернула его за жилет — было в этом что-то успокаивающее. — Я едва ее нежности переживаю.

Сегодня было особенно сложно. Сегодня мы были на прогулке.

На меня нацепили нелепый ошейник со стилизованной косточкой-подвеской — наследство какого-то мелкого недоразумения из песьего племени — и пустили на поводке гулять по парку.

Конец поводка держала Эдит, поэтому прогулка выдалась изматывающей и унизительной. К нам подходили трижды, восторженные леди с одинаковыми лицами, и каждая считала своим долгом отметить, что я рыжая, страшная и с облезлым хвостом.

«Лучше бы родители тебе, дорогая, купили такую лапочку, как моя…»

Лапочки больше всего походили на неудачные попытки скрестить собаку с хомячком, были пушисты, трусливы, бесполезны и, что особенно меня поразило, заметно меньше меня. Такое несчастье, если на улице окажется, обделается со страху и умрет… скорее всего, тоже со страху.

Зачем оно Эдит, когда есть я? Я на улице выживу и ее, если будет надобность, сберегу.

За день девочка вымоталась, но вечером, узнав, что Хельму заберет меня у нее на несколько часов, отдавать отказалась и напросилась ехать с нами. Мужественно пообещала, что не будет жаловаться, если заскучает… и действительно не жаловалась, хотя по виду ее было несложно понять, что сидеть тихо, пока взрослые обсуждают какие-то непонятные вопросы, детенышу было мучительно.

Воодушевилась Эдит лишь раз, когда у нее спросили, как меня теперь будут звать. Тогда она одним своим словом полностью меня растоптала, а теперь тихо посапывала, сидя напротив своего отца.

— Как она сегодня? — спросил волк.

— Как и вчера. — Я обернулась на девочку. Вот такая, спящая и неопасная, она была удивительно миленькой с этим своим воздушным платьицем, круглым личиком и вьющимися темными волосами, собранными в простую, чуть растрепавшуюся прическу. — Энергичная, эмоциональная, с устрашающей тягой к обнимашкам.

Карету чуть раскачивало, в незашторенное окошко длинными вспышками проникал теплый свет уличных фонарей. Эдит что-то промычала и коротко вздохнула.

Я перевела взгляд на волка и ненадолго лишилась дара речи. С таким выражением лица он смотрел на девочку, что у меня сердце сжалось.

— Слушай, если ты ее так любишь, больше внимания ей уделяйте, что ли, — проворчала я, смущенно почесав морду обеими лапками. — Малявке, кажется, ласки не хватает.

— А я чем тут помогу? — удивился он искренне.

Безнадежный случай, сообразила я.

— Все с тобой понятно, а мать ее где? Пусть тогда она… — Я осеклась на полуслове, заметив, как застыло лицо волка. — Что не так?

Он не ответил, отвернулся к окну и больше не проронил ни слова за всю поездку.

***

— Пушистик, — сонно пробормотала Эдит, подтягивая меня поближе и сразу же вновь засыпая.

Я пожалела, что осталась спать рядом с детенышем, а не отползла в изножье кровати, возмущенно пофырчала ей в шею, пообещала себе, что никто из собратьев никогда не узнает о моем позоре, и, смирившись с творящимся беспределом, задремала в ее руках. Умудрилась даже немного помурлыкать, не специально и не для того, чтобы убаюкать и так спящую девочку. Просто… захотелось.

Пушистик так Пушистик, решила я оптимистично, могло быть и хуже.

А утром спасалась бегством, потому что «хуже», которое могло бы быть, случилось. Эдит решила Пушистика причесать.

***

Эдит была одним из тех беспокойных, оглушительных сгустков энергии, от которых я всегда старалась держаться подальше. Не показываться на глаза, не даваться в руки, обходить стороной, какими бы вкусностями они ни пытались меня приманить.

Беспокойство искрилось в ее глазах, улыбке, прорывалось в движениях, звенело в голосе…

И именно она, одна из тех, кого я всегда избегала, оказалась ребенком, за которым мне нужно было приглядывать.

Не самая простая работенка, но мысли о побеге с каждым днем посещали меня все реже.

Через несколько дней после того, как я стала Пушистиком официально, Эдит начала постепенно отпускать меня. Все меньше носила на руках, все чаще бегала следом — ей нравилось смотреть, как длинными скачками я преодолеваю коридор на втором этаже и как могу в два прыжка пересечь гостиную на первом этаже.

Она говорила, я почти летаю.

Домашняя прислуга, стоило мне выскочить им под ноги, обычно говорила что-то нецензурное и злое, но тихо, чтобы не услышал ребенок.

Эдит поверила, что я не исчезну, и вернула мне мою свободу, хотя порой я все еще ловила на себе ее напряженный, беспомощный и совсем не детский взгляд. В этом взгляде было нечто важное, глубинное, раскрывающее самый большой страх девочки, но у меня не получалось его понять.

Глава 4

 Волк не поехал в управление руководить допросом, а вернулся домой и весь день просидел в спальне детеныша, в дурацком розовом кресле. Слишком низком, слишком тесном и слишком неудобном для него.

Сидел в полумраке, задернув шторы и оставив гореть лишь небольшой ночник на прикроватном столике, и смотрел. Выглядел волк при этом так, что пугал и меня, и служанок, изредка заглядывавших к Эдит.

Устроившись на спинке кровати, я хорошо могла видеть их лица, когда они замечали тяжелый, мерцающий в темноте взгляд своего хозяина.

— Морду расслабь, — посоветовала я, когда терпение мое сдохло — сил больше не было смотреть на его мрачную рожу. — Если мелкая увидит, испугается, а у нее за прошедшую ночь и без тебя плохих воспоминаний с лихвой наберется.

Хельму попытался расслабиться, но получалось у него так себе.

— Спасибо.

Я растерялась.

— За совет?

— За то, что помогла ей. — Волк все еще воевал со своим лицом и выглядел жутковато. — Эдит сказала, что вы смогли оттуда выбраться только благодаря тебе.

— Да без проблем, — пробормотала я. — Ты же меня для этого и нанял, верно? Чтобы я ее защищала.

— Чтобы ты за ней присматривала. И рассказывала обо всем мне, — поправил он меня. — Эдит не должна была оказаться в подобной ситуации.

— Ты командор городской стражи, тот самый тип, из-за которого честные преступники попадают за решетку, и ты говоришь, что никто не мог попытаться надавить на тебя через дочь?

— Эта система куда сложнее, чем тебе может показаться. А закон не идеален… — ответил он через какое-то время. — До прошлого месяца между преступниками и законниками существовали определенные правила, но все изменилось после бойни в Оверане.

— Бойни?

— В тенях началась борьба за власть, — сказал он. — Не состоящий в гильдиях сброд и мелкие шайки, чтобы не лишиться жизни, покинули столицу и разбрелись по соседним городам. Нам, расположенным к Оверану ближе всех, особенно не повезло.

Из сказанного им я вынесла только самую главную мысль:

— То есть Эдит теперь всегда будет в опасности?

— Как минимум в ближайшее время. Я приставлю к ней охрану, — пообещал Хельму.

Детеныш хрипло закашлялся в подушку.

Мы переглянулись.

— Целителя? — не очень уверенно предложила я.

Потрясение и переохлаждение пошатнули здоровье Эдит, но срочно вызванный целитель заверил, что особых причин для беспокойства нет.

— Ей нужен покой, — сказал он, важно поглаживая пушистые седеющие усы. — И эти лекарства, — добавил, протягивая Хельму внушительный список.

И ушел.

— Не многовато ли? — с сомнением спросила я со своего нового, сильно удобного насеста — с плеча волка.

— Лишь бы помогло, — решил он и велел служанке купить все.

Эдит кашляла все страшнее и дольше, вяло капризничала, отказывалась есть, жалобно шмыгала забитым носом и постоянно хотела обниматься. Со мной, что волка, взявшего на себя обязанности сиделки, сильно огорчало.

Ему приходилось уговаривать Эдит поесть и выпить лекарства и читать до хрипоты сказки, а обнимали только меня. Диковатые взгляды служанок доставались тоже почему-то только мне, хотя чудить изволил их хозяин.

В какой-то момент — глубокая ночь уже плавно перетекала в сильно раннее утро, волк совсем недавно влил в детеныша очередную порцию лекарств и дремал в розовом кресле — я почувствовала исходящий от Эдит жар и всерьез всполошилась. Это я должна была быть теплее нее, это она должна была греться о меня, а не наоборот.

Чтобы не переживать в одиночестве, я разбудила Хельму, и до самого утра мы вместе сидели над неправильно горячим ребенком, дожидаясь, когда подействует жаропонижающее.

И вместе, вздрогнув, проснулись, когда покой в доме нарушила гостья.

Разрываясь между желанием еще поспать и здоровым тарсовским любопытством, которое требовало узнать, кто там заявился, я решила ни в чем себе не отказывать и поехала вниз, на первый этаж, на плече волка. В полудреме, на всякий случай вцепившись в его волосы и слабо покачиваясь в такт шагам.

У входа, быстро стягивая перчатки и одновременно пытаясь расстегнуть пальто, стояла блестяшка. Но сегодня она была какая-то не такая. На кремовом пальто и перчатках в тон не было ни камешка, в ушах скромно сверкали маленькие сережки, на пальцах, кроме обручального кольца, никаких украшений, и под длинными рукавами строгого синего платья не виднелось никаких браслетов. И даже в волосах, темных и вьющихся, совсем таких же, как у Эдит, не блестели заколки, хотя сложная прическа располагала…

Я чувствовала себя обманутой.

— Юстина, откуда ты здесь? — Изумленный волк по ступеням спускался медленно. Блестяшка успела скинуть на руки слуги пальто, изящным жестом поправить волосы и вспорхнуть к Хельму, успевшему добраться лишь до середины лестницы.

— Я слышала, что случилось, — сказала она, взяв волка под руку и подталкивая вверх. — Как я могла не прийти?

— Ты поняла, о чем я. Разве ты не отправилась с Вертом в столицу?

— Ну поехала, — согласилась она. — А потом приехала.

— Когда?

— Вчера днем.

Хельму усмехнулся.

— Тебя хватило всего на три дня?

— Верт совсем про меня забыл, друзей в Оверане у меня никогда не было, разумеется, я заскучала.

— Твой муж уехал по делам, — напомнил волк с упреком. — Ты сама напросилась с ним.

Блестяшку это почему-то разозлило.

— Ты должен быть на моей стороне. Я же всегда была на твоей! — Она встретилась со мной взглядом и запнулась. — Ну здравствуй.

Хельму покосился на меня.

— Будь дружелюбнее, — велел он. — Только благодаря этой тарсе твоя племянница сейчас дома.

Блестяшка попыталась улыбнуться и подалась ко мне, желая почесать за ухом.

Я зашипела.

В наступившей сразу за этим тишине было хорошо слышно, как тяжело кашляет Эдит за полуприкрытой дверью.

***

Глава 5

Что это была плохая идея, я поняла на третий день бесплодных блужданий по городу и даже немного поругала себя за импульсивность. Поддалась моменту, почувствовала свою мнимую важность, захотела, чтобы волк еще раз признал мою полезность, и… ну правда, оно само как-то вырвалось.

Необдуманное, наивное предложение, едва ли имеющее надежду на удачный исход.

Описать внешность тех двоих не смогли ни пойманные похитители, ни мы с Эдит. Но если детеныш был напуган и мог не запомнить мимолетно виденные лица — в карете на того мужика она очень старательно не смотрела, боялась, — а я в принципе лица в зверином облике не способна была запомнить, то склероз похитителей выглядел странно.

Хельму говорил, что они не врут, что они не могли соврать его дознавателю, Хельму подозревал, что во всем виновата магия, Хельму случайно обмолвился, что единственная ниточка к непойманным похитителям — это я. Потому что я сумела запомнить их запах. А я впервые в жизни почувствовала себя настолько полезной, а главное — нужной… И повела себя очень самоуверенно.

Но это совсем не объясняло, зачем я так яростно спорила с несогласным Хельму и пыталась успокоить напуганную моим предложением Эдит. Чтобы теперь отмораживать хвост, лапы и самое главное — нос?

Воодушевление после победы над волком прошло в первый же день. Да, Хельму неохотно согласился с моим предложением, хотя потом, когда детеныш все же лег спать, а я еще не успела вернуться в свой пушистый вид, долго и нудно угрожал, приперев к стене в коридоре. Чтобы не думала даже сбегать и расстраивать его драгоценную дочь, чтобы не создавала проблем, чтобы не чудила, не дурила, и вообще:

— Если тебе покажется, что ты нашла кого-то из подозреваемых, сразу возвращайся ко мне, поняла?

— Так точно, босс!

— Анха, я не шучу. Сама ничего не пытайся сделать.

— Я дорожу своей шкурой и рисковать ею не буду, — заверила его я.

О том, что эту же шкуру мне придется промораживать на улице, я тогда совсем не подумала. В тепле и сытости воспоминания о злой зиме как-то поблекли и перестали меня пугать, а зря.

Три дня я покидала дом утром вместе с волком и возвращалась с ним же вечером, но все еще ничего не нашла.

В управлении стражи было шумно и интересно, но там я появлялась редко и ненадолго, на улице же, наоборот, холодно и скучно, а я вынуждена была торчать на морозе и искать.

Если бы я попросила, волк разрешил бы прекратить, перестал бы брать меня с собой и никогда бы не вспомнил о моем самонадеянном предложении. И именно поэтому я не могла попросить. Ну и еще немного потому, что найти похитителей было необходимо.

Все остальные неудачники, пойманные в домике рядом с портовыми складами, оказались простыми наемниками и ничего толком не знали.

Им заплатили за то, чтобы подержать ребенка в подвале несколько дней, а потом отдать тому, кто приедет его забирать. Кто это будет, они не знали, зачем нужен ребенок, они не знали.

Все, что от них требовалось, — выполнить свою часть работы и не попасться страже. И с этим они не справились.

С какой стороны ни посмотри, они оказались совершенно бесполезны…

На четвертый день, получив по носу веником от недоброго дворника, едва унеся лапы от стаи диких псов и поцапавшись с вороной, я была как никогда близка к тому, чтобы сдаться. Терпения во мне никогда не было достаточно. Но когда вечером я вернулась в управление, на вопрос волка: «Как?» — упрямо повторила то, что говорила каждый день:

— Завтра точно найду.

И на пятый день, на закате, не веря своему носу, я действительно нашла. Не в бедных кварталах или сомнительных подворотнях, не там, где ожидала найти и где так усердно искала.

А в мирном жилом районе, где снимали квартиры и комнаты обычные люди.

Четырехэтажный домик из белого кирпича выглядел как игрушечный.

В окне первого этажа можно было увидеть нежно-голубые шторы в цветочек, на третьем этаже сразу под всеми пятью окнами висели кованые подоконники с присыпанными снегом ящиками, в которых летом цвели цветы.

В таком доме не было места человеку, способному похитить маленькую беспомощную девочку, но запах, смешанный с сигаретным дымом, шел именно из этого дома, из приоткрытого окна на первом этаже.

***

В управление городской стражи я неслась не чувствуя лап и жалея, что у меня нет крыльев, когда на пути возникали сложнопреодолимые преграды. Как бы замечательно было просто парить над крышами домов, вместо того чтобы метаться между людьми, слыша вслед ругательства и обещания страшной расправы.

И почему я не пернатой родилась?

Трехэтажное здание управления, основательное такое, из серого камня, находилось прямо напротив Центрального Банка страны, на центральной, самой большой и популярной среди горожан площади.

Людей у главных дверей управления всегда было много, это я усвоила еще в первый день. И больше никогда не ходила этим опасным для мелких зверей путем, предпочитая обходную дорогу, которой пользовались стражники, доставляя или забирая преступников: по тихой мрачной улочке, неожиданно хорошо освещенной и чистой для подобного места.

У задней двери управления часто стояла усталая лошадь, запряженная в повозку с демонстративно зарешеченными окошками. Волк говорил, что для стражи повозки делают особые, укрепляя каркас и добавляя заговоренные стальные прутья не только на окна, но и под обшивку. Еще он говорил, что раньше использовались клетки, установленные на телегах, и был в этом какой-то существенный минус… но дальше я его, как правило, уже не слушала.

Сегодня лошади не было.

Я пролетела мимо двери, завернула за угол и, с разгона вспрыгнув на узкий подоконник, забралась по раме на козырек и по стене, цепляясь когтями за выступы и трещины, доползла до нужного окна. Поскреблась в стекло и через несколько секунд уже грела отмороженный хвост в кабинете командора.

Мой сбивчивый эмоциональный рассказ он выслушал с невозмутимым видом, потом так же спокойно приказал своему помощнику собирать отряд.

Глава 6

В сложившейся ситуации было три откровенно плохих момента: никакого мастера Зафрэ Деккара гильдия артефакторов не знала, Эдит из-за нас плакала, а я так и не смогла отнести часы в свою сокровищницу, и они все еще лежали там, в снегу на крыше.

Все это просто сводило меня с ума.

Какой-то заносчивый гад имел наглость посмеяться над всем управлением городской стражи… он посмеялся надо мной! Спрятал свой запах, скрыл так искусно, что я даже не заметила ничего странного, пока не стало слишком поздно.

Хотя кое-что у нас все-таки было: портрет артефактора, нарисованный со слов волка.

Не у нас, у стражников…

Это, пожалуй, можно было назвать четвертым плохим моментом — я начала считать проблему своей.

Постоянно думала об этом, винила себя за то, что не почуяла подвоха и не догадалась вовремя, что если кто-то выглядит как скользкий и подозрительный тип, значит, с огромной вероятностью, он такой и есть. Особенно если встреча ваша состоялась там, где этого скользкого типа не должно было быть.

Я не могла уснуть, думая об этом. Перед глазами стояла его фальшивая улыбка и холодные, мертвые глаза. Пожалуй, по этим глазам без всякого портрета я бы обязательно его узнала.

Рядом, придавив меня к постели рукой, тихо посапывала Эдит, а я была близка к тому, чтобы прямо с завтрашнего дня вернуться на улицы и заглядывать всем в глаза…

Она наревелась перед ужином, потому что только к ужину плохой отец и бессовестная я вернулись домой.

Встречены мы были совсем еще молоденькой робкой девушкой в форме стражи и детской истерикой.

Зато теперь девочка крепко спала, и мой побег не потревожил ее.

Осторожно выбравшись из-под детской руки, я сползла с кровати и тихо прокралась в коридор. Я собиралась ненадолго отлучиться и донести наконец часы до своей сокровищницы…

Но в кабинете волка снова горел свет.

— Алкоголь вредит здоровью, — сказала я, проскользнув в приоткрытую дверь. — Я точно знаю, я как-то целую зиму на чердаке одного трактира жила, такого навидалась, ты даже не представляешь.

Хельму кивнул и отпил из стакана.

— Спасибо, — сказал он. — За то, что была со мной, когда я общался с семьями погибших.

— Было бы за что благодарить. Я ведь глупую бессловесную зверушку изображала. Никакой от меня помощи не было. — На этот раз я куда быстрее и проворнее забралась на стол, дальновидно взяв чуть в сторону от пресс-папье.

Волк непонятно хмыкнул и поставил стакан на стол, я, поддавшись любопытству, подошла ближе и сунула нос внутрь, принюхиваясь. Пахло странно, но не то чтобы неприятно.

— Тебе налить? — спросил он.

— Что, напиваться лучше в компании? — фыркнула я, но согласилась. — А давай. Бражку я уже пробовала, пиво пробовала, кислятину какую-то пробовала, которую за вино выдавали. Ты, кстати, если когда-нибудь в придорожном трактире… в любом, наверное, придорожном трактире будешь, никогда не заказывай то, что они там из больших бочек разливают. В этих бочках по ночам такие, как я, плавают.

Волк улыбнулся и в благодарность за предупреждение, не иначе, вместо одного стакана со столика в углу принес весь поднос и поставил передо мной.

— И… зачем?

— Попробуешь коньяк, бренди и… — он повернул к себе последнюю бутылку и усмехнулся, — вермут.

Сняв крышечку с медной вазочки на ножках, где хранился колотый лед, волк спросил:

— С чего начнешь?

Несложно было догадаться, что Хельму планировал отвлечься от мрачных мыслей за мой счет, но я не могла его в этом винить.

Дегустация не должна была продлиться долго. Когда в нос ударил терпкий запах полыни, принесший с собой едва уловимый аромат мяты и еще каких-то трав, я была почти уверена, что все закончится после первого же бокала.

Я была не права.

В какой-то момент меня охватил такой азарт, что я даже перекинулась, желая сравнить, как почувствует вкус человеческое тело.

Волк смеялся, глядя на то, как я морщилась, фыркала, страдала, но упрямо пыталась понять, какая гадость не нравится мне меньше всего. Я не злилась, мне нравился его смех, только он, наверное, и заставлял меня продолжать.

— Все! — Я с грохотом поставила перед Хельму полупустую бутылку вермута, вытирая рукавом рубашки рот. — Вот это я могла бы даже назвать вкусненьким, но сразу после этого мне пришлось бы откусить себе язык. Поэтому я ничего такого не скажу. Но это самое нормальное, хоть и несет от него полынью.

Я не могла опьянеть, костер, горящий во мне, был в разы жарче того слабого огонька, что таился в этом пойле. Мое пламя питалось им с тем же аппетитом, с которым встречало и магию.

Зато я могла устать.

И устала от постоянных превращений, ноги уже держали с трудом, но сесть мне было особо негде. Единственное кресло за столом занимал волк, диванчик у стены выглядел привлекательно, но он стоял слишком далеко. На то, чтобы снова стать пушистой, не хватало сил, мне нужно было немного перевести дух.

— Убери-ка, — велела я Хельму, скинув руку волка с подлокотника, и с облегченным выдохом заняла его, привалившись боком к спинке кресла и опершись спиной на жесткое плечо.

Волк мужественно выдержал захват территории, но сообщить о том, что на диване мне было бы удобнее, не поленился.

Я не поленилась его проигнорировать.

— Слушай, а все-таки где мать Эдит? — спросила я. — С ребенком столько всего случилось, а она так и не объявилась до сих пор. Не думаю, что, если бы она была здесь, Эдит бы плакала из-за нашего отсутствия.

— Мы не будем это обсуждать, — сказал волк.

— А вот и будем. — Я завозилась, желая и на месте усидеть, и на Хельму глянуть. — Если она умерла и ты до сих пор скорбишь, просто скажи. Я извинюсь и никогда больше не подниму эту тему.

— Она сбежала, — резко ответил Хельму. — И я не хочу об этом говорить.

— В смысле, от тебя сбежала? А как же детеныш?

Волк тяжело вздохнул.

Глава 7

— Деккар — артефактор из столицы, — сказал Хельму негромко как-то после ужина, когда скромняшка уже увела Эдит наверх, а я слегка замешкалась и отстала. — Был правой рукой короля теней, пока того не убили. Он опасен.

— И что ты планируешь? — спросила я. Волк старался идти неторопливо, чтобы я поспевала за ним, но разговаривать так было решительно неудобно. А я не любила, когда мне неудобно.

Он никак не прокомментировал то, как я, вскарабкавшись по брюкам и жилету, забралась на его плечо, подождал, пока я устроюсь, и ответил:

— Хочу отправить Эдит подальше от города. — И добавил не терпящим возражения тоном: — Ты поедешь с ней.

Можно подумать, на меня такой тон действовал.

— А ты не планируешь взять, ну я даже не знаю, отпуск и поехать со своей дочерью?

Хельму встал посреди лестницы.

— Ты, кажется, не поняла. Деккар не сбежал из Оверана, спасая свою жизнь, он отступил, чтобы позже вернуться и захватить власть. Деккар собирается стать новым королем преступного мира. Его нужно остановить.

— И ты собираешься его останавливать, — понятливо кивнула я. — Спрятать свою слабость где-нибудь подальше отсюда и героически помереть в неравной борьбе…

— Я не собираюсь умирать!

— Ты хочешь вместе с детенышем отослать и меня — похоже на поступок самоубийцы.

— Анха…

— Да ты же беспомощный! — тявкнула я ему в самое ухо, ловко соскочила с плеча, прямо под потянувшейся ко мне рукой, и метнулась наверх.

Разъяренный волк бросился следом.

В спальню к Эдит мне было никак нельзя. И не потому, что там сейчас сидела Флоренс, просто волк, по самолюбию которого я так неосмотрительно и безжалостно потопталась, выглядел сейчас… своеобразно. Незачем детенышу такое видеть.

Поэтому я бросилась в кабинет Хельму. Вечно приоткрытая дверь кабинета манила, как и растущий за его окном раскидистый клен. Дерево я заметила случайно, во время дегустации. Теперь оно могло спасти мой хвост, мне нужно было всего-то добраться до окна.

Превратилась я резко, на бегу, и чуть не врезалась лбом в край стола. К окну успела подбежать ровно в тот момент, как волк ворвался в кабинет следом за мной.

У меня еще было время, я могла бы успеть отдернуть задвижку на окне сверху, распахнуть его, превратиться обратно и перепрыгнуть с подоконника на ветку клена.

Все бы у меня получилось, если бы задвижка поддалась…

Налетевший на меня сзади волк вместо испуганных извинений получил пинок по голени и возмущенное:

— Ты здесь окно вообще открывал когда-нибудь?

— Ты… — выдохнул он потрясенно.

— Не собираюсь бежать из города, поджав хвост, — отрезала я. Прозвучало очень решительно, так сразу и не скажешь, что всего несколько мгновений назад я очень даже бежала, поджав хвост. — Если я поеду с Эдит, ты тут убьешься через несколько дней.

— Всю жизнь без тебя как-то справлялся, — глухо напомнил Хельму, нависая сверху.

— Это было до того, как ты повстречал Зафрэ. Напомнить тебе, что недавно случилось в твоем кабинете? Не думаешь, что следующее сердечко он украдет у тебя?

— Анха!

— Ладно, прости, виновата. Не права, — быстро сдала назад я. Сложно стоять на своем, когда сзади в спину больно упирается подоконник, а спереди жутковато давит обиженный волк. — Но подумай сам, я могу быть полезна. Да, Зафрэ знает, что я высшая нечисть, но о некоторых моих талантах он и не догадывается. М? М?!

Хельму чуть отстранился и смерил меня взглядом. Он должен был понимать, что я права. Что я его козырь. Что я действительно могу быть полезной…

— И Эдит нужна настоящая охрана. А не этот ранимый цветочек.

— Флоренс сильнее, чем ты думаешь, — сказал волк и невпопад добавил: — Тебе нужна нормальная одежда.

Не то чтобы я собиралась так уж часто превращаться… на самом деле, мне вовсе не следовало бы этого делать. Но если все же еще придется…

— Хочу форму городского стража, — выпалила я.

— Что?

— Форму хочу, — повторила, окончательно обнаглев. — Чтобы как у цветочка. Мне пойдет, вот увидишь.

— Завтра что-нибудь подберем, — пообещал он после недолгих раздумий. И, отступив на несколько шагов назад, возвращая мне свободу, сказал: — Я не беспомощный.

— Конечно, нет, — покладисто согласилась я. Мне просто померещилось.

Из-за того, что запах похитителей знала только я, а потом потому, что волка серьезно приложило амулетом и он был совсем не в форме, я посчитала, что Хельму во мне нуждается.

Так самоуверенно с моей стороны…

***

Следующим утром Эдит смотрела на меня как на предательницу: вот вроде бы мы только недавно помирились, а я снова ее бросала.

— Ну ты сама подумай, — жарко шептала я ей в ухо, пока Хельму собирался. — Кто еще о твоем папке, кроме меня, позаботится? За ним же следить надо, ну!

— А ты будешь следить? — тихо спросила она, поглаживая меня по спине. — И заботиться?

— Конечно! — От избытка чувств я невольно хрюкнула ей в ухо, вызвав веселый смех. — Положись на меня!

Волку детеныш меня передавал с серьезным видом и важным напутствием.

— Постарайся, — сказала Эдит.

— Обещаю, — ответила я.

— Мне стоит начинать беспокоиться? — устало спросил Хельму, ответа не получил, пообещал в случае чего наказать всех без разбора и покинул дом, забрав меня с собой.

Волк, кажется, собирался молчать всю дорогу до управления, и меня, как натуру исключительно любопытную, ужасало такое его равнодушие к нашим с Эдит секретикам.

— И ты даже не спросишь, о чем мы с ней разговаривали? — наконец не выдержала я. — Тебе что, ни капельки не интересно?

Волк отвлекся от созерцания пейзажа за окном кареты и посмотрел на меня — яркое пятно на темной скамье напротив него.

— Интересно, — признался он, — но не спрошу.

— Почему это?

— У меня не всегда получается спрашивать так, чтобы это не походило на допрос, — сказал волк. — Жизнь показала, что допрашивать близких — плохой способ общения.

Глава 8

Карета размеренно покачивалась.

Эдит зачарованно смотрела в окно, я мрачно смотрела на Флоренс. Волк все-таки отправил с детенышем этот робкий цветочек.

Помимо Флоренс, с детенышем также поехал боевой маг, изображавший сейчас извозчика, и я.

Но я должна была покинуть Эдит в лесу, после того как буду уверена, что из города мы выехали без «хвоста».

Хельму долго и мучительно пытался решить, стоит ли выбрать безопасность и отправить с дочерью целый отряд, возглавлять который собирался лично, или лучше незаметность и скорость.

С трудом остановившись на втором варианте, он еще долго изводился бы сомнениями, не пообещай я лично удостовериться, что детеныш уедет из города без приключений.

Волк согласился с моим предложением, но все равно организовал нам двухчасовую езду по городу и четыре смены кареты, хотя я настаивала на том, что хватит и двух. Хельму решил перестраховаться и как можно старательнее запутать следы, но сменить няньку Эдит посчитал лишним.

Не прислушался ко мне и моему предвзятому мнению, заявил, что Флоренс сильный маг и вообще способная… и оставил ее при Эдит. Чтобы этот цветочек и дальше продолжил ее у меня отнимать.

Карету резко тряхнуло, детеныш счастливо взвизгнул и прижался к стеклу лбом, стараясь разглядеть, что там творится под колесами.

Под колесами творилась поизносившаяся дорога, до границы города оставалось еще несколько улиц…

Когда мы резко затормозили рядом какими-то малосимпатичными складами, я подобралась, Флоренс проворно оттащила детеныша от окна и прижала к своему боку.

Все запланированные пересадки и остановки мы уже прошли, больше останавливаться карета не должна была до самого вечера. Даже чуть притормаживать, чтобы я могла выпрыгнуть без вреда для здоровья, было запрещено.

— А что… — попыталась спросить Эдит.

Я предостерегающе рыкнула, и она замолчала, сжавшись под рукой цветочка.

— Надеюсь на ваше благоразумие, — прозвучало с той стороны медленно открывавшейся каретной дверцы. — Не хотелось бы, чтобы кто-то пострадал.

Зафрэ улыбался нам, в то время как за его спиной хмурились два неблагонадежных типа.

Незаметность и скорость, кажется, нас не спасли.

— Я бы не советовал, — сказал он, прямо глядя на Флоренс. — Меня не заденет, а вы с ребенком пострадаете. Стоит ли рисковать?

Скромняшка потрясенно замерла и, что бы там ни собиралась делать, передумала. Было что-то такое в голосе артефактора, что заставляло верить его словам.

Я зарычала, когда Зафрэ решил забраться в карету, Флоренс, все так же прижимая к себе Эдит, отползла к противоположной дверце, освободив место и позволив мне перепрыгнуть на их сиденье.

— Меня немного задевает такой враждебный прием, — доверительно сообщил Зафрэ, благоразумно заняв свободную скамью и не пытаясь даже приблизиться к детенышу. — Расслабьтесь, я не собираюсь трогать девочку. Что бы вы обо мне ни думали, с детьми я не воюю.

— Позвольте не поверить, — мрачно сказала я, проигнорировав сдавленное оханье Флоренс. Сейчас мой маленький секрет был последним, что стоило бы оберегать. — Ваши люди не разделяют такой подход.

— Ты о недавнем похищении? — Артефактор расслабленно откинулся назад, закинув ногу на ногу. — Берс работал не только на меня. Но если не ошибаюсь, ты неплохо его проучила.

— Я? Всего лишь обожгла ногу. Ваше наказание было по-настоящему впечатляющим.

— Понравилось? Если желаешь, могу как-нибудь показать процесс…

— Спасибо, не надо! — Я затылком чувствовала диковатый взгляд Флоренс и ее полное непонимание происходящего, но помочь ничем не могла. Сама не знала, что происходит и как ко всему этому относиться. Зафрэ, в своем белом пальто, с этим дурацким шарфом на шее, выглядел как самый добропорядочный горожанин, таких полно на улицах города, и в то же время казался настоящим безумцем. Хотя я себя нормальной сейчас тоже не чувствовала. — Если это все, что вы хотели, то покиньте, пожалуйста, карету. Нам ехать надо.

— О, они могут ехать в любое время, но ты останешься в городе, — благожелательно улыбаясь мне за спину, сказал Зафрэ.

Я бы расхохоталась ему прямо в лицо, если бы не была так потрясена. Останусь в городе… подумать только. Будто я собиралась куда-то уезжать…

Хотя ему, конечно, узнать о моих планах было не от кого.

— То есть, если я сейчас выберусь из кареты, вы позволите детенышу уехать?

— Безусловно.

— И она даже доедет до места назначения?

— Ни я, ни мои люди не станем ей мешать. Меня не интересует этот ребенок. Для того чтобы отправить весточку нашему общему знакомому, у меня есть целое управление. Каждый его работник может стать моим посланием… Надеюсь, ты передашь мои слова.

И моему сердечку в прямом смысле стало неспокойно. Утешало лишь то, что угроза прозвучала совсем непонятно, значит, не должна была напугать Эдит.

А со своими страхами я была уверена, что смогу разобраться.

Вот только Флоренс прямую угрозу каждому городскому стражнику, озвученную только что артефактором, кажется, поняла.

— Желаете умереть — отпустите ребенка, — велел Зафрэ раньше, чем она успела что-то предпринять. — Я обещал этой милой нечисти, что девочка не пострадает.

— Никто никого не будет убивать, — с трудом сохраняя спокойствие, сказала я. Хотелось психануть и поддаться инстинктам. Останавливало только присутствие Эдит. Если я сейчас дам слабину, через несколько секунд тут все будет гореть и детеныш может пострадать. — Мы мило побеседуем и разойдемся. Живые и невредимые.

Я обернулась на скромняшку, одновременно стараясь не выпускать артефактора из поля зрения. Рисковала заработать косоглазие, но справилась.

Флоренс не выглядела напуганной. Взволнованной — определенно, раздраженной — да, способной совершить глупость — вне всяких сомнений.

И куда только вся ее робость подевалась?

Меня тревожил ее пристальный оценивающий взгляд и кинжал в ножнах, что — я точно это знала — висел на ее ремне сзади и обычно был скрыт кителем. Сейчас Флоренс была похожа на человека, готового решить проблему не магией, так сталью. А развалившийся на сиденье напротив нас тип был очень похож на проблему, которую нужно решить… Порешить, прости меня, мамочка.

Глава 9

Из дома Вирнэ волк меня в прямом смысле выволок.

Девушка бежала следом, требовала все ей рассказать и непременно взять с собой, но добиться смогла лишь обещания, что, как только появится что-то интересное по ее специальности, Хельму обязательно ей сообщит.

— Куда? — зловеще спросил волк, все дальше утаскивая меня от домика артефактора. На застывшую в дверном проеме Вирнэ, переминающуюся с ноги на ногу от желания броситься следом и наперекор Хельму поехать с нами, он ни разу не обернулся.

— К центральному парку. Знаешь, где эти дурацкие сломанные ворота…

В карету я забралась с ощущением неизбежного, рассеянно потирая уши, которые совсем скоро, вероятно, надерут. В лучшем случае надерут только уши, в худшем — пострадают моя гордость и филей.

Но кони тронулись, мы покинули улицу, на которой жила Вирнэ, завернули на другую, где дорога была чуть лучше, а волк молчал. Смотрел в окно и полностью игнорировал мое присутствие.

Глядя на его сосредоточенный профиль, я до боли хотела подергать Хельму за рукав и спросить, что у него сейчас вообще в голове творится. Выглядел он очень спокойным, и это пугало до дрожи.

Пугало и заставляло оправдываться.

— Я не специально. Они в том мешочке лежали, среди амулетов, и так блестели. Сильно очень. И магии в них никакой не было, я и подумала… ну зачем они тебе? Бесполезные же. Вот все остальное было пропитано магией, все остальное я и отдала, а часики… это же всего лишь часики. Просто одна блестяшечка…

— Прекрати, — велел он, — я ни в чем тебя не обвинял. Мне стоило понять, что у тебя есть склонность к воровству, еще когда ты копалась в моих вещах.

— И ничего это было не воровство! Я просто позаимствовала твою рубашку. Позаимствовала, ясно? — вспыхнула я, благополучно забыв о том, что собиралась также позаимствовать у него парочку блестяшек и не планировала ничего возвращать. Раз не сбылось, значит, не считается.

— Всего лишь часики, — передразнил меня волк, — ты тоже просто позаимствовала?

Я пристыженно замолчала.

— Неприятно признавать, но нам повезло, что ты присвоила часы себе. Окажись они среди амулетов, попали бы в хранилище.

— А Зафрэ там побывал! — подхватила я воодушевленно.

— Побывал, — эхом отозвался Хельму, массируя переносицу. — Мне пора в отставку, не могу справиться с каким-то артефактором.

— Зафрэ не какой-то, Зафрэ гений. Он сам так сказал. А у тебя даже зверя нет… — Колючий взгляд волка оборвал меня на полуслове.

— Еще раз назовешь меня беспомощным?

— Виновата, — потупилась я.

Больше заговорить с Хельму я не осмелилась до самого нашего прибытия на место.

Высадились мы аккурат перед сломанными воротами. Карета сразу же уехала к видневшемуся невдалеке перекрестку — улица эта была слишком узкой, с односторонним движением, каретам долго стоять здесь запрещалось. Под удаляющийся перестук копыт я проворно проскользнула в зазор между створками, уже через прутья предложив волку:

— Можешь подождать меня тут или прогуляться немного. Здесь недалеко есть чудесное место. И скамья там еще целая.

Волк выбрал второй вариант.

Одна створка ворот покосилась, соскочив с петель и образовав внушительную щель.

Я была уверена, что Хельму удастся проскользнуть так же легко, как и мне, но он едва не застрял.

— Почему мы просто не вошли в главные ворота? — ворчал он, с трудом протискиваясь внутрь.

— Оттуда долго идти, — сказала я, пытаясь за руку вытащить волка к себе.

Помогала я никудышно, скорее даже мешала, но, освободившись, Хельму все равно меня поблагодарил.

— Обращайся, — важно кивнула я и, не отпуская его руки, потащила вперед.

Ладонь волка была горячей, моя — едва теплой, и в этом мне виделась страшная несправедливость. Это я душой была пушиста, а Хельму даже перекидываться не умел, так почему же мерзла именно я?

Только я!

— Ты что там бормочешь?

— Аж завидно, говорю.

— М-м?

— Забудь.

Круглая площадка с давно уже неактивным фонтаном была все так же чудесна и безлюдна. На ней я волка и оставила, после чего, утопая по колено в снегу, углубилась в заросли и только там рискнула перекинуться.

Так, передвигаясь по веткам вместо того, чтобы вязнуть в снегу, до своей сокровищницы я добралась быстро.

Часики лежали ровно там же, где я их положила. Красивые, блестящие, обжигающие лапы холодом… и совершенно точно полностью лишенные магии.

— Как думаете, мои золотые, — я нежно огладила сияющий в свете зимнего солнца бок, — если вы не то, что мы ищем, босс разрешит мне забрать вас себе?

Ответ я, разумеется, знала и сама. А часы мне, конечно же, не ответили.

Возвращалась я не так чтобы очень быстро и сильно охотно. Хотела немного подольше побыть с блестяшкой, оттягивала, как могла, мгновение нашего расставания…

И очень удивилась, когда впереди вместо тишины или согревающего душу волчьего ворчания услышала хриплый надсадный голос, обещавший убить волка за его надменную рожу и «ту рыжую тварь в форме» за компанию.

— Я же его совсем ненадолго одного оставила, — прошептала почти с восхищением, вслушиваясь в грубые, резкие и совершенно неинформативные слова хриплого.

Запах табака и пота мешался с липкой вонью чужой болезни. И среди всего этого многообразия терпкий аромат хищника казался почти успокаивающим.

Враждебно настроенных людей было трое, вооруженные ножами, они почему-то не казались опасными на фоне спокойного волка, легкомысленно забывшего меч в управлении, а оттого безоружного. Хотя встречаться с ними на земле мне все равно не очень хотелось.

Но я должна была вернуться, и вернуться должна была в человеческом теле, потому что меня они видели в форме городской стражи, а не в шубке тарсы.

Найти подходящую ветку, что смогла бы выдержать мое человеческое тело, было легко, найти другую ветку, на которую я могла бы перепрыгнуть для эпического явления и в то же время не свернуть себе шею, свалившись вниз, оказалось уже сложнее, но я справилась.