Пустошь в сердце

Пролог: Песок и Пепел

Деревня Цуйхуа задышала предрассветной весенней прохладой. Солнечный свет окрасил рисовые поля в розовое золото. Роса засеребрилась на листьях бамбука, густой рощей окружавшего скромные хижины, а первые птицы запели в кронах древних кедров на опушке Леса Шелковых Криков. Воздух наполнился запахом цветущих трав – обычное утро в месте, где жизнь билась упрямо, но бедно.

Люй Фэн копошился в земле рядом с матерью. Ее ловкие руки осторожно выкопали корень цзиньцао – редкую траву с серебристыми прожилками, росшую только в тени старого дуба у реки. Цена за нее на столичном рынке была высока, слишком высока для их скромного достатка. Но Люй Мэйлин знала: эти корни – их единственный шанс заплатить непомерный налог, объявленный наместником Линем.

– Смотри, Фэн-эр[1], – прошептала она, смахнув пот со лба, – каждый корешок цзиньцао – это горсть риса в наши закрома. Будь осторожен, не повреди их.

Мальчик старательно подражал ей, его маленькие пальцы дрожали от напряжения, пока раскапывали маленькой лопаткой землю вокруг растения. Когда он аккуратно выдернул из земли целехонький корешок и счастливо рассмеялся, Мэйлин погладила его по голове и улыбнулась. Запах влажной земли, голос матери, предвкушение завтрака. Все это казалось для него идеальным началом утра. Сегодня вместе с отцом он снова будет вырезать поделки из дерева для продажи. Люй Фэну было всего десять, чтобы выполнять сложную резьбу, но Люй Цзянь все равно хвалил его и забирал поделки в общую корзину, где лежали настоящие произведения искусства. Люй Фэну не верилось, что его кривые птицы и кролики чего-то стоят. Тем не менее он продолжал усердно трудиться, чтобы оправдать ожидания отца, опытного резчика по дереву.

– Пойдем домой, – Люй Мэйлин поднялась с колен, накрыла корзину с десятком корешков платком и подала руку сыну. Люй Фэн с удовольствием обхватил мозолистую руку и зашагал рядом. Протоптанная годами лесная тропа петляла среди высоких вековых деревьев с нависающими лианами. Пару лет назад, когда они так же вдвоем искали коренья и собирали лечебные травы, мать поведала историю, которая сначала удивила его, затем напугала.

– Однажды ты потерялся в лесу, тебе только исполнилось пять лет, – сказала тогда Люй Мэйлин. – Мы искали тебя несколько дней, почти отчаялись, а потом ты сам вышел к нам – голодный и изможденный. – Она с тоской взглянула куда-то в глубину Леса Шелковых Криков и тяжело вздохнула.

– Потерялся? – Люй Фэн свел брови и настороженно посмотрел в сторону лесной опушки. Листья на длинных ветках прошелестели в кронах деревьев мелодию ветра. – Я… не помню.

– Да, ты и тогда ничего не смог вспомнить. Почему ушел? Где был? Как вернулся? Ты почти сутки бредил. – Она погладила его по голове. – Сейчас ты уже взрослый, поэтому должен научиться запоминать дорогу домой, Фэн-эр. Шэньмо[2] нам не страшны, они здесь не водятся. Но лесные духи-оборотни могут заманить тебя в чащу леса и поглотить душу.

– Я знаю дорогу домой, матушка, – успокоил ее Люй Фэн. – Даже если ты оставишь меня здесь прямо сейчас, – он вырвал руку из ее крепкой хватки, – я вернусь. Обязательно. Вот увидишь!

Упрямый, он встал перед ней со сжатыми кулаками и замер, но та лишь нежно улыбнулась.

– Не сегодня. Когда выучишь все лечебные травы, я буду отпускать тебя в лес одного.

– Обещаешь? – Люй Фэн снова взял мать за руку, и они направились вдоль широких раскидистых папоротников и лопухов в сторону деревни.

– Обещаю.

На деревенской площади только-только открылись первые лавки. В воздухе запахло свежевыловленной рыбой, которая смиренно и устало билась в чанах с водой. Люй Мэйлин с сыном миновали рынок, нырнули в оживленный проулок, завидев вдалеке машущего рукой Люй Цзяна.

Тишину разорвал далекий, но зловещий гул. Не гром, а топот копыт и скрип колес по высохшей грязи. Люй Цзянь замер, рука непроизвольно зависла в воздухе, а Люй Мэйлин обернулась, бледнея. По единственной ухабистой дороге в деревню въезжал отряд. Несколько грубых солдат в потертых кольчугах и… он. Человек в одеждах цвета охры, с холодным, бесстрастным лицом и высокомерно поднятым подбородком. На его груди мерцал нефритовый значок Клана Будуншань[3] – Фаши[4]. Его лицо – бесстрастное, как камень, поразило испуганного Люй Фэна. Он еще никогда не видел Гань Ляна так близко.

– Сбор! – гаркнул старший из солдат, соскакивая с коня. – Главы семейств! Кладовые! Быстро!

Сборщики налога были обычным злом. Но Фаши… Его присутствие висело в воздухе тяжелым, чуждым гнетом. Он не смотрел на людей, его взгляд скользил по хижинам, по полям, как будто оценивая ничтожность всего сущего. Люй Фэн почувствовал, как мать резко схватила его за руку, и ее пальцы показались ему ледяными.

Налоговый сборщик, толстый мужчина с сальным лицом, зачитал список. Дань зерном, тканями, скотом. И – корни цзиньцао. Десять цзиней[5]. Невозможное количество. В толпе пронесся гул отчаяния. Столько не наберешь и за год, даже если перекопать все окрестные холмы!

Староста, заикаясь, попытался вступиться:

– Господин сборщик, милости просим… но цзиньцао… его так мало… мы собрали лишь горсть…

– Горсть? – сборщик фыркнул. – Наместник Линь требует десять цзиней. Не собрали – платите серебром. Втройне.

Он бросил опасливый взгляд на Фаши, тот едва заметно кивнул, словно подбадривая и обещая защитить от грязных смердов, которые пытаются возражать воле наместника Линя.

Глава 1. Тени и Стальные бабочки. Часть 1

Лес Шелковых Криков, обычно наполненный приветливым шелестом листьев и щебетом птиц, за одну ночь превратился для Люй Фэна в лабиринт ужаса. Засыпая у потухшего костра, он слышал странный шепот и не мог понять, шалит ли воспаленный разум, пугая слуховыми галлюцинациями, или же это мелкие яо ждут возможности напасть и высосать душу несчастного мальчика. Толком не выспавшись, он умылся у ближайшего ручья, сделал пару глотков свежей воды и направился в сторону старой мельницы. Иногда он шел медленно, пробираясь сквозь гигантские заросли папоротника и стараясь не потревожить логово змей. Иногда, подгоняемый возобновляющимся шепотом в голове, Люй Фэн срывался на бег и несся вперед, не разбирая дороги. Он спотыкался о корни, царапал лицо и руки о колючие ветки. Шепот сменялся навязчивым звоном в ушах и леденящей пустотой в груди. Вернувшийся голод сводил желудок спазмами, жажда жгла горло. Силы покидали его. Он падал, поднимался, снова падал. Мир плыл, тени между деревьев неестественно шевелились, а шепот ветра звучал как насмешливые голоса на странном языке.

И тогда он впервые увидел тот самый знак на коре дерева – перевернутая ладонь. Люй Фэн застыл напротив раскидистого дерева, стараясь отдышаться, и осторожно провел по знаку рукой – белая известь или краска, сильно облупившаяся под силами ветра и дождя. Если не знать, что это символ, можно с легкостью пройти мимо и не заметить. Люй Фэн огляделся: лес еще не закончился, впереди просвет опушки. Значит, где-то рядом – гильдия воров. Или это знак для своих – чтобы не заблудились. «Неважно, – подумал Люй Фэн, продолжая ступать по мокрой траве уже с большим энтузиазмом, чем ранее, – я на верном пути. Они рядом… Они должны быть где-то ря…» – он споткнулся о скрытую под слоем мха и папоротников веревку. Раздался глухой щелчок, и сеть, сплетенная из лиан и прочных волокон, резко взметнулась вверх, увлекая его за собой. Люй Фэн вскрикнул от неожиданности и боли, беспомощно повиснув высоко над землей. Паника сжала горло. Ловушка! Фаши? Охотники?

Из чащи вышли не солдаты. Трое человек в потертой одежде землистых оттенков, с лицами, загорелыми и жесткими, как древесная кора. Они ступали так мягко и тихо, что Люй Фэн не сразу их заметил. Их одежда сливалась с окружающим лесом, делая их практически невидимыми.

Они молча осмотрели улов, опустив ловушку почти до земли. Один, коренастый, с шрамом через глаз, усмехнулся и сплюнул на землю:

– Гуй тебя дери! Что здесь делает ребенок?

– Щенок, худой, как жердь. Даже на мясо не пойдет, – отозвался более молодой мужской голос.

– Дышит еще, – пробурчал третий, постарше, ткнув палкой в бок Люй Фэна. – Смотри-ка, глаза… не трусливые, злые. Того гляди, покусает, – он просунул палец через сетку, и Люй Фэн в самом деле щелкнул челюстями, чем позабавил трех незнакомцев. – А он смешной! Ну и что с ним делать?

Люй Фэн в тревоге заерзал, сжимая прочные путы лиан в дрожащих пальцах. Мужчины выглядели враждебно, к тому же ему не сбежать из сетей. Им ничего не стоит прихлопнуть его как надоедливую муху и заново установить ловушку. И тут он вспомнил про знак перевернутой ладони! Он же видел символ гильдии. Ну а вдруг?

– Мне… Мне нужна Старая Ли, – забормотал Люй Фэн. – Я-я-я… от Странника Сумерек. Он сказал найти Старую Ли.

Коренастый подошел ближе, всмотрелся в его напуганные глаза. Люй Фэн не отвел взгляда. Трясся как лист на ветру, но суровый взгляд выдержал.

– Тащите к Ли, – раздался его спокойный голос. – Пусть сама решает.

Его сняли, не слишком нежно, связали руки за спиной и повели вглубь леса, к месту, от которого пахло тиной, дымом и затхлой гнилью. Они вышли к заросшему тростником болотцу. Среди гниющих коряг и полузатопленных стволов, почти неотличимые от окружающего хаоса, стояли несколько хижин на сваях, соединенных шаткими мостками.

Вот оно – логово «Призрачной Кисти». Люй Фэн испытал облегчение при виде людей: кто-то плел сети и корзины, кто-то перебирал овощи, кто-то неподалеку тренировался в стрельбе из лука. Что-то знакомое откликнулось в душе. Да, это не его родная деревня, но здесь живут люди, занимаются трудом, общаются. Если ему позволят остаться, он будет благодарен им до конца жизни.

Стоило им выйти из леса, как все глаза уставились на Люй Фэна.

– Эй, Клинок! Чего-то не густо сегодня с охотой, да? С мальца даже похлебку не сваришь! Задохлик какой-то… – крикнул кто-то из толпы, и народ раскатисто рассмеялся.

– Хлебало завали! – сурово буркнул тот самый коренастый мужчина и пихнул Люй Фэна в плечо, заставляя идти вперед. Тот сразу же запомнил – Клинок. Его зовут Клинок. «Значит, тут у всех прозвища, а не имена, – тут же отметил про себя Люй Фэн. – Даже проще».

Его втолкнули в просторную хижину, внутри которой царил полумрак и густой запах табака, сушеной рыбы и чего-то лекарственного. За грубым столом, разбирая кучу пестрых тряпок и поблескивающих безделушек, сидела женщина. Ее лицо, изрезанное глубокими морщинами как высохшее русло реки, не выражало ничего, кроме тоски и разочарования. Глаза, маленькие, черные и невероятно проницательные, горели живым задорным огоньком, словно внутри старушки жил любознательный ребенок. Между губ дымилась длинная трубка с нефритовым мундштуком.

– Как я погляжу, попался не олень. – Раздался хриплый голос, похожий на скрип несмазанной телеги. Старуха скорее констатировала факт и иронизировала, чем спрашивала.

– Прости, Ли. Малец в сеть угодил, у Ливневого ручья, – доложил Клинок. – Назвал твое имя. Упомянул Странника Сумерек.