Путешествие в Рождество (сборник)

История первая. Ночь волшебных свечей.

Зимняя нежность от Наташеньки (Natallisha)

Великобритания. Графство Суррей. 1855 год.

Родовое имение виконта Сент-Джон.

-Ужин будет сервирован к семи часам, леди Фейт, - с некоторой долей уныния, констатировала высокая женщина в элегантном свеже-накрахмаленном чепце и красивом кружевном переднике, одетом поверх парадной униформы глубокого темно-вишневого оттенка.

А быть может, мне просто померещились искорки неподдельного сочувствия в проницательно ясных глазах. Чужое невольное понимание, по обыкновению, укололо больнее, чем я когда-то могла предполагать. Вынуждая порывисто отвернуться к огромному, занавешенному плотными бархатными портьерами, окну, в бесполезной попытке – скрыть набежавшие на ресницы соленые капли. С Сарой мы всегда ощущали друг друга с полуслова. И сейчас домоправительница молчаливо выскользнула в прохладный полумрак коридора, оставляя меня один на один с нахлынувшими воспоминаниями. Сквозь повисшую перед взором туманную пелену проступали очертания, объятого снежным пленом, сада. Почему я надеялась, что сегодня все будет по-другому? Отчего позволяла себе так долго об этом мечтать, не страшась неизбежного разочарования. Желания, загаданные в ночь волшебных свечей, обязательно сбываются. Наивные старые приметы. Вечная тайна двух маленьких девочек, замирающих у заиндевевшего окна, страшась неуверенным дыханием – загасить крохотный огонек. В нашем доме, как и во многих других, в ночь перед Рождеством на подоконниках размещали этот хрупкий символ приближающегося праздника. И мы с Бетани непременно нашептывали ему свои сокровенные надежды. Увы, с годами, как правило, остывает и вера в чудеса. Вероятно, моя успела окончательно испариться. И теперь, прислушиваясь к мерному завыванию вьюги и долетающим с кухни восхитительным ароматам, я больше не стремилась искать ответы на терзающие уставшее сердце многочисленные «а вдруг» и «если бы все сложилось иначе». В конце концов, мне повезло много больше, чем некоторым из моих малочисленных подруг. Мой муж никогда не ограничивал меня в средствах, не препятствовал встречам с матерью и сестрой, не отчитывал за малейшую оплошность. Разумеется, по вполне объяснимым, пусть и чрезвычайно досадным причинам. Итан попросту не любил девушку, с которой сочетался вынужденным браком, навязанным ему непререкаемой родительской волей. О существовании в его жизни другой женщины я узнала непростительно поздно. Наш союз состоялся по всем правилам и традициям, и вот уже как последние года три продолжал следовать им с завидным и требовательным постоянством. Впрочем, в современном обществе, будто специально придуманном для сильной половины человечества, обладающей материальными благами и властью, жаловаться на подобные «мелочи» не имело смысла. А тем паче – пытаться в чем-либо обвинять безукоризненно чтущего внешние правила приличия виконта Сент-Джона. Будь то спортивные состязания, скачки, охота, рыбная ловля или же посиделки в кругу друзей, причина всегда оставалась логичной и идеально выверенной. И даже срочные переводы иностранной дипломатической корреспонденции неукоснительно вписывались в сей стройный ряд, самым что ни на есть удивительным образом, выпадая на праздничную неделю. Отчаянным усилием заставляю себя сдержать подступившие к горлу всхлипы. Мама так часто повторяет, что печалиться в светлый сочельник – самая высшая неблагодарность. До чуть прояснившегося сознания долетает легкое настойчивое царапание по двери. Слабо улыбнувшись, приоткрываю тяжелую створку, впуская в спальню кубарем вкатившегося Чарли. Наш озорной черный спаниель, супруг его откровенно обожает и всеми силами балует, да и я, признаться, не остаюсь в стороне. На душе моментально разливается толика теплоты. Как бы мне не хотелось обратного, этот вечер останется таким же предсказуемо одиноким, как и многие до него. Иногда я свожу с ума неисправимую оптимистку, в лице Бет, своими сомнительными размышлениями. Но я и, правда, считаю, что будь Итан – скучным, непривлекательным холостяком, женившимся лишь в угоду положенному обычаю, или обладай он отталкивающе вредным характером, мне бы легче удавалось смириться с жестокой реальностью. Но мой муж – обаятельное зеленоглазое чудо, с самой потрясающей на свете улыбкой и умением –делать мир лучше одним своим присутствием. Касается ли это выбора подарка для нелюбимой супруги или заботы о служащих нашего имения. А еще мне до колющей остроты хочется посмотреть на нее хоть одним глазком. На ту, что сумела навсегда завладеть его сердцем. Скажите: это бред? Не спорю, только каждый раз оставаясь наедине со своей безответной привязанностью, я вновь возвращаюсь к навязчиво опасному «любопытству». Вот и сейчас, стоя у края просторной ванной, наполненной в меру горячей водой, пахнущей фиалковой виндзорской роскошью, я думаю о руках, подающих ему теплое полотенце после дождливого холодного дня.

-Леди Сент-Джонс, госпожа…. – сквозь негромкие стоны вьюги и треск поленьев в камине прорывается знакомый встревоженный голосок.

Так и не сняв халат, поспешно выглядываю в комнату, различив в нем нежные интонации Поппи, моей молоденькой горничной. Крохотная частичка прошлой жизни, привезенная с собой из отчего дома.

-Что случилось? – по спине пробегают предательские мурашки, пожалуй, я еще никогда не видела ее такой потерянной и испуганной.