Пути в отражениях

Пролог

По квартире пронёсся порыв воздуха, занавески всколыхнулись, а выцветший от времени абажур под потолком начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Затем в прихожей коротко звякнул старый телефонный аппарат.

Девушка на стуле не сдвинулась с места и продолжала неподвижно сидеть у окна, вглядываясь то ли в пустоту – тяжёлую и липкую – внутри себя, то ли в кроны деревьев за помутневшими от пыли стёклами старой рамы.

– Ты снова зря пришла, – проговорила она, услышав за спиной шелест платья, и даже не обернулась. Её голос звучал тускло и безжизненно. – Мне нечего тебе сказать или отдать.

– Я знаю. Будь это не так – ты бы сама пришла ко мне, – послышался за её спиной довольно молодой голос. – Так ты сломалась? Сдалась?

Девушка повернула голову, и гримаса исказила её лицо:

– Сломалась? Сдалась? – губы девушки скривились в подобие улыбки, но глаза оставались пустыми. – Нет, я уже прошла эту стадию. Сейчас мне всё безразлично. Я превратилась в заводную куклу, которая повторяет одни и те же движения, произносит заученные фразы. Хочешь послушать? Ма-ма… Ма-ма…

Подражание механическому голосу детской игрушки, лишённому интонаций, настолько усилило горький сарказм, что женщина невольно вздрогнула.

Девушка отвернулась, и её плечи сотрясли беззвучные рыдания.

Мать шагнула ближе, рука потянулась к плечу, но в последний момент замерла. За показной апатией девушки скрывался настоящий вулкан, готовый к извержению. Любой жест мог стать искрой.

– Мы можем хотя бы поговорить? – как можно более спокойно спросила она.

– О чём? – глухо ответила дочь. – Снова начнёшь мне рассказывать, как важно найти те книги? Или тебе пришли в голову новые бредовые идеи по поводу их возможного местонахождения? Можешь начинать прямо сейчас, а я подскажу, если ты что-то подзабыла.

– На этот раз у меня есть очень важная подсказка и предложение. Но давай перейдём в зал. Здесь неудобно разговаривать.

Женщина ушла, а девушка, посидев ещё какое-то время, вытерла слёзы и встала со стула. Она вошла в зал и с размаху бросила своё тело на диван.

Мать – неожиданно молодая женщина немногим за тридцать – со стройным станом и горделивой осанкой ожидала её у окна. Она обернулась, как только услышала шарканье тапочек и скрип половицы у дверей в зал.

В этом интерьере семидесятых годов двадцатого века и на фоне выцветших от времени обоев её наряд выглядел неуместно. Она была одета по моде конца девятнадцатого века. Закрытое чёрное жаккардовое платье до пола с воротником-стойкой было богато украшено кружевом цвета воронова крыла, но выглядело нарядным и не производило впечатления траурного. Возможно, этот эффект достигался благодаря тончайшим серебряным нитям, которые были вплетены в ткань, добавляя лёгкое мерцание при каждом движении. Ни вышивок, ни брошей. Единственным украшением был каплевидный кулон на тонкой цепочке. Русые волосы с лёгким пепельным оттенком были уложены в элегантную причёску. Тонкие подвижные пальцы нервно теребили кружевную манжету на рукаве.

Она была очень красива, но во взгляде не было тепла и нежности. Лишь раздражение, которое она пыталась сейчас скрыть. На самом деле ей очень хотелось влепить пощёчину девушке в джинсах и розовой блузке, которая сейчас сидела на стареньком диване, или оттаскать её за волосы, чтобы привести в чувство. С трудом сдержав в себе этот порыв, она задала вопрос:

– Когда ты последний раз занималась поисками?

Послышался похожий на рыдания смех:

– Жалеешь, что не догадалась включить в клятву фразу «ежедневно заниматься поисками»? Да, здесь ты допустила серьёзную оплошность, – с бравадой висельника ответила девушка.

Ни тени смущения или вины не появилось на лице женщины. Это был тот случай, когда цель оправдывала средства. Для неё слишком многое стояло на кону.

– Если бы я оставила тебе свободную волю – ты бы бросила поиски ещё раньше.

– Раньше? Да я бы вообще не стала заниматься ими! Бабушка не хотела отдавать ни тебе, ни мне эти книги! Ты через меня пытаешься нарушить её последнюю волю! Знаешь, – глаза девушки лихорадочно заблестели, она обернулась на дверь и голос сошёл на шёпот, – каждую ночь она является ко мне во сне. Она становится у дверей моей комнаты, складывает на животе руки вот так... Ты ведь помнишь этот её жест, когда она была очень недовольна? ...И смотрит на меня пристально-пристально. Каждую ночь.

Она сглотнула комок в горле и, дрожащей рукой, машинально намотала прядь волос на палец.

Матери стало жутко. Сейчас её дочь вела себя, как психически нездоровый человек. Если так продолжится, то её закроют в лечебницу для душевнобольных, и это станет настоящей катастрофой!

– Вика, возьми себя в руки! – прикрикнула она. – Это твоё воображение создало этот сон. Ты испытываешь чувство вины, считая, что нарушаешь волю усопшей. Но пойми, теперь эти книги – часть наследства, как эта квартира, мебель, вещи. Она не оставила после себя завещания, а это означает, что мы можем распоряжаться...

– Да может, она вообще ещё до своей смерти их отдала или уничтожила, раз они настолько опасны! – выкрикнула девушка, сжав кулаки.

Женщина отодвинула стул от стола и села на него. Она должна привести дочь в чувство, пробудить рациональное мышление.

Глава 1. Когнитивные искажения

Девушка испытывала облегчение, что у неё появится помощник. Вот только для матери она так и оставалась инструментом для поисков. Слёзы обиды тихо подступали к уголкам глаз. Она потрясла головой, чтобы избавиться от этого чувства и шмыгнула носом. Плакать было нельзя, чтобы не потекла тушь. Попутчики в вагоне метро не обращали на неё никакого внимания, уткнувшись взглядом в свои смартфоны. Её мысли сосредоточились на предстоящем разговоре с человеком, к которому она собиралась обратиться за помощью.

Вика его немного побаивалась. Вернее, его цепкого взгляда. Сами глаза были обычные – серо-зелёные, с тёмным ободком вокруг радужки. Когда же к нему приходилось обращаться по работе, он какое-то время смотрел не мигая, словно сканируя, и лишь потом его взгляд становился, как у всех людей.

Но коллеги не сторонились его, и девушка не могла понять, как ему удаётся удерживать баланс между «своим парнем» и человеком, который видит других насквозь.

Через полчаса девушка вошла в здание и поднялась на третий этаж, где находился их офис. Она справилась со своим волнением и напустила на себя самый обыденный вид.

– Игорь, у меня к тебе есть просьба.

Молодой мужчина в сером костюме поднял голову от бумаг, которыми был завален его стол в кабинете. Удивления в его взгляде не возникло, и он лишь вопросительно посмотрел на неё. Ни малейших следов недовольства тем, что его отвлекли от работы.

– Слушаю тебя, Вика, – негромко произнёс он.

Девушка невольно позавидовала спокойствию, с которым была произнесена эта фраза. Неторопливо, негромко, с уважением к собеседнику. Тембр его голоса и интонации немного успокоили расшалившиеся нервы, но она всё ещё чувствовала себя скованно.

– Я хочу обратиться к тебе за помощью. Понимаю, что в таких случаях надо предупреждать, но… – Вика откровенно мялась и, наконец, выдавила из себя: – Скажи, ты не занят сегодня после работы?

Игорь ненадолго задумался. Даже не середина рабочей недели. Вторник. Никаких планов на вечер у него не было.

– Свободен. А что нужно сделать?

Девушка склонилась над столом поближе к уху собеседника, и Игорь уловил от её волос лёгкий запах ландыша. Она совсем тихо проговорила:

– Не здесь. Давай поговорим в обеденный перерыв на улице. Хорошо? Для меня это очень важно.

В интонациях не было ни тени интриги, загадочности или лёгкого кокетства. Девушка явно испытывала неловкость, которая возникает при обращении с просьбой к малознакомому человеку. Она всячески пыталась скрыть свою тревогу и волнение, но это не осталось для Игоря незамеченным: Вика себя вела сегодня неестественно.

– Хорошо, в перерыв – так в перерыв.

Девушка ушла, а Игорь ненадолго задумался. Начать следовало с того, что в компании все знали Вику, как племянницу хорошей знакомой шефа, которую он взял на работу сразу после института. Но сама девушка это никогда не афишировала. Вела себя тихо и с первого дня аккуратно выполняла свои обязанности.

При этом, выглядела довольно... Нет, не эксцентрично, не вызывающе, а скорее, как персонаж из комикса. Она не красила волосы в «вырвиглазные» цвета, не была разукрашена татуировками и пирсингом. Просто её попытки подружиться с косметикой были похожи на бунт против всех правил нанесения макияжа. Во-первых, девушка не имела ни малейшего представления о симметрии. Если розовое облачко румян на левой щеке находилось на положенном ему месте, то на правой щеке оно сползло ближе к виску. Веки имели разный оттенок, словно её палетка теней давно слилась в один радужный комок.

Во-вторых, то ли дешёвая, то ли высохшая тушь, клочьями и комочками ложилась на её ресницы, превращая их в «паучьи лапки», а подводка дрожала на веках, как серпантин после праздника. Брови, нарисованные с усердием начинающего каллиграфа, то удивленно взлетали вверх, то грустно ползли вниз. В-третьих, помада. Это вообще отдельная история. Алые полумесяцы местами выходили за контур губ Вики и даже съезжали немного вбок. Такое отношение к собственной внешности было несвойственным для молодой незамужней девушки. Испортить она не могла только свой носик и идеально очерченный профиль.

Так чем это было? Причудливым самовыражением? Или вызовом окружающим, чтобы её принимали такой, какая она есть? Или желанием того, чтобы её просто сторонились? Но факт остаётся фактом: другие женщины никогда не звали её поболтать и попить кофе, а мужчины просто не замечали.

Наступило время перерыва. Игорь вышел из здания с другими коллегами, которые направлялись в ближайшее кафе на обед. Уже издали он увидел, что девушка с нетерпением высматривала его среди людей у выхода, вытягивая шею и приподнимаясь на цыпочки.

– Прости, что заставил себя ждать. Так в чём нужна моя помощь?

Вика не стала тянуть и сразу передала приглашение её мамы в гости для знакомства. На этот раз на лице Игоря появилось удивление. Это стало для него полной неожиданностью и он даже потёр пальцами висок, обдумывая ответ. Всё дело в том, что с Викой они вообще не были близки. Всё их общение в офисе сводилось к простому обмену приветствиями.

– Вика, я, конечно, польщён, но чем вызван интерес к моей персоне? Твоя мама меня где-то видела?

Девушка отрицательно покачала головой и в её интонациях появились виноватые нотки:

– Извини. Это я сказала ей, что со мной работает парень, к которому я хочу обратиться за помощью. После этого она захотела с тобой познакомиться.

Глава 2. Расслоение реальности

– Лавров, ты сегодня выглядишь… м-м-м... не очень хорошо. Ты какой-то рассеянный. У тебя что-то случилось?

Голос Виктора Сергеевича вырвал его из оцепенения. Работа не клеилась совершенно: он не мог ни на чём сосредоточиться. Игорь потёр пальцами виски.

– Нет, всё нормально, – устало проговорил он. – Просто этой ночью очень плохо спал.

– Бессонница?

– Наоборот. Вроде только положил голову на подушку – как тут же прозвенел будильник.

– На самом деле ты спал, но твой мозг не вошёл в фазу медленного сна. Пока это происходит не слишком часто, причин для беспокойства нет. Но вообще это психическое расстройство, – тоном знающего человека начал говорить Виктор Сергеевич. – Не пей сегодня кофе. Только чай. Вечером погуляй перед сном или хотя бы посиди на балконе. Прогони из головы посторонние мысли. Помедитируй.

«Началось», – с тоской подумал Игорь.

Его участливый собеседник был двинутым на медитации, йоге и прочих духовных практиках. Он даже предлагал ввести для всех медитативные тренинги раз в неделю «для повышения эффективности работы».

– Слушай! – неожиданно прервал свои рассуждения Виктор Сергеевич. – Шеф сказал, что намечается командировка дня на три в Сочи. Хочешь поехать? Поплаваешь в море, поешь свежих фруктов прямо с ветки, снимешь стресс.

Игорь не разделял воодушевления и лишь покачал головой:

– Не в этот раз. Если я не разгребу эти бумаги, то по возвращении точно здесь лягу. Предложите кому-нибудь другому.

Собеседник неодобрительно покачал головой:

– Не в коня корм. Эх, молодёжь! Это к тебе относится. Только семейный мужчина, вырвавшийся из-под контроля своей жены, улавливает запах свободы в сухом канцелярском слове «командировка». В скрытом в нём смысле оно ничуть не уступает заветному слову «рыбалка».

После этих слов Игорь невольно улыбнулся.

Вопреки его ожиданиям, Вика к нему так и не зашла. Он несколько раз сам порывался пойти к ней, но всякий раз возвращался обратно, не сделав и нескольких шагов. Что он собирался ей сказать? Что никому не откроет её секрет? Так он не дешёвка, чтобы набивать себе таким образом цену. Раз она не пришла, значит доверяет, а эти слова лишь докажут, что у него возникали другие мысли. Случайная встреча по пути на обед или с работы тоже не произошла. Девушка держала слово в том, что ему ничего не придётся делать.

Дома после ужина он расслабился в кресле и собирался погрузиться в размышления, не боясь вызвать недоуменные взгляды коллег. Совершенно машинально он ткнул пальцем в пульт телевизора и начал переключать развлекательные каналы. Его рука остановилась, когда он увидел на экране телевизора шоу Дэвида Копперфильда, величайшего иллюзиониста. После просмотра в течение нескольких минут Игорь понял одну вещь: в самых масштабных мистификациях очень важную роль играла его команда. Ассистенты.

В своих мыслях Игорь невольно вернулся к событиям того вечера в квартире Вики. Он ощутил себя зрителем, которого из зала пригласили на сцену, чтобы принять участие в одном из номеров. Но представление было неожиданно прервано внезапным отъездом Ирины Павловны, а Вика-ассистент, готовая к его продолжению, неожиданно осталась без роли. Всё, что ей оставалось, так это сказать: «Уже поздно, и тебе тоже пора идти» и «Прости, что втянула тебя в это». Так что же было дальше по сценарию? Во втором акте должна появиться Вика в вечернем платье и ошеломить его своей красотой. Затем Ирина Павловна даёт им своё благословение и требует от Игоря принести клятву верности? Чушь!

Опять это чувство несоответствия! Наконец Игорь поймал ускользающую мысль за хвост. За всеми странностями, произошедшими в тот вечер, он совсем забыл, что знакомство с матерью Вики было не просьбой, а предварительным условием. Он должен был вызвать доверие её матери. «Вы подходите». Вот ключевые слова, ради которых он приезжал! «Тебе ничего не придётся делать» относилось только к опеке девушки. А последние слова её матери «Не отказывай ей, если она попросит о помощи» указывали на то, что сама просьба ещё даже не была озвучена.

Игорь почувствовал досаду. Лишь теперь он понял, что Вика на самом деле очень умело построила их разговор. «Неужели тебе так трудно сказать: да-да, я присмотрю за ней»? Это отвлекло его внимание. Поэтому он даже не спросил в чём состоит просьба.

Но от осознания чувство раздражения не возникло. Ему даже стало любопытно: уж очень необычный метод манипулирования его сознанием был выбран в тот вечер. Игорю захотелось узнать, что задумали Ирина Павловна и Вика. Сомнений не возникало, что его хотят использовать. Вот только теперь он был настороже.

В четверг Игорь пришёл на работу отдохнувшим и бодрым. У него уже не возникло желания увидеть Вику: он знал, что та сама найдёт его, когда придёт время. В конце рабочего дня он удовлетворённо потянулся и выключил компьютер. Отчёт по внутреннему аудиту был почти готов и уже завтра он сможет предоставить его шефу.

***

Наступила пятница. Рабочий настрой стихал по мере движения стрелок часов по циферблату. Телефонные звонки раздавались всё реже, а ближе к четырём часам и вовсе прекратились. Вести праздные разговоры и откровенно бездельничать при Викторе Сергеевиче побаивались. Поэтому коллеги брали несколько случайных бумажек со стола и шли в другие отделы к своим знакомым «на согласование», а уже оттуда перемещались в курилку.

Глава 3. Путь в отражениях

В метро Игорь стал думать о квартире, в которой ему предстоит вести поиски. Кроме зала, в котором происходил разговор, он смог увидеть только коридор и часть кухни. Не паркет, не ламинат, не ковролин, а самые настоящие дощатые полы, окрашенные коричневой краской. Доски укладывались на лаги, а это означало, что под каждой половицей есть полости, одна из которых вполне может оказаться тайником. Вот только… Будь это в самом деле так просто, то к нему не обратились бы за помощью.

Теперь сама обстановка. Пока Игорь был ребёнком, то частенько бывал в старых квартирах у своих бабушек и дедушек. Старики с каким-то невероятным упорством цеплялись за те вещи, среди которых они прожили почти всю свою жизнь и очень обижались, когда их называли хламом. Все эти ковры на полах и стенах, югославские и румынские мебельные стенки из начала восьмидесятых тогда были признаком достатка и связей. Купить подобное в магазине без знакомств было просто невозможно. А сервизы? А столовый хрусталь? Они просто стояли на стеклянных полках внутри шкафов, как музейные экспонаты.

А эта квартира была старше почти на одно поколение. Она застыла в начале семидесятых годов.

– Наша станция, выходим. – сказала Вика, прервав его размышления и подошла к дверям вагона метро.

Как только они вошли в квартиру, Вика стала торопливо разуваться и стягивать с себя ветровку. Она сунула под ноги Игорю домашние тапочки:

– Одевай. Сейчас я принесу ту штуку и ноутбук.

– Не спеши, – остановил её порыв Игорь. – По дороге мне пришли в голову некоторые мысли, и я хочу их проверить. Ты позволишь мне прежде внимательно осмотреть зал?

Девушка стала очень серьёзной.

– Игорь, в квартире есть вещи, которые нельзя двигать. Я буду находиться рядом, и, прежде чем что-то сделать, ты должен сказать мне об этом.

Игорь не скрывал своего удивления:

– «Вещи, которые нельзя двигать»? Знаешь, подобный запрет звучит довольно странно. Ты можешь мне объяснить кем, а главное, зачем он был установлен?

– Бабушкой, ещё тогда, когда её дочери были совсем детьми. Она им строго-настрого наказала никогда не двигать шкаф, пианино, не трогать картину на стене и ещё несколько предметов. Говорила, что это помешает в случае большой опасности им спрятаться.

– Проход? Если от расположения этих вещей зависит его работа… Ясно. На случай побега.

– Вероятно. Да, и появилась ещё одна зацепка. Моя мать в этот раз предположила, что, кроме книг, где-то в квартире спрятан ещё один предмет – ключ от этого тайника. Поэтому мы до сих пор не смогли ничего найти. Это какая-то печать, которую бабушка использовала для открытия прохода. Небольшая вещица с оттиском на одной стороне и небольшой ручкой с другой. Мать её видела дважды, и она тоже не была найдена.

– Значит, печать. Скажи, шторы раздвинуть можно?

Вика подошла к шторам и двумя широкими движениями раздвинула их от края до края. Открылась застиранная тюлевая занавеска и совершенно пустой подоконник с чугунной батареей отопления под ним.

В солнечных лучах затанцевали пылинки, и комната стала выглядеть ещё более старомодной. Выцветшие обои с невыразительным рисунком. Потолочный гипсовый фриз по периметру и декоративная розетка вокруг люстры белились столько раз, что геометрический орнамент едва угадывался. Стол, стулья, кресло, сервант, диван. Вся эта мебель приобреталась по отдельности и не имела ни единого стиля, ни расцветки.

Игорь осматривал комнату снова и снова, пытаясь ощутить неправильность того, что видел. Как в тесте на внимательность при поиске несоответствий на картинке. Существовал ещё один вид тестов – найди n-отличий. Но для него использовались два очень похожих изображения. Когда началось развитие компьютерной индустрии, эти тесты на внимательность перекочевали в казуальные игры.

Печать. «Спрятать в отражениях». Разум пытался хоть как-то связать между собой одно и другое. Вот оно! Игорь ожидал появления этого чувства.

– Вика, принеси мне зеркало. Только не из косметички, а побольше.

– Что ты собираешься с ним делать? – удивилась девушка.

– Пускать солнечных зайчиков, – отшутился он. – Увидишь.

Она принесла ему прямоугольное зеркало, по формату близкое к стандартному листу бумаги.

– Такое подойдёт?

– Вполне.

Игорь медленно поворачивался в комнате, держа под углом зеркало так, чтобы реальное и отражённое изображения не имели разрыва. Он пытался найти отличия. Первым делом он изучил сервант с расставленными на его полках хрусталём и посудой. Задней стенкой серванта служило тоже зеркало. Ничего.

Затем переместился к пианино и стал так же тщательно осматривать отражения статуэток и фигурок. На его взгляд, ни одна из них художественной ценности они не представляла. Больше всего они смахивали на шахматные фигуры из совершенно разных наборов с высотой от двенадцати до пятнадцати сантиметров и чуть больше трёх сантиметров в основании. Вот только определить какая из них была ладьёй, слоном или пешкой, он так и не смог. Лишь две фигурки совершенно выбивались из этой коллекции. Одна изображала чёрную гаргулью, сидящую в такой же позе, как на Соборе Парижской Богоматери, а вторая… Его сердце заколотилось, как сумасшедшее. Метод, который случайно пришёл ему в голову, сработал. Он нашёл отличие! Сделав несколько глубоких вдохов, он справился с волнением.

Глава 4. Запечатанные воспоминания

Как только Игорь вышел из комнаты в коридор, доносящиеся оттуда голоса стихли. Шум воды, текущей по трубам, тиканье часов, звук работающего у соседей телевизора и шуршание шин от проезжающих под окнами машин наполняли окружение тем, что можно было назвать жизнью.

Здесь же он ничего не слышал, кроме собственных шагов. Эта квартира была склепом, в котором живым не место. Но не была она и чем-то потусторонним или входом в мир духов – все предметы здесь были реальными. Да и они смогли сюда войти в своих телах. Лишь бабушка Вики существовала здесь в виде бесплотного духа и, скорее всего, запечатала своё сознание в каком-то из предметов, может, даже в одной из тех книг, и именно поэтому не захотела передавать их своей дочери.

Подобные рассуждения вызвали у Игоря тревогу. Он не знал, что женщина замышляла в отношении своей внучки. Не захочет ли она завладеть её телом, чтобы продолжить свою жизнь? Эта клятва доказывала, что родственные связи в их семье мало что значили.

Обстановка в гостиной отличалась от той, которая находилась в нашей реальности. Кожаный диван с высокой спинкой и двумя валиками по краям. На месте серванта стоял небольшой книжный шкаф, полки которого были заставлены старыми книгами. Игорь бегло просмотрел названия книг на корешках. Они были в основном по истории: хроники, монографии. Читать такое он точно не будет. Вместо телевизора здесь стояло второе кресло. Лишь круглый стол, скатерть и абажур над ними были те же. И картина.

Игорь подошёл к окну. Плотный туман за стеклом был словно продолжением безжизненности этой квартиры. Он обволакивал деревья, стирая границы между землёй и небом, оставляя лишь размытые силуэты ветвей, будто нарисованные тушью на мокрой бумаге. Других домов не было видно вовсе, словно этот – последний оплот реальности в пустоте, которой он не знал названия.

– Что же ты такое на самом деле? – спросил он у печати, – Куда ты нас привела?

Понятное дело, что ответа не последовало.

Почему? Почему он сейчас не испытывает гордость и удовлетворение? Казалось бы, он выполнил своё обещание и помог Вике найти тайник. Даже не тайник, а целую квартиру с духом её бабули в придачу. Цель достигнута и, скорее всего, нужные ей книги стоят в этом шкафу или лежат в том сундуке. Так почему же ему так неспокойно? Теперь он сопровождающий и тревога будет становиться всё сильнее, пока не перерастёт в агонию бессилия и беспомощности. Игорю захотелось из всех сил ударить кулаком по подоконнику, чтобы разорвать тишину и избавиться от этого тягостного чувства.

«Теперь я наблюдатель, – горько усмехнулся он про себя. – Самая незавидная роль. Видишь всё, но изменить ничего не можешь».

Игорь обошёл стол и приблизился к пианино. Теперь на нём вместо «Красный Октябрь» красовалась надпись «Я. Беккеръ».

Играть он не умел, поэтому лишь коснулся пальцами его клапа[1].

В сознании сразу зазвучала строфа, которую декламировала мать Вики в начале их встречи, но читал её невыразительный мужской голос, в котором не было экспрессии.

– Иннокентий Фёдорович, ваши стихи, да простят меня дамы, унылое дерьмо. Вот, послушайте, – раздался яркий мужской голос, в котором звенели командирские нотки кадрового военного:

– Чертог сиял. Гремели хором

Певцы при звуке флейт и лир.

Царица голосом и взором

Свой пышный оживляла пир;

Сердца неслись к её престолу…

Эмоции! Эмоции в каждом слове, кровь закипает в волнении! А тут? Воображение рисует субтильного юношу, который разговаривает с садовым цветком и боится его сорвать для своей возлюбленной. Тьфу!

– Михаил Петрович, голубчик, полно вам, – зазвучал женский голос. – С вашей стороны это совершенно неуместное сравнение. Возьмём даже вас для примера. Каждый из нас знает, что вы любите музицировать и даже обладаете весьма приятным баритоном. Но, согласитесь, никто не начинает сравнивать вас с Фёдором Шаляпиным или Леонидом Собиновым. Так же и Иннокентий Фёдорович. Поэзия не приносит ему никакого дохода, но позволяет выразить то, чем полна его душа – чувства! И он делится с нами своими переживаниями.

Игорь убрал ладонь с пианино. Теперь он понял, что имела в виду бабушка Вики, сказав, что вещи сохранили в себе память о произошедших событиях. Скорее всего, это пианино в начале прошлого века принадлежало дворянской семье, которую посещал Иннокентий Анненский. Но его стихи получили признание только после его смерти.

В каждой вещи хранились запечатанные воспоминания. Они, как короткие вспышки, как всполохи молний возникали в сознании. Звучали голоса прошедших лет, приподнимая завесу прошлого. Теперь Игорь сел за стол и провёл ладонью по скатерти. На этот раз комната наполнилась не только голосами, но и образами. Он словно очутился внутри голограммы и превратился в бесплотного зрителя.

Первое, что бросилось Игорю в глаза, – плакат настенного календаря с фотографией берёзовой рощи, приколотый кнопками на… 1981 год.

– Мама, я есть в списках! Я поступила с первого раза! Я так счастлива!

Вчерашняя выпускница влетела в комнату, как весенний ветер, и обняла свою мать. Бабушка Вики – а это была безусловно она – выглядела лет на сорок с небольшим, но относилась к разряду тех женщин, которые уже не следят за своей внешностью. Вика в рассказах ни разу не упоминала дедушку. Может, она была матерью-одиночкой и ей самой приходилось поднимать двух дочерей. Какие уже тут наряды да причёски? Но она была ладная и крепкая, как изображаемые на картинах крестьянки. С натруженными руками, широкой костью и грубыми чертами лица. Ирина Павловна и Вика не имели с ней ни малейшего внешнего сходства.