Путь многоцветья

Глава 1. Куклы из омута

Микаэлла не думала, что в этом месте так хорошо выспится. Уютно завернувшись в сине-зеленый плед и белое одеяло, она открыла глаза и потянулась сладко-сладко. Будто впервые смогла поспать после мучительной простуды… Но она не болела, нет. В маленькой комнатке общежития светлело, очень нерешительно. Кровать стояла у окна, и Микаэлла, не вставая, видела соседний корпус университета, с окутанными туманом башенками и темными окнами. Все окна были темны.

Сев и облокотившись на широкий гранитный подоконник, девушка поняла, что исчез весь снег. Еще вчера густейший снегопад непрерывно увеличивал белые шапки на окнах, лепнине и фонарях. Но за ночь будто пришел апрель – и смыл всё, до черного асфальта и бледного ампира архитектуры.

Микаэлла встала и снова потянулась - сладко, но глядя неотрывно - сквозь крохотную прихожую – на входную дверь из полированного дерева. Потом подбежала к двери – босиком, черные кудрявые волосы рассыпались по спине - приложила к ней ухо и замерла.

Шарканья не было слышно. Было абсолютно тихо.

А вот вчера, когда она изо всех билась о дверь-вертушку на задний двор, пытаясь её открыть, звуки шаркающих шагов оказались вдруг слишком близко. И как страшно было бежать обратно, под гулкое эхо от бешеного стука своих кроссовок о каменные полы, огромную лестницу, деревянный паркет! Она захлопнула дверь, дрожа, повернула ключ, а потом полчаса просидела в закрытой ванной…

Криво улыбнувшись, девушка пошла в туалет и ту ванную, похожие размером на пеналы, «приделанные» к разным сторонам прихожей. Улыбнувшись, уже мило и светло, прозрачной пластиковой лягушке на зубной щетке, Микаэлла почистила зубы, но принять душ в крохотной душевой – не решилась.

… Узенькая кухня была размером со «спальню», дальнюю стену тоже занимало большое окно, гудел обклеенный наклейками холодильник, а плита состояла из двух конфорок и выткалась в розетку. Готовить на ней было нечего, пришлось ставить чайник и завтракать растворимым кофе, хлебом и сыром из пустого шкафа.

Но, жуя чересчур нехитрый завтрак за лакированным столом из темного дерева и чуть качаясь на таком же стуле, Микаэлла всё равно чувствовала себя странно расслабленной. «Не думай о шарканье – и отдыхай. Закрой глаза и дыши. Смартфон пропал – и Бог с ним. Часов нет – ну и перестань постоянно проверять время, чтобы не опоздать на три минуты. Еда скудная – ты знаешь, где магазин, Мики. И ты знаешь, что он откроется. Хочешь «киндер»?» - думала она, прикрыв глаза, согреваясь неплохим, с сахаром и молоком, кофе…

… Сняв в спальне желтую с белым пижаму с синей бабочкой на груди, Микаэлла вдруг нежно прижала её к себе, ненадолго замерев. Смысл каждой вещи в её абсолютно пустом блоке-«номере» был рядом. Детских картинок над кухонным столом. Розовой с блестками расчески на полке пустого дубового письменного стола-шкафа у кровати. Но мысли ползали в тумане, будто мозг не хотел работать в полную силу. Вчера, почти выползя из ванной, она еле дошла до кровати – и мгновенно уснула, даже не удивившись лежащей под пледом пижаме из далекого прошлого. Ещё и по размеру: сорок восьмого вместо детского.

Серый стенной шкаф тоже был пуст. Точнее, там лежали джинсы, фиолетовая толстовка, носки и кроссовки, в которых Микаэлла сюда приехала. «Ведь приехала же? На автобусе, да». Кроссовки были с голографической отделкой и с толстым мехом внутри, зимними. «Но где пуховик? И рабочая сумка?»

- А оно тебе надо? – громко сказала Мики себе под нос, подражая клипу «Моряк» Агаты Кристи. «Сейчас – точно нет. И вообще, зима кончилась», - додумала про себя.
Под толстовкой лежал черный кожаный корсет без шнуровки. Микаэлла хмыкнула и повертела его в руках. Вчера она обшарила весь блок, залезла под кровать и ванную, но нашла только зубную щетку, ту еду, расческу – и его, Черный Корсет – мечту готессы в 2004ом. Только без шнурков и молнии. Мики, задрав толстовку, обернула его вокруг талии. И почувствовала странное дежа-вю: что этот корсет был важен. Но был. А сейчас – нет. Как пустая упаковка из-под масла.
Отправив корсет обратно в шкаф, Мики вспомнила еще об одной вчерашней находке: горсти мягких крупных блесток в виде разноцветных звездочек, лежавшей в ящике стола. «Кажется, машинально сунула их в джинсы»… Так и оказалось.
«Ладно, пойду-ка прогуляюсь!» - мысли странные, но Микаэлла натянула кроссовки и уже поворачивала ключ в замке двери. Но перед тем, как открыть, замерла, прислушиваясь. Было тихо.

Как и в широком коридоре-сапожке общежития, куда она осторожно вышла. Её блок был в самом дальнем углу, возле большой двери в кладовку. Слева были еще три двери, дальше – окно. Напротив – две двери блоков и большие и тяжелые двери общей душевой и кладовки. Скрипел старый паркет. Пахло пылью, сигаретами и жареной картошкой. На мгновение девушке захотелось приставить ухо к каждой двери и поподслушивать, но она отогнала эту мысль: «А что ты будешь делать с услышанным? Точно захочешь войти, если вдруг позовут? Поможешь воплям о боли? А застонет кто? Мики, ты обожала в детстве квесты… Иди по активным точкам. Да, точно, по точкам».
Активная точка у неё была, и девушка, толкнув створки очередных, тяжелых и стеклянных, дверей, вышла в узкий длинный коридор, как бы голенище сапожка. Спокойно прошла мимо вереницы блоков, машинально подняв ладонь к правому глазу, чтобы не увидеть проход на лестницу, где было абсолютно темно… Выйдя в большой холл, где пустовала конторка вахтера и поблескивали серебром двери лифтов в нишах, Микки вдруг развеселилась и, как маленькая девочка, резко пробежала пару метров, подпрыгнула, затем резко свернула к лифтам – о, у неё и в мыслях не было вызвать их, и откройся какой-то – она снова бы убежала в блок – и стала читать объявления на доске. «Сдам, сниму, цифры, куплю, отдам, а это что?»
«Не бывает тяжелой работы, есть инфаркты в тридцать!» - гласила народная мудрость на половинке А4.
- Будто бы не знаю, - Мики поиграла бровями, потерла грудь через толстовку и повернулась к серой, с нехитрой вывеской, двери магазинчика и дернула за ручку. Ещё. Было закрыто, и гул ламп за прямоугольными плафонами будто стал громче, едва Мики это поняла.
«Почему в пустом здании должен работать магазин? А почему нет? Так, второй магазин – внизу, где холл у дверей-вертушек. Нет, нееет, там шаги! Нет, не стану я пленницей в своём блоке, ага, сейчас. Я бегала тут, до самого 19 этажа! И заползала на балюстраду, к ужасу бедного дяди-вахтёра!!!»

Глава 2. Бабочка на карнизе

Второе пробуждение не было таким же уютным. Лёжа с закрытыми глазами, Мики почти слышала, как хорошо отдохнуло её тело, но в голове зажглись искры недовольных мыслей. «А что ты будешь делать сегодня? Ты в тупике, ты в загоне. Связи нет, интернета нет, даже книжек нет. Лежать на кровати и есть? О, ты долго этого хотела! Накаркала?!»

Чистя зубы, Мики вдруг замерла и уставилась на своё отражение в зеркале. Нет, маньяков за спиной и чешуи вокруг глаз она не обнаружила, зато поняла, что зубной пасты-то у неё нет. И мыла. И полотенца. И вчера, и сегодня она выполняла «ритуальные движения», совершенно не замечая этого: как робот, как запись на кассете.
«Господи, что со мной стало?» — девушка сползла и села на пол, на щербатый коричневый кафель. Лягушка с щетки смотрела на неё с сочувствием.
— Так нельзя, — сказала ей Микаэлла.

Кроме ломтя хлеба и стакана кефира ничего на завтрак не захотелось. Рассматривая приклеенные над столом вырезки из детских книжек — пчел, мишек, заек — Мики чуть-чуть повеселела, но свои мысли ей не нравились: «Внизу, во внутреннем дворе должен быть магазин побольше, с овощами, фруктами, зубной пастой, альбом и ручки бы еще купить, план локаций набросать, квест — так квест. — Слушай, Ми-ка-элла, кроме магазинов и компьютерных игрушек о чем-то можешь думать? Ты большая девочка, а деградировала до десятилетки. — Я устала…»

С последней мыслью девушка поднялась со стула на кухне, добрела до кровати и упала на неё ничком. Мозг словно снова истратил заряд. В синем, зыбком, коротком сне метались какие-то разноцветные фигуры, тут же забываясь… Но, когда Мики снова открыла глаза, она уставилась на плед прямо и внимательно. Вблизи, плед был похож на пейзаж с невысокими холмами, равнинами и долинами. «Обойди всё еще раз. Определи запретные зоны, открытые и, самое главное, неясные». Желтые пятнышки среди зеленых и синих переливов были похожи на лучи солнца. «Солнце. Где оно? Что же ты, загнешься здесь? Ты еще вчера сказала, что Здание — твоё. — Ага, тем страшнее, ты знаешь. — Ты уже говоришь сама с собой! — Карниз!»

Рывком встав и быстро одевшись, Микаэлла заплела волосы в косу, в одном кармане оставила пару звездочек, убрав остальные в шкаф, а в другой сунула вилку.
— Коммандос! Еще маскировку кефиром нарисуй. Один удар — четыре дырки! — фыркала Мики себе под нос, открывая входную дверь. Но и вилка слегка успокаивала перед вереницами полутемных коридоров, темно-желтых немых дверей и в царстве оглушительной тишины. Тихо крадясь, вертя головой и выслушивая любой шорох, Микаэлла прошла коридор-сапог, лифты и вышла в желтый холл вахтёра и закрытого магазина. Серая дверца снова не открылась, и Мики повернулась к вахтёрской конторке. Ей было совестно от намерений, но почему-то она поняла, что полиция не придет. И, решившись, бросилась обшаривать конторку, двигая пыльные ящички, засовывая руки вглубь полок. «Золото найду? Базуку? Перо грифона?» — нервно улыбалась Мики, но находила только пыль.
Пока не открыла, потянув с усилием, квадратную дверцу шкафчика над столом. И не узнала в черном прямоугольнике видеокассету. Старую добрую VHS из школьных времен, за пару лет сгинувшую под напором ДВД. Бережно вытащив кассету, Мики, конечно, подумала: «И куда её вставлять? Плёнка цела. Надписей нет. А какя была лотерея с этими кассетами без надписей: можешь отличный новый боевик найти, а можешь — похабный «мульт для взрослых»!»
Положив кассету на стол, Мики решила заглянуть под конторку, но, едва она встала на колени, как, покачнувшись, резко вдохнула многолетнюю пыль и…
— Апчхи!
Чих громом разнесся по этажу, улетел аж куда-то к Синему Залу, в ответ прилетело эхо. А паника стукнула изнутри Микаэллу в грудь. Судорожно, царапая ладони о паркет, она поднялась было, но согнулась снова, стянула кассету со стола и проскочила выход к Серой лестнице, не разгибаясь.
«Как попалась, как Джерри Тому!» — думала она, вжимаясь спиной в стену возле лифтов. К счастью, лифты молчали, и Мики рывком бросилась обратно в длинный коридор. Страх было утих, но впереди был черный пролет лестницы. Мики прижалась плечом к стене и прислушалась к звукам оттуда.
«Это ветер», — сказала она себе. — «Свежий, приятный ветер конца зимы. Я же всего лишь на втором этаже. А там открыто! Пробежать два пролёта — и улица!»
Наспех перекрестившись, Микаэлла осторожно высунула кончик носа на темную лестничную клетку. Ничего не случилось, черные руки не утащили её во тьму. А темно там было изрядно. Кромешно. Но свежий ветер так манил… Правым ухом Мики сканировала шум за спиной, но со стороны «вахтёрки» никто не приближался.
Мики перешагнула через порог и встала обеими ногами на плиты лестничной клетки, будто пробовала ледяную воду…

Снизу застучали каблуки.

Еще не поняв, что это именно каблуки, Мики вылетела обратно в коридор и пришла в себя только у двери своего блока. Она не боялась, это был просто уже инстинкт убегающего зверя. И лишь крепко запершись, Мики снова включила сознание.
«Ты вчера изрядно натопала по лестницам, здесь за 50 метров всё слышно, даже больше. Один чих не мог усугубить… Там стучали каблуки. Не поднимались к тебе. Не побежали за тобой. Не шаркали».

От последнего слова стало нехорошо, но рассуждения Микаэлле понравились. Два — всего два! — пролета перед пожарным выходом на улицу притягивали её, но осторожность и тщательные планы были для Мики важнее… Если не всего, то многого.
Застелив аккуратно кровать и спрятав кассету в шкаф, девушка улеглась на кровать и, изучая потолок и серое небо в окне, стала просчитывать. «Жалко, вилка не серебряная… Итак, в Синий Зал идти опасно — не хочу потерять сознание, и, как в том анекдоте, очнуться и увидеть свой обглоданный скелет, например. Лифты — табу, совершенно непредсказуемы. Двери-вертушки — закрыты, второй раз я слышать ЭТО не хочу. Продавщица… Не хочу и связываться — пока — с той, кто берет оплату блестками. Столовая, балконы… Непредсказуемы, нельзя. Лестница. Она короткая. Я не теряла сознания. Я легко убегу назад, быстро запрусь. Единственное, там темно, вдруг кто-то спустится», — Микаэлла поёжилась. — «Мне бы свет, фонарик. А если кто-то побежит за мной?.. Дверь…»

Глава 3. Встречи, как в кино

Свет от кошки разливался по затененной кухне бледным, похожим на лунный, ореолом. Микаэлла не выронила чудную игрушку с совсем не игрушечной деталью, а, наоборот, прижала к груди. «Лунные» лучи, как лазер, просвечивали даже сквозь ее ладони. «Я искала свет — и вот он. Да, я учитель и люблю кошек, так что, это мой свет», — подумала Мики, и свежий ветер из-под лестницы снова занял все её мысли… Осторожно коснувшись шара, Мики увидела, что свечение гаснет, и чуть не вскрикнула от страха его потерять. Но еще одно касание — и снова почти луна. «Главное, работает, сияет, а что там за батарейка — узнаю позже. Неумно, но тьмы вокруг слишком много».

«Протокол» выхода в коридор уже был готов. Встать. Проверить карманы. Умыться. Выйти. Прислушаться тщательно. Закрыться. Отойдя от блока на два шага, Мики подумала было о том, что событий и существ вокруг как-то много, всех законов этого места она не знает, но: «Прятаться без прямой угрозы больше не хочу. Я слишком много пряталась от жизни, потратив годы на возвращение к ней», — и девушка медленно, глубоко дыша животом, подошла к черному провалу лестницы.

На этот раз, переступила порог она легко. Ветер так же поддувал, но стука каблуков слышно не было. Страха в биении сердца — тоже. «Потому что у меня сила просвещения!» — мысленно воскликнула Мики и, протянув вперед руку с фигуркой, коснулась пальцем шара. И — да! Бело-голубой, слегка радужный по краям, поток света залил лестницу вверх и вниз, рассеивая мрак и обнажая простые щербатые каменные ступени и скользкие перила. Вверх лестница уходила на бесчисленное количество пролетов, но туда Мики было и не надо.

«Четыре ступеньки, пять… Иероглифов и пятен от крови на стенах нет… Десять. Поворот. Куда делись каблуки? Как пахнет свежестью, дверь точно открыта. Может, побежать уже, зажмурившись? Нет, лучше осторожно. Вот и еще ступеньки прошла. Два пролета — и улица…»

Но шорох снизу придавил ступни Мики к полу. Это не было шарканье. Не были лапки кошки или «большого Уха». Просто будто человек прислонился к стене. Цокнув каблуками.

«Свет мой оно уже все равно там заметило. Вперёд, Мики, и в ужастиках бывают хэппи-энды. Редко…»

Мики увидела её, едва повернула на следующую лестницу. И ОНА сразу повернула голову, уставившись на Микаэллу со скучающим видом. Они узнали друг друга. Хотя там, откуда приехал автобус и где были смартфоны, она уже должна быть старше, волосы её не были черными. А хоть Мики и помнила такое же вульгарное каре, довольно точеное лицо и большие очки, не помнила, чтобы эта… женщина носила черную мини-юбку, кожаный микро-топ и лаковый красный жакет. Как сейчас. И не сидела на корточках у обшарпанной стены, будто эпизодический персонаж дешевого боевика, из злачного квартала. Но это была она. И неприятное, утомительное, хоть и смахивающее на облегчение, чувство, нахлынуло на Мики. «Я же тебя почти забыла, палач моего детства! Что ты тут делаешь?» И произнесла это вслух.

— Что ты тут делаешь? — Мики остановилась на середине последней лестницы. Серовато светящийся проем пожарной двери был совсем близко, сразу за углом, где «уселась, эта…»
— О, какие люди. А ты сама? — она встала, цокнув каблуками высоченных черных шпилек, и уперла руки в бока. Получился карикатурный маскот «лихих 90ых». — Выросла!
— Да, выросла, — Мики поняла, что не собирается бить её ногами, но с презрением в голосе ничего сделать не могла. — А ведь из-за тебя, в том числе, я не хотела взрослеть. Как думала о браке, о сексе, о коротких платьях, так частенько тебя вспоминала.
Она развела руками:
— Извини. Мне тоже потом досталось. Тебе рассказывали, наверняка…
— О да, — Микаэлла покивала, глядя на кошечку в своей руке. — Поэтому и не бью тебя головой об пол.
Потом молча подняла глаза и уставилась ей в лицо. Но ненависти внутри действительно не было. Её пыльный контур осыпался в душе, едва Микаэлла до него дотронулась. Но от её взгляда эта, чье имя Мики принципиально забыла, опасливо поморщилась и сказала:
— А могла бы, маленький волчонок.
— И что хорошего? — Мики огорченно вздохнула. — Не хочу с тобой больше говорить никогда, но, повторюсь, что ты тут делаешь?!
Она манерно развела руки:
— Не знаю. Спустилась покурить. Такой хаос…
— Знаешь, ненавижу курение, в том числе, из-за тебя, — Микаэлле надоело стоять на месте, и она осторожно шагнула вперёд. — Впрочем, хоть какая-то польза,
Мики остерегалась не «мадам в мини», но вывертов этого Места. Мадам же, наоборот, резко пошла к лестнице наверх. Пройдя в полуметре от Мики, которая отшатнулась, но снова не захотела ни пощечину отвесить, ни прочесть монолог, вцепившись в волосы. Цокали каблуки. Символ продажности и беспринципности, которыми стращали маленькую Микаэллу.

«Кажется, черная дыра схлопнулась. Конкретно эта», — а вслух Мики, неожиданно, сказала, повернувшись к уже поднявшейся на пролет вверх женщине:
— Ты осторожнее. Тут какое-то чудище ходит и шаркает. Не попадайся ему.
— Знаю прекрасно! Прощаемся, — донеслось сверху, куда уже не доставал лунный свет. Цоканье стихало.

Мики закрыла глаза и прижалась губами к кошечке. Воздух шумел в ноздрях, мысли — в голове. Она давно отпустила ту историю. Но оказалось, хотела какого-то визуального последнего аккорда. И он угасал навсегда в прошлом вместе с цоканьем каблуков. Едва оно совсем пропало, как Микаэлла встрепенулась — и молнией рванулась к сереющему выходу, как лань от охотника.

«Скачок, другой… Асфальт! Небо!!!»

Микаэлла выскочила на улицу, отбежала на десяток метров от пожарного выхода и впилась взглядом в пасмурные небеса.

«Получилось!»

Она даже раскинула руки и покружилась на месте. Казалось, что воздух пахнет волей вольной, а не сыростью. Отдышавшись, Мики обвела взглядом огромный двор. От главного «портала», с теми самыми закрытыми «вертушками», центральная дорога вела к высоченной кованой ограде из прутьев, с воротами посередине, а слева и справа были небольшие сады, сейчас черные и голые. За воротами была пустая дорога и парк, сейчас почти скрытые в очень густом тумане.