Чтобы вам было легче погрузиться в мир "Пути Принятия Тени", вот главные герои:
Линь Юй — Молодой адепт, добрый и эмпатичный.Хань Фэн — Суровый даос, движимый долгом и виной.Сюэ Лэн — Изгой-манипулятор с темным прошлым.
Не бойтесь перечитывать эту шпаргалку! Имена быстро запомнятся, когда вы узнаете героев ближе.
***
В первой главе:
Соседи по коммуналке. Мы делили апельсин. Давайте жить дружно. Долгожданное воссоединение. Благодарность от администрации деревни и суперприз за победу над мини боссом.
***
Холод и темнота. Линь Юй падал в бездну, и последнее, что помнил — лезвие у горла — его собственный меч в дрожащих руках.
«Я должен был умереть».
Первое, что он ощутил, вынырнув из небытия — тяжесть. Что-то массивное и безжизненное придавило его ноги.
Он попытался пошевелиться — и не смог.
«Призраки не чувствуют тяжести. Значит... я жив? Но как?»
Рука инстинктивно потянулась к лицу — к той самой повязке, что годы скрывала пустоту слепых глаз.
И случилось невозможное.
СВЕТ. Резкий, болезненный, ослепительный.
Он ВИДЕЛ. Пылинки в воздухе, трещины на потолке, собственные пальцы перед лицом...
«Но я же... слепой».
И тогда он опустил взгляд.
На его ногах лежало тело в черном ханьфу. Знакомый контур щеки, знакомые руки…
«Не призрак. Определенно не призрак. Но тогда что за кошмар?»
— Хань Фэн? — прошептал он, и голос сорвался.
Логика рушилась на глазах. Он жив — но должен быть мертв. Он видит — но годы был слеп. Его друг лежит перед ним бездыханный — но...
— Линь Юй... ты жив.
Голос прозвучал не снаружи, а изнутри, как его собственная мысль.
Он замер.
—Хань Фэн? Но ты... — его взгляд перебегал с безжизненного тела на свои руки.
— Я здесь. Внутри. Мы... нашли способ.
— Значит... это моё тело? Я жив, а ты... внутри? Но как? Почему я вижу?
«Забавно. Слепой, а видит», — прозвучал в голове новый, ядовито-веселый голос. «Духовное зрение — отличная компенсация за три души в одном сосуде».
— Три... души? — Линь Юй замер, пытаясь осознать. В нем? Одна душа — это он. Вторая — Хань Фэн. Третья...
— Хань Фэн, что происходит?
— Я должен был сказать тебе сразу, — голос Хань Фэна прозвучал натянуто. — Здесь не только мы с тобой. Внутри... есть еще одна душа.
— Кто? — в голосе Линь Юя послышалась тревога.
— Это не очень хорошая новость… Обстоятельства сложились так, что в это тело попали две души. Я и... — Хань Фэн замолчал, и пауза затянулась.
«Да какого черта! Долго он будет мямлить?»
Терпение Сюэ Лэна лопнуло. И он рванул вперед, на этот раз лишь вкладывая силу в голос, прорывающийся сквозь общее сознание:
— Линь Юй, это я. Узнаешь? — голос был ровным, но из каждого слова сочился яд. — Ты теперь видишь... А тогда... тогда ты так легко поверил мне на слово. И поднял меч. Почему, а, Юй-гэгэ?
Неужели он был слеп вдвойне?
Мысль Линь Юя оборвалась, пронзенная ледяным страхом. Невозможно. Годами рядом с ним был человек, с которым было легко и весело. Тот, кто вернул краски в его жизнь после тьмы. Да, вспыльчивый, резкий... но не чудовище. Зачем ждать годы для мести?
— Что случилось на самом деле? — голос Линь Юя дрогнул.
— Давай я все расскажу, — с мнимой готовностью откликнулся Сюэ Лэн. — Я очнулся и узнал тебя. Хотел мстить... но ты отказался знать мое имя. Помнишь? И знаешь... меня это устроило. Зачем ворошить прошлое, если можно начать все с чистого листа?
— А что случилось с моим другом? — спросил с подозрением Линь Юй.
— С Хань Фэном? — Сюэ Лэн сладостно протянул, чувствуя, как история ложится в нужное русло. — Он пришел уже одержимый тьмой. Тот самый «друг», что забрал твое зрение и бросил. Он говорил только о мести. Тебе. Клялся, что ты бросил его, и теперь он уничтожит того, кто тебе дорог. Меня.
Сюэ Лэн сделал паузу, давая словам проникнуть в самое сердце.
— Что мне оставалось? Я защищал нашу жизнь, Линь Юй! Да, я использовал темные техники. Да, в ярости перестарался... Но разве твой «друг», пришедший убивать, заслуживал милосердия?
— Хань Фэн, что с тобой случилось? — Линь Юй обратился к молчавшей душе. — Кто это сделал?
— Не помню, — голос Хань Фэна прозвучал как скрежет камня. Все их общее тело напряглось до боли.
История была слишком гладкой. Слишком удобной. Линь Юй попытался сложить осколки воспоминаний, но его прервал торопливый голос Сюэ Лэна:
— Такое бывает с Опустошенными. Даочжан Хань не стал бы врать, верно? — в его тоне плелась едва уловимая паутина угрозы. — Кстати, я полагаю, тут замешан Орден Сияющего Огня. Они хотели избавиться от меня. А Хань Фэн знал, что свидетелей по тому делу подкупили.
Театральная пауза. Уверенное продолжение:
— Вероятно, от него решили избавиться так же, как и от меня. — Голос Сюэ Лэна лился, словно мед, а Хань Фэн чувствовал, как по спине Линь Юя бегут мурашки его ярости. Он сглотнул ком, заставляя себя молчать.
— Я пришел к тебе, — с искренней, ранящей обидой добавил он, — а ты как встретил меня? Стал бы я стелить постель, готовить ужин, если бы не хотел остаться? А потом... ты убил себя. А я... я поддерживал в тебе жизнь, чтобы вернуть!
Последние слова прозвучали убийственно весомо. Осознание обжигало: его дорогой друг был тем самым Сюэ Лэном.
Голос разума кричал: «Ложь! Слишком гладко!»
Голос сердца, израненный одиночеством, молил: «Поверь! Ему можно верить!»
Ему отчаянно нужно было верить, что его друг не был чудовищем. Эта сладкая, ядовитая ложь стала единственным якорем в море отчаяния.
— Я... я сразу поверил твоим обвинениям, — тихо проговорил Линь Юй, и каждое слово причиняло физическую боль. — Вынес тебе приговор в мыслях. Как ребенок, поверил лжи и из-за этого прервал жизнь. Расскажи... как же ты умер?
Линь Юй спит, и ему снится чужой кошмар. Он видит глазами Сюэ Лэна.
Ярость. Горькая и едкая переполняет Сюэ Лэна и выливается в слова, которые он швыряет в молчаливую фигуру в белом — в Линь Юя. Он не видит того, кого ранит словами, спеша выплеснуть всю накопившуюся боль.
Краем глаза замечает алое пятно на белоснежном ханьфу. И все в крови. Белые одежды пропитываются алым, а Линь Юй, неумолимо оседает все ниже и ниже. Прямо на землю, что жадно впитывает ярко-алую кровь.
НЕТ.
… сон меняется…
Мир серый, пустой и бессмысленный. А потом наступает темнота. Теперь он и сам мертв. Но в миг, когда душа должна отправиться в цикл перерождений, к нему приходит духовное зрение.
Он видит это. В лезвии Ледяного Вздоха, того самого, что вонзился в Линь Юя, — теплится, словно запекшаяся капля света, самый крупный осколок души Линь Юя.
И все обретает новый смысл.
Его бестелесная сущность, подобно хищной птице, впивается невидимыми когтями в ткань мироздания. Он яростно цепляется, отчаянно сопротивляясь потокам, уносящим его в небытие.
Собрав всю свою волю, всю свою одержимость в ослепительный сгусток, он совершает последний бросок.
К нему. Он останется. Он вернет его.
***
Хань Фэн во сне видит… Он — Сюэ Лэн.
Его сознание — не его собственное — щелкает, как ловушка, сканируя пространство на предмет угроз. Весь мир враждебен. Он ранен. Слаб.
Перед ним — враг. Один из тех самодовольных праведников, что смотрят на него свысока. Как же он ненавидит этих чистюль! Они не знают, каков мир на вкус.
«Ничего, — проносится чужая мысль. — Я окуну его с головой в самое настоящее дерьмо. Начну с этого».
Он притворяется спящим, чувства обострены до предела. Слышит крадущиеся шаги. Едва уловимый шорох — что-то маленькое и легкое положено на подушку. Посетитель, стараясь не шуметь, уходит.
Он открывает глаза. На подушке лежит засахаренный финик.
Просто так. Без условий. Без требований.
Из-за той глупой истории про мальчика, который любит сладкое? Никто и никогда... Это невозможно. Ловушка? Он не понимает. Не может вычислить подвох.
На кухне, при свете дня, он высыпает овощи из корзины. Почти все гнилые. Куплены у жулика с крайнего ряда.
Линь Юй абсолютно беспомощен в этой жизни.
И именно этой своей беззащитной чистотой он цепляет его, Сюэ Лэна, за живое.
«Придется самому навести порядок, — решает он с странным, почти нежным озлоблением. — Я буду пачкать руки. А он... пусть остается чистым».
***
Сюэ Лэн провалился в сон Линь Юя.
И тут же его накрывает волна абсолютного, полного отчаяния.
Испуганный голос девочки звучит как приговор. Он — Линь Юй — верит ей сразу. Это жестокое подтверждение его главного страха: он недостоин этого мира. Он был слеп, закрывал глаза на правду, верил в лучшее в людях.
А сейчас он вдвойне слеп.
Его обманывали. Нет никакого дорогого друга. Есть только жестокий убийца, который мстил ему, и месть удалась.
Он слушает эти слова и хочет лишь одного — исчезнуть. Перестать существовать. Каждое его действие, направленное на добро, вело лишь к большему ужасу. Он не должен больше жить. Никогда.
Картина меняется. Резко. Теперь он — Хань Фэн.
Он приходит в себя и узнает шокирующую правду: прошел год с тех пор, как Линь Юй ушел, пожертвовав ради него всем.
«Если бы я знал... Если бы я знал, что он отдаст за меня свои глаза... я бы никогда не согласился!»
Как он мог обвинять его? Как мог сказать, что не хочет его больше видеть?
Чувство вины обрушивается на него с весом целого мира. Прощения ему нет. Но он может попытаться искупить вину. Найти Линь Юя. Умолять о прощении. Просить лишь об одном — стать его тенью, его спутником, его опорой. Пусть даже не другом.
***
Линь Юй открыл глаза. Несколько мгновений он лежал неподвижно, вслушиваясь в тишину дома. Первые лучи солнца пробивались сквозь шелковые занавеси, рисуя на стенах причудливые узоры. Тело приятно ныло после крепкого сна, а вчерашняя битва с демоном казалась далеким кошмаром. Как и смятение от осознания, что в нем живут еще две души.
Свои ли друзья?
Мысленно возвращаясь к снам, он поражался силе возникшей связи. Они проникали в самые сокровенные воспоминания друг друга. И если сны правдивы... то Сюэ Лэн не лгал. Те ужасные слова были вырваны обидой и яростью. Значит, он не убивал друга? Не был орудием мести?
Но тут холодная мысль вонзилась в сознание: Монастырь Белых Снегов. Род Чжу. Он снова забывал, что его безымянный друг — Сюэ Лэн, чьи руки по локоть в крови.
— Утречка! — в его сознание ворвался веселый голос, словно сорвавшийся с цепи. — Наш благодетель, старик, явно рассчитывал на наш труп. Плата — гроши, а в придачу — пыльная безделушка. За подобную работу Орден Сияющего Огня берет в разы больше.
— Мы были обязаны помочь, — мягко, но твердо парировал Линь Юй. — Дорога — их единственная артерия. Да и разве могла деревня собрать сумму для оплаты услуг могущественного Ордена?
— Артефакт подлинный, — в разговор вступил Хань Фэн. — Возможно, он поможет обрести равновесие.
— От некоторых лишних душ не помешало бы избавиться, — голос Сюэ Лэна сочился ядом.
— Надеюсь, ты не имеешь в виду кого-то конкретного, — Хань Фэн говорил сквозь зубы. — Сейчас не время для этого.
— О, я всегда имею в виду кого-то конкретного. Некоторые души настолько навязчивы, что отравляют все вокруг.
Линь Юй почувствовал, как напряжение нарастает, и поспешил сменить тему.
— Мне... приснилось что-то странное, — он все еще был под впечатлением. — Я видел, как душа Сюэ Лэна оказалась в Ледяном Вздохе. Это... правда?
— А что еще ты видел? — с жадным интересом вклинился Сюэ Лэн.
— Я чувствовал твою злость... обиду. Но не желание моей смерти. И когда ты сам умер, то увидел осколок моей души и сделал все, чтобы остаться.
Вести их сюда было отчаянной надеждой, последним огоньком в кромешной тьме. И вот она — цель. На вершине горы, пронзая свинцовые тучи, пульсировала точка чистейшей праны. Она не светила, а скорее отмечала незримую трещину в самом мироздании. Логово Безумного Мудреца.
Воздух был влажен и холоден, пах мокрой хвоей и тлением. Где-то в глубине ущелья глухо ревел водопад, словно предостерегая их.
К скале, не оставлявшей и намека на вход, на мече приземлилась одна фигура. Но движения ее были странно прерывистыми: изначально плавное скольжение сменилось резким, почти агрессивным рывком перед самой посадкой. Тело, облаченное в белые одежды Школы Белого Лотоса, на мгновение застыло в неестественно прямой, гордой позе — пока легкая судорога не сгладила осанку, выдав внутреннюю борьбу.
— Кончай вертеться, я ищу вход, — прозвучал в их общем сознании ядовитый шепот Сюэ Лэна.
— Тише, — мысленно парировал Хань Фэн, заставляя руку провести по гладкой, мокрой поверхности скалы. — Иллюзия... Искусная.
Внезапно тело дернулось, и на лице сама собой расплылась ухмылка, полная торжествующего презрения.
— Нашел, — вслух прошипел Сюэ Лэн, уже оттеснив остальных. — Дыра в воздухе. Детские картинки для слепых.
Он шагнул вперед, и кожу обдало струей теплого, спертого воздуха — будто невидимая пещера дышала ему в лицо. Сама скала оставалась монолитной, без единой трещины.
Внезапно пространство перед скалой исказилось, будто водная гладь под порывом ветра, и через каменную стену вышел отшельник.
Придав лицу доброжелательное выражение Линь Юя, посвященный сделал шаг вперед, сложил руки, красиво взмахнув рукавами, и склонился в глубоком поклоне:
— Достопочтенный мастер, великая честь встретить вас в наших странствиях. Да пребудет с вами долголетие и процветание.
— Говорите, с чем пришли? Хотя... — Его пронзительный взгляд внезапно сместился в пустоту, будто он видел не одно лицо, а несколько наложенных друг на друга. — ...дай-ка я сначала поговорю с тем прохиндеем, что ерзает у тебя за спиной. Без этих церемоний.
Тело посвященного резко дернулось, руки, сложенные в приветствии, разжались, а на еще недавно безмятежном лице вспыхнуло яростное возмущение.
— Эй, старик! — вырвалось из его губ жестким голосом, чуждым мелодичному тембру Линь Юя. — Кого это ты так назва...
Но на полуслове выражение лица вновь сменилось — на сей раз на чистейшую, неподдельную растерянность. Глаза округлились, брови поползли вверх:
— Простите, достопочтенный... — тихо, с легкой дрожью в голосе начал было Линь Юй, совершенно сбитый с толку такой грубостью. Он явно не понимал, как реагировать, и готов был провалиться сквозь землю.
Отшельник лишь усмехнулся, развернулся и прошел сквозь стену, оказавшуюся иллюзией, жестом пригласив следовать за собой. Пещера отшельника поражала уютом, хотя в ней чувствовалось нечто иное, выходящее за рамки привычного. В центре пещеры располагался уютный очаг. Отшельник указал на два кресла.
— Присаживайся, — сказал он. — Вначале я задам несколько вопросов. Кто сможет осмыслить их — со временем станет целым. Начнем с самого беспокойного.
Борьба внутри тела посвященного затихла и, получив наконец полный контроль над телом, в кресле в хищной позе с комфортом развалился Сюэ Лэн:
— Ну, валяй, задавай свои вопросы, — усмехнулся он.
— Ты прячешься за смертью, боясь собственной тени? — взгляд отшельника был подобен скальпелю. — Ты всех стремишься перехитрить. Но не себя ли самого обманываешь?
Сюэ Лэн пренебрежительно фыркнул, но палец, лежавший на подлокотнике, непроизвольно дернулся.
— И что тебе дала месть? — старик не дал ему опомниться. — Пустоту? Ты зовешь привязанность слабостью. Но разве не слаб тот, кто против всего мира — один?
Некоторое время отшельник молча наблюдал, с едва заметной усмешкой в уголках губ, как две души сдерживают третью, рвущуюся в атаку.
— Гордый даос. Лед самоконтроля и пламенный гнев — две стороны одного клинка. — Отшельник повернулся к Хань Фэну. — Ты копишь ярость, как оружие. Но не боишься ли ты, что однажды оно выстрелит в того, кого должен защитить?
Тело дернулось, будто от удара током. Лицо под маской Линь Юя стало мертвенно-бледным, а костяшки на сжатых кулаках побелели. Он знает. Знает про мой срыв в монастыре.
Взгляд отшельника смягчился, но стал от этого лишь пронзительнее. Тело наклонилось вперед с мягкой, но неуклонной вежливостью Линь Юя.
— Юный праведник. Быть слепым — это выбор души, — тихо сказал старик. — Доверие без разума — яд. А боязнь увидеть правду — самая страшная тьма. Почему ты так цепляешься за свою слепоту?
Линь Юй опустил голову. Его пальцы, лежавшие на коленях, задрожали.
— Я… я не знаю, как иначе, — прошептал он.
Внезапно на лице посвященного появилось раздраженное выражение, и с голосом Сюэ Лэна он резко ответил:
— Хватит лезть, куда тебя не просят! Все спросил? Давай ближе к делу. То, что нас трое, ты видишь. Надеюсь, — он угрожающе наклонился к отшельнику, — Мы не зря выслушали всю эту чушь, тебе лучше нам помочь. Смотри, — посвященный достал амулет, — У нас есть такая вещичка. Говорят, она может решить проблему лишних душ. Нам бы расселиться. Что скажешь?
Отшельник откинулся на спинку кресла, и его голос прозвучал с безжалостной ясностью.
— Вы трое в одном сосуде. Ваши души текут друг в друга, как краски в воде. Через год-два от «вас» не останется и следа. Родится нечто новое. — Он посмотрел на них по очереди. — Вы уже чувствуете это? Сны чужие видите? Хотите этого?
В их общем сознании воцарилась абсолютная тишина — оглушительная, как удар гонга. Пустота, в которой утонули даже мысли.
Три беззвучных крика разорвали тишину.
От Сюэ Лэна — слепое, животное «НЕТ!», выжженное страхом небытия.
От Хань Фэна — ледяной ужас логики: «Слияние? С ним? Немыслимо».
А между ними — тихий, тотальный ужас Линь Юя, для которого это звучало как убийство. «Я не хочу терять никого из вас».