Путь Владычицы: Дорогой Тьмы

От Автора

Данная книга размещается во второй раз на Литнете по причине утерянного доступа к прошлому аккаунту и невозможности его восстановления. Также по новым правилам книга не может быть дважды опубликована в режиме незаконченного произведения.

Поэтому я выставляю статут "Окончено", но главы буду добавлять по мере редактирования.

Первая заливка книги будет в статусе "Заморожено".

Промо

– А если, на самом деле, фрейи поедают своих детей, чтобы не страдать от разлуки с ними? И никакая тьма тут не причём?.. – Кайа, подперев голову рукой, наблюдала за спящим малышом. И вздохнула. В который раз за день, и сотый – за последнюю неделю.

Чем меньше шло материнской крови, тем тоскливей становилось на душе Кайи. Молчание няньки, в течение больше пяти месяцев справлявшейся с ролью утешительницы и вдруг будто бы уставшей повторять одно и то же, добавляло обречённости.

Кайа оплошала. Кайа родила малыша от недостойного… Но пресвятая тьма, какой же он милый! С первых минут, стоило няньке поднести его к замученной семнадцатилетней матери, та вцепилась в дитя и решительно заявила: не позволит его умертвить! Никому! Даже если родители будут настаивать!

Пусть живёт, как безымянная сирота. Пусть страдает, как простолюдин, – Кайа его не оставит! Пусть никогда у него не будет шанса получить свою тьму, зато он будет жив и, возможно, однажды под видом слуги окажется в королевских чертогах, будет рядом, как сводный брат Кайи – Горан, личный помощник отца. Если Горану повезло остаться в живых и отцовская тьма не поглотила новорожденного, значит, не всё так однозначно. И не исключено, что есть и другие, просто нянька притворилась, что знает только о Горане…

Нянька усмехалась. Пыталась убедить: стоит Кайе получить свою тьму, как все сердечные привязанности уступят место холодному разуму, и юная доннина ещё пожалеет, что поддалась жалости.

– Ты предлагаешь мне убить его?! – задрожала Кайа месяц назад, прижимая к себе малыша. – Или, может быть, тебе приказала моя мать это сделать?!

Но нянька покачала головой:

– Нет, моя доннина! За всю свою жизнь я не убила ни одного дитя, ни простолюдинского, ни тех, что рожали ваши матушка и сёстры здесь. Это делала за них тьма.

Кайа сглотнула страх:

– Как? – прошептала, чувствуя волну мороза на спине.

– Как – как… – нянька отвернулась, чтобы скрыть гримасу страха, – вырывалась и поедала. Я почти ничего не видела. Мне не дозволено присутствовать при великих всплесках…

Потом была долгая пауза, и Кайа впервые, за всю свою недолгую жизнь, сказала опасное:

– Я… не хочу… такой тьмы… Я. Не хочу. Есть. Собственных. Детей.

– С последним ваша матушка, помнится, особенно сильно мучилась. Ох, и проклинала всех мужчин тогда… Отродье ей изнутри выжгло всё чрево… Никому не пожелаешь такой участи. Таких сложных родов я и не припомню… Зато потом ваша матушка велела мне выйти, как обычно, и… Я вернулась, и на лице вашей матушки впервые за несколько месяцев расцвёл румянец. Вечером она уже смогла раскинуть крылья и улететь… А ваша старшая сестра, донна Марна…

Нянька спокойно рассказывала, убирая, сворачивая и сжигая в камине простыни – это надо было сделать в присутствии Кайи, чтобы та видела: её кровь никто не сможет использовать ни против самой Кайи, ни против семьи. Рассказывала, пока ей в спину не прилетела чашка:

– Замолчи, проклятая! – Кайа взорвалась. Если бы могла, ударила бы больнее! За разочарование, за страх, посеянный неторопливым нянькиным бормотанием.

Кайа ничего обо всём этом не знала. И нянька молчала четыре месяца, пока младшая дочь фрейев дохаживала свой срок вне стен дворца. Только нянькина радость и удивление от лёгкой беременности, хорошего аппетита выглядела подозрительной. Про выжженное чрево нянька не рассказывала, ждала, вдруг тьма снизойдёт на принцессу, и та сама всё почувствует.

Но Тьма осталась верной своим принципам – до двадцатилетия Кайи и не думала одарять её своими крыльями. Даже после того как младшая принцесса стала женщиной, а потом матерью, – тьма упрямо молчала. До совершеннолетия оставалось несколько месяцев, так что Кайа успеет вернуться домой, очиститься и подготовиться к принятию силы. А пока не время – кровь до сих пор пачкает нижнюю юбку. С кровью нельзя возвращаться – узнают о слабости Кайи быстро, тем более дома несколько насмешливых чужаков…

За этот месяц и нянька успокоилась. И даже подключилась к размышлениям о том, кому можно оставить малыша на воспитание и когда, под какой личиной Кайа сможет навещать его, а потом заберёт во дворец, наверх. Конечно, найти семью простолюдинов, которые почти никогда не брали приёмных детей, будет непросто…

Кайа не дала сыну имени – из-за страха перед пророчествами няньки. Пусть пока побудет просто малышом, а назвать-то его родная мать всегда успеет…

Дитя завозилось, хныкнуло, просыпаясь, и почти сразу нашло своими светлыми глазками лежащую рядом мать – и улыбнулось, перед тем как засунуть кулачок себе в рот. Проголодался, бедный! Кайа дёрнула завязку под грудью, приспустила ткань и потянула к себе розовощёкого мальчугана, причмокивающего в предвкушении материнского молока.

Она смотрела на него сверху вниз, а он будто чувствовал взгляд, ладошкой водил по груди, гладил. И дважды, когда молоко слишком щедрой струей заполняло его рот, он откидывался, переводя дух и откликаясь на долгий взгляд блестящих чёрных, как у всех фрейев, материнских глаз.

Наконец, малыш насытился, загулил, балуясь с соском, и Кайа приподняла его, чтобы пощекотать животик носом. Это был, наверное, самый смешливый малыш на всём пространстве Фрейнлайнда! Кайа никогда не слышала, чтобы малыши так заразительно хохотали. Впрочем, и его отец обладал отменным чувством юмора… Чем, наверное, и покорил неопытную дурочку, несовершеннолетнюю фрейю…

1. Две промашки мастера Оржана

Порыв воздуха раздул парусом занавески и прошёлся по приёмной террасе. Оржан Лотт, мастер над рабами, невольно повёл головой, подставляя лицо под ласкающий сквозняк, рука машинально оттянула горловину и опустилась – будь он у себя, давно бы снял кожаный дублет, под которым рубашка насквозь промокла от пота. Но на переодевание после прибытия корабля не было времени – оно ушло на разбор потасовки между новенькими рабами и бродарями[1].

На верхних этажах намного прохладнее, чем внизу, у раскалённой земли. Но даже после нескольких минут пребывания в холодных стенах тело по-прежнему хранило память об уличном зное, ибо долог путь от пристани до замка и от ворот замка до проклятущей сотни ступеней сначала в него, а потом – в королевскую башню с Сердцем Тьмы.

Фрейи делают вид, будто для гостей подъём на верхний уровень – необходимое усилие. На самом деле, испытание лестницей придумано для того, чтобы сбить спесь с высокомерных визитёров и вызвать у них туманящие разум жажду и одышку. Для своих, разумеется, подъёмника не стали делать, ведь главные жильцы верхних этажей – только фрейи, а у них есть крылья, которые позволяют королевской семье вообще не опускаться на грязную землю и парить между посадочными террасами на разных этажах. К большому сожалению фрейлеров (тоже детей Тьмы), крыльев тем не полагалось, как и шанса однажны занять престол, принадлежащий только потомкам могущественных фрейев.

Существовал, правда, небольшой подъёмник из кухни наверх для доставки еды и сбора посуды, но кататься на нём дозволялось королевским отпрыскам и лишь когда они были несмышлёными бескрылыми детьми. Горан однажды на возмущение мастера Оржана, пыхтящего от кажущегося бесконечным подъема, ядовито предложил воспользоваться услугой кухни, и Оржан Лотт больше не жаловался, чтобы не провоцировать помощника Его величества на другие шутки.

Король заметил машинальный жест уставшего посетителя и снисходительно улыбнулся:

– Мы не будем вас задерживать, Оржан-дан. Ваш доклад был исчерпывающим, как обычно. Хотите ли добавить нечто, требующее отдельного внимания?

Мастер задумался всего на мгновение и вежливо поклонился:

– Благодарю, ваше величество. Не могу отметить ничего особенного. Рабы отправлены на отдых, вечером смотр. Будут ли у вас особые пожелания, ваше величество?

– Никаких. Ты же знаешь, Оржан-дан, я давно пресытился. Тем более, если нет «ничего особенного», – ирония в голосе короля заставила мастера над рабами тонко улыбнуться, но глаз он не поднял, продолжая смиренно стоять в ожидании мелких указаний.

Король пошуршал одеждой, вставая с трона, и спустился к стоящему у ступеней мастеру. Приблизившись, похлопал его по плечу:

– Лишь бы мои девочки были довольны. Им нужно набираться силы. Ступай, Оржан-дан, благодарю за службу, – король обернулся на помощника, что-то записывающего за высокой стойкой. – Горан, на сегодня аудиенции закрыты. Закончи с Оржан-даном, проследи за полной выплатой и можешь быть свободен до вечера. В восемь жду тебя.

Не объясняя никому из присутствующих, куда он направляется и зачем, король прошагал к занавескам. Случайно или нет, очередной порыв ветра раздвинул их, и Его величество, король фрейев Асвальд Второй, замер у края террасы. За мгновение до того как он нырнул в пустоту, за спиной короля взметнулись чёрные крылья, сотканные из тьмы, Асвальд воспарил и улетел по направлению к горам на востоке. К нему присоединились две похожие крылатые фигуры, и вскоре три тени исчезли за дымкой облаков.

– Его величество – неутомимый страж наших мирных судеб, – пробормотал мастер Оржан, разбавляя паузу, ибо Горан продолжал скрипеть пером. Король ежедневно делал обход, то есть, облёт Фрейнлайнда, а то и дважды – утром и перед заходом солнца. Но деньгами не распоряжался, за него это делали другие. Поэтому гость остался топтаться на месте. – Всё ли благополучно на границах?

– Вполне, – пробормотал Горан. К дописанному поставил печать, сложил бумаги и канцелярию в ящики под крышкой стойки, закрыл их на ключ и только потом обратился к взмокшему от жары посетителю.

Двадцатипятилетний фрейлер и помощник короля, внешне напоминающий Асвальда тёмными волосами, пристальным взглядом чёрных глаз, стройной фигурой и некоей неуловимой силой, исходящей от голоса, спустился по ступеням к подножию. Оржан в который раз подумал, что Горан становится всё более похожим на дона Инграма, старшего сына короля.

Но чужие тайны, даже плохо спрятанные, не дело низшей касты, и даже возвысившимся простолюдинам, не положено совать нос, куда не просили. Поэтому Оржан подавил подобострастие перед силой тьмы и добродушную улыбнулся, а затем, наконец, расстегнул пару верхних пуговиц, позволяя сквозняку охладить мокрую шею.

– Ну, а для меня, Оржан-дан, неужели для своего друга вы не привезли ничего стоящего? – помощник насмешливо наблюдал за гримасой облегчения. – Удивлён, что вы до сих пор не адаптировались к лету.

– Я привык в это время прохлаждаться на корабле… Проклятые карамалийцы! Тьма побрала бы их всех вместе взятых! Пока сюда плыли – драка за дракой, на пристани…

Горан сделал приглашающий жест следовать на выход, и двое направились к лестнице, не обращая внимания на замерших статуями охранников.

– Вы думаете, какой-нибудь карамалиец придётся мне по вкусу? Что же это за рабы, ради которых вы второй раз за полгода топите корабль? Так на вас и флота не напасёшься, – со смехом сказал Горан, обрывая ворчание мужчины, который умел напускать на себя свирепый вид и успокаивать рабов одним взглядом.

2. Карамалийцы

Введённая в заблуждение старшими сёстрами, Кайа после встречи с Гораном и мастером Оржаном ушла в свою комнату похныкать. Забралась на кровать и натянула на себя покрывало, представляя себя укутанной Тьмой Утешающей. Сопровождающее девушку облачко тьмы забралось в щель и прильнуло к тёплой груди.

– Клянусь, Аша, запомни! Как только я получу крылья, обещаю: они пожалеют, что потешались надо мной! – она попыталась было всплакнуть, но привычка к постоянным розыгрышам от сестёр сделала своё – ни слезинки не выдавилось, только пальцы в гневе сильнее сжали край покрывала.

Кайа ещё несколько минут просидела так, заочно проклиная обидчиков, устала и спрыгнула с кровати, приказывая тьме:

– Всё равно я их увижу первой! Аша, за мной!

Она покинула комнату, и от порыва дверного сквозняка колыхнулась ткань, закрывавшая большое, в полный рост, зеркало. Младшая восемнадцатилетняя дочь владыки Тьмы, ещё пока не имеющая крыльев и вынужденная перемещаться по дворцу собственными ножками, легко сбежала по башенной лестнице к сети переходов, ведущих в разные служебные помещения и во двор. Нырнула в один из тёмных коридоров и вскоре замедлила шаг.

Ход вёл к этажу над темницей для королевских рабов. Те, что не представляли интереса для господ, содержались ближе к руднику – подальше от тонкого слуха Его величества, ибо там с непокорными обходились намного строже.

Куда идти, Кайа знала: полчаса назад, по дороге в отцовскую приёмную башню, встретились две служанки с одеждой, снятой с карамалийцев, – в стирку. Значит, полезных рабов, по традиции, сначала помоют, натрут благовонными маслами, проведут внушение, как себя вести перед владыками тьмы, и только потом сопроводят в господские смотровые покои. Сёстры и брат слишком гордые, чтобы подглядывать за рабами, а Кайа, пока не пришло её время, ничего, как-нибудь переживёт сегодняшний позор, если о нём доложат матери.

Чтобы исполнить задуманное, пришлось вскарабкаться в вентиляционную шахту, соединённую с купальней. Кайа поморщилась от душного влажного воздуха, поднимавшегося снизу, но прикусила губу и поползла по каменному узкому лабиринту до цели – решётки и улеглась возле неё. Отсюда, сверху, превосходно было видно всех карамалийцев и охранника, стоящего у входа с хлыстом, который дымился тьмой, а также троих фрейских слуг, подливавших пленникам в их большие бочки горячую воду и подносившие мыло и щётки.

На самом деле, картинка была так себе: много ли увидишь сверху? Двое рабов пару раз перебросились фразой на своём языке, но хлыст почти одновременно щёлкнул, касаясь неприкрытой части спин болтунов. Очевидно, это было больно, если судить по вздрогнувшим собеседникам, но поскольку последовала вторая и третья провокация, то можно было не сомневаться – рабы попались на редкость упрямые.

– Говорите на общем языке! – опять рявкнул слуга, двухметровый надсмотрщик.

– А скажи, любезный, что нас ждёт после омовения? – вдруг спросил карамалиец без косы, с мокрыми волнистыми прядями, ниспадающими на плечи неплохой (так виделось сверху) мужественной спины.

Этот карамалиец до сих пор молчал, предоставляя удовольствие получать удары двум своим соратникам – рыжему великану и тощему брюнету с косой. Но вот он заговорил, и Кайа поёжилась: мурашками покрылись руки – до чего был привлекателен голос раба, лица которого не было возможности рассмотреть!

– То же, что и других рабов! – осклабился надсмотрщик. – Ты помылся, раз уже болтаешь? Вылезай, значит!

– Благодарю, любезный дан, мне ещё немного осталось, – миролюбиво проворчал спокойный карамалиец, очевидно, подразнив своим послушанием тощего. Тот фыркнул короткое слово на карамалийском, и хлыст опять лизнул спину с двумя красными полосами.

Больше карамалийцы не произнесли и слова даже на своём языке. Кайа устала ждать интересного диалога, выползла из шахты и провела рукой по влажному платью. Клубок тьмы сразу бросился облизывать свою хозяйку, и платье быстро высохло. Затем принцесса, не отказываясь от своего первоначального намерения, свернула в очередной коридор, дошла до лестницы, спустилась на этаж, и снова знакомыми ходами вывернула к темнице.

У встретившейся служанки забрала стопку белья, шикнула с деловым видом, мол, сама отнесёт, и направилась к двум вооружённым охранникам у двери в подземелье. Те помедлили, таращась на гостью: приказа не пускать принцесс не поступало, да и сама младшая дочь Асвальда здесь редко появлялась. Кайа с высокомерным видом повторила разражённый свист, и перед ней мгновенно растворили двери.

Она, наконец, вошла в вожделенную комнату с рабами и растерялась настолько, что застыла, прижимая к себе стопку белья. Но не скопление повернувшихся к ней полуобнажённых мужчин с обёрнутыми вокруг бёдер простынями стало причиной изумления – на побережье рыбаки, привыкшие к палящему соларису, часто мыли и чинили рыболовные сети, сняв с себя верхнюю одежду. Просто эти рабы... эти карамалицы...

Кайа осталась недвижима, даже когда один из НИХ направился к ней, и у дверей дёрнулся охранник с хлыстом. Если карамалийцы ТАКИЕ, то как выглядят их господа, маги-малерийцы?!

– Забыла, за чем шла, красавица? – насмешливо, со знакомым лёгким чужеземным акцентом проговорил сероглазый брюнет, чьи волосы ещё не успели высохнуть и продолжали виться тонкими локонами до плеч, в самом деле, мужественных, какими они показались сверху.

Он протянул руки, чтобы забрать принесённую одежду, и Кайа отметила про себя его высокий рост – ему, как и Горану, она доставала до груди. Но Горан считался фрейлером – простолюдином, в котором отозвалась тьма дальних предков, а значит, внешность была облагорожена. Этот же сероглазый темноволосый сверстник Горана – тоже всего лишь простолюдин, при том мелкий по сравнению с рыжим красавцем, ниже на голову. Но заметно стройнее...