Пятеро мужчин квартала сайя

Глава 1. ВЫЗОВ ОСЕНИ

Путь любви –

Не утонченная дискуссия.

Дверью здесь служит разрушение.

Руми

Рика не подозревала, что когда-нибудь настанет ее очередь идти в квартал сайя. Никто не подозревал.

Окруженный тонкими ароматами, светящийся в ночи квартал возвышался посреди города, будто маяк. Он мог бы принадлежать другому времени или даже миру. Узорчатые стены, освещенные нежным светом бумажных фонарей, служили местом паломничества для тех, кто мечтал о настоящих страстях. Квартал распускался вечерами, словно запретная камелия. Каждый шаг обитателей квартала по камням обыкновенных городских улиц рождал хаос и благоговение. Сайя пробуждали восторг, плавили чужие жизни в тигле желаний. По крайней мере, так говорили.

Иногда Рика думала о мужчинах квартала, как и все остальные, но ее жизнь основывалась на мастерстве во вполне житейских вещах. Она извлекала поэзию из реальности, а не грез: из гравировки на блестящей стали меча, пугливого взгляда готового сбежать оленя, изгиба крыла птицы. Она подозревала, что до совершеннолетия нужно познать жизнь во всей полноте, как это заведено на острове, но пока истории о любовных приключениях получала лишь от Энцо.

- Вперед!

Рика сосредоточилась на том, чтобы не отбить пятку в глубоком выпаде, – тот получался не таким резким и не таким глубоким, как ей бы хотелось. Настоящий воин должен жалить молниеносно. Проклятая игрушка! Гораздо больше она ценила островные мечи. Девушка снова и снова пыталась сделать движение идеальным. Избавиться от лишних мелких ошибок, не позволяющих поразить голову манекена неуловимым для глаза уколом. Только бросок – и победа. Никаких провисаний, никаких дуг.

Правила материка атаку в голову запрещали, но Рика сердилась, и ей было плевать. Пламя волос выбилось из грубо стянутого синим шнурком узла. Пот высвечивал кожу на ключицах, шевелились под тренировочной курткой лопатки, пока Рикарда, сократившая свое имя до более привычного на Острове Яблонь, дралась с воображаемым врагом.

- Он разбит подчистую, - рассмеялся Энцо.

Когда брат не уплывал за товарами, они проводили много времени вместе, привлекая внимание рыжими головами, но обычно Энцо уставал быстрее. Для него тренировки были баловством для поддержания формы, для Рики – будущим, она тренировалась стать воином с детства. Энцо же не находил в службе императрице ничего притягательного, ему больше нравилось положение капитана пусть и скромного, но верткого судна, доставлявшего материалы с материка в семейную лавку. Он любил называть себя пиратом и выглядеть опаснее, чем был на самом деле.

Пусть и Энцо, и Рика выглядели иностранцами, за заслуги мастера Тэхиро и его мастерство в изготовлении клинков детей признали гражданами Острова Яблонь. Оружейная лавка приемного отца Рики приносила неплохой доход. Их уважали, но чтобы купить даже час времени у осыпанных лепестками ворот квартала их денег не хватило бы.

- Пока негодяй молчит. Пусть просит пощады.

Рика сделала последний выпад, безжалостно вонзив рапиру в безмолвного врага. Желтая птичка на старой извилистой яблоне пискнула, перепуганная скрежетом, и улетела. Рике все равно хотелось большего, энергия кипела в ней. Она не замечала, что улыбается каждый раз, когда берется за оружие.

- К тебе посетитель, - мотнул головой в сторону ворот брат.

- Ко мне?

Девушка повернулась, опуская рапиру.

Торжество от завершенного приема ее еще не оставило. Взгляд светского ценителя нашел бы изъяны, но каждая черта и движение девушки вместе создавали портрет, который запоминался. Ни следа скованности – она владела каждой мышцей тела и любила движение. Красиво намеченные мышцы рук и уверенная походка, высокие скулы, чуть сбрызнутые солнцем. Ей хотелось быть выше, но высоким ростом девушка не отличалась. Огненные волосы Рика обычно обвивала шнурком, чтобы не мешали, и те лежали на спине ярким канатом.

Яблони окружали ее, стойку с оружием и целый набор побитых чучел, которые брат с сестрой использовали для соревнований и внутренних пари. Удивление Рики было объяснимо – к ней редко кто заходил. Посетителей в лавке хватало, но внутренний двор их дома уже давно не видел гостей.

- Приветствую, дона.

В дверях уверенно расположился юноша с глазами рыси и лукавой улыбкой, оставляющей порезы. Незнакомец попирал простой, понятный мир с азартом молодого беззлобного хищника – еще игривого и неопытного, но уже знающего, что все вокруг принадлежит ему. Рике он напомнил подросшего зверя, который хочет играть, но может и укусить. Его появление испытывало обыденность на прочность - та начинала покорно блекнуть, отступать, словно никчемный фон.

В ушах неожиданного гостя блестели длинные цепочки с камнями, тепло искрящимися в весенних лучах. Темные волосы незнакомца лезли ему в глаза и рисовали на шее небрежные завитки, одежда кричала о роскоши и не подходила ко времени суток. Слои дорогого традиционного одеяния с рисунком тянущихся к солнцу журавлей обрамляли тело, словно юноша был драгоценностью, уложенной в бесценную узорчатую шкатулку. Но главное – его лицо…

Сайя. Любовник из квартала утех, где жили мужчины, способные дать детей и страсть, продающуюся за состояния. Райская птица, по ошибке залетевшая в ее дом.

Рика вспомнила о долге хозяйки и поприветствовала гостя медленным кивком. Она не могла понять, как с ним следует разговаривать, и перебирала в мыслях подходящие слова. Посетитель держался непринужденно и уверенно, словно советник императрицы. Он тоже чуть опустил голову, оставаясь в границах вежливости, но необычные глаза сияли скрытым смехом.

- Я слышал, вы хороший воин. Но настало время встретить настоящего противника для женщины, - мягкий, низкий голос вложил во фразу угрозу чего-то, что Рика не могла распознать.

- И кого же?

Незнакомец поклонился, продолжая внимательно следить за ней, и протянул украшенный золотом конверт.

- Мужчину.

Рика уверенно встретила чужой взгляд, легко сминающий барьеры, хотя ответ посланника ее взволновал. Люди избегают смотреть в глаза так открыто, считая неприкрытое внимание вторжением, но сайя таким правилам не подчинялись. Она представила, что вместо юного лица с дразнящей усмешкой перед ней находится тренировочный манекен. Трудно сказать, насколько помогло воображение, но посланец оценил ее старания еще одной улыбкой.

Глава 2. ИСКУШЕНИЕ МЕЧОМ

Хороший фехтовальщик умеет сражаться разными видами оружия, ведь враг не ждет, пока ты как следует вооружишься тем, что тебе по нраву. Нужно уметь использовать все, что попадает под руку. В школе гвардии преподавали разные типы боя, но Рика предпочитала традиционные клинки Острова Яблонь. Материковое оружие, на которое пыталась ввести моду императрица, казалось ей баловством. Турнирные правила фехтования с рапирой напоминали игру ума, специально сузившую область для импровизации. Рика любила игру ума, но не выносила ограничения.

- Витаешь в облаках, рыжая? – Сира уже надела защитную маску. – Все мысли о квартале сайя, который ты вчера оскорбила?

- Я не…

- Да, слухи расходятся быстро. Не думала, что кто-то может отказаться от дара небес. Я накажу тебя за наглость, чужачка, - Сира встала на линию и отсалютовала.

- Следи за языком, Сира, - окрикнул ее Сехэй. - Кузнец принял ее в свой род, и такие слова недопустимы.

Зал для тренировок остро, тяжело пах потом. Большое пространство с деревянным полом освещалось яркими лучами солнца, которые выглядели умиротворяюще, словно в храме, но одновременно били в глаза и мешали видеть противника. Рике нравилось открывать дверь – и оказываться в центре шумовой волны, созданной криками учителя, скрежетом сталкивающихся клинков, шорохом десятков ног по отдраенному до блеска полу. Запах сражения и резкий звук заставляли ее ощущать себя в нужном месте. Здесь не было ничего лишнего.

Учитель, приземистый и сердитый старик Сехэй, был более въедливым, чем обычно, поэтому поставил ее в спарринг с Сирой, которая будто родилась с проклятой иглой в руке. Когда Рика думала, что учитель вот-вот поддастся, тот все так же находил в ее защите изъяны, в стойке – слабые места, в том, как она двигалась, - недостаточный баланс.

Все в этот день работало не так, как должно. Неуместные догадки о сайя роились в голове и мешали поймать нужный ритм, красочные журавли с одежд Аки распускали в ее мыслях крылья. Но императрица ожидала, что гвардейцы в случае необходимости смогут утереть нос материковым бойцам, и Рике не оставалось ничего кроме смирения.

- Когда ты так напрягаешь плечи, я понимаю, что последует атака, - поделился Сехэй. – Будь хитрее.

- Я жду! - Сира подразнила ее клинком.

Вот уж кого просить дважды не надо. Знать была обязана владеть мечом, и в сражениях они с Сирой сталкивались постоянно, хотя соперница предпочитала более агрессивный стиль. Она ошеломляла противника серией внезапных сильных атак, лишая его выносливости этим натиском. Большинство людей, стартовав так резко, выдыхалось и позорно отдавало себя в руки более опытного и терпеливого врага, но Сира сохраняла скорость до конца боя. Наследница верфей Острова Яблонь могла считать место в гвардии у себя в кармане.

Сира провоцировала, Рика предпочитала более взвешенный подход, проверяя соперника. Обычно она изучала чужой рисунок боя, позволяя показать себя, чтобы в нужный момент нанести точный смертельный удар. Это мешало, когда боец хорошо владел обманной тактикой, но в остальном позволяло Рике держаться в пятерке лучших учеников школы.

Рика думала, что Сире нет никакого дела до чести квартала, она лишь стремилась вывести из равновесия. Жесткость и целеустремленность Сиры вызывали уважение, но она не собиралась уступать.

- Не тебе решать, что мне сделать в моей постели, - Рика отсалютовала и с сигналом начала боя перешла в атаку, повторяя обычную тактику Сиры.

Неопытные фехтовальщики редко готовы к тем, кто повторяет их излюбленную технику, им нужно время подстроиться. Личное зеркало их дезориентирует.

Первые две победы принадлежали Рике, но дальше пошла череда проигрышей - ей не хватило холодности и напора, чтобы выдержать темп атаки дальше. Сира встречала ее удары, медленно пятясь на железных ногах, а затем показала несвойственное ей изящество, ловко подставив рапиру под прямолинейные и неровные атаки Рики. Почти незаметным движением она заставила клинок противницы соскользнуть, сбросила его и воспользовалась открытым сектором, чтобы сделать молниеносный выпад прямо в грудь.

- С тем же успехом ты могла бы просто размахивать клинком, как дети рубят палкой крапиву.

Сира сняла защиту и пригладила взлохмаченные короткие волосы.

- Может, тебе переехать на материк, раз так любишь острые палки? - не сдержала досаду Рика.

- Хотела предложить тебе то же самое. Я слышала, материковые женщины вообще не носят меч, так что ты не поранишься.

Их привычная перебранка сегодня не доставила девушке удовольствия.

- Прекрасное парирование, Сира, - учитель махнул следующей паре. – А тебе нужно понять, зачем ты так рвешься в гвардию.

- Учитель?

- В гвардии императрицы заговорщик или убийца с материка может застать тебя в любой момент. Когда ты думаешь об обеде, когда ты взволнована смертью матери, когда ругаешься из-за того, что проехавшая лошадь обдала дождем брызг. Обычно это происходит, когда ты не готова. Знаешь, что нужно делать, чтобы такого не случалось?

- Быть готовой?

Рика потрясла запястьем и связала растрепанные волосы в пучок. Сехэй кивнул:

- Назначаю тебе период тишины.

Она не могла поверить в происходящее. Учитель Сехэй всегда был вздорным, и от его дурного характера пострадало немало учеников, но это было уже чересчур.

- Вы отстраняете меня?

- Все верно, - кивнул старик, который явно был не в духе. – Мне нужны люди, которые могут полностью очистить свои мысли перед поединком. Если ты попадаешь в школу гвардии, это не значит, что можно расслабиться и просто посещать занятия. Каждый день испытывает тебя.

- Справедливо, - кивнула Сира, хотя это было несправедливо.

Может, островитяне все-таки держали злость на рыжеволосых детей мастера клинков. На Острове Яблонь без вражды относились к чуждым порядкам материка, но внутрь острова старались их не допускать. Внешность Рики говорила о ее иностранном происхождении лучше любых слов. Она отличалась от остальных, а люди подозрительно относятся к чужакам.

Глава 3. ИГРА КАЦУ

Рика не могла заснуть, познавая сладкую пытку предвкушением. Все спали, и только она снова и снова восстанавливала в памяти краткий поединок с Таро. Чем сильнее девушка старалась взять себя в руки, тем ярче разворачивались в воображении картины, в которых недоступный сайя с легкостью наносил ей раны. Она перевязала руку, но была так взвинчена угрозой смерти и избавлением от нее, что до сих пор не чувствовала боли. Сидя на застеленной кровати, Рика наблюдала, как луна освещает готовые распуститься бутоны на яблоневой ветке у окна.

Впервые ей хотелось изучить человека так же, как исследуют холмы, - узнать, о чем думает черноволосый демон. Звук его голоса, низкие вибрации окончаний, контраст белой кожи и черной ткани, раскованность и дикость Таро помимо воли проникали в ее мечты. Но главное – его меч, двигающийся так быстро, что почти невозможно увидеть. Рика хотела стать им, превратиться в Таро, ощутить, каково это, - быть живым вихрем.

Проснувшись, она постучалась к Энцо.

- Скажи, сайя знают мастерство меча?

Брат хмыкнул и натянул рубашку:

- Конечно. Ты хотя бы представляешь, что вытворяют некоторые женщины, тем более женщины с деньгами? Главное правило квартала – все заканчивается. Но не все могут это принять, так что сайя должны уметь себя защитить. Конечно, они и так не выходят без охраны, но каждый из этих красавцев может тебя запросто выпотрошить, если захочет. Говорят, в квартале есть школа.

- Школа?

В глазах Рики появился неподдельный интерес.

- Тебе-то это зачем? Ты же в школе гвардии. Кстати, как подготовка к турниру?

Энцо посмотрел на себя в зеркало, не слишком старательно взлохматил рыжие волосы, провел рукой по небритому квадратному подбородку и вставил в рот самокрутку.

- Что такое… «путь удовольствий»? Ты знаешь?

Рика немного смутилась, хотя ничего странного в вопросе не было. Она не выспалась и стояла на пороге комнаты, одетая в мятые штаны и с наспех сколотой ракушкой волос на затылке.

- Странно, если бы я не знал, - ухмыльнулся Энцо, - хотя куртизанки-женщины не так заморочены философией, как сайя. Путь удовольствия – один из способов познать себя. Дорога любви позволяет разобраться в желаниях, принять их и научиться ими управлять. По крайней мере, так писал говорил философ Рю. Он все это и придумал. Рю считал, что нужно обучать людей любви и страсти, чтобы она не настигала их неожиданно, заставляя совершать ужасные поступки. Ты вот знала, что в самом первом, изначальном квартале был свой философ?

Рыжая покачала головой.

- Он считал, что люди стесняются могущества секса и любви, а только их познание делает человека неуязвимым к глупым соблазнам. Ты до сих пор не встречалась с сильными чувствами, но могу тебя заверить - нет пределов тому, что люди отмачивают, потеряв голову. Даже уважаемый старик может напрочь обезуметь, я такое видал… Считается, что сайя не только познают тело женщины, но и проводят ее по пути удовольствий, заставляют принять то, что могло бы сломать вне квартала. Пройдя через экстаз и боль, правительницы понимают людей и себя, не давая симпатиям собой манипулировать.

Энцо подтолкнул Рику к выходу из комнаты:

- Но это, ясное дело, всего лишь красивая брехня! Сайя – хорошие любовники и красавцы, а это приносит удачу и симпатичных детей. Только и всего.

Они спустились вниз, и Энцо достал приготовленный матерью завтрак. Сама она возилась в лавке, отец работал в кузнице с мастерами, и брат с сестрой вечно встречали утро вместе, если Энцо не плыл к материку.

- Думаешь, сайя могут научить меня фехтовать? – вырвалось у Рики за чашкой чая.

- Ты и так умеешь фехтовать, - пожал плечами Энцо. – Сомневаюсь, что они этим занимаются. Это их внутренняя школа со своими правилами, а чужакам не место в квартале породистых жеребцов. Или… ты уже передумала?

Энцо скроил такую издевательскую физиономию, что рыжей пришлось бросить в него кусочком хлеба.

- Думаю, они тебя там познакомят со своими мечами, но не с теми, которые ты воображаешь, - заржал Энцо, уворачиваясь от летящих в него мучных снарядов. – Да и откуда вообще такие мысли?

- Сехэй выгнал меня, - помрачнела Рика.

- Он каждый день кого-нибудь выставляет. Старая коряга! Или ты ненавидишь рапиры настолько, что готова просить мужчин-куртизанок тебя потренировать?

Энцо не выдержал и опять засмеялся. Когда он так это представлял, прошедшая ночь казалась сном, мороком. Но пронзительные глаза Таро нельзя было придумать.

- Им нет дела до новой моды! Они носят катаны, как и я!

Наступила пауза, во время которой Энцо ухмылялся во все лицо, а Рика проклинала себя за несдержанность. Она положила хлеб и торопливо отхлебнула из кружки.

- Откуда у тебя повязка на руке? Что случилось вчера вечером?

- Я напала на Таро.

- Что?

Энцо расхохотался, но, увидев напряжённый взгляд Рики, понял, что она не шутит. Сайя неприкосновенны, как и сама императрица. Он не мог представить, чтобы кто-то поднял руку на избранных квартала. Это одно из самых вопиющих преступлений - напасть на воплощение гармонии, символ Острова Яблонь. Но сестра не сидела за решеткой, значит смазливое личико заставило сайя смилостивиться.

- Я иду в квартал сегодня, я обещала, - сестра не слышала его, продолжая спорить с собственными мыслями. - И я не знаю, что им сказать, не знаю, как вести себя и что делать. Но я хочу в их школу, я все отдам, чтобы сражаться, как Таро. Это было… как вспышка, как бросок змеи! Как...

- Это безумная идея, - покачал головой моряк.

- Ты не видел, как он дерется, Энцо! Любой ученик из школы гвардии – просто улитка по сравнению с ним.

Она обхватила голову руками.

- Я проиграла быстрее, чем успела понять, что это происходит.

- Тебе чертовски повезло, - Энцо обнял сестру и потрепал ее по огненной шевелюре. – Во-первых, ты не мертва, во-вторых, ты избежала казни, тебя великодушно простили. Ты отправишься в квартал и вернешься оттуда другой, познаешь то, о чем другие только мечтают. Это как уплыть в длинное путешествие к неизвестным берегам. Ты ведь хотела быть моряком в детстве?

Глава 4. ПАРАДОКС ПРАВИЛ

Рика влюбилась в квартал раньше, чем сделала десяток шагов. Она представляла, что он будет многозначителен и криклив, порочен и чрезмерен, но, пройдя сквозь ворота, девушка оказалась на аллее большого внутреннего сада. Пахнущий яблонями ветер вылетел со сложно переплетенных дорожек и охладил лицо. Аллея изогнулась и манила, ажурные, увитые плющом беседки прятались за стенами буйных, неровно обрезанных кустов. Развешанные тут и там светильники мягко освещали тропу, создавая покров тайны.

Девушка опасалась наткнуться на сплётшихся в объятьях любовников, пожелавших воспользоваться покоем аллей, и пошла быстрее. Прежде, чем укромные уголки сада успели ее увлечь, дорожка влилась в площадь, вымощенную разноцветными камнями. Музыка хлынула, будто ожидала ее на этом просторе, окутала девушку тягучей романтической мелодией. Низкий звук струнных ласкал шелковым шарфом. Площадь охватывали яркие здания и лавки, но сама она была пуста - лишь силуэты музыкантов двигались, нагнетая ритм и приглашая Рику выйти на эту неожиданную сцену.

Она не заставила сайя ждать. Музыканты, сидящие около фонтана в форме пышного деревца, прервали мелодию. Их руки порхнули и застыли, будто у живых статуй. Девушка не могла разглядеть лица – головы были опущены, музыка оборвалась. Остался лишь один солист, и нытливый, тревожный звук хэгыма[1] притягивал Рику. Он вел, словно оставленные на пути знаки. Темп хода смычка все ускорялся, пока солист не рванул струны, подняв голову и отбросив светлые волосы.

Синие глаза музыканта переполнялись грустью, заставляющей ощущать миг как последний. Площадь вдруг расцвела фейерверками, из-за угла лавок и домов показались жонглеры и артисты, вращающие огонь. Двери домов раскрылись, выпуская гостей, пространство заполнили приветственные крики, шум и гам. Светловолосый мужчина пропал.

Пара незнакомых мальчишек в желто-белых нарядах подхватила ее под руки и увлекла вперед, погрузила в красочный круговорот. Хэгым исчез, вместо него ритм задавали далекие барабаны.

Рику приглашали стать частью квартала, и ее интересовало, одинаков ли спектакль для всех новоприбывших или сайя каждый раз создают новую игру? Мужчина с черной, будто опал, кожей выдыхал пламя. Гости в масках танцевали, позабыв о своем высоком положении. Девушка вертела головой, каждый раз замечая что-то новое. Взлохмаченный тощий парень крутил обод, от него щедро разлетались снопы разноцветных искр.

Квартал даже пах необычно – площадь пропиталась порохом и розовой водой. Этот мир настолько отличался от того, что лежало за белыми стенами, что на губах Рики сама собой появилась счастливая улыбка. Казалось, что здесь нет границ. Любой предмет мог появиться. Любой человек мог забыться в волне танца и шуме фейерверков.

- Проходите, дона.

Прислужники оставили ее около входа в здание из выкрашенного алым дерева с большими полукруглыми окнами, похожими на арки, и умчались прочь.

Она обернулась и попыталась узнать кого-то из толпы, но сумерки и полыхающий огонь искажали лица. Внезапно веселье квартала показалось ей фальшивым и угрожающим, артисты - неуправляемыми и опасными, а женщины, закрывшие лица тонкими масками, - презрительными. Маски символизировали освобождение человека от пут рутины, но в этот раз они оттолкнули Рику.

Не слишком-то это похоже на место для прирожденных воинов. Поддавшись порыву, девушка резко развернулась и сделала шаг прочь, но завершить его не удалось.

- Ай!

Она ударилась о неожиданное препятствие, покрытое зеленой тканью. Подняв голову, Рика встретилась с уже знакомыми синими глазами, тронутыми тоской. Мужчина, игравший на хэгыме, казался неуместным в мире разнузданного ночного карнавала – слишком отстранен и чист. Он хотел что-то сказать, но девушка так сосредоточенно разглядывала кажущиеся бесконечными глаза, что сайя передумал.

Снова зазвучал старинный инструмент, но в чужих руках он оказался мечтательным и легким, уносил душу в облака. Боги Острова Яблонь будто подыгрывали незнакомцу. Он был высок и бледен, словно дух, а длинные светлые волосы, мягко падающие до пояса, и традиционное широкое кимоно делали его похожим на бледный рисунок чернилами. Так совершенно должны были выглядеть далекие принцы ушедших в прошлое веков. «Мужчина-луна», - подумала Рика.

Лицо сайя было женственным и отрешенным, будто у высеченной из белого камня статуи. Он легко бы затмил любую девушку, если тронуть его черты карандашом или углем, но лишь одной половиной лица. Вторую исполосовало три шрама, словно какой-то дикий зверь пытался содрать с него кожу. Тело же было без сомнения телом бойца, и такое необычное сочетание разных частей облика впечатывалось в память.

- Меня зовут Кио, - произнес он мелодично и негромко.

Рика скользнула взглядом по шрамам, но не стала задерживаться на них, чтобы не огорчить. Она даже не предполагала, что кто-то может сознательно испортить лицо, словно сделанное из белых лепестков, но в шрамах обнаруживалось нечто темное и притягательное. Кио воплощал в себе гармоничное единство противоречивых вещей.

- Вы позволите себя проводить? – он чуть наклонился, иРика заметила на его поясе меч.

Бледно-зеленое кимоно сочеталось с белым отворотом у его шеи и создавало светлый, сияющий облик. Традиционное одеяние сидело на Кио поистине безупречно, широкие рукава падали множеством живописных складок - тот тип скромности, что оплачивается сотнями золотых монет. Только вот глаза Кио рассказывали другую историю – о сломанных мечтах, о пережитой боли. Впрочем, не могло ли это быть обманом?

Рика пыталась не быть слишком доверчивой. Это квартал утех, каждый мужчина не в первый раз играл свою роль.

- Вы позволите отравить ваше сердце? – чуть тише сказал он.

Девушка вздернула голову, пытаясь понять, не шутит ли он. Кио излучал ауру спокойствия, словно долго практикующий монах, вот только странные слова, слетевшие с его губ, тревожили. Черная, жестокая поэзия.

- Мне кажется, на моем сердце уже остались шрамы, - учтиво сказала она, и тут же поняла, как двусмысленно это звучит.

Глава 5. КРОВЬ И СОЛЬ

Юные девушки не должны ходить в лес. Там притаился черный волк, и стоит сойти с тропы, погасить огонь, заблудиться, как он разорвет на части. Не сходи с пути, бойся волка, избегай плохих людей, храни невинность как покров, защищающий от боли мира. Так издавна говорили тем, кто хотел отправиться в чащу. И все-таки с ними все равно случалось зло, волки приходили к ним домой. Невинность не защищает.

Рика не боялась леса. Она собиралась сойти с тропы и ступить на путь квартала, познать все, что тот ей предложит. Каждая женщина должна встретить своего волка, чтобы поддаться или победить.

Карта с изображением Таро лежала перед ней на столе. Сайя сидел на троне, широко расставив ноги. Художник утрировал длинные ресницы мужчины, очертив чернотой глаза и проведя от них мелкие темные штрихи, похожие на грим. Широкие плечи натягивали ткань одеяния, губы были сжаты. На карте Таро выглядел как суровый, мужественный демон с серебром в ушах. На его колено положил голову черный волк с человеческими глазами, служивший отражением героя. Художник не поскупился с разрезом рубашки, идущим почти до пояса и обнажающим татуированную грудь. Над Таро вставало черное солнце.

Рика могла поклясться, что художник плохо знал сайя. Странно, ведь она тоже видела его лишь дважды, но чувствовала, что карта лжет. Этот Таро был значительно беднее, проще реального, хотя карта и впечатляла. Стилизованное изображение и символы перерабатывали живого человека в создание из мифов.

С остальных карт на нее тоже смотрели мужчины. Почему карты? Разве можно играть людьми?

Слева от самого популярного сайя квартала она положила карту Аки, его ученика. Художник точно поймал контрастность возраста – точно не мальчик, но еще не опытный мужчина. Оборотень, запретный плод. Загорелое лицо, темные губы, широкие брови. Взгляд чуть исподлобья, ловкое и ладно сложенное тело дворового проказника, которого облачили в золото. Аки еще сохранял непосредственность, шероховатость, какую-то диковатую естественность. Его волосы хотелось ерошить, позволяя перехватить руку. Многозначительная улыбка заставляла вспомнить мягкость кожи на ключицах, которую Рика успела попробовать.

На карте юноша-сайя стоял на золотых осенних листьях. Над ним сияла яркая звезда, выделяющаяся на фоне желтых небес. Он облокотился на одну сторону карты, повернув голову в сторону наблюдателя. Узкие бедра обтягивали мешковатые штаны охотника, из ушей свисали длинные цепочки, переплетающиеся с черными волосами, которые спускались чуть ниже ушей. Напротив, у другого края карты, так же боком сидела лисица и буравила Рику взглядом. Лиса и сайя будто были близнецами, вот только Аки смотрел значительно добрее.

Следующим шел Хидео. Эта карта сильно отличалась от предыдущих – мужчина располагался по центру, лишенный одежды, будто заснувший на ложе после ночи любви. Губы его чуть приоткрылись, с них срывалось сонное дыхание. Каштановые кудри скрывали половину лица, но глаза лениво наблюдали за зрителем из-под полуприкрытых ресниц. Лицо Хидео казалось почти невинным, а вот все остальное в картине таковым не было.

Пах мужчины скрывался за краем карты, но рисунок оставлял ощущение подглядывания, о котором знают оба участника. Художник будто влюбился в это искушенное тело, не в силах прекратить рисовать, изображая каждый изгиб. Из середины обнаженного торса Хидео распускался огромный цветок алого мака. Красная, темная сердцевина пылала, и Рике показалось, что сам Хидео – лишь основа, красивая почва для плотских, горящих лепестков. Художник знал свое дело, делая зрителя соучастником в своем преступлении.

Рика смотрела на Хидео и поглотивший центр его тела гигантский цветок и думала, что красота – это бремя. Видит ли кто-то сквозь красоту сайя? Чего они хотят? Каково это – жить в квартале? Она часто читала на лицах людей больше, чем те доверяли словам, и рисунок словно рассказывал драму, историю, терзавшую сердце незнакомого художника. Она провела пальцем по алому маку, но он остался на месте.

Следующую карту она тут же перевернула, не желая встречаться взглядом с отрешенным лицом Кио. Рика знала вожделение, возникающее при взгляде на притягательных соперников, но оно было простым и легко снималось. Вспышка, которую Кио заставил ее ощутить под стоны чужого экстаза, оказалась чувством другого рода. Это желание вторгалось, электризовало тело, заставляло пальцы слегка подрагивать. От нее ускользал контроль, виднелась неизвестная земля. Может, умом Рика и собралась отдать себя в руки мужчин квартала, но чувства противились.

Чтобы доказать себе, что ей нет дела до сайя со шрамами, она и перевернула карту. Но, разумеется, Рика прекрасно запомнила изображение, как и лицо Кио. Достаточно всего секунды.

В карте Кио присутствовала гармония, законченность, которой не хватало на остальных. Изображение заполняла безбрежная синева и спокойствие, оно дышало силой, которая проистекала не из бунта, а из равновесия, внутреннего покоя. Шрамы художник не нарисовал, и это делало лицо Кио пугающе совершенным. Неужели кто-то напал на него уже после того, как нарисовали карту? Кого прогневал Кио?

Сайя сидел лицом к зрителю, его точеное, отрешенное лицо расцветало задумчивыми сапфирами глаз, светлые волосы текли по груди на синее кимоно. Справа в синеве карты висела серебряная луна, но в глаза бросался совсем другой штрих. В открытый рот Кио художник поместил лилию. Это придавало изображению тревожную чувственность, разрушало его чистоту. О таком девушка предпочитала не думать, поэтому взяла следующую карту.

Кацу. Рика вздрогнула, потому что на карте у сайя было лицо.

Кровь и искристая, ядовитая соль. Вино, пятнающее белые простыни. Алые порезы на сияющей белизне.

Ломкая, кривая усмешка, одновременно надменная и трогательная.

Из сердца Кацу торчал целый букет воткнутых туда кинжалов, и капли крови рассыпались у его ног, словно бусины. Рику поражало, как художнику удалось показать равнодушное, почти злое переживание боли.

Глава 6. ШИПЫ ЛЕСА

«Путь души к самой себе пролегает через любовь. Пока она не пройдет через любовь, которая полностью подчинит ее себе, душа не завершена», - прочитала Рика и поморщилась, ощущая сопротивление.

Правила квартала оказались толстым томом законов и запутанных положений, поэтому девушка пролистала суровый свод предписаний и наказаний и отложила до лучших времен. А вот сочинения философа Рю манили загадкой древности. Истертая обложка пахла лилиями, страницы из потемневшей бумаги казались волшебными.

Наверняка в квартале скрывалась целая библиотека таких изысканных книг, и Рике было странно представлять, что искусные пальцы Кио переворачивали те же страницы, что и она сейчас. Все прочитанное возникало в голове, произнесенное голосом отстраненного музыканта, будто он передавал послание, предназначенное лично ей. Чтобы приходить в квартал во всеоружии, нужно знать не то, что показывают сайя, а то, с чего квартал начинался, то, что находится в его истоке. Рика была уверена, что в сочинениях Рю скрывается нечто важное.

Проблема в том, что мысли философа Рю, кем бы он ни был, заставляли ее восставать. Девушка никак не могла подобрать ключ к его текстам. Ее опыт не позволял их осмыслить, и хотя по отдельности слова были понятны, результат выглядел как сложная поэзия. Трактат «Битва любви» - прихотливый сплав философии с вызывающе страстным гедонизмом и парадоксами, которых девушка не понимала. Некоторые вещи казались логичными: «Как хороший воин не удовлетворяется знанием одного оружия, так и настоящий сайя познает разные виды любви».

Или та часть, где Рю писал о том, что настоящий мастер здраво оценивает способности людей и применяет их там, где им место. Автор трактата считал, что это касается и любви – каждый человек подходит для чего-то, в чем другой не достигнет совершенства, и сайя, словно мастер меча, должен здраво оценить как свои, так и возможности гостьи.

А вот другие пассажи погружали ее в мутный, непонятный мир, где очень много говорилось об одержимости, растворении в возлюбленном и о том, что капитуляция перед страстью и есть тот финальный удар, который позволяет не быть разрушенным. Победа с помощью поражения? Что это вообще значит? Это не укладывалось у Рики в голове.

«Крайние рубежи знания лежат на берегу любви. У стоящего на берегу есть знание об океане. Но если он сделает шаг вперед, то утонет, и кто тогда расскажет об увиденном? Какое может быть знание у того, кто утонул?»[1] - прочитала она и отложила книгу. Ну и чепуха! Рю одновременно призывал падать в океан и в него не входить. Как можно понять такого противоречивого человека?

Весна не ждала, пока Рика разберется в мутных текстах Рю. Сначала она покрыла яблони кипучей бело-розовой пеной, затем холмы Острова Яблонь начали зеленеть. Холмы оживали после сухой зимы, по ним текли ручьи, голубоватая дымка окружала далекие горы.

Рика дралась с Аки два дня подряд, делая упор на схватку вне турнирных правил. Он никогда не спрашивал о причине, по которой должен ее обучать. Девушке больше всего нравилось, когда он ломал турнирные схемы, стремительно перехватывал руку, подныривая под меч и нанося удар в горло, или бил ее по кистям. Девушка вся покрылась синяками, но, практикуясь с ним и самостоятельно, попробовала основные приемы бандитов из подворотни. Удивительно, насколько это расширяло понимание боя.

На третий день Аки постучал в дверь, а не бросил камешек в окно, как делал, когда приходил в секрете от горожан. Портовый подмастерье с мечом исчез, вместо него снова появился молодой мужчина, преследующий собственные цели. Она пригласила его войти, и сайя протянул новое послание от Кацу. Старший сайя приглашал на очередную встречу и предлагал ей самой выбрать место.

- Это проверка? – гадала Рика. - Разве не все встречи с гостями проводятся в квартале?

Аки беспечно улыбнулся, будто ему не было дела. Ученик Таро ускользал от нее, защищался расцветающей красотой и безукоризненным одеянием, словно щитом. Близость соперников, возникшая во время боя, исчезла.

- Боюсь, дона, я всего лишь посланец. Но с Кацу все, что ты делаешь, оказывается проверкой. Я ее обычно не прохожу, - юноша развел руками. - Что мне ответить?

Он осмотрел гостиную, задержался взглядом на раскрытых книгах.

Жилище человека – лучший способ узнать о нем больше, и Аки не собирался упустить этот шанс. Разноцветные циновки, глиняные чашки, простой домашний уют, но в углу – обязательная стойка с мечами. Жизнь Рики отличалась простотой, в которой легко прочесть, что угодно. Рыжие волосы девушки были торопливо сколоты в тяжелый пучок, черные глаза пытливо вперились в Аки. Лицо казалось маленьким, далеким.

В расстановке предметов чувствовалась мужская рука отца Рики, скрашенная поверх милыми мелочами и оставленными не на месте вещами. Ласковый кот спрыгнул с подоконника и потерся о колено ученика Таро, заурчал от удовольствия.

- Я хотела бы предложить чай, - Рика чуть поклонилась. – Для меня честь принимать тебя в своем доме.

Аки миг поколебался, но тут же устроился на циновке у стола.

Он был тронут, но скрывал это с помощью загадочной улыбки и плавных движений, которые всегда действовали на женщин. В его присутствии дом выглядел другим. Рика замечала изъяны, на которые сама по себе никогда не смотрела, но одновременно становилось тепло, будто его теплый взгляд согревал все вокруг. Она заварила чай и передала ему чашку, села напротив, подогнув ноги.

- Почему у тебя нет охраны?

- Я старший ученик, но все еще ученик, - пожал плечами он. – Мной так не дорожат.

- Когда ученик становится сайя? Прости, но я не успела прочесть все правила. Наверное, твои родители гордятся тобой.

Рика не знала, как разбить напряжение между ними, и налила себе чая.

- Я не видел родителей с тех пор, как они отдали меня в квартал. У сайя нет родителей или детей, мы – принцы квартала, обычная жизнь не для нас. Учитель дает ученику возможность присоединиться к встрече с гостьей, когда считает, что он готов. Если женщина выберет его первым или единственным среди опытных сайя, ученик становится мастером, - Аки пригубил из чашки и погладил кота. – Если же его просто выбрали одним среди многих, его судьбу решает учитель.

Глава 7. АРОМАТ МАКА

Ничто не заставляет так остро ощущать красоту, как близость смерти.

Соседство с гибелью придает мелочам очарование, цвета делает более заметными и яркими, чувства – разнообразными и богатыми. Не хочется потерять даже крупицу жизни, даже маленький блик. Нигде любовь не расцветает так неистово, пылко, как посреди войны, когда и воины, и простые люди понимают, что могут в любой момент быть скошенными, будто трава.

Жажда жизни возникает как противовес гнетущему могуществу убийства. Именно перед лицом смерти люди хотят ощущать все, что только существует на свете, и Рика не была исключением. Она не собиралась умирать так рано, не оказавшись на турнире, не сняв одежду перед мужчиной, не отправившись в плаванье с Энцо.

Она молча шла рядом с Аки, сжимая в кулак испачканную засохшей кровью ладонь. Юноша посматривал на нее исподтишка из-под пушистых ресниц, но сохранял молчание. Ветви шептались с ветром над их головами.

- Все, о чем ты предупреждал, оказалось правдой, - сказала Рика. – Мне не стоило говорить все те вещи.

Аки кивнул, принимая извинения, и перешагнул через заросший мхом пень. Рике нравились его руки: тело говорило о молодости, но кисти были сильными, мужскими. Она вспомнила крепкую хватку Кацу, державшего ее окровавленные пальцы, и ей захотелось взять Аки за руку, почувствовать чужое тепло, все эти углы и изгибы. Порыв был таким сильным, что кончики пальцев начали зудеть. Из всех сайя только он не успел окончательно забыть, каково это – быть простым человеком.

- Такого и я не ожидал. И, раз уж ты теперь прислушиваешься к моим словам, дона, то больше всего Кацу не любит неповиновение. Слово «нет» - не то, что он считает ответом.

- Тогда ему придется тяжело.

Аки фыркнул и перепрыгнул упавшую ветку с небрежной легкостью. Кожа его лица, будто покрытая вуалью из солнечной пыли и песка, светилась в потревоженных ими холмах.

Рика привела мужчин в уединенный онсэн[1], расположенный у забытого, наполовину разрушенного и оплетенного плющами храма. Раньше сюда ходили только монахи и паломники, желавшие остаться в одиночестве, потом люди привыкли к более удобной дороге в Никео, оставлявшей храм на обочине жизни. Тропа неторопливо зарастала лесной травой, пока святыню не покинул последний отшельник. После обрушения моста сюда не забредал никто кроме редких охотников-смельчаков, любивших иногда понежить кости в горячей воде купальни под остатками крыши. Молодые кусты проросли между оставленных людьми каменных ступеней лестницы, ее покрыл дерн. Из трещин ступеней стремились к солнцу острые листья травы.

Пятеро мужчин вышли вместе с девушкой к развалинам храма. Они уже не были ей чужими, но оставались непознанными, полными загадок.

Солнце начало опускаться, лес медленно темнел. Лестница, по которой редко ступала человека, нырнула под покрытые лишайником священные врата тории. Два высоких столба, потемневших от времени и пропитанных снизу водой, увенчивались перекладинами, красный цвет тории выцвел, съеденный лесом. Рике казалось, что если она и сайя пройдут сквозь врата, их судьбы свяжутся вместе.

На касаги[2], изогнутой кверху, сидел темный дрозд, не ожидавший гостей. Увидев процессию, он издал предупреждающий крик и улетел, громко хлопая крыльями.

- Дух. Ками, - произнес Кио.

Короткая лестница упиралась в остатки храмового садика. Лес давно поглотил его. Перед ними оказался лишь призрак святыни, который природа приспособила под собственные цели.

Нежные ветви багрянников торчали сквозь остатки деревянной постройки. Крыша все еще изгибалась, вонзая острые края в лесной полог, но часть ее провалилась под тяжестью упавшего ствола. Взамен тщательно подогнанной друг к другу круглой черепицы лежали кучи спрессованной дождем старой листвы и пушистые комки мха. Позади храма под частично сохранившимся навесом курился пар купальни.

Таро, не мешкая, прошел под высокой аркой тории. Кио, все еще ожидавший засады, отправился следом, вскоре все мужчины ступили на заросшее пространство перед храмом. Здесь было тепло от отдаленных испарений источника, стояла поразительная тишина. Хидео рассматривал заросшие зеленью и папоротниками фигуры божеств, но не мог понять, кто есть кто.

Собравшись, сайя начали спорить, на краткое время предоставив девушку самой себе. Она ступила во врата. За ее спиной соткался другой, новый мир. Ничего не будет, как раньше. Что-то потеряется навеки, а что-то новое разметает былую жизнь. Рика тихо обошла храм и с облегчением погрузила покрытые засохшей кровью руки в теплую, курящуюся воду.

Кио не доверял ей, и она уважала сайя за справедливые подозрения. Таро тем временем не на шутку злился на Кацу, наполняя воздух грозой, тот в ответ обдавал его холодом. Губы Кацу змеились в саркастической усмешке, тонкие пальцы нервно крутили трубку. Жизнерадостный Хидео немного померк и скучал, будто давно знал, чем завершаются такие споры. Аки сел на упавшее дерево, подогнув одну ногу под себя.

Это все еще был ее день. Вишня продолжала цвести, пах почвой и дождем мокрый дерн, ветер слабо дышал в развалинах храма, и Рика не собиралась дарить путешествие невидимым и незнакомым врагам.

- Наша встреча не завершена. Без ваших взглядов я чувствую себя заброшенной, - мелодично произнесла она, пытаясь воспроизвести интонации богатых девушек. - Я ничего не знаю о нападении и не хочу терять ни минуты напрасно.

Хидео с готовностью обернулся.

- Стоять здесь без вашего внимания - все равно что лишиться солнца. Я была счастлива, и не позволю убийцам украсть это чувство.

Закончив говорить, она осознала, что не лжет. Белый острый вырост, похожий на клюв, закрывал нос Кацу и прятал черты мужчины. На свободе остались лишь губы и подбородок, выточенный из гордыни. Светлые волосы Кацу падали на маску, слегка изгибаясь, но в отличие от остальных сайя он не увлекался и стриг их чуть ниже ушей. Кровь запятнала светлые рукава.

- Ты права, дона. Мы забыли свои обязанности. А ведь вряд ли можно представить более романтическое место, чем лесные руины.