Пятое время года

Глава 1

«Упади семь раз и восемь раз поднимись»

Японская поговорка

Глава 2

— Ты ухлопал весь резерв и ничего не увидел? — уточнила я.

— Мур-Мур, ты сама назвала меня «ведьмаком недоделанным». Интуиция в очередной раз тебя не подвела: я больше не Пряха. Пальцами со сращёнными костями не скрутишь нить. А тянуть за неё — верный обморок, причём зазря. События путаются: прошлое, настоящее — не разобрать.

Своё изумление я утопила в чашке с чаем. Как нужно истязать Пряху, чтобы она утратила дар?! Хотя палачи в допросных подвалах старались на совесть. Мерзавцы, Светлые Боги, какие же мерзавцы!

— Но ты прекрасно раскрываешь дела.

— Силы хватает, чтобы определить ложь. Остальное — опыт.

— Три злотых, — выпалила я. — Исключительно из уважения к Розыскному управлению. Половину вперёд.

На стол легли блестящие монетки.

— Бери всё сразу, я в тебе не сомневаюсь. Но есть условие.

Он подался вперёд:

— Перестань корчить из себя паршивую ведьму, госпожа Андéя Муэ́рро, не позорь нашу школу.

— Нет больше ни той Андеи, ни школы, — прошипела я. — Забирай свои деньги и проваливай!

— Зря бесишься, — зло сощурился Рен. — Один шелудивый козёл не перечеркнёт факты. Ты — Пряха, и должна приносить пользу людям!

— Я уже целый год ничего никому не должна!

Он вскочил, рывком содрал с плечиков пальто и оглушительно хлопнул дверью. Вот же скотина! Теперь мне ещё и от домовладелицы попадёт. Госпожа Ловен чихать хотела, ведьма я или не ведьма: шуметь жильцам строго воспрещалось. А хуже всего было то, что внутри меня заворочалась потревоженная совесть. Пряха без способностей не найдёт убийцу быстро, и у Рена могут быть неприятности по службе. Да и деньги… На три злотых при разумной экономии можно протянуть недели две, а то и три. Я уткнулась лбом в колени.

Дверь скрипнула.

— Мур-Мур, ты там остыла? Поехали, я коляску поймал, внизу ждёт.

— Куда? В участок на десять суток? — хмыкнула я.

— В особняк Герье. Ткнёшь пальцем в убийцу и можешь дальше бездельничать.

Злотые на столе заманчиво поблёскивали. А-а, какого чёрта! Жить на что-то надо.

— Поехали.

На этот раз я не забыла ни перчатки, ни шарф. Ехать, насколько я помнила, предстояло далеко, а извозчики включали печки только тогда, когда пар от дыхания повисал сосульками на ресницах. Такая погода, как сейчас, считалась тёплой.

— Рассказывай, — потребовала я, едва устроилась на жёстком сиденье.

— Мерзкий случай, — Рен поплотнее затянул шёлковое кашне. — Герье вдовец, жил с дочерью и зятем. В отдельном крыле слуги: кухарка, эконом и две горничные. По словам дочери, последнее время Герье оказывал недвусмысленные знаки внимания одной из горничных, Агáше. Сегодня утром главу семьи нашли мёртвым, Агаша исчезла, из сейфа пропали драгоценности покойной госпожи Герье общей стоимостью шестьдесят тысяч злотых.

— Что тебя смущает? Объявите девушку в розыск. Хотя с таким грузом она уже вполне могла добраться до границы с Кешином — если хватило ума заранее договориться со скупщиком и купить билет на экспресс без остановок. Ты проверил её вещи?

— Не хватает саквояжа, дорожного платья, зимнего пальто и сапожек. Но видишь ли, Мур-Мур, у меня не складывается картина. Герье был далеко не стар, хорош собой и, если верить показаниям второй горничной, не домогался, а именно ухаживал. Агаша приличная девушка, не из финтифлюшек. Имела неплохой шанс стать второй госпожой Герье. Зачем убивать?

— Кстати, как его убили?

— Лошадиная доза снотворного в кофе. Взяли в домашней аптечке. Герье практически сразу потерял сознание, смерть наступила около трёх ночи. Кофе приносила Агаша.

— То есть у тебя явная подозреваемая с мотивом, способом и возможностью, но ты всё равно нанимаешь меня?

— Все, кого я опрашивал, врут, Мур-Мур, — бросил Рен. — Они что-то скрывают, и делают это сознательно.

— Ты же понимаешь, что тогда Пряха может быть бесполезна? Если человек намеренно искажает информацию, нить я не вытяну.

— Не повторяй прописные истины, мы с тобой учились в одной школе, — пробурчал Рен.

— Ладно, приедем — увидим, — примиряюще отозвалась я. — Хозяева знают, что ты везёшь ведьму?

— Готовлю им сюрприз, — он хищно усмехнулся. — Розыскное управление имеет право привлекать любых специалистов.

— Даже ведьму?

— Даже ведьму.

В окне показался ребристый купол газгольдера, а за ним Горбатый мост через Тéйру: мы покидали фабричный район и направлялись в центр. Потянулись солидные многоэтажные дома из бледно-жёлтого пáсенского камня, булыжник мостовой сменила гладкая тротуарная плитка. В просвете между деревьями мелькнула крыша Пассажа, похожая на перевёрнутую супницу, проплыл Королевский оперный театр с засиженным голубями памятником перед ним, издали сияла голубым искусственным светом оранжерея Ботанического сада. В богатых районах зима совсем не чувствовалась благодаря ярко-зелёным газонам и живым изгородям.

— Странная пора, — нарушил тишину Рен. — Ни зима, ни весна, ни осень. Хоть придумывай отдельное название. Статистика управления утверждает, что в это время в два раза чаще совершаются правонарушения и происходит наибольшее количество самоубийств.

Глава 3

Моим первым желанием стало попятиться — и пятиться до тех пор, пока не окажусь у себя в комнате. Господин Совье не дал мне такой возможности. Пристальный взгляд ощупал мою жилистую тушку, взвесил, распотрошил и приклеил ценник.

— А я вас знаю, — обманчиво добродушно сказал особист. — Вы — госпожа Мур-Мур, знаменитая ведьма из Сытного квартала. Весьма законопослушная ведьма, насколько я в курсе. Зарегистрировались, получили вид на жительство, исправно платите налоги. Андея Муэрро, правильно?

Я молча поклонилась. Рен нахмурился:

— Господин Совье, расследованием убийств занимается Розыскное управление. Никоим образом не хочу вас обидеть, но при чём здесь Особая служба?

Особист огляделся, задержал взгляд на навострившем уши участковом — и приоткрыл дверь на улицу:

— Прошу вас. Разговаривать посреди холла неудобно.

«Намного удобнее, чем на холоде», — с тоской подумала я, однако послушно поплелась вслед за Реном. Совье отошёл на приличное расстояние от особняка и лишь потом достал из кармана пальто два листа бумаги и вечное перо:

— Подписывайте.

— Что это? — Рен показательно не вынул рук из карманов.

— Соглашение о неразглашении тайны, стандартная форма. Господин Арье, без данного документа наше общее дело станет операцией Особой службы, а вы займётесь другими, несомненно не менее важными делами. Подписывайте.

Стандартная форма соглашения включала семнадцать пунктов, и после каждого следовало поставить подпись. Пока Рен семнадцать раз повторял свою энергичную закорючку, я украдкой рассматривала Совье. Его глаза в солнечном свете оказались золотисто-зелёного кошачьего цвета. Красивое сочетание со светло-каштановыми волосами и смуглой оливковой кожей. Точно не уроженец Тангера, здесь все белокожие и белобрысые.

Затем перо перешло ко мне, и уже я под каждым пунктом старательно изобразила замысловатую завитушку, в которой угадывались инициалы А и М. Убрав подписанные листки, Совье вновь заговорил:

— Теперь я могу сказать. Покойный Сеймус Герье подозревался в измене родине. Чертежи секретного государственного заказа с его завода каким-то образом попали в Харси́н. Мы приставили к Герье своего человека, этой ночью она не вышла на связь.

— Ваш человек — горничная Агаша?

— Да, — подтвердил он. — Надёжный и проверенный агент, семь лет безупречной службы. Поэтому как только я узнал об убийстве Герье и пропавшей подозреваемой, то, разумеется, всё бросил и помчался сюда. Очевидно, господин Арье, вы тоже не поверили в виновность Агаши, раз наняли ведьму.

— Мур-Мур не ведьма, — сухо сказал Рен.

— А кто же?

Рен покосился на меня. Скрывать что-либо от Особой службы было не только глупо, но и опасно, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как честно сознаться:

— Я — Пряха.

— Светлые Боги! — изящные брови Совье подскочили на целый дюйм. — Как вам удалось уцелеть?!

— Повезло.

— Пряха! — Совье обошёл кругом, чуть ли не принюхиваясь. — Вы же видите не только прошлое, но и будущее? Не ошибаюсь?

— Нет.

— И вы гадаете за пару злотых фабричным дурёхам? — Совье покачал головой. — Ищете потерянные кошельки и разоблачаете неверных мужей? Как это неразумно с вашей стороны, госпожа Муэрро.

— Мур-Мур, — жёстко поправила я. — Предпочитаю прозвище, которое мне дали фабричные дурёхи. Я честно зарабатываю свой хлеб и не нарушаю законы Съера. Как вы любезно подметили, даже налоги плачу. Поэтому вправе заниматься тем, что считаю допустимым.

— Мы обязательно вернёмся к этому разговору, госпожа Мур-Мур, — Совье посмотрел на наручные часы. — Сейчас первостепенная задача — дело Герье. Не знаю, сколько господин Арье пообещал вам за содействие, но я заплачу в десять раз больше, если вы попутно определите, куда и почему исчезла Агаша.

— Тридцать злотых? — недоверчиво переспросила я.

Совье достал чековую книжку, выписал чек и протянул мне:

— Держите. Это аванс.

От заоблачной для меня суммы в пятьдесят злотых я округлила глаза. Неплохо живёт Особая служба! Первым делом оплачу комнату до весны, наконец-таки куплю новое пальто… Мечты я безжалостно оборвала. Деньги ещё нужно отработать, а если Рен прав и семейство Герье нарочно скрывает правду, тянуть нити будет ой как непросто. Чек я аккуратно убрала во внутренний карман, и мы направились обратно в дом.

В холле уже собрались слуги и хозяева. Дородная румяная кухарка, перепуганная девочка-горничная и самодовольный пузатый эконом вопросов не вызывали. А вот зять с бегающими глазками и взвинченная до крайности дочь без единой слезинки на лице сразу насторожили. Когда умер мой отец, я безостановочно ревела несколько дней подряд, лекарь в школе поил меня успокоительным.

— Господа! — властно произнёс Рен. — Прошу вас вытянуть вперёд правую руку.

— Это ещё зачем?! — взвилась дочь. — Какие-то шарлатанские методы!

— Действительно, господин Арье,— заблеял зять, — прежде чем…

— Молчать! — неожиданно грозно рыкнул Совье и выудил из кармана жетон с золотой летучей мышью — эмблемой Особой службы. — Выполнять приказ!

Глава 4

Всю обратную дорогу я дремала. Это со стороны кажется, что провидение даётся Пряхам легко, но каждая вытянутая нить истощает тело. В школьные времена мы с Реном смеялись: нам никогда не грозит опасность растолстеть. Сейчас эта шутка перестала быть смешной, особенно когда хронически недоедаешь. Воспоминания о школе вызвали привычную тоску. Последнее, что я слышала, — корпуса снесли, а сады вокруг облили горючей жидкостью и подожгли. Узурпатор хотел уничтожить саму память о ведьмах. Уцелел ли хоть кто-нибудь из нашего выпуска, кроме меня и Рена?

— Мур-Мур, приехали, — раздалось под ухом. — Вставай, я тебя доведу.

— Я сама, — возразила, не открывая глаз. — Спасибо, что подвёз.

— Ты же на ногах не стоишь.

— Ничего, как-нибудь доползу.

Рен не стал спорить — подхватил и буквально вытащил из коляски. Слава Богам, извозчик подвёз нас прямо ко входу, осталось как-то преодолеть лестницу на второй этаж. Вопреки своим словам, я висела на Рене и едва удержалась от болезненного стона, когда он сгрузил меня на кровать. Из носа опять потекла кровь.

— Тебе нужен лекарь.

— Мне нужен отдых, и ты это прекрасно знаешь.

Главная причина, почему я не хотела идти на госслужбу. Сейчас я сама себе хозяйка: подошла к опасной грани — остановилась. Начальству не объяснишь, что сила на пределе и ещё одна нить меня убьёт.

— Я посижу с тобой.

— Будешь пялиться на меня спящую? Проваливай, ведьмак, дай мне восстановиться.

Он хмыкнул и вышел. Через какое-то время я услышала, как отъезжает коляска, со стоном растянулась на кровати прямо в пальто и ботинках и провалилась в блаженное беспамятство.

***

Цветущий яблоневый сад за школой напоминает бело-розовое пенное море. Невесомые лепестки кружатся в воздухе, покрывают землю хрупким нетающим снегом. Дэ́миен несёт меня на руках, я обнимаю его за шею, прядь шёлковых иссиня-чёрных волос щекочет щёку.

— На День Созидания сыграем свадьбу, — прекрасные синие глаза моего любимого сияют. — Я так счастлив, Дéя! Ты не представляешь, как я счастлив! Я влюбился в тебя с первого взгляда, ты самая очаровательная девушка на свете, и теперь ты принадлежишь мне!

С юга дует ласковый, тёплый ветер, нас окутывают нежные розовые облака лепестков, и будущее кажется таким безмятежно-волшебным, каким я только могу вообразить его в двадцать лет.

***

Очнулась я с тяжёлой головой и сосущим ощущением голода в животе. Часы показывали половину шестого. Неплохо повалялась. Засохшая кровь стянула кожу, хотя пятна на пальто и платье почти не выделялись — вот оно, неоспоримое преимущество чёрного цвета. Волосы спутались, и из зеркала на меня смотрела настоящая ведьма, растрёпанная, помятая и злая. Прежние густые длиннющие ресницы отрастали, но очень медленно. Брови тоже заметно поредели. Казалось, даже глаза изменили тёплый светло-ореховый цвет на более тёмный.

Первым делом следовало умыться, переодеться и застирать пятна на платье. Пальто я почистила щёткой. Каждое движение давалось мне с трудом, но я в равной степени не хотела ни пугать банковских служащих, ни оттягивать визит. Год впроголодь приучил меня ничего не откладывать на потом, поэтому я кое-как привела себя в порядок и поплелась в отделение Королевского банка. Пришлось отстоять очередь — я совсем забыла, что сегодня пятница и рабочим выплачивают еженедельное жалование. Ведьм в столице уважали и побаивались, но не настолько, чтобы перед окошечком кассы образовалась пустота.

Когда я покидала банк, мой невеликий счёт подрос, а в кармане приятно звенели злотые. Наслаждаться жизнью не позволяла лишь одна назойливая мысль, поэтому я не свернула к себе на Зольную улицу, а пошла прямо на Сермяжную. Солнце садилось, сумерки постепенно завоёвывали узкие улицы. Фонарщик с длинным шестом обходил фонари: до фабричных районов новейшая система механического включения пока не добралась, ей вполне заслуженно хвастал исключительно центр Тангера. Извозчики тоже начали зажигать боковые огни в экипажах, зелёные или жёлтые, в зависимости от того, свободна коляска или везёт седока. Перед участком я остановилась отдышаться.

— Госпожа Мур-Мур, доброго здоровьечка! — участливо окликнул меня дежурный. — Чегой-то вы бледная, аки смерть. Переведьмачили, видать. Поспешайте в тепло, там Фокéн чайничек поставил.

— Спасибо. Я на минутку к господину Фурену.

— Чайку выпьете — и пойдёте. Сержант сегодня довольный. Пальцем не шевельнул — дело раскрыл.

— Дело?

— Девчонку с кожевенного ейный хахаль обокрал, всё до монетки попёр. Вот как такую мерзоту земля носит? Девчоночка надрывалась, чтобы родных перевезти, себя держала в чёрном теле, а эдакую тварь, пиявицу, под боком пригрела!

— Деньги-то пострадавшей вернули?

— А то ж! Всё до монетки пересчитали и под роспись. Ревела, дурёха, сержанту руки целовала.

В сущности, можно было разворачиваться и возвращаться домой, но искушение в виде чашки горячего чая перевесило. В участке заварки не жалели, хоть и дешёвой харсинской, зато от души. Самое то, чтобы взбодриться. Внутри здания и впрямь было тепло: в отличие от госпожи Ловен, розыскники на угле не экономили. Крохотная подсобка, приспособленная под комнату отдыха, оказалась полным-полна. Меня встретили доброжелательным гулом, уступили место на колченогом диванчике и тут же подали пузатую кружку с обжигающим чаем. Любой из местных участковых за прошедший год хоть раз да забегал к ведьме с просьбой о помощи. Я не отказывала: всех денег не заработаешь, а помогать служителям правопорядка — обязанность каждого приличного человека. В Тангере участковые и так старались вовсю: по улицам можно было безопасно ходить и днём, и ночью, грабежи были уделом Разбойничьей слободы, а редкие убийства никогда не оставались безнаказанными.

Глава 5

— Вы замышляли что-либо против милостью Богов государя Шерры Стéфана Второго?

— Нет, клянусь вам!

Лицо палача — не уродливое, даже приятное. Взгляд сострадательный, и на моё распятое голое тело он старается не смотреть. Вчера дал воды… или это было сегодня? Сколько я уже в этом подвале — день, два, неделю?

— Врёте. Повторяю вопрос: свой богомерзкий дар вы намеревались использовать во вред Его Величеству?

— Нет. Нет! Уберите это, уберите! Я не лгу! Я обычная Пряха! Нет, нет, пожалуйста, нет!..

***

От собственного истошного крика я подскочила. Прокля́тое имя билось в ушах, в плече пульсировала боль, словно раскалённый прут отняли не год, а секунду назад. Лекарь обещал, что кошмары постепенно уйдут, но пока я видела их каждую ночь — а иногда и несколько раз за ночь. И всё же мне повезло. Светлые Боги, как же мне повезло! Выдержать, не сойти с ума, не признаться в том, чего не совершала, — и уцелеть.

За окном серело утро. Ледяной пол обжёг ноги. Чёртова госпожа Ловен с её экономией! Чугунные батареи почти не грели. Зачем, если на улице чуть ли не весна? Я поскорее натянула чулки и отвела край занавески. Потепление принесло с собой смену погоды. Небо затянули низкие сизые тучи, мостовая блестела от мороси. В ящике на балконе соседнего дома цвела виола. Прав Рен: какое-то безвременье.

С Рена мысли перескочили на Совье. Приглашение в Особую службу не из тех, которыми можно пренебречь, и пятьдесят злотых тоже на дороге не валяются. Оценив воронье гнездо на своей голове, я поплелась в ванную. «Горячей» называлась вода, от которой тело не сводило судорогой, поэтому мытьё каждый раз превращалось в испытание воли и духа. Короткие волосы быстро подсохли и начали завиваться на концах. Когда-то, в младших классах меня дразнили овечкой, пока густая чёрная грива не отросла ниже пояса и колечки не превратились в тяжёлые волны.

Из дома я вышла в начале девятого. В это время Сытный квартал напоминал множество ручейков, вливающихся в полноводную реку. Этой рекой являлась Звонкая улица, в конце которой располагались корпуса ткацкой мануфактуры, кожевенного завода и суконной фабрики. Всё рядышком, друг за дружкой. Непрерывный людской поток тёк и редел по мере того, как рабочие сворачивали к проходным. Мой путь лежал в противоположную сторону, через Торговый район в центр столицы. Конечно, никто не мешал мне шикануть и поймать коляску, но четвертака было откровенно жаль.

Через полчаса морось сменилась влажным туманом, к концам улиц он перетекал в рыхлые грязно-серые облака. Золотой мост через Тейру таял где-то посередине, словно соединял два берега легендарной реки вечности. Коляски и экипажи ехали медленно, с зажжёнными огнями, извозчики то и дело гудели в рожки. Я влилась в толпу пешеходов, идущих по узкой полосе между проезжей частью и фигурной решёткой моста. Очень многие предпочитали служить в центре, а жили в более доступных кварталах на другом берегу Тейры. Чугунные русалки с позолоченными хвостами тоскливо смотрели вниз, на тёмную плотную воду. Русалок мало волновала непогода, им явно не нравилось, что их вытащили на сушу и приковали цепями к ограде.

В центре туман поредел, или так казалось из-за высоких пяти и шестиэтажных зданий и обилия фонарей. Большой проспект сверкал роскошными витринами магазинов и ресторанов, у новомодных вращающихся дверей замерли важные швейцары в ливреях, похожих на генеральские мундиры. В вазонах с подогревом цвели камелии, и если бы не редкие деревья без листьев, то создавалось бы полное ощущение весны. У монументального здания Особой службы стоянка была забита экипажами, постоянно кто-то подъезжал или уезжал. Я глубоко вздохнула и поднялась по ступенькам из розового гранита к главному входу. Двое дежурных по бокам от двери выглядели каменными статуями, не более одушевлёнными, чем гранит под их ногами.

— Добрый день. Госпожа Муэрро к господину Совье.

— Паспорт с собой? — отмер один из дежурных.

— Да.

Я уже потянулась к внутреннему карману пальто, как дежурный продолжил:

— Проходите. Окно номер два, предъя́вите документы, вас проведут.

Внутри царили тишина и строгая простота солидного учреждения. Служащий в окошке внимательно изучил мой паспорт и подал кому-то знак. Из неприметной двери в стене вышел пожилой господин с пышными усами, поклонился и жестом велел следовать за ним. Мы прошли по коридору, миновали пост охраны, поднялись по лестнице на второй этаж, где тоже дежурили охранники, повернули направо… Провожатый распахнул передо мной дверь без таблички и плотно закрыл её за моей спиной.

— Доброго дня, госпожа Мур-Мур!

Любезность Совье простиралась так далеко, что он не только поднялся, когда я вошла, но и собственноручно придвинул мне стул. Мало того, особист не вернулся в кресло за столом, а взял себе другой стул из вереницы стоящих у стены, намереваясь устроиться рядом. Я оценила галантный жест.

— Добрый день, господин Совье. О чём вы хотели поговорить?

— Прямо к делу, да? — он добродушно усмехнулся. — А как же общепринятые вступления о погоде? Мне положено заметить, что сегодня необычайно тепло, вы поддакнете, и слово за слово мы перейдём к важному.

— Экономлю ваше время, — я вернула ему усмешку.

— Хорошо, — Совье достал из кармана чек и протянул мне. — Прежде всего я должен рассчитаться с вами. Пять минут — и вы получили бесценную информацию, на которую мои люди тратят недели и даже месяцы. В связи с этим я тоже сэкономлю ваше время и спрошу: почему невероятные способности не спасли Прях от тотального уничтожения?

Глава 6

— Вы серьёзно? — Совье оторвал недовольный взгляд от вписанного мной текста. — Возможность оказывать услуги помимо служебных обязанностей? Вам мало жалования, госпожа Мур-Мур?

— Не всё в мире измеряется деньгами, — повторила я слова учителя. — Иногда только помощь Пряхи спасает людей от трагедии. Пропавшие дети, лживые обвинения, самоубийства от отчаяния. На позапрошлой неделе оклеветали механика с суконной фабрики, и лишь вмешательство ведьмы спасло его от тюрьмы.

— Какая из вас ведьма, — хмыкнул Совье. — Кстати, давно хотел узнать: почему именно Пряхи? Не Пророчицы, Предсказательницы или, к примеру, Вещуньи?

— Наша вселенная состоит из энергии, свёрнутой в нити. Мы вытаскиваем эту нить и тянем на себя, — я изобразила пальцами движение, словно скручивала нечто невидимое. — Очень похоже на то, как прядут пряжу. Отсюда и Пряхи.

— Но вы не прибегаете к жестам, я вчера внимательно следил.

— Мне они не нужны, — нехотя призналась я.

— Высший уровень? — понимающе протянул Совье.

— Что-то вроде.

«Ты отклонение, — посмеивался учитель. — Большая сила и грубые пальцы. Грубые для Пряхи, девочка моя, не обижайся. Дар нашёл выход — взаимодействовать с энергией напрямую. Изъян стал преимуществом. Были бы у тебя такие гибкие пальчики, как у Рена, ты не стала бы уникальной».

Будь у Рена мои грубые пальцы, он сохранил бы дар.

— Невероятно интересно, — Совье сложил листы договора и припечатал их рукой. — Госпожа Мур-Мур, поздравляю с поступлением на государственную службу.

Я поморщилась и тут же постаралась улыбнуться:

— Какие будут распоряжения?

— Пока никаких. Отдыхайте, вчера вы выложились полностью. Единственное, что бы я посоветовал — не приказал, госпожа Мур-Мур, а именно посоветовал из соображений целесообразности! — поищите квартиру поближе к центру. Каждый раз добираться сюда с окраины затруднительно.

И в этом он был прав, поэтому по пути домой я завернула в ближайшую контору по найму жилья. Комната в доме госпожи Ловен имела лишь одно достоинство — низкую цену. Об отсутствии нормального отопления и ледяной воды я точно плакать не стану. Предприимчивый клерк разостлал передо мной карту Тангера, внятно обрисовал преимущества и недостатки отдельных кварталов и выдал карточки с адресами тех домов, что мне приглянулись.

Обедала я опять у госпожи Ливью. По случаю субботы в зале было не протолкнуться, стоял невообразимый шум, то и дело разносился громкий хохот.

— Иду я туточки со смены, — раскрасневшийся рабочий с широченными плечами и огромными кулаками, молотобоец или камнетёс, жестикулировал так, что его соседи по столу опасливо отодвигались, — иду себе, значица, иду, и вдруг — бабёнка! Нагишом! Вылетает из двери як пробка из бутылки! Ей-ей, не вру!

— Прям вся голая? — ахнул кто-то.

— Ну! А за ней ейный супружник выскакивает с выбивалкой. Кричит: «Чтоб ноги твоей в доме не было, поганая потаскушка!» И выбивалкой — хлясть, хлясть её по заду!

— А она?!

— Помчалась с визгом, аж пятки сверкали. До дома Барьé доскакала, дальше я не видел.

— Тю! — фигуристая подавальщица в цветастом переднике принесла поднос с дымящимися тарелками. — Так то господин Ферье шелудивую жёнку с полюбовником поймал!

Девушка нагнулась так низко, что молотобоец уткнулся носом в её пышную грудь и одобрительно крякнул.

— Вчерась госпожа Мур-Мур в булочной этой фифе нагадала: муж тебя застукает, будешь, мол, бегать в чём мать родила! Другая бы после этого сидела тише воды ниже травы, а Ферье всё нипочём! Муж на службу, полюбовник в дом, а муж возьми да и вернись!

Я спрятала горькую улыбку. Самое распространённое заблуждение — то, что увиденного Пряхой можно избежать. Допустим, я предскажу клиенту, что он утонет в реке. Казалось бы, сиди в этот день дома, запрись на все запоры и никуда не выходи, но нет. Бедолагу позовёт «на минуточку» посмотреть новую лодку сосед, предложит порыбачить лучший друг или подвернётся ещё какая-нибудь оказия. Предупреждение в этот момент словно стирается из памяти, и человек совершает именно то, что увидела Пряха.

«Будущее нельзя изменить» — было высечено на фронтоне главного корпуса школы. К счастью, таких, кто вытаскивает нити из верхней части узора вселенной, в разы меньше тех, кто тянет их из нижнего слоя. Где-то одна Пряха на двадцать-тридцать одарённых. А то, что мы не видим своего будущего или будущего самых близких нам людей, — благо, дарованное Богами. Страшно жить, с точностью до секунды зная, когда потеряешь родителей, мужа, ребёнка…

— Наша Мур-Мур всем ведьмам ведьма! — молотобоец стукнул пустой кружкой по столу. — Принеси-ка ещё медовухи, милая.

Меня пока не замечали. Госпожа Ливью в кокетливо повязанной косынке сама принесла мне обед, я сразу же отдала ей осьмушку. Густая мясная похлёбка с пирожками и тыквенная запеканка подняли настроение, а когда удалось выскользнуть из ресторанчика неузнанной, оно вообще вознеслось на недосягаемую высоту. Переменчивая погода Тангера напомнила о себе накрапывающим дождиком, переходящим в ливень, благо пройти оставалось всего две улицы.

Тёмное пятно на фоне светлой стены насторожило. Госпожа Ловен каждую весну красила дом в бледно-салатовый цвет — не сама, понятное дело, нанимала маляров. За лето краска ещё и выгорала, и съёжившаяся фигурка бросалась в глаза издали. Я ускорила шаг. Не от хорошей жизни кто-то мокнет под дождём. Внутри заворочалось дурное предчувствие, которое усилилось, когда фигура зашевелилась. Закутанная в шерронский плащ девушка обожгла меня взглядом блестящих чёрных глаз.

Глава 7

Знакомый извозчик согласился за два четвертака возить меня от адреса до адреса, но мне повезло с первым же доходным домом. Он располагался прямо на берегу Тейры, чуть в стороне от Золотого моста. Апартаменты с видом на набережную были мне не по карману, ненамного дешевле просили за не менее шикарные, но расположенные на противоположной стороне, откуда открывалась захватывающая дух перспектива Морского проспекта с великолепным зданием Коллегии в конце. Зато торцевые квартиры первого и второго этажей, окна которых выходили на стены соседних домов, сдавали практически даром. Даром для центрального района, разумеется. Пятьдесят злотых при жаловании в пятьсот можно себе позволить, и я стану хозяйкой двух крошечных комнаток, прихожей, кухни, кладовки размером со шкаф, уборной и личной ванной комнаты, где — о чудо! — текла горячая вода. А главное — в дом недавно провели газ, установили газовые плиты и современные лампы, загорающиеся от простого поворота вентиля. Квартиру сдавали с вполне приличной мебелью, новенькие чугунные батареи неплохо грели, стоимость отопления и газа входила в ежемесячную плату.

Госпожа Ловен не удивилась, узнав, что я съезжаю. Эта незаурядная дама не удивлялась вообще ничему, потому и дожила до девятого десятка в добром здравии. Мы немного поспорили о расчёте, в результате я победила и заплатила только за три последних недели. Вещей у меня набралось на небольшой саквояж, остальное было настолько жалким, что забирать его с собой не имело смысла. Вечер всё равно прошёл в разъездах. Сначала в контору по найму, оформить договор и внести аванс, затем в участок Прибрежного квартала — зарегистрироваться по месту жительства, после в старый участок — сообщить, что выбыла… С наступлением темноты дождь утих, фонари превратили город в бесконечный загадочный лабиринт из мерцающих огней. На Сермяжной я отпустила извозчика.

— Эх, госпожа Мур-Мур, — вздохнул он. — Покидаете нас, стал быть.

— Вы запомнили адрес? — я заговорщицки подмигнула. — Речная, дом двадцать семь.

— Дык у вас таперича расценки повырастают — вона какие хоромы содержать надо.

— Передайте всем: для моих знакомых цена останется прежней — четвертак за вопрос.

Извозчик просиял и укатил. Мне тоже стало грустно: за год в Сытном квартале я привыкла к его размеренному ритму. Пусть ни с кем особо не сдружилась, но и не чувствовала себя совершенно чужой. Дежурный у входа, совсем молодой парень, из новичков, распахнул передо мной дверь:

— Шикуете, госпожа Мур-Мур?

— Переезжаю.

— Жаль, — пригорюнился парень. — Не видать нам больше премий.

— Вы и без меня прекрасно справитесь, — улыбнулась я.

Заполнение документов заняло четверть часа — не потому, что я долго возилась. Каждый в участке счёл своим долгом подойти и пожелать удачи на новом месте, под конец я окончательно растрогалась. А затем дверь распахнулась, и влетел Рен, без долгих предисловий ухватил меня за руку и поволок к выходу. Я еле успела подхватить шарф и перчатки.

— Ты что творишь, Мур-Мур? — зло выпалил он. — Прихожу к тебе домой, старая карга говорит: ты съехала! Ни записки, ни-че-го!

— Тебе бы обязательно доложили, господин капитан, — съехидничала я. — Как порядочная ведьма я уже известила службу о перемене адреса.

— Зараза ты, а не ведьма, — проворчал Рен. — Ловен сказала, к тебе приходила подозрительная девица, после чего ты пропала. Неужели так сложно было черкануть пару строк?

Оглянувшись на улыбающихся участковых, я сама потащила Рена на улицу. Не люблю разговаривать там, где полно любопытных ушей.

— Ого, какая прыть! — поддел меня он. — Ты так торопишься со мной уединиться?

— Прямо в точку! — восхитилась я. — Приглашаю тебя на свидание в ресторан Крузо́, возражения не принимаются. Ты же у нас завидный жених, чего бы за тобой не поухаживать?

— Обожаю, когда за мной ухаживают, — Рен изобразил улыбку от уха до уха и шутовски выставил локоть. — Проматываешь деньги мутного типа?

— Попрошу повежливее отзываться о моём непосредственном начальнике! — возмутилась я.

Улыбка Рена погасла, словно загасили фонарь.

— Ты что… поступила к нему на службу?

— Прибереги этот тон для моих похорон. Совье предложил мне огромные деньги.

— Сколько? — с нажимом спросил Рен. — Почём у нас нынче принципиальность?

— Пятьсот злотых в месяц.

— Я выбил бы для тебя не меньше! — ребро ладони резануло воздух. — И ты это знаешь!

— Ты…

— Я год тебя уговаривал! — на бледных щеках Рена загорелись яркие пятна гневного румянца. — Год! А этому… особисту понадобился день!

— Час, — уточнила я. — Или даже быстрее. Ты в состоянии меня слушать или надо подождать, пока у тебя перестанет валить пар из ушей?

— Жадная, продажная, меркантильная ведьма! — Рен насупился и отвернулся.

— А я тебе жареной печёночки закажу, — вкрадчиво предложила я. — С лучком.

— Не подлизывайся.

— Печень с румяной корочкой, колечки золотистого лука и отварная картошечка, — я искушающе причмокнула. — И медовухи две… нет, три кружки!

Глава 8

Едва я вынула злотый заплатить за ужин, Рен грозно сдвинул брови:

— Мур-Мур, в день, когда за меня начнут платить женщины, я утрачу последние крохи самоуважения. Его и так осталось на донышке, не усугубляй.

— Но это я тебя пригласила!

— Неважно. Пощади моё тщеславие, не будь вредной ведьмой. Тебе и без того предстоит много расходов. Наконец-то ты выбросишь это своё кошмарное бабкино пальто.

— Оно не бабкино!

— Разумеется, не бабкино. Оно прабабкино! Его первая хозяйка упокоилась лет тридцать назад!

Пока я задыхалась от возмущения, Рен передал свою монету подавальщице и хитро улыбнулся. Гнев тут же растаял.

— Ты нарочно!

— Конечно. Отвлекающий манёвр. Но пальто у тебя и правда жуткое. Хочешь, по пути домой заедем в магазин готового платья? Я одевался там поначалу, вполне приемлемые цены, и всегда можно подогнать вещь по фигуре.

Я поискала глазами часы: половина девятого.

— Они ещё работают?

— Да, до десяти вечера. Решайся, Мур-Мур. Красивая девушка не должна ходить в обносках.

— Издеваешься?! — вскочила я.

— Ни в коей степени, — Рен тоже поднялся и подал мне злополучное пальто. — Не думаешь же ты, что тебя так изуродовала седина? Нынче светские дамы обесцвечивают волосы, добиваясь подобного оттенка, а тебе и усилий прилагать не надо.

— Угу. И ресницы эти дамы сжигают, и брови опаливают!

— Мур-Мур, — он наклонился к моему уху, — открою тебе страшную тайну. Если раньше ты была красивейшей девушкой Шерры, то теперь просто стала одной из десятка самых красивых.

— Это в тебе говорит медовуха? Известный факт: не бывает некрасивых женщин, бывает мало выпивки!

— Сказал бы я, что во мне сейчас говорит, — Рен вздохнул. — Только тебе этого точно не нужно знать. По крайней мере пока.

На улице опять накрапывал дождь, противная, мелкая, липкая морось. Коляска, как назло, долго не ехала, мы укрылись под небольшим козырьком, касаясь плечами. Сразу стало ясно, что мы почти одного роста: я, слишком рослая для девушки, и Рен, невысокий для парня. Если разобраться, у нас было слишком много общего, даже не считая пыточных подвалов и ранней седины.

— Мур-Мур, — выдохнул Рен, — вдруг больше не представится случай…

Вдалеке замаячили зелёные огоньки свободной коляски, и он выскочил под дождь, чтобы привлечь внимание извозчика. Через минуту мы ехали домой. Одно то, как это звучало, вызывало во мне нервный смех. Год в Тангере я всеми правдами и неправдами избегала Эриена Арьерро — именно потому, что когда-то слишком сильно его оскорбила. А до этого мы были лучшими друзьями — все двенадцать лет обучения. Рен и Дея, Дея и Рен. Имена, вырезанные на старом дубе в школьном парке…

Больше никогда не буду пить медовуху!

***

Лицо Дэмиена непривычно сурово, прекрасные синие глаза холодны.

— Дея, я единственный наследник своего отца, и всё же не собираюсь рисковать его расположением. Поэтому постарайся понравиться моим родителям. Побольше помалкивай. Если скажут что-то непонятное — не следует переспрашивать. Тем самым ты признаешься в собственном невежестве. Лучше улыбнись. И, ради Богов, не забывай об осанке!

Мы стоим в холле роскошного столичного особняка, и я не знаю, куда деть руки, которые почему-то ужасно мешают. Завести за спину — неудобно, скрестить на груди — вызывающе, засунуть в карманы — неприлично.

— Дэ́ми, я так волнуюсь!

— Это естественно, — снисходительно бросает он. — Как-никак Веррены королевской крови. Однако мой отец прогрессивный человек, он даже здоровается со слугами… Не трясись так, Дея, можно подумать, ты неотёсанная деревенщина!

— Я простая девочка с рабочей окраины, Дэми. Мне страшно!

— Ты Пряха, дорогая. Этого достаточно, чтобы тебя приняли в нашу семью.

***

— Мур-Мур, просыпайся! Дрыхнет, аж завидно! Идём покупать тебе пальто.

— Какое пальто?.. — со сна я никак не могла понять, где нахожусь. Коляска, дождь, Тангер…

— Желательно светло-серое. Тебе пойдёт стальной, — Рен подхватил меня и вынес из коляски. — Чёрт, такая худющая, а тяжёлая!

— Нечего таскать, когда не просят! — возмутилась я. — Поставь немедленно!

— Обязательно, только обойду лужу. Или мне бросить тебя в воду?

В воду я не хотела, поэтому притихла. Магазин оказался совсем небольшим — один торговый зал и примерочные кабинки. Навстречу нам выпорхнула тоненькая девушка-тростинка с любезной улыбкой на осунувшемся личике:

— Что угодно господам?

— Госпоже угодно зимнее пальто, — отозвалась я. — А господин уже уходит.

— Ничего подобного, — Рен уверенно направился к креслам напротив примерочных, развалился и потянулся за газетой. — Господин подождёт госпожу и убедится, что она не сбежит без покупок.

— О, тогда я принесу вам чай, — улыбка тростинки стала ещё любезнее. — Одну минуту, госпожа.

Глава 9

В новом платье по фигуре я почувствовала себя почти прежней Деей, общительной и весёлой. Когда Рен с хозяином вернулись, мы с Лисси пили чай и болтали.

— Отлично выглядишь, Мур-Мур, — Рен придирчиво осмотрел меня. — Стальной тебе к лицу.

— Госпожа очень красивая, — простодушно заметила Лисси. — Вам повезло, господин!

Рен промолчал и собрал свёртки. По моей просьбе Лисси упаковала мои старые вещи. В Сытном квартале их никто не назовёт обносками, той же Хелли они вполне ещё послужат.

— Я поймаю коляску, одевайся.

Господин Периш ещё раз извинился перед Лисси и заверил меня в вечной признательности. Возможно, девушка не преувеличивала, и он впрямь был неплохим человеком. Цены в его магазине приятно порадовали.

Дождь к ночи усилился. Между булыжниками мостовой текли ручьи, свет от фонарей разбивался на сотни дрожащих бликов, воздух отчётливо пах сыростью и прелой листвой. Неделя до зимних праздников, в доме напротив уже украсили окна гирляндами и венками из остролиста, а погода плевать хотела на календарь. Ни зима, ни весна, ни осень.

— Пятое время года, — сказала я ночному небу.

— С кем ты разговариваешь? — вынырнул из темноты Рен.

— Сама с собой. Сдаётся мне, нам придётся топать домой пешком. Жаль, что я не ведьма: говорят, они умеют заклинать дождь.

— Если не будет коляски, добегу до участка. Там всегда наготове дежурный экипаж. Воспользуюсь служебным положением.

Бежать не пришлось: вдали показались смазанные зелёные огни. Вскоре мы уже неспешно катили под мерный звук капель по крыше.

— Как ты догадалась, что парень виновен? — неожиданно спросил Рен.

— Прочла его, — удивилась я вопросу.

— Нет. Как ты поняла, что следует прочитать именно его, а не хозяина или продавщицу?

— Ну… — я задумалась. — Он был доволен. Просто сиял. Согласись, странная реакция на случившееся, особенно учитывая, что Лисси — очень привлекательная девушка и должна вызывать сочувствие.

— В особняке Герье ты точно так же безошибочно выделила дочь и зятя. Ты была бы прекрасным розыскником.

— Не начинай, — устало вздохнула я. — Или подожди немного: Совье надоест, что я трачу силы вне службы, и он меня уволит. Обещаю, тогда я приду наниматься к тебе. За этот день я привыкла к положению обеспеченной дамы и вновь голодать не хочу.

— Совье никогда тебя не уволит, — Рен отвернулся и уставился в окошко.

— Откуда ты знаешь?

— Интуиция. Всё, что у меня осталось.

Отражением фонарей в чёрной воде проплыла Тейра. Коляска повернула влево от моста, цокот подков стих.

— Приехали, господа, — пробасил извозчик. — Две осьмушки.

— Ты, мил человек, берега не попутал? — весело уточнил Рен. — Четвертак за десять минут?

— Дак погода-то какá? Хлещет, як в небе дыра. Не жальтесь, господин хороший, нам с Ласточкой ещё обратно колесить, а отсед седоков на окраину нема.

— Уломал, лови, — монета исчезла в широкой ладони извозчика, и Рен протянул мне руку: — Понеслись, Мур-Мур. Не проскочим за минуту — вымокнем как последние цуцики.

Он умудрился одновременно подхватить и свёртки, и меня, и мы вихрем домчались до парадного входа.

— Прямо как в школе, — рассмеялась я.

— Да… Ты вечно забывала плащ.

Что значит солидный дом: чистота и тишина, ни непристойных песен, ни забористой ругани, ни запахов подгоревшей еды. На лестнице и в коридоре лежала ковровая дорожка, все лампы исправно светили, на каждой двери сиял начищенный медный номер. Шестая и седьмая квартиры были совсем рядышком.

— Ключ не потеряла? — улыбнулся Рен. — Я однажды…

Неожиданно дверь с цифрой семь широко распахнулась, и в проёме возникла девушка. Из одежды на ней красовалось нечто, напоминающее алую кисейную занавеску на тоненьких лямочках, шею обвивали три нити искусственного жемчуга, ярко накрашенные губы капризно изгибались:

— Рени, ну где ты ходишь! Я чуть не уснула!

— Мари́ша?.. — он растерялся, затем нахмурился: — Что ты здесь делаешь?

— Соскучилась по своему озорнику, — девушка игриво выставила в прорезь кисеи стройную белую ножку. — Раздевайся же скорее, шалунишка!

— Иди в квартиру, — ледяным тоном произнёс Рен.

— Рени…

— Немедленно.

Девушка обиженно надулась и ушла. К этому времени я успела отыскать ключ, отпереть дверь и потянулась за свёртками.

— Желаю приятного вечера, шалунишка.

Красными у Рена стали даже мочки ушей, выглядывающие из белоснежной шевелюры.

— Мур-Мур, я всё объясню!

— Светлые Боги, Рен! Мы взрослые люди, что ты мне собрался объяснять? Что мужчины спят с женщинами? Представь себе, я это знаю! — я изобразила улыбку, вырвала свёртки и захлопнула дверь перед его носом.

Нарочито медленно разобрала вещи, затем занялась саквояжем. М-да, первое жалование целиком уйдёт на покупки. Даже роговой гребень был приобретён у старьёвщика, впрочем как и всё остальное. В Тангере я оказалась без монетки в кармане, первое время ютилась в привокзальной ночлежке. Из особняка мужа я забрала лишь подарок учителя, который хранила в тайнике. Было безумно жаль сдавать его в скупку за бесценок, но, увы, билеты на поезд не раздают бесплатно. Мне и так повезло. В седой полуживой оборванке никто не узнал бы блестящую Андею Веррен. Удивительно, как быстро светская дама вспомнила, что родилась в семье кузнеца. С первого дня в Тангере я усердно драила полы и посуду — и попутно старалась как можно чаще применять дар. Люди сначала не верили, после начали любопытствовать и задавать вопросы. Через неделю я получила свой первый четвертак за услуги ведьмы.

Глава 10

— Дея, ты совершаешь ошибку. Сколько вы знакомы — месяц, полтора? Сколько раз встречались? Под встречами, моя девочка, я подразумеваю не поцелуи и жаркие объятия, а доверительные беседы, когда два человека раскрывают друг другу души.

Учитель наматывает на палец край витого шнура, заменяющего ему пояс: так он поступает только в минуты сильного волнения. Я чуть не плачу:

— Почему вы все настроены против Дэми? Сначала Рен, потом Мирен, теперь ты! Дэми красив, богат и знатен, но это не делает его плохим!

— Конечно, нет, — учитель стряхивает со скамьи в саду засохшие лепестки и садится. — Мне известно множество благородных и состоятельных особ, прекрасных и внешне, и внутренне. Просто я опасаюсь, Дея, что это не относится к Дэмиену Веррену. Ты влюблена и не хочешь замечать, насколько вы разные.

— Потому что я — дочь кузнеца, а он аристократ?! — сердито топаю ногой.

— Потому что ты юна, наивна и доверчива, не знаешь жизни, веришь в людей и видишь в них только хорошее. Веррен старше тебя, циничен, беспринципен и слишком обожает самого себя, чтобы искренне любить кого-либо ещё.

— Неправда! — злые слёзы вырываются наружу. — Вы его плохо знаете! Он меня любит, носит на руках, говорит чудесные слова!

— Глупышка моя, — учитель тоже утирает слезинку. — Слова — это всего лишь слова, Дея. Человек может ничего не говорить, но отдаст за тебя жизнь, как я и Рен, а может обещать свернуть горы и бросить у первого же холма.

***

Я проснулась оттого, что солнце бесцеремонно залезло под веки. Солнце? Окна моей комнатушки выходили на северную сторону… В следующую минуту я вспомнила, что переехала, и улыбнулась. Пусть солнце в Тангере светило от силы семь-восемь дней в месяц, вставать с солнечными лучами гораздо приятнее. Вчера я не обратила внимания на расположение окон, сегодня это стало приятным сюрпризом.

Вторым радостным моментом стало наличие в кране горячей воды. Возможность нормально умыться оценит только тот, кто долго был этого лишён. А когда на кухне нашёлся приличный чайник, настроение взлетело до небес. Чашечка ароматного чая с утра — что может быть лучше? Разве что чай с сахаром и сливками, но ещё не вечер.

Колокольчик над дверью зазвонил в половине девятого. В прекрасном расположении духа я открыла, ожидая увидеть Рена. Но в коридоре обнаружился сияющий Совье.

— Доброе утро, госпожа Мур-Мур! Прекрасно выглядите! Позволите войти?

— Доброе утро. Проходите, пожалуйста, — я испытала лёгкие угрызения совести: о своём новом адресе я ведь так и не сообщила.

Совье скинул полупальто, под которым оказался элегантный костюм бежевого цвета.

— На улице настоящая весна. Солнце печёт так, что на зимние праздники распустится сирень, ха-ха! А что это там у вас? Чай? Божественно! Угостите?

— Он без сахара, — смущённо призналась я.

— Кстати, о сахаре, — Совье вынул из кармана чек. — Я тут подумал, что в связи с переездом у вас будут дополнительные расходы, поэтому небольшой аванс придётся кстати. Приобретёте себе новую вазочку или что-нибудь в этом роде.

Сумма в триста злотых вызвала у меня временный паралич.

— Вы предлагаете мне скупить все вазочки в городе?

— Госпожа Мур-Мур, вы даже не представляете, какие дорогие в Тангере безделушки! — Совье картинно развёл руками, забрал чашку с чаем и сделал глоток. — А пока я наслаждаюсь бесподобным вкусом кешинского чая — это же ведь настоящий кешинский, да? — вы расскажете мне, что за подозрительная особа приходила к вам вчера.

— Откуда вы знаете? — удивилась я.

— Я обещал вам охрану, — кошачьи глаза Совье довольно блеснули. — Неужели я кажусь вам пустым болтуном? За вами присматривают, госпожа Мур-Мур, и при малейшей угрозе вмешаются.

— Но я никого не заметила!

— Если бы вы заметили моих людей, я в тот же день выгнал бы их без выходного пособия, — усмехнулся Совье. — Их задача — быть невидимками до тех пор, пока вас не попробуют обидеть. Из господина Арье защитник так себе. Насколько я в курсе, у него серьёзные проблемы со здоровьем.

— Насколько серьёзные? — неожиданно для меня самой мой голос дрогнул.

— Скажем так: он имеет все шансы дожить до преклонных лет, но в гвардию Её Величества его не возьмут, и с громилой из Разбойничьей слободы один на один ему лучше не встречаться. Госпожа Мур-Мур, простите. Кажется, я затронул неприятную для вас тему.

— Вы спрашивали о девушке, — я отвернулась якобы налить себе чаю. — Её имя — Кора Эльрен. Когда-то она притворялась горничной в доме моего бывшего мужа, Дэмиена Веррена, а заодно была его постоянной любовницей. После ареста я не встречалась с ней вплоть до вчерашнего дня. Почему-то Кора решила, что я возьму её к себе в услужение.

— Она тоже одарённая? — уточнил Совье.

— Нет, она обыкновенный человек. Младшая дочь провинциального аристократа, приехала в столицу Шерры в поисках лучшей жизни. Долгое время я считала её своей близкой подругой, на самом деле она шпионила за мной по приказу мужа.

— Любопытно, — Совье потёр кончик носа. — Почему Съер?

— Не знаю. Веррен её выгнал, а к родне в провинцию ей, понятное дело, возвращаться не хочется. Но вряд ли для неё стало бы проблемой найти в Шерре нового богатого покровителя.