Солнечный луч, пробивавшийся через витражное окно кафе «Вишнёвый Улей», скользнул по столешнице, подсвечивая крошки от только что разрезанного пирога. Эмили щурилась, стараясь ровно вывести кремовую надпись «10 лет» на глазури. Десять лет. Столько прошло с тех пор, как её мама в последний раз испекла тот самый пирог с вишней из старого сада за домом. Теперь мамы не было, а сад засох, но кафе жило — благодаря рецептам, оставшимся в потрёпанной тетрадке, и упрямству Эмили, которая верила, что запах корицы и ванили может склеить даже разбитые сердца.
— Эй, шеф-кондитер! — раздался знакомый голос с порога. Итан ввалился внутрь, зацепившись гитарным чехлом за дверной косяк. Его рыжие волосы торчали, как обычно, в разные стороны, а на футболке красовалась надпись: «Спасибо, что вы терпите мой альбом».
— Ты опять проспал? — Эмили не оторвала глаз от пирога, маскируя улыбку. — Говорил же, поможешь с гирляндами.
— Не проспал, — Итан швырнул гитару на стул и схватил со стола печенье в форме пчёл. — Я сочинял. Гениальная вещь! Представь: баллада о бариста, которая влюбилась в эспрессо-машину. Припев — вой кофе-грандера на высокой ноте...
Эмили фыркнула, но прервала его, указывая на часы:
— Через два часа народ повалит на юбилей. Если не повесишь гирлянды, споёшь эту балладу вместо тоста. С миссис Хендерсон на бэк-вокале.
— Миссис Хендерсон обожает мой вокал, — Итан подмигнул, но вдруг замолчал, засунув руки в карманы. — Слушай, Эм... Мне надо кое-что сказать.
Тон его голоса заставил её наконец поднять голову. Итан нервно переминался с ноги на ногу, разглядывая свой потертый кеды.
— Ты помнишь, я говорил про Нью-Йорк? Ну, там музыкальная школа, продюсер... — Он выдохнул, словно выталкивая слова. — Я уезжаю. Через неделю.
Ложка со звоном упала на пол. Эмили замерла, чувствуя, как что-то холодное сжимает горло. Десять лет дружбы. Десять лет, когда он был рядом — после смерти мамы, после провала её собственных планов на колледж, после всех тех ночей, когда она плакала в подушку, а он сидел на кухне, наигрывая глупые мелодии, пока она не смеялась.
— Поздравляю, — выдавила она, наклоняясь за ложкой. Голос звучал чужим. — Наконец-то вырвешься из этой дыры.
— Эм... — Итан потянулся к ней, но она резко выпрямилась, делая вид, что поправляет салфетки.
— Не надо, — буркнула она. — Я рада за тебя. Правда.
Он молчал секунду, затем швырнул на стол смятый конверт.
— Вот. Держи. Не открывай, пока не уйду.
— Что это? — она ткнула пальцем в конверт.
— Список. Пять желаний. Ты должна их исполнить.
— Ты с ума сошел? — Эмили засмеялась неестественно громко. — Я не твоя фея-крестная!
— Ты лучший друг, — он сделал ударение на последних словах. — А лучшие друзья... Ну, знаешь. Всё это.
Дверь кафе распахнулась, впуская миссис Хендерсон с её козой Люсиль на поводке.
— Эмили, дорогая! — завопила старушка. — Люсиль снова объелась твоих роз! Ты должна добавить в меню что-то для жвачных животных!
Пока Эмили разбиралась с козой и возмущённой посетительницей, Итан исчез. На столе остался лишь конверт с надписью «Желание №1» и гитара, прислонённая к стулу.
Сцена в подсобке:
Эмили, оставшись одна, всё же разорвала конверт. Листок пахнул его одеколоном — дешёвым, с ароматом лимона и чего-то горького.
«Желание №1: Провести мой прощальный концерт в „Вишнёвом Улье“ до отъезда. P.S.: Группа в сборе. Не волнуйся».
— Группа? — она вслух зачитала приписку. — Твоя группа распалась, когда Тим женился на той девушке из зоомагазина, а Дэйв ушёл в монахи!
Внезапно её взгляд упал на гитару Итана. На наклейке у грифа, почти стёртую временем, можно было разобрать: *«Эмили + Итан = Безбашенные дуэты. 2014»*.
Она потрогала струны, и в подсобке прозвучал фальшивый аккорд. Где-то за стеной мяукнули коты — будто смеялись.
Вечер того же дня:
Юбилей кафе превратился в хаос. Люсиль устроила погром в углу, объевшись гирлянд, школьный учитель мистера Брауна пел караоке-версию «Bohemian Rhapsody», а Итан, сидя на барной стойке, объяснял пьяному фермеру, почему «коровы — это прирождённые барабанщики».
Эмили наблюдала за ним, сжимая в руке список. «Пять желаний». Безумие. Но в его глазах, когда он говорил об отъезде, была та же тень, что и тогда, в шестнадцать, когда он вернулся из больницы и сказал: «Твоя мама попросила меня остаться. Для тебя».
— Ладно, — прошептала она, пряча список в карман фартука. — Сыграем в твою игру, Итан. Но если думаешь, что я просто отпущу тебя...
Она не договорила. Где-то за её спиной Люсиль громко блеяла, будто одобряя решение.
Кафе «Вишнёвый Улей» пахло жжёным кофе, стрессом и кошачьей мятой. Эмили, стоя на столе с молотком в руке, пыталась прибить к стене баннер «Самый душевный концерт века!», но каждый удар сопровождался воем котов, спрятавшихся под диванами. Итан назвал это «акустическим экспериментом», но Эмили была уверена: животные просто мстили за то, что их выгнали с любимой полки у окна.
— Тим согласился! — Итан влетел в зал, размахивая телефоном, и чуть не сбил Эмили со стола. — Он будет на барабанах. Правда, говорит, что с тех пор, как женился, играет только в такт крикам новорождённого.
— А Дэйв? — Эмили спрыгнула, стирая пыль с рук. — Тот самый Дэйв, который ушёл медитировать в горы и поклялся больше не прикасаться к «дьявольским инструментам»?
— Он теперь преподаёт математику в школе, — Итан ухмыльнулся. — Говорит, что барабанные палочки — это те же дроби. Убедил.
Оставался последний участник — Лео, бывший басист, который бросил музыку ради свиней. Эмили помнила его как угрюмого парня в кожаной куртке, но когда они подъехали к его ферме, встретил их мужчина в резиновых сапогах и с поросёнком на руках.
— Играть? Сейчас? — Лео хмыкнул, кормя поросёнка яблоком. — У меня через час свиноматка рожает. Но если Итан обещает не писать песен про свиней... Ладно. Только давайте быстро.
К вечеру «группа» собралась в кафе: Тим, с мешками под глазами от бессонных ночей, Дэйв в строгом кардигане, напевавший мантры, и Лео, от которого пахло сеном. Итан, довольный, настроил гитару и объявил:
— Репетируем «Твои глаза как эспрессо»! Темп — сердцебиение после трёх чашек кофе!
Первые аккорды прозвучали так, будто кто-то душил кошку. Тим путался в ритме, Дэйв пытался медитировать между куплетами, а Лео играл на басу, словно доил корову. Вдруг Люсиль, коза миссис Хендерсон, прорвалась через дверь и запрыгнула на сцену, сжевав по дороге половину баннера.
— Она вдохновляется! — закричал Итан, увертываясь от её рогов. — Это же хеви-метал по-козьи!
Эмили, пытаясь спасти микрофон от Люсиль, не заметила, как в кафе вошёл незнакомец. Высокий, в кожаной куртке и с камерой в руках, он присел за столик у окна, наблюдая за хаосом с едва заметной улыбкой.
— Джейкоб, — представился он, когда Эмили, наконец, оттащила козу за поводок. — Пишу статью о… необычных кафе. Можно снять?
— Только если вырежете часть с козой, — пробормотала Эмили, поправляя растрёпанные волосы.
— А зачем? Это же идеально, — он включил камеру как раз в тот момент, когда Итан, пытаясь спеть высокую ноту, сорвался в кашель, а Люсиль громко блеяла в такт.
Коты, словно почуяв, что настал их звёздный час, выскочили из-под диванов и устроили «хор» под столом. Дэйв, потеряв терпение, забарабанил в ритме своей любимой мантры, а Тим заснул прямо за ударной установкой.
— Это провал, — прошептала Эмили, закрывая лицо руками.
— Провал? — Джейкоб приблизился, показывая ей запись. — Посмотрите. Люди платят деньги за такое. Это… гениально.
На экране камеры хаос превратился в магию: Итан, смеющийся сквозь кашель, коза, дирижирующая рогами, коты, подпевающие в унисон. Даже Лео, с поросёнком на коленях, выглядел как рок-легенда.
— Вы не понимаете, — Эмили покачала головой. — Это же не настоящая музыка.
— Настоящая музыка — это эмоции. А здесь их море, — Джейкоб прищурился. — Кстати, вы всегда так… ярко краснеете, когда нервничаете?
Эмили потянулась за тряпкой, чтобы скрыть смущение, но в этот момент Итан влез между ними, держа гитару как щит.
— Эм, нам надо репетировать! — он фальшиво брянкнул по струнам. — Без посторонних.
Джейкоб отступил, но успел шепнуть Эмили:
— Ваше кафе — алмаз. Жаль, если его спрячут в шкатулку.
Когда он ушёл, Итан швырнул гитару на диван:
— Ты вообще видела этого типа? Снимает, как клоуна!
— Он журналист, — огрызнулась Эмили. — И, кажется, единственный, кто не считает нас сумасшедшими.
— Нам не нужно его одобрение, — Итан нахмурился. — Нам нужно…
Он не договорил. Люсиль, сорвавшись с поводка, помчалась к выходу, увлекая за собой котов. Эмили бросилась вдогонку, смех и лай сливались за её спиной в странную мелодию.
Поздним вечером:
Эмили сидела на крыльце кафе, разглядывая звёзды. Внутри Итан мыл полы, напевая обрывки своих баллад. Джейкоб прислал смс: «Видео готово. Хотите увидеть, прежде чем я отправлю его в редакцию?»
Она задумалась. В кармане фартука лежал список желаний, а в груди щемило что-то новое — смесь страха и предвкушения. Может, Джейкоб прав? Может, этот абсурдный концерт — не конец, а начало?
— Эй! — Итан высунулся из двери, брызгая водой из швабры. — Перестань философствовать. Помоги выковырять жвачку из Люсиль!
Эмили засмеялась. Пусть завтра будет катастрофой. Сегодня же она чувствовала: что-то внутри неё, годами спавшее, начало просыпаться. И виноваты в этом были не коты, не коза и даже не Джейкоб.
А пять глупых желаний и рыжий друг, который боялся остаться «никем»… но для неё всегда был всем.
Кафе «Вишнёвый Улей» походило на поле боя после вторжения инопланетных коз. На полу валялись обрывки гирлянд, перец из солирующего кота Марсика, и следы копыт Люсиль, выложившие абстрактный узор у барной стойки. Воздух пропитался запахом жжёного кофе, кошачьей мяты и чего-то отчаянного, что нельзя было назвать иначе, как позором. Эмили, сидя на полу среди осколков разбитой тарелки с логотипом кафе, пыталась собрать черепки в подобие целого. Но чем усерднее она прикладывала частицы, тем явственнее понимала: некоторые вещи не склеиваются. Как и люди.
Итан исчез сразу после концерта. Вернее, после того, как миссис Хендерсон назвала его «позором поколения», а школьный учитель мистер Браун предложил собрать деньги на уроки вокала. Эмили искала его везде — на заднем дворе среди пустых ящиков, в подсобке, где пахло его дешёвым одеколоном, даже в старом кинотеатре «Старлайт», двери которого скрипели, будто смеялись над её наивностью. Но он растворился, как дым от гитарного усилителя.
Она нашла его только к полуночи, в баре «Ржавый гвоздь» на окраине Блумфилда. Итан сидел за стойкой, обхватив стакан с виски, в котором тонул лёд и остатки его амбиций. Его рыжие волосы слипались от пота, а глаза блестели неестественно ярко — как у ребёнка, который только что понял, что монстры под кроватью настоящие.
— Ты думаешь, я не знаю, что они все надо мной смеются? — он хрипло засмеялся, не глядя на неё. — «Итан? Да он вечный ребёнок. Мечтает о Нью-Йорке, а сам боится выйти за пределы парковки».
— Ты пьян, — Эмили вырвала у него стакан. — Идиот.
— Зато честен, — он наклонился к ней, и запах алкоголя смешался с горьковатым ароматом его отчаяния. — Знаешь, почему я остался тогда, в шестнадцать? Не из-за болезни твоей мамы. Ну, не только.
Он замолчал, вертя в пальцах салфетку с логотипом бара — ржавым гвоздём. Эмили застыла. Она помнила тот день: Итан, собравший чемодан, её мама, бледная как бумага, шепчущая ему что-то на пороге, и тишина, которая воцарилась после его возвращения.
— Она сказала: «Она не переживёт, если ты уедешь. Не оставляй её одну», — голос Итана дрогнул. — А я… я испугался. Испугался, что если уйду, ты сломаешься. И тогда я сломаюсь тоже.
Эмили сжала кулаки, чувствуя, как старые шрамы на сердце начинают гореть. Она всегда думала, что он остался из жалости. Из долга. Но эта правда была острее.
— Ты не обязан… — начала она, но Итан перебил:
— А теперь я снова боюсь! Боюсь, что в Нью-Йорке я стану никем. А здесь… — он махнул рукой в сторону кафе, — здесь я хоть твой никто.
Она хотела ответить. Обнять его. Ударить. Но в кармане завибрировал телефон. Сообщение от Джейкоба: «Посмотрите это. Вирусный взрыв».
Ролик начинался с кадра Люсиль, жующей гитару Итана. Затем хаос: Дэйв, медитирующий на ударной установке, Тим, спящий на барабанах, коты, воющие под столом. Но монтаж Джейкоба превратил провал в шедевр. Музыкальный трек, наложенный на видео, идеально совпадал с блеянием козы, а в конце был крупный план Эмили — её смех сквозь раздражение, глаза, сверкающие вопреки всему.
Заголовок гласил: «Самое безумное кафе Америки: где козы поют, а пироги лечат души».
— Он что, издевается? — Эмили прошептала, но пальцы сами потянулись к кнопке «поделиться».
— Видишь? — Итан уронил голову на стойку. — Даже коза стала звездой. А я…
Он не договорил. Эмили посмотрела на него — сгорбленного, разбитого, пахнущего поражением. Таким она его никогда не видела. Даже когда его группа распалась, он шутил: «Рок-н-ролл мёртв, зато я жив!».
— Итан, — она взяла его за руку, холодную и липкую от виски. — Ты не…
— Всё, хватит, — он отстранился, вставая. — Завтра утром буду готовить сцену. Желание №1 ещё не исполнено.
Он шагнул к выходу, но споткнулся о порог. Эмили бросилась поддержать, и они замерли в дверях, его вес почти придавив её к стене. Он прошептал ей в волосы:
— Прости.
А потом добавил, уже тише:
— Но если я останусь, я никогда не прощу себе этого.
Эмили не ответила. Она смотрела, как он бредёт по тёмной улице, его силуэт растворяясь в тумане. В кармане телефон снова вибрировал — десятки уведомлений. Кафе стало мемом. Люди смеялись. Комментировали. Хотели приехать.
Но она чувствовала лишь пустоту. Как будто Джейкоб выставил напоказ не кафе, а её душу — всю эти годы спрятанную за пирогами и шутками.
Утро. Подсобка кафе:
Эмили нашла на полу гитару Итана. На грифе — царапина от Люсиль и новая наклейка: *«Эмили + Итан = Никто. 2023»*.
Она хотела разозлиться. Разбить гитару. Выбросить список желаний. Но вместо этого села на пол, прижала инструмент к груди и зарыдала. Тихо, чтобы никто не услышал.
Снаружи стучали молотки — Итан, как обещал, строил сцену. А в её сердце кто-то невидимый ломал стены, которые она возводила десять лет. Стены из вишнёвого пирога, улыбок и слов «я в порядке».
И где-то вдали, за туманом, звенел смех Джейкоба, снимающего новый ролик.