Пять причин (не)любить тебя

Папина дочка

История Ксении и Кости из романа "Френдзона для бэдбоя"

— Ты выйдешь из дома только через мой труп!

Несправедливо!

Мне уже девятнадцать — прекрасный возраст, чтобы пойти на свою первую в жизни вечеринку и надкусить, наконец, этот манящий, загадочный плод под названием «взрослая жизнь». Самое время.

Но быть папиной дочкой — круто только до определённого возраста. А потом ты резко осознаёшь, что сидишь на цепи.

«Можно я останусь ночевать у Машки?»

«Домой!»

«Пап, мы с девчонками собрались на пляж»

«Забудь»

«Я тут задержусь на полчасика…»

«К ноге!»

Вот и сейчас он даже слышать ничего не хочет про то, чтобы ослабить родительский контроль.

— Ты меня оскорбляешь своим недоверием. Я не пью, не курю… Да у меня единственной на потоке даже парня нет! Ну скажи ты ему! — с надеждой поворачиваюсь к матери, нарезающей творожный пирог.

И слёзы с ресниц роняю: кап-кап…

— Тебе мы доверяем. Чего нельзя сказать о мальчиках, которые там будут. Ксень, пойми же, твоё желание, чтобы попасть в беду необязательно. Кто знает, что у тех ребят на уме.

Дальше можно не спорить. Дело дохлое.

Она предсказуемо встаёт на сторону отца. У них так всегда — полное единодушие.

— Помимо мальчиков, на даче будут и мои сокурсницы, — бурчу из чистого упрямства. — А ещё километры соснового леса, шашлыки, природа, свежий воздух…

Пойти хочется так сильно, что голос сипнет!

— Чем дальше в лес, тем меньше вероятность попасть на шашлыки, — непреклонен отец.

Откуда-то в мыслях всплывает выражение из лексикона местного плейбоя Акеллы: «Ну охренеть теперь!» и следом ещё парочку, покрепче.

Я с психом загружаю тарелку в посудомоечную машину. Руки подрагивают так, как будто побывали на морозе.

Хочется закатить глаза и почему-то обратно в детский лагерь.

К чёрту на рога. К слепням и комарам! К свободе!

— Сеня очет по попе?! — воинственно хмурит бровки, коверкая моё имя, трёхлетняя сестра.

Шути, шути предательница. Тебя это тоже ждёт.

Понуро возвращаюсь к себе в комнату и как учила мама, пытаюсь выплеснуть негатив в уборку. А тот не выплёскивается, только нарастает. Всё, как нарочно, валится из рук! То книгу уроню, то ушибу мизинец…

У мамы в моём возрасте уже родилась я. Я не в укор. Но блин! Почему она всегда жила своей головой, а мне нельзя даже пойти на свидание? Почему отец думает, что если парень проводил меня домой, то в следующий раз тот приведёт меня из роддома?!

Замерев у окна, смотрю на ночной город, терзаясь одиночеством и осознанием, что я просто непроходимая неудачница. Ну что такого ужасного может случиться? Я ведь не собираюсь делать ничего криминального! Просто посмотрю, пообщаюсь. Может быть, кому-нибудь улыбнусь. На самом деле, чем строже мне запрещают, тем больше меня туда тянет.

— Ничего плохого со мной не случится, — повторяю уверенно, натягивая нарядный шёлковый топ под свою безразмерную домашнюю футболку.

— Ксень, чай стынет! — доносится мамин голос из соседней комнаты.

— У Кости попью. — Останавливаюсь в дверях кухни. — Мы собирались фильм посмотреть.

Сын маминой подруги единственный, кому мои родители доверяют. И то исключительно благодаря его репутации хорошего мальчика. Которой до реальности дальше, чем от Земли до Луны. Уж мне ли не знать, что он за фрукт на самом деле.

— Стоять, Стрекоза! — Окрик отца настигает меня практически сразу. — Не слишком ли поздно для киносеансов?

И вот так всегда! Как чувствует, когда я что-то задумаю.

— В самый раз, — отзываюсь беспечно. — Тётя Лина уже дома, будет кому перенять вахту.

Я не утрирую. С годами контроль только усилился. По крайней мере, в местах, где есть кровати, диваны или что-либо мягче деревянной табуретки, наедине нас практически не оставляют. А ведь когда-то спокойно сидели на соседних горшках!

Пф-ф…

Вот что я там не видела?

Получив родительское «добро», на одном дыхании сбегаю мимо квартиры друга по лестничным пролётам. Заводить мотор прямо под своими окнами не хочется, могут засечь. Поэтому я откатываю хромированный подарок на своё совершеннолетие вниз по улице, от греха подальше, и только затем завожу мотоцикл.

Телефон в режиме вибрации в заднем кармане шорт уже пару минут не подаёт признаков жизни. Значит, никто вдогонку не кинется ближайшие полтора-два часа…

Темнеет очень быстро. Тревожно и душно, шёлковая ткань от адреналина липнет к коже. Футболку я предусмотрительно сложила в кофр. Дорога к лесу, где расположена вилла, куда звали всех наших, одна — не заблужусь.

При въезде в лес тяжело пахнет травами и хвоей. Оставляю мотоцикл у современного загородного дома. Сумерки взрывают громкие басы и смех. Кураж в крови моментально подскакивает до запредельной отметки.

За открытыми воротами яблоку негде упасть. Вокруг красотки в таких откровенных купальниках, что папа бы при виде них за мою честь бы секунды не беспокоился. На меня обращают внимания, не больше, чем на декоративные кусты по краям бассейна!

Так вот какая ты на вид, свобода…

Боже… Кайф!

— О, и ты здесь!

Первое знакомое лицо, которое мне суждено встретить на вечеринке — Акелла. Он же Юра, мажористый бабник и по совместительству редкостный придурок.

Отвратительный тип, если честно. Но я так рада увидеть знакомое лицо и влиться в тусу, что, не задумываясь, забираю предложенный стаканчик с какой-то янтарной жидкостью. В конце концов, пить совсем необязательно. Достаточно держать его в руках, чтобы не выделяться.

— Привет! — едва намереваюсь поделиться впечатлениями, как взглядом цепляю крайне ошеломлённое и вытянутое лицо.

У шезлонга в одних коротких шортах стоит, чтоб его, Костя!

Его здесь встретить я не ожидала, но это «кино» нам всё же предстоит смотреть вместе…

Вода с тёмно-русых мокрых волос заливает сердитое лицо и взгляд его, не отпускающий меня на секунду — просто дикий! Он движется к нам, лавируя между телами, но неуклонно. И в хмурых, сощуренных глазах сосредоточены все молнии мира.

Буду паинькой

— Браво, Соколовский. Впечатляюще! — Показываю большой палец, с любопытством оглядываясь вокруг.

Кот ловит мой подбородок рукой, жёстко сжимая ледяными пальцами щёки, и поворачивает голову вправо.

— Ворота в той стороне.

— Да нет, я пытаюсь вычислить, на кого ты пытаешься произвести впечатление? — мой сиплый и отчаянный шёпот Костю не трогает. Хватка на челюсти только усиливается. — Брюнетка, может, рыженькая? Кого присмотрел себе сегодня?

— Ты меня слышишь вообще?

Он поворачивает к себе мою голову, чтобы опалить моё лицо долгим взглядом с каким-то новым и совершенно непонятным выражением.

— Да брось, передо мной-то можно не включать праведника. Это всё та же я. Ксюша, которая во вторник видела, как из твоей квартиры выпорхнула Оля из соседнего дома, в четверг уже довольная Юля скакала по лестнице, распутывая волосы пальцами… А уже в пятницу ты возвращаешь забытые у тебя в спальне стринги очередной дурочке, польстившейся на твою смазливую мордашку. Кость, у тебя прям гарем. Арабский шейх нервно курит в сторонке. Неужели, найти ту единственную так сложно? Ведь они все достойны большего.

Говорю и сама себя распаляю. Страшно коробит тот факт, что друг детства вырос таким неразборчивым. Раньше Кот казался мне эталоном, почти как мой папа.

— Они всего лишь получили то, за чем пришли.

Боже ты мой. Когда он стал таким циничным?

— И зачем же они все к тебе ходят? — язвлю в надежде заговорить ему зубы. — Хочу подробностей. У друзей ведь нет друг от друга секретов?

Он продолжает напряжённо смотреть мне в глаза, размыкает губы, но, прежде чем ответить, отводит взгляд в сторону.

— Не доросла ещё. И именно поэтому тебе здесь делать нечего.

— Да брось. — Встаю на цыпочки, чтобы заглянуть ему за плечо. — Целующиеся парочки, отвязные танцы прямо в бассейне… Здесь нет ничего, чего бы я не видела в фильмах. Кстати, именно просмотром очередной киноленты мы сейчас занимаемся. Через полтора часа меня здесь не будет. Сам знаешь, если не успею в кроватку к полуночи, то папу можно наручником к батарее приковывать. И да, ты всегда можешь присмотреть за мной для очистки совести.

— Разрешаешь? — настаёт его черёд ехидничать.

— Главное — не вмешивайся.

— Уходи, я сказал. Совсем от рук отбилась! Брысь домой.

Обидно. Я правда не понимаю, почему каждый считает своим долгом ограничивать меня в том, что для остальных давно в свободном доступе. За что меня наказывают?

— Послушай, не нужно зря разоряться и читать мне мораль. Я хочу веселиться, и никто меня не остановит. Нравится это тебе или нет.

— Считаешь себя взрослой? — осекает он меня, глядя колючим взглядом. — Уверена, что потом не будешь кусать локти?! Хорошо. Оставайся. Но учти, здесь никто с тобой носиться так, как я, не будет. Большинство парней – потребители. Для них ты просто кусок свежего мяса, а не вот вся та ванильная чушь, что ты себе вбила в голову. Не веришь – валяй! Убедишься.

— Достаточно самой вести себя благоразумно! — заносчиво вздёргиваю подбородок. Я не его безмозглые подружки, готовые отдаться на первом свидании, даже зная, что завтра на их месте будет другая. — Здесь все всех знают. Никто не позволит себе большего, чем я сама разрешу. Так что, если ты хотел меня напугать — считай, у тебя ничего не получилось.

Соколовский насмешливо вскидывает брови. И где-то в глубине души я всё ещё понимаю этих восторженных дурочек. Он по-прежнему греховно хорош собой. Но с лица воды не пить, а в остальном… Кот он и есть кот — никому принадлежать не будет.

— Таких наивных идеалисток, как ты, водить за нос проще всего… — Опять как-то странно смотрит на меня, пугая прожигающим взглядом. — Просто хочу, чтобы для тебя это не стало неожиданностью.

Я тяжело вздыхаю. Непробиваемый.

— Ну всё, завязывай. Хватит пугать. Обещаю быть паинькой, клянусь! Кот, пожалуйста… Я просто хочу повеселиться, пофлиртовать, кому-нибудь понравиться. Не больше. Когда наши вылазки заканчивались плохо?

На ум сразу приходит тот случай, когда мы удрали с тихого часа кормить уток на озеро, а потом заблудились и заедали испуг какими-то терпкими ягодами с прибрежных кустов. Если опустить невыносимый стыд перед переполошившимися родителями, было весело.

— Ладно, Мартышка, — бросает он с психом, отшагивая в сторону. — Я предупредил и умываю руки. Делай что хочешь.

Кот своими словами как проклял!

Прослонявшись час по двору, перебрасываюсь парой дежурных фраз со знакомыми, пребывающими в сомнительной кондиции, и отвергаю два непристойных предложения, никак не вяжущихся с моими представлениями о высоких чувствах. На третий раз решаю посмотреть, что интересного творится в самом доме.

В гостиной на диванах вокруг овального стола расположилась шумная компания. Понаблюдав со стороны как все по очереди увлечённо пишут на стикерах числа и, сгибая бумажки вдвое, складывают в шляпу, решаю, что довериться случаю, наверное, прикольно. По крайней мере, хоть будет что вспомнить.

— А в чём смысл игры? — заинтересованно спрашиваю у Акеллы, который, как оказалось, является устроителем вечеринки. Знала бы, вовек сюда не сунулась!

Этот рельефный шатен наделён всеми данными, чтобы стать идеалом, но Юра постоянно направляет свою деятельность куда-то не в то русло. Ершистый, самовлюблённый, он стабильно влипает в сомнительные истории и определённо дурно влияет на Костю. А отвратительная репутация не оставляет ему ни единого шанса не то что замутить — даже просто поболтать с нормальной девушкой!

Его избегают как огня, потому что если где-то дело пахнет скандалом, то на девяносто девять и девять десятых процента оно не обошлось без участия Акеллы.

— Чей номер вытянут, тот отправляется в секретную комнату и ждёт в гости следующего, вытянувшего жребий.

— И в чём прикол?

— Прикол в том, что в комнате темно хоть глаз выколи. Чёрт его знает, с кем ты в ней окажешься. И никто из оставшихся никогда не скажет, кто вошёл вторым. Это против правил.

Дважды почти...

Соотношение девчонок к парням всего четыре к шести, что добавляет предстоящей игре пикантности.

Акелла, как хозяин вечеринки, внаглую вызывается тянуть стикер первым.

— Итак, номер два. На выход, — объявляет с ухмылкой, стряхивая со своих колен красотку с малиновой шевелюрой.

Пока он провожает взглядом её короткую юбочку, демонстративно скрещивая пальцы на удачу, я внимательно присматриваюсь к остальным парням.

Если выбирать, с кем разделить таинство первого поцелуя, то в лидеры просятся два вполне симпатичных старшекурсника. Это Слава и его товарищ. Сложно выбрать, так оба хороши! Разве что по росту — первый высоковат для меня. С такими шея затекает разговаривать, что говорить о большем.

Потом в порядке убывания, идёт мой однокурсник Адам — интеллигентный, но жутко прижимистый персонаж. Уверена, он перед вечеринкой дома не поужинал и, честно говоря, идея скормить ему мои слюни вызывает злорадный смешок, и только.

Затем следует Феликс — щуплый ботан, всем своим видом вопрошающий: «Что я здесь, к чёрту, забыл?!»

Словно почувствовав чужое внимание, он поднимает на меня равнодушный взгляд бледно-голубых глаз и сразу отводит. В принципе, парень наверняка тоже не ас в общении с противоположным полом. Облажаться — наш максимум. Как бы на этом всё…

Представить слюнявящими меня придурочного Акеллу или Костю никак не выходит.

Ну ладно. Было дело. Было!

Дважды почти…

Первый — страшно вспомнить, честное слово. Нам с Костей исполнилось по четыре и пять. Так вот, этот паршивец уже тогда активно интересовался девочками. Наплёл мне, что все друзья так делают, а я и рада, как обычно, уши развесить — подставила щёчку под его вытянутые трубочкой губы. Было очень смешно и немного щекотно…

А потом стало совсем несмешно, когда следующим утром мне не посчастливилось застать родителей в одной кровати. Ничего такого, они там не делали, просто целовались. Меня шокировал сам факт, что дядя Макс спит у нас дома.

Первые годы моей жизни он не знал о моём существовании, а я не знала, что наш новый сосед был первой и единственной маминой любовью. На мои неудобные расспросы, мама, краснея, что-то лепетала про аиста, отец же растерянно пошутил — теперь жди братика.

Братика, кстати, мы по сей день не дождались. Зато у меня появилась моральная травма! Я-то поверила, что от поцелуев появляются дети. Подрались мы с Костей по этой причине знатно. Он честно вопил, что если тянуть бяку в рот, заводятся только глисты, но кто бы слушал? Мутузили мы друг друга со всей самоотдачей.

А второй наш поцелуй… скажем так, не случился. И глупо по нему убиваться. Тогда вообще всё получилось глупо.

Перехватываю на себе Костин тяжёлый, муторный взгляд.

Тоже помнит?

Жаль.

— Номер пять!

Отвлёкшись на радостный и даже несколько кровожадный возглас сидящей рядом с Акеллой блондинки, пропускаю момент, когда он в сердцах запускает стаканом в стену.

— Останутся две девушки на шестерых. Это вообще ни в какие ворота! Пацану целовать пацана — моветон!

— Так тебе и надо, козёл, — елейно отзывается она.

— Захлопнись, Стася. — Закатывает глаза Юра.

Я вспоминаю, что между ними зимой случилась какая-то очень некрасивая история. Тогда к нему и пристало прозвище «Акелла». Полагаю, прошлым скандалом дело не ограничится. Ибо запереть бывшую с нынешней в одной комнате даже на минуту — затея абсолютно бредовая. Что, впрочем, вполне в его духе.

Тишина за дверью длится от силы секунд десять. Потом начинается типичный дурдом. Красотки вываливаются, вцепившись друг другу в волосы, оглашая дом воинственным кличем и сверкая бордовыми полосами во всё лицо. Феликс увлечённо поправляет очки. А Адам нагло пользуется моментом, чтобы придвинуть к себе ближе поближе пиццу.

— Я же говорил — минус два, — ёрничая, подытоживает Акелла. — Опять из-за меня дерутся. Зуб даю. Вон пошли. Обе! Развели курятник. — И невозмутимо подаёт шляпу следующему игроку. — Продолжим, друзья.

— Если ты думаешь, что бумеранг к тебе не вернётся, держу в курсе: ещё не долетел! — Стася отвлекается на миг от драки, чем её жертва пользуется, чтобы рвануть вон. — А ну, стоять! Тебя-то он как раз настиг!

— Я тебя бросаю, козёл! — успевает бросить Малина под свист старшекурсников.

— Бросил — значит козёл. Она тебя бросила — потому что козёл! — Разводит руками наш король вечеринки. — Бабы…

— Номер девять, — сообщает кандидат номер один на моё сердце, стреляя по мне взглядом из-под пепельной чёлки.

Засмотревшись на дерзкую улыбку, которую — О боже! — он адресует мне, не сразу понимаю, почему за столом становится так неестественно тихо.

— Не тормози, Кнопка, — скалит зубы Акелла, безуспешно стараясь вызвать меня на эмоции.

Комплексовать из-за детского прозвища, оставшегося со мной по причине низкого роста, не время. Меня сейчас больше беспокоит вопрос, как бы действительно не откусить язык партнёру, если тот решит затолкать его так далеко, что я начну задыхаться. Надо было хоть подготовиться, что ли...

В смысле не к членовредительству!

Ну там… потренироваться как-то… теорию вызубрить…

Так бы я, по крайней мере, знала, почему героини в кино во время этого дела так жутко мычат.

Правда, парни всё равно невесёлые какие-то. На постных лицах нет ни капли недавнего энтузиазма. Нет, я смотрюсь в зеркало и объективно считаю, что внешностью меня природа не обидела, но всё равно уверенность в себе страдает.

Не хочу нагнетать, однако похоже на то, что никто не горит желанием со мной целоваться. Ещё пару таких казусов и я точно понесусь с копилкой к знахаркам, чтобы как положено снять всё то, что в таких случаях снимается, помимо денег с карты.

В гробовой тишине вхожу в комнату, поворачиваюсь, как было велено, спиной к двери и нервно принимаюсь ждать…

Волнуюсь, конечно. Даже жалею, что согласилась в этом участвовать. Но самое время напомнить себе, что на втором курсе невостребованными остались только зубрилы, дурнушки — и я, почему-то.

Мой идеальный первый поцелуй

Если вы утверждаете, что не теряете присутствие духа в кромешной темноте, значит, рядом никогда не дышал неизвестный. Это накаляет просто до чёртиков!

— Ты кто? — шёпотом обращаюсь в пустоту.

Та в ответ тяжело стучит ботинками. В принципе, ничего удивительного, суть игры как раз в том, чтобы соблюсти инкогнито. Ну и ладно, попытка не пытка.

Одно радует — судя по весу, мне точно попался парень. Ну или та корпулентная молчунья, что сидела с краю. Ничего не имею против бодипозитивно настроенных барышень, но только не тогда, когда на кону мой первый поцелуй.

Густая, интимная темнота, элемент загадки — всё слишком идеально, чтоб обойтись без подвоха. Я подсознательно боюсь, повторить свой неудачный опыт.

Обернувшись, выставляю руки перед собой и пытаюсь на ощупь определить пол партнёра.

— Эй! — протестую обиженно, получив звучный шлепок по пальцам, когда тянусь, надеюсь, к лицу. — Не советую распускать руки. Мой папа тебе за такие дела фаберже открутит.

А в том, что комплекция у возвышающегося надо мной истукана мужская, сомнений больше нет. Грудная клетка у него твёрдая и плоская как доска. Очень тёплая, волнительно вздымающаяся… и гладкая — понимаю, когда он вдруг нагло просовывает мои руки себе под футболку.

Нахал!

Это что получается, теперь волю рукам даю я?!

От внезапной неловкости сохнет в горле.

Всё, что я вижу — светящийся в темноте принт. Ткань натягивается на моих костяшках, детально отображая отливающие зелёным фосфором клыки.

Парень молча позволяет себя нерешительно трогать, лишь дышать начинает чуть громче. Его короткие влажные выдохи касаются кожи…

Боже ты мой. Как близко!

Я ловлю себе на смутном желании сбежать. Никогда не была робкой, но и чужое сердце в ладонь мне рвётся впервые.

С запозданием понимаю, во что ввязалась своей импульсивностью. Вот только время отмотать назад уже нельзя.

Как бы я ни настраивала себя на то, что меня попросту высмеют, если выскочу, вереща как последняя дура. Как бы ни убеждала себя минуту назад, что всё получится, нужно только встать на носочки и податься вперёд, однако, когда чужая рука по-хозяйски ложится мне на затылок, я моментально теряю весь свой запал.

— Стой, пожалуйста! — прошу чужим охрипшим голосом. — Я сама... Сама всё сделаю. Не мешай, хорошо?

Уверена, что правильно определила последовавший звук.

Он насмехается надо мной! Я прямо вижу, как он мысленно надо мной угорает!

Как там в умных книгах пишут — нужно довериться инстинктам, тогда всё получится?

Ну что, родимые, не подкачайте. На вас вся надежда…

И ведь реально улыбается! Губами чувствую, как иронично кривится его рот. Кривится и больше ничего не делает. И я тоже не представляю, что делать дальше.

Мозг в аварийном режиме подкидывает идею, весьма спорную, учитывая сомнительный источник, но выбирать не приходится. Одно из преимуществ дружбы с парнем — доступ к разного рода любопытному чтиву. А Костя как истинный сын маминой подруги, конечно же, оттачивает свою идеальность во всём. В общем, тратить время на ерунду он бы точно не стал.

Поэтому вдохнув поглубже, с чувством принимаюсь нашёптывать в неподвижные губы:

— Где ты, тот, кто замкнёт на себе мои мысли? Я ведь столько всего должна тебе рассказать! А мы словно колибри в секунде от встречи повисли. Можем мимо пройти и друг друга в толпе не узнать…

Я не стесняюсь своих стихов, но впервые читаю их конкретному парню. Даже не так. Оказаться рядом может кто угодно! Просто в этом немом сгустке темноты сейчас сосредоточены все мои грёзы, смутный образ — живое воплощение того, в кого бы я могла без памяти влюбиться.

Взволнованно перевожу дыхание, переживая, не посчитал ли он мой поцелуй смешным и глупым. Если верить статье в журнале Костика, то при дворе Людовика пятнадцатого шептать друг другу в губы стихи и комплименты было мейнстримом, а при правильном исполнении у влюблённых должно взволнованно забиться сердце. Но парень молчит, отчего возникает иллюзия, что бьётся только паника в моей самонадеянной башке.

Зачем я так поторопилась? Нужно было просто ему не мешать!

Похоже, от смятения даже те четверостишья, что я давно учила в школе, сейчас решили вырваться наружу. Скороговоркой выпалив программу выпускного класса, я судорожно вдыхаю воздух, находясь на грани истерики.

Объект моих опытов по ощущениям уже даже не насмехается. Требовательно стягивает в горсть мои волосы и на контрасте начинает невесомо целовать глаза, нос, подбородок…

А потом, едва я кое-как расслабляюсь под россыпью порхающих прикосновений, совсем неожиданно для себя уже по-взрослому чувствую на губах нажим его рта. Уверенный, невыносимо медленный, с капелькой затаённой ярости. У меня на полном серьёзе кружится голова, напрочь путая мысли.

Покачнувшись от новизны впечатлений, растерянно веду ладонями по лопаткам парня к пояснице. Тепло чужого тела трещит под кончиками пальцев, так остро воспринимается первая близость. И от этой близости, от жгучих поцелуев в груди разливается незнакомое тепло, а сильным рукам, пленившим меня, невозможно сопротивляться. Я и не собираюсь. Я перед ним слаба и безоружна, но это так приятно! Это даже лучше, чем я мечтала.

Мой идеальный первый поцелуй…

С приятным привкусом фисташек... С немалым опытом, проскальзывающих в уверенных движениях. И разочарованием, когда от стука вздрагивает дверь.

— Эй, вы там не слишком увлекайтесь! А тут у некоторых разыгралась фантазия… — женский голос безжалостно рушит наше уединение.

Поцелуй сразу же прекращается. Практически сразу хлопает дверь. Я остаюсь наедине с кромешной темнотой. Потрясённая. Взволнованная. Одуревшая. С ощущением только что случившегося непостижимого волшебства. И я уверена, что, выйдя через минуту после своего молчаливого партнёра, сразу узнаю его, почувствую. Он себя как-нибудь выдаст.

Но щурясь на свету, под тяжёлым прицелом множества изучающих глаз, чувствую лишь как горят мои щёки.

Чушь

— Соколов, так нечестно! Давай останемся ещё ненадолго! Ну, Костя! Куда ты меня тащишь? Я сама решаю, куда мне ходить и во сколько уходить, между прочим!

— Расскажешь это папочке, когда он достанет ремень, — мрачно огрызается Кот, утаскивая меня за собой к воротам.

А ведь таким позитивным парнишкой был когда-то! Впрочем, это было так давно, что почти уже неправда...

— Самодур, — ворчу, в сердцах пиная жестяную банку из-под газировки.

— Ты всего один фильм посмотреть отпросилась, а не всю мою кинотеку, — напоминает он, оборачиваясь на миг, чтобы полоснуть по мне холодным взглядом, пока закатывает рукава, надетой поверх футболки рубашки. — Или я пропустил момент, когда ты сообщила, что якобы пришла ко мне с ночёвкой?

Я потираю освободившуюся руку, думая о том, что самое время выяснить причину, по которой друг на меня так взъелся.

Подозреваю, бесится он на том простом основании, что раньше я проводила досуг только в его компании, теперь же посмела искать развлеченья на стороне. Это всё, конечно, очень мило, но личную жизнь никто не отменял. Нельзя же быть таким собственником! Когда-то у нас всё равно появятся семьи. Мне что теперь ждать, когда ему моча в голову ударит повести одну из своих кукол под венец?

— А ты бы разве согласился принять меня с ночёвкой?
Кот застывает, словно его по ушам хлопнуло, но отвечает без запинки. С энтузиазмом даже.
— Согласился бы.
Я отвожу взгляд, отчего-то смутившись.
— Прикроешь меня, если надумаю улизнуть, значит?

— Ксень, умоляю, только давай без вот этих вот крайностей! — взрывается он, вызывая у меня улыбку. Стало быть, я права. — Не впутывай меня в свои прятки с родителями. Неужели, тебе одной глупой выходки мало?

— Мало, — произношу мечтательно. — Костя, он идеал! Я поняла это с первого прикосновения, представляешь?

— Чушь.

— Чушь?

— Так не бывает.

— Откуда тебе знать? Ты же циничный сухарь!

— Я реалист. Таких, как хочешь ты, не существует. Это выдумки маркетологов, втюхивающих девицам сопливые фильмы. Но вот именно в твоём случае всё ещё проще. Ты опять придумала себе кумира, — Соколов произносит это с таким раздражением, будто сами разговоры о моих чувствах вызывают у него чесотку. — Напомни-ка, у скольких твоих «идеальных» не было ни имён, ни фамилий, ни лиц?

— У сегодняшнего есть вполне реальное имя. И я его обязательно выясню!

— Ага, удачи.

— Ну шепни по дружбе, кто меня поцеловал?! — бросаю пылко в лицо Косте.

— Зачем тебе знать?

— Я, кажется, влюбилась!

— Что сказать… Плохи его дела, — иронично подытоживает мой лучший друг. Его глаза сверкают опасным огоньком, а красивое лицо искажается необъяснимой злобой.

— Лучше признайся, кто он?

— А ты уверена, что не разочаруешься? — выдыхает сквозь стиснутые зубы и приближается почти вплотную. — Нас было шестеро парней. Поцеловать тебя мог кто угодно. Даже я…

Я невольно передёргиваюсь, глядя в блестящие глаза Соколова.

Нет уж. Было время наивное, глупое, когда я только об этом мечтала. Он сознательно растоптал мой порыв.

— Ты бы не стал делать этого! — восклицаю убеждённо, убирая за спину волосы.

— Да почему?!

— Ты ветренный, Костя. У тебя каждый день новая подружка, а пять минут удовольствия не стоят многолетней дружбы.

— Ах, точно, — Он картинно стучит себе рукой по лбу. — Продолжай и дальше верить своим бредням, малявка.

Я подвисаю, не в силах переварить его заявление. Это, что получается — Кот только что назвал меня выдумщицей?

И всё же несносный сын маминой подруги лучше, чем хочет казаться. Потому что с ним даже после самых разгромных ссор мне спокойней, чем с кем бы то ни было. Я в него верю. Он это не всерьёз.

— Если ты закончил читать мне нотации, я, пожалуй, поеду, — примирительно поднимаю ладони вверх.

— Поедем вместе. — Кот опять забыл добавить вопросительных интонаций, но дёргает меня от вопиющей наглости, с которой он упёрся пыльной подошвой в чистую как слеза девственницы выхлопную трубу моего мотоцикла.

— Размахивать ногами в своём пыжике будешь, — выцеживаю свирепо.

— Согласен, моя тачка комфортнее, — смеётся он, глядя на меня ясными бессовестными глазами.

Зараза! Детская привычка меня задирать с годами не только не позабылась, но и обросла тяжёлой артиллерией в виде посягательств на святое — моего железного друга, которого Соколовский с первой секунды знакомства люто невзлюбил.

— Устраивайся сзади. Потеряю тебя где-нибудь по дороге, — ворчу беззлобно, прежде чем надеть шлем.

Плавно поворачиваю ключ. Родная шероховатость рукоятки ласкает пальцы в обрезанных перчатках. Ликующе рычит мотор, зажигая вены предвкушением скорости.

— Когда в следующий раз надумаешь мною разбрасываться, помни, что я могу и не найтись потом! — Кричит Кот, стискивая мою талию горячими ладонями.

Зря я надела топ. Прикосновение на секунду вышибает воздух из лёгких, словно он горло мне сжимает, а не рёбра. Вцепился как собака в кость! Мы впервые катаемся вот так вместе, из чего я делаю вывод, что друг банально переживает за сохранность своей красивой, но дурной башки.

Мстительно набрав предельную скорость, направляю мотоцикл навстречу свежему сентябрьскому ветру по уходящей в темень дороге.

И всё же со мной творится что-то не то. Не припомню, чтобы во время прошлой поездки было так жарко. Я, конечно, беру в расчёт теплообмен с прильнувшим к моей спине пассажиром, но…

Это совсем другое.

Асфальт будто вобрал в себя весь зной летних полдней и теперь швыряет в меня его волнами из-под колёс.

Задумавшись над погодной аномалией, пропускаю нужный поворот. Приходится сбавить обороты и прокатиться под родными окнами с надеждой, что сестра исправно отвлекает родителей не только от ежесекундной проверки положения стрелок на часах, но и от посторонних шумов.

— Ты там не окаменел со страху? — подкалываю Соколовского, поняв, что отпускать меня он не торопится.

Артхаусный кошмар

Костя

— Максим Викторович, а завтра никак? Я что-то вымотался…

Сосед молниеносным движением хватает меня за шкирку. Цепко и неотвратимо как голодный бульдог.

— Сейчас.

Чёрт. Надо срочно заговорить ему зубы. Благо причин закуситься у нас в избытке.

— Я помню, Максим Викторович, утром стена будет как новенькая. Останется только название улицы и номер дома.

Вычислю кто автор этого творчества — руки вырву. А пока ликвидация матерой мазни лежит на адресате. На мне то есть. Удачно, надо же.

Хотя фронт поисковых работ впечатляет. Особенно с учётом количества моих «доброжелателей».

— Не прикидывайся шлангом, Костян, — тихий голос мужчины заставляет мои булки напрячься. Не прокатило, да?

С детства его не перевариваю… Он как появился, так сразу присвоил себе всё внимание Ксении. Не то чтобы я ревновал, но раздражает. Очень. И чувство такое, будто мыслишки мои грязные видит насквозь. Аж в пот бросает.

— Понятия не имею, о чём вы…

— Да что ты. Кончай придуриваться.

— Даже не собирался, — с дерзкой улыбкой встречаю его сощуренный взгляд. — А что, какие-то проблемы?

— И большие, сдаётся мне. У тебя.

А ты, упырь, конечно же, решил добавить сверху…

Сжимаю челюсти, внутренне ощериваясь. Вот не надо меня пугать. Я ещё ничего такого не сделал. Я вообще образец примерного, блин, поведения!

Да мне медаль впору вручать за стрессоустойчивость и исключительную выдержку. За терпимость к его неугомонной дочери, особенно!

Максим Викторович усмехается, с нервирующей медлительностью прощупывая меня таким взглядом, словно в мозги залезть хочет. Невольно скрещиваю руки ниже пояса и ловлю себя на том, что по виску стекает капля пота…

Нет, я практически уверен, что успел скрыть внезапный эффект от поездки в непосредственной близости к симпатичной девушке… Ну как внезапный, скорее неловкий. Так-то всё вполне закономерно. Однако червячок сомнения мозг так и точит.

Даже не знаю, что хуже — если поймёт он или Ксюша.

— Рассказывай, паршивец, что ты такого делал, что моей дочери вдруг стало «жарко»?

Я так стараюсь придать голосу твёрдости, что закашливаюсь. Уголки глаз увлажняются от невозможности нормально дышать. Реакция, конечно — палево конкретное. Опять эмоции меня подводят!

Максим Викторович, очевидно засомневавшись, что я благополучно задохнусь, решает добить меня размашистым шлепком между лопаток.

— Ничего! — вылетает из меня с присвистом. Зубы клацают так, что, чувствую, придётся ставить пломбы!

Можно запросто подумать, что он боксёр, а не айтишник.

— Совсем-совсем? — издевательски тянет этот садист. — Учти, у тебя есть один шанс сказать мне правду, чистую правду и ничего кроме правды. У меня полный бак и лопата в багажнике. Не шути со мной.

А у меня отчим твой начальник. Ты бы тоже полегче, мужик.

Но ничего такого, естественно, не говорю. Не хочу унижать себя, прикрывая зад связями, да и нет смысла. Батя у Мартышки из тех, кто сперва делает, а потом думает. Импульсивный, короче, перец. Безбашенный.

— Ни-че-го… — зло чеканю по слогам, поспешно отступая подальше, потому что продолжение ему едва ли понравится. — Ничего такого, о чём бы Ксения меня сама не попросила. Девушкам ведь нехорошо отказывать, правда?

Мысленно ёрничаю с его перекошенной физиономии. Нашёлся мне воспитатель. Я прямо сразу проникся и исправился. Как же.

— Нехорошо заживает нос после перелома… Больно и долго.

— Да вы, Максим Викторович, знаток смотрю… — пытаюсь сохранить браваду, но это сложно, когда оппонента затыкать неприлично, зато ему этикет не писан.

— Уходишь от темы, Костик, — оскаливается он почти что по-отечески. — Давай начистоту. Как пацан ты мне нравишься. Не прям сто из ста, но терпимо. А как к парню, с которым моя дочь где-то шатается вечерами, у меня к тебе возникло пару вопросов.

Артхаусный кошмар. 2

— Что ещё? — цежу раздражённо.

— Скажи честно, запал на мою Ксению?

— Вы прикалываетесь?!

— Хватит юлить, Соколовский!

Вот же ж…

Тут очень тонкий момент. Как у сапёра — ошибиться можно только раз.

— А в этом есть смысл? Не видит она во мне счастья своего, — не говорю ни да ни нет.

— И ты, конечно, не знаешь почему, — иронизирует сосед.

— Как минимум, потому что она ещё ребёнок! — взрываюсь. — И какому только идиоту пришло в голову дарить ей мотоцикл?!

— Соколовский! Умный самый? — ревёт тот самый идиот. — Нет, лучше пусть мою дочь подвозит кто попало!

— Я бы подвозил! — рявкаю ему в тон.

— Губа треснет!

— Ах, да. Лучше пусть вообще одна кукует.

Высказался. Аж легче стало.

— Сам поражаюсь, как быстро сдувает её кавалеров, веришь?

— Ничего удивительного… — бросаю сквозь зубы, морщась от ощущения, что он не хуже меня знает реальную причину.

— Ну вот и продолжайте дружить, раз она к тебе дышит ровно. Меня в принципе всё устраивает. А тебя, Костик?

— Нормально мне! — огрызается во мне задетая гордость. Хотя, откуда вдруг взялась эта досада, сказать сложно. Ну ровно и ровно, больно мне надо с ним спорить… — Всё или ко мне остались ещё вопросы?

Пару мгновений он смотрит на меня так, что я на всякий случай отступаю ещё на шаг, готовый удрать с кавалерийской скоростью. И нет, мне не будет стыдно. Кто с ним знаком — поймёт.

— Иди уже… — отвечает Максим Викторович, задумчиво потирая подбородок. — Да, кстати. В следующий раз мою дочь на ночной сеанс приходи отпрашивать лично… Во избежание сюрпризов, так сказать. Я отпущу под твою ответственность.

Этого мне не хватало! Ей только дай волю, потом не угонишься. Нет, прикрывать такие авантюры я больше не стану. Хватит.

— Вряд ли. Говорю же — тупой был фильм. В гости пусть приходит, как раньше. Дома в любой момент можно переключить.

— Ну… Ты это явно не сегодня узнал, зачем-то же попёрлись, — резонно замечает Максим Викторович.

— Глупость сделал… — бормочу, наконец, так и не определившись, что чувствую. Кроме желания провалиться под землю.

— Впредь поосторожней с глупостями-то… — деловито кивает он. И как хлопнет опять меня по спине до пёстрых искр в глазах. — Иди. Заболтались мы.

— Ага… Я пошёл…

Захожу в подъезд с совершенно чётким ощущением, что мне сейчас поджаривают спину газовой горелкой.

Пожалуй, с поездками впритирочку пора завязывать. Больших глупостей я в жизни не совершал!

Последнее, о чём думаю, прежде чем провалиться в сон — это мечтательная улыбка Ксюши, в момент, когда она вышла из той злосчастной комнаты.

По лицу видно — довольная. Сделала по-своему мартышка неугомонная! Экстремалка, блин, упоротая! Детка моя сладкая…

А потом мне снится, что я… кот. Обычный рыжий котяра подзаборной породы — тощий и озабоченный как в самый разгар марта. И вот этот ни разу не элитарный кот, то есть я, безвольно пускает слюну на операционном столе, пока какой-то маньячина в белой маске ловко ощипывает пушок с кошачьих бубенцов.

Хотя есть чёткое осознание, что это, мать его, артхаусный кошмар, а ощущения яркие настолько, что мне под кожу залазит всё, что только способно сжиматься!

Здесь действие прилично замедляется, дабы я мог детально запечатлеть у себя в голове эту мизансцену и даже успеть сквозь наркоз мяукнуть о пощаде. Но двуногий лишь торжествующе поигрывает скальпелем, примериваясь уж чересчур знакомым взглядом к скукожившимся предметам особого трепета любого уважающего себя самца…

— Ну что, котяра? Меня в принципе всё устраивает. А тебя?

О, и голос этот ехидный я узнаю! Да и слова знакомы до оскомины.

Но как я отвечу-то с вываленным набок языком?!

Удерживать скальпель в поле зрения и одновременно долбить сигналы SOS глазами сложно. Близость лезвия холодит кровь и ощипанные участки. Сердце мечется в груди проглоченным накануне воробышком, бешено постукивая в надежде скорейшего пробуждения.

Удар…

Ещё удар…

Чик!

— Устраивает меня! Всё устраивает! — ору в голосину, врастая в матрас как сорняк в землю.

Моргнув в темноту, первым делом провожу инвентаризацию.

Всё на месте. Трижды проверяю.

А-х-а! Я всё понял. Это знак. Предостережение! Да, точно. Как выстрел в воздух!

Ну и ночка, боже…

Чтобы я ещё когда-нибудь облапал Ксюху!

Взяли за моду в пижамах расхаживать… Ни стыда, ни совести…

Апух

Ксения

Утро выходного дня сегодня по-особому прекрасно. Дарья в кои-то веки молчит, увлечённо расправляясь с мороженым, садист-пианист с первого этажа наконец-то начал попадать в ноты, а главное — тот, кто мне нужен, лишён возможности уйти от разговора. Куда он денется со своей стремянки?

Суббота. Соколовский должен быть в спортзале в это время, но вот он, работничек — прилежно орудует валиком под козырьком подъезда. Красота.

— Апух! — сестрёнка радостно указывает на выцветший рисунок Винни с футболки соседа.

Задрав голову, обращаюсь к его обросшим тёмной порослью икрам:

— Я всё жду, когда ты выкинешь эту одёжку на свалку.

— Раньше тебе она нравилась, — звучит с лёгкой тенью упрёка.

Ну ты ещё губы надуй, Царевна Несмеяна.

— Так я ж об имидже твоём забочусь, — оправдываюсь лениво. — Да и тебе ли не знать, что нравится девушкам.

— Предлагаешь прикупить пару смокингов?

— Нет. Я про парней с татуированными руками, в потёртых джинсах и кожаных куртках, пахнущих адреналином и пороком.

Кот любит спортивный стиль. И пахнет от него обычно. Я так к нему привыкла, что сразу и не скажу, чем именно. Родным чем-то… Беззаботностью. Домом.

— Проще говоря, ты про придурков, вроде тех, что исписали здесь стены, — рычит Кот раздражённо, и я спешу быстренько прикрыть Дарье уши.

А то мало ли…

Когда Соколовский не в духе, можно определения и похлеще услышать. Непонятно, правда, какая муха его укусила?

За весь разговор не взглянул на меня даже ни разу. Я же не виновата, что его мать вчера заявилась к нам в гости и ненароком спалила всю контору! Мне что, надо было газануть и оставить его глотать пыль за моим мотоциклом? Подвезла на свою голову…

Сам настоял, между прочим! А теперь недоволен, паразит неблагодарный! Апух!

Я показательно выпячиваю нижнюю губу, но, убедившись, что Кот по-прежнему не смотрит, тоже отворачиваюсь, громко шаркая ногой. Хочется ему ворчать, пусть развлекается сам с собой.

— Ко-о-от… — примирительно тяну, не выдержав и полминуты. — Напомни, как зовут того белобрысого, который тянул жребий после Стаси?

Разумеется, от идеи раскрыть личность своего идеального я не отказалась. А первым претендентом на его роль по понятным причинам стал симпатичный старшекурсник с внешностью рок-звезды и улыбкой Чеширского кота. Честно говоря, на нём бы и хотелось остановиться.

— Это вопрос к теме патлатых неандертальцев, от которых разит феромонами?

— Допустим, — решаю не юлить, ведь описание действительно содрано с него.

— Учти, информация не бесплатная.

Подойдя поближе, с вызовом задираю подбородок. Нарочно своим ростом давит, поганец.

— Чего тебе надо, вымогатель?

Соколовский неторопливо спускается со стремянки и протягивает мне валик.

— Поработай за меня. Что-то я задолбался.

Вот же лентяй!

— А не надо было девок каждый вечер менять. Мы, женщины, народ злопамятный.

Кот неопределённо хмыкает, стреляя по мне острым взглядом. Навылет.

— Закрашивай только докуда достанешь, поняла? Мне ещё только контуженных здесь не хватало.

И мороженое моё прямо из рук отбирает.

Ах ты!..

А я за него ещё волновалась вчера. Переживала, что ему из-за меня влетело. Дура.

Сам виноват. Идиотина. Так ему и надо. Нечего было проходу мне не давать.

Открываю рот, собираясь возмутиться бессовестно завышенным расценкам… Однако вовремя вспоминаю, что мне всё ещё нужна информация.

Ладно, не расклеюсь…

Окунаю валик в пластиковое ведёрко, забираюсь на верхнюю ступень, отрабатывать. Ничего, он у меня за такие тарифы выложит все адреса, пароли, явки! Тоже мне барин.

Краем глаза вижу, как Кот устраивается рядом с Дарьей на скамейку, вытягивая перед собой длинные ноги. Дёрганый он сегодня какой-то. И под глазами тени. Может, просто не выспался?

— Кот, а он случайно не ходит с тобой в один спортзал? — спрашиваю убаюкивающим тоном.

Соколовский морщится, словно надкусил кусок льда, слизывает ванильную каплю с верхней губы, пристально рассматривая мои ноги, и решительно мотает головой.

— Нет. Он пловец. И нет, знакомить я вас не буду.

— Больно надо! — восклицаю вполне искренне.

Более нелепое начало отношений сложно придумать, чем когда тебя ведут к парню как овцу на привязи. Что в этом романтичного?

Я начинаю интенсивнее орудовать валиком, сдуваю с лица прядь волос и всё же не удерживаюсь:

— Я прямо и не ждала помощи… Хотя обычно друзья не ставят палки в колёса.

— Работай, а? — вполне миролюбиво отвечает Соколовский, быстро доедая рожок, — Уже прокатилась раз…

— Сеня, я очу игать! — требовательно вклинивается Дарья, облизывая липкие пальцы.

— Уже спускаюсь, — спешу воспользоваться благовидным предлогом увильнуть от задания.

Не то чтобы я была ленивой, но Косте полезно самому пожинать плоды своих похождений. Надо же кому-то этого донжуана воспитывать, чтобы он жизнь свою горемычную по ветру не пустил.

— Неть! С папой очу! — вероломно рушит сестра мои планы.

— Он в офисе, — напоминаю терпеливо.

— Давай я с тобой поиграю, — ловко пользуется ситуацией Кот.

— Ты не поож на папу! — капризничает она.

— Да как же? Смотри, у меня и колючки есть, — Соколов выставляет вперёд подбородок, демонстрируя лёгкую небритость.

— Ну давай, — без энтузиазма вздыхает Дарья, дотрагиваясь пальчиками до щетины. Досада в серо-голубых глазищах моментально сменяется хитринкой. — Купи моё мооженое!

— Ла-а-адно, — растеряно тянет он, глядя на то, как с подтаявшего рожка ему на шорты срывается зеленоватая капля. Брр... На вид как сопля.

— Ты там не скупись! Я слежу за тобой, — смеюсь, заметив, что Кот с несчастным видом принялся выуживать мелочь из карманов.

— Мало, — заявляет ребёнок тоном матёрой купчихи, взвешивая в липкой ладошке горстку монет.

— Жди здесь. Сейчас домой поднимусь.

Всё не по плану

Герой моих грёз изволит задерживаться.
Прежде чем засесть в засаде между библиотекой и фасадом спортивного комплекса, я имела удовольствие лицезреть этого Ихтиандра в природной стихии. Плавает Валентин действительно завораживающие. Проворные руки рассекали воду в бассейне как вертолётные лопасти воздух, выдавая скрытую в мышцах силу. Но подойти к бортику и заговорить с ним прямо там было бы слишком палевно. Поэтому я жду на улице за газетным киоском. Жду и тихонечко теряю терпение, а вместе с ним остатки оптимизма.

Всё идёт не по плану. Перекусить негде, волосы не причесать, даже в туалет не отбежать! Мама в таких случаях говорит: не задаётся с первой попытки — жди неприятностей. На меня разом обрушивается голод, ветер и кружка выпитого натощак кофе.

Но желание унять любопытство сильнее низменных нужд. Я ведь не дура. Понимаю, что парень, у которого снесло крышу от одного-единственного поцелуя, нашёл бы сразу способ дать об этом знать. Пока кровь горит. На эмоциях. Поэтому иллюзий я не питаю — взаимности сию минуту не случилось.

Мне бы не загоняться и взять с других пример. Ну нет, так нет, значит, не судьба. Пусть остаётся в памяти ярким эпизодом. Вот только не даст мне покоя единственный вопрос: почему?!

Ладно с Соколовским на выпускном облажалась — придумала то, чего нет. Но сейчас-то было! Тот, неизвестный, он же забылся тоже. Прижимаясь, едва не рычал, оттягивая назад мои волосы, садист чёртов. Дышал так жарко, что — дрожь по телу и воздух плавился. Всё это только потому, что взыграли гормоны? Любая бы подошла?!

Сверкнув золотистым лучом, солнце пропадает за тучами. День окончательно приобретает оттенок дохлой мыши. Я окончательно впадаю в уныние. Похоже, накрылся мой план расположить к себе Валентина и на доверительной ноте выведать правду, даже если придётся его напоить. Не все же принципиальные трезвенники как Костя?..

Когда моё терпение вознаграждается смехом выходящих из здания пловцов, я восхищённо приоткрываю рот. Мысленно объявляю все дурные знаки мракобесием и проваливаюсь в Марианскую впадину восторга.

Его взгляд холодно-расчётлив, но на губах играет обаятельнейшая улыбка, словно бы говорящая: «Я знаю, о чём ты думаешь и могу тебе дать даже больше. А могу не дать…».

Он напоминает рок-звезду, глядя на которую хочется попросить автограф и сбрить наголо волосы, чтоб наверняка запомниться в толпе фанатов.

— О, Ксюша, вот так встреча! — усмехается Валентин, словно действительно рад меня видеть, в то время как я удивлена тем, что он вообще знает моё имя. — А что это ты тут делаешь?

— Домой иду.

Я с громким хлопком роняю себе под ноги тяжёлую стопку книг, прихваченных из дома с этой целью. Получается более чем достоверно. У меня как раз руки за час ожидания так затекли, что пальцев не чувствую.

Но Вэл бросаться на выручку не спешит пока что.

— Ксюша, Ксюша, где ж твой неразлучный друг? Ещё надорвёшься таскать такие тяжести, — выдаёт он немного не ту реакцию, что я ожидала.

— Занят. — Пожимаю плечами, изображая несчастную барышню в беде, ничего тайно не замышляющую и даже не представляющую, как подступиться к проблеме.

Мужчина ведь должен протянуть руку помощи, не дожидаясь особого приглашения? Но что-то он мне помогать пока не торопится…

Тем временем Слава, везде сопровождающий Вэла как брат-близнец, и вовсе спешит распрощаться. Его я пока мысленно вычёркиваю из списка претендентов. Мой потенциальный парень такой моветон едва ли допустит.

Судя по жутко занятым мордам остальных ребят, они тоже не горят желанием напрячься… Прискорбно, но в целом даже к лучшему. Мне нравится думать, что Валентин, всё-таки начавший подбирать книги с асфальта, делает это по велению сердца.

Не из-за неловкости же, что сразу не сообразил прикинуться, будто ему в другую сторону?

— После обеда подтягивайся в общагу с гитарой, — приглашает его один из парней, прежде чем нас оставить.

Оценивающе прищуриваюсь, передавая Валентину последнюю книгу.

Ещё и на гитаре играет. Мама миа, какая романтика! Ну как в такого не влюбиться?

По дороге мы оба молчим. Вернее, молчу одна я, а Валентин с кем-то общается по телефону, периодически пытаясь вставить пару слов, но получает в ответ новый блок информации… И с досадой закрывает рот.

Понимаю, что звонок может быть важным, но всё равно чуточку обидно, что герой моих грёз готов так бездарно упустить возможность со мной пообщаться.

Так, Ксюха, прекращай, — одёргиваю себя. — Завышенные ожидания — корень всех зол!

В конце концов, мою макулатуру тащит самый горячий парень всего универа.

Не самый горячий, — предательски сжимается что-то внутри. — Не самый… Но Кота можно рассматривать только как друга. Иначе будет мучительно стыдно. Как в прошлый раз…

— Ну вот, здесь я живу… — Заминаюсь у двери, собираясь с духом. — Зайдёшь на чай?

Валентин словно только и ждёт приглашения, разом приободряется в лице и бодро шагает за мной в квартиру…

— Кто такой? Чего тебе здесь надо?

Боже, папа! В кои-то веки вернулся пораньше и тот жутко не вовремя. По крайней мере, у моей матери нет привычки устраивать людям допросы с порога.

— Знакомый Ксении. Книги донести помог.

Мой гость морщится так, будто врезался в стену. На что «стена» выражает не меньше неприязни.

— Работаешь, учишься?

— Учусь…

— Студент, значит. Понятно… — Сверлящий взгляд отца останавливается на свисающей с мочки Валентина серьге. — Цацки на стипендию брал?

— Нет, заработал… А что?

Отец пренебрежительно пропускает вопрос мимо ушей.

— Как относишься к близости до свадьбы?

Вэл заметно напрягается, словно спрашивая себя, что он здесь делает.

— Да как сказать… — тянет он, сжимая крепче свою ношу и не глядя папе в глаза. Старательно не глядя, словно ему неудобно здесь находиться… Или перехотелось. — Я думаю, девушка должна сама для себя решить…

— Ну и почему я должен впускать тебя в дом? — бесцеремонно перебивают его.

Счастье — это когда у тебя все дома

Чтобы лишний раз не будить в отце зверя, увожу гостя с глаз долой. Прошу Валентина оставить книги на столе в гостиной.

— Некстати твой батя вернулся домой, да?

Видно, что устроенный допрос его задел. Да не хило так! Валентин не находит нужным скрыть эмоции. Его непозволительно порочные губы сейчас кривит досада, раздражение и чёрт знает что ещё. Что ж, отец может быть доволен. В отличие от первого парня, которого я решилась пригласить в наш дом.

Боже, ну почему так не вовремя? Мама-то у меня тактичная. По крайней мере, с порога вставать в позу не стала бы.

— Он хороший, — улыбаюсь смущённо. — Просто немного перегибает порой.

Мои родители, когда поженились, объединили свои две квартиры в одну, поэтому простор позволяет говорить, не боясь быть услышанными. Но я всё равно стеснительно понижаю голос.

— Не страшно, — заверяет Вэл, плавно оттесняя меня к окну.

— Правда? — вырывается из меня недоверчиво.

Господи, человек, у тебя есть изъяны?!

Даже Кот позволяет себе периодически фыркать и в открытую цапаться с моим отцом. А тут посторонний и вдруг столько понимания. Так вообще бывает?

— Конечно, правда. — Хищные переливы его тона словно подсказывает сбавить градус восторга, но я игнорирую тревожный сигнал, с головой погружаясь в блеск ледяных глаз. — Выходи вечерком. Я живу один. У меня нам предки не помешают.

— Помешают чем?..

Прокручиваю в уме последние слова ещё раз. Итог тот же — либо я его неправильно понимаю, либо у него не все дома! И речь сейчас совсем не о «предках».

— Ну что ты как маленькая? — Играет он бровями. Встаёт впритык, нависая надо мной с наглостью бессмертного. — Все знают, для чего одинокие девушки приглашают парней к себе домой.

— Так, дорогой. Стоп. — Выставляю вперёд руку, чтобы прояснить пару немаловажных моментов. — Кажется, мы друг друга неправильно поняли.

Переспать с малознакомым парнем, не вписывается в парадигму моих ценностей. Между нами ещё не случилось ничего романтичного, о чём потом можно с придыханием рассказывать правнукам, а он уже предлагает… Такое!

Но мироздание продолжает испытывать меня на прочность, разя наповал очередным аргументом:

— Разве не поняли? Пардон, мой косяк. Сейчас исправим.

Скотина с красивым именем Валентин склоняется ниже и… пытается забраться мне под юбку!

Это что… Это он меня так добивается?..

Я чуть пламенем не вспыхиваю от возмущения. Это унизительно и стрёмно настолько, что меня начинает мутить. В гробу я видала такие ухаживания!

— Валентин… Ты чего? — даю ему последний шанс одуматься. Соврать, что руку от нервов заклинило, или там дёрнулся неудачно, не знаю! Сказать хоть что-нибудь, что позволит перевести всё в шутку и с чистой совестью не выставить его вон.

— Того самого, — не понимает он моих намёков. — Ты же меня не просто поболтать пригласила?

Мои воздушные замки шатаются, роняя кирпичи. Красная от стыда и обиды, хватаю ртом отравленный его циничностью воздух.

— Вообще-то, да…

Он подвисает на мгновение и заходится унизительным смехом.

— Люблю, когда у девушки есть чувство юмора, — заключает Вэл, вжимая меня собой в подоконник. Он шепчет тихо, но каждое слово врезается в мозг как бор дантиста. — Давай на пробу разочек бахнемся в дёсны, пока сюда не примчал твой старик.

Это мой папа — старик? Да ему сорока ещё нет!

Да он тебя, пса озабоченного, в бараний рог…

Мысль обрывается на пиковом моменте. Я чуть по подоконнику не сползаю, когда вижу, как Валентин вызывающе постукивает по зубам продетой в язык штангой. Словно гремучая змея — дзинь, дзинь своей погремушкой!

Такую приметную побрякушку даже в темноте не пропустишь.

— А давай! — перекашиваю губы в пластмассовой улыбке, нашаривая за спиной горшок с кактусом. — Бахнуть — это запросто. Почему нет?

И вот вообще не целюсь. Совсем. Гнев целиком берёт управление мной на себя.

От силы огласившего дом вопля закладывает уши и, кажется, немного сдувает назад мои волосы.

Это я ещё удачно зажмурилась, — отмечаю, морща заплёванное лицо.

Нет, Валентина сложно упрекнуть в изнеженности. Мой суккулент оброс такими длинными колючками, что даже смотреть на них, и то больно!

— Ёсик! — радостно верещит Дарья где-то в дверях.

Я осторожно открываю правый глаз — аккурат напротив торчащих из щеки моего кавалера иголок. Пока открываю второй, Валентин уже проскакивает через дверь.

— А как же чай?! — Отец всплескивает руками, очень натурально «забыв» о зажатой в пальцах кружке с кипятком.

В сотрясающий стены ор примешивается запах обваренных носков. Да там от силы попало пару капель, но мат стоит, будто мы ему ногу отстрелили как минимум.

— Дома попьёт. — Показываю своему родителю большой палец, с невероятным облегчением вычёркивая из воображаемого списка первое имя.

Как глупо думать, что счастье в крутизне или в различных талантах. Счастье — это когда у тебя все дома.

С тех пор я ненавижу фейерверки

— Мам, а как понять, что ты нравишься парню?

— Надо у него спосить, — деловито выдаёт Дарья, уплетая за обе щеки свой завтрак.

Боже, я реально скучаю по тем временам, когда всё было так просто.

— Ситуации разные бывают, — в голосе матери звучит озорство, но глаза смотрят цепко и серьёзно. — Вот смотри, тебе же тоже кто-то один нравится больше остальных…

— Даже не начинай! — неловко откладываю ложку, почувствовав, как проглоченная овсянка застряла в пищеводе. — Я сто раз говорила, что ни с кем таким не знакома.

— А ты не мне говори, Ксюш, — улыбается мама. — Ты себе ответь, что при этом чувствуешь? Как ведёшь себя, когда он рядом. Что в тебе меняется: поведение, интонации, может быть, отводишь взгляд, когда он смотрит на тебя, или приглаживаешь волосы. Все влюблённые ведут себя одинаково. Просто прислушайся к себе и к нему тоже потом присмотрись.

— Да я же просто так спросила, — отмахиваюсь несколько наигранно, поднимаясь из-за стола. — Девчата обсуждали, мне интересно стало. Было вкусно, спасибо.

— Ксюша… — голос матери звенит то ли грустью, то ли обидой. — Почему ты мне никогда ничего не рассказываешь?

— Так нечего пока рассказывать, — бросаю, не оборачиваясь. Так сосредотачиваюсь на том, чтоб прозвучать беспечно, что задеваю плечом дверь. Матовое стекло позвякивает противным тихим хохотом.

Вообще-то, у меня особо и нет от неё секретов. Но при попытке выговорить всего пару фраз, связав их с конкретным именем, паршивая тошнота поднимается к горлу, вызывая острое желание сплюнуть и на всё забить.

Потом когда-нибудь, обязательно расскажу — мысленно обещаю матери. — Мы ещё посмеёмся с того, какая я дурочка. А пока в памяти ещё слишком свежо то, как жестоко смеялись с меня.

Мой выпускной проходил хоть и посредственно, но богато на сюрпризы. Стоит вернуться мыслями в прошлое, как начинает чудиться горчащий запах пороха. Настолько сильными оказались эмоции, пережитые в тот день.

Конец июня. Почти два года назад

Торжественное мероприятие в школьном актовом зале, кажется, тянется целую вечность.

Я почти не слушаю зычную речь директора. Пока учеников по одному вызывают на сцену, чтобы под аплодисменты зала вручить аттестаты и грамоты за различные достижения, занимаюсь тем же, чем маялась последние одиннадцать лет — высматриваю в толпе Соколовского.

Он на год старше, но на переменах мы всегда держались вместе, наверное, поэтому у меня не найдётся близких подруг. А в такой важный день его рядом нет. Опаздывает.

И так не вовремя наваливается осознание, что всё. Не будет больше рядом учителей — ворчливых, строгих, вдруг в одночасье ставших самыми родными… Ничего больше как прежде не будет.

Со мной только волнение, лёгкий мандраж и бесконечная трескотня Синичкиной.

Поскольку мы никогда не были особо близки, я даже не пытаюсь притворяться, что её планы, куда поступать, мне интересны. Бездумно разглаживаю плиссировку на школьной форме. Но юбка уже сидит на мне идеально, а до нашего «В» класса очередь ещё не дошла. Ещё немного и рискую позорно зевнуть.

— Ксень, а у тебя какие планы на будущее? — не унимается одноклассница и, не дождавшись реакции, пихает меня локтем в бок. Невольно сжимаю пальцы в кулак, комкая ткань униформы. Но эта трещётка вместо того, чтобы заткнуться, продолжает накалять: — Ну помимо того, чтобы лишиться девственности с Соколовским?

— Совсем ку-ку? — Резко перевожу на неё взгляд. — Ну и шуточки! Кот мне как брат.

— О, так у вас игра в одни ворота? — шёпотом выдаёт девчонка, под строгое шиканье классной руководительницы. Впрочем, Синичкину это и раньше не останавливало. — Студент уже, а всё равно сюда к тебе таскается…

— При чём здесь я? Он просто привязан к… нашему лицею! — парирую не очень уверенным тоном.

— Да, конечно. Попробуй повтори это в период сессии, когда единственной твоей привязанностью станет подушка.

Синичкина затыкается, но её молчание длится недолго. Она вновь понижает голос до шёпота.

— Хотя ты, наверное, права, раз в такой день у него нашлись дела поважнее.

Её в этот момент вызывают на сцену.

Слова напутствия и аплодисменты зала доходят до меня как-то скомкано. Сердце стучит тяжело и часто, пока я хмурюсь, чувствуя себя больной, словно мне Синичкина горячих углей за шиворот насыпала.

В любом уголке школы меня всегда не покидало ненавязчивое внимание друга. Это стало чем-то настолько обыденным, что мне в голову не приходило копнуть поглубже. А ведь я только и думаю о нём. Каждую минуту. Просыпаюсь с мыслями о Косте, засыпаю с ними же…

К хорошему привыкаешь быстро, особенно когда такой парень — высокий, авторитетный, любимец учителей и девушек — опекает тебя как сестру. Не то, чтобы я была робкого десятка или нуждалась в защитнике. Но льстило, да.

А с недавних пор я вдруг серьёзно задумалась о поцелуях с ним. Он даже мог бы стать моим первым мужчиной. Единственным. Потому что я хочу только так — одну любовь на всю жизнь.

От этой мысли становится горячо и головокружительно нервно, потому что Костя будто бы с каждым днём отдаляется. Мне начинает не хватать его внимания.

Так и варюсь в растерянности остаток дня. Всё ныряю в воображаемые отношения с Костей и те уносят меня далеко за буйки. Как будто так изначально задумано. Идеально.

Неофициальная и самая долгожданная часть мероприятия должна состояться в модном кафе. Дома переодеваюсь в платье. В последний момент отменяю запись на укладку и макияж в салоне Костиной матери. Лина прямолинейная и проницательная, а у меня недавно вспыхнувший к Соколовскому недружеский интерес, кажется, на лице заглавными буквами написан. Это касается только нас с ним. Больше никого. Кот должен первым узнать обо всём.

Но дома его нет. И мне среди бывших одноклассников невыносимо скучно.

Долгожданное веселье в кафе, которое должно было стать памятным, неумолимо проходит мимо. Ближе к полуночи у парадной двери возникает аномальная активность.