Над бездной моря, словно осколок грозового неба, парила чайка. Аэлия. Её крылья, размашистые и неукротимые, рассекали ветра, словно клинки, чертя в лазури следы свободы, пропитанной горечью дерзости. Но эта свобода была лишь призрачной дымкой. Аэлия знала цену каждого взмаха крыла, понимала, что мир не одаривает дарами просто так. Её острый, словно бритва, клюв и пронзительные, как угли, глаза были не просто орудиями охоты, а инструментами выживания в безжалостном танце, где каждый жаждал вырвать кусок из твоей плоти.
Она опустилась на скалу, изъеденную солёными поцелуями волн, и её взгляд, цвета старого золота, устремился в манящую даль горизонта. Там, словно клякса тьмы на полотне заката, маячил корабль. Чёрный, как сама ночь, с парусами, раздутыми ветром, словно крылья демона. Аэлия нутром чувствовала, что этот призрак моря несёт не просто угрозу, а нечто большее, нечто зловещее. Он источал ауру тайны, которая манила, как блеск чешуи обречённой рыбы, бьющейся на крючке судьбы.
С криком, похожим на торжествующий смех безумца, она взмыла в небо, устремляясь навстречу кораблю. Чем ближе она подлетала, тем сильнее ощущала странный, тошнотворный запах — симфонию металла, пролитой крови и чего-то древнего, прогнившего, словно сама тьма выдохнула его в мир. На палубе стоял человек, закутанный в плащ, сотканный из теней и мрака. Его глаза встретились с её взглядом, и в этот миг Аэлия почувствовала, как что-то непоправимо ломается внутри неё.
— Ты пришла, — произнёс он, и его голос был подобен рокоту прибрежных скал, терзаемых штормом. — Я ждал тебя, Аэлия.
Чайка опустилась на перила, её крылья трепетали от неведомого напряжения. Она не могла понять, почему, но этот человек… он знал её. Или, быть может, она знала его?
— Чего ты хочешь? — проскрежетала она, и её голос прозвучал неожиданно низко и хрипло, словно шелест сухих листьев, гонимых ветром.
Человек улыбнулся, и в этой улыбке таилась хищная грация, предвкушение победы.
— Ты и сама это знаешь, Аэлия. Ты всегда знала.
Его рука потянулась к ней, и в этот момент она осознала, что её свобода была всего лишь иллюзией, хитроумной ловушкой, расставленной судьбой.
Аэлия отпрянула, ведомая звериным инстинктом, чувствуя, как опасность сжала её ледяными пальцами. Лапы словно приросли к скользким перилам, лишая возможности взлететь. В голове, словно стая обезумевших птиц, заметались обрывки воспоминаний: штормовые ночи, полные отчаянных криков чаек, и лик этого человека, словно выжженный в глубине её подсознания. Неужели она всегда знала его? Но как? Она – всего лишь чайка, дитя ветра и моря, живущая инстинктами и жаждой охоты.
Человек не отдёрнул руки. Его взгляд, словно луч прожектора, оставался пронзительным и непоколебимым. Он словно видел её насквозь, читал самые сокровенные, тщательно скрываемые мысли. Твоя судьба сплетена с моей, Аэлия, – прозвучал его голос в её голове, словно колокольный звон в пустом храме. Мы связаны кровью и тьмой. Слова, словно ледяные осколки, вонзились в её душу, оставив кровоточащие раны. Кровь и тьма? Что он имел в виду? Какая связь может быть у неё, простой чайки, с подобными понятиями?
Отчаянно взмахнув крыльями, она попыталась вырваться из-под гипнотического влияния его взгляда. Но было слишком поздно. Его пальцы коснулись её оперения, и по телу пронеслась волна странной, обжигающей энергии. Боль, сковывающее оцепенение, и вдруг… ослепительная вспышка света, разорвавшая тьму. Аэлия почувствовала, как её птичья сущность растворяется, словно дым, уступая место чему-то другому, забытому, но до боли родному, погребённому под толстым слоем времени.
Она рухнула на палубу, уже не чайка, а женщина, облачённая в грязные лохмотья. Холод металла опалил её босые ноги, словно прикосновение смерти. Страх и замешательство боролись в её груди, пытаясь завладеть её разумом. Она смотрела на человека, и теперь узнавала его. Он – капитан этого проклятого корабля, корабля, везущего с собой лишь тьму и разрушение. И она… она должна была остановить его, чего бы ей это ни стоило. Но как, будучи простой смертной, противостоять такой могущественной и зловещей силе?
Его улыбка стала шире, торжествующей, словно улыбка падшего ангела. Добро пожаловать домой, Аэлия, – прошептал он, словно освобождая её из плена. Пришло время занять своё место.
Аэлия поднялась на дрожащие ноги, шатаясь, словно сломленная тростинка на ветру, и попыталась отступить, но спиной наткнулась на холодную сталь борта. Память возвращалась мучительно, словно осколки разбитого зеркала, впивающиеся в сознание, оставляя кровоточащие раны. Она помнила и этот проклятый корабль, и капитана, и ту зловещую тьму, что клубилась вокруг него, словно живой, голодный зверь. Она помнила и себя – не чайкой, а частью этой тьмы, его правой рукой, той, кто должна была вести его к триумфу и безраздельной власти. Но что-то непоправимо изменилось. Что-то, что превратило ее в чайку, даровало ей свободу и, возможно, шанс все исправить, искупить грехи прошлого.
Капитан наблюдал за ней, словно за подопытным зверьком, попавшим в хитроумно расставленную ловушку. В его глазах читалось торжество, смешанное с холодным любопытством. Он ждал, когда она примет свою давно предначертанную судьбу, когда тьма окончательно захватит ее душу, лишив остатков воли. Но в глубине ее, в той части, что все еще принадлежала чайке Аэлии, едва теплилась искра отчаянного сопротивления.
"Я не знаю, кто я, – произнесла она дрожащим голосом, в котором слышалась неприкрытая неуверенность, – но я знаю, что ты не прав. Тьма, которую ты несешь, рано или поздно погубит всех, не оставив ничего, кроме пепла."
Капитан разразился леденящим душу смехом, и этот смех был полон презрения и всепоглощающей силы. "Ты всего лишь жалкая смертная, Аэлия. Ты бессильна противостоять мне. Твоя судьба – служить мне, как и прежде." Он протянул руку, словно желая коснуться ее, подчинить своей безграничной воле. Но Аэлия отшатнулась, и в ее глазах вспыхнул огонь – отблеск былой силы, скрытой под пеплом сомнений. Она не знала, что ей делать дальше, как поступить, но знала наверняка – она ни за что не позволит ему победить, не даст тьме поглотить мир. Она найдет способ остановить его, даже если ей придется пожертвовать собой, отдав свою жизнь за спасение других.