"Дочь Хранителя". Часть 3: "Берольд".

Глава 1.

Берольд.

(Продолжение записей Раммана.)

Не исполнил приказ...

Я не знал, что ты все записал, Рамман! А ты не думал, что я найду эти листы между старых книг. Я, звероящер, которого ты породил, повинуясь капризу. Которого ты сотворил ради прихоти и не желал признать сыном, стыдясь его матери.

Херпа... Я знал, я предчувствовал что-то подобное, но я не думал, что мы с тобой так тесно связаны... Впрочем, чего ожидать от того, кто посмел придушить того малого, точно котенка...

Сейчас, прочитав твои записи, я понимаю, чего избежал. Ты и вправду был милостив. Ты сохранил мою жизнь, дав мне ценный урок: выживает лишь тот, кто способен пройти по костям, разрывая соперников, рвущихся к власти, богатству и радостям плоти. Лишь только вгрызаясь им в горло, ты сможешь достичь нужной цели... Никто не дает ничего! Если хочешь — бери, отшвырнув шелуху глупых догм, позволяющих сильным легко управлять большим стадом покорных и глупых рабов.

Я бы мог не понять это, будь ты ко мне снисходителен. Я мог купиться на ласку, уверовать, что кроме собственной прихоти есть некий высший закон, позволяющий жить по-иному. Но ты сделал все, чтобы эти иллюзии были разбиты. Ты знал, как тебе поступать! 

Сотворить звероящера и швырнуть в мир, чтобы люди ему помогли осознать, кто он есть... Наблюдать за той травлей, которую они устроят тому, кто на них не похож, и злорадствовать...

— Ящер... Чудовище... Выродок....

Эти слова я услышал еще до того, как успел осознать, кто я, и как попал в этот мир. Ты хотел, чтобы я был таким, и добился поставленной цели.

Вовек не забуду, как ты, осознав, что лишился всего, попытался воззвать к моим чувствам:

— Берольд, я ведь дал тебе жизнь! Я тебя создал! Ты — Наделенный, а значит, не можешь восстать на Наставника!

— Я Наделенный? — спросил я тебя, ощущая мучительно-сладкую дрожь предвкушаемой мести. — Нет, Рамман, я лишь звероящер. Я херпис. А херпис жесток и злопамятен... Вспомни! Когда ты младенцем послал меня к той суеверной крестьянке, ты знал, что случится со мной!

Отсылая меня, ты не мог не понять, что во мне скрыто «нечто». Ты чувствовал, что я не слишком похож на обычных младенцев и вызову страх у людей.

-1-

Не умея еще говорить и ходить, я уже ощущал неприязнь окружающих, видел охранные знаки от сглаза, от нечисти, что они делали, встретив меня. Я не мог понять, чем раздражаю их.

Мой внешний облик был точно таким, как у всех малышей, но меня избегали и дети, и взрослые. Тайный инстинкт говорил им, что я отличаюсь от них. А я в детстве готов был на все, чтобы только мальчишки признали меня. Я готов был терпеть их насмешки и даже побои за право быть рядом. Пусть самым последним, но все же одним из ватаги, что весело носится через деревню...

— Подменыш! — кричали они мне в лицо, повторяя за взрослыми то, что услышали. 

А я не знал, что я херпис, и долго пытался понять, почему они так называют меня, почему убегают, едва я пытаюсь приблизиться.

— Вроде бы и не урод, а ведь гадок, — не раз слышал я от больших.

Но, с упорством слепца, не способного видеть то, что происходит вокруг, я таскался за всеми детьми, ожидая, когда кто-то вдруг пожелает назвать меня другом...

-2-

Прозрение было достаточно страшным. Мальчишки, устав от того, что я вечно к ним лезу, решили меня проучить. Сделав вид, что согласны играть со мной, дети позвали меня в лес...

Их было там пятеро. Пятеро старших ребят, к младшим братьям которых я вечно пытался пристроиться во время игр.

— Ты, подменыш! Тебе сколько раз повторять, погань, что твое место в хлеву, среди грязных свиней? — начал их предводитель. — Не смей приближаться к нам, ясно? К нам, к людям!

— Но я... Я такой же, как вы... — (Почему-то я думал, что эти слова убедят его.)

— Что?!

— Чего он там проблеял? — спросил кто-то.

— Этот подменыш считает, что он человек, — усмехнулся вожак. — Погань ждет свою долю любви!

Я не понял, когда он взмахнул рукой, только почувствовал хлесткий ожог от пощечины. Если бы он сжал кулак, то сломал бы мне нос, а так  только разбил губу. Я отшатнулся и рухнул на землю. (Подножка была очень точной.)

Они бы могли изувечить меня, но не сделали этого, следуя правилам, принятым между мальчишками. Бил меня только вожак.

— Повторяй: “Мое место со свиньями, так как я жалкий подменыш! Я погань! Я мразь! Я клянусь, что не буду лезть к тем, кто порядочней, лучше меня!” Повторяй, скот!

Не помню, что было ужаснее: боль или чувство того унижения, что я испытывал.

— Что я вам сделал? За что?

— Повторяй за мной...

— Я хуже всех... Я не смею жить рядом с другими... Я погань... Я мразь... — повторял я за ним, даваясь кровью, текущей мне в рот, и слезами. — Я выродок, зверь...

Когда все разошлись, я остался один. Лишь под вечер я смог возвратиться в деревню, надеясь, что кто-нибудь спросит меня, что случилось в лесу. Но все сделали вид, что не видят того, что со мной.

И я понял, почувствовал правду: никто не воспримет меня, потому что во мне скрыто нечто такое, чего нет в других. И они это мне не простят. Они будут травить меня, словно я зверь, потому что они ощущают, что я отличаюсь от них.     

-3-

Осознав это, я прорыдал почти целую ночь. Я хотел умереть. А еще я хотел отомстить! Отомстить тем, кто делает вид, что все так и должно быть. Я понял, почувствовал, что не желаю мириться с тем местом, которое мне отвели в этом мире. Что я не хочу забывать и прощать.

Раньше я терпеливо мечтал, как приедет заступник, отец. Хотя женщина, в доме которой я рос, говорила, что я незаконный ублюдок, рожденный от грязной свиньи, я не верил. Однажды я слышал, что ей за меня дали золото.

Глава 2.

-1-

Ты меня отослал в Гокстед, чтобы я там вошел в общество и научился жить среди обычных людей. Поначалу я думал, что я не смогу. Прежний опыт учил, что ровесники просто отвергнут меня. Но я помнил: крестьянка терпела меня в своем доме за золото!

И, когда мой опекун в первый раз меня ввел в дом Наместника, где было много мальчишек, я вынул большой кошелек, данный им мне, и высыпал деньги на стол.

— Кто поможет мне с толком потратить их? — громко спросил я, хотя страх сжимал горло.

Мой опекун говорил, что в Гокстеде за золото можно купить все, однако в тот миг я не слишком-то верил ему. Когда старший из мальчиков поднял одну из монет, я подумал, что он сейчас бросит ее мне в лицо. Но мальчишка с улыбкой сказал остальным:

— Что, поможем освоиться в Гокстеде нашему другу?

Я не был наивен, я знал, что не нравлюсь подросткам. Я видел, что их влечет мой кошелек, но я принял условия этой игры.

— Тот, кто платит, всегда прав!

Потом я не раз убеждался, что деньги дают небывалую власть над людскими телами и душами. Я постарался извлечь все, что мог, из общения с этой развязной компанией, и понять, как живут люди в Гокстеде.

Меня не любили, однако искали моей дружбы. Я поначалу был горд, потом стал уставать от фальшивых улыбок. Я выучил каждую мысль своих “верных дружков”, знал, за сколько могу купить место в паршивом кружке лизоблюдов...

-2-

Не знаю, зачем я стянул эту яркую книжку. Одной из монет в кошельке мне хватило бы, чтобы скупить все, что было на желтом лотке у торговца. Потом, размышляя над этим поступком, я понял, что просто хотел посмотреть, как себя поведут прихлебатели.

Кража в Гокстеде считалась позорным поступком. Посмей хоть один из них высказать вслух свой протест, и я смог бы поверить, что в мире осталось хоть что-то, чего не продашь и не купишь. Но громкий восторженный хор голосов, прославлявших мою небывалую ловкость, опять подтвердил, что мораль, честь и совесть — пустые слова. Нет такого закона, который нельзя обойти, нет того, кто осудит поступок.

“Без денег ты лишь звероящер, подменыш. С деньгами — кумир, чьи поступки достойны восторга!” — со злостью подумал я.

— Лайцерф вас всех побери! — крикнул я своим спутникам. — Все убирайтесь! К Лайцерфу!

Мальчишки ушли. Я знал, что они вскоре вернутся, сочтя оскорбление слишком ничтожным.

Оставшись один, я заметил, что книжка еще у меня. Оглянувшись вокруг, я уже собирался ее незаметно засунуть в одну из куч мусора, но не рискнул. Я принес ее в дом и лишь там рассмотрел, что украл. Золоченые буквы гласили: “Монстр и Херувимчик. История редкой любви.” Я открыл книжку и стал читать. И сюжет, и манера письма были мало похожи на тексты магических свитков.

Старинная сказка о страшном чудовище, ставшем потом принцем, перевернула мне душу. Она показалась пророческой. В тот вечер я словно бы прожил жизнь Монстра, поверив, что все-таки буду счастливым. Уже засыпая, я думал, что встречу Ее.

-3-

Я не знал, как общаться с девчонками. Если бы кто-то из них проявлял интерес ко мне, я бы, возможно, чему-нибудь и научился. Но эти создания в шелковых платьях всегда сторонились меня. Я пугал их. Обрывки тех мыслей, которые я перехватывал, не утешали. В них я представал как нахальный и грубый тупица, не знающий правил.

Меня обижали такие догадки. Я, как и другие, хотел бы играть с ними в их Лепестки или Жмурки. (В последнее время меня, как магнитом, тянуло туда, где бывали девчонки.)

Купить право с ними играть я не мог, а вернее, не знал, как. Однажды, отчаявшись, я заказал принести в залу, где были девочки, большой поднос с кучей разных пирожных, однако они не спешили принять угощение. Девочки взяли их только тогда, когда я сочинил благовидный предлог для застолья, сказали: “Спасибо”, — и тут же ушли танцевать.

Меня это задело, и я сделал вид, что не слишком нуждаюсь в их обществе.

— Ты молодец! — сказал мне тогда кто-то из моих новых дружков. — Этим кралям нельзя давать власть!

Я смолчал, но неожиданно понял, что он точно так же, как я, не умеет добиться признания, и очень злится на тех, кто имеет успех.

-4-

Сказка мне придала сил, заставила верить, что кто-то способен ко мне привязаться.

— Монстр встретил пять девушек, прежде чем смог разыскать Херувимчика. Значит, и я найду ту, кто поймет меня, сможет принять, — думал я.

Я читал эту сказку почти каждый день. Когда ты, Рамман, вызвал меня, я взял сказку с собой. И напрасно!

Я помню, какой ты пылал злобой, как ты твердил:

— У тебя нет клыков, нет рогов, нет когтей... Даже нет чешуи! По людским меркам ты не урод. Но любой, кто подходит к тебе, убегает в испуге. Ведь так? Они чувствуют, что в тебе скрыто такое, чего им не вынести. Ты звероящер! А ящер не может быть добрым. Он должен убить, пожрать ту, что посмеет приблизиться!   

И я вдруг понял, почувствовал, что ты боишься. Безумно боишься того, что написано в книжке. Боишься любви. Ты сумел прикрыть страх маской жесткой насмешки, но я его чувствовал. Ты верил в то, что это правда, история может опять повториться. И я понял, что я смогу одержать над тобой верх. Ты больше не сможешь приказывать мне, потому что я вовсе не тот, кем ты хочешь меня видеть!

Я ошибался... Ты знал меня лучше, чем я сам.

-5-

Три года спустя я уехал в Лонгрофт, исполняя твою волю. Я не противился ей, так как очень хотел побывать при Дворе у Властителя. Я верил, что чем я дальше уйду от тебя и твоих черных Скал, тем я буду свободнее. То, что в последние годы я смог сохранить свой рассудок, не дать тебе воли над телом и разумом, мне придавало сил.

— Я не позволю себя превратить в куклу! — часто  твердил я себе, когда ты безуспешно пытался прибегнуть к Слиянию.