"Откровения о..." книга 2. Милаха

Глава 1

— Если что, универсам через дорогу за углом. Но только туда и обратно, ясно? — Денис буднично подсунул под телефон деньги. — Никому не звони. Если будут звонить тебе — берёшь трубку и молчишь. Свои люди начнут разговор со слов «Извините за беспокойство», это понятно? В любом другом случае обрывай звонок и всё. Твои ключи, — звякнул двумя ключиками на колечке и положил их на телефонную полку. — Мои ключи, — тряхнул другой парой и сунул её в карман. — Больше ни у кого. Когда уходишь, закрываешь на оба замка, когда приходишь — оба замка плюс засов, понятно? И так, на будущее, никаких гостей и никому ни адреса, ни номера телефона. Ну, чего ты напряглась? Я сейчас дела кое-какие разгребу и подъеду. — В который раз за последние десять минут, с того момента, как мы вошли в квартиру, зажал меня в углу, сжирая, выпивая до дна жадным поцелуем. — Мила-а-аха… Ну вот что ты со мной творишь, а?

И вот теперь я ходила по квартире, как по музею…

Двушка на четвёртом этаже девятиэтажной новостройки в самом центре города. Шикарный, до безумия необычный ремонт. Начать хотя бы с того, что стены однотонные! Например, в спальной — молочно-сиреневые. А ещё многоярусные шторы с кистями из стеклянных бусин. Потолок — вообще что-то невообразимое! Нарушая все мои представления о потолках, он вдруг расслаивался на два уровня, нижний из которых изгибался волной, похожей на крышку рояля, и плавно переходил на стену в изголовье огромной двуспальной кровати, образуя что-то вроде ниши или полочек, на которых стояли всякие безделушки: статуэтки, вазочки, свечи. Напротив, в изножье, огромная картина с морским пейзажем, сбоку от кровати зеркало во всю стену. Каково же было моё удивление, когда оказалось, что это зеркало — огромный шкаф встроенный прямо в стену! Вместо люстры странные, похожие на мутные рыбьи глаза светильники, рассыпанные по потолку, словно звёзды по небу.

В ванной комнате — просто шок! — не оказалось ванны... Вместо неё в углу стояла непонятная будка из матового стекла. Заглянула внутрь — оказалось, это душ такой! Типа как у Барбашиных в общаге, только в сотни раз круче. Стиральная машина, как их там, автомат — кнопка на кнопке, лучше её вообще не трогать, а то мало ли… Зеркало над раковиной с лампочками по краям!

Кухня — как в выставочном павильоне, страшно прикасаться: белая, с золочёными вензелями на уголках дверок и золотыми же ручками на шкафчиках. Плита на четыре конфорки, над ней какая-то бандура с толстой трубой уходящей в стену. Холодильник — не хуже, чем в берлоге Медведя, такой же огромный, только ещё и перламутровый. Но почему-то пустой. А самое интересное, что кухня была как бы объединена с залом!

В зале — угловой кожаный диван бронзового цвета, перед ним низенький столик со стеклянной столешницей, точно такой, как в холле на базе Дениса. На полу ковровое покрытие с витиеватым орнаментом деликатного коричнево-серого оттенка. Напротив дивана большущая тумбочка, а на ней большущий же телевизор. Потолок такой же двухуровневый, как в спальной, только волна другой формы. Охренеть. Вот это я понимаю, интерьерчик!

Зазвонил телефон. Я, согласно директиве, подняла трубку, молча прижала её к уху.

— Это я. Ты как, освоилась? — спросил Денис.

Я замешкалась на мгновенье… и положила трубку. В моей инструкции не было пункта исключений! Он тут же перезвонил.

— Я дико извиняюсь за беспокойство, конечно, но я вообще-то из автомата! — смеялся, понимая нелепость ситуации. — У меня мелочи столько нет, чтобы…

Я положила трубку. Это вам, Денис Игоревич, зеркальные меры. Или вспоминайте правильный пароль или возвращайтесь, говорите лично!

А потом целых десять минут стояла возле телефона и даже успела испугаться, что перегнула… Но он всё-таки позвонил снова.

— Извините за беспокойство, — в голосе сквозил сарказм, — а Людмилу Николаевну я могу услышать?

— Да, я слушаю.

— Я тебя сегодня выпорю, поняла? Все ларьки оббежал в поисках размена!

— А просто монетку у кого-нибудь стрельнуть не пробовал?

— А что, можно было? — Усмехнулся. — Так, ладно, хорош трепаться! Тебя возле комиссионки Боярская ждёт. Собирайся быстренько и дуй к ней.

— В смысле… зачем?

— По магазинам прошвырнётесь. У тебя же, если заметила, ни мыльно-рыльного, ни продуктов. Разрешаю шмоток прикупить, тапочки, там, домашние, что ещё... Не знаю. Тебе виднее, что надо.

— А почему Боярская?

— А почему нет?

Я промолчала, и Денис продолжил:

— Мне надо чтобы вы с ней подружились. Или хотя бы сблизились до уровня, там, шампусика попить, посплетничать… Ну девчачьи ваши дела, понимаешь?

— А если по-русски, то я должна буду стучать на неё, правильно?

— Милах, давай, я тебе потом всё объясню? А сейчас просто делай, что говорю — прошвырнись с ней по магазинам. Ну? Это же не сложно?

— А деньги? Снова она будет водить меня за ручку, как бедную родственницу? Не очень-то, знаешь ли…

— Так, я что-то не понял, тебе что, для того, чтобы купить шампунь, мыло и какую-нибудь шмотку, мало того, что я оставил?

— Не знаю… — я ведь действительно не смотрела сколько там. Вытащила плотненькую хрусткую стопочку пятидесятитысячных и охренела… Нервно вздохнула. — Ну… пожалуй, хватит…

— Тогда давай, время поджимает.

— Стой! А где эта комиссионка?

— Ну, Милах, ну-у-у… — в голосе его сквознуло раздражение. — Включи мозги, а? Язык до Киева доведёт! Всё, давай, я просто горю уже, времени — в обрез!

— Подожди! А когда ты приедешь?

— Позже. Всё, давай! Привет тебе от Медведя. — И отключился.

Но буквально через пару минут телефон затрезвонил снова.

— И это, про больничку и тем более, про то, что участвовала в заварушке помалкивай, угу? И, само собой, до дома она тебя не подвозит. Ну давай, Милаха, скучаю — просто атас! Как освобожусь, сразу к тебе.

Я положила трубку, растерянно глянула на деньги в руке: навскидку — миллиона полтора, точно. Даже страшно как-то. А ещё — кто бы мог подумать, что предложение прошвырнуться по магазинам, да ещё и с полным карманом бабла, может вызвать у меня такое отторжение?

Глава 2

Расстались с Боярской у той же комиссионки, где встретились — в двух остановках от дома. Потом я со всеми своими покупками примерно с полчаса шарилась по встречным магазинам, на случай, если Боярская станет следить за мной. А когда всё-таки решила, что теперь можно идти — на улице уже смеркалось. Накрутив нервы мыслями о возможной слежке, я вдруг почувствовала себя деревом в чистом поле: вот она я, готовенькая, бери — не хочу! Мне чудился взгляд в спину, машины, кажется, все как одна притормаживали, ровняясь со мной, и из них неизменно выглядывали подозрительные типы́. Отойти от края тротуара, идти под самыми домами, чтобы труднее было затащить в салон, если что? Может, сделать вид, что иду мимо нужного дома и какими-нибудь окольными путями подрулить к нему с другой стороны? А если меня уже давно выследили и ждут в подъезде? Тогда лучше на лифте, или пешком?..

Ввалилась в квартиру в состоянии давно забытого детского ужаса. Только тогда я боялась бабайку живущего в темноте, а теперь — сама не знала кого или чего. Неведомую мафию, с которой так и не справился комиссар Коррадо Каттани?[1] Первым делом задёрнула все шторы, потом повключала свет. Приятная неожиданность: оказалось что и в спальной, и в зале, между нижним и верхним уровнями потолка были запрятаны лампочки и можно было включать только их, создавая в комнате мягкий приятный полумрак.

Растянулась на кровати, закрыла глаза. Если бы умела — мурлыкала бы как кошка от удовольствия. Шикарная квартира, новые шмотки, новая сумочка и кошелёк, какие-то офигенские импортные кремчики-шампуньчики… И на сладенькое длинного дня — Денис, который скоро приедет, а уж тогда… У меня ведь тоже был припасён сюрприз для него. Как вишенка на торте для человека, который не любит с секс резиной…

Закинула продукты в холодильник, снова удивившись его первозданной пустоте и чистоте, забралась в душ. И всё-таки он несказанно круче чем у Барбашиных! Даже не сравнить! Пол, обложенный приятной шершавенькой плиткой — как невысокий подиум с бортиками, боковые и задняя стенки — капитальные, с россыпью непонятных серебристых пимпочек, а передняя раздвижная — из матового белого стекла. Довольно просторно. В принципе, при желании здесь можно было бы и ванную разместить. Включила воду в кране, попыталась перевести в режим душа и завизжала: в меня с трёх сторон впились тонкие тугие струйки. Лихорадочно выключила. Осмотрелась, оказалось, это из этих пимпочек. Попробовала снова. Струйки били довольно сильно, местами даже больновато, но чем дольше стоять, подставляя спину, бока и живот — тем кайфовее. Главное соски́ прикрывать, а то ощущение, будто дрелью сверлят. Потом нашла и как нормальный душ включить, но, если честно, особого удовольствия от ароматных гелей-шампуней не получила — спешила, суетилась, боясь не успеть к возвращению Дениса.

А в итоге — успела и искупаться, и высохнуть, и накраситься, и поесть. И по новому кругу обшарить квартиру. Теперь сомнений не осталось окончательно — она нежилая. И дело не только в девственном холодильнике. Взять, например, зеркальный шкаф: почему в нём только четыре полотенца, и сменный комплект постельного белья? Где вещи Дениса? Или вот, например, посуда: новый сервиз — тарелочка к тарелочке, чашечка к чашечке, ложечка к ложечке… так разве бывает в нормальных домах? А идеальные, нетронутые пламенем сковороды и кастрюли? А не знававший воды электрический чайник?

…Так и не поняла, как включить телевизор. Зато — о чудо! — нашла гладильную доску и утюг похожий на спасательную капсулу инопланетного корабля: кнопочки, отверстия, непонятные функции… Ну ладно. От скуки перегладила все шмотки, которые у меня были с собой и, заодно, те, что купила. Развесила их в шкафу в спальной. Приглушив свет, покрутилась перед огромным зеркалом: новый халат прохладно струился по спине, животу, по голым ягодицам, по гладко выбритым ногам и томящимся в напряжённом ожидании соска́м… Ну когда уже он придёт?

Дурачась, скинула халат на пол, жеманно откинулась на кровать, перекинула волосы через плечо… Как, в какой момент сказать ему, что можно без презерватива? При мысли о том, что рано или поздно, но уже сегодня близость, наконец, случится, учащался пульс, и на губах блуждала счастливая улыбка. Обнажённое тело в отражении манило, дразнило, обещало… Вот только было бы кому! Хоть волком вой! Да, Денис Игоревич, вы многое упускаете… Томно скинула шлёпанцы на каблучке — сначала с одной ноги, потом с другой… А когда в дверном проёме мелькнул силуэт, у меня аж в глазах потемнело от мгновенного ужаса. Подскочила, намертво вцепившись в покрывало, таща его на себя и не понимая, что сама же сижу на нём… И уже в следующую секунду поняла, что это Денис.

— Твою мать, Денис! Какого… хрена? — согнулась пополам, унимая полыхнувшее сердце… Отходняк был такой мощный, что аж реветь захотелось, но я держалась и только бубнила под нос: — Бля-я-я… Денис, твою ма-а-ать…

— А действительно — какого? — строго спросил он. — Почему на засов не закрылась, как велел?

Я ойкнула и прикрыла ладонью рот:

— Разве? Блин, забыла, наверное.

— Я ж говорю, выпороть надо! — подытожил он и, подойдя, легонько пихнул меня назад.

Я смутилась, но лишь на мгновенье. Тут же взыграло счастливое дурачество, и я покорно легла, подчёркнуто стеснительно прикрыла ладонями груди… и, не разрывая контакта с его глазами, медленно развела согнутые в коленях ноги. И я не я, если Денис в этот момент не стал вдруг похож на наглого котяру. Закусил губы, чтоб совсем уж не расползлись в довольной улыбке, бесстыдно рассматривал меня, поглаживал, проникал взглядом… Звякнул пряжкой ремня, вытащил из брюк рубашку. Ме-е-едленно, чёрт, как медленно, расстегнул манжеты… Я готова была кинуться на него, мне, кажется, уже хватило бы одного прикосновения, чтобы кончить, а он всё расстёгивал и расстёгивал дурацкие пуговицы, не прекращая трахать меня взглядом. Начал снимать рубашку — я кинулась было помочь, но он опередил:

— Лежать! И ножки поставь, как были…

Глава 3

— Ты крещёная?

Вопрос выдернул меня из мягких барханов самого первого, сладкого сна. Я непонимающе уставилась в темноту, туда, где напротив кровати, светился фосфорными красками морской пейзаж на картине.

— Милаш, спишь уже, что ли? Я говорю, ты крещёная?

— Угу… — и чуть было не провалилась обратно в сон, но, сделав усилие, всё-таки всплыла. — Бабушка крестила, давно уже. Года три мне было.

— А почему тогда крест не носишь?

Ну да, самое время для теологии, ага.

— Не знаю. У нас в семье к этому как-то ровно.

— А это что? — Денис поддел пальцем цепочку на моей шее. В темноте я почти не видела его лица, но чувствовала, что он усмехается. — Ключ от сердца? Не друг ли из песочницы, случайно, подарил?

И остатки сна мигом слетели.

— От какого, нафиг, сердца, Денис?! Ты меня разбудил, между прочим!

Он отпустил цепочку.

— Чтоб завтра же сняла. Закажу тебе крест со Святой земли, его будешь носить.

Ох, как мне не понравилось то, КАК он это сказал! Таким безапелляционным тоном, словно я была ему… Дочкой! Взыграло. Я инстинктивно, накрыла ключик ладонью.

— В смысле? Мне он вообще-то нравится, а цепочку вообще Медведь подарил, на память, так что…

— Чем нравится?

— Просто нравится! Красивый! А твой крест я даже не видела ни разу!

— А кресту и не обязательно быть красивым, ему важнее просто быть. Это символ веры, и если ты православная, ты обязана его носить и точка. Серьёзно, малыш, не обсуждается. Единственное — ладно, можешь таскать свой ключ, пока придёт крест, но потом чтобы поменяла, ясно? Цепочку, само собой, можешь оставить.

Я промолчала, но что творилось у меня внутри! Натянула одеяло до ушей и отвернулась.

— Кстати, что ты там про таблетки-то говорила?

Я, помедлив пару секунд, снова повернулась к нему.

— Контрацептивы что ли?

Вот прикольно-то будет, если он сейчас и за это меня нахлобучит.

— Угу…

— А ты в курсе, что их надо не один месяц пить, прежде чем действовать начнут?

— А вот представь себе, не дура! Только если б я знала, что тебе это нафиг не надо…

— Погоди… — Денис приподнялся на локте, всматриваясь в моё лицо, — так ты из-за этого, что ли, психанула?

— Ничего я не психанула!

Он рассмеялся, и, откинувшись на спину «зачерпнул» меня с постели здоровой рукой, притянул к себе:

— Вот ты дурочка, а… Можно было как-то заранее это обсудить? Откуда ж я знаю, может ты их вчера пить начала и думаешь, что уже действуют? Ну? Я ж тоже не идиот, чтобы так тебя подставлять! Милаха, Милаха… — Поцеловал в макушку. — Сама придумала, сама обиделась, да? Как дитё малое, честное слово. — Снова поцеловал. — Что за таблетки-то хоть? Нормальные, надеюсь?

Я прижималась к нему и таяла. Вот уж правда — дурочка. Ведь даже в голову не пришло, что это был не отказ, а забота. И если бы он этого не объяснил, сама бы ни за что не догадалась.

— Марвелон.

Денис хмыкнул.

— Да мне это ни о чём, я в них вообще не разбираюсь. Мне главное, чтобы ты себе не навредила, гормоны всё-таки. С Боярской лучше посоветуйся, она наверняка всё знает.

Я выбралась из его объятий и, демонстративно накрывшись с головой, снова отвернулась.

— Ну чего опять?! — словно через вату, донёсся до меня возглас Дениса. — Ээй… — Одеяло настойчиво поползло вниз. — Если честно, ты меня задолбала своей таинственностью! Я прям в растерянности: чего от тебя дальше-то ждать? Ау, слышишь меня? Что опять не так?

Я подумала-подумала, да и решила, что мне и самой эта загадочность надоела. Пусть будет правда в лоб, как он любит:

— Вот скажи, пожалуйста, а можно твою… бесценную Боярскую хотя бы в постель к нам не тащить, а?

— У-у-у… понятно. Ну-ка, иди сюда. Иди, иди сюда… — Заставил меня повернуться к нему, притянул голову так, что мы коснулись носами: — Прошлое — это прошлое. А в настоящем — ни Боярская, ни хренарская, ни какая, блядь, другая, будь она хоть мисс Вселенная, с тобой даже рядом не валяются, поняла? И чтобы я вот этих глупостей больше не слышал!

— То есть, у вас с ней всё-таки что-то было?

Он выдержал паузу, возможно даже обдумывая — послать меня на хер или ещё дальше? — но всё-таки ответил:

— Было, но давно. Теперь только деловые отношения. И давай-ка я повторю ещё раз, а ты услышь меня, пожалуйста, это важно — с Боярской ничего личного! Только деловые, ясно?

Я кивнула, и вроде бы разобрались, но когда уже легли, и я удобно устроилась на его плече, не выдержала:

— А ты её любил?

— Фф-ф-ф… — раздражённо выдохнул Денис: — Давай спать, завтра ранний подъём и куча дел.

И вот он уснул, а я валялась без сна и всё крутила в мыслях эту проклятую Боярскую. Это ведь она ему про голубую норку рассказала, больше некому! И как это понимать? Денис попросил её затащить меня в тот салон, чтобы подобрать подарок, оставив его сюрпризом, или она сама подкинула ему эту идею уже после магазина? Но в любом случае, пока я его тут ждала и изнывала от тоски, он успел пообщаться с ней и, возможно, даже, увидеться. Нет, деловые отношения это, конечно, очень хорошо… но лучше бы Боярская была бритоголовым мужиком, вот правда!

Глава 4

Рано утром, когда на улице было ещё темно, за нами подъехал Медо́к — тот бритоголовый бугай, что спорил с Медведем, не желая втягивать меня в историю с пистолетом. Мы ехали куда-то добрых пару часов, я даже задремала на заднем сиденье. Оба они, и Денис, и Медо́к, были хмурыми, напряжёнными. Изредка переговаривались о чём-то вполголоса, но больше молчали. Наконец машина остановилась, Денис вышел. Я вроде засуетилась, не понимая, что делать мне, но Медок успокоил:

— Посиди, он быстро.

Помолчали, при этом Медок смотрел на меня сидя вполоборота, как всего пару дней назад смотрел Саня… Земля ему пухом.

— Ну что, как сама вообще?

— Нормально.

— М… — он побарабанил пальцами по спинке пассажирского кресла. — Не разболелась?

— Пфф… Разболеешься тут, как же — меня Медведь в скипидаре вымочил.

— А, да, он может, — хохотнул Медок. — Он мне как-то чиряк лошадиным говном вытягивал — тоже забавно было. Но, что интересно — помогло.

Помолчали. Чувствовалось, что этот бритоголовый, в общем-то, и поболтал бы со мной… но о чём? Впрочем, и я бы с ним пообщалась, но тоже — о чём? Не о Сане же и его жене.

— А куда мы едем?

— В церковь.

— Это я знаю, но куда именно? Что-то далековато.

— Да уже, считай, приехали. Перевалово, слыхала о таком селе? Ну вот, — кивнул Медок и добавил: — Надо, обязательно. Я вот когда помру, за меня братаны тоже свечку поставят. И похоронят по-человечески. Ну там, памятник красивый, берёзку над ним. Чтобы было, куда прийти потом, и сказать: Привет, Андрюха, мы тебя помним. Классно же, правда?

Значит, всё-таки о Сане…

— А почему именно сюда надо ехать, почему не в городе?

Он задумчиво огладил свой мясистый затылок, вгляделся в подёрнутое розовым светом небо — день обещался быть ясным — развёл руками:

— А куда ж ещё? Саня тут и сам крестился и дочку крестил, и с Наташкой они здесь венчались. Даже жаль, что отпевать там, в городе, будут, но это уже мелочи… Сейчас Дёне лишний раз светиться ни к чему, а не проводить братана тоже нельзя. Не по-пацански. Считай, все наши сегодня по церквям разбрелись. Им-то там, — указал глазами вверх, — наверняка один хрен с какого аппарата звонят, главное, чтоб чтоб всё по чину было: свечка, там, молитва, поминки.

Вернулся Денис, а с ним поп. Забрались в машину, снова поехали. Я сидела на заднем сиденье рядом со стареньким бородатым батюшкой, и почему-то радовалась, что, не смотря на опасение обидеть Дениса, не вырядилась сегодня в новую шубку.

На этот раз добрались быстро: всего парочка заваленных снегом улочек, и мы остановились возле небольшой обшарпанной церквушки, к которой стекались на воскресную службу местные жители.

Раньше я была в церкви только один раз, в три с половиной года, когда меня крестили, и помнила только то, как орал крещаемый вместе со мной грудничок, а я смотрела на него и тоже готова была разораться от страха — мне казалось, что ему больно. Ещё помню, как долго тянулась та служба, как мне было скучно и я развлекалась тем что висла на деревянных перилах ступеней, ведущих на второй этаж, туда, где пел хор. Перила отчаянно скрипели, и тётенька, та, что следила за свечечками, неустанно шикала на меня и грозила пальцем. В конце концов, бабушка не выдержала, вывела меня на улицу и отчитала так, что я заревела. После крещения ко мне подошёл батюшка, и я, уверенная, что это и есть разгневанный моим поведением Бог, о котором говорила бабуля, забилась в истерике. А он сложил на груди руки и сотворил вдруг настоящее чудо — вынул откуда-то из недр широких рукавов шоколадную конфету…

После службы Денис и батюшка долго беседовали, стоя под потемневшей от времени иконой. Церковь была скромная, гораздо меньше, чем в Разгуляевке. Местами на стенах и потолке цвели бурые пятна, свидетельства былых дождей, гуляли, срывая пламя со свечей, сквозняки. В конце беседы Денис маякнул Медку и тот поднёс ему дипломат. Денис вынул него брикет, похожий на кирпич, замотанный в газету и передал священнику. Тот, перекрестившись, принял деньги, а то, что это были они — почему-то было для меня очевидно, потом перекрестил Дениса, Медка, меня и удалился в неприметную дверку за церковной лавкой. Вернувшись, пригласил нас в трапезную — отобедать, но мужики спешили и поэтому отказались. Батюшка провожал нас до машины, а когда мы уже выходили из кованых ворот, протянул вдруг мне три грецких ореха на ладони. Теперь-то я знала, что это вовсе не чудо, но в носу всё равно засвербело.

***

Вернулись в город около двух дня. Остановились на улице Мира, у неказистого высокого забора. Справа через большой перекрёсток раскинулась шумная привокзальная площадь и здание центрального железнодорожного вокзала. Где-то за спиной, дальше по аллее Героев, стоял ЦУМ, недалеко от него, в палисаднике, возвышался постамент могилы Неизвестного солдата с вечным огнём перед ним, а ещё чуть дальше — бронзовый знак «Нулевого километра» вмонтированный в гранитную плиту. Центр, самое сердце города.

Через прореху в заборе мы с Денисом вошли на территорию сровнённого с землёй парка, остановились. Ни одного дерева не осталось, ни одной дорожки или клумбы. Подчистую. Но Денис шмыгнул носом, и, сунув руки в карманы, как-то по-особенному гордо выпрямился, расправил плечи. Окинул разруху оценивающим, полным любования взглядом. Я улыбнулась — он был сейчас по-настоящему счастлив, и от этого была счастлива я. Могла бы сумничать, конечно, зарядить ему про исторический, пятикупольный храм тысяча девятьсот шестнадцатого года… но благоразумно промолчала, отдавая эту честь ему. Он повёл рукой, означая пространство от забора до забора:

— Вот это и есть то, о чём я тебе говорил, помнишь? То, что важнее любых денег, то за что я буду грызть глотку до последнего. Здесь в шестнадцатом году возвели храм — самый большой во всей области. В восемнадцатом, под рёв революции, освятили, а уже в тридцать втором взорвали — ну, борьба с ересью и всё такое. Парк на этом месте разбили. После Великой Отечественной парк восстановили, но к нашему времени видела, во что он превратился? Ну вот. А я однажды в Афгане зарок дал, что церковь поставлю — тогда даже не знал где, как, на какие шиши… Просто цель, которая душу грела, может, даже, выживать помогала. Я даже не мечтал об этом месте, да и бабла поначалу вообще не было. Но Господь услышал, и когда время пришло, послал и средства и место. Нет, правда, как будто сверху всё спустилось, как-то вдруг — Раз! — и все карты легли как надо. Просто ушлые ребята из Администрации поколдовали с ваучерами, — Денис усмехнулся, мотнул головой, — нда… Приватизация, блин… Короче, переоформили назначение земельного объекта и на торги выставили, а ко мне просто за дешёвым забором обратились, я как раз тогда деревообработкой занялся… Представляешь? Не забор бы — и не видать бы мне этой землицы… Но я у спел. Пришлось, конечно, и с другими желающими пободаться, и на лапу нехило кинуть, но вроде склеилось. А когда у меня уже на мази всё было — влез Филиппов, по матери — Киперман. Та ещё еврейская морда. Пока мы с тобой в Сочи, он тут поперёк течения. И знаешь, чего хотел? Центральный рынок сюда перенести! А Боярская, с-сука… Кстати, — повернулся ко мне, — как вы с ней, ладите?

Глава 5

Потом он привёз меня в квартиру и уехал. И снова беспокойство: где он, чем занят, что творится вокруг него, когда вернётся. Вернётся ли?

Последняя мысль была похожа на загноившуюся занозу — едва заметная, но мучительная. Я гнала её, старалась отвлечься. Повторила свою фитнес-программу, полистала спортивные книжки, прогнала в памяти технарёвские темы на понедельник. Заново перемерила шмотки, купленные накануне, поигралась с косметикой — красилась и умывалась, каждый раз пробуя что-то новенькое. При этом вздрагивала от каждого шороха, надеясь, что это пришёл Денис. Проверила, работает ли телефон. Выбралась в универсам, вернулась, сварила борщ…

Денис вернулся около восьми, но стряпню мою есть не стал. В другое время я бы, возможно, обиделась, но в этот раз мне было не до этого. Какой там! Мы даже до спальной не добрались — так и остались в зале. И в этот раз, стоя на коленях на сиденье кожаного дивана и упираясь локтями и лбом в его спинку, я чувствовала, как прижимаясь ко мне сзади, — тесно, словно пытаясь слиться со мной в единое целое, извергается в меня Денис. Без резины. И может, это было и глупое, но всё-таки моё личное счастье. Даже какая-то победа, что ли.

— Собирайся, Милаш… — шепнул он, немного придя в себя, и выскользнул, возвращая меня с небес на землю. — Я столик заказал в «Робин Гуде», поужинаем там.

Шли пешком — просто растворились в толпе, затерялись среди сотен уставших, строящих планы, злящихся и смеющихся, среди верных и гулящих, богатых и бедных, счастливых и несчастных — одним словом, среди таких же, как мы, простых смертных. Поначалу мне было страшно. Шубка глянцево блестела под фонарями и, казалось, вопила о себе на всю улицу, казалось, все смотрели на меня, на Дениса, на нас обоих… Но вдруг в этой толпе есть те, кому не надо бы видеть нас вместе? Например, его жена или Ленка, не говоря уж о всяких «серьёзных людях», о существовании которых я раньше и не задумывалась, а теперь — боялась их до оцепенения… Но Денис был спокоен. Сегодня, после воскресной службы и разговора с батюшкой, он вообще казался мне каким-то с одной стороны залихватски бодрым, а с другой — расслабленным, словно умиротворённым. От этого возникало стойкое ощущение, что всё налаживается, и страх постепенно уходил, оставляя лишь лёгкое облачко адреналина: а всё-таки, если жена? Как она себя поведёт? А Ленка? Само собой, встречи с ней я боялась больше, чем с Нелли Сергеевной, поэтому, когда почти возле самой двери Робин Гуда, Дениса окликнули по имени отчеству, и в высоком мужчине, протянувшем для пожатия руку, я узнала конвоира Андрея — испуганно отпрянула от Дениса, отпустила его локоть. Смешно, конечно, но уж как есть. Андрей же просто скользнул по мне взглядом и кивнул в вежливом дежурном приветствии, как кивают незнакомым людям. Я кивнула в ответ и выдохнула. Не узнал!

Они перекинулись парочкой общих фраз, и мы разошлись, но, как колотилось сердце! Вот это адреналин! Аж коленки ослабели.

В общем зале ресторана было довольно людно, а вот на втором уровне, о котором я в тот раз, когда сидели здесь с Денисом перед Новым годом, даже не подозревала, из пяти столиков был занят только один, на остальных же — таблички «Reserved». Мы прошли подальше от входа, в самый угол, и я окончательно успокоилась: здесь нас точно никто не увидел бы. Однако часа через полтора за моей спиной послышался смех, громкий возбуждённый разговор. Денис внимательно присмотрелся к суете и вдруг поднялся.

— Я сейчас.

И пошёл туда, к столику, который был занят с самого начала. Я украдкой обернулась и обалдела — там шикарной чёрно-гипюровой птицей порхала Зойка, собственной персоной! В руках цветы и блестящий бумажный пакет, волосы сверкают каплями тающих снежинок. Увидев Дениса, она шутливо и вместе с тем радостно вскрикнула, обдавая окружающих своим бархатным, с лёгкой хрипотцой голосом, а потом запросто расцеловала его в обе щеки. И он ответил ей тем же! Они немного поговорили, и Зойка вдруг повернулась в мою сторону, махнула ручкой. Я махнула в ответ и смущённо отвернулась. Вот это сюрприз…

Минут через пять Денис вернулся, слегка взбудораженный, с широкой улыбкой.

— Не город, а лысая пятка какая-то, куда ни сунься, везде свои! — Он говорил это легко, и было видно, что неожиданная встреча ему приятна.

— А я её тоже знаю! — гордо похвасталась я. — Даже больше, я у неё работаю!

— Да ла-а-адно? — удивился Денис и накрыл мою руку своей. — Не может этого быть!

И весь его вид говорил о том, что подкалывает…

— В смысле? — не выдержала я. — Ты в курсе что ли?

Он смотрел на меня, перебирал, гладил мои пальцы и улыбался.

— Нет, серьёзно, ты в курсе? Она тебе рассказывала что ли?

— Милаш… Ты как к ней на работу попала?

— По объявлению.

Денис непонимающе мотнул головой.

— По какому ещё объявлению?

— Из газеты…

И тут до меня дошло! Вот это я тормоз!

— Погоди, так ты мне тогда её номер, что ли, передал? — Рассмеялась. — Вы уж извините, Денис Игоревич, но я ту бумажку порвала и выкинула! — Смеясь, ткнулась лбом в ладонь. — А-а-а, блии-и-ин… Вот уж правда — лысая пятка! Я к ней сама, по объявлению в газете пришла! Думала администратором возьмут, а получилось тренером. А ты, небось, в помощники бухгалтера меня сватал, да? То-то она тормозила тогда на моей фамилии!

Денис нахмурился:

— Каким ещё тренером?

— Обыкновенным, по фитнесу! Только теперь уже без брехни! Ну правда, не веришь, у Зои спроси!

Смеялась, глядя на его обалделое лицо, и, если прям честно, радовалась тому, что так вышло. Оказалось, что для меня это очень важно — доказать, что и сама не лыком шита.

— Ну клуб у неё спортивный открывается через неделю — Олимп, ты не знаешь что ли?

— Знаю.

— Ну вот! Там! Пока три раза в неделю, по вечерам, а дальше — как пойдёт, в зависимости от того сколько групп наберём.

— Стоп! — он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. — Ты на кого учишься?

Глава 6

— Не думала, что она такая шабутная, — хихикнула я, покрепче подхватывая Дениса под локоть.

Сыпал снег. Денис недовольно косился на меня и хмурился, отчего мне становилось не по себе, ведь там, в холле ресторана, напряжённая атмосфера как-то вдруг развеялась и даже возникла надежда, что мы больше не вернёмся к этой теме. Ведь он же вот, только что, смотрел на меня тепло, с любованием, а теперь снова…

— Ты знаешь, Зойка была не в курсе кто я, когда предлагала мне попробовать себя тренером… ну… инструктором по фитнесу. — Я даже не представляла, с какого края подобраться к этому вопросу, чтобы разобраться с ним раз и навсегда. — В смысле, она не знала, что я — как бы твоя протеже… И вообще, кажется только через пару дней вспомнила, где слышала мою фамилию.

Денис раздражённо вздохнул и, стянув с себя меховую шапку, нахлобучил её мне на голову.

— Я тебе про головной убор с прошлой осени твержу, неужели так сложно запомнить?

Шапка упала мне почти до переносицы — такая тёплая, уютная. Я поправила её и рассмеялась — теперь снег засыпал голову Дениса, а если учесть, что стрижен он быль практически «под ноль», да ещё и шов на затылке…

— Да не надо, у меня есть! — я порылась в сумочке и достала свою вязанную «пидорку». — Просто она стрёмная. На, — вернула его шапку на место, — а то смотреть на тебя страшно, мозг стынет. — Натянула на себя свою. — Видишь? Вообще не под норку.

— Так купи нормальную, в чём проблема?

Я пожала плечами, промолчала.

— Завтра Боярской дам задание, может, после учёбы за тобой заедет, подберёте что надо.

Я кивнула, поймала на ладонь целую партию снежинок… Потом снова и снова. Да ладно, надо спросить, а то так и будет бередить…

— А это ты велел Ольге сводить меня в салон меха, или она сама?

— А это имеет значение?

Да блин, что за вопрос! Ещё как имеет!

— Да нет… просто интересно.

— Сама. — Посмотрел на меня и, отпустив локоть, прижал к себе одной рукой. — Я бы, конечно, тоже когда-нибудь свозил, но сложно сказать, когда именно. А Ольга привычная, сразу видит, где что не так. Поэтому и ты тоже не молчи, и если надо что-нибудь, сразу говори, иначе может надолго затянуться. У меня и правда, голова забита, я иногда пожрать забываю, а уж про шмотки-то…

— Мне духи нужны. И перчатки, ну или варежки приличные.

Он рассмеялся.

— Сделаем. И я рад, что ты одумалась по поводу тренерства. Это всё несерьёзно, поверь, а время идёт быстро: год – два упустила, потом не нагонишь. Тем более что теперь дело не зарплате, а в наработке опыта, а значит, и график сможешь гибкий строить, чтобы нормально с основной учёбой сочетать. И такой ещё момент… — помолчал. — Я надеюсь, ты Ленке не рассказывала про нас?

Сердце отчаянно затрепыхалось.

— Ну… Как сказать. Немножко. Но я же не знала, кто ты…

— Фф-ф-ф… Вот вы бабы, а… Обо всём что ли треплетесь? Что ты ей рассказала?

— Да ничего такого, правда! — И вдруг осенило — А ты сам-то! Медведю ведь слил меня! Даже адрес сообщил.

— Это другое.

— Ну коне-е-ечно!

— Серьёзно. Тебе не понять. А скажи-ка мне ещё такую вещь… — Замолчал, и мы довольно долго шли, слушая скрип снега под ногами. Я поглядывала искоса на его сосредоточенное лицо и словно чувствовала, что лучше не лезть без спросу. — На базе тогда… Вы случаем не с Ленкой там развлекались?

Вообще, самообладание — не мой конёк, но в этот момент я вдруг неожиданно почувствовала себя бетонной стеной. Удивительно! Даже голову подняла, подставляя под снежинки лицо, всем видом демонстрируя небрежную расслабленность.

— Нет. Мы с ней не настолько прям дружим, чтобы такое… — Словно балуясь, дёрнула ветку над головой, и на нас тут же обрушилась целая снежная лавина. Хороший повод завертеться, отряхиваясь, и хоть немного сбросить возникшее напряжение. — А не веришь, у жены своей спроси! Это она не разрешает мне к твоей дочуне даже близко подходить.

— Серьёзно? Почему?

Я усмехнулась.

— Странно слышать этот вопрос от тебя. Я же по вашему уразумению — низшее сословие, не для золотой королевишны свита. Фортепианам не обучалась, в хореографиях не плясала, импортных шмоток не ношу, моюсь раз в неделю, да и то — в общественной бане. Мать уборщицей работает, я помогаю постоянно. Отца вообще знать не знаю. Не дай бог дочусю вашу чему плохому научу! Так ведь?

Денис усмехнулся.

— Я не знал. А Нелька может, да, не обращай на неё внимания. — Глянул на меня: — Так, значит, не с Ленкой?

— Нет.

— А если бы с ней — сказала бы?

Я, опустив голову, промолчала. Он хмыкнул:

— Ну и как тебе верить после этого?

— Не знаю. Наверное, как я тебе — либо да, либо нет. Или найди свидетелей, собери информацию, ты же, как показывает практика, можешь… И ко мне ещё хвост приставь, а то вдруг я тебе вру! — Распирало так, что казалось — взорвусь! Хотелось высказать ему за те брошенные в лицо деньги, и хоть приблизительно объяснить, что я перенесла в тот раз на базе, чтобы понял уже, что мне больно, чёрт, больно и тошно, и вспоминать об этом, и чувствовать себя виноватой! — А вообще, знаешь, что… Я на тебя и тогда не вешалась и сейчас не держу. Не хочешь, не верь.

Интересно, эта тема хотя бы когда-нибудь иссякнет или так и будет пролегать между нами трещиной, грозясь однажды превратиться в пропасть?

— Ладно, прости, — неожиданно мягко шепнул Денис и обнял меня. — Какие духи хочешь?

Глава 7

Он уехал утром, так рано, что я этого даже не заметила. Сама же проснулась от телефонного звонка. Подскочила, ломанулась в коридор. Спросонья, вопреки директиве, сказала в трубку предательское «Алло». Но, правда, и Денис обошёлся без всяких кодовых фраз.

— Соня, пора вставать! И сегодня после учёбы зарули куда-нибудь, купи себе будильник, ага? А то я чуть не забыл тебе позвонить.

— Ладно.

— В двадцать минут восьмого за тобой Макс подъедет, помнишь его?

— Не… не знаю…

Какой Макс, какие двадцать минут восьмого, куда подъедет, зачем? Мозг ещё спал.

— Ну тот, что тогда на дверях стоял на Базе, помнишь? Ну, Милах, просыпайся уже! Плотный такой, коротко стриженый.

— Аа-а… Ну… Нет. Не особо. Увижу, вспомню, наверное.

— Ладно. Темно-синяя тойота «Камри». — Усмехнулся: — Только я тебя умоляю, не перепутай и не сядь к кому-нибудь левому! Сколько пар сегодня?

— Три. Э-э-э… четыре.

— Запиши номер Боярской, позвонишь, как освободишься, съездите, куда там тебе надо. Кстати, про будильник не забудь!

Пока я, сонная тетеря, нашла бумажку, ручку и, наконец, записала — Денис уже заметно торопился.

— …Ну всё, давай, Милаш. И чтоб без приключений мне!

— Подожди, когда ты приедешь?

— Не знаю, не могу сейчас сказать. Но если задержусь, ты не кипиши, ясно?

— Угу.

— Всё, отбой.

Макса я вспомнила, как только увидела — это тот, который скептически, будто подержанную тачку, оценивал меня тогда на базе, а потом велел Коле Рыжему посадить меня куда-нибудь в уголок, «чтобы не мешалась Боярской». Правда, в этот раз он был подчёркнуто вежлив. Даже обошёл машину и открыл передо мной заднюю дверь. Куда ехать знал сам, я и слова не сказала. Сам же остановился за один квартал до технаря, видно получил распоряжение о конспирации. Снова оббежал вокруг машины… правда, пока дошёл, я, не привычная к такому сервису, уже успела вылезти сама.

— Во сколько забирать тебя?

Я от неожиданности даже растерялась:

— Зачем?

— Ну как, обратно отвезти.

— А! Да не надо, я сама доберусь.

— У меня распоряжение.

— Да правда, не надо! Я, может, с Боярской обратно, а может, к матери ещё зайду.

— Не, не канает. У меня распоряжение.

— Да блин, я не знаю когда и куда я поеду! Ну правда!

— Тогда я буду ждать здесь.

Я вздохнула. Что-то такой расклад мне совсем не нравился. Во-первых, не хотелось напрягать человека, а во-вторых, это напрягало меня саму. Словно цепь к ноге.

— Ладно, жди. Но, возможно, я уеду с Боярской.

— Предупредишь тогда.

Я кивнула и поспешила в сторону технаря. Но, когда синяя тойота осталась за углом, сбавила шаг… А потом и вовсе остановилась.

Ну не могла я идти в технарь! Несмотря даже на то, что специально оделась в свои старые вещи: в стрёмный пуховик и сапоги, и взяла старую сумку… Всё равно не могла! Даже не представляла себе, как это — прихожу я, а там Ленка… И ладно бы просто Ленка, но она-то подогрета нашим последним телефонным разговором, в котором я сказала, что снова сошлась с Денисом. Начнутся расспросы — это точно. Что ей отвечать, как ей в глаза вообще смотреть?

Постояла в задумчивости и пошла в сторону магазинов, к матери.

Мама сегодня не работала. Жаль. Пожалуй, объясняться было бы удобнее там, где много посторонних ушей — можно хоть немного спрятаться от ненужных вопросов. И вот, опять! Вопросы, вопросы! Куда ни сунься — вся прошлая жизнь, словно ревнивая жена, теперь будет встречать меня вопросами. А ответов-то нету! Вернее, есть, конечно, но такие, что... Короче — нету.

Общага после шикарной квартиры, в которой я и провела-то всего лишь двое суток, казалась скукоженным подобием жилья. Землянка какая-то или, например, чудом не падающая хибара. Неужели коридор и правда, всегда был таким узким? А полы? Они действительно были так сильно провалены по центру? Потолок в жуткой паутине — неужели её никто не видит, и снять некому? А запах… И, самое страшное — изнуряющее чувство тоски и безысходности, въевшееся в стены, в двери, в мутные кухонные окна и в сам воздух. Господи, ни за что сюда не вернусь! Лучше уж правда, как Ленка говорила, одним местом на квартиру зарабатывать, чем здесь… Почему я раньше этого не видела?!

Матери и дома не оказалось. Я, изнывая от безделья, подождала её около часа. Словно чужая территория: мне теперь и заняться-то здесь было нечем. Ладно, достала конспекты, полистала. Но обстановка давила. Давило и понимание того, что в любой момент может прийти мать и тогда не известно ещё, что будет. В итоге, оставив ей записку что заходила и, собрав кое-что из вещичек, я поспешила сбежать.

Выскочила на воздух, огляделась — Господи, это правда моё прошлое? Всё такое старое, убогое… Но, вот что удивительно! — какое-то родное, словно даже тёплое. Как такое может быть?

Дошла до автомата, набрала Ольгу. Та долго не брала трубку, а я слушала гудки и думала: интересно, а этот номер домашний или офисный?

— Боярская!

Вот так просто, сходу, без всяких там аллё. Я даже растерялась.

— Ээ-э… Оль, привет, это Люда. Мне сегодня надо по магазинам… Ты когда сможешь?

Пауза. Слишком долгая, что бы не понять её смысл.

— Я сегодня вообще не смогу.

— А Денис сказал…

— А мне он ничего не сказал! И пока не скажет, я не могу, понятно?

И бросила трубку. Первые минуты я задыхалась от злости, потом поняла, что это скорее стыд. Если не позор вообще…

Да пошла бы она, эта Боярская! И Максим этот, и все эти протекции с барского плеча! И шмотки в которых я не могу ходить там, где происходит моя настоящая, повседневная жизнь!

Всё это показалось вдруг таким же чуждым, как общага. Словно не моё, словно я заняла чьё-то место, но вот-вот нагрянет разоблачение и… Если честно — страшно. И некуда приткнуться, вот в чём парадокс! Состояние «между». Свой среди чужих, чужой среди своих. Но чёрт, как же хочется успеть пожить вот так, красиво, по-человечески!

Глава 8

Телефон позвонил в начале второго ночи.

— Извините за беспокойство, — вежливый, смутно знакомый голос. — Денис Игоревич просил передать, что через пятнадцать минут вы должны быть готовы. Я подъеду за вами на вишнёвой мазде.

— Вишнёвой? — глупый вопрос, конечно. Как будто на свете кроме чёрной мазды Коли Рыжего нет других…

— Да, вишнёвая. К подъезду.

Это оказался вежливый водитель Виталий в элегантном драповом пальто и с белым шарфиком спущенным по плечам. Тот самый, который вёз меня в тот памятный раз на базу. В этот раз мы так же плавно, но на такой же охренительно высокой скорости выехали из города с южной стороны и, подождав, пока на железнодорожном переезде откроется шлагбаум, свернули с главной дороги. Если бы не ночь и не зима, я бы подумала, что мы едем к Лёшке на дачу. Хотя… примерно туда мы и ехали.

Я даже не задумывалась никогда раньше — работает ли кирпичный завод зимой? Оказалось, работает. Возможно не в полную мощь, но всё же он гудел, устало вздыхал, разрывал ночь сигналами, похожими на автомобильные. Ворота перед Виталием открыли без лишних вопросов. Так же беспрепятственно мы проехали по небольшой, в общем-то, территории, в сторону широкого одноэтажного корпуса. Там меня «перенял» незнакомый мне тип, повёл внутрь. Облезлые коридоры, относительная тишина и холод. Из внешних помещений, через дверь, врезанную в большие глухие ворота, мы попали в просторный ангар. Судя по бесконечным штабелям кирпича и приятному кисло-сладкому запаху обожжённой глины — склад. Дежурный тусклый свет, тишина уже гораздо плотнее, чем снаружи.

— Осторожнее под ноги… Давай, я посвечу. — Провожатый включил фонарь, довёл меня практически до противоположного угла ангара. Здесь был закуток свободный от штабелей, горел прикрытый фуфайкой прожектор, едва-едва выхватывая из полумрака силуэты двух мужиков сидящих на стульях, и одного стоящего рядом. Когда подошла ближе, оказалось, что сидящие, это Медок и Денис. Стоя́щий — какой-то незнакомый тип с жутким шрамом в полщеки. Денис глянул на меня и встал, жестом приказав занять его место.

— Давай! — махнул он рукой тому, со шрамом, и отошёл в тень.

Шрамированный куда-то побежал, Медок подмигнул мне и поднялся. Это было похоже на кино про мафию: ночь, промзона, разборки… Оставалось надеяться, что тазика с цементом нет. Я завертелась, ища взглядом Дениса, но увидела лишь неясную фигуру чуть поодаль. Послышалась возня и впереди закопошились тени. Короткий свист, и Медок театральным жестом содрал с прожектора фуфайку. Луч света ударил прямо по стоящей на коленях парочке: мужику кавказской национальности и блондинистой бабе. Мужик был связан и побит: один из красивых бархатных глаз затёк, под носом кровь. Баба взлохмачена, в руках — моя шуба. Она прижимала её к груди с таким остервенелым отчаянием, словно та была непробиваемой бронёй, щитом или, даже, индульгенцией на все случаи жизни. Я глянула по сторонам, отыскивая Дениса, но теперь, после того, как посмотрела на яркий свет, тени сгустились до непроглядного мрака. Зато на «сцену», толкая перед собой тележку, вышел Медок. Ох и вид у него был! Глянцево отблескивала лысина, лицо — как кирпич из ближайшего штабеля: непроницаемое и чертовски суровое. Тележка обычная, на которых возят мусор или, там песок, или, скажем актуальнее — глину, прикрыта сверху куском фанеры, а на ней, как на столике разложены: паяльник, утюг, плоскогубцы в ассортименте, топорик, какая-то бутылка с жидкостью. У меня от ужаса аж дыхание спёрло, а баба и вовсе завыла — тонко, истерично, и как стояла на коленях, так и попятилась назад.

— Вы… — я в шоке поднялась, — ребят, вы…

— Не надо ничего говорить, — едва слышно сказал мне из-за спины голос Дениса. — Просто сиди.

Я безвольно опустилась на стул. Теперь я знала, где Денис, но почему-то его присутствие жгло спину и затылок, окатывало меня волной страха и неожиданной неприязни. До тошноты. Хотелось вскочить и заорать — прекратите! Но даже если бы я смогла встать, крикнуть точно не получилось бы. Не было ни голоса, ни дыхания, ни сил.

— Ну что, ребятки… Попутали вы малёха, да? — небрежно обронил Медок, вставая прямо перед ними. Жадность, сука, сгубила-таки фраера, да? — склонился перед мужиком, резко дёрнул его за подбородок, заставляя поднять голову. — И как же нам теперь быть?

Тот испуганно отпрянул:

— Брат, брат, всё вернём! И сверху накинем, брат!

Медок почти не замахиваясь врезал ему по лицу так, что тут свалился на бок. Я вскочила.

— Сядь! — строго и холодно приказал мне из-за спины Денис.

Села. Хотелось реветь. Хотелось сбежать. И пофиг, что кряхтящий, безуспешно пытающийся встать на ноги мужик всего лишь несколько часов назад угрожал мне пистолетом и, если бы не счастливая случайность, возможно и убил бы. Что было, то было, оно уже казалось ненастоящим, а вот эта рыдающая в истерике баба, этот униженный, затравленно опускающий разбитое лицо человек — они настоящие.И Медок, то задумчиво перебирающий плоскогубцы, то пробующий пальцем остроту топора — тоже настоящий. И его жестокая ухмылка, и мерзкий, полный превосходства голос:

— Даже Томбовский волк тебе не брат, не говоря уже за конкретных пацанов, понял? Понял?

Тот кивнул и Медок, схватив утюг, поднёс его к лицу мужика:

— Не слышу! Понял?

— Да, да! — заорал тот и сложился в поклоне лицом до земли.

Баба перестала выть, только в ужасе таращила глаза и прижимала к груди мою шубу.

— Даже не знаю, ублюдок, тратить ли на тебя время и сразу… — цыкнул зубом Медок и переключился на бабу. Присел перед ней на корточки, лизнув палец тронул подошву утюга, отдёрнул руку, схватился за мочку уха. — Ну что, лапуль? Не твой сегодня день, да? Придётся отработать за моральный ущерб, по прямому бабьему назначению, что скажешь?

Она активно закивала.

— Чё ты радуешься, дура? — грубо процедил сквозь зубы Медок и, схватив её за подбородок, пихнул назад. — У меня смена — двести пятьдесят четыре мужика. Осилишь? Угу… А вот и посмотрим… Пахо́м! — вдруг крикнул он куда-то в темноту.

Глава 9

Домой меня отвёз Виталий. А вот Денис так больше и не появился.

До утра я не сомкнула глаз, не понимая — вот блин, элементарно НЕ-ПО-НИ-МА-Я! — как мне теперь быть? Ехать завтра на учёбу или ждать его? Если ехать, то как, на автобусе или ждать какого-нибудь очередного водителя? Если ждать водителя, то он сразу приедет или сначала позвонит? Ну конечно ещё я думала и про Макса, и мне было ужасно стыдно перед ним. Вообще ведь ни в чём не виноват человек! И о заварушке с ограблением думала, и о том, как быстро нашлись грабители. Ах да, сначала Денис позвонил Медку и спросил про пахана какой-то банды. Нормально, чё: пожарная — ноль один, милиция — ноль два, скорая — ноль три, пахан бандитов — …ну, тоже, в общем, есть куда позвонить. Так, словно это само собой разумеется.

А ещё, чем больше я думала о сладкой парочке мошенников, тем меньше у меня было к ним жалости, и тем больше я понимала Дениса. Эмоции утихли, и теперь детали ограбления вспоминались намного ярче: и что мужик этот стоял на остановке, вроде транспорт ждал, но когда я вышла из троллейбуса, сразу увязался следом, и что тётка та ничего в ларьке не покупала, просто стояла возле него, типа разглядывала витрину, а сама косилась на меня через плечо. И что скользко там вообще ни разу не было, наоборот, засыпано песком так, что цветочки сажать можно. Как она беспокоилась, чтобы я не измазала шубу о грязное ограждение обочины. Как сухо щёлкнул отжатый предохранитель направленного на меня пистолета… И Денис, Господи, какой же он… Нереальный! Эти брови в кучу, этот строгий взгляд…

А как он решил вопрос? Без суеты, без лишних эмоций! Как обронил в трубку: «Милаху мою обидели»… Мою́! Господи, он сказал — МОЮ! Остро, до прикушеной губы, до глухого стона, захотелось обнять его, почувствовать силу рук, запах кожи, его желание заботиться обо мне, доверие… Мама родная, доверие! Сжалась, уткнувшись лицом в его подушку, зажмурилась… «Ты хоть понимаешь, как сложно бывает вернуть доверие?..» — его слова. И он уже говорил их мне, уже был повод… А я опять. Ну где же он, Господи? Обиделся, наказывает, лишая меня себя? Или не наказывает, а просто не хочет видеть? Как всё сложно и непонятно… Кто бы мог подумать, что так всё обернётся? А всего-то — не захотела подвести Зойку, сходила на работу, блин... Всего-то — в очередной раз не послушалась. Но, блин, из лучших же побуждений!

Всё ещё затянутая в целлофан коробочка с парфюмом стаяла теперь на полочке в изголовье кровати. Я смотрела на неё и, несмотря на жгучее желание, не решалась открыть. Снова и снова обнимала подушку Дениса и думала: «Господи, ну как можно его не любить? Как можно теперь жить без него?.. И как Боярская могла предпочесть бизнес?»

Когда начало светать, сделала себе крепкий, такой, что челюсть сводило, чай, выпила его залпом и, несмотря на чугунную голову, стала собираться. На учёбу не на учёбу, ведь я всё ещё не была готова к встрече с Ленкой, а вот с матерью обязательно надо поговорить, пока кипишь не подняла.

До последнего ждала телефонного звонка — не от Дениса, так хоть от его людей. Уже обуваясь, поняла, вдруг, что вторая связка ключей теперь у меня, а первая в украденной сумочке. Растерянно выпрямилась и тут же подпрыгнула от неожиданного трезвона. Кинулась к глазку — Денис! Непослушными руками кое-как справилась с замком, с засовом… и, оробев, вдруг, попятилась вглубь коридора.

Денис вошёл — в руках мои шуба и сумочка, ногой прихлопнул за собой дверь. Не глядя на меня, скинул ботинки.

— Положи куда-нибудь. Попозже завезу в салон, обменяю на другую. Не примут, новую куплю.

Я растерянно взяла у него шубу.

— Зачем поменяешь?

— Ну… тебе ж теперь неприятно, наверное, будет в этой?

— Да прям! — я прижала её к груди, словно защищая. — Не надо другую!

Он дёрнул плечами:

— Дело хозяйское, — и пошёл в комнаты.

— Денис!

Не обернулся, не остановился, только приказал:

— Полотенце чистое дай!

Я думала, как и в тот раз, помочь ему принять душ, но он отказал. И теперь я стояла под дверью в ванную, и меня трясло. Что вот так, да? Игнор? А поговорить — не лучше? Или я исчерпала лимит его терпения? Или я сделала что-то, что «лечится» только выносом мозга? Вот, кстати! А это разве не вынос мозга? Чем это лучше моего поведения? Но я-то, простите, не сорокалетний мужик!

Как ни странно, эти размышления приводили меня в чувство, словно ставили вровень с Денисом, позволяли поднять голову. В чём я виновата-то? В том, что забыла про Макса? Ну так, это же не специально. Выслушать-то мои объяснения можно?!

Щёлкнул замок, и я поспешно сбежала в зал. Нефиг! Ещё я под дверью у него не стояла, ага!

Когда зашла в спальную, Денис, стоя перед зеркалом, пытался размотать перевязку на плече. Намочил-таки, дурень. Не говоря ни слова, взялась помочь. Дался. Затаив дыхание, сняла последний слой марли… Ну, не так уж и страшно. Шов, конечно, грубый, с признаками некроза, но в целом…

— А как ты обратно заматывать собираешься? Я не умею по правилам, сам знаешь. И аптечки у нас нет, даже пластыря. Может, сбегать?

— Не надо.

— Но…

— Разберусь!

Ладно. Беспрекословно собрала мокрые бинты, отнесла в мусор. Когда вернулась, Денис небрежно стаскивал с кровати покрывало.

— Денис, давай я, всё-таки, всё объясню? Я стараюсь, правда, неужели ты не видишь? Но для меня это дико — когда кто-то сидит целый день и ждёт, пока я дам указание ехать туда-то, сюда-то. Правда, мне хреново от этого! К тому же, я хотела сходить к матери, а сам понимаешь, ехать к ней с водителем… Ну, я пешком пошла, думала, дела поделаю, вернусь к Максу. А потом Боярской позвонила, а она… — помолчала, не понимая, как говорить о ней, чтобы снова не выглядеть ревнивой дурочкой, — … а она сказала, что занята. И я просто…

Денис, даже не глянув на меня, вскинул руку:

— Так всё, отбой! — и завалившись в постель, повернулся ко мне спиной.

Хотелось швырнуть в него чем-нибудь или пнуть, или… Ла-а-адно… Хрен с тобой! Дуйся, сколько влезет! Батюшка-государюшка нашёлся, блин.

Глава 10

Мамка оказалась дома. Встретила меня так, словно я как обычно ушла утром на учёбу и вот, собственно, вернулась обратно. С одной стороны — замечательно! Вот чего бы я не хотела, так это плясок с бубном вокруг себя. Да и нотаций, если честно, мне и без того сейчас хватало. Но с другой стороны — всё равно как-то неприятно зацепило. Быстро она меня… вычеркнула.

В комнате было относительно чистенько. На письменном столе лежала новая подборка божественных журнальчиков.

Поговорили про бабушку — она прислала малинового варенья и сухофруктов. Толик сегодня с утра ходил, встречал автобус с передачкой. Здоровье её — терпимо. Про то, что я живу отдельно не знает. Про то, что мать живёт с Толиком — тоже. Ну что ещё… Всё как обычно. Ах, да! Записка! Мать вытащила из кармана бумажку, в которой Андрей просил срочно перезвонить ему по очень важному делу. Надо же, прибежал на следующий же день после случайной встречи возле «Робин Гуда». Видать, в шоке был. Не ожидал от меня такого. Эх, Андрей, Андрей… Думаешь, я ожидала?

Я сунула записку в карман и вдруг, по наитию, дала мамке денег. Не много, около ста тысяч, но она растрогалась. И неожиданно, вдруг, начала-таки расспрашивать где я вообще, как я, с кем, чем занимаюсь… Ну а я что — соврала про работу в центре, про съёмную на пару с коллегой комнату. А, ну ясное дело, про то, что по специальности устроилась. Помощник маркетолога, угу. Да, мам, поначалу всегда тяжело, но прорвёмся…

Зачем врала-то, спрашивается? А вот это уже интересно. Банально, но неожиданно — чтобы погасить в её глазах потаённую тревогу. Я сумела-таки её заметить, а мать не сумела-таки утаить. Мне за эту её тревогу было неловко, почти так же, как за обиду Дениса. Мамина тревога была мне так же непривычна и так же сковывала неясными ещё обязательствами. А я не хотела обязательств. Они казались мне, как и личный водитель, — цепью к ноге. Вот только мамина тревога вызывала свербение в носу и желание заботиться, а Денисовы обидки — чувство вины и отторжение. Как там Ленка сказала: «охота всё назло делать, чтоб не умничал много»? Ну нет, не так всё запущенно, конечно, но в целом… Да.

***

Вернулась «домой» в белокаменку в начале шестого. Смотрела на всё по-новому: и снаружи дом красивый, конечно, и квартира шикарная. И теперь уже понятно, что смутило меня поначалу — довольно «женский» интерьер, необжитость, новая, нетронутая посуда, пустые шкафы… Как я вообще могла подумать, что Денис поведёт меня в свою берлогу? Кто я такая? А кстати… Где она, его берлога-то? Где он живёт, когда «уезжает в командировки»? Явно не здесь. А я, конечно, сука, что тут и говорить. И если Ленка узнает…

Дениса дома не было, но на кухне, в мойке, стояла немытая посуда. Он ел мой борщ!

Разулыбалась, как дурочка. Вот, спрашивается, много ли для счастья надо, да? Просто почувствовать себя нужной. Особенно после того дурацкого инора. Это же… практически капитуляция! И, главное, как красиво, мужественно — без лишних слов, вот так, языком борща. Блин, какой же он всё-таки классный!

Теперь уже и я, не задумываясь, схватила коробочку с парфюмом, сорвала с неё целлофан. Брызнулась. Ладно уж. Прощаю.

***

Денис приехал в начале девятого и с порога унюхал свой подарок. Я заметила его довольную усмешку — мужской вариант женского счастья от грязной тарелки… А потом поняла, что он пьян. Не успела даже сообразить, как реагировать, как он беспардонно сгрёб меня в охапку и зажал в углу возле вешалки. Мы целовались, как сумасшедшие — боролись языками, кусали друг другу губы, иногда даже стукались зубами, и я уже таяла от счастья… Как он вдруг довольно жёстко отстранил меня и, порывшись во внутреннем кармане куртки, вытащил деньги. Сунул их мне в руки. Они рассыпались, опадая на пол, словно осенние листья, а Денис, покачиваясь, всё доставал и доставал.

— И заметь, — развёл руками, когда доставать больше было нечего, — расписки мне твоей не надо!

— Это что вообще?!

Но зазвонил телефон, Денис взял трубку, помолчал, кивнул:

— Да, Виталь, на сегодня всё. Угу. Спасибо. Аа-а-а… ну завтра как обычно, да-а-а... — пьяно мотнул головой: — Угу. Да, и тебе доброй ночи!

Положил трубку, глянул на меня с усмешкой:

— Ну а чего ж ты сегодня-то в свой Олимп не поехала? Зассала? А-а-а… — погрозил мне пальцем, — значит, мозги-то у тебя есть. Только мало.

Я не могла, вот просто не в состоянии была злиться на него! Пьяный, он был смешной, и даже милый. Непосредственный какой-то, как ребёнок.

В комнате он сразу плюхнулся на диван, долго придирчиво разглядывал пульт от телека, даже, кажется, ругался с ним… А потом отшвырнул его в сторону и поднял взгляд на меня:

— Ну чего стоишь? Корми мужа!

Я чуть деньги не рассыпала… Кровь тут же ударила в голову, дыхание сбилось. Мужа? Бросилась на кухню, свалила купюры на стол. Застыла. Мужа?! Нет, оно-то понятно, что пьяный трёп, но блин…

— Мила-а-ах!

Выглянула из арки. Он поманил меня пальцем, я подошла, присела рядом.

— Бабки посчитала?

— Нет ещё.

Рассмеялся.

— Во! А ещё туда же — ногами махать… Экономист, едрить твою налево! — Презрительно фыркнул. — Деньги, если хочешь знать, любят счёт! — и вальяжно раскинул руки по спинке дивана.

Я аж зашипела, представив, как снова расходится шов… Удивительно, но он тут же понял мою реакцию, мотнул головой:

— Да, херня. Сегодня был на перевязке, Айболит сказал, зарастает, как на собаке.

— Но это же не значит, что надо специально рвать!

— Ну… — подумал, согласно кивнул, — точно. Не надо специально! — опустил руку. — Бабыслы, короче, все тебе. С процентами. Ток посчитай.

— В смысле… — и вдруг дошло. Стало как-то не по себе, при воспоминании о способе их... взыскания.

Денис и тут отлично меня понял:

— Слуш, только давай без этого, а? Пожалей их ещё, ага! Расскажи мне, как не надо было делать, а то я ж сам нихрена не понимаю в этом, ага… — Помолчал. — Они тебя дважды отымели — неужели тебе не захотелось выебать их в обратку? Пфф… Не верю!

Глава 11

Я страшно переживала по поводу Зойки, но, понятное дело, больше в Олимп не поехала. Денис сказал, что всё обсудил, обо всём договорился. На следующей неделе обещал отвезти в «контору», познакомить с бухгалтерами. Я смирилась. Правда тот факт, что слилась как-то по-тихому изводил. Пыталась — правда пыталась! — позвонить в Олимп, чтобы хоть спасибо Зойке сказать, извиниться… но не смогла. А тут ещё Ленка с её идеей фикс на счёт съездить на разведку к Белокаменке... Тоже — минус тысячу процентов от спокойствия моей совести. Отвлекать её удавалось только разговорами о той девочке-попрошайке.

В среду и четверг мы снова ходили туда, к стадиону. Первый раз выцепили среди прохожих какого-то пацана и за баночку колы подпрягли его передать девочке беляш. Другой раз передали ей сникерс. Я спрашивала Ленку — ну а теперь-то что? Она отмалчивалась. И чем дальше, тем больше я переставала её узнавать. Она, оказалось, звонила уже и в милицию, и в инспекцию по делам несовершеннолетних. Ей сказали, что без заявления о происшествии с участием ребёнка они не могут его забрать. Андрей на связь с Ленкой не выходил, отчего она и психовала, и расстраивалась ещё больше.

— Лен, ну сама подумай, сколько их, этих попрошаек! — говорила я ей. — И сколько среди них детей? Ты же не приютишь их всех и не накормишь, правильно? И в обход ментов ничего не сделаешь. А они живут же как-то, всё-таки где-то ночуют, чем-то питаются. Мне тоже её жалко, но… Не знаю. Может, это судьба у неё такая? И не факт ещё, что потом не подфартит.

— Потом? Это когда её на панель отправят? Ну да, недолго осталось, чего уж там… Пару тройку годиков, и созрела. Если доживёт, конечно.

— Ну почему сразу на панель?

Ленка смотрела на меня как на дуру и даже не пыталась отвечать.

Меня тоже тревожил этот вопрос — жалко же девочку. Но, если честно, то и видеть неожиданную перемену в Ленке было тревожно. Она словно повзрослела вдруг сразу лет на пять, а то и десять. С одной стороны — хорошо, а с другой — странно как-то.

В пятницу вечером я даже заговорила об этом с Денисом. Он выслушал, перебирая мои волосы, помолчал, что-то обдумывая. Выключил телек.

— Чёт тебя, Милаха, опять не туда несёт. Попрошайки это, чтоб ты понимала, мафия. Крепкая, организованная, и просто так оттуда никого не выдернешь. Был у нас в городе авторитет, чеченец, Маратом звали — вот он их держал. Матёрый, такой, крепкий. Но в начале этой зимы его грохнули и, поговаривают, паханом встал некто настолько большой, что отсюда не видать.

— Это как?

— Неместный, значит, но очень влиятельный. Я-то так особо не вдаюсь в подробности, и стараюсь с этой темой не пересекаться, но благодаря некоторым бестолочам, пришлось немножко… — выразительно глянул на меня.

Я прижухла. Зашибись. Откуда же я могла знать, что всё так серьёзно?

— Так вот, сейчас у них что-то вроде передела происходит, хотя нет… скорее — реорганизация. Мошенниками один заведует, попрошайками — другой, проститутками — третий, вымогателями — четвёртый. Бог его знает, зачем такие сложности, но факт в том, что крыша одна.

Я уже просто охреневала. Привычный мир разваливался.

— То есть это всё…

— Угу. Одна контора. И если ты думаешь, что мне твоих хороших знакомых тогда просто так выдали, то ты сильно ошибаешься. Просто так вообще ничего не делается, ясно? У всего есть своя цена.

— И… чем ты расплатился?

— А вот это тебя точно не касается! Тебя касается только одно — делать что говорят. Слушать внимательно и думать головой, а не задницей. Угу? А заднице твоей я, если что, могу и получше применение найти, — потянулся рукой под халат, но мне было не до этого.

— Подожди! — удержала его ладонь, слегка отодвинулась. — И что, вот если эта девчонка сейчас в их банде, то всё, ничего уже не сделать?

— Ну… — он пожал плечами. — А толку? Сегодня одна, завтра другая. Кроме того, ну заберут её менты, отправят в детский дом. Думаешь, там лучше?

— Да уж наверняка!

— Ну да! Почему же они тогда бегут оттуда, предпочитая быть попрошайками?

— Серьёзно?

Он невесело усмехнулся:

— Детские дома — это кузница кадров для панели, и они всего лишь официальное звено той же самой мафии. Как и инспекции по делам несовершеннолетних, и детские колонии. Причём, перетирают одинаково и девчонок, и пацанов — извращенцев-то на всех хватает. И если до пяти лет есть какой-то шанс, что усыновят, то после… — скептически причмокнул, — если только чудо.

— Ты так спокойно об этом говоришь…

— Трезво, Люд. Что можно сделать, если гниль ползёт сверху? Только отрубить бошку. А как это сделать, если ты всего лишь мозоль на мизинце ноги? — Посмотрел на меня, развёл руками. — А всё остальное: жалобы в администрацию, вызовы ментов, привлечение прессы — это война с ветряными мельницами. Читала Дон Кихота, надеюсь?

— Естественно... Подожди, какой, нафиг, Дон Кихот?! Ты что, хочешь сказать, что вообще всё бесполезно? Зашибись. И как жить?

— По совести.

— Ага… А как по совести, если она говорит, что пока эта девчонка там, на улице — я сволочь? Потому что вообще, ну вообще ничего не делаю! Даже не пытаюсь!

— И я надеюсь, что и не попытаешься, да? — голос его стал угрожающе строг. — Я сейчас серьёзно! Не ввязывайся! Узнаю, выпорю нахрен, поняла?

Он не шутил и не запугивал. Говорил, как есть, и от этого становилось жутко. И не только за себя. Сказать или нет про Ленку? Хрен его знает...

— Ну ладно, — пытаясь сгладить момент, он сгрёб меня в охапку. — Не выпорю, конечно, но и думать в течение дня о том, что ты снова можешь куда-нибудь влезть, у меня нет возможности, это ясно? Поэтому давай-ка, сделай так, чтобы у меня не было повода беспокоиться за тебя. Тебе ж наверняка не понравится, если кроме водителя я навяжу тебе ещё и охрану?

Я победно усмехнулась:

— Угу… Макса, например, да? Что, думал, не замечу?

— Чего-о-о? — он отстранил меня, и лицо у него было охреневшее. — Ну-ка, поподробнее!

Глава 12

«Корона» — ультра-модный ночной клуб под самой крышей двадцатиэтажного бизнес центра. Вывеску, сверкающую огнями шапку Мономаха, в ночное время можно было разглядеть едва ли не с окраин. Хотя, шутка, конечно, какая там, нафиг, окраина. Но всё-таки, двадцатиэтажки в городе были наперечёт, и эта, пожалуй, самая популярная. Каков же был мой шок, когда до меня дошло, наконец, что «Корона» тоже принадлежит Зойке! А ещё, эта её «контора» в которой мне вот уже со следующего понедельника предстояло прозябать под приглядом главбуха, располагалась в этом же бизнес центре этажом ниже ночного клуба. Ну… Расклад сразу стал выглядеть иначе, чего уж там! И в принципе, почему бы и не постажироваться в таком крутом местечке?

Я чувствовала себя богиней. Очень стесняющейся, такой, богиней, готовой провалиться под тяжестью любопытных взглядов. Заинтересованных взглядов, украдкой изучающих взглядов — в зависимости от того, кому они принадлежали: мужчинам или женщинам. Нет, ну правда, девчата из салона красоты снова потрудились на славу! Света со своим Ланкомом в этот раз позволила мне быть дерзкой — с чёткими скулами, кошачьими глазами и алой помадой. Марина же соорудила шикарный начёс от висков и, гладко подняв волосы на макушке и затылке, свободно спустила нарочито взлохмаченную бунтарскую гриву на спину. Какая там Алфёрова — Мадонна, не меньше! Правда острого лифчика и колготок в сеточку у меня не было, но то красное платье-мини с глубоким декольте, что мы с Боярской купили в ЦУМе, смотрелось просто охрененно. А ещё, Денис разрешил мне надеть чулки с кружевными резинками. Зима, да, но вот оно, преимущество езды с водителем!

Перед выходом из дома я долго вертелась у зеркала: замшевые ботфорты на плоской подошве, или лаковые шпильки с бантиками на пяточках? В сапогах я выглядела дерзко, агрессивно сексуально. В туфлях — стильно и, как и велел Денис — статусно. И снова преимущество от езды с водителем: несмотря на зиму, я поехала прямо в туфлях.

Зойка была феерична! Неизменный чёрный, но как он раскрывал её натуру! Шумную, вездесущую и привычно несдержанную! Поначалу я боялась смотреть ей в глаза, но она, так запросто обняв меня и троекратно приложившись щекой к щеке, отпустила в мой адрес такой цепкий, меткий комплимент, что я расслабилась. И правда, всё в порядке!

Денис сразу попал в компанию каких-то мужиков, среди которых особенно выделялся один хохотун лет шестидесяти. Такой же, как Зойка — шумный, несдержанный, правда, в отличие от её корсетно-гипюрового безумия, одет был в серую деловую классику.

Как только Денис отошёл, я потерялась в толпе. Столько людей, и все такие... непростые. И все друг с другом общаются, на ходу потягивая выпивку. А я сама по себе. Даже к столику за фужером подойти стеснялась.

А потом заявилась Боярская. Я не ожидала этого настолько, что даже скривилась от досады. Ведь она, пока мы были в салоне, ни словом не обмолвилась, что тоже приглашена! И Денис ничего не сказал!

Выглядела Ольга подчёркнуто по-деловому, выгодно контрастируя со всеми, в том числе и со мной. Полупрозрачная блуза из белого шёлка, узкая юбка до колен, с высоким разрезом по левому бедру, строгая «улитка» на затылке, красиво стоя́щая чёлка. Изящные длинные серьги.

Её знали. С ней здоровались, радостно помахивая издалека ручкой. К ней подходили, прерывая давно начатые беседы с другими гостями. С ней чокались, к ней подбегали официанты, предлагая обновить бокал. Зойка, облобызав её так же горячо, как и меня, ещё долго что-то активно говорила, держа её за руку. Тот шумный, смешливый мужик, увидев её, крикнул на весь большущий зал:

— Пани Боярская! — и покачал пузатым бокалом в поднятой руке. — Альбер де Монтобер сорок шестого года, специально для тебя, как обещал!

Она тут же поспешила к нему. Чинно расцеловались в щёчки. По его короткому жесту Ольге подали другой бокал с другим, по всей видимости, коньяком. Чокнулись, выпили…

— Самая красивая девушка на этом празднике жизни, и самая одинокая. Непорядок!

Я обернулась. Ему было под шестьдесят, пожалуй. Не славянин, это точно. Возможно татарин — глаза слегка раскосые, но сам не чернявый, скорее рыжеватый. Элегантный. Смотрел в лицо прямо, внимательно, словно изучал что-то в моей реакции на него. А реакция была просто шедевральная — я залилась краской в тон платью и зачем-то поднялась с диванчика. Тут же забегала глазами по залу, отыскивая Дениса, но куда там!

Мужчина протянул руку:

— Каримов Рахмат Рифатович. Но для вас — просто Рахмат.

И мне не осталось ничего, кроме как тоже протянуть ему руку.

— Люда.

— Мм-м! — восхитился он. — Людмила — значит Милая Людям! Тот случай, когда имя говорит за себя! Позволите? — подставил локоть, и мне снова не осталось ничего, кроме как позволить. В неловком молчании мы неспешно подошли к фуршетному столику.

— А ваше имя что значит? — такая глупая, почти детская попытка поддержать беседу.

Но мужчина ответил с заинтересованной готовностью:

— Рахмат — значит милосердие. Так звали моего деда и деда его деда. И когда у меня появится внук, его туже будут звать Рахмат. Такая в нашем роду традиция.

— Здо́рово…

— Может, шампанского? — и он, не давая опомниться, сунул мне в руку фужер. — За знакомство, Людмила!

Чокнулись. Рахмат смотрел на меня всё так же неотрывно, и уже, даже, я бы сказала, нагло.

— А я ведь довольно долго наблюдаю за вами, Милая Людям. Каюсь, не заметил, когда вы пришли, но потом — просто не смог отвести глаз! Богиня, клянусь Аллахом!

Приятно? Нет. Навязчиво до неловкости. Я всё так же бросала вороватые взгляды по сторонам, но Дениса не видела.

— Позвольте узнать, вы здесь одна или со спутником?

— Да! — наверное, слишком поспешно ответила я, выдавая свою нервозность. Смутилась. — В смысле, конечно со спутником.

— И? — спросил он, удивлённо оглянувшись. — Кто счастливец?

И что отвечать? И можно ли отвечать? И вообще — можно ли с кем-то разговаривать, выпивать? Как это скажется на эмм… авторитете Дениса? На всякий случай я так и не притронулась к шампанскому, просто крутила тонкую ножку фужера в пальцах и рассматривала, как вверх по стеночкам ползут ленивые пузырьки. Кажется, Рахмат Рифатович, истолковал это по-своему. Улыбнулся, положил руку мне на запястье:

Глава 13

Лестница из пяти ступеней, вход на которую был символично перекрыт бордовой бархатной лентой, притаилась за поворотом возле туалетов. Я, если честно, и не думала, что там что-то может быть. Этот край коридора был настолько густо заставлен всякими огромными фикусами, кактусами и прочей ботаникой, что походил на пролесок. Однако Боярская явно знала куда идёт. Запросто сняв бархатную преграду с крючка, она словно затащила меня в сказочную кроличью нору… Поднялись по лестнице, немного прошли вперёд и очутились перед стеклянной стеной. Ольга открыла прозрачную дверь, мы вошли внутрь оранжереи… И тут же стих шум, посвежел воздух и атмосфера повисла такая… интимная.

— Чёрт, надо было коньячка захватить! — досадливо скривилась Ольга, плюхнувшись на диванчик перед панорамным окном, и тут же закинула на невысокий мраморный столик ноги. — Садись! Сигаретку?

— Нет.

Я села, с облегчением скинула туфли.

— Хм… Ты же вроде курила? — удивилась Ольга.

— А теперь нет.

Она издевательски усмехнулась.

— Ну и зря! Если ты думаешь, что подчиняясь ему во всём, зарабатываешь какие-то дополнительные баллы — то капец, как ошибаешься! Вертел он твоё послушание на этом месте, уж поверь! Всё равно будет так, как он решит, и вообще не важно, была ты хорошей девочкой или нет. — Посмотрела на меня, силясь выглядеть серьёзно, но глаза закрывались, голова пьяно покачивалась. — Сначала ты не куришь, потом носишь только то, что он разрешает, потом ходишь только туда, куда он разрешает…

Пепельницы не было, поэтому Ольга, приподняв с витой стойки возле дивана горшок с орхидеей, вытащила из-под него блюдце-поддон и с громким стуком шлёпнула его на столик.

— …А потом даже дружишь исключительно с теми, на кого он укажет.

Хотела поставить горшок обратно на стойку, но он выскользнул из пальцев и грохнулся на пол.

— Мандец цветочку! — подытожила Боярская, глянув на земляную кучку, прикрытую сверху цветущей веточкой. — Вот она — гармония… Сам сдох, сам похоронился. Каримов бы оценил.

— Так может, вы потому и не вместе теперь, что ты не была послушной?

— С кем, с Каримовым? Пфф… Я его качественно и в установленные сроки отработала, а дальше — на хера бы он мне сдался?

— Причём тут Каримов — с Денисом.

— Мм-м… С Дени-и-исом… — она задумчиво затянулась и уставилась на крышесносную панораму ночного города, лежащего у наших ног.

Где-то в оранжерее журчала вода, наверное, здесь был комнатный фонтанчик. По потолку тянулась россыпь матовых светильников, но работали только те, что шли вдоль стены. Освещали они слабо, мы с Ольгой даже практически не отражались в окне.

— С Денисом вообще отдельная история. Он просто козёл. Нет, не так. Мудак он, вот кто!

Я глянула на Ольгу, она на меня, и взгляды наши были такие… глубоко взаимозаинтересованные. Забавно получилось. Подружки, блин.

— Не веришь? — Она усмехнулась. — Так ты погоди, он себя ещё покажет.

— Что-то я тебя не понимаю, Оль. Ты зачем это всё говоришь? Хочешь, чтобы я сбежала скорее? Ну так обломись, я тут надолго.

Она помолчала. Ментоловый дым приятно щекотал ноздри, вызывая зверское желание почувствовать его обжигающую прохладу в горле, на языке… Но нет уж. Ни хрена у тебя не получится совратить меня, пани Боярская!

— Так ты ж не дослушала, дорогая! — она снова повернула голову и с ухмылкой выпустила дым прямо мне в лицо. — Потом, после того, как ты станешь дружить с теми, на кого он укажет, он начнёт указывать тебе, с кем тебе спать. — В пьяных глазах неожиданно проглянула трезвая осознанность. — Не веришь?

— Нет.

Усмехнулась.

— Дело хозяйское. Только потом не говори, что я не предупреждала.

Меня тоже слегка вело. И от выпитого, и от сигаретного дыма, и от разговора этого странного…

— До сих пор любишь его, что ли?

Она расхохоталась. Начав с тонких, высоких нот, смех постепенно спустился к груди и, наконец, превратился в практически беззвучный клёкот. И вдруг оборвался. Ольга погасила окурок и тут же снова закурила. Встала, подошла к панорамному окну и распласталась по нему, широко раскинув руки и ноги:

— Представляешь, так вот р-р-раз! — и полететь, а?

— Куда?

— Да какая разница?

— Большая. Можно в тридесятое царство, а можно и на козырёк над входом.

Она усмехнулась.

— Всё уже давно прогорело. Теперь я его просто ненавижу. И на тебя, вот, смотрю и понимаю, что идёшь по моим стопам. Жалко тебя, вот и всё. И не придумывай себе ни хера больше, ясно?

Ясно, чего уж там. Несмотря на хмель, несмотря на зашкаливающий от ревности пульс… И брешет, и не брешет, сволочь такая. И любит, и ненавидит одновременно. Чего уж тут непонятного?

— Почему бы тебе тогда просто не уйти из его жизни, Оль? Нет, серьёзно? Раз уже прогорело?

Боярская резко повернулась ко мне, её слегка занесло и она, завалившись спиной на окно, смачно рубанула левой рукой по согнутой в локте правой. Получилось очень даже доходчиво.

— Вот вам, ясно? Я в этот бизнес практически с нуля входила, наравне со всеми с одной тарелки говно жрала, и жизнью рисковала не меньше мужиков. Я ради общего дела, ради Дениса таким пожертвовала, что ты и представить себе не можешь! А ему насрать! Он видит только то, что хочет. Ну и ладно, мне тогда тоже насрать! Нового любовника найти не проблема, а вот из бизнеса я не уйду! Так ему и передай!

— Да я вообще-то… — я растерялась. — Это же между нами разговор, ты не думай…

— Ой, да ладно тебе прикидываться… — она устало отмахнулась от меня и вдруг замаячила рукой кому-то за моей спиной: — Мальчик! Мальчик, пойди сюда… — Мелодично звякнула, открываясь, стеклянная дверь и Ольга захихикала, прикрывая рот рукой: — О-ой, ты боже мой, кто ж тебя так отлюбил-то, миленький?

— Извините, в оранжерее строго запрещено курить. К тому же и вошли вы сюда без разрешения. Пожалуйста, вернитесь на банкет.

— Ой, ну всё, хватит! — капризно, скривилась Боярская. — С Зойкой я всё сама решу! Ты лучше это, сгоняй-ка нам за коньячком. По соточке… — вопрошающе глянула на меня: — Или по двести пятьдесят? — И, не дожидаясь ответа, снова на парня: — Два по двести пятьдесят, мальчик! И лимончик.