"Последний суд"

"Последний суд"

"Последний суд"

Оглавление

Аннотация. 3

Глава 1. Два берега вечности. 4

Глава 2. Солдаты ада и рая. 25

Глава 3. Весы с треснувшей чашей. 44

Глава 4. Договор сквозь пелену миров. 62

Глава 5. Месть или прощение? Битва за Карину. 70

Глава 6. Чистилище: рождение из пепла любви. 81

Глава 1. Два берега вечности.

Ад не был пустотой.

Он был существом — живым, дышащим, пульсирующим в такт каким-то забытым богами часам. Если прижать ладонь к липким стенам этого места, можно было ощутить ее сердцебиение: глухие, неровные удары, словно гнилое сердце в груди утопленника все еще пытается биться под тоннами черной воды.

Граница проходила резко.

Сначала — последние проблески. Бледные, дрожащие, как огоньки свечей перед тем, как их задует ветер. Они напоминали о чем-то давно утраченном: о тепле очага в зимнюю ночь, о солнечном зайчике на стене детской, о смехе, который когда-то не казался таким хрупким. Эти искры цеплялись за сознание, шепча: "Посмотри на нас, запомни, ведь больше ты этого не увидишь..."

А потом —

— ничего.

Абсолютное.

Бездонное.

Ненасытное.

Чернота наваливалась сразу всей своей тяжестью — густая, как деготь, липкая, как кровь, остывающая на полу скотобойни. Она обволакивала кожу, проникала в ноздри, забивалась под ногти. Дышать становилось невозможно — каждый вдох приносил с собой не воздух, а саму тьму, которая разливалась по легким черной жижей.

Если крикнуть, звук не разлетался эхом, а тонул в этой патоке, как камень в болоте. Если провести рукой перед лицом — пальцы исчезали, будто их отрубили. Зрение отказывало первым, потом слух, потом даже чувство собственного тела — оставалось только сознание, запертое в черном ящике без стен и дверей.

И тогда приходило понимание:

Это не просто место.

Это — существо.

Оно наблюдало.

Где-то в глубине этой смоляной массы шевелилось что-то огромное, древнее, бесконечно чуждое. Не глаза — у тьмы не могло быть глаз — но внимание, тяжелое, как надгробная плита. Оно скользило по коже, выискивая слабые места, проникало в мысли, как червь в спелое яблоко.

А еще тьма помнила.

Каждый, кто когда-либо оказывался в ее объятиях, оставлял здесь частичку себя — крик, последний вздох, предсмертный спазм. И теперь все это висело в черном воздухе, как ядовитый туман, медленно разъедая разум.

Здесь не было "потом".

Не было "когда-нибудь".

Было только сейчас —

— бесконечное.

— беспросветное.

— вечное.

Реки в Аду текли медленно, словно нехотя, извиваясь черными змеями по иссохшему ландшафту преисподней. Их волны не плескались, а шипели, как раскаленные камни, брошенные в ледяную воду. Каждый изгиб русла напоминал судорожный вздох умирающего, каждый водоворот - предсмертный спазм.

Поверхность смолы постоянно вздувалась пузырями. Они набухали, дрожали, и наконец, лопались с хриплым звуком, похожим на предсмертный хрип. В каждом лопнувшем пузыре слышался отголосок последних слов:

"Прости..." - женский шепот, обрывающийся на полуслове.

"Я не хотел..." - мужской голос, тонущий в смоле.

"Мама..." - детский всхлип, растворяющийся в общем гуле.

Вода... если это можно было назвать водой... представляла собой густую, тягучую субстанцию. Она напоминала расплавленный металл по своей плотности, но двигалась как жидкий азот, застывающий при соприкосновении с воздухом. Когда грешник погружался в эту жижу, первое ощущение было как от кипятка - невыносимое жжение. Но уже через мгновение холод проникал до костей, замораживая крик в горле.

Смола не гасила пламени, пылавшего под ее толщей. Наоборот - она питала огонь, как масло питает лампаду. Где-то в глубине мерцали оранжевые всполохи, освещая изнутри черную массу. Иногда языки пламени вырывались на поверхность, но не приносили ни света, ни тепла - только новую волну удушливого дыма.

Берега рек представляли собой застывшие волны той же смолы, смешанной с пеплом. Они напоминали гигантские языки, навечно застывшие в последнем судорожном движении. По этим берегам метались тени - души, пытавшиеся напиться, но лишь обжигавшие пересохшие губы. Их пальцы, коснувшись поверхности, прилипали навеки, и река медленно затягивала их в свою глубину.

На дне, как жемчужины в раковине, лежали слезы. Те самые, что были пролиты при жизни, но так и не были услышаны. Теперь они навеки застыли в черной смоле, образуя причудливые узоры, которые никто уже не мог разглядеть

Грешники барахтались в этой жиже, словно рыбы, выброшенные на берег во время отлива. Их тела, когда-то крепкие или мягкие, полные жизни, теперь представляли собой жалкое зрелище — кожа, натянутая на выпирающие кости, покрытая гноящимися язвами, которые лопались при каждом движении, сочась черной сукровицей. Ребра торчали наружу, будто пытаясь разорвать истончившуюся плоть, суставы были вывернуты под неестественными углами, создавая карикатурные позы, в которых ни один живой человек не смог бы находиться и минуты.