— Если ты затянешь корсет еще туже, Алексия, то твои глаза просто вылезут из орбит, но талии от этого не прибавится. Ты напоминаешь мне гусеницу, которую по ошибке завернули в дорогой шелк: сколько ни утягивай, бабочкой тебе не стать.
Элис стояла у высокого арочного окна, купаясь в лучах полуденного солнца. Она казалась сотканной из света и золота: безупречные локоны, тонкая, словно тростинка, фигура и улыбка, от которой у Алексии внутри все сжималось в ледяной комок.
Алексия сидела в тени, в глубине гостиной, стараясь дышать через раз. Китовый ус корсета впивался в ребра, оставляя синяки, но она терпела. Привыкла терпеть.
— Молчишь? — Элис лениво обмахнулась веером, хотя в комнате было прохладно. — И правильно. Словами тут не поможешь. Как и твоим волосам. Знаешь, я слышала, как служанки шептались: они говорят, что с такими белыми патлами бывают только столетние старухи. Жуткое зрелище. Молодое лицо в обрамлении седой паутины.
Слова падали тяжело, как камни, и каждый удар попадал в цель. Алексия опустила голову, разглядывая свои пухлые руки, сложенные на коленях. Ей хотелось стать невидимой. Исчезнуть. Раствориться в обивке кресла.
На лакированном столике перед ней лежала стопка плотных конвертов с гербовыми печатями. Восемь штук. И восемь миниатюрных портретов в золоченых рамах, которые вернулись домой вместе с письмами.
Это был приговор. Публичный, унизительный и окончательный.
Семья Вайрон объявила о поиске женихов месяц назад. По древней традиции, портреты дочерей были разосланы девяти самым достойным холостякам королевства. Если семья жениха принимала предложение рассмотреть кандидатуру, портрет оставляли. Если нет — возвращали с вежливым письмом.
Алексии вернули уже восемь.
— О, а вот это мое любимое, — Элис подошла к столику и подцепила кончиками пальцев один из вскрытых конвертов. — От барона Крейга. Послушай, какой слог: «Мы ищем для сына спутницу, чья хрупкость пробуждала бы в мужчине желание стать опорой. При всем уважении к дому Вайрон, стать вашей дочери кажется нам слишком… внушительной, а красота — чрезмерно тяжеловесной для юной леди».
Сводная сестра рассмеялась. Звонко, переливчато, словно колокольчик.
— Перестань… — прошептала Алексия, чувствуя, как к горлу подступает горячий ком.
— Зачем? Я лишь готовлю тебя к реальности, дорогая, — Элис бросила письмо обратно на стол. — Остался всего один. Девятый. Лорд Авьер. Говорят, он жуткий человек, нелюдимый, со шрамом на пол-лица. Но даже такой уродец не польстится на подобное «сокровище». Ты останешься здесь, Алексия. Будешь стареть в своей комнате, заедать горе булками и вязать пинетки моим детям. Потому что никто в здравом уме не возьмет в жены девушку, похожую на рыхлую буханку в парике.
Слеза, горячая и тяжелая, все-таки сорвалась с ресниц и упала на тыльную сторону ладони. Чаша терпения, которую Алексия наполняла годами покорности, переполнилась в одно мгновение.
Она резко встала. Слишком резко. Тяжелое кресло с грохотом отъехало назад, царапая паркет.
— Хватит! — выкрикнула она голосом, который сама не узнала.
Элис удивленно приподняла бровь, но в ее глазах плясали веселые искорки. Ей нравилась эта игра. Нравилось доводить жертву.
Алексия не стала ждать нового удара. Развернулась, путаясь в многочисленных юбках, и бросилась к дверям. Прочь. Подальше от этого смеха, от этих писем, от собственного отражения в зеркалах, которое она ненавидела всей душой.
Старшая дочь семьи Вайрон бежала по коридорам поместья, не замечая удивленных взглядов лакеев. Выскочила в сад, где воздух был густым от аромата роз, но даже он казался ей удушливым. Ноги сами несли ее к реке — единственному месту, где можно было спрятаться от всего мира.
Тропинка петляла между ивами, и вскоре впереди блеснула темная гладь воды. Старый деревянный причал, покосившийся от времени, уходил далеко в реку. Сюда почти никто не ходил, доски прогнили, а перила шатались, но Алексии было все равно.
Она выбежала на деревянный настил, задыхаясь от бега и рыданий. Легкие горели, корсет не давал вдохнуть полной грудью.
— За что? — прошептала она, глядя на свое отражение в темной воде.
Оттуда на нее смотрела полная девушка с заплаканным лицом и растрепанными белыми волосами, похожими на снег. Уродливая. Ненужная. Лишняя.
— Я не хочу так жить… — вырвалось у нее.
Она сделала неосторожный шаг назад, оступившись на влажной от речных брызг доске. Каблук туфельки застрял в щели. Алексия взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но тяжесть собственного тела сыграла с ней злую шутку.
Раздался противный треск ломающейся древесины.
Мир перевернулся. Небо и река поменялись местами. Удар о воду выбил из нее весь воздух.
Холод. Темный, обволакивающий холод сомкнулся над головой мгновенно. Тяжелое платье из бархата и парчи, напитавшись водой, тут же превратилось в каменный мешок, утягивающий на дно.
Алексия в панике открыла рот, чтобы закричать, но вместо воздуха в горло хлынула мутная вода. Она не умела плавать. Девушка в отчаянии била руками, пытаясь нащупать опору, но находила лишь пустоту и ил.