Дорогие читатели!
Для новых покупателей действует программа лояльности. Каждый, кто впервые купил мою книгу, получает персональную скидку 15% на все мои платные книги в течение 72 часов с момента покупки
- Ты должен соблазнить герцогиню. Так, чтобы герцог об этом узнал. Сможешь – заплачу за тебя выкуп и после войны отпущу домой. Нет – поставлю клеймо и отправлю на рудники. Понял, Ральф?
- Разве у меня есть выбор, Лойра?
***
Герцогиня и пленник – они соотечественники, вынужденные стать врагами. Однако любовь, как и смерть, не спрашивает разрешения, а приходит тогда, когда сочтет нужным…

- Покажи мне всех мужчин. Молодых, разумеется.
- Да, госпожа. - Перекупщик на мгновение замер в низком поклоне, пряча ухмылку за широким рукавом.
Женщина поискала взглядом, куда бы сесть, и опустилась в мягкое кресло, стоящее у деревянного помоста. Складки ярко-красного траурного платья собрались у ее ног, как раскаленная лава вулкана. Коротко подстриженные темные волосы под вдовьей накидкой, зубчатая золотая кайма по вороту, такие же парные браслеты выше локтя – все о говорило о знатности ее происхождения. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: она из тех, кто кланяется только королю.
Вряд ли кто-то дал бы ей больше двадцати пяти лет, но темно-серые глаза под тонкими бровями смотрели с такой усталой скукой, как будто их обладательница успела повидать все на свете – и во всем разочароваться. Ее резкие черты производили впечатление странной красоты, дикой, как первозданная природа. Кошачий прищур, высокие скулы, четко очерченный рот, по-мужски твердый подбородок – все по отдельности в ее лице было чересчур, слишком, образуя в целом притягательную гармонию. Каждый ее жест, каждое слово говорили о том, что она привыкла повелевать: по праву рождения, помноженному на силу характера. Вряд ли кто-то посмел бы перечить ей открыто.
- Кто это? – шепотом спросил надсмотрщика один из пленных.
- Госпожа Лойра, - так же тихо ответил тот. – Вдова черного герцога. Не завидую тому, кто к ней попадет. Но тебе, заморыш, это не грозит, не бойся.
Трое надсмотрщиков вывели на помост полтора десятка мужчин со связанными за спиной руками. Все они были захвачены в ходе войны с соседней Эвийарой. Перекупщики забирали их на границе и, заплатив как за скот, по количеству голов, перегоняли в города. Несчастные шли пешком, в любую погоду, связанными друг с другом.
Мелкие перекупщики вели свой товар сразу на рынки, где сбывали, довольствуясь небольшой прибылью. У крупных в городах были свои, как они называли, стойла. Там будущих рабов приводили в более-менее пристойный вид: мыли, одевали в одинаковую одежду - грубые нижние рубахи поверх штанов, и для мужчин, и для женщин. А еще ставили клеймо на тыльную сторону ладони. Именно в стойлах обычно покупали прислугу в богатые дома – ценился такой товар гораздо дороже. Но там же набирали по дешевке большие партии для работы в шахтах и на полях. Уж кому как повезет – или, наоборот.
Взгляд у пленных, которых вытолкали на помост, был одинаковым – тусклым и безразличным. Если кто-то и пытался бежать, то обычно по пути от границы. Все знали: Негара не обменивает пленных, если это, конечно, не высшая знать. Для всех прочих плен означал, что домой они уже не вернутся – если только родные не заплатят выкуп в казну. Однако суммы были огромными, к тому же требовался надежный посредник, поэтому рассчитывать на это не стоило. Беглых рабов ловили, узнавая по клейму, и отправляли на рудники, где никто не выживал дольше нескольких лет. Недостатка в товаре не было: Негара постоянно воевала если не с одними соседями, так с другими. А если не воевала, то набиралась сил для новых войн.
- И это все? – возмутилась Лойра, придирчиво осмотрев выставленных на помост. – Все, что ты можешь предложить?
- Прошу прощения, госпожа, не сочтите за дерзость, но вы же знаете: эвийары не сдаются в плен. Настоящие мужчины сражаются до последнего. Берут либо трусов, либо раненых. Ну иногда застают врасплох. Есть старики, женщины, дети. Но вы же просили молодых мужчин. Остались только те, которых отобрали в шахты и еще не увезли.
- Покажи их. Если что, я договорюсь с покупателем.
- Как скажете, госпожа, - вздохнул перекупщик. – Прошу вас следовать за мной.
Он повел Лойру в подвальный этаж, где уже проданные рабы ожидали отправки, сидя по десять человек в камере. Надсмотрщики заставили их подойти к решетке. Медленно пройдя по коридору и оглядев всех, покупательница осталась недовольна.
- А это кто там? – Она указала на последнюю в ряду камеру, где на куче соломы лежал молодой мужчина.
- Раненый, - с досадой скривился перекупщик.
- Ты купил раненого? – Лойра удивленно вскинула брови.
- Это старая рана, открылась в пути. Начался жар.
- Ну, конечно. Не бросать же, раз деньги уплачены. Покажи его.
- Но, госпожа…
Алесса
- Герцогиня, приехал перекупщик. Говорит, привез раба, которого купила госпожа Лойра.
- А причем здесь я?
- Но вы же хозяйка. - Управляющий Саут был сама серьезность, но глаза, в которых плескалась насмешка, его выдавали. – Он говорит, ему должны заплатить.
- Если госпожа Лойра купила раба, пусть идет и платит за него. Сама.
Я развернулась и пошла прочь. В спину прилетело все такое же безупречно вежливое:
- Да, конечно, герцогиня. Я просто поставил вас в известность.
Они ненавидели меня – все, до единого человека в замке. Ненавидели и презирали. С того самого дня три года назад, когда я приехала в качестве невесты. Это было время хрупкого мира, скорее, перемирия, между Эвийарой и Негарой. Сам король Гренн устроил брак между младшим сыном своего брата и племянницей соседнего правителя. Это должно было стать залогом мира и сотрудничества, хотя в то время уже собирались силы для нового вторжения.
Мир и Негара – это было несовместимо. Она граничила с пятью странами и с каждой из них бесконечно воевала, причем победы неизменно оказывались бесплодными, а поражения не слишком сокрушительными. Границы постоянно менялись: Негара то завоевывала новые территории, то теряла их вместе с частью своих. Казалось, весь смысл существования этого государства состоял в бесконечной войне. Мой дядя Саммор, правитель Эвийары, и те, кто были до него, не раз обращались к соседним странам с призывом объединиться и покончить с этим гнездом насилия и смерти, но каждая предпочитала сражаться лишь за себя, обороняя свои рубежи.
Когда король Гренн отправил послов с предложением породниться через брак, мою судьбу решал Главный совет, и голоса разделились. Одни полагали, что это может положить конец войне, другие – и они оказались правы! – считали, что я нужна как заложница на тот случай, если в плен попадет кто-то из важных особ. Но никто не мог подумать, что я вдруг стану герцогиней и получу по праву титула неприкосновенность.
Сначала во время охоты погиб старший брат моего мужа: лошадь понесла, и он сломал шею. Поскольку жениться и обзавестись детьми Данг не успел, Тайнор стал наследником черного герцога – третьего лица в государстве. Не прошло и нескольких месяцев, как свекор скончался от сердечного недуга. Говорили, что он так и не смог оправиться после гибели своего любимца.
А вот с его смертью никак не могла смириться Лойра - молодая вдова, всего несколькими годами старше меня. Мать Данга и Тайнора умерла, когда они еще были детьми, после чего герцог женился снова. Но и вторая жена вскоре покинула этот мир. Третьей незадолго до моего приезда стала дочь одного из придворных. Я надеялась, что мы сможем подружиться, но не учла, что для негар эвийары, как и жители прочих окрестных стран, стояли не выше заморских дикарей. Они всегда смотрели на нас свысока, с презрением, несмотря на общее происхождение и язык.
Я не сразу разобралась в местных геральдических хитросплетениях. В Эвийаре все было просто: над всеми стоял король, а его подданные делились на два сословия: высшее и низшее. Из числа высших король выбирал Главный совет. В Негаре было еще и среднее сословие, а также множество запутанных правил, связанных с переходом из одного в другое. Не менее сложной была и система титулов. Особняком стояли король и его старший сын - наследный принц. Высшее сословие делилось на девять рангов, из которых самыми знатными считались герцоги. Этот титул невозможно было получить за заслуги – только по праву рождения или брака. Женщина носила его лишь до тех пор, пока был жив ее муж – впрочем, как и любой другой титул.
Первым среди герцогов был младший брат короля – черный герцог, хозяин Черного замка. После его смерти титул переходил к младшему брату наследного принца. Если же такового не имелось, то к наследнику герцога, но всего один раз, чтобы потом снова вернуться к младшему брату короля.
Лойра, только что бывшая всесильной черной герцогиней, хозяйкой Черного замка, в одно мгновение стала никем – нетитулованной вдовой из высшего сословия. Содержать ее по закону должен был новый черный герцог, при условии, что она не выйдет замуж снова. Разумеется, Лойра ненавидела меня так, что от одного ее взгляда внутри все замерзало.
Меня новое положение вовсе не радовало. Я лишилась последнего – собственного имени. Теперь даже муж в постели должен был называть меня на «вы» и «герцогиня». Впрочем, он приходил в мою спальню от силы пару раз в месяц, чтобы быстро сделать свое дело, уйти, а потом упрекать: «герцогиня, вы снова не беременны?»
Герцог любил меня не больше, чем я его. То есть нисколько не любил и изменял с каждой подвернувшейся юбкой. Еще два года – и он смог бы развестись со мной по причине бесплодия. Это была одна из немногих причин, по которой в Негаре дозволялся развод. Другие – засвидетельствованная двумя человеками супружеская измена и измена государственная, обвинить в чем уроженку враждебной и воюющей страны было достаточно просто. Имелось бы желание.
Я подозревала, Тайнора останавливало лишь то, что меня непременно казнили бы, а остатки совести не позволяли ему обречь на смерть заведомо невиновную. Поэтому он терпеливо ждал, когда сможет избавиться от меня не так жестоко. Возможно, мне даже разрешили бы вернуться на родину.
Однако для развода по причине бесплодия требовались веские доказательства того, что пара старалась обзавестись потомством. Слуги должны были подтвердить, что герцог приходил в мою спальню. А уж как часто – это не имело значения. Больше всего я боялась все-таки забеременеть и каждый раз с наступлением женских дней вздыхала с облегчением.
Ральф
Прохладная рука дотронулась до моего лба, потом приподняла голову над морем черного огня.
- Выпей это!
Что-то твердое коснулось губ, заставив их открыться.
- Пей, - повторил женский голос, не слишком мелодичный, и я послушно глотнул влагу, струйкой полившуюся в рот.
Прохладный кисловатый напиток, пахнущий хвоей и медом, показался небесным бальзамом. Все мое существо завопило: еще, еще! Но после третьего глотка кружку убрали.
- Хватит, много нельзя.
Сквозь плотную пелену проступили черты женского лица – грубоватые, но приятные. Девушка или молодая женщина с волосами, убранными под косынку, осторожно опустила мою голову на подушку.
- Скоро тебе станет легче. А сейчас потерпи, я промою рану и сменю повязку.
Придерживая одной рукой под спину, другой она ловко скатала рубашку к шее. Груди коснулась влажная губка, и я не смог удержаться от стона: боль была такой сильной, словно между ребрами вонзился раскаленный меч.
- Потерпи, потерпи, - уговаривала девушка, отмачивая присохшую ткань, и я стискивал зубы так, что они должны были раскрошиться.
Наконец ей удалось снять полотняный бинт. Быстро промыв рану, она смазала ее едко пахнущей мазью и перевязала.
- Ну вот и все.
Пытка закончилась, рубашка вернулась на место. Я пытался отдышаться, но каждый вдох отдавался в груди жгучей болью.
Эту рану, легкую, не задевшую крупных сосудов, я получил около месяца назад. Тяжелораненых увозили на повозках в полевой госпиталь, а с такими, как у меня, оставались в строю. Перевязали сами себя или друг друга – и снова в бой. Она уже почти затянулась. Кровила иногда, если приходилось хорошо поработать мечом, но кто обращает внимания на такие мелочи. Заживет!
В ту ночь негары сняли наши сторожевые посты в самый темный час перед рассветом. Скорее всего, среди нас оказался предатель, подсказавший врагу, с какой стороны подойти, чтобы застать часовых врасплох. Мы отбивались как могли, но силы были неравными. Я получил удар по затылку и потерял сознание, а когда очнулся, обнаружил себя связанным по рукам и ногам.
До границы пленных везли на телеге, нагрузив ее так, что лошадь еле тащила. Зная, что эвийары предпочитают смерть плену, связывали крепко, чтобы не было возможности пошевелиться. Мы лежали как колоды, одни поверх других, и нижние едва могли дышать. Нас не кормили и не поили, нужду приходилось справлять там же.
К вечеру второго дня мы оказались в Негаре, где на границе был устроен рынок рабов. Сюда свозили пленных: захваченных воинов, женщин, стариков, детей. Перекупщики отбирали живой товар и гнали его дальше. В моей партии оказалось шестеро мужчин и четыре женщины. Нам дали воды, по куску хлеба с сыром, после чего связали руки и примотали друг к другу попарно, пропустив длинную прочную веревку под мышками. Перекупщик ехал на лошади, которая тащила за собой вереницу пленных.
Моей парой оказалась совсем юная девушка по имени Сайна, очень красивая. Судя по крови на порванной одежде, ее изнасиловали, и она едва держалась на ногах.
- Опирайся на меня, - сказал я ей. – Иначе не дойдешь.
- Может, и к лучшему, если не дойду, - ответила она, однако мою помощь приняла.
Шли мы почти трое суток, с редкими короткими остановками – чтобы немного отдохнуть, сидя на земле, выпить воды, съесть кусок хлеба. Справлять нужду приходилось при всех, а поскольку нас не развязывали, то прямо в одежде. От нас страшно смердело, но скоро никто уже не обращал на это внимания.
Но хуже всего было то, что веревка впивалась в кожу на груди. Не до конца зажившая рана открылась и закровоточила, а затем воспалилась от грязи и пота, причиняя мне неимоверные муки.
На третий день я едва шел, бросало из жара в холод, в глазах темнело. Теперь уже Сайне приходилось поддерживать меня. После очередного привала я не смог встать. Помощник перекупщика попытался поднять пинками, но сообразил, что я не притворяюсь, и позвал своего начальника.
Задрав мою рубашку и осмотрев рану, тот задумался.
- Может, выкинуть его? – спросил помощник. – Чтобы не тормозил остальных?
- Ты знаешь, сколько я отдал за него? - разозлился перекупщик. – Может, еще и не сдохнет. Закинь его на осла.
- А мне идти пешком?
- Ничего, растрясешь жирок. До города уже недалеко. Делай что говорю!
Меня отвязали от вереницы и перекинули через спину осла, оставив руки и ноги спутанными. Я то и дело проваливался в черное беспамятство, пока караван не остановился у приземистого каменного здания. Меня грубо стащили на землю и поволокли куда-то. Рану при этом снова растревожили, и я потерял сознание от боли.
Очнулся в тесной каморке с оконцем под потолком. От узкого коридора, освещенного факелами, ее отделяла железная решетка. Сухое сено, на котором я лежал, набилось в рот и в нос. Рядом стоял глиняный кувшин с водой. С трудом дотянувшись до него, я выпил пару глотков и упал обратно, пытаясь отдышаться. В груди при каждом вдохе словно разрывалось что-то.
Несколько дней я находился на грани смерти, отчаянно призывая ее. Потом она чуть отступила, но все же оставалась рядом, готовая в любой момент протянуть ко мне руки. Тогда-то и заявилась ведьма в красном платье. То, как она заставила раздеть меня и рассматривала с ног до головы, не оставляло сомнений касательно ее намерений. Но что я мог поделать?
Алесса
- Герцогиня!
Я вздрагивала от ее голоса так, словно это было шипение змеи. Обернулась – и встретилась с прищуром серых глаз, холодных, как зимнее небо. Алое траурное платье подчеркивало ее мрачную красоту, тогда как я пожизненно была обречена ходить в черном. Если только не стану вдовой, как она.
- Да, госпожа Лойра?
По правилам мне можно было обращаться к ней просто по имени и на «ты». Но это еще сильнее подчеркнуло бы ее падение после смерти мужа, поэтому я называла Лойру так же, как все остальные. Вовсе не из сочувствия или жалости. Нет – чтобы ее ненависть не перехлестнула через край.
- Я купила раба. Он ваш соотечественник.
- Ну разумеется. - Я пожала плечами. – Какого еще раба вы могли купить, если война сейчас идет только с Эвийарой. И чего вы хотите от меня?
- Он ранен.
- Отправьте к нему лекаря.
Я развернулась и пошла было прочь, но она догнала меня.
- И вы не хотите на него взглянуть?
- Зачем?
В замке работало несколько пленных, их купили по приказу прежнего герцога. Я видела их, но ничем не могла помочь. Выкуп раба стоил очень дорого, а я даже сейчас, хотя и считалась хозяйкой, не имела права потратить самой мелкой монетки без ведома мужа. Даже у Лойры были свои деньги, потому что она получала содержание и могла тратить его по своему усмотрению. Я – нет. Если мне нужно было что-то купить, поставщики записывали все расходы и получали деньги от управляющего.
- Ну… не знаю. - Лойра пожала плечами. – Вдруг вы знакомы. Он показался мне не самым простым человеком.
Это было так непохоже на нее, что мне стало не по себе. Что она задумала? Я избегала эвийаров не только потому, что не имела возможности облегчить их положение, но и для того, чтобы не навлечь на себя подозрений в государственной измене. Сейчас, став герцогиней, я должна была быть осторожной как никогда прежде.
- Нет, не хочу.
Чтобы отделаться от нее, я зашла в первую попавшуюся комнату и захлопнула дверь. В этом крыле замка не было жилых помещений, а в пустые гостиные редко кто заходил. Здесь я могла побыть в одиночестве, хотя шаги слуг, прогуливающихся по коридорам в ожидании вызова, словно намекали, что уединение это кажущееся.
И все же я была рада уйти от Лойры. Темные мысли и чувства облаком окутывали ее, находиться рядом с ней было тяжело и неприятно.
Странно, что она купила этого раба. Зачем он ей понадобился? В замке хватало слуг, да и не ее это была забота. Разве что для своих собственных утех? Молодая вдова – кто ее осудит? Я не сомневалась, что она уже побывала в постели Тайнора, но, возможно, он ее не слишком устроил? Или она его? Неужели этот пленный настолько хорош, что Лойру не остановила даже его рана?
Мне стало любопытно, но я тут же одернула себя.
Меня это не касается. Любопытство подобного рода может обойтись слишком дорого. Не зря же Лойра, которая при встрече ограничивалась сухим приветствием, вдруг сама заговорила со мной.
Пусть уж лучше меня считают черствой, не имеющей ни капли жалости к соотечественникам, чем казнят на главной площади по ложному обвинению.
Но как ни пыталась я выбросить эти мысли из головы, они нет-нет да и возвращались. А за ужином о пленном напомнил Тайнор.
- Госпожа Лойра, мне доложили, что вы купили раба. - Оторвавшись от тарелки, он поджал губы.
- Да, - спокойно ответила та. – Вы недовольны, герцог?
- Вы свободны в своих тратах. Но эвийары опасны.
- Те, кто опасны, сражаются и умирают, - возразила Лойра. – В плен попадают только рабы по рождению. Они слишком трусливы, чтобы быть опасными.
Я старалась не вступать в разговоры о своих соотечественниках, если меня не спрашивали, да и тогда была предельно осторожной, но тут не выдержала.
- Это неправда! – Все в изумлении уставились на меня, но я уже не могла остановиться. – Трусы – самые опасные, потому что способны ударить исподтишка. А эвийары… они и правда сражаются до последнего, предпочитая смерть плену. Но иногда их захватывают врасплох. Или ранеными. Вы разве не раненого купили, госпожа Лойра?
- Да. - Она сощурилась еще сильнее, так, что глаза превратились в две щелки. – Но перекупщик сказал, что рана легкая и… и какое это вообще имеет значение?
- Никакого. - Пожав плечами, я старательно отрезала кусок мяса и положила в рот. Жесткую, жилистую дичину жевать можно было долго, что избавляло от дальнейшего участия в разговоре.
Однако Тайнор посмотрел на меня так, что этот тщательно прожеванный кусок чуть не застрял в горле. Мне не дозволялось иметь собственного мнения – и тем более высказывать его на людях.
Поздно вечером, уже лежа в постели, я подумала, что в спальне слишком холодно, и хотела подложить поленьев в камин, но корзина оказалась пустой. Слуги никогда не были предупредительными по отношению ко мне, увиливая от выполнения даже прямых приказов. Знали, что никакого наказания за это не понесут. Вот и сейчас на мой звонок не явились ни служанка Нейя, ни кто-либо из дежурных.
Ральф
Мне даже не удалось толком рассмотреть ее. Перед глазами стояла мутная пелена, от боли я то и дело проваливался в черные ямы. Но теперь, когда раскаленные клещи чуть ослабили свою хватку, стало любопытно: кто она.
Наверно, служанка. Кого еще отправили бы заниматься купленным рабом. В Эвийаре женщина не могла стать лекарем, разве что помощницей или повитухой. Наверняка в Негаре тоже. Но она так ловко обрабатывала рану, да и боль от мази или терпкого питья чуть стихла. Может, лекарем был ее отец, и она чему-то научилась у него.
Рена…
Мою невесту звали Райна – похоже. С тех пор как она умерла, почти три года назад, ни одна женщина не смогла вызвать у меня интереса помимо того, который диктует природа. Но для его удовлетворения хватало тех, кого забываешь раньше, чем они опустят подол. Райну я помнил так, словно видел последний раз только вчера.
«Не знаю, сможем ли мы увидеться завтра, крей Ральф, - сказала она тем вечером. – Мне нездоровится».
То лето было холодным и сырым, туманы с болот снова принесли черную лихорадку – бич наших западных земель. Райны не стало через три дня, и я даже не смог с ней попрощаться. Тела умерших во время поветрия собирали «могильные черви» - служители адских печей, пылающих день и ночь напролет. Пепел скидывали в огромные ямы на пустошах, заливали щелоком и засыпали. Все были равны перед лихорадкой – король и последний нищий.
Узнав о том, что Райны больше нет, я призывал болезнь, желая соединиться с любимой за гранью земной юдоли, но зараза обошла меня стороной. Я искал смерти, однако та словно смеялась надо мной, дразнила и ускользала. Когда началась очередная война с Негарой, мог остаться дома, поскольку не был воином, но вступил в армию добровольно и бросался в самое пекло. Получил несколько легких ран, заслужил славу отчаянного храбреца, две королевские награды и звание териана – командира отряда.
Два года войны вернули мне желание жить, однако я не испытывал страха перед смертью и полностью вручил в ее костлявые руки свою судьбу. Что чувствовал сейчас, когда она была так близко, но снова отступила? Скорее, досаду, чем облегчение, потому что ничего хорошего ждать не приходилось. Все эвийары знали, что такое плен в Негаре.
Мои родители были людьми знатными, но небогатыми, потому что наша семья полвека провела в опале. Выкуп за пленных негары требовали огромный, к тому же частенько обманывали: деньги забирали, а пленников не возвращали. Не отпускали и после окончания войны. Обмены пленных были редкостью – только если захватывали кого-то из высшей знати.
Я предпочел бы самый тяжелый труд в шахтах, который быстро уносит в могилу, но судьба распорядилась иначе. Быть утехой скучающей богатой самки – незавидная участь. Однако покончить с собой всегда считалось у нас непростительной трусостью. Броситься с голыми руками на вооруженного врага, чтобы не попасть в плен, - да. Свести счеты с жизнью – нет.
Все может измениться в любой момент, говорил мой отец. Надо иметь мужество жить и ждать. Он знал, о чем говорил.
Я осторожно сел, переждал приступ головокружения и осмотрелся по сторонам.
В оконце под потолком заглядывала луна – ярче, чем чадящий светильник на столе. Рядом с ним стояли кувшин и кружка. В углу я заметил ведро с крышкой. Вот только как добраться до него и не упасть?
Мне удалось, но чувствовал себя при этом так, словно карабкался на отвесную кручу. Опустился обратно на топчан, переждал волны боли и дурноты. Снова осторожно сел, выпил воды. На это ушли последние силы. Лег и провалился в черный и тяжелый, как уголь, сон, из которого выдернул все-тот же голос:
- Эй, проснись!
С трудом открыв глаза, я увидел Рену и с не меньшим трудом улыбнулся.
- Как ты?
- Лучше. - Язык и губы не слушались.
- Это хорошо. Как тебя зовут?
- Ральф.
- Сейчас я посмотрю твою рану, Ральф, а потом покормлю.
Скосив глаза, я увидел на столе поднос, на котором стояла чашка. Пахло от нее так, что рот мгновенно наполнился слюной, а в животе заурчало. Но сначала снова пришлось вытерпеть пытку. Рена так же, как и накануне, отмочила бинт, потом промыла рану, смазала мазью и перевязала. Затем взяла чашку и начала кормить меня с ложки супом. Показалось, что в жизни не ел ничего вкуснее. И что он слишком быстро закончился.
- Пока тебе нельзя есть много, - сказала Рена, поставив пустую чашку на поднос. – Но я приготовлю питье, которое придаст сил.
- То, что вчера? – спросил я.
- Нет, другое.
- Кто ты? Лекарка?
- Нет. Просто служанка. - Она пожала плечами. – Служанка черн… госпожи Лойры, вдовы черного герцога.
- Это она купила меня?
- Да. - Рена поморщилась с досадой. – Надеюсь, ты понимаешь зачем.
Я промолчал. Сложно было не понять.
- Значит, она хозяйка замка? – спросил вместо ответа.
- Нет. Хозяин – новый черный герцог, ее пасынок. Кстати, его жена эвийара. Но сразу скажу, не надейся, что она тебе чем-то поможет. Она холодная и равнодушная, соотечественники ее нисколько не интересуют. Даже не захотела зайти к тебе, хотя госпожа Лойра предлагала.
Алесса
- Почему здесь так холодно? – возмущенно спросил Тайнор, развязывая шнурок штанов.
- Дрова кончились, но никто не пришел на мой звонок, - пожаловалась я, натянув одеяло до подбородка.
Я не ждала его этой ночью. Хотя, конечно, вообще никогда не ждала. Но в этом месяце он был у меня дважды, и я надеялась, что больше не придет.
- Вы хозяйка замка, герцогиня. - Раздевшись, он нырнул под одеяло. – Если слуги не приходят на ваш звонок, значит, вы не смогли донести до них это.
- Они действительно не считают меня хозяйкой. - Я вздрогнула, когда холодные руки пробрались под рубашку, стиснули грудь. – И вы прекрасно знаете почему.
- Потому что вы эвийара. - Усмехнувшись, Тайнор раздвинул коленом мои ноги. – И с этим я ничего поделать не могу.
Он вошел, как всегда, грубо и резко. Закусив губу, я перетерпела первый болезненный момент вторжения в мое тело. Закрыла глаза, впилась ногтями в простыню и просто ждала, когда закончит. К счастью, обычно это продолжалось недолго.
Ускорив движения, Тайнор зарычал, обмяк и скатился с меня. Полежал немного, встал и начал одеваться.
- Надеюсь, в этот раз вам удалось зачать, - сказал он, направляясь к двери. Эти слова я слышала от него каждый раз.
- Герцог, а если я не смогу родить вам ребенка, вы отпустите меня… домой?
Я бы не осмелилась задать этот вопрос раньше. Видимо, что-то случилось, когда за ужином я возразила ему. Что-то сдвинулось во мне, изменилось.
Он остановился у двери, глядя на меня удивленно.
- Вы хотели бы уехать обратно в Эвийару, герцогиня? – спросил наконец.
- Да. Я здесь чужая. Для всех. И никогда не стану своей.
- Хорошо, - кивнул он. – Если до конца следующего года вы не сможете забеременеть, я дам вам развод. Но уехать вам позволят не раньше, чем закончится война. Только давайте договоримся. Никто не должен об этом знать, понятно?
- Хорошо.
Я не верила своим ушам. Он согласился? Пообещал отпустить меня?
- И вот что, герцогиня. - Тайнор уже вышел в коридор, но вернулся, прикрыл дверь и сказал тихо: - Будьте осторожнее. В поступках и в словах. Это добрый совет.
Замок щелкнул, и я услышала громкое из коридора:
- Эй, ты, быстро принеси дров в спальню герцогини!
Дрова были немедленно принесены, почти погасший камин заново растоплен. Я согрелась, но уснуть не смогла. Одна мысль тянула за собой другую, та – третью, и так без конца.
Мне было стыдно признаться самой себе, но каждый раз, когда Тайнор вот так навещал меня в спальне, я томилась не потому, что испытывала к нему отвращение. Душа хотела любви, а тело – ласки. Его словно дразнили, но не давали того, чего оно жаждало. Я знала, как успокоить его, но это казалось жалким обманом.
По натуре Тайнор не был дурным человеком. Молод, хорош собою, далеко не глуп. Да и меня считали красивой. Просто ему навязали этот брак так же, как и мне. Ни он, ни я не посмели ослушаться. Кто рискнул бы пойти против воли короля? У нас не было ни капли чувств друг к другу, но, возможно, мы смогли бы притерпеться. Может, со временем возникло бы и что-то большее – если бы не война.
Мы были не просто чужими. Мы были врагами. И с этим уже никто ничего не мог поделать.
Я подозревала, что Тайнор либо приходит ко мне в самые неподходящие для зачатия дни, либо делает что-то так, чтобы беременность не наступила. Уж больно легко он согласился отпустить меня. Развестись по причине моего бесплодия и отпустить домой - никто не осудит ни его, ни меня. Впрочем, я могла лишь предполагать. Слишком неискушенной была в этих делах, чтобы утверждать наверняка.
Тоска по дому грызла меня с самого первого дня. Я пыталась справиться с ней, говоря себе, что должна привыкнуть, потому что уже не вернусь в Эвийару. Однако сейчас, когда Тайнор дал мне надежду, она нахлынула так, как никогда прежде.
Не стоит думать об этом, сказала я себе. Даже если получу развод, все равно не смогу вернуться в Эвийару, пока идет война. Никто не пропустит меня через границу, не говоря уже о том, что это крайне опасно.
Мысли о доме и о войне притянули за собой еще одну – о пленном, которого купила Лойра. Трое других работающих в доме не были воинами. Две женщины и пожилой мужчина, жители приграничных деревень. Когда армия Негары внезапно, под покровом ночи напала на Эвийару, никто не успел уйти вглубь страны. Тогда мирных захватывали сотнями, продавали дешево. Другое дело воины, молодые крепкие мужчины. За них платили дорого. Если Лойра раскошелилась, значит, раб того стоил, даже раненый.
Снова шевельнулось любопытство.
Она сказала, что это, похоже, не простой человек. Возможно, из высшего сословия. Из тех, кто бывал во дворце. Я могла его видеть.
Нет, так даже хуже – если мы вдруг знакомы. Я все равно ничем не смогу помочь. Лучше не встречаться. Теперь, когда у нас с Тайнором появилась договоренность, я не могла рисковать. Он не зря попросил быть поосторожнее, явно намекая на мои слова за ужином.
Я бы не удивилась, узнав, что Лойра хочет занять мое место. После смерти мужа она стала поглядывать на Тайнора не так, как раньше. Прежде на всех более-менее привлекательных мужчин смотрела с вожделением, словно представляя близость с ними. Надев красное платье, сменила взгляд на оценивающий. Быть вдовой на содержании – положение незавидное. Я почти не сомневалась, что Тайнор переспал с Лойрой. Но вот видел ли в ней замену мне?
Ральф
Можно было, конечно, притвориться, будто сплю или без сознания, но она уже увидела, что мои глаза открыты. Подошла ближе, остановилась, в упор разглядывая меня. А я, в свою очередь, смотрел на нее.
Не имело смысла отрицать, что Лойра красива. Вот только красота эта была как адское пламя – обжигающая и холодная. Она могла вызвать вожделение, но не чувства.
- Как тебя зовут?
Я отказался назвать свое имя перекупщику, но сейчас не было смысла скрывать его. Ни имени, ни положения. Да, я пленник, раб – волею обстоятельств. Но никакие обстоятельства не лишат меня происхождения.
- Ральф. Крей Ральф Лейтуан.
- Крей? – Лойра приподняла тонкие брови. – Я так и подумала, что ты не из простых. Впрочем, сейчас это ничего не значит.
- Для меня – значит.
- Вот как?
В ее голосе звучала усмешка, но по лицу пробежала тень растерянности. Наклонившись так, что платье обтянуло грудь, она взяла меня за правую руку и подняла ее, чтобы я увидел тыльную сторону ладони.
- Видишь, Ральф? Тебе не поставили клейма. По моей просьбе. Если твои родные или я заплачу выкуп, после окончания войны ты сможешь вернуться домой.
- Вы? Заплатите выкуп? – удивился я. – Вы ведь купили меня. Кому вы заплатите выкуп? Самой себе?
- Формально все пленные принадлежат королю. У него их и выкупают. Обычный выкуп примерно втрое больше цены раба. Хозяин получает из этих денег ровно столько, сколько заплатил перекупщику.
- То есть вы заплатите за мою свободу?
Я не верил ни единому ее слову. Но зачем-то ведь она меня купила? Неужели только для плотских утех – меня, умирающего? Нет, тут явно было что-то еще.
- Если я буду тобой довольна, то да. – Лойра улыбнулась, но глаза остались холодными. - Если нет, пошлю за перекупщиком, и он поставит клеймо. Тогда ты останешься в Негаре навсегда. Только не здесь, а на рудниках. Там очень короткое «навсегда». Надеюсь, ты это понимаешь?
- А если выкуп заплатят мои родные?
- Я позабочусь, чтобы этого не случилось. Поэтому в твоих интересах постараться, чтобы я осталась довольна.
- А если я умру? Вы потеряете деньги. Кстати, как мне к вам обращаться?
- Госпожа Лойра. Или просто госпожа. Деньги? – Она пожала плечами, и платье пошло алыми волнами, похожими на языки пламени. – Деньги - тлен, сегодня есть, завтра их нет. А ты не умрешь. Рена дочь лекаря, знает, что к чему.
Не сказав больше ни слова, Лойра вышла, в замке повернулся ключ.
Я не ошибся, Рена и правда была дочерью лекаря. Жар, между прочим, хоть и не совсем, но все же спал. И рана болела уже не так сильно, словно в нее втыкали раскаленный нож. И мысли не путались, как обрывки веревок. Вот только я не знал, стоит ли всему этому радоваться. Будущее виделось в самых черных красках.
Отпустит, если останется мною довольна? Какая женщина откажется от мужчины, которым довольна?
Либо она лгала, либо ей нужны от меня вовсе не постельные радости. Или не только это. Как же отвратительно покупать свободу таким образом! Я пошел на войну в поисках смерти, а нашел позор и унижение.
Видимо, смерть, как истинная женщина, не любит тех, кто ей навязывается. Она выбирает возлюбленных сама и приходит к ним. Редко кому удается увернуться от ее объятий. А если и удается, то лишь на время.
Я задремал и проснулся, когда дверь снова открылась. На этот раз вошла Рена в сопровождении пожилого мужчины в черной одежде, лицо которого было недовольным, как будто прийти сюда его заставили. Не говоря ни слова, он поднял мою рубашку и снял повязку. Осмотрел рану, ощупал живот, подмышку и ключицу с этой стороны, пожевал задумчиво губу.
- Как обрабатывала? - Голос его был неприятным, жестким, он словно скреб по ушам железной щеткой.
Рена подробно рассказала, чем промывала и смазывала рану, чем поила. Я подумал, что это и есть ее отец-лекарь, которого она уговорила взглянуть на меня.
- Все правильно. Жаль, что ты не мужчина, стала бы хорошим лекарем. А этот… думаю, выживет. Они живучие, как кошки. Хотя я на его месте предпочел бы умереть.
Рена опустила голову, словно была в чем-то виновата. Когда лекарь вышел, она вернула повязку на место.
- Скоро принесу тебе поесть, - сказала и направилась было к двери, но я ее остановил.
- Подожди. Присядь.
Посмотрев на меня с удивлением, Рена присела на край лежанки.
- Это был твой отец?
- Да, - она отвела глаза. – Он королевский лекарь.
- А ты служанка? – удивился я. – Почему?
- Я его внебрачная дочь. Спасибо уже за то, что он помогает моей матери и нашел мне это место. Не обращай внимания, что он так… пренебрежительно. Негары ненавидят вас.
- За что, интересно? За то, что мы сопротивляемся, а не сдаемся? Можно подумать, мы напали на вас. Ты тоже нас ненавидишь?
- Я? Нет. Я правда хочу помочь тебе. Сама вызвалась, когда узнала, что госпожа Лойра купила раненого.
Алесса
Ральф Лейтуан?
Я притворилась, что это имя мне ничего не сказало. Пожала равнодушно плечами и пошла дальше. В библиотеке взяла со стола книгу, которую читала, села на диван, но строчки разбежались перед глазами.
Нет, я его не знала. Но фамилия заставила вздрогнуть, словно увидела призрак.
С полвека назад, когда Эвийарой правил мой прадед Аттен, армейский генерал Эргон Лейтуан перешел на сторону врага. Полки, которыми он командовал, попали в ловушку и были полностью уничтожены. Это решило исход той войны. Большие приграничные территории на двадцать лет оказались под властью Негары.
Старший брат предателя, крей Савиар, входивший в Главный совет, был известен своими призывами к объединению с Негарой – под властью последней. После поражения в войне король лишил всех членов семьи Лейтуан придворных постов и имущества, оставив один родовой замок. Да и то только потому, что закон не позволял лишить кого-либо наследственного титула. Лейтуанам запрещено было появляться при дворе и занимать государственные должности, а также служить в армии.
Я знала об этом потому, что одновременно с вопросом о моем браке решался и другой – о снятии опалы с Лейтуанов. Судя по тому, что этот самый Ральф Лейтуан попал в плен, сражаясь, семье все же вернули их права или хотя бы часть. Иначе он не смог бы оказаться в действующей армии.
Я прекрасно понимала, что этот Лейтуан не может отвечать за дела своих предков, однако все равно покалывало, словно иголочкой. Тот Лейтуан предал свою страну, сознательно послал не смерть тех, кем командовал. Этот попал в плен. Попал – или сдался? Я напоминала себе о том, что он ранен, но предубеждение уже пустило во мне корни.
Опала – это было не такой уж и редкостью. Совершая преступление, знатный человек лишал всю свою семью тех привилегий, которые давало высокое положение. Поскольку государственная служба была для них закрыта, они могли рассчитывать лишь на доходы от имения, при этом многие разорялись.
Снимали опалу не скоро, мог пройти не один десяток лет, особенно если причиной была государственная измена, которая считалась самым тяжким преступлением. От претендующего на возвращение ко двору требовалось доказать свою преданность, а сделать это, находясь вдали от него, было непросто.
Я снова сказала себе, что не должна интересоваться этим рабом, кем бы он ни был. Даже если бы им оказался мой брат Керман. Впрочем, Керман им точно не оказался бы. Ему и в голову не пришло бы отправиться в армию, а если бы все же пришло и он оказался в плену, племянника короля обменяли бы в тот же день.
Но строчки по-прежнему разбегались перед глазами, и я не могла понять, о чем читаю. Закрыла книгу, вышла из библиотеки и решила посидеть в своем любимом маленьком саду с фонтаном. Чтобы попасть туда, надо было пройти по всем коридорам, спуститься в холл, выйти и снова обогнуть замок. Или же спуститься по черной лестнице, которая вела к внутренней галерее. Я так и сделала и уже была рядом с выходом, когда услышала голос Лойры.
Иногда мне казалось, что она везде. Куда бы я ни пошла, постоянно натыкалась на нее. Сейчас она разговаривала с лекарем Миллианом, к услугам которого прибегала вся королевская семья. Суровый, холодный, с жестким взглядом прозрачных глаз и скрипучим голосом – я боялась и ненавидела его с той самой минуты, когда он пришел перед свадьбой засвидетельствовать мою девственность.
Я и представить себе не могла такого унижения!
Меня привели в комнату, где, кроме герцога и Тайнора, собралось с десяток придворных, мужчин и женщин. За ширмой стоял стол, на который мне пришлось лечь, задрав юбки и раздвинув ноги. Две придворные дамы накинули на мои поднятые колени простыню. Лекарь просунул под нее руку и не глядя ввел между ног два пальца. Я вскрикнула от неожиданности и боли.
- Девственна, - сказал он громко и вытер пальцы о простыню.
Я неловко сползла со стола, вся красная, со слезами на глазах, не зная, как выйду из-за ширмы и посмотрю на собравшихся.
- Не надо так переживать, госпожа, - с усмешкой сказала одна из двух дам, постарше. – Это обычное дело для всех невест королевской семьи. Разве у вас не так?
- Уж точно не при посторонних.
- Это еще что, - добавила другая. – Когда-то первая брачная ночь проходила в присутствии королевского совета. Молодожены задергивали полог кровати, а придворные сидели рядом, пили вино и подбадривали всякими шутками.
Даже сейчас, вспомнив об этом, я знобко передернула плечами. И остановилась в нише, надеясь, что Лойра с лекарем уйдут. Встречаться с ними лишний раз не хотелось.
- Сейчас ему лучше, гер… госпожа, но, боюсь, это временное улучшение. Рана неглубокая, однако заражение пошло по всему телу. Он будет умирать долго и мучительно.
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Бывают чудеса. Мужчина крепкий, здоровый. Иногда природа берет верх. Но я бы на вашем месте на это не рассчитывал.
Лойра пригласила к рабу-эвийару королевского лекаря?! И он согласился? Наверно, заплатила перекупщику очень много. А потом и Меллиану, не желая терять деньги. Или он и правда так хорош?
Наконец Лойра и лекарь ушли, но тут дверь одной из комнат открылась. Оттуда вышла служанка Рена с кувшином в руках.
Ральф
Хоть мне и полегчало немного, рана все равно вспыхивала болью от малейшего шевеления, а от слабости звенело в ушах и дурнота накатывала волнами. В горле пекло, я и не заметил, как выпил все, что было в кувшине.
Снова пришла Рена, принесла супа, но я даже не смог доесть. Бросало в жар и ледяной пот попеременно.
- Я оставлю, - сказала она. – Доешь попозже. Тебе надо больше пить, чтобы с потом выходила вся зараза.
- Я уже, - два коротких слова дались с трудом.
- Сейчас принесу еще. – Рена поставила миску на стол и взяла кувшин. – А пока отдыхай, Ральф.
Она вышла, я откинулся на подушку, закрыл глаза. Усмехнулся про себя.
Если так пойдет, госпожа Лойра не скоро получит то, для чего меня купила. Хоть постель, хоть что-либо другое. Если вообще получит. Для меня так было бы лучше.
Опалу с нашей семьи сняли два с небольшим года назад, перед началом войны. Почти полвека Лейтуаны были изгоями. Измена одного бросала густую тень на всех, порой навсегда. Теперь я мог бы занять какой-то пост при дворе – мог бы, но кто бы его мне дал? По сути, только армия и была открыта для меня, причем лишь действующая, на время войны.
Я пошел обычным солдатом, скрыв свою фамилию. Просто Ральф. Но когда представили к королевской награде, пришлось открыться.
Она появилась сразу – тень предубеждения, подозрительности. Я заметил, как изменилось отношение ко мне. Нет, не явно – исподволь. Не помогла ни вторая награда, ни назначение терианом. А самым ужасным было то, что предателем, выдавшим врагу расположение отряда, наверняка считали меня.
Попал в плен? Ой, да ладно! Все это притворство. Просто перешел на ту сторону. Такой же мерзавец, как и его предок Эргон. Дерьмо от лошади недалеко падает.
Возможно, вся моя семья снова в опале – теперь уже навечно.
Скрипнула дверь. Я почувствовал чье-то присутствие, чей-то пристальный взгляд. Открыл глаза и увидел в узкой щели женское лицо. На мгновение показалось, что это Райна. Но нет, ничего общего, кроме светлых волос и темных глаз. Совсем молодая, лет двадцать, не старше.
Мелькнуло черное пятно платья, дверь закрылась, шаги стихли в коридоре.
Черное платье? Герцогиня? Все же пришла взглянуть на меня? И тут же сбежала, когда поняла, что я ее заметил.
Злостью полыхнуло так же сильно, как и болью от раны, едва попытался сесть. Даже Лойра не была мне так противна, как эта хозяйка замка. Та – дочь своей страны, ее вырастили в презрении и ненависти к врагу. Эта приехала сюда, пусть и не по своей воле, но приняла здешние обычаи и правила. Рена сказала, что она равнодушна к эвийарам, живущим в замке. Равнодушие – или страх за свою шкуру?
Собственно, какая разница? По сути такое же предательство, просто маленькое.
Тогда что ей здесь понадобилось? Праздное любопытство? Мелкое, трусливое – лишь бы никто не заметил. Оно вызывало даже большее омерзение, чем равнодушие.
И все же я не мог не отметить, что женщина эта красива. Совсем иначе, чем Лойра. Мягкая, нежная…
Я разозлился на себя за подобные мысли. Она на стороне врага – и этим все сказано.
Меня снова знобило, весь бок горел огнем, взрываясь раскаленной болью при малейшем движении. Я не мог даже глубоко вдохнуть, а воздуха не хватало. Меня словно окунули в адское пламя, алое, как платье Лойры.
Вернулась Рена с кувшином, дотронулась до моего лба и вскрикнула. Ее пальцы показались ледяными. Она приподняла мою голову, напоила, потом ушла и снова вернулась с большой кружкой. Я узнал тот, первый, напиток, но на этот раз Рена заставила меня выпить все.
- От него можно умереть, - донеслось откуда-то с другого конца света. – Но если не выпьешь, точно умрешь. А ведь он сказал, что выживешь. Зачем?
Кажется, она плакала. Снова промыла, смазала и перевязала рану. Все это было будто не со мной. Будто наблюдал откуда-то издали, из-за стены боли. Хотелось сказать: оставь меня в покое, отпусти, дай умереть. Но даже на это не хватило сил.
Я проваливался в вязкую липкую черноту, выбирался из нее, глотал воздуха и снова проваливался. Какие-то крылатые адские твари хватали меня и тащили за собой – туда, где стояла одетая в черное платье Райна. Она улыбалась и манила к себе.
Райна?
Нет. Черная герцогиня!
Я даже не знал, как ее зовут, и не хотел знать.
- Иди, иди сюда! – шипела она, как змея.
Я упирался, отбивался руками и ногами, красные клочья летели во все стороны. Хватка ослабла, черная пелена развеялась.
Рена сидела на стуле рядом с лежанкой и перебирала браслет из белых бусин на запястье – молилась.
- Ральф, очнулся! – воскликнула она и всхлипнула. – Я уже боялась, что не выживешь. Ты двое суток был без сознания. И жар такой, что не дотронуться.
Рена взяла все ту же кружку и дала выпить три глотка. И сказала, чуть порозовев:
- Нужно тебя обтереть. Позову кого-нибудь из слуг.
Она ушла и вернулась с пожилым мужчиной в серой одежде.
Алесса
Начались женские дни. Обычно я радовалась – по крайней мере, в первый момент. Но сейчас стало так тоскливо, что не хотелось вставать с постели.
Да, хорошо, не беременна. Но впереди еще полтора года, которые показались вдруг вечностью. Даже если Тайнор даст мне развод – что потом? Хорошо, если война к тому времени закончится и я смогу уехать. А что ждет меня дома? Новый брак по политическим соображениям? Дочери в королевской семье – это товар, никто не спрашивает их согласия. А я к тому же стану подпорченным товаром – разведенная по причине бесплодия. Даже если и не бесплодна на самом деле. Кто будет проверять?
Хватит ныть, одернула я себя. Неважно, что будет дома. Уж точно не хуже, чем здесь. Главное – попасть туда.
Но война грозила затянуться надолго. Она шла уже второй год, завязнув в приграничье. Негары никак не могли продвинуться дальше, а эвийары – вытеснить их за свои рубежи.
Судя по свету, пробивающемуся сквозь шторы, время шло к обеду. Служанка и на звонок-то не всегда являлась, а без звонка тем более не пришла бы до самого вечера. Не зову – и прекрасно, меньше хлопот. Может, и правда не вставать? Но надо хотя бы переодеться и сменить простыни.
Нейя вошла с кислым видом, обозначила поклон, помогла вымыться и одеться. Поменяла белье и унесла грязное, даже не спросив, хочу ли я завтракать. Не приказала принести – значит, не хочу. Впрочем, мне и правда не хотелось, но к обеду я все-таки спустилась в столовую.
- Ваш новый раб еще жив, госпожа Лойра? – рассеянно поинтересовался Тайрон, высматривая на блюде кусочек пожирнее. – Мне говорили, он при смерти.
- Был, - поморщилась та. – Но сегодня пришел в себя. Вас интересуют рабы, герцог?
- Нет, - ответил он. – Я вообще предпочел бы обойтись без эвийар в доме.
Я уловила тихий смешок. За столом, помимо нас троих, было еще несколько гостей. В Негаре среди высшей знати это считалось нормальным: приезжать без приглашения, жить сколько захочется, уезжать, не попрощавшись. Две семейные пары и пожилой мужчина гостили у нас уже почти месяц, но я даже не запомнила их имен. К чему?
Я старательно резала мясо, делая вид, что меня этот разговор не касается.
Да, Тайнор, мне бы тоже хотелось, чтобы эвийар не было не только в Черном замке, но и вообще в Негаре. И рабов, и меня. Можно подумать, кто-то нас об этом спрашивал.
- Так что вам мешает от них избавиться? – тонко улыбнулась Лойра, и смешок снова пробежал над столом.
Гостей нисколько не смущало, что они задевают жену хозяина дома, которая сидит рядом с ними. Она же эвийара! С ней можно не церемониться.
- Ваш раб хоть и собственность короля, но формально принадлежит вам, госпожа Лойра. Вы можете продать его на торгах или подарить кому-нибудь. Вы, а не я. Остальные трое куплены моим отцом. Они не входят в наследство, я не могу распоряжаться ими. Только король может забрать их, если захочет.
- Как все сложно, - поморщился пожилой гость. – Будь моя воля, я бы с ними не церемонился. Эвийары – вообще не люди.
Я почувствовала, как запылали уши, и уже открыла рот, чтобы сказать что-то резкое, но поймала предостерегающий взгляд Тайрона. И снова подумала, крепко стиснув губы: как жаль, что все сложилось именно так. Мы ведь вполне могли быть если не любящими супругами, то хотя бы друзьями.
После обеда я ушла к себе и прилегла на кровать. Бессильная ярость все еще кипела во мне, но вскоре из-под нее проступило другое.
Ральф пришел в себя? Ему лучше?
Я помнила слова лекаря о том, что его смерть будет долгой и мучительной. Ошибся? Или это снова лишь временное улучшение?
Как будто опять оказалась там – у приоткрытой двери в крохотную темную каморку. Его лицо возникло перед глазами: пылающее от жара, с проступившими скулами и пересохшими губами. Как ни пыталась я убедить себя, что мне все равно… что мне должно быть все равно, это было не так. Я не хотела его смерти, несмотря на то, что здравый смысл подсказывал: для него это было бы лучшим выходом. И… для меня тоже… наверно.
Но я не спешила соглашаться со здравым смыслом. Мне хотелось, чтобы Ральф Лейтуан выжил.
Нет, я не думала о нем постоянно. Но время от времени всплывала беспокойная мысль: как он? Жив – это понятно. Если бы умер, новость до меня точно дошла бы. Но лучше ли ему? Или снова хуже? Я не могла ни у кого спросить, опасаясь, что это может мне навредить.
Прошла неделя с тех пор, как я увидела его. Лойра снова потеряла ко мне интерес. Здоровалась сквозь зубы и обходила самой дальней дорогой. Я бродила по замку, прислушиваясь к разговорам слуг, но они замолкали при моем появлении.
Чем дальше, тем сильнее мною овладевали тревога и любопытство.
Он ранен и страдает, пыталась оправдаться я. В моем беспокойстве нет ничего дурного.
Но тогда почему всякий раз, когда перед моим мысленным взором появлялось его лицо, начинали подрагивать руки, а ямочка под горлом наливалась предательским теплом?
Однажды я не выдержала. Снова пошла через крыло, где жили слуги, во внутренний садик. Я и раньше так ходила – что в этом странного? И снова из комнаты Ральфа вышла служанка Лойры с подносом в руках.
Ральф
Помогли заботы Рены или вдруг проснулась моя собственная жажда жизни, но мне стало лучше. Очень медленно и тяжело, однако я все же поправлялся. Сначала смог садиться, а через неделю впервые встал. Каждый день приходил Доун, менял рубашку и простыни, обтирал меня. Рена при этом неизменно выходила.
- Незамужней девушке не полагается видеть мужчину обнаженным, - пояснил Доун. - Даже если она ухаживает за больным.
- И что, все так строго соблюдают? – усмехнулся я. – В Негаре запрещены добрачные связи?
- Не то чтобы запрещены, но осуждаются. Особенно если девушка забеременела. Ребенок будет незаконным, даже если пара заключила брак. Собственно, как и у нас.
- У нас ребенок считается незаконным, если брак заключен после его рождения, - возразил я. – А как насчет внебрачных связей?
- На мужские смотрят сквозь пальцы. Это вроде как нормально. А если на измене поймают женщину, то это один из немногих поводов для развода.
- А какие еще?
- Государственная измена и бесплодие после четырех лет брака.
Я снова вспомнил Райну. Мы должны были пожениться, но отношения наши оставались сугубо целомудренными. Изредка она разрешала поцеловать себя. Я, конечно, не был девственником, познав мир страсти еще подростком, и с трудом сдерживал свои порывы. Однако намерение Райны сохранить невинность до свадьбы вынужден был уважать.
Сейчас я оставался настолько слабым, что мои плотские желания спали глубоким сном. И все же смущение Рены, которая вынуждена была выходить из комнаты, когда Доун раздевал меня, вызывало…
Нет, даже не волнение. Пожалуй, я не мог точно определить это чувство. Словно вспомнил, что на свете есть мужчины и женщины, способные доставить друг другу удовольствие. И не по обязанности, а по взаимному расположению.
Я не назвал бы Рену красивой. Крепко сбитая, с грубоватыми чертами лица и россыпью веснушек – тем не менее, в ней было что-то привлекательное, особенно когда она улыбалась. К тому же я испытывал к ней искреннюю благодарность за ее заботу.
- Ты проводишь со мной столько времени, - сказал я ей как-то. – Наверно, твоей хозяйке это не слишком нравится.
- Она сама отправила меня к тебе, - возразила Рена. – Я все успеваю. А если даже и нет, госпожа позовет кого-нибудь еще.
Я прекрасно понимал, почему Лойра готова была пожертвовать служанкой. Чтобы та выходила меня, поставила на ноги. Для нее. Думать об этом не хотелось – но думалось.
Впрочем, было и еще кое-что. Имя Рены по созвучию напоминало мне о Райне. А Райна в моих мыслях неожиданно соединилась с герцогиней. Сначала когда мне показалась, что Райна стоит за дверью, потом во сне или в бреду. Да, это было неожиданно и неприятно, но я никак не мог отделаться от связи между ними.
- Как ее зовут? – спросил я Доуна. Так же неожиданно, и для себя, и для него.
- Кого? – удивился он.
- Герцогиню.
Язык сопротивлялся на этом слове. Как будто спрашивал о чем-то постыдном.
- Никак. – Доун пожал плечами. – Герцогиня.
- В смысле?
- У нее нет имени. Жену черного герцога не называют по имени. Никто. Даже муж. Точно так же, как и самого герцога. Как только получит титул – и до самой смерти. Прежнюю тоже звали герцогиней. А как овдовела, снова стала госпожой Лойрой.
- Но как-то ведь ее звали раньше? Нынешнюю герцогиню?
- Госпожа Алесса. А герцога – Тайнор. Господин Тайнор.
Алесса…
Алесса?! Племянница короля Саммора? Вот, значит, кто это. Хотя чему тут удивляться? Кого еще могли выдать замуж за племянника короля Негары? Я никогда ее не видел, конечно. Слышал о ней, но не знал, что ее отправили сюда. Вот что значит быть в опале. Как будто в другой стране, на другом краю света.
- Говорят, ее нисколько не интересуют эвийары. – Я сказал это небрежно, словно мне все равно.
Доун посмотрел пристально, как будто пытался понять, что у меня на уме.
Мы сблизились за эти дни. Эвийары, как он сказал, должны держаться вместе. Я был с ним согласен. Соотечественник на чужбине – словно родственник. А уж в плену и подавно.
Сорокалетний крестьянин из приграничной деревни, высокий, крепкий мужчина – его захватили в плен в первый же день войны. Точнее, в первую ночь, когда негары перешли границу. Доун до последнего защищал свою жену и двух дочерей, но силы были неравными. Его оглушили, связали и отправили на невольничий рынок. О судьбе своей семьи он ничего не знал и не питал никаких надежд на встречу.
- Да, Ральф, говорят, - сказал он медленно. – Но не всему, о чем говорят, стоит верить. Она чужая в этом замке, как и все мы. Хоть и жена хозяина. Ее ненавидят и следят за каждым шагом, за каждым словом. Ненавидят все, от слуг до вдовы прежнего герцога. Малейшая оплошность – обвинят в государственной измене и казнят.
- Казнят племянницу короля?
- Значит, ты знаешь, кто она? – усмехнулся Доун.
- Догадался, когда ты назвал имя.
Алесса
- Посижу с вами, герцогиня, - сказал Тайнор. – Не возражаете?
- А может, ты все-таки будешь меня звать по имени, когда рядом никого нет? Или даже так это страшное преступление?
Он приподнял брови, усмехнулся.
- Иногда ты удивляешь, Алесса.
- Да и ты тоже.
- Послушай… - Он сорвал травинку и стал грызть стебель. – Я правда не желаю тебе зла. Когда ты только приехала… Я тогда был влюблен в одну девушку, но кого это интересовало? Король приказал, пришлось подчиниться.
- Скажи, этот брак устроили в расчете на улучшение отношений между Эвийарой и Негарой? Или меня действительно рассматривали как заложницу на случай новой войны?
- Думаю, и то и другое. Как получится. Никто же не предполагал, что ты станешь черной герцогиней. Теперь тебя нельзя обменять. Хотя можно казнить за государственную измену, на это неприкосновенность не распространяется.
- Я думала, что мы можем стать если не любящими супругами, то хотя бы жить мирно. Когда приехала.
- Да? Серьезно? – Тайнор отшвырнул травинку и рассмеялся с горечью. – А выглядело все так, как будто ты меня глубоко ненавидишь. Как будто я тебе противен.
Я заморгала в замешательстве. Ведь это он вел себя так, словно едва меня терпит. По необходимости.
- А потом началась война. – Подцепив носком сапога камешек, он отбросил его прочь. – И все стало еще сложнее.
- Если бы мы поговорили обо всем сразу…
- Если бы! – перебил Тайнор. – Ты была как ледяная глыба. От одного взгляда на тебя отбивало любое желание.
- Ну… не любое, - не удержалась я.
- Ты про супружеский долг? Зачастую мужчина просто хочет – и вовсе не ту, которая рядом. Думаю, для тебя не новость, что я не самый верный муж. Но я сразу решил: через четыре года разведусь с тобой по причине бесплодия. Это единственная возможность отпустить тебя. Единственная, которая не причинит тебе вреда. Если ты заметила, я делал все так, чтобы беременность не наступила.
Я покраснела. Ничего я не заметила. Потому что лежала, как мертвое бревно, с закрытыми глазами и ждала, когда он закончит.
- Наверно, проще было вообще ничего не делать.
- Алесса! – Он снова рассмеялся, на этот раз снисходительно. – Слуги должны будут подтвердить, что все четыре года я регулярно приходил в твою спальню.
- Но они и так подтвердят. Им же не видно, что там происходит.
- Коридорные – да. Им достаточно, что я открывал дверь и заходил к тебе. А вот прачки прекрасно разбираются в том, какие пятна от чего.
Я покраснела еще сильнее. Так, что даже стало трудно дышать. Отвернулась, сделала несколько глубоких вдохов.
- Прости, если смутил тебя. – Тайнор коснулся моей руки. – Не думал, что через два с лишним года брака ты настолько… целомудренна.
- Сейчас ты первый раз вот так со мной разговариваешь. Нет, первый – когда согласился отпустить меня, если я не рожу ребенка. Что-то изменилось?
- Да, Алесса. Я немного иначе посмотрел на тебя, когда ты вдруг вздумала защищать своих соотечественников. Как будто треснула скорлупа, в которой ты пряталась. Показала себя – другую. Настоящую. Но ты сильно рисковала, когда говорила так при слугах и при Лойре. При Лойре – особенно. Поэтому и решил тебя предупредить. Они следят за каждым твоим шагом, за каждым словом. И если обвинят в чем-то, даже я не смогу защитить.
- Спасибо, Тайнор. – Я говорила вполне искренне. – Я никогда не считала тебя дурным человеком. И даже думала, что мы могли бы стать друзьями, если бы не были врагами.
- Алесса, ты для меня не враг, - поморщился Тайнор. – Мы просто друг друга не любим, и с этим уже ничего не поделаешь. А война все только усугубила. Даже когда она закончится, ты все равно не сможешь здесь жить спокойно. Поэтому я и хочу отпустить тебя. А вовсе не потому, что мне нужен развод и другая жена. Да, другая жена нужна, но это не главная причина. Я тоже хочу немножко счастья и любви. Теперь я черный герцог и могу сам выбирать, на ком жениться.
Он замолчал, глядя себе под ноги и кусая изнутри щеку. Словно хотел сказать что-то еще, но не знал, как к этому подступиться.
- Послушай… ты же понимаешь, что Лойра не просто так купила раба? Не для своих утех? Может, и для этого, конечно, но не только. Я тебе уже говорил, но попрошу еще раз: будь осторожнее. Это ядовитая гадина, и она не перед чем не остановится.
- Чтобы снова стать черной герцогиней? – Я посмотрела ему в глаза, и он выдержал мой взгляд.
- Возможно. Она ею не станет, но погубить тебя может. Хорошего дня, герцогиня.
Тайнор встал и пошел по дорожке навстречу пожилой паре – нашим гостям. Сказал им что-то, рассмеялся и удалился вместе с ними. А я осталась размышлять о том, как неожиданно все повернулось.
Впрочем, неожиданно ли? Скорее, подтвердило то, о чем я думала. И насчет Лойры, и насчет его самого. Странным было то, что именно в лице мужа я нашла если не друга, то хотя бы не врага.
Но Ральф… Тайнор сказал, что Лойра наверняка купила его не просто так. Не для развлечения. Или не только. Что она задумала? Может, выставить все так, будто он попал в плен специально – как разведчик? И что я с ним связана?
Ральф
Больше мы с Доуном о герцогине не говорили, но я часто об этом думал. Что мне еще оставалось делать? Только лежать, смотреть в низкий потолок и думать. Обо всем, что приходило в голову.
Я все-таки выкарабкался, но выздоровление мое шло медленно. Рена расстраивалась, что я плохо ем, а у меня совсем не было желания. Несколько ложек супа или овощей с мясом – и появлялось чувство пресыщения.
- Ну как же ты поправишься, если почти не ешь? – выговаривала она. – Откуда взяться силам? Или ты это делаешь специально?
Нет, специально я ничего не делал, но мысль показалась интересной. Как можно дольше оттянуть тот момент, когда Лойра сочтет меня достаточно окрепшим… неважно для чего. Я не ждал от нее ничего хорошего и подозревал, что развлечение в постели – наименее мерзкое из того, что она может потребовать. Если она ограничится только этим, считай, что мне повезло.
В конце концов, она просто женщина и скроена так же, как все прочие. Если без любви – то не все ли равно с кем?
Я старался не думать о ней, но тогда в голову упорно лезли мысли о герцогине.
Возможно, Доун прав. Возможно, ей действительно приходится притворяться равнодушной, чтобы выжить. И все равно она меня раздражала. Чувства никак не хотели соглашаться с разумом и обвиняли ее в притворстве и лицемерии. Но при этом я ловил себя на том, что хочу ее увидеть. И объяснял это тем, что сразу понял бы, действительно ли она вынуждена вести себя так или на самом деле холодная и черствая.
Но вряд ли она снова заглянет сюда. Значит, увидеть ее я смогу – возможно! – не раньше, чем поправлюсь и выйду из этой комнаты.
Впрочем, было кое-что еще. Точнее, кое-кто. Рена. Я почти не сомневался, что она испытывает ко мне нечто большее, чем простое сочувствие и желание помочь. Все это было в ее взглядах на меня и в том смущении, когда я их ловил. И тогда мне становилось неловко – как бывает всегда, если не можешь ответить на чьи-то чувства.
Она была милой, нравилась мне, и я был ей крайне признателен, но как женщина… Грубо говоря, я мог бы переспать с ней и даже получить от этого удовольствие, но не более. И дело было вовсе не в разности нашего положения. Если с Доуном и другими рабами сейчас я был на равных, то по сравнению даже с той же Реной, служанкой, оказался на самом дне.
Нет, просто не случилось того волшебства, которое заставляет сердце биться быстрее. Я не скучал по ней, а если и ждал, то лишь потому, что одному было еще скучнее. Хотя с тем же Доуном я чувствовал себя намного легче и свободнее. Мы были одной крови и оказались в одинаковом положении. И никакой неловкости в общении с ним я не испытывал.
Потихоньку я смог вставать не только по нужде, но и немного ходил по комнате. Сначала с поддержкой Рены или Доуна, потом сам.
- Ты уже достаточно окреп, Ральф, тебе надо выйти на воздух, - сказала Рена однажды. – Сегодня тепло и солнечно. Здесь рядом выход на галерею и во внутренний сад. Посидим на скамейке.
Один только путь по коридору до галереи показался мне путешествием на край света. Пот лил градом, бок ныл, перед глазами плавали черные круги. Не хотелось уже никакого сада, но чтобы вернуться, пришлось бы пройти ровно столько же. Наконец мы вышли на галерею, осталось преодолеть несколько ступенек вниз – в сад.
- Проклятье! – прошипела Рена, и лицо ее исказилось от ярости. – У нее есть целый огромный сад, почему она вечно трется здесь?
Проследив ее взгляд, я увидел на скамье у фонтана герцогиню. Она сидела с книгой на коленях, но не читала, а о чем-то думала. Привалившись к колонне, я смотрел на нее. Солнце играло в ее светлых волосах, и они отливали золотом, камни в серьгах бросали радужные отсветы на лицо. Герцогиня глубоко погрузилось в свои мысли, и мне показалось, что в них она далеко отсюда. В Эвийаре?
Это случилось одновременно. Краем глаза я уловил возмущенный взгляд Рены, а герцогиня подняла голову и посмотрела в нашу сторону.
Как будто два клинка скрестились в одной точке – на мне. Удивление и смущение в темных глазах, гнев и ревность – в голубых.
- Пойдем! – Рена потянула меня за рукав к скамейке на галерее, рядом с нами.
Герцогиня встала и скрылась за кустами. Я опустился на скамью, пытаясь отдышаться.
- Ненавижу ее! – процедила Рена сквозь зубы.
- Почему? – не удержался я.
- Потому что… - Она осеклась, видимо, не зная, что сказать. – Потому что она эвийара.
- Я тоже.
- Ты другой. И вообще…
Рена замолчала и отвернулась. А я снова вспомнил слова Доуна о том, что герцогиню ненавидят все в замке, от слуг до вдовы прежнего герцога. Ненавидят и следят за каждым ее шагом.
Интересно, а муж тоже ненавидит ее?
Я понятия не имел, как выглядит герцог, но представлял его если не стариком, то довольно пожилым. Лысым, с красным лицом, отвислым брюхом и кривыми ногами. Но если он пожилой, значит, его отец был совсем дряхлым стариком. А Лойра не намного младше меня. Впрочем, кто спрашивает девушек, хотят ли они замуж и за кого. Что здесь, что у нас. Райна была сиротой, жившей у тетки-вдовы, та хотела выдать ее за кого угодно, поэтому и не возражала против жениха из опальной семьи.
Алесса
Лето шло к концу, еще немного – и начнутся затяжные холодные дожди, а там и зима, мрачная и суровая. Мне хотелось ловить каждый луч солнца, радоваться ярким краскам, прежде чем окунуться в сплошную тоскливую серость. Темный камень замка, темные тона мебели и драпировок, темная одежда слуг. И только алое траурное платье Лойры – как удар наотмашь. Хотя Тайнор тоже иногда надевал что-то из прежних нарядов: от него, в отличие от меня, черное требовалось только во дворце. Мне оставалось лишь завидовать.
Маленький внутренний садик я полюбила с первых дней в замке. В огромном тщательно ухоженном парке мне было неуютно, а там – наоборот. Он напоминал мой собственный сад в королевском дворце Эвийары, где я сажала цветы под руководством садовника Сьюлла. А еще тут был фонтан, монотонное журчание которого навевало дремоту. Так тихо, спокойно – словно и нет ничего этого: войны, ненависти, страха.
Позавтракав в постели, я умылась, оделась с помощью Нейи, взяла книгу и вышла в большой сад. Обойдя замок вдоль главного фасада, свернула за угол и через арку прошла во внутренний двор, куда заезжали поставщики провизии и прочих товаров. Слуги всегда смотрели с недоумением, как я протискиваюсь между повозками. Спрятавшись от настороженных взглядов за кустами, я села на скамейку, открыла книгу, но не прочитала и страницы.
Это были не мечты, не грезы. Я словно плыла между облаков, ни о чем не думая. Плыла на восток – домой. Плыла, пока не наткнулась на чей-то взгляд, такой острый и колючий, что невольно вздрогнула и повернулась в сторону галереи.
Там стояли Рена и Ральф. Стояли и смотрели на меня. Рена – словно готова наброситься и задушить. Ральф едва держался на ногах, прислонившись к колонне, и на его лице было то ли удивление, то ли растерянность.
Мне вдруг стало трудно дышать, словно весь воздух выжгло этим взглядом.
Сказав что-то тихо, Рена потащила его за рукав к скамейке, а я поднялась и направилась обратно к арке. Идти старалась медленно, чтобы не выглядело так, словно убегаю. Как в прошлый раз, когда смотрела на него из-за двери. Но сердце колотилось, как будто мчалась со всех ног.
Весь день я не могла успокоиться. Сидела в своей гостиной или в библиотеке, пыталась читать и вышивать, бродила по коридорам замка, даже поднялась на башню и долго смотрела в сторону Эвийары, скрытой горами и лесами.
Взгляд Ральфа преследовал меня везде. Стоило опустить веки, и я снова видела его лицо с резко проступившими скулами и впалыми щеками. Видела четко очерченные губы, твердый подбородок, прямой нос, высокий лоб, обрамленный темными длинными волосами. И глаза… в которых утонула, как в омуте.
Я не должна, снова и снова повторял разум. Я же знаю, чем все может кончиться. И Тайнор подтвердил это – что Лойра купила его не случайно. Я не позволю ее ненависти и собственной слабости погубить меня. Погубить сейчас – когда Тайнор обещал отпустить.
Надо выкинуть Ральфа из головы. Не думать о нем. Найти себе какое-нибудь занятие, которое отвлечет. Может, попросить садовника, чтобы дал мне работу? Ну да, так не положено, не принято, но хозяйка я здесь или нет?
Глупый вопрос, Алесса, ты только по названию хозяйка, а на самом деле бесправнее любой служанки. Да и садовник всегда смотрит так, словно ты вот-вот начнешь топтать траву на лужайках и рвать цветы на клумбах.
Но если попросить Тайнора?
Он был в черном – собирался во дворец, что подтверждала скука и раздражение на его лице. Кажется, я пришла не вовремя. Хотела тихо повернуться и уйти, но не успела.
- Вам что-то нужно, герцогиня? – спросил Тайнор, пока слуга застегивал мелкие пуговицы на обшлаге рукава.
- Я хочу поработать в саду. Мне… мне нравится.
- И что? – Он пожал плечами. – Кто не дает?
- Садовник. То есть я не просила, но…
- Ясно.
Стряхнув с рукава руку слуги, он направился к двери. Я – за ним. Молча пройдя по коридорам, мы вышли в сад. Садовник сгребал в тачку скошенную траву.
- Люмер! – все так же раздраженно позвал Тайнор.
- Да, герцог?
- Герцогиня хочет работать в саду. Найди ей место и помоги. Пусть у нее будет свой собственный угол.
- Да, герцог, но…
- Я недостаточно ясно выразился?
- Нет, герцог. Я понял. Будет исполнено.
Посмотрев так, словно я хотела перекопать весь сад и засыпать солью, он повел меня в самый дальний угол, где за кустами пряталась заросшая травой лужайка.
- Вы можете вскопать ее, герцогиня, - сказал садовник с глумливой ухмылкой. – Разбить клумбы, посадить цветы. Правда, они все равно не вырастут, потому что скоро осень, но какая разница? Зато вы при деле.
Можно было проглотить насмешку, взять лопату и копать до кровавых мозолей на ладонях. Или пожаловаться Тайнору. Или…
Или представить себя Лойрой.
- Еще одно слово в таком тоне, - прошипела я, сощурившись, - и ты окажешься за воротами. И не найдешь работы ни в одном приличном доме. Понял?
- Да, герцогиня. – Его вытянувшееся лицо побледнело. – Прошу прощения. Я сейчас пришлю работников, чтобы вскопали тут. А потом помогу разбить клумбы и дам осенние цветы.
Ральф
- Я думал, ты уже не придешь.
Хоть я теперь и мог вставать, но мыться все равно приходилось с помощью Доуна. От слабости то и дело бросало в пот, влажные простыни и рубашки отвратительно воняли козлом. Да и рана все никак не могла закрыться. Ее требовалось промывать каждый день.
- Герцогине вздумалось поиграть в садовницу, - усмехнулся Доун, снимая с меня рубашку. – Отправили вскапывать лужайку, чтобы она могла посадить цветы.
- Видимо, ей просто нечем заняться.
Мне показалось, что это прозвучало равнодушно, но он насмешливо приподнял брови.
- Ну да. А чем ей заниматься? Вышивать платочки? Чем вообще занимаются люди, которые не зарабатывают на кусок хлеба и не выращивают его?
Он ловко поддел меня. Чем занимался я в Эвийаре? Да, наша семья в опале едва сводила концы с концами, но все же не до такой степени, чтобы необходимо было работать. Я охотился, встречался с соседями, проводил время с женщинами – сначала со случайными, потом с Райной. Обычная праздность высшего сословия.
Ну что ж, теперь и мне придется познакомиться с самой черной работой.
Или нет?
Да я бы лучше копал землю целыми днями – когда вернутся силы. Но разве кто-то спрашивает, чего я хочу?
Забрав таз с водой и грязное белье, Доун ушел, вместо него появилась Рена с подносом. Молча поставила ужин на стол, проверила, есть ли вода в кувшине, и так же молча удалилась.
После той «прогулки» между нами что-то сломалось. Она по-прежнему приходила ко мне, приносила еду, но больше не кормила с ложки: я уже мог есть сам. И не задерживалась, чтобы поговорить. Промывала рану, перевязывала, забирала грязную посуду и уходила.
Возможно, Рена чего-то ждала от меня, но поняла, что отклика нет, и затаилась. А может, почувствовала ту холодность, которая взяла во мне верх над признательностью. Я никак не мог забыть ее искаженное ненавистью лицо и полные злобы слова. Вся ее привлекательность исчезла в одно мгновение. И тем больше я думал о герцогине.
В тот день, когда она сидела у фонтана и мечтала о чем-то, ее лицо было таким… нежным. Мне снова пришло на ум то, о чем подумал, впервые увидев ее: что она красива, и красота эта, в отличие от красоты Лойры, мягкая и нежная. Тогда я еще сильно разозлился на себя за эти мысли. А вот сейчас – нет.
Сначала я вопреки здравому смыслу считал ее предательницей и почти ненавидел, как и все остальные. Особенно после слов Рены о том, что ей наплевать на судьбу соотечественников. Но слова Доуна заставили задуматься. А когда увидел ее в саду, подумал вдруг, что она такая же пленница, как и я. Раздражение и неприязнь сменились сочувствием.
Да, я не хотел думать о ней – но все равно думал.
Та растерянность в ее взгляде, когда наши глаза встретились… Мне вдруг показалось, что она тоже думала обо мне. Может, не в тот самый момент, но до этого. Ведь пришла же взглянуть на меня. Из праздного любопытства – или из беспокойства, которое вынуждена была скрывать?
Вслед за этими мыслями пришел страх за нее. Взгляд Рены, когда та заметила, что я смотрю на герцогиню, был полон не только злости, но и ревности. Мне это не почудилось. Ничего нет страшнее обиженной женщины. Обиженной невниманием, а еще хуже - вниманием к другой. И неважно, что расстояние между герцогиней и мною как до неба и обратно. Важно, что между мною и Реной оно еще больше.
Я потерял счет дням. Рана начала затягиваться, я окреп, голова больше не кружилась. Теперь Рена только приносила мне еду и совсем перестала со мной разговаривать, лишь отвечала на мое приветствие. Даже не спрашивала, как я себя чувствую.
Лойра словно забыла обо мне, и я не знал, радоваться этому или нет. Но что-то подсказывало: расслабляться не стоит. Наверняка Рена докладывала ей о моем самочувствии. А может, купила для своих утех другого раба, покрепче? Хотя нет, Доун сказал бы мне. Он теперь заходил просто так, узнать, как дела, перекинуться парой слов.
- У меня новости, Ральф, - сказал он, заглянув этим вечером, когда я собирался спать. – Госпожа решила, что ты уже достаточно здоров для работы. Будешь жить со мной. Поэтому бери свою постель и идем в мою комнату.
- И что мне надо будет делать? – спросил я, скручивая валиком матрас, одеяло и подушку.
- Что скажут. У рабов нет постоянных обязанностей, куда надо, туда и отправляют.
Доун жил в том же крыле, только дальше по коридору. Комната была больше, но ненамного. Помещались там две лежанки, сундук, стол с лавкой и табурет, на котором стоял таз для умывания. Окно – такое же крохотное, под потолком.
- Летом здесь душно, - сказал Доун, - а зимой холодно. Печь общая, в коридоре, но сюда доходит слишком мало тепла. Слуга, который жил здесь со мной, простудился и умер.
- Тоже из наших?
- Нет, обычный слуга. Мойщик уборных. От него слишком сильно воняло, и никто не хотел жить с ним вместе. А отдельной комнаты ему не полагалось. Ну а нас не спрашивают, чего мы хотим. Да, еще покажу тебе трапезную. Мы едим со всеми слугами, но сидим отдельно.
Утром Доун привел меня в большой зал, где за длинными столами сидели слуги, и подвел к маленькому столику в углу. Я познакомился с двумя женщинами-эвийарами. Их звали Аэла и Витта, обе средних лет, увядшие то ли от тяжелой работы, то ли от тоски по дому. Смотрели на меня равнодушно, ни о чем не спрашивали. Впрочем, здесь вообще было не принято разговаривать за столом. Все ели молча и быстро.