Раб тьмы

Пролог

Непроглядные сумерки сгустились над рыбацким городком Тотен, когда Виссарион возвращался на своей маленькой лодочке с моря к себе домой, в одинокую ветхую лачугу у берега. Двадцатипятилетний рыбак весь дрожал и стучал зубами, его губы посинели – Виссарион промёрз до костей. Главной причиной тому являлось утро, которое выдалось необыкновенно тёплым для начала октября, из-за чего Виссарион отправился в этот день на своей скромной лодочке дальше, чем он заходит обычно. К тому же погода и южное направление ветра обманчиво настояли, чтобы Виссарион оделся в лёгкую куртку и даже не надел шапку. Рыбак не был из местных, поэтому ещё не знал про коварство погоды Тотена, из-за которой в городке ежегодно погибает от двадцати до тридцати пяти человек.

                Свою ошибку рыбак осознал только после полудня, когда ветер коварно переменил направление и подул с севера. Резко похолодало. Но Виссарион не мог вернуться домой с пустыми руками. Его низкое положение в обществе обрекало его на голодный день, если он сейчас ничего не поймает. Именно поэтому – по велению пустого живота – Виссарион остался в море, пренебрегая неудобствами.

                Затем температура упала ещё ниже. А улова всё не было. Придётся посидеть ещё. Кабы за это время Виссарион не простудился в своей лодочке. Или не умер от переохлаждения; от давнего бича Тотена.

                Рыбак мёрз. Солнце торопливо сбегало с зенита и стремилось к закату. Температура воздуха неостановимо падала, и уже необыкновенно тёплое утро переросло в небывало холодный вечер. И вот, наконец, Виссариону повезло – он поймал крупную треску.

                Наконец он может вернуться домой, приготовить улов и поесть.

                Вот только в тот день он уплыл куда дальше, чем обычно. До берега пришлось грести очень долго. Вечер успел уступить место ночи. Похолодало ещё сильнее. Виссарион усердно работал вёслами, чтобы как можно скорее вернуться в родную лачугу. Рыбак даже вспотел. Мягкий лунный свет  нежно ложился на лодку, но его не хватало для освещения огромного водного пространства, из-за чего Виссарион плыл, можно сказать, вслепую, доверившись лишь своей памяти.

                Лишь свет полной луны да звёзды были путниками рыбака в тот момент, но и луну, как показалось Виссариону, словно иногда что-то заслоняло. Словно над лодкой летала какая-то огромная птица, отбрасывая гигантскую тень. Однако не было слышно ничьих взмахов крыльев. Или их звук перебивали шум волн и вёсел? Виссарион решил списать это на дурное наваждение и лишь начал грести усерднее, дабы поскорее очутиться дома. Да и кто это может быть? Чайка? Слишком большая для чайки… Ладно, это не так важно.

                Сумерки сгустились. Виссарион подплыл достаточно близко, чтобы суметь разглядеть берег, и повернул чуть правее, так как он немного отклонился от курса и плыл мимо нужного места. Ощущение, словно над ним кружит огромная птица, наконец, оставило его. Да, это было лишь глупое наваждение! Игра воображения вместе с непроглядной тьмой будоражили разум. И ещё холод. Рыбак сильно дрожал. Пот лишь усугубил положение. Было очень холодно. Виссарион испугался: теперь он мог ещё умереть и от переохлаждения, как и многие тотенцы до него. Гребля усилилась. Скорее бы домой!

                Вдруг рыбак заметил какое-то свечение и, прищурившись, разглядел фигуру на берегу. На достаточном расстоянии от дома Виссариона, но на том месте, куда он плыл, пока не повернул правее. По силуэту, едва видимому сквозь пелену тьмы, можно предположить, что это крупный волк, ибо для собаки это нечто слишком огромно. Но это было ещё не самое жуткое в данном силуэте. Глаза зверя блестели, нет, сверкали оранжевым светом так сильно, что если бы Виссарион не различил фигуру волка, он бы подумал, что это горят два маленьких костра или факела на берегу.

                Виссарион прищурился, точно ли это был волк, ибо свечение глаз сильно настораживало. Фигура сгорблена. Очень худа, даже противоестественно. Что же это такое? Лодка приближалась к берегу всё ближе, а фигура увеличивалась и становилась чётче и оттого непонятнее. В один момент рыбаку показалось, что это и не волк вовсе, а сгорбленный, стоящий на четвереньках, очень худой человек, чьи длинные руки касались земли. Лодка подплыла ближе. Нет, он не был на четвереньках в привычном понимании этого слова, а стоял, не согнув  колени, но наклонившись и доставая ладонями землю, при этом изогнув голову так, чтобы следить за лодкой. Этот «человек» одет во всё чёрное, что даже сливался с ночным берегом, только бледная лысая голова и светящиеся глаза выдавали его присутствие. Виссарион надеялся, что это всё лишь игры разума; что это лишь два маленьких костра или факела, белый пакет и мусор создавали пугающую иллюзию, будто кто-то стоит на береге.

                Но вдруг «человек» зашевелился. Передвигая руками и ногами какими-то странными, дёргаными рывками, он начал уходить прочь от воды, будто испугавшись лодки или, наоборот, разочаровавшись, что судно плывёт не прямо на него.

                Рыбак ещё раз понадеялся, что это были лишь иллюзии, фокусы мозга, что не может разглядеть ночной мрак и оттого придумывает его невероятных обитателей. Да и мог ли Виссарион поддаться страху и развернуть лодку, обрекая себя на смерть от переохлаждения?

                Лодка причалила к берегу. Рыбак взял с собой дрожащими от холода руками ещё живую и брыкающуюся треску и побежал в родную лачугу, чуть ли не спотыкаясь об каждый камень от дрожи и спешки.

                Выбив хлипкую деревянную входную дверь со щеколдой, а затем закрыв её, рыбак подбежал к чугунной печи в дальнем углу лачуги, развёл огонь и начал отогревать промёрзшие до костей конечности. Виссариона пробивала дрожь. Он слишком долго пробыл на холоде, а лачуга, хоть она и спасала от ветра и леденящего морского бриза, также промёрзла до основания, и нужно было время, чтобы отопить дом. Всё указывало на то, что эта ночь станет роковой для рыбака, а виной тому обманчиво тёплое октябрьское утро.

Глава 1: Новая медсестра

                После тех ужасных событий прошло чуть больше десяти лет.

                Худой, скорее истощённый различными препаратами и затяжной болезнью, голубоглазый, обросший человек среднего роста являлся единственным пациентом психиатрического отделения больницы города Тотен. Его звали Виссарион Иаковович Руневский. По крайней мере, он так представился, ибо никаких его документов так и не нашли. Десять лет назад он был рыбаком, теперь же сидит в одной из шести палат для душевнобольных и практически всё своё время либо ловит мух или пауков, либо проходит терапию от своего столь долгого недуга. Десять лет эта палата является Виссариону домом, а медперсонал его семьёй. У него даже побледнела кожа от столь долгого пребывания в палате. Зубы пожелтели. Мешки под глазами теперь не сходят с лица Виссариона. Белки глаз также пожелтели из-за почечной недостаточности, но порой, из-за постоянно лопающихся капилляров (причиной тому, как правило, являлось частые периодическое повышение давления – гипертония), они полностью краснеют. В такие моменты Виссарион сам напоминал вампира.

                Как же так сложилось?

                Десять лет назад, в канун Хэллоуина (а именно в конце октября), скорая помощь привезла умирающего, корчащегося в судорогах, полного ссадин и мелких ран, никому не нужного и неизвестного рыбака Виссариона Руневского. Он в лихорадочном бреду случайно забрёл в город Тотен, что и спасло ему жизнь от, казалось, неминуемой гибели. Виссарион, еле-еле поднимая ноги, медленно шёл по городу и во всё горло кричал что-то про вампиров, то ли пытаясь что-то сказать тотенцам, то ли просто произнося случайные слова. Местные жители посчитали его приехавшим откуда-то издалека наркоманом (ведь далеко не все тотенцы знали, как выглядит Виссарион, да и его внешность отличается от тотенской), поэтому они вызвали полицию, а те, в свою очередь верно оценив состояние Виссариона, вызвали скорую помощь. Врачи смогли спасти жизнь рыбаку. Правда, тот ещё несколько дней пролежал в лихорадке, а затем не мог подняться с койки пару месяцев.

                Пневмония с менингитом – такого было заключение тотенских врачей.

                И эпизод с вампиром, по их утверждениям, был лишь плодом воспалённого лихорадкой мозга. Вот только два крохотных следа, словно от игл, на шее не давали покоя Виссариону. Они не зажили полностью до сих пор. Что это, если не укус вампира? Скептики в один голос доказывают, что это след от катетеров. Только вот зачем ставить катетеры в шею? Ответ на этот вопрос так и останется покрытым завесой тайны, ведь дежурный врач, что оказывал помощь и, может быть, даже реанимировал Виссариона, когда тот находился между жизнью и смертью, погиб от несчастного случая на следующий день, в Хэллоуин, поэтому точно неизвестно, зачем он поставил два катетера в шею Виссариона. И ставил ли он их вообще?

                Были и ещё доказательства того, что нападение вампира имело место быть в реальности, а не в больной голове Виссариона помимо загадочных следов на шеи.

                Тот далёкий год был ознаменован вспышкой какого-то опасного заболевания, что унесло жизни тридцати восьми жителей города Тотен за два месяца, а затем закончилось столь же неожиданно, как и началось. Оно даже не оставило после себя никакого следа, и ни в каком другом городе его не обнаружили. Болезнь была незаразна. Отчего инфицировались люди, осталось неизвестным. У заболевших неожиданно поднималась температура, затем резко начиналась пневмония, а через неделю пациент умирал. Карантина в городе не объявляли. Вспышка даже осталась практически незамеченной в среде эпидемиологов. Но никто не посчитал это проделками вампира. Тот октябрь отличился особенно резкими передами температуры. За тёплым утром практически всегда следовал чуть ли ни зимний вечер. Этим объяснялась вспышка пневмоний. Даже порой отметалась версия с особым штаммом гриппом (которая была общепринятым объяснением тех событий), ибо вирус, может быть, и ни при чём вовсе – виновата погода и сами жертвы, а точнее их недальновидность. Иными словами, также популярной версией являлось переохлаждение – давний бич Тотена, но, из-за особенного зверства в тот год, кто-то всё же придерживался версии с невыявленной болезнью. В общем, истинная причина тех смертей не выяснена до сих пор, и она по сей день является предметом оживлённых дискуссий в узких кругах.

                Последняя деталь, доказывающая существование вампира – это полуразрушенная лачуга Виссариона. Когда рыбак в сопровождении своего лечащего врача-психиатра Фёдора Борисовича пошёл к себе домой (доктор надеялся так разубедить своего пациента в существовании вампира), он обнаружил, что входная дверь закрыта изнутри щеколдой, а окно разбито осколками внутрь. Однако и это смогли объяснить упрямые скептики. Долгое пребывание в лодке, сильная лихорадка и общее истощение вызвали галлюцинации гораздо раньше, чем Виссариону кажется. Ведь когда вампир начал свою слежку за Руневским? Пока рыбак находился в лодке. Следовательно, его воспоминания, где он заходит в свою лачугу с живой треской в руках, могут оказаться ложными. Виссарион в бреду разбил собственное окно, залез в дом, бросил пойманную треску на пол, разбросал вещи, закрыл входную дверь щеколдой, а затем вылез через окно и, наконец, пошёл куда-то, ведомый фантастическими видениями.

                Слишком сложная версия, не правда ли?

                В итоге ничто не смогло разубедить Виссариона в существовании вампира. И никто. До сих пор.

                Его лечащий врач – психиатр Фёдор Борисович (тучный человек среднего роста с водянистыми глазами, небольшой лысиной среди чёрных волос на голове и гладковыбритым лицом с круглыми очками – практически типичная внешность тотенца) уже десять лет пытается вылечить своего единственного пациента от столь необычного недуга. У пациента не было каких-либо галлюцинаций, неврологических аномалий (кроме перенесённого менингита) и прочего, что позволяло бы однозначно поставить диагноз. Нет, у Виссариона одна лишь бредовая мысль о существовании вампира и непреодолимое желание его уничтожить, порой перерастающее в одержимость. Всё! Даже пребывание Руневского в психиатрическом отделении обусловлено скорее тем, что в Тотене больше нет других душевнобольных. Городок маленький. А если даже и появляются сумасшедшие, то либо дальние родственники заболевших забирают их к себе в другие города, либо ближние не допускают закрытия своих родных в психиатрическом отделении. Поэтому даже сам Фёдор Борисович понимал, что Виссарион сидит у них только из-за оправдания существования психиатрического отделения, стремления местных властей спрятать куда-нибудь неизвестного бездомного (ведь вряд ли Руневский вернётся жить в свою полуразрушенную лачугу на берегу) и по желанию самого больного.

Глава 2: Первый сон

                Через несколько часов после встречи Виссариона и Агнессы наступила ясная безоблачная, безмолвная ночь, и на небе стали отчётливо виднеться звёзды и полная Луна, что осветили Тотен своим мягким светом. Но с наступлением темноты пришёл и суровый холод. Такой же, как десять лет назад. С севера подул ледяной ветер. Температура упала ниже нуля. С неба даже начали падать редкие хлопья снега, предвещая, что этот октябрь будет холоднее, чем десять лет назад. Означает ли это, что в Тотен вернётся та загадочная болезнь, и количество смертей вновь перевалит за несколько десятков? Время покажет.

                Тем временем воспоминания Виссариона о милых зелёных глазах Агнессы, её огненно рыжих волосах, приятных духах и очаровательной улыбке вытесняли его одержимость вампиром. Весь остаток дня Руневский не выискивал по соседним палатам мух или пауков и не изучал каждый миллиметр карты побережья в поисках возможных убежищ вампира. Нет, он всё это время только размышлял, грезил и мечтал об Агнессе. Вампир вдруг стал не столь важен, столь незначителен, что даже не заслуживал хоть малейшего внимания вовсе. Впервые за десять лет Виссариону захотелось выйти из психиатрического отделения не ради пожизненной охоты на вампира, а ради того, чтобы посмотреть на прекрасную Агнессу. Хотя бы аккуратненько краем глаза взглянуть на неё, да так, что бы она ни о чём не узнала; чтобы не испугать этого небесного ангела своей неказистой внешностью и чудаковатым поведением; чтобы даже не испортить ей настроение.

                После того, как в третьей палате крупный санитар (именно он отвечал за психиатрическое отделение; остальной медперсонал, кроме Фёдора Борисовича, старался не заходить сюда вообще) помыл полы, Виссарион лёг на свою койку возле окна и закрыл глаза, представляя во всех подробностях завтрашнюю встречу с очаровательной рыжеволосой медсестрой.

                И Руневский увидел сон. Впервые за десять лет.

                Однако Виссарион не начал зреть какие-либо видения. Непроглядная тьма всё также застилала его глаза, закрыв их неподъёмными, словно свинцовыми, веками. Взамен на зрение его слух, осязание и обоняние обострились до нечеловеческого предела. Он ощущал, что неподвижно лежит в какой-то небольшой сырой пещере, даже не дыша, не в силах поднять свои веки или дрогнуть хоть одной мышцей. Виссарион отчётливо слышал каждую упавшую каплю, суетливое копошение летучих мышей, падающие редкие снежные хлопья и морской прибой недалеко от пещеры. Запахи также рисовали окружающую картину в мельчайших подробностях, указывая, где лежит протухшая рыба, разлагающиеся крыса, тают упавшие снежинки или морские волны касаются прибрежных камней. Только чудовищная слабость сковывала столь могучее тело. Иногда капли с потолка пещеры неприятно падали на сверхчувствительное тело Виссариона, но тот был не в состоянии что-либо сделать, беспомощно терпя это издевательство природы.  Да он сам лежал головой в какой-то небольшой лужице. Бывший рыбак быстро понял, в чём дело – он сейчас находится в теле вампира. Того самого, что укусил Виссариона десять лет назад и сейчас обессиленно лежит в гроте на побережье.

                Час этого невообразимого сна казался настоящим проклятьем! Это не являлся сон без сновидений, а какая-то злая издёвка – находиться в абсолютно беспомощном теле, но при этом обострённо ощущать всё, что происходит вокруг тебя. Иногда на тебя упадёт капля с потолка, иногда кто-то, скорее всего крыса, заползёт на тело, а во рту ощущалось чьи-то движения, словно в нём кто-то гнездился и уже довольно длительное время. При этом время шло бесконечно медленно. Растягивалась каждая секунда, будто весь мир замедлился. Вампир действительно был проклят самим Богом, ведь иначе подобные невероятные страдания невозможно объяснить как-то ещё. Не могла эволюция сотворить случайным образом столь несчастное существо! И никто не в силах ему помочь. На Виссариона вдруг нахлынули противоположные чувства: с одной стороны, он невероятно страдал от беспомощности в этом Богом проклятом теле, а с другой сладкая месть, что вампир так сильно страдает, ублажали изуродованную душу Руневского.

                Прошёл ещё час этой невыносимой пытки.

                А затем ещё.

                И ещё.

                В один момент Виссарион полностью потерял счёт времени. Ему казалось, будто бы он лежит уже целую вечность в этом проклятом гроте, и конца этой беспомощности не наступит никогда. Теперь Руневский пленник в теле своего злостного врага – столь же проклятой души.

                Вдруг до обострённого слуха вампира – а значит и Виссариона – начали доноситься чьи-то шаги где-то вдалеке, вне пещеры, но на побережье. Торопливые, аккуратные шажочки медленно шли в сторону грота, то и дело постоянно спотыкаясь об многочисленные препятствия, что дарило море, которое словно пыталось уберечь от чего-то страшного или, наоборот, старалось остановить от злых намерений. Показывало ли это поведение о том, что этот кто-то не знает побережья и находится на нём впервые? Когда некто подошёл ближе, стало слышно его запыхавшееся частое дыхание, что свидетельствовало о том, что он уже долго бродил по побережью, словно не сразу найдя нужное направление к пещере. Кто-то искал и целенаправленно шёл в сторону грота. Или прямиком в логово вампира. С какой же целью?

                В один момент некто неосторожно подошёл достаточно близко к воде, и волны несколько раз ударились об ногу незнакомца, намочив его джинсы и обувь, кажется зимние женские сапоги. На промокшие участки одежды тут же набросились ледяной ветер с моря и падающие снежные хлопья. Виссарион для себя подметил, что этот кто-то днём точно будет простужен, и таким образом Руневский вычислит, кто это, и расспросит, зачем он (хотя, скорее всего, она) пошёл к вампиру. Если некто не проявит свои намерения этой ночью.

                Через некоторое время дьявольский нюх вампира ощутил нежный аромат парфюма. Разница обоняния вампира и человека не давала Виссариону понять, знает ли он эти духи – ощущал ли он их раньше, в теле смертного человека? Немного погодя, к запаху парфюма примешались запахи помады, туши, дезодоранта, зубной пасты, кожи сумочки и переваривающегося ужина в желудке.