Рабыня эмира Кальтея

Глава 1

Дождь лил как из ведра уже вторую неделю. В лачуге, в которой нашел себе пристанище Лас, текла крыша. В результате одежда и солома, на которой приходилось спать за неимением кровати, стали мерзкими и сырыми. Но это была ерунда. Главное, никакие змеюки так и не прознали про эту берлогу и не лезли со своими глупостями. Лас натянул куртку, перекинул через плечо ремень чехла с гитарой и двинулся на выход.

Естественно, у порога собралась здоровенная лужа. Лас глянул на нее, как на врага, но лужа никуда от этого не делась и даже смущенной совсем не выглядела.

— Сука-тварь! — сказал ей Лас, примерился и прыгнул.

Нога поехала по скользкому камню мостовой, и ему только каким-то чудом удалось удержать равновесие, все-таки заступив правой ногой в самый центр проклятого болота. Сапог тут же промок, и Лас выругался еще злее и громче. Прекрасное начало очередного «расчудесного вечера»! Еще раз выматерившись, он все-таки двинулся вперед. Вариантов все равно не оставалось — сапоги у него были одни, а дальше сидеть дома не представлялось возможным. Очень хотелось жрать.

В душе кипела черная ненависть к миру и к хвостатым... да и двуногим тварям, его населявшим, а потому увиденное в грязной подворотне, с которой Лас вскоре поравнялся, наполнило его мрачной радостью. Толпа местного бандитья, сбившаяся в стаю вокруг молодой, неожиданно хорошо одетой и красивой человеческой женщины! Люди и наги из числа тех, кого ни в одну приличную нору-дом не пустят. То что надо!

Сняв с плеча гитару, Лас пристроил ее в темную щель — чтобы, не дай бог, не повредить в драке, а после, улыбаясь почти что счастливо, шагнул вперед. Два узких стилета вжикнули, покидая ножны, и кто-то из куда более стремительных, чем люди, нагов даже успел обернуться на звук… Но это было все, что они смогли. Двоих змеюк Лас зарезал сразу — те и хрюкнуть не успели. Оставшиеся трое — наг и два человека — сунулись было ему навстречу, извлекая свои ножи. Но один из людей оказался на редкость медлительным, а второй — слишком неумелым, чтобы составить серьезную конкуренцию Ласу с его уже почти пятнадцатилетним опытом выживания в любых условиях. Последний же оставшийся в живых наг и вовсе отправился на тот свет как-то сам, без участия Ласа — лишь захрипел, выгибаясь, и из его рта потекла темная, почти черная струйка крови. Проводив падение его уже мертвого тела несколько растерянным и даже обиженным взглядом, Лас с так и не утихшим за слишком быструю схватку раздражением взглянул на женщину:

— Это была очень «умная» идея — явиться в такой райончик и в такое время! Если бы не я…

— Я объяснила бы им, что они не правы, сама, — перебила странная дамочка и демонстративно слизнула кровь с длинного и острого, как стилет, когтя, который на глазах у похолодевшего от внезапно навалившегося ужаса Ласа медленно втянулся в ее изящный пальчик.

— Ну вот ты как всегда, Фрейя, — вдруг проворчал кто-то, и по-прежнему буквально остекленевший от страха Лас увидел, что из-за спины чудовища в прекрасном женском обличии шагнула невысокая, неожиданно коротко стриженная и в результате забавно лохматая молодая эльфийка. — Привет! Меня зовут Эри-Ри. Это госпожа моя пресветлая дора Фрейя. А ты менестрель по прозванию Леголас?

— Мы, фьорнэ, с тобой что-то слишком мало знакомы, чтобы ты мне тыкала, как родному, — автоматически огрызнулся Лас и покрепче стиснул рукояти своих клинков, ставшие во вспотевших от страха ладонях опасно скользкими.

— Да брось! — эльфийка, представившаяся как Эри-Ри, вдруг улыбнулась тепло и широко, и что-то в душе у Ласа дрогнуло. Давно никто не улыбался ему так — открыто и искренне.

— А он отчаянный, — усмехнулась, поворачиваясь к своей спутнице, дамочка с выкидухами вместо пальцев. — Коготков моих, конечно, испугался, но от страха не обделался, и даже тебе, плутишка мелкая, выговоры делать принялся.

— Наш человек, — Эри-Ри подмигнула Ласу и скомандовала: — Бери свою гитару и пошли отсюда. Тесно здесь. А нам с пресветлой дорой простор нужен.

— Вы бы пресветлых тут не поминали. Пресветлых тут любят видеть только на виселицах… Как, впрочем и эльфов с эльфийками.

Когтистая дама лишь пожала плечами и в некотором нетерпении притопнула ногой. Эри-Ри махнула рукой:

— Да мы знаем. Давай уже, пошли, что ли. Чего время-то терять?

— А могу я поинтересоваться: куда и по какому поводу?

— Можешь, но что толку? Все равно идти придется. Мы ведь специально за тобой, певун. Велено доставить в лучшем виде, нигде не помяв и ни обо что не приложив. С инструментом. Но ты не боись, мы хорошие.

— Ага, — кивнул Лас, шаря вокруг глазами и прикидывая, куда бежать, — хорошие. Когда спите зубами к стенке, то мимо с палкой пройти можно.

Если бросить гитару в той щели, куда он ее и сунул перед потасовкой, и рвануть туда, через покосившийся забор…

Глава 2

А после Ласу пришлось бежать и очень быстро. Младший брат эмира, наливаясь дурной кровью, заорал: «Держи!» Солдаты метнулись — только чешуя по земле зашуршала, толпа колыхнулась, и Лас успел скрыться в ней, а после выбраться за ворота, пока ничего не понимающие стражники-наги пучили глаза и стискивали кулачищи на своих алебардах. Остальное тоже было предсказуемо: через час на главной городской площади глашатай уже прокричал княжеский указ о поимке бродячего менестреля из числа людей по прозванию Леголас, приговоренного к повешению за оскорбление княжеской семьи.

До сих пор Ласа спасало только то, что эту самую «княжескую семью» в народе не сильно-то любили. Даже если кто-то узнавал человека с гитарой за спиной, который иногда пел в кабаках, чтобы заработать себе на кусок хлеба, доносить о нем никто не спешил. Особенно здесь, в глуши, на границе с Драконьим королевством, в которое Лас, собственно, и норовил перебраться, да не успел. Начались беспросветные осенние ливни, а на перевале, как шепнули Ласу, уже и вовсе лег снег.

Дождь шел и теперь. Мокрые ветви периодически стряхивали за шиворот целые потоки воды, заставляя передергиваться. А вот спутницы Ласа от дождя, похоже, не страдали вовсе. Лохматая эльфийка по имени Эри-Ри еще на выходе из города натянула на голову капюшон плотного, длинного и очевидно теплого плаща и плевать хотела на непогоду. Одежда и волосы пресветлой доры Фрейи и вовсе оставались совершенно сухими. Пораженный Лас присмотрелся и увидел, что капли дождя с шипением испаряются, даже не долетая до нее.

«Стало быть, первое предположение о том, что она магичка не из слабых, оказалось верным!» — понял Лас и поежился. Уже почти пятнадцать лет, а он все еще к этим штукам так и не привык. Наверно, потому, что и так пришлось привыкать слишком ко многому — одни хвостатые змеелюди, или по-местному наги, в землях которых он оказался, чего стоили… Лас опять мотнул головой и вдруг осознал, что спутницы тем временем вывели его из перелеска на просторную поляну. Здесь лило еще сильнее. Так, что Лас даже забеспокоился о сохранности инструмента.

— Ты, певун, высоты боишься? — деловито спросила Эри-Ри и шмыгнула носом — как видно, погода досаждала все же и ей.

— Нет, — проворчал Лас.

— Ну и здорово, значит, привязывать не придется.

— В смысле?.. — начал было Лас и вдруг поперхнулся.

Поляна, казавшаяся такой большой минуту назад, теперь стала маленькой и тесной.

— Твою мать! — вскричал Лас и, сдернув с плеча, выставил перед собой гитару, ухватив ее за гриф.

— Не дури, — буркнула Эри-Ри и, деловито поддернув плащ, полезла на спину огромному огненно-красному дракону, который непонятно откуда здесь взялся. — Давай. Или хочешь и дальше мерзнуть и мокнуть?

— Чего давать? — задушено спросил Лас, поводя перед собой гитарой и готовясь к удару, если дракон надумает...

— Лезь за мной, и полетели уже. А инструмент побереги. Фрейе от него ни тепло ни холодно, а пресветлый лир твое пение послушать хотел.

— Фрейе? — тупо переспросил Лас, гитару так и не опустив.

— Ага. Лезь, потом все поймешь.

Лас взглянул недоверчиво. Дракон был спокоен, Эри-Ри, уже устраивавшаяся у него на спине, тоже. Один Лас со своей боевой гитарой выглядел полным идиотом. Вступать в неравный бой со зверем, которому он едва до груди головой доставал, действительно было глупо. Да и, судя по явственно нарисовавшейся иронии на морде дракона, никакой битвы не будет.

Дракон... Лас выпрямился, опустил свою музыкальную «дубинку» и шагнул ближе. От громадного зверя веяло теплом. Лезть? Чтобы потом отправиться в полет? Да возможно ли это вот так — не во сне, а наяву? Дрожащими пальцами Лас коснулся плотной чешуи на боку зверя и даже улыбнулся. Она была сухой и теплой. Гитара мешалась, и Лас вновь перекинул ее через плечо и приложил уже обе ладони к мощному телу перед собой. Было страшно… И в то же время в душе от всего этого: от пережитого шока, который теперь переплавился во что-то совсем иное, от мощнейшей энергетики огромного тела рядом, от плотной чешуи под пальцами, от предвкушения, — родился такой восторг, что Лас с трудом удерживал себя в руках, чтобы не начать смеяться или даже глупо и радостно орать, выкрикивая свои эмоции…

— Ну где ты там? — Эри-Ри свесилась вниз и нетерпеливо глянула на замершего Ласа. — Давай! На лапу, по крылу и сюда.

Эри-Ри уселась впереди — ближе к голове зверя, Лас занял место у нее за спиной — между следующей парой костяных выступов опасно острого гребня, который тянулся вдоль всего драконьего хребта. А еще через секунду это прекрасное огненное чудовище оттолкнулось мощными лапами, взбило воздух сильным взмахом перепончатых крыльев и рвануло вверх. В чернильное небо, затянутое плотными облаками.

Глава 3

— Смотри ты, еще не спят, — со смешком прокомментировала Эри-Ри и подтолкнула Ласа к проему. — Двигай и удовлетвори этого меломана по полной. А мы с госпожой моей, пожалуй, пойдем. А то она кому-то здесь голову точно вот-вот откусит. А мне с Тэйей он нужен целым.

И Лас вдруг оказался один на один с двумя очень пьяными людьми... Хотя нет. По-настоящему пьян был лишь один — черноволосый здоровяк лет сорока. А вторая мало того, что была не человеком, а эльфийкой, так еще и оказалась значительно трезвее. Именно она поднялась на ноги, подошла к столу, уставленному бутылками, и поманила к себе Ласа, попутно наливая полную рюмку прозрачной жидкости из графина. Лас глянул и как-то сразу понял, что это не вода.

— Рвани для сугреву, а после спой нам от души. На твой выбор. Говорят, можешь так, что душа то плачет, то смеется.

Лас, понятно, рванул. Занюхал рукавом — во-первых, потому что ничего другого не предложили, а во-вторых, чтобы не ударить в грязь лицом под испытующими взглядами двух пар глаз. А после принялся расчехлять гитару, поглядывая то на черноволосого, который, теперь в тяжкой задумчивости водил себе по губам кончиком длиннющей косы, глядя куда-то в мировое пространство, то на эльфийку, вновь усевшуюся среди подушек, поджав ноги.

Искоса рассматривая своих нежданных «клиентов», Лас размышлял. Дора Фрейя, как считается в эмирате Кальтейском, — личная зверушка местного короля, а Эри-Ри говорила, что пение Ласа хочет послушать сам пресветлый лир. Следует предположить, что пьяный в лоскут мужик он и есть. Но кто тогда эльфийка, что пьет с ним? Фаворитка, о которой опять-таки шептались в тавернах эмирата Кальтейского, поджимая губы и пошло кривясь? И как это терпит законная супруга, которая, насколько Лас знал, у пресветлого лира Бьюрефельта тоже имелась?

«Кобелина!» — подумал Лас, с некоторой завистью глядя на черноволосого. У него у самого секс последний раз был еще до того, как на глаза попались любвеобильные канисы. А вместе с ними августейшая чета — младший брат нынешнего эмира Кальтея и его будущая супруга… Давно, короче говоря. Да и до того как-то с этим особо не складывалось... Сучья судьба!

Гитара, к счастью, не промокла, и Лас с удовольствием прошелся по струнам кончиками наконец-то согревшихся пальцев. Что бы спеть этим двоим? Всегда очень важно было сразу угадать настроение клиента. Угадал — и дальше можно расслабиться. Все пойдет как по маслу, и денег дадут без счета, от щедрот раскрывшейся навстречу стихам и музыке души. Не угадал — трындюлец с просвистом. Лас вздохнул, еще раз прищурившись осмотрел свою сегодняшнюю очень странную аудиторию, и сообщил:

— Застольная.

А после запел энергично:

Ну-ка мечи стаканы на стол,

И прочую посуду.

Все говорят, что пить нельзя,

А я говорю, что буду.

(Аквариум, «Стаканы»)

— Гребешка не люблю, мутный он и пафосный, — поднял голову черноволосый король и скривил рожу. — Давай лучше Гарика. Эту, помнишь: «Знаю я, есть края…»?

Лас кивнул, молча ругая себя: не угадал с первого раза, не то завел, значит, будут проблемы… Подстроив верную гитару, он прокашлялся и снова запел — то, что заказали:

Там в озерах вода, будто божья роса, там искрятся алмазами звезды и падают в горы.

Я б уехал туда, только где мне достать бы билет.

(Неприкасаемые, «Знаю я, есть края…»)

— Твою ма-ать… — вдруг взвыл король и уронил лобастую башку на стиснутый кулак.

— Давай еще Гарика. Или нет, лучше Шевчука, — велела эльфийка и сердито глянула на замолчавшего Ласа, который разинул рот и выпучил глаза, только сейчас осознав, что его просили спеть не просто песню, которую, может быть когда-то слышали в его исполнении, а именно Гарика... А лучше Шевчука... Но откуда?..

— Я…

— Прошу тебя, — с нажимом сказала странная эльфийка и указала глазами на совсем расклеившегося короля. — Видишь, у человека кризис среднего возраста, чтоб ему. Надо этого дуболома в кучку собрать, чтобы дел не наделал. Давно я тебя, Лас-Леголас, выслеживала. С тех самых пор, как донесли мне про эти песенки твои, но теперь не до того. Так что беседы беседовать потом будем, а пока пой. Еще водки хочешь?

— Нет.

— А будешь?

— Да.

— Наливай.

Так и не представившаяся эльфийка, которая, судя по ее словам о «выслеживала», совершенно точно не была комнатной собачкой короля, махнула рукой, украшенной парой колец, на графин, из которого Лас уже успел отведать. Налив себе уже самостоятельно еще одну полновесную порцию, Лас решительно опрокинул ее в рот, чувствуя, как алкоголь обжигает пищевод и давно пустой желудок, выдохнул, хрюкнул в кулак, утер подло заслезившийся глаз и, все-таки не удержавшись, прохрипел:

Глава 4

— Ну, рассказывай, — сказала эльфийка и, неторопливо добравшись до золоченой козетки, заваленной подушками, удобно устроилась на ней.

Выглядела он при этом, как девочка-красотулька из нагского гарема, но прищур глаз — цепких и испытующих — говорил о том, что содержимое самым опасным образом не соответствует упаковке. Да и двигалась эта, кажется, совсем молодая и стройная до изящества фьорнэ по гладкому полу, как кот по крыше — мягко перетекая с мыска на пятку, словно танцуя. Как раз так ходили опытные воры... Или бретёры. Лас скосил глаза — традиционного узкого эльфийского меча на поясе у девицы не было, только нож в коротких кожаных ножнах на левом боку. Но зато это не была украшенная каменьями бесполезная игрушка. Ножны казались потертыми, а выглядывавшая из них рукоять — простой, но удобной.

Нож расположился на левом боку... Значит, его хозяйка правша. Левая рука малоподвижна и как намагниченная ложится на рукоять... Штрих характерный. По нему Лас всегда легко определял человека, эльфа или даже нага, хотя у них с моторикой все было несколько иначе, годами носившего оружие, даже если он был не вооружен — привыкшей опираться на рукоять меча или ножа руке в этом случае словно деваться было некуда, и она периодически впустую проходилась по боку в поисках отсутствующего предмета.

Привычки, жесты, мелкие поведенческие детали всегда могли сообщить внимательному и опытному наблюдателю очень многое. Тут же они со всей очевидностью указывали: юная фьорнэ непроста. И ухо с ней надо держать востро. Чего вот приперлась прямо сейчас — в купальню к постороннему мужику? Какой пакости от нее ждать? Лас, голяком лежавший в огромной ванне, глянул на посетительницу, нагло нарушившую его уединение, хмуро:

— Что рассказывать?

— Можешь начать с прошлой жизни.

— Да там и начинать нечего, — Лас, демонстрируя расслабленность и спокойствие, которых на самом деле не испытывал, закинул руки за голову и уставился в узорчатый потолок. — Мне было шестнадцать, и я был наивен, романтичен и в связи со всем этим глуп как пробка. По глупости и погиб. Все меня в небо, блин, тянуло… Но небу я был без надобности, а вот земля, как выяснилось, меня ждала… Я парапланеризмом увлекался. Ну и с погодой не угадал. Порыв ветра, параплан смяло, а меня со всей дури приложило о скалу, с которой я до этого и спрыгнул. Одно хорошо — помер мгновенно, как выключили, так что хоть не валялся потом внизу переломанный и воющий от боли. Пришел в себя здесь…

Ласу вдруг стало холодно даже в горячей воде и в хорошо протопленной купальне. Первые годы были… тяжелыми. Мягко говоря. Нет, сначала все показалось фееричным и изумительным. Он обрел себя после черного провала смерти посреди большого города. Тело было чужим — это он понял сразу, едва открыв глаза. Просто потому, что ему на лицо, мешая видеть, свешивалась прядь светлых волос. А в прошлой жизни он был темным шатеном. Руки тоже были непривычными и оттого странными — с обгрызенными грязными ногтями и ссадинами на костяшках. А еще дико болела голова, и, ощупав ее, он обнаружил здоровенную шишку, и, более того, пальцы его окрасились кровью.

Немного придя в себя и уняв головокружение, Лас, который в тот момент назывался вовсе не Леголасом, а был самым обычным учеником одиннадцатого класса средней школы Лешкой Ласточкиным, долго бродил, с восторгом осматриваясь по сторонам. Он словно в фильм костюмный попал! В любимый фентезюшный мир! Оказался он посреди огромного торжища, где торговали и торговались самые разные существа: люди (или те, кто ими казались, потому как были двуноги), люди со змеиными хвостами вместо нижней части тела и с раскосыми опять-таки совершенно змеиными глазами, и даже... Лас просто-таки задохнулся от восторга! Здесь были даже остроухие эльфы! Совсем не такие романтически прекрасные, как в фильмах, скорее, странные — похожие на кузнечиков из-за сухощавой стройности и даже на первый взгляд неприятно опасные, — но все же точно эльфы!

Восторгам Лешки, который, насмотревшись на «декорации», как раз и решил, что будет зваться здесь Леголасом, не было предела. Но ровно до тех пор, пока ближе к вечеру на него не налетел какой-то шумный тип с криком, что его уже все потеряли.

Так Лешка-Леголас, цепко ухваченный тем мужиком в странном одеянии за шкварник, оказался в шатре бродячего цирка. Здесь на него тоже первым делом стали орать, требуя что-то. Он не понимал что, он вообще ничего не понимал и только нервно трепыхался в руках поймавшего его и таращил глаза.

— Смотри, его кто-то по башке приложил. Да хорошенько как — даже куртка в крови.

Ласа покрутили, ощупали, вывернули карманы…

— Понятно, ни гроша, гнида ты гнойная! — вызверился здоровенный мрачный тип, который его и шмонал. — Кто это был, ты, говношлеп? Что случилось?

— Я… не помню, — прохрипел Лас, как-то сразу поняв, что вопрос адресован именно ему. — Я… Голова очень болит. А вы кто? Вы меня знаете?

Повисла тишина.

Глава 5

Тогда-то, побывав на самой границе жизни и смерти, Лас резко, сам не заметив как, повзрослел, взял себя в руки и изменил тактику. Он перестал скулить и беспомощно звать маму, когда его в очередной раз били или нагружали очередной непосильной работой. Смысла в этом не было никакого. А главное, он запретил себе даже думать о самоубийстве, о том, чтобы сдаться и глупо слить второй шанс, вторую жизнь, которую ему каким-то чудом позволили обрести в другом мире и в другом теле. А еще он стал жадно учиться. И прежде всего, тому, как управляться с луком и с ножами… Он тренировался каждую свободную минутку, и мастерство его росло день ото дня. Ножи в его руках порхали, как бабочки. Стрелы неизменно летели в цель даже со спины скачущего во весь опор сарима — так в этом мире назывались клыкастые лошади-хищники — и вскоре увидел, что Шидон стал его бояться.

— Ты после того удара по башке стал на себя не похож, говношлеп. Раньше все больше слезы лил, а теперь… Не смотри на меня так, убью, сученыш! Если узнаю, что опять затеял чего, так отделаю, что себя не узнаешь.

Лас молчал, получал за это по морде, но линию поведения не менял. Он выжидал, словно змея, затаившаяся под камнем. Или наг, задумавший неспешную удушающую месть. И дождался.

— Зарезал? — с интересом спросила эльфийка и кивнула появившимся в купальне слугам, которые тут же принялись деловито расставлять еду на низком столике возле ванны.

— Неа. Утопил пьяного в сточной канаве, будто он сам в нее и упал. К чему мне обвинение в смертоубийстве? — возразил Лас и потянул к себе глубокую миску с сочными кусками мяса, постановив ничего не стесняться — ни своих совсем не дворцовых манер, ни сидевшей напротив эльфийки.

Бесстыдница-фьорнэ проследила за тем, как гость ест, ничуть не смущенная признанием в преднамеренном убийстве, и усмехнулась:

— А как ты менестрелем-то стать умудрился?

— Извилисто, — невнятно ответил Лас, вгрызаясь в мясо. — Прибился к уличной банде. Воровал, грабил… Потом почуял, что паленым пахнет, и свинтил. Оказалось, вовремя. Через пару дней всех моих подельников на городской виселице увидел. Начал орудовать уже в одиночку. Грабил дома богатых нагов. И как-то попался на ерунде. С чего решил, что этот домишко будет легкой добычей? Короче, накрыл меня хозяин. Думал, отобьюсь — человек он оказался, а не наг. А он опытнее меня оказался раз в двадцать. И опять-таки сильнее. Я ж, несмотря на все свои «подвиги», еще совсем щенок зеленый был. Разоружил он меня и скрутил. Я стал думать, что стражникам сдаст. Но и тут ошибся. На кухню отволок и жрать дал. А сам принялся расспрашивать. Ну, я ему все без утайки и рассказал. Кроме попаданства своего, конечно. Кто ж в такое поверит? И произошло еще одно чудо — он меня у себя жить оставил. Сказал только: «Если поймаю тебя на воровстве или еще на каком бандитстве, сам, лично, на тот свет отправлю». Ну вот… Он как раз менестрелем был. Стал меня учить играть на разных музыкальных инструментах, петь — благо голос у меня оказался сильным и неожиданно для меня самого красивым. Да и слух вполне себе музыкальным… Прожил я у него почти пять лет. За это время научился петь и аккомпанировать себе. И оружием всяким владеть не хуже мастера Донована — так его звали. Сначала недоумевал я, зачем музыканту такое умение, откуда оно у него вообще, а потом понял. Столько раз сам за свою жизнь уже в роли менестреля в разные истории влипал, что только благодаря той его науке и выжил.

— И что ж, за просто так он тебя всему учил, кормил и таскал за собой?

Лас усмехнулся невесело:

— Нет, конечно. Верно все понимаешь, фьорнэ. Трахал он меня. А я... Я молчал, потому как жизнь у него сытная была и безопасная. Да и наука, которую он мне преподавал, нравилась. Я о музыке, если что... Да... А потом он умер, пусть драконовы облака ему будут пухом…

— Тоже прикончил?

— С ума сошла? Говорю ж: хороший он был. Хоть и голубой... Нет, простудился он как-то сильно. Болел. Я ухаживал как мог, мага даже оплатил, но то ли слабенький колдунишка попался, то ли не то что-то наворожил… Не помогло, короче.

Лас пошарил глазами по сторонам в поисках чего-то, чем можно было бы прикрыться. Не нашел и, плюнув на все, полез из ванной как был — голяком. Еда кончилась, вода уже совершенно остыла, и сидеть в ней дальше не было никакой возможности. Эльфийка осмотрела его не без удовольствия и подмигнула, показав оттопыренный вверх большой палец (жест, надо сказать, полностью отсутствующий в этом долбанном мире). Лас уже собрался сказать какую-нибудь гадость, но она лишь ткнула пальцем в стопку одежды, которая, оказывается, уже дожидалась у входа в купальню, и отвернулась.

— Как мне тебя звать-величать? — натягивая непривычные, совершенно новые штаны, поинтересовался Лас.

— Пресветлая дора Несланд. Это если прилюдно. А так — Янис-Эль. Лучше местным именем тебе сразу представлюсь, чтобы путаницу не устраивать. Да и привыкла я уже к нему.

Глава 6

У Ласа в голове еще как-то укладывалось то, что драконы в этом мире существовали. Он даже мог допустить, что некоторые из них перекидывались, как оборотни, и ходили по земле на двух ногах, например, в образе прекрасной женщины, как дора Фрейя. Но чтобы драконом каким-то образом стал такой же землянин, как он сам? Попаданец?! Это в мозг не лезло ни боком, ни повдоль.

— Магия, — явно решив не вдаваться в подробности, вновь отмахнулась Янис-Эль и встала. — Ты как? Жив? Готов еще беседы беседовать или баиньки?

— А у меня есть варианты? — вскинув бровь, ответил вопросом на вопрос Лас.

Янис-Эль усмехнулась:

— Нет. Ждут нас с тобой.

— Ну, спасибо, хоть сделала вид, что предоставляешь мне свободу.

— Все, что могу, — все с той же усмешкой извинилась та и, соскочив с козетки, направилась в сторону выхода из купальни.

В коридоре Лас первым делом чуть не обделался со страху. За дверью, которая, казалось, открылась перед ними сама, на Янис-Эль тут же накинулись две огроменные снежно-белые твари. Лас было привычно потянулся к отсутствующим ножам, которые у него аккуратно изъяли вместе с грязной одеждой, но вдруг понял, что звери эльфийке рады и норовят не покусать, а полизать. На самого Ласа они смотрели настороженно и холодно, но не нападали и вообще вели себя исключительно вежливо.

— Это кто? — осторожно следуя за Янис-Эль и ее чешуйчатыми тварями, спросил Лас.

— Чертик и Ангела, мои белые кадехо. Шлялись где-то, заразы, а теперь заявились…

О кадехо Лас слышал. Как о них не слышать-то? Но чтобы о белых? Нет. Альбиносы что ли? Или это отдельный вид? Ну… редкий, например. Звери синхронно повернули к нему свои страшные головы и, кажется, заухмылялись очень похоже на то, как давеча ухмылялась их очень непростая хозяйка.

— Они говорят, что ты смешной. И на меня чем-то внутри похож. А потому можешь не бояться. Не будут они тебя жрать.

— Они… говорят?

— Ага. Магия, бубеныть.

— А ты, что ли, к тому же еще и магичка?

— Еще какая, — проворчала Янис-Эль, и дверь перед ней вновь распахнулась сама собой.

«Сука-тварь!» — подумал Лас и пригорюнился.

Вот что за несправедливость! Получалось что-то вроде начала сказочки или, скорее, анекдота: встретились как-то три попаданца, старший умный был детина и устроился работать королем, а еще на полставки драконом; средний был и так и сяк — тонкий, звонкий и вообще баба лопоухая, но стала магичкой и местной Берией; а третий… Третий — то есть Лас — видно, действительно и вовсе был дурак. Потому как, хоть и попал в этот долбанный мир раньше этих обоих, ни драконьих крыльев не обрел, ни сил магических не заимел. Досталась только смазливая морда, от которой больше проблем, чем пользы. И выносливость саримья, потому как с другой все, что довелось Ласу, вынести просто было нельзя.

Пока Лас предавался этим угрюмым мыслям, они с Янис-Эль и ее тварями миновали пустую темную комнату и вышли на широкий балкон. Дождь остался за горами, в эмирате Кальтейском, чтоб ему в преисподнюю ухнуть целиком. Небо было глубоким и чистым. Лас вдохнул сладкий, наполненный ночной морозной свежестью воздух и улыбнулся звездам.

— Привела? — спросил глубокий низкий голос из темноты, и Лас от неожиданности вздрогнул.

— Как вы и просили, уважаемый Кантуниль-Кин-Ха. Как вы и просили, — Янис-Эль склонила голову и сделала жест в сторону подобравшегося Ласа.

Из темноты на свет местной луны (называлась она Нирея, но Лас упрямо именовал ее именно так: Луна), шагнул широкоплечий и высокий мужик с черной косой до задницы. Был он чем-то неуловимо похож на пресветлого лира, но казался старше и как-то… внушительней, солидней. Лас всмотрелся ему в лицо и вдруг увидел в его глазах стремительный росчерк пламени — словно тот смотрел на огонь. Вот только никакого огня рядом и в помине не было…

«Тоже дракон, — вдруг как-то совершенно четко понял Лас, и внутри у него что-то сжалось. — Зачем я понадобился дракону?»

— Хочу просить об услуге, — прогудел тот и склонил голову к плечу. — Но должен предупредить: дело опасное, и тебе, Лас, придется вернуться в эмират Кальтейский.

— Не лучшая идея. Меня там очень быстро отправят на городскую площадь плясать с пенькой на шее, и на этом моя жизнь и порученная мне вами миссия бесславно закончатся.

— К эмиру Кальтея направляется посольство Драконьего королевства, — негромко пояснила Янис-Эль. — Ты поедешь в его составе. А значит, будешь защищен статусом дипломатической неприкосновенности. Да и не признает никто в свитском из посольства, направленного пресветлым лиром Бьюрефельтом, менестреля Леголаса из эмирата Кальтейского. Причесон, одёжка богатая, бородка с усами — и благородный дор Лас… Эмм… Лас-Пальмас готов.

Глава 7

Не пей вина, Гертруда,

Пьянство не красит дам.

(Аквариум, «Не пей вина, Гертруда»)

— Заткнись, — простонал пресветлый лир Бьюрефельт, а в прошлой жизни Станислав Лир, и кинул в Ласа подушкой, которой до этого прикрывал себе голову, пытаясь спастись от его песнопений.

Лас увернулся. Янис-Эль, которая сидела неподалеку и снисходительно усмехалась, напомнила:

— Его пресветлость не выносит Бориса Гребенщикова.

Лас двинул бровями, побренчал раздумчиво и завел новое:

Он не знал, что можно выжить с утра.

Кто-то черный разжег в его горле огонь.

(Чиж и Ко, «Любитель жидкости»)

— А все потому, что вчера было очень много жидкостей под другими номерами, — припечатала Янис-Эль, подмигивая Ласу.

— И ты заткнись! Еще женщина называется, никакого в тебе сочувствия, — заскулил король и повел налитым кровью и тоской глазом.

— Любишь кататься, люби и саночки возить. Не все коту масленица, будет и Великий пост. Не всякому Савелью веселое похмелье.

Пора по пиву, по пиву, по пиву пора,

С ним не берет мороз и не страшна жара.

(Иваси, «Пора по пиву»)

— Ы-ы-ы! — завыл король уже в голос и вскочил на ноги, стискивая пудовые кулаки.

Величество тут же заштормило, но в том, что он с этим справится, сомнений не было. Как и c тем, что сразу после Ласа станут бить. А потому он подготовился — отложил гитару в сторону и встал в бойцовскую стойку. Но драка, неизбежная на взгляд опытного в таких делах менестреля, так и не приключилась. Всему помешала молодая женщина с потрясающими темно-рыжими волосами и милым веснушчатым лицом.

— Хватит его мучить, — мрачно велела она и вошла, прикрыв за собой дверь. — Совести у вас нет, пресветлая дора Несланд. И у тебя, менестрель, тоже…

— Тэйя! — проскулил король и с размаху уселся на скрипнувший под ним стул.

— Пошли! — губами и глазами просемафорила Ласу почему-то ужасно довольная Янис-Эль и сама бочком двинулась на выход.

В коридоре Лас вопросительно взглянул на нее. Пресветлая дора Несланд в ответ молча сплясала что-то очень задорное, под конец хлопнув себя ладонями по коленкам — сначала по одной, потом по другой. К ее танцу тут же тяжеловесно подключились по традиции поджидавшие хозяйку за дверью кадехо, так что выглядело это все в целом совершенно дико. Лас засмеялся. Янис-Эль приложила палец к губам и поманила менестреля за собой:

— Пошли, нас портной с помощниками ждет и вообще полно дел.

— Это кто была?

— Жена. Сейчас они наконец-то помирятся, и все будет пучком. А то в этот раз эти их мудовые страдания слишком затянулись. Третьи сутки пошли.

— Так ты нарочно меня песни горланить заставляла?

— Ну ясен пень! Не фашистка же я, на самом деле! Я же видела, что Тэйя рядом бродит, а значит, услышит нас и дурака этого здоровенного пожалеет. Она-то, в отличие от меня, нормальная женщина — жалостливая...

— То есть как — видела? — перебил ее Лас, уцепившись в ее словах за сказанное ранее. — Через стены?

— Ага. Маг я или дерьмаг?

— Круто. А ты что, всех видишь? И где? Только во дворце? Или?...

— Или. Но не всех, а тех, кого знаю в лицо сама. Ну или если портрет мне показать. И только в том случае, если искомый объект не экранирован магически. Эмир Кальтея, к примеру, экранирован. Но я над его экраном работаю. Сложный, сука...

— Круто, — уныло повторил Лас и завистливо вздохнул.

— Не завидуй. Поверь — особо нечему. Сплошная головная боль и проблемы. А вот ты… Если провернешь дельце, тебе будет обязан сам Кантуниль-Кин-Ха, а это действительно дорогого стоит.

Но Лас все равно завидовал. И даже не только наличию у фьорнэ Янис-Эль магических способностей. Вот, к примеру, портной, к которому его, Ласа, сейчас вели. Трудился он в прибыльной компании по пошиву разной модной одежки, которая была создана лично дорой Несланд. Значит, местная Берия — не только магичка, не только главная интриганка на службе у королевства Драконьего, но еще и успешная бизнесвумен. В то время как сам Лас... Сам Лас на фоне своих коллег-попаданцев выглядел бледно. Только и знал, что пятнадцать лет кряду ерундой занимался — горбатился, как вол, воровал, а после на гитаре бренчал...

Глава 8

— Кто она? — мрачнея, спросил тогда Лас. — И почему добывать ее вы посылаете именно меня?

— Она мне нужна, — отрезал дракон, и Ласу показалось, что вокруг стало светлее — так ярко вспыхнули глаза Кантуниля-Кин-Ха. — Это все, что ты должен знать. А почему именно ты? Потому что ты не местный, а человек другого мира, а это дает тебе здесь кое-какие преимущества. Потому что ты ловкий и беспринципный малый. Ну и наконец потому, что это выгодно тебе самому. Так ты как минимум сможешь здорово насолить эмиру Кальтея, к которому у тебя, кажется, есть счетец. А как максимум — неплохо заработать.

— Какие же это у меня преимущества? — тут же уцепился за сказанное Лас и с изумлением узнал, что он, оказывается, совершенно не подвержен ментальному магическому внушению. Как и все прочие выходцы из другого мира, попавшие в этот.

— А кроме того, — вклинилась в разговор Янис-Эль, которая все это время помалкивала, — ты поймешь все, на каком бы языке при тебе ни велись беседы.

— Вот как? — переспросил дракон, щуря свои огненно-черные опасные глаза.

Янис-Эль в ответ дернула плечом и чуть смущенно улыбнулась Кантунилю-Кин-Ха, попутно сделав выражение своих обычно хищных глаз таким умильным, что Лас не выдержал и захохотал. А ведь наверняка те, кто не знал пресветлую дору Несланд достаточно хорошо, покупались на эту милоту и няшество! Еще бы — эльфиечка, молоденькая, махонькая! А что за фасадом? Это уже другой вопрос. Да и задавался ли им кто-то достаточно умный и равнодушный к ее женским чарам, чтобы тут же не помчаться делать то, о чем она просила? А ведь Янис-Эль этим беззастенчиво пользовалась! Тем более что, похоже, велись на это «милашество» не только чужаки и дураки. Потому как владыка-дракон Кантуниль-Кин-Ха тоже явно оказался под воздействием.

— Ну ты и хитрю-юга! — протянул он.

— Заметьте, уважаемый Кантуниль-Кин-Ха: я могла бы и дальше молчать, но не пожалела тайну свою главную ради общего дела, — с пафосом былинного сказителя изрекла Янис-Эль, а после сделалась еще более умильной, хотя казалось, что это уже невозможно.

— Черт знает что… — пробормотал дракон и задумался — видимо, вспоминал, что именно обсуждал в присутствии мелкой, но весьма пронырливой местной Берии, думая, что та его не поймет.

— Все попаданцы, насколько я поняла, изначально обладают этим даром — негромко пояснила Янис-Эль уже Ласу. — Мир заботится о тех, кого призвал. Ведь заранее нельзя предугадать, куда такую вот призванную, притянутую сюда душу занесет, в какое тело, в какую страну.

— Так я, что же, полиглот?

— Тебе в голову, Лас Ласточкин, теперь встроен универсальный переводчик. Такой вот, блин, апгрейд… Сейчас ты со мной и с уважаемым Кантунилем-Кин-Ха беседуешь на языке Драконьего королевства. В эмирате Кальтейском ты так же легко, даже не заметив этого, перейдешь на кальтейское наречие. А если попадешь в Мердриб, так же ловко станешь лопотать на языке подземных жителей.

— Проверяла? — меланхолично поинтересовался Кантуниль-Кин-Ха.

Янис-Эль кивнула:

— С Дэнсом и Тароном болтала, специально заставляя их говорить на разных языках. Никакой разницы не почувствовала. Только если специально обращать на это внимание, начинаешь улавливать что-то. Выглядит так, будто у собеседника интонация и темп речи меняется.

— Круто, — решил Лас и тоже задумался, припоминая некоторые эпизоды из собственного богатого на общение с разными людьми опыта.

Но потом мысли его сползли на другое. Доводы Янис-Эль и дракона выглядели убедительно, деньги были действительно нужны до зарезу, расположение влиятельных лиц тоже, но почему-то не оставляло ощущение, что эти двое что-то не договаривают. Дракон усмехнулся, и Лас окончательно уверился, что древний ящер читает его мысли, как открытую книгу. Тогда почему у Кантуниля-Кин-Ха также легко с Янис-Эль не получается — вон ведь, не знал же, что та любые его речи понимает?.. Потому что она эльфийка? Спросить? Так ведь дракон лишь усмехнется в ответ, а эта мелкая, но опасная «няшка» опять ответит в своем репертуаре: мол, магия…

«Ну и ладно! — решил Лас. — Зато с драконом мне удобно разговаривать. Не надо проговаривать вслух то, что хочешь спросить. Ну крокодил летающий, колись, что еще у тебя в загашнике есть?» Кантуниль усмехнулся и продемонстрировал Ласу, что не хуже пресветлой доры Фрейи умеет отращивать когти на пальцах. «Не крокодил, а великий и ужасный владыка-дракон!» — тут же торопливо поправился Лас и попытался сделать такое же умильно-просительное лицо, как давеча Янис-Эль. Дракон вздохнул, словно воспитатель в детском саду, который отлучился всего на минутку, но и этого времени хватило, чтобы вся группа обделалась, а потом все же заговорил:

— Ты прав, есть и еще одна причина. Именно ты справишься с этим заданием лучше всех потому, что ты везунчик.

Глава 9

Девчонка… Такая же юная и беспомощная, как сам Лас в ту пору, когда только попал в этот долбанный мир. На самом деле он видел личную рабыню эмира Кальтея один единственный раз. Но ему хватило. Лас тогда неожиданно для себя оказался в первом ряду зевак, которые столпились, чтобы посмотреть на правителя страны и его придворных нагов. Толпу интересовало богатство одежд и обилие драгоценностей, длина и родовые особенности раскраски хвостов вельмож, красота их любовниц или предполагаемых любовников — в эмирате Кальтейском за мужеложство карали, хотя все знали, что оно широко распространено, причем особенно среди знати, в среде чистопородных, а потому заметно вырождающихся змеюк. Ласу же все это было совершенно не интересно. Он бы ушел, но толпа сзади оказалась слишком плотной, а потому он просто стоял и смотрел, переводя глаза с одного важного лица на другое и в каждом видя лишь порок: жестокость, пьянство, алчность, хитрость, развращенность. А потом его взгляд остановился на лице той девушки, которая бледной тенью шла следом за неторопливо скользившим по мостовой эмиром. Оно было другим! Драконовы боги! Оно так сильно отличалось от лиц тех, кто ее окружал, что Лас замер, залюбовавшись.

Девушка не смотрела себе под ноги. Взгляд ее был обращен к небесам. Она щурилась на солнце и вид при этом имела откровенно мечтательный. Тяжелый, богато украшенный драгоценными камнями ошейник охватывал ее хрупкую, совсем детскую шею, а эта дурочка смотрела на солнце, облака, птиц в небе и улыбалась… Так, как будто не видела все это очень давно… И так, как будто небо было мечтой всей ее жизни… Как и у Ласа… Они не встретились глазами, личная рабыня эмира Кальтея даже не посмотрела в его сторону, но Лас — битый жизнью, циничный и знавший цену людям Лас — вдруг ощутил, как у него защемило сердце…

«Я отправлюсь с этим чертовым посольством, — в темноте своей спальни вдруг решил Лас, — я дам свое согласие спасти ее… И спасу. А после отпущу на все четыре стороны, дав ей главное в жизни — свободу. Удачно, что проклятый летучий ящер отбыл куда-то. Не придется беспокоиться, что кто-то прочтет мои мысли…»

Так и получилось, что утром, едва дождавшись какого-нибудь более или менее приличного часа, Лас отправился искать пресветлую дору Несланд и сообщил ей, что передумал. Хитрющая фьорнэ тут же воспользовалась слабиной, которую дал Лас, и вынудила его в качестве «отработки» своих выкрутасов отправиться мучить песнопениями похмельного пресветлого лира. А после, когда «мудовые страдания» короля вроде бы остались позади, Лас еще и оказался стоящим на невысоком табурете в комнате, набитой тканями, помощниками портного и злобными булавками — с занемевшими руками и телом, исколотым ими так, словно эти острые мелкие твари были живыми и за что-то мстили…

С новой прической — изрядно отросшие за последнее время волосы ему как-то подтемнили отдельными прядями, чтобы это не выглядело искусственно, подстригли как-то так, что стало казаться — их на голове вдвое больше, и уложили красиво — Лас действительно сам себя перестал узнавать. Не последнюю роль в этом сыграли богатая одежда и солидное оружие — длинная узкая рапира слева на бедре и парная к ней дага. Теперь из зеркала на Ласа глядел не усталый ушлый мужик «из простых» — светловолосый и драный, как уличный маргай, а вельможа, с которым стоило считаться — солидный, плечистый шатен с циничным взглядом опытного проныры-политика.

По крайней мере, именно так ситуацию охарактеризовала пришедшая на примерку Янис-Эль. Лас глянул скептически. Эльфийка возмутилась оказанному ей недоверию и привлекла «независимых наблюдателей» в лице смешливой фьорнэ Эри-Ри и ироничной доры Фрейи. Эри-Ри тут же подтвердила, что выглядит Лас внушительно — совсем не как уличный менестрель, а Фрейя взглянула с совершенно определенным интересом и подмигнула, облизав нижнюю губу.

Так что, когда она поздней ночью этого суматошного дня без стука вошла к Ласу в комнату, тот совсем не удивился…

Наутро он мог сказать только одно — эта ночь была куда приятнее предыдущей. Фрейя оказалась горячей во всех смыслах. Сначала Лас пугался и отнекивался, но в конце концов не устоял. Не железный же он в самом деле! Леди-дракон была опытной, искренней в своей любви к плотским утехам, лишенной, как и сам Лас, каких бы то ни было комплексов, а потому время они провели прекрасно. Так, что утром хотелось мурлыкать и лениво потягиваться. Фрейя ушла, жарким поцелуем поблагодарив за чудную ночку, а вскоре после слуги принесли большой поднос с обильным завтраком. Опытная драконица прекрасно понимала, что именно нужно утомленному ее темпераментом любовнику.

Лас был ей благодарен, да и точно знал, что вспоминать будет с удовольствием, но на самом деле в душе ничего не шевельнулось и не затеплилось. Как, впрочем, и всегда. Людей, с которыми было бы тепло именно душевно, на пути Лешки Ласточкина за всю его жизнь встречалось исчезающе мало… А уж тех, про кого он бы мог сказать — люблю, и вовсе никого… Увы… С одной стороны так было проще, с другой... С другой иногда становилось пусто — отчаянно, до слез, пусто... Так, будто кто-то вырвал ему из груди что-то очень большое... Нет, не сердце — оно исправно колотилось за решеткой из ребер, но что-то не менее важное, без чего было так же невозможно жить, как без «пламенного мотора»...

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор.

Глава 10

Никогда еще Лас не путешествовал с таким комфортом. Отлично обученный верховой сарим, лучшие гостиницы и постоялые дворы, мягкие кровати, сытная еда… Все было прекрасно. Лишь остро не хватало гитары, которую пришлось оставить в королевском дворце. Ушлая Янис-Эль справедливо указала Ласу на то, что инструмент сразу сделает его куда более узнаваемым. Пришлось согласиться с очевидным, но теперь вечерами пальцы просто сводило — так хотелось ощутить под ними тугую и острую отзывчивость струн.

Утром того дня, когда посольство должно было отправиться в путь, во дворе королевского замка верхом на сариме нарисовалась и Янис-Эль. Лас было обрадовался — будет хоть с кем поболтать за жизнь и посоветоваться в случае чего. Но вскоре выяснилось, что пресветлая дора Несланд в сопровождении парочки кадехо и толстого маргая по кличке Жиробас, который важно сидел на спине у Черта, едет с посольством только потому, что им по пути. Оказалось, что Несланд-Эльц — замок супруга Янис-Эль — стоит как раз у горного перевала, через который и будет переправляться делегация, чтобы попасть в эмират Кальтейский.

— Погостишь у нас с Эйсоном, пока перевал не расчистится от снега. Посмотришь, как я живу, — сказала Янис-Эль, а после с удивившим Ласа смущением добавила: — Только будь готов к тому, что там у меня — натуральный дурдом.

Все эти оговорки выглядели странно. В том числе и потому, что когда поздней ночью посольство добралось до Несланд-Эльца, ничего в замке не показалось Ласу странным. И только утром все объяснилось. Потому как в коридоре, в который Лас только что вышел из своей комнаты, его первым делом чуть не затоптали…

Мимо верхом на одном из кадехо промчался белобрысый мальчишка лет десяти. Вдогонку за ним с гиканьем и улюлюканьем неслись еще трое пацанов — мелких, по-эльфийски ушастых и совершенно неотличимых друг от друга, будто горошины из одного стручка. Лас выпучил глаза, одновременно испытывая острое желание их протереть, и едва успел отскочить в сторону, чтобы не оказаться под «копытами» этой кавалькады. А когда она скрылась за поворотом, и он отлепился от стены, чтобы двинулся дальше, на него едва не налетел тощий мужик в рясе служителя культа Единого бога. Потрясая чем-то вроде клюки, он кособокой иноходью поспешал следом за мальчишками и периодически выкрикивал уныло и безнадежно:

— Альф, хулиган ты этакий! Я требую, чтобы ты вернулся в класс! Какой пример ты показываешь тройняшкам?

— Прошу прощения, — пробормотал Лас, но священник не обратил на него никакого внимания и торопливо прошкандыбал мимо.

Дети… Как-то Лас, услышав от Янис-Эль о ее браке с кем-то из местных, никак не предполагал, что в замке окажется столько детворы… Чьи они, интересно? Альф вне всяких сомнений был человеком, тройняшки – чистокровными эльфами... И?.. Ответ на этот вопрос можно было получить только у самой пресветлой доры Несланд. Но ее рядом не наблюдалось, и Лас, решив пока что по этому поводу не париться, просто пошел дальше по коридору — в сторону лестницы, по которой, как он помнил, вчера и поднялся к отведенным ему покоям.

Очень хотелось жрать. Да и найти остальных не мешало. Слуга, удачно пойманный в холле первого этажа, с поклоном проводил Ласа до огромного зала. В нем обнаружился приятно заставленный едой стол, а за ним те члены посольства, которые к этому моменту уже изволили подняться с кроватей. Лас примерился устроиться в дальнем конце в стороне от всех, быстро перекусить и смотаться, но был пойман вошедшей практически следом за ним Янис-Эль и препровожден, что называется, «в президиум» — усажен по левую руку от хозяйки замка. Место справа от Янис-Эль пустовало, и Лас испытал приступ жгучего любопытства — так хотелось посмотреть, что же из себя представляет любимый муж пресветлой доры Несланд.

Общей беседы за столом не получилось — все расселись слишком далеко друг от друга и как-то «кучками», по интересам. Рядом с важным послом — пресветлым дором Палоном — сидели его прихлебатели. Чуть дальше, ближе к хвосту нескончаемого стола, сбилась другая кучка. «Оппозиция», — понял Лас и присмотрелся внимательнее. Центром этого полюса был остроносый и худощавый мужик с длинными темными волосами. Как его зовут, Лас не помнил, а потому тут же склонился к Янис-Эль, чтобы расспросить.

— Давай лучше Джоанну дождемся. Она тебя по части всех подводных течений просветит лучше меня в двадцать раз. Кстати, вот и она!

Янис-Эль радостно замахала рукой, и та самая шатенка в простом, но очень ладно сидящем на ней платье, которую Лас приметил еще в момент своего первого знакомства с членами посольства, с дружеской улыбкой направилась в их сторону.

— Доброе утро, Янис-Эль! Здравствуйте, благородный дор…

— Лекс, — поправила эльфийка, улыбаясь в ответ Джоанне тепло и с очевидным удовольствием. — Зови его Лекс — так благородному дору комфортнее. А он тебя тоже будет звать по имени. Лады?

Джоанна коротко поклонилась, одновременно и здороваясь еще раз, и подтверждая, что принимает и приветствует сказанное Янис-Эль.

Глава 11

Янис-Эль потерла лапки, Джоанна глянула на нее странно, нахмурив брови, и довольство с эльфийки как-то стекло. Ласу стало не по себе. Что-то эти две прелестницы про него самого знали такое, что вряд ли могло принести ему счастье в жизни. Политика всегда и везде была делом грязным. Ничего нового. И, давая согласие на свое участие в чужих интригах, он шел на это с открытыми глазами. Вот только все равно остро хотелось извернуться как-то так, чтобы самому в этой грязи не потонуть с головой… Из пучины этих малоприятных размышлений его выдернул новый "экзаменационный" вопрос Джоанны:

— А что скажете о пресветлом доре Морастиане?

— Он любит выпить, его быстро развозит. И, пожалуй, все. Я как-то особо внимания на него раньше не обращал. Как теперь выясняется, зря.

— Тогда сообщу то, что знаю сама, — Джоанна тоже подсела поближе и наклонилась над столом. — Он с Запада, представитель нескольких ленов, которые вошли в состав Драконьего королевства относительно недавно. И по собственной инициативе. Неглуп. Действительно любит выпить и с похмелья делается исключительно покладистым. Если что-то от него надо — самый верный способ сначала подпоить, а наутро обстряпать делишки. Янис… проверяла, работает, — Джоанна засмеялась негромко и пихнула подругу в бок.

— Зачем он вам такой вот… управляемый в посольстве?

— Через него очень удобно устроить слив нужной информации, — проворчала Янис-Эль. — Идеальный дезинформатор. Главное вложить ему в голову какую-нибудь ерунду и подпоить, а через часок он ее обязательно выболтает. А вот трезвый… Трезвый он весьма неудобен и постоянно тянет одеяло на себя.

— Но дор Палон с ним справится. Лекс прав — старик тот еще хитрец. Так что тут можно не беспокоиться. Настоящего раскола на противоборствующие коалиции в посольстве не будет.

Янис-Эль кивнула задумчиво. Лас тоже намотал услышанное от Джоанны на ус, будучи твердо уверенным в том, что бесполезной информации не бывает.

— Что-то еще мне о ком-то из посольских следует знать?

— Да нет… Ничего такого, что было бы…

— А кто была та молодая женщина, что стояла рядом с вами, Джоанна, на приеме у пресветлого лира? Я думал, она, как и вы, входит в состав посольства, но теперь ее нет среди прочих…

Джоанна кашлянула. Янис-Эль усмехнулась. После обе опять обменялись уже знакомыми тревожащими Ласа взглядами, в которых мешалось понимание, победное удовольствие и… Было трудно сформулировать. Что-то очень похожее на печаль, но Лас не понимал, с чем ее связывать. Что могло так печалить этих двух матерых интриганок применительно к его персоне?

— Она… Она присоединится к нам немного позднее, — наконец проговорила Джоанна и принялась за еду.

Ответ был совершенно определенного сорта. Про эту красавицу, которая могла позволить себе явиться на королевский прием в самом обычном платье и практически без украшений, говорить Ласу никто ничего внятного не собирался. Вот и еще одна фигура на игровом поле, которая, вполне возможно, в конечном итоге окажется поважнее ферзя…

— Ты поел? — Янис-Эль поднялась. — Тогда пошли. Познакомлю тебя с мужем и с детьми.

— Кажется, мелких твоих я уже видел…

— Вот как?

— Один из них — тот, который постарше, — скакал верхом на кадехо, а тройняшки бежали за ним. И за всеми за ними гнался какой-то бедолага в сутане…

— Значит, та-ак… — зловеще протянула Янис-Эль и прищурилась, словно бы сосредоточиваясь.

«Сейчас что-то будет», — понял Лас. И не ошибся: буквально через минуту тяжелые двустворчатые двери с грохотом распахнулись, и в зал влетел Черт, на спине у которого по-прежнему сидел белобрысый хулиган по имени Альф. На лице его теперь был написан ужас маргая, пойманного кухаркой за воровством ветчины со стола. Он явно пытался остановить своего «скакуна», который самым подлым образом завез его прямо пред светлы очи сердитой хозяйки замка, но кадехо, сколько Альф ни терзал ему уши, не слушался.

— Кхм! — демонстративно кашлянула Янис-Эль, и мальчик торопливо сполз со спины зверя. — О чем мы договаривались, Альф?

— О том, что я не буду хулиганить во время уроков, буду как следует учиться... И не стану мешать отцу Хальроду… слишком сильно.

— А ты чем занимаешься?

— Я…

— Лишен сладких пирожков на неделю, а вечером отправишься спать без сказки на ночь.

— Но, Янис-Эль!

Глава 12

Нескончаемыми коридорами, в которых Лас под конец окончательно запутался, Янис-Эль провела его в другое крыло замка. Потом они поднялись на второй этаж и, добравшись до каких-то дверей, вошли в просторную комнату, посреди которой стояла огромная кровать. При одном взгляде на нее Ласу почему-то стало неловко.

Но тут из соседнего помещения, соединенного с главной спальней плотной дверью, раздался какой-то недовольный писк, Янис-Эль тут же ушла туда, а после вернулась, неся на руках сверток, из которого торчали недовольно машущие крохотные ручки и острые эльфийские уши.

— Твой? — уточнил Лас, хотя это было очевидно.

— Да, — подтвердила Янис-Эль, улыбаясь счастливо. — Мой воистину чудесный малыш, который родиться вообще не должен был.

— Почему? — не понял Лас.

— Увидишь, — усмехнулась Янис-Эль, пересекла комнату и вышла в другую, совсем уж неприметную дверь в противоположной стене.

За ней обнаружилась узкая винтовая лестница, которая привела в еще более просторное и светлое помещение. Оно было круглым, окна со всех сторон в изобилии несли тот самый утренний свет, за которым по словам Янис-Эль и охотился ее супруг Эйсон Несланд…

Сам он стоял в центре мастерской, у мольберта — с одухотворенным красивым лицом. Вот только когда Лас разглядел, над чем именно работал художник, изящно занеся над полотном руку с кистью, ему стало еще более неловко. Потому как на картине совершенно точно была Янис-Эль. Голая.

— Эйсон, — ворчливо окликнула мужа его модель и торопливо прошагала вперед, чтобы прикрыть нарисованное от гостя.

Но портрет, выполненный в полный рост, был… масштабным, и Лас все равно смог все отлично рассмотреть.

— Эйсон! Ты же говорил, что будешь ждать нас с Ласом, а сам…

— Не смог удержаться, — супруг Янис-Эль улыбнулся и шагнул к жене, привлекая ее в объятия и чмокая в лобик ребенка у нее на руках. — Ты же меня знаешь — не успокоюсь, пока не допишу. Прости. И… здравствуйте… Лас, да?

Лас кивнул, во все глаза рассматривая хозяина замка. Теперь он понимал, о чем говорила Янис-Эль, помянув чудо, которым явилось рождение их ребенка. Дело в том, что пресветлый дор Несланд был не эльфом, а человеком! Человеком, от которого эльфийка забеременеть никак не могла. А вот те ж на! Лас прищурился... Ага! Линия ушей хозяина замка все же не была совершенно округлой. Легкий намек на остроухость имелся. Полукровка, рожденный от эльфа и человеческой женщины? Или даже не так: скорее всего, кто-то из его предков был таким вот половинчиком. Сам же Эйсон Несланд кровь долгоживущих эльфов в себе уже почти не нес. Тогда да, тогда действительно чудо, что у этой явно любящей пары все же родился малыш. Боги оказались к ним благосклонны...

— Я Эйсон Несланд. Рад познакомиться, — хозяин замка шагнул к Ласу и склонил голову в поклоне.

— Прикрой его! — прошипела Янис-Эль, явно думая не о политесе, а исключительно о портрете.

— Не могу. Должен подсохнуть, а то краска размажется.

— Тогда поверни его мордой к стене. Неужели не ясно, что мне неловко?

— Глупая. Это искусство. И ты очень красивая… Впрочем, твой новый знакомый тоже. По-своему. С удовольствием написал бы и ваш портрет, Лас. В вас виден… характер. И судьба.

— Штаны снимать не буду, — тут же обозначил свою позицию Лас.

Эйсон удивленно вскинул брови, и кончики его чуть островерхих ушей заалели. Янис-Эль захохотала, а после отдала малыша мужу, прошла к низким шкафам и вытащила из-за одного из них гитару с кокетливым бантиком на грифе:

— Вот. Специально для тебя у госпожи Агнессы выпросила. Сыграешь нам с Эйсоном? Я иногда пою ему что-то из того, что мне нравилось… в прошлой жизни. Но из меня певица та еще. Ни слуха, ни голоса. А мне хочется, чтобы он услышал мою музыку… нашу музыку в достойном исполнении.

И Лас не устоял. Во-первых, потому что просьба была искренней. А во-вторых, потому что инструмент просто-таки манил. В итоге с перерывами на болтовню Лас пел до самого обеда, который прямо в мастерскую принесли расторопные слуги.

Эйсон сначала слушал Ласа, сидя рядом с Янис-Эль, которая уже давно отдала задремавшего у нее на руках сына пришедшей за ним кормилице. А потом встал и вновь отошел к мольберту. Что-то проверив на полотне, он осторожно снял его с подставки и прислонил к стене, к ряду, состоявшему из десятков других картин — готовых и только-только начатых. А после, поставив на треногу новый подрамник с уже натянутым на нем холстом, вновь взялся за кисти и краски.

Глава 13

Как-то он, будучи еще совсем мальчишкой, действительно оказался в Останкино, в том самом здании, в котором эпизод с хождениями героя Фарады по кругу и снимали. Детей собрали на съемки какой-то телепрограммы в качестве массовки, и веселый парень, который встречал их на проходной, поведал им страшную историю о том, что при строительстве второго здания телецентра все перепутали и поставили его задом наперед — фасадом во дворы. Потому-то оно и такое запутанное. Но это еще ничего. В подземном переходе, который напрямую связывает здания телецентра в Останкино, целый бульдозер остался — после окончания строительства его просто замуровали в технологической нише.

В Несланд-Эльце замуровать бесследно можно было не только бульдозер, но целый тракторный завод — таким огромным был замок. Звать на помощь? Все решат, что он окончательный и неизлечимый идиот. А идиотом себя чувствовать Лас не любил. Он уже почти отчаялся, бродя по коридорам и лестницам, когда услышал в отдалении человеческую речь. Говорила женщина — негромко и размеренно, будто читала вслух. Лас пошел на голос и вскоре оказался у приоткрытой двери. Сквозь щель в коридор пробивался яркий оранжево-солнечный свет. Лас приставил глаз и увидел, что это детская. Посреди нее в кресле сидела уже немолодая тощая женщина в строгом платье. Дети — тройняшки-эльфята и дети Эйсона Несланда — Альф и девочка постарше его — расположились полукругом у ее ног прямо на ковре. Нянька — а это, скорее всего, была именно она, — действительно читала им что-то явно сказочное, глядя в большую книгу, лежавшую у нее на коленях.

Дети слушали — маленькие эльфы даже приоткрыв рты. И вообще атмосфера была такой настоящей, такой теплой и в то же время романтично-таинственной, что Лас не решился ее рвать своим вторжением. А потому просто присел в коридоре рядом с дверью прямо на пол и тоже стал слушать.

«…благоверный князь Георгиос на пути своем переехал реку Узолу, и вторую реку, именем Санду, и третью реку переехал, именем Саногту, и приехал к озеру, именем Светлое. И увидел место то, необычайно прекрасное. И спустился с небес к нему дракон огненный — владыка и хранитель. И повелел благоверному князю Георгиосу строить на берегу озера того город. Именем Кальтей. За что обещал беречь сей град отныне и вовеки веков — покуда потомки князя Георгиоса на престоле княжеском сидеть будут и править честно и справедливо. И покуда хотя бы один из тех, в ком княжеская кровь течет, жив будет.

Советом и повелением благоверного князя Георгиоса призванные им из соседних деревень люди начали рвы копать для укрепления места этого. И начали строить храм во имя крылатого хранителя города — с открытым небесам куполом и высокой звонницей рядом. А уж после городские стены, княжеский дворец и дома для знати и простого люда.

Ладно все шло в Кальтее. Но надумал князь Георгиос жениться. И взял себе в жены деву прекрасную, но иной веры. И пришли в город вместе с ней святые отцы — служители Единого бога — и убедили благоверного князя Георгиоса в том, что драконовы боги — ложь, а драконы — зло. И велел тогда князь закрыть храм дракона-хранителя, а построить рядом другой — в честь Единого бога святых отцов. И долго изгнанный из города дракон вился над крышами Кальтея. А потом закричал страшно и прощально, выжег храм, построенный чужаками в честь Единого бога до основания, и улетел в черные небеса.

Время шло, и случилось так, что за грехи людские и вероотступничество в год злой попущением драконьих богов, пошел на Кальтей войной коварный эмир-инородец. Дорогой разорял он лены, деревни и селения, огнем сжигая их. Людей же мечу предавал, а малых детей ножом закалывал, младых дев и отроков блудом осквернял. И был плач великий.

Благоверный же князь Георгиос, слышав обо всем этом, пошел против нечестивого эмира-инородца с воинами своими под знаменами Единого бога. И когда вступили в сражение оба воинства, была сеча великая и кровопролитие. И долго сражался князь Георгиос с нечестивым эмиром-инородцем, не пуская его в город свой. Но привел тот с собой мага злосильного. И наслал он на войско княжеское стрелы огненные. И сложил князь голову, защищая свой град стольный. Не помог ему Единый бог.

И вошли в Кальтей воины эмира-инородца и вывели из него всех — и жен, и детей, и стар, и млад. И утопили всех в озере Светлом, но увели в полон княгиню молодую с дитенком неразумным — княжичем наследным.

Спустился тогда с небес дракон — хранитель Кальтея. Долго метался он над поверженным городом. Долго кричал над убитым князем. И пожег он воинство эмира-инородца. Но не сумел испепелить его самого — прикрылся супостат поганый молодой княгиней и ее сыном, наследным княжичем Кальтейским. А маг злосильный пустил в дракона стрелу, колдовством отравленную. И попал зверю прямо в сердце. Закричал дракон и упал в воды озера Светлого. И вышло озеро из берегов, погрузив в свои воды Кальтей полностью. С дворцом и домами, зубчатыми стенами и храмом в самом его центре. А когда вода схлынула, ничего не осталось на месте Кальтея.

С тех пор никто не видел сей град. Лишь в тихую погоду, на утренней зорьке да в безветрие редкий путник, благостью драконьих богов осененный, сможет узреть его отражение в воде озера Светлого, да услышать из-под воды звон колоколов на звоннице храма, в честь дракона-хранителя построенного….

Глава 14

Перевал уже почти совсем расчистился. Со стен Несланд-Эльца, который словно парил над окрестностями, в ясную погоду это было видно совершенно отчетливо. Лас часто поднимался наверх — на стены или на одну из башен — и просто стоял, глядя в сторону эмирата Кальтейского. Смотрел… И на душе у него становилось муторно. Иначе определить это свое состояние Лас не мог. Потому что слишком много тут было понакручено: нетерпение переплеталось с дурными предчувствиями, а смутное ожидание чего-то невероятного — со страхом перед ним.

Не прибавляли бодрости и всякие странные и малопонятные мелочи, подсмотренные или подслушанные в замке. Взгляды, брошенные вскользь странные фразы... И подслушанный любопытным Ласом разговор Янис-Эль с мужем. Эйсон буквально умолял ту не делать что-то, ради себя, ради ребенка, но получил довольно жесткий отказ. Причем точкой в нем стали режущие острой сталью слова «я должна». О чем шла речь, было непонятно, но осадок после подслушанного остался скверный. И в первую очередь потому, что чутье подсказывало: и разговор этот в целом, и «я должна» Янис-Эль были как-то связаны с ним, с Ласом, и с его миссией, которая клубилась впереди темной грозовой тучей.

Ночами, когда наваливалась глухая маятная бессонница, все чаще в голову приходили мысли о том, что ничем хорошим для него предприятие, на которое Лас сдуру подписался, не закончится…

А потом к нему в комнату непонятно как стал пробираться тот самый толстый маргай, с которым Лас впервые встретился еще в королевском замке и который перебрался сюда, в Несланд-Эльц, вместе с Янис-Эль и ее кадехо. Меховая и невероятно уютная тварюшка запрыгивала в постель и устраивалась рядом, тарахтя так старательно и громко, что выгнать просто рука не поднималась.

Лас гладил маргая, чесал ему ушки и убедительно круглое пузцо и незаметно для себя успокаивался, наконец-то погружаясь в сон. И снилось ему что-то странное: толстый и до неприличия небритый ангел с маленькими беленькими крылышками за спиной, при помощи которых взлететь могла разве только ворона, но уж точно не этот жирдяй. При этом в его руках, покрытых густыми черными волосами, был зажат совсем не крохотный, а как раз таки вполне себе боевой лук с предусмотрительно вложенной в него стрелой. Когда этот нетрадиционный ангел приснился Ласу впервые, тот не сдержался и спросил его:

— Ты кто? Амур с большим трудовым стажем?

— Сам ты Амур, дурилка ты картонная, чучелко оловянное! — обиделся ангел, поводя луком из стороны в сторону, словно собирался отстреливаться от превосходящих сил противника, до поры скрытых от взора его тревожно выпученных глазок. — Я твой ангел-хранитель!

Лас не сдержался и захохотал. Ангел подмигнул ему и, опустив лук, тоже затрясся в приступе смеха, в котором, кажется, участвовало все его жирное тело: тряслись вислые груди, прыгал круглый живот, все три подбородка и даже широко раздвинутые в стороны ляжки.

Сны были более чем странными и, похоже, стали следствием появления рядом маргая по имени Жиробас, но, как ни странно, после них на душе действительно становилось как-то полегче, а страхи и скверные предчувствия отступали…

Верующим человеком Лас никогда не был. Как-то его всегда смущало стремление других людей искать спасение, видеть для себя опору и надежу в чем-то эфемерном, незримом, непонятном, которое то ли есть, то ли его нет. Лас же был уверен, что надеяться всегда и во всем можно было только на себя. Никак иначе. Любой подведет, любой продаст, любой забудет и отвернется. И только одно существо во вселенной сохранит верность тебе до конца — ты сам. А значит, и нечего смотреть в небеса в надежде на чудо. Обломись, чувак! Чудеса в этом мире могут быть разве только платными. Заплатил мажонку — он и начудил тебе ровно на ту сумму, что перекочевала в его карман…

— Ну и дурак, — сказала ему как-то Янис-Эль в ответ на эти рассуждения. — То, что ты жив, то, что оказался здесь — уже одно огромное чудо. Кого попало этот странный, живой и, по-моему, разумный мир к себе из других мест таскать бы не стал. А значит, ты особенный. Ты здесь нужен. Просто еще не понял, не нашел зачем. Подумай об этом. И прекрати заниматься самоедством. Желающих сожрать тебя вместе с говном и так наберется вагон с тележкой.

Слушать подобные речи от юницы было по-прежнему чуднó. И Ласу всякий раз приходилось напоминать себе, что внешность его собеседницы обманчива… Да, собственно, Янис-Эль и сама раз за разом убеждала его в том, что она вовсе не легкомысленная беззаботная юница. С завидной регулярностью. Все то время, которое посольство сидело в Несланд-Эльце, дожидаясь открытия перевала, Янис-Эль буквально не слезала с Ласа, занимаясь его обучением. Собственно, все оно было направлено на одно: эта идейная последовательница Берии хотела, чтобы ее тайный агент научился определять, когда на него влияют ментально. Для занятий всякий раз привлекался забавный старик-маг — большой любитель выпить и поболтать.

На занятиях мэтр Курдбах привычным движением прикладывался к бутылке с эликсиром и пытался внушить Ласу какую-нибудь глупость. Лас же должен был это почувствовать и, главное, понять, что именно от него хотят добиться.