Раннвейг Ингольд. Северная Сага.

Глава 1. "Это конец!"

...Я видела кровь, фонтаном, хлещущую из рваной раны запястья, заливающей мне ноги и белоснежно-серую шерсть вожака, обезумевшего от запаха алой жидкости и яростно наносящего мне укусы то в лодыжку, то выше колена. Не чувствуя его острых, как кинжалов, зубов, пребывая в сильном болевом шоке, я наносила удары то влево, то вправо, еле балансируя на окровавленных ногах, но сталь лишь пару раз поцарапала волку морду и прошлась по крепкой холке, что нисколько не убавило ему сил. Только разожгло аппетит и волчью ярость. Трое ведомых волков вцепились в заднюю ногу Черныша мертвыми хватками, потрясая ушами в разные стороны, пытаясь оторвать себе хоть малый кусок манящей плоти. Мой сильнейший конь, мой Оберегающий Щит слабел на глазах, переходя от злобного ржания на жалобный и пронзительный визг умирающего животного, разбрызгивая капли крови на морды врагов и мое лицо, подернутое жестокой судорогой.

«Это конец…» - пальцы моих рук с вздувшимися синими венами начинали скользить по рукояти вниз. С лезвия сабли стекала волчья кровь, вперемешку с дождем, но ее было недостаточно, чтобы выиграть схватку. Я продолжала неистовую пляску, спотыкаясь и поскальзываясь в луже грязи, крови и воды; в ушах у меня гудел плач коня, барахтающегося в выворачивающей нутро агонии. «Конец…я отправлюсь вслед за Чернышом…мой щит…мой спаситель…единственная душа, знающая, куда мне идти….Больше нет сил, нет сил!"

Неистовые волки, очумевшие от свалившейся удачи и наших ослабленных фигур, кинулись на упавшего на колени коня, и ужас, непередаваемый ужас застыл в его умных глазах, подернутых тенью блаженного смирения с судьбой.

 - Черныш! – вырвалось у меня, но тут же, в эту секунду вожак рассчитал момент и мощным ударом своей грудной клетки свалил меня с ног, обагряя все вокруг теплой кровью, то ли моей, то ли Черныша.

«Это конец…»

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀━━━━⠀❃⠀━━━━

Кто имеет право утверждать, что мир, в котором мы живем – реален? Может, все мы лишь мысли одного человека, атомы, свободно перемещающиеся в пространстве; чьи-то марионетки, в конце концов? Ты встаешь с кровати, нашариваешь впотьмах тапки, пьешь свой традиционный черный кофе и думаешь, что это твой выбор. А вдруг невидимая рука задала тебе эти движения? И этой неосязаемой руки тоже, возможно нет. Она живет в чьем-то воображении и подчиняется сиюминутным порывам. Мне не дано узнать всей правды. Кто же создал наш мир? Бог? Но почему тогда находят археологические свидетельства происхождения человека от обезьян? И гиганты – динозавры бродили по нашей зеленой планете. Бог тоже создал их? Если да, то какой смысл он вкладывает в существование на земле людей? Извечный вопрос любого, интересующегося философией человека. Вселенная бесконечна, и мы не можем доказать, что нет еще такой же планеты с морями и жизнью. Может Создатель сравнивает две планеты, решая для себя, какую он оставит в живых, а на какую беспечно уронит астероид? 

Размышления мои могут затянуться, так уж хорошо я себя знаю. Каждый день я иду по привычному маршруту на работу и боюсь смотреть в глаза людям. Не от стыда, разумеется. Порой осознание правды пугает больше, чем смерть, болезни, потери близких. И нет никакой интриги. Просто ко мне внезапно пришло невесомое осознание того, что мир наш не подчиняется всемогущему человеку уже очень давно. Можно не верить в Бога, в судьбу, в тысячу богов и их обличий, но это не помешает чему-то более сильному и могучему одержать верх над твоей жалкой душонкой.

А у большинства из нас – жалкие души. Такие и потерять не грех.

Я нахожусь в здравом уме, у меня нет родственников, которые болели расстройствами и помутнением рассудка. Да и учебой я сильно не напрягаюсь, учу только то, что считаю для себя интересным. Я не гот, не мизантроп, у меня нормальные человеческие ценности, несмотря на двадцатилетний возраст. Отсутствие друзей еще не говорит о нелюдимости и угрюмости. Я могу есть все подряд, но в выборе друзей я разборчива.

 Настолько, что у меня их нет.

Знаете, я не открою тайны, если предположу, что детство ставит характер человека и его восприятие мира. Мое было чудесным. Оно было наполнено сказками, фантазиями, говорящими животными, смелыми людьми и ароматом пирогов. Не нужны были никакие игрушки. Любая изогнутая ветка превращалась в злобную змею, санки делали меня крылатым пегасом, когда я съезжала с горы. Этот чудный мир детства, он прекрасен и нет ничего прекраснее, когда твоя мама лепит снеговика и читает сказки о невиданных путешествиях. Окружающие мигом становятся добрыми и понимающими; злодеи выглядят уродливо – по бородавке на носу уже можно определить коварную старуху колдунью; о боже как я упиваюсь этими воспоминаниями! Хочется закупорить их в бутылку вина, как у Рэя Бредбери и в минуты горестей и печалей отпивать по глоточку, растворяясь в блаженстве…

Счастье…Вот, чем было мое ослепительное, солнечное и ласковое детство. Глядя на современных детей, не читающих книг, не уважающих родителей, мне страшно! То, что было для меня главным – исчезло. Дети перечат родителям, затыкают им рты, уходят к друзьям. Жалобы на «предков», сидя на лавочке в новых кроссовках и с айфонами в руках, вызывают во мне неудержимую ярость.

Вспыльчивость всегда сопровождала мои будни, порой рисуя поистине кровавые картины. Быть может, в том виноваты бесконечные просмотры фильмов ужасов в детстве. Но не вспыльчивость руководит мной. Я родилась с другим чувством, оно было во мне еще до рождения; с каждым годом оно росло и возвышалось. Это чувство справедливости. Здравый смысл останавливает меня унизить богачей и раздать все нуждающимся, но если бы вы могли себе представить! -  нет, вы не можете, ведь я сгораю в пепел каждое утро, проходя мимо голодных собак и тощих попрошаек у метро. Я делаю глубокий вдох, пытаюсь унять внутреннюю дрожь и на ватных ногах ухожу дальше. Обострение справедливости усиливается с каждым днем. Это мое проклятие, моя болезнь! Но я не желаю от нее избавления. Отчасти это и наслаждение. Какую радость и ликование испытывает мое сердце, наблюдая за честными, справедливыми исходами конфликтов, за победами добра, за возвышением чести и долга!

Глава 2. "В нашей семье никогда не курили".

Есть люди, которые прекрасно чувствуют себя в одиночестве длительное время. Такие, как я. Есть люди еще более странные. Они могут долго жить с человеком, который их не любит. А они продолжают верить в некую призрачную любовь. Перед глазами пелена, а между душами стена. Игра в одни ворота, театр одного актера – все это о моем старшем брате.

Он не приемлет одиночества ни-ког-да, даже в периоды грусти или сезонной апатии. Жаль, что его «половинка» не замечает этого. Мама и я отлично все понимаем, но давить на него не можем. Необычность брата мучает его самого, ведь в одиночестве он буквально сходит с ума. Но пусть лучше кормится ложными надеждами, чем неделями сидит в пустой комнате, обдумывая пути возвращения к своему «тирану». Если мое детство прошло под девизом «Да оставьте вы все меня в покое, наконец!», то мой брат не мог играть в одиночестве и пяти минут.

 И нет, все мы не сбежали из психушки. Такими нас слепило общество. Оно медленно уничтожает, разъедает наши тела и портит свежие мысли. У каждой семьи есть свои скелеты и тайны. И это не мешает нам любить друг друга. Порой, я думаю, что единственный выход из этого замкнутого ада – это уйти с головой в мир фантазий, книг и фильмов, туда, где добро все же победит зло, а бездомные собаки обретут любящих хозяев.

Бессмысленно мечтать о чистой любви, ведь мир ищет только выгоду и удобство.

Мой брат такая же бездомная собака.

Я вошла в нашу обтрепанную пыльную кухоньку и поставила тяжелый чугунный чайничек на плиту. Слегка пахло сигаретным дымом из форточки. Странно. У нас никогда не курили в доме.

Брат - дома. На запыленном столе стояла миска с остывшим супом и кусок хлеба. Мама позаботилась обо мне, прежде, чем уходить на ночную смену. Рядом лежала записка и блюдце, прикрытое крышкой, по которому полз таракан. «Последнее пирожное с кремом. Ешь сразу, иначе траглодит его обнаружит первым. Целую».  Долго думать мне не пришлось, и я мигом принялась работать челюстями. Андрей всегда был сладкоежкой; бабушке, помню, приходилось прятать конфеты в видеомагнитофоне, так как, его острый "нюх на сахар" мог найти сладкое даже на самых верхних полках буфета. 

Блаженно развалившись на хлипкой табуретке, я потягивала поспевший чай…

 - Как работа? – в проеме нарисовалась тощая фигура брата в растянутой футболке с пивом в руке. – Налей мне тоже чаю. У меня день не задался с утра. Пирожных поел – вроде легче стало. Я улыбнулась, но внутри была напряжена. Пиво – редкий гость в нашей семье. Обжигающий черный «Липтон» был разлит в чашки, но пить его мы не торопились.

 - Чем хуже погода, тем больше выручка в книжном магазине. Я уже спокойно делаю прогнозы на спрос книг, как Нострадамус.

 - В плохую погоду я бы тоже заскочил в магазин...

 - Вот видишь – довольно заметила я.

 - …чтобы спрятаться от дождя. – ухмыльнулся брат.

Я вздохнула. Что-то явно случилось. Непривычно видеть его в таком настроении. Наша семья могла бы считаться вполне счастливой и дружной, если бы не постоянная, вездесущая печаль, которая пронизывает каждый уголок квартиры и душу всех членов семьи. Не сразу ко мне пришло это понимание. Быть может после ухода отца, или смерти бабушки. Все вроде бы хорошо на первый взгляд. Мы здоровы и дружны между собой. Не хочу глубоко вникать в причины арктического оледенения этого дома. Легче закрыть на это глаза и продолжать жить дальше.

 - Ты всегда был вредной задницей. Рассказывай, что стряслось. Если это опять из-за нее, то я и слушать не хочу. Я давно бы вправила ей мозг. Не хватало нам еще твоего алкоголизма и сигарет. Скажи только одно: она ушла? Ты свободен? Или меня сейчас точно понесет!

Но Андрей только отмахнулся и поставил допитую бутылку на пол. Тут же прибежал наш рыжий кот и с любопытством стал обнюхивать горлышко бутылки. Кстати коту уже больше пятнадцати лет, а он до сих пор интересуется выпивкой. Воспаленные глаза брата говорили, что он сильно переживает. Он старше меня на пару лет всего-то. Но уже выглядит как уставший тридцатилетний трудоголик, у которого нет семьи, хобби, друзей, и дома его ждет лишь голодный пес и пара тараканов. И то…в голове. Будучи когда-то ярко-синими, глаза его померкли, а выражение лица приняло вечную презрительную ухмылку, что производило впечатление начинающего наркомана. Боже, что я несу…! Он же мой брат, в конце концов. А я слишком-слишком много думаю.

 - Ты не волнуйся. Я взрослый, и я со всем справлюсь. – он сделал глоток горячего чая, поморщился, и отведя взгляд, продолжил, - Она села в машину к другому. И вроде она хорошо его знает. А у меня как-то ничего даже не екнуло. Надо было кричать, разбить машину, избить этого толстяка. Но ничего этого я не сделал. И не хотел. Пять лет издевательств, обманов и измен. Знаю, вы с мамой меня не уважаете. Нельзя терпеть такое отношение, нельзя быть комнатной собачкой, нельзя быть подкаблучником, надо иметь собственное достоинство и гордость. Вы все это твердили мне много лет, хоть и после спустили рукава. Я благодарен вам за это снисхождение. Не скрою, отчасти такие отношения были приятны мне. Казалось, что я - герой, а мой любовь – беззаветна. Во всем виноваты твои дурацкие книги. "Если любить просто так, полностью доверяясь чувствам, забывая обо всем, то обретешь истинную любовь".

Да, не смотри так исподлобья, твои книжки в один голос твердят о чудесных и добродетельных людях, которые любили долгие годы, доказывали свою преданность и в один прекрасный момент им оказывали благосклонность. Мне же, как видишь, оказали очередное предательство. Сколько их было? Я не помню. Я тоже, как и вы, спустил рукава. Так проще жить. Если бы я меньше знал, или еще лучше, был психом, дауном, простаком – я не страдал бы и вовсе. Порой я жалею, что имею разум и чувства, - он на некоторое время умолк, пристально глядя на меня, словно ожидая осуждения или критики, как провинившийся пес. Я попыталась взять его руку, но он отдернул ее. – Не надо меня жалеть, пожалуйста. Я знаю, о чем ты думаешь. Что бла-бла-бла, ты больше не сможешь жить один, ты умрешь в одиночестве, тебе нужна компания, неважно с кем и как. Я справлюсь. Я справлюсь!

Глава 3. "Смерть"

Черный-черный, крепкий, горячий, без сахара и сливок. Две ложки желательно. Конечно же, с горкой. Вдобавок пару кексиков с изюмом и шоколадной обсыпкой, и рабочий день снова в разгаре!

Очередь в кафе заставила меня беспокойно поглядывать на часы. Хотя я и так прихожу в магазин на полчаса раньше, ибо посетителей в восемь утра как-то не дождешься.

Я опоздала, и впопыхах, минуя охрану, и, путаясь в своем длинном суконном плаще, достигла рабочей стойки. Мимо пропорхнула моя начальница в мышиных очках и с прогрессирующей анорексией. Она недовольно погрозила мне пальцем с золотой печаткой в виде когтя ворона, и полетела дальше по своим птичьим делам.

Старая карга. Она никогда мне не нравилась, и это было взаимно.

Пригладив длинную непослушную челку, я отпила кофе и принялась пробивать книги посетителей. Ага, в восемь утра. Сегодня на удивление их было много, все больше школьники или студенты с учебными пособиями.

Наш магазинчик был совсем маленький, весьма уютный, оформленный под старину. Где-то на полках ютились декоративные свечки, сувениры в виде замысловатых розочек (моя начальница обожала такие дурные финтифлюшки), некий полумрак; все это мне в целом нравилось. Никакой суеты, толкотни. Даже самые озабоченные студенты во время сессии, зайдя в нашу лавку, как-то успокаивались и принимались разглядывать полки с действительно интересными изданиями.

Обслужив последнего посетителя я довольно уселась в кресло и заметила, что у меня на телефоне два пропущенных от Андрея.

Наверное, переживает. Надо бы перезвонить…лучше прямо сейчас…да…но стоит ли? Или дать ему все-таки какое-то время побыть наедине с собой?

Я как-то рассеяно оглядела зал. Уже никого не было, кроме молодой Алины, мерчендайзера, которая неторопливо раскладывала книги, попеременно пролистывая их содержание с большим любопытством. Я улыбнулась, вспоминая свой первый день на работе: невозможно работать, когда столько интересного и непрочитанного тебя окружает!

День постепенно входил в свои права, нагоняя на меня сладкую дремотную негу. Отгонять сон я предпочитала  чтением заголовков новых книг, что поступали на продажу. Старая карга-начальница только и шикала, когда моя рука тянулась к очередному роману японских депрессивных философов. Читать на рабочем месте мне было запрещено, но ведь и карга – не вездесущая.

Откуда-то пахнуло свежим ветром ушедшей зимы, хотя окна были заперты; на улице снова бушевала метель. Весна…

Хлопнула дверь и через пару секунд в магазине очутился новый посетитель. Я облегченно вздохнула – значит, не сошла с ума окончательно.

Стоит открыть форточки, иначе я скоро задохнусь без должного количества кислорода. Мельком оглядев прилично одетого вошедшего мужчину, я снова плюхнулась в кресло и принялась за шоколадный кекс. Начальница жутко ругает меня за трапезы на работе, но я прячусь за стойкой и вроде меня не видно. Вроде бы…И почему они добавляют туда так мало шоколада? Это же десерт, это кекс и это должно сладко и вкусно! Кекс должен быть окутан шоколадным пледом, шоколадной крошкой и еще карамельным сиропом, никак не меньше!

Дурацкие кексы. Моя мама печет куда вкуснее. Когда она вообще в последний раз пекла кексы или пирожки? В далеком детстве? Надо бы ей напомнить о ее кулинарных талантах в выходные.

Так прошло где-то полминуты моего увлеченного поглощения мучного изделия, но робкий кашель заставил меня подскочить на ноги и утереть крошки с губ. Честно говоря, я даже немного испугалась, будучи настолько увлеченной едой и своими мыслями о кексах.

На меня насмешливо, но с неподдельным интересом глядел тот самый прилично одетый мужчина, сжимавший в руке какую-то пухлую книгу. Я поспешно проглотила гигантский кусок кекса, находившийся у меня в тот момент во рту и поморщилась.

- О. Вы уже выбрали, - как можно непринужденнее начала я, хотя посетитель наверняка почувствовал мой конфуз. Человек щелкнул языком. – Я совсем вас не заметила, извините. Такая пурга за окном, будто зима решила навеки остаться с нами… – я снова мельком посмотрела в окно, но там было ясно и солнечно, будто всегда и было. Тихое морозное утро, как с цветных новогодних открыток. Желтопузые синички деловито пролетают по своим делам, сухие ветви деревьев не шелохнутся под дуновением ветерка. – Ох…извините меня. Там…солнечно…Ну конечно же…ахах-ха! Я просто еще не допила свой утренний кофе!

Вот я дура. Или правда крыша постепенно съезжает. Надо бы попить витамины или включить в свою жизнь ежедневные пробежки. Готова поклясться своей головой, что там был снег, заметающий все на свете до самого неба! Замирая от изумления, я продолжала наблюдать за пейзажем за окном, приоткрыв рот. Холод начинал пробирать мои внутренности, хотя все форточки были плотно закрыты; некий мороз неприятно сочился откуда-то изнутри меня, будто я сама производила его.

Там солнечно…солнечно...никакой метели…

- Барышня, - хриплый оклик посетителя вернул меня к реальной жизни.

Я моментально отличила едва заметный европейский акцент. То ли немецкий, то ли румынский, такой жесткий, но в то же время, округляющий гласные. Наконец-то я подняла глаза на него.

В своих узловатых мускулистых пальцах он сжимал Сапковского «Ведьмака». Синие-синие, как глубокий бушующий океан (да, это все виноваты японские классики!), серьезные глаза внимательно следили за каждым моим движение сквозь полудлинные, соломенного цвета, волосы. Его лицо было нетипично для России, или я просто отвыкла видеть бронзово-загорелых людей. Его сухая обветренная кожа была испещрена морщинками и бороздками на лбу. Он походил на заядлого альпиниста или путешественника, который слишком долго находится на солнце. Однако ухоженности ему не занимать. Видно, что он не пренебрегает краской для волос и бальзамом для губ. Точно не местный. Да и не молод. И не в моем вкусе. Хотя, о чем это я?

– Барышня, пробейте книгу, или мне придется пожаловаться администратору на заторможенного кассира. Я опаздываю, - он нетерпеливо повертел в руке книгу, недовольно сжимая челюсти.

Глава 4. "Бронзовый Лис"

Жаркий палящий зной вызывал у мастера-оружейника сильную жажду, но он помнил о правилах приличия в столь знатном доме и порывал в себе желание кинуться к ближайшему фонтанчику с ледяной чистой водой.

Духота пробуждала лень и клонила бородатого, чуть полноватого человека в сон. Близился закат, и толстые чайки низко кружили над огненной гладью бесконечного тихого моря. Богато украшенный причудливыми восточными узорами замок, был словно вылеплен из мокрого песка, поддержанный широкими колоннами с изображениями древних королей этих жарких мест. Небо над морем заалело и засветилось благородным розовым золотом.

«Красота» - думал оружейник, слушая вполуха своего собеседника, с которым они прогуливались по южным владениям и наблюдали за таинственностью и очарованием пустыни. – «Она таит в себе много опасностей, но до чего, же она хороша и безмятежна на закате». Мимо пробегали служанки королевского двора, мальчики, разливающие воду; расслабленно прохаживались стражники, снявшие свои шлемы из – за душноты.

Все веяло спокойствием и негой. Журчащие фонтанчики, предназначенные для питья, все больше привлекали иссушенный взор оружейника.

Его спутник – молодой айдарец, законный принц этих земель, все болтал и болтал без умолку, показывая уставшему мужчине достопримечательности столицы Айдар, Золотого Королевства Юга.

Принц был красив, хоть и не совсем юн. Его ловкие манеры, уверенная походка выдавали в нем сильного воина, хозяина и непобедимого воина Айдар. Темно-бронзовая кожа его отливала золотом, отражая лучи заходящего солнца; он отчаянно жестикулировал, отбрасывая назад полудлинные прямые волосы цвета смолы. Он постоянно искал активного внимания оружейника, заглядывал ему в лицо своими узковатыми, как у лисицы глазами орехового цвета, но с янтарными, желтоватыми вкраплениями.

Этот человек идеально подходил на роль принца. Как внешне, так и внутренне. Кузнец много повидал на своем веку людей хороших и не очень, и он мигом раскусил молодого наследника.

«Что-то задумал молодой лис. Не зря он так заговаривает мне зубы местными скульпторами и архитектурой. Однако, он добр ко мне. О, небеса как же хочется пить! Готов исполнить любую его просьбу, лишь бы напиться из того чудесного фонтана с рыбками! Даже не побрезгую».

Мимо, шурша воздушной тканью, пробежали две девушки: одна легкая и воздушная с длинными черными косами,другая с короткими пепельными волосами, несколько грузноватая на вид. Искоса оглянувшись, они чуть замедили шаг. Принц слегка кивнул им, продолжая свой путь.

- Ты не понимаешь, мой дорогой Мэллорн: мне нужно от тебя лучшее, что ты способен сделать для. Ты получишь большую награду и сможешь жить во дворце, есть со мной за одним столом, гулять вечерами по берегу моря. Соленые воды будут ласкать твои натруженные ноги каждый день. Я позволю взять тебе в жены любую из моих красавиц-служанок. А в служанки я беру только прекрасных девственниц с островов Черных Глубин. Они славятся своей терпеливостью и желанием угодить. Бесхарактерны, но как, же сладко поют по вечерам! Ты не будешь испытывать нужду до самой смерти. Даю тебе слово Бронзового Лиса. Оно дорогого стоит, а, Мэллорн? Ты же сам знаешь!

Бедный пожилой оружейник даже приоткрыл рот от удивления. Он совсем забыл про жажду и усталость. Оглянувшись по сторонам, он убедился, что две девушки скрылись за поворотом, и настороженно спросил:

- Зачем вам так дорого платить мне за обычную работу? Я каждый день кую мечи и сабли, выделываю кожу для доспехов, делаю стрелы для луков и даже составляю смертельные смеси для ядов. Но так много мне еще никто не обещал. Могу ли я верить вам, ваше величество?

Бронзовый Лис засмеялся, показывая свои чересчур острые резцы. Он добродушно похлопал кузнеца по плечу и направился с ним в прохладу открытой веранды дворца.

- Мой род всегда держал свое слово до конца. Даже, если за это им приходилось расплачиваться смертью. Вы давно служите при дворе, но при этом живете в дряхлой лачуге. Я хочу сделать вас единственным лучшим оружейником столицы.

Айдар – великий южный город, куда съезжаются богатейшие купцы со всего Киритайна. Но ваша задача будет очень ответственной. Можно сказать, что оружие и доспехи, что вы сделаете, будут судьбоносными. Не улыбайтесь так, я вовсе не самовлюбленный гордец. Вы узнаете обо всем в свое время. Мое предложение заманчиво не только для вас. Я давно искал человека, который возьмется за эту работу: я выписывал пару работников с самого севера и с тех самых островов Черных Глубин, но все они не подходили мне. Одного я отправил домой за чрезмерную развязность языка и любопытство. Никаких вопросов, никаких лишних слов, Мэллорн.

Все, о чем мы будем говорить, должно остаться в тайне.

Если вы понимаете, о чем я…

- Я понимаю, ваше величество. Ни на секунду не сомневаюсь в ваших добрых намерениях. Я уже далеко не молод. Мои умения принесли много славы вашему роду. Мечи, выкованные мною, по сей день участвуют в сражениях и побеждают врагов. У меня просто нет иного выбора, принц Агварес. Вы сразили меня своим обаянием, конечно же я верю вам…уж слишком много повидал я на своем веку,– кузнец согласно улыбнулся принцу, и тот одобрительно кивнул.

День заканчивался, спускались розоватые сумерки, и парочка уселась на веранде, попросив у служанки немного вина и фиников. Они еще долго говорили и говорили, и были весьма довольны друг другом.

Если и бывают на свете честные сделки – то эта была одна из них. Хотя и не без примеси личной корысти с каждой стороны. Агварес был умным, но расчетливым человеком, как и все предусмотрительные политики. Его семья отчаянно защищала справедливость и проливала кровь за невинных; многочисленные жертвы прошлого привили принцу разумную хитрость и дальновидность. Он понимал, что бездумное жертвование никогда не приведет к миру в их стране, и потому в его голове много лет зрел удивительный план. План победы, план абсолютного устранения зла в этом мире, погрязшем в грехах, насилии, стремлении к власти и наживе.

Глава 5. "О том, как плохо путешествовать на голодный желудок"

Старому оружейнику никогда не поступало такого количества важных заказов от людей королевской крови. Отец принца Агвареса - Раджи - король, отдавший все полномочия управления королевства Айдар сыну, ввиду скверного состояния здоровья.

Кузнец - был человек умный, опытный, и сразу понял, что столь искусные доспехи и оружие для трех дочерей принца делаются не просто для тренировок. Но как человек все же умный и осторожный, он предпочел не лезть не в свое дело.

К тому же подобное любопытство в Золотом Королевстве всегда оканчивалось плачевно.

Дочки принца были  красивы, все разные, по-своему необычные (будто от разных матерей?), но при этом они оставались женщинами.

Доспехи должны были сохранить их красоту.
А зачем же еще доспехи женщинам?

Воительниц не бывает, все это детские сказки.
Мужчина всегда сильнее женщины, какой бы мужественной он ни была. Мэллорн вспомнил, как в юности у них в рыбацкой деревне проводились зрелищные бои для народа, участвовали все, кто хотел. Одна баба, полная, с мускулистыми руками, с черными волосками над верхней губой вызвала своего мужа – худого мужичка, конюха, уж чем-то он провинился перед ней, думала, проучит его, или еще что.

Толпа бесновалась и кричала, жаждала крови и зрелищ. Но никакого зрелища не случилось. Мужичок испуганно трусился возле разъяренной скачущей женщины и в один момент с размаху угодил ей кулаком в нос. Так уж сильно он ее боялся. Баба так и рухнула, вопя от боли на землю, содрогаясь всей грузной тушей.

Не бывает женщин воинов. Ну не бывает…
Слухи все это. А исключений – сплошные единицы, коих по пальцам пересчитать можно. Кузнец, правда, к своему сожалению, не смог вспомнить ни одного исключения.

Мэллорн разложил приготовленное с вечера снаряжение для дочерей принца и нахмурился. Для одной из сестер полагались лишь два остро заточенных кинжала в легких кожаных ножнах на поясе, который можно легко спрятать под одеждой, и шесть ядов в крохотных пробирках на кожаном ремешке.

Вторая сестра, видимо, это Скатти, постоянно носящаяся с деревянными мечами на тренировку - боевая, внушительная дама – стальные доспехи, шлем, двуручный меч – комплект весьма тяжелый для обычной женщины. Но Скатти - не робкого десятка.

Третий комплект совсем ввел кузнеца в ступор. У него возникла мысль, что сестры собираются путешествовать в совсем разные уголки света, а вовсе не вместе.

Кинжалы – явно для юга; сталь – всегда для севера; а этот, по ходу, – для леса? Странно.

Мэллорн бережно протер рукоять длинной сабли и убрал ее в простые ножны, что носят городские стражники Айдар. Сабля, кожаные поножи на заклепках, наручи, что-то вроде жесткого корсета из той же коричневой кожи, легчайшая серебристая кольчужка – все очень легкое, но прочное, созданное словно, для лучников или лесных всадников, что кочуют в районе мрачноводного Дэдхолла. Оружейник внимательно огляделся и добавил к комплекту заранее подготовленный длинный лук из черного дерева, что произрастает только на берегах моря, омывающего Айдар и около пятидесяти тонких, но острых стрел. Тут он охнул и понял, что забыл еще два удлиненных кинжала на пояс.

«Теперь точно все. Вроде ничего не забыл, а то было бы неприятно так оплошать перед любезным принцем, который оказался так учтив и добр ко мне. Странно все это, странно», - думал Мэллорн, протирая руки чумазой тряпкой.

«Если женщин отправляют воевать, то значит и конец мира не далек».

- Доброе утро, Мэллорн. – прервал размышления кузнеца серьезный, чуть хриплый женский голос.

В дверях его деревянной лачужки, что стоит на песчаном берегу, нарисовалась высокая девушка с темными прямыми длинными волосами и глазами, что снег на заснеженных вершинах гор. Он прежде никогда не видел третью незаконнорожденную дочь Агвареса, которую тщательно скрывали от ненужных глаз, и она поразила его совершенным отсутствием какого-либо сходства с отцом. Бастард принца, но будто совсем другой породы...

На ней были лишь штаны из темной оленьей кожи, тонкие, изящной выделки, совсем по фигуре и такая же кожаная рубашка на шнуровке спереди.

«Типичный наряд всадницы в северных землях» - подумал кузнец. Меч и лук, вероятно, ее стезя. Хотя почему Агварес же выбрал для нее саблю, а не меч? Странно, странно все это…». Он вдруг застеснялся, смущаясь под пристальным и немного грустным взглядом девушки, опустил глаза и принялся складывать снаряжение в походный мешок.

- Нет, подождите! – окликнула его девушка и вдруг тихо засмеялась. – Не нужно. Я одену все прямо сейчас и здесь. Помогите лучше мне одеться. Мне немного сложно понять, что к чему, – старик поспешно и участливо закивал и смущенно поднял взор на деву. Она показалась ему странной для айдарки. Как и всё в этот жаркий день.

– Вы не похожи на южанку, госпожа. Ваша мать, наверное, была нездешней. И очень красивой, - быстро добавил он совершенно честно, застегивая поножи на ее ноге. – Возможно, - отозвалась девушка, разглядывая набор ядов на ремешке. – Меня зовут Раннвейг. Во мне и правда есть северные крови…Очень красиво, - она кивнула на длинный лук. Старик обрадовался. – Это для вас. Принц настоял именно на луке и сабле, хотя я бы выбрал бы меч, но, кто я такой, чтобы давать свои старческие указания. Богу войны виднее. Тот колчан со стрелами – тоже ваш. Будьте осторожны: они смазаны смертельным ядом. Хотя, чего вам бояться. Вас достаточно хорошо обучали в юности.

«Достаточно...?»

Он закончил работу, и доспехи оказались Раннвейг впору, однако, он заметил тяжелую печаль на ее бледном лице, и захотел хоть как-то приободрить девушку. Открыв ящичек стола, он достал еще один ремешок с пробирками ядов зеленого цвета.

- Возьмите. Это тайный подарок принца для вас. Не говорите о нем никому и не показывайте посторонним, особенно северянам. Это не для любопытных глаз, потому что в некоторых землях вас могут убить на месте, если заметят призрачное свечение этого яда. Не знаю, куда вы держите путь, но явно не к радушной дальней родне. Не мое это дело, ох, не мое это дело…

Глава 6. "Кеннет"

Над высокими каменными шпилями, тянущимися ввысь, к серому грязному небу, веселые и щебечущие птицы давно не кружат; а вороны, поселившиеся здесь много сотен лет назад, склевывают заблудших пташек и вьют гнезда над стрельчатыми окнами подальше от человеческих глаз. Промозглый осенний ветер сбивает с толку не только людей, но и случайно забредших животных. На прогнившей бурой траве покоится первый снег, робко покрывающий листву и замерзшую истерзанную землю.

Истерзанную войнами и обагренную бесконечными потоками крови и слез.

Чистый снег, как девственно-прозрачный иней по утрам, скрывает истинную страшную правду этих суровых мест, где много лет не было слышно чудесного пения весенних птиц. Только хриплое карканье отощавших ворон. Из-за тяжелых каменных ворот отлично укрепленного замка доносились пронзительные, невыносимые женские крики и вопли, а после - предсмертные хрипы, сменяющиеся всхлипываниями и оглушительными стонами, распугивающие пушистых бельчат на сосне. Складывалось впечатление, что дюжину женщин пытали раскаленным железом или выворачивали им суставы.

Но тут все разом затихло. Воцарилась мертвая тишина. Где-то вдали жалобно завыл волк. Нарушенный покой вновь приобрел забытую кладбищенскую негу, и легкие снежинки будто застыли в воздухе, тихо спускаясь на землю безжалостных северных владык.

На стоптанной тропинке едва различались чьи-то широкие следы.

К каменным воротам направлялся человек в плаще с капюшоном из лисьего меха. Он брел устало, натыкаясь на корни деревьев, безразлично оглядывая мрачные башни и солидные укрепления столицы северного города. За ним тянулась тонкая струйка темно-багровой крови, которая нарушала живописный пейзаж осеннего леса, подернутого легким снежным покрывалом.

Розоватая утренняя заря только вступала в свои права, сменяя густые ночные сумерки.

Человек, шатаясь, кулаком постучал по заледенелым воротам, пытаясь своим дыханием согреть окоченевшие руки. Сзади него поднималась метель, вздымая давно опавшие мокрые листья, вперемешку со снегом. Словно крадущийся дикий зверь, приближалась она к человеку, то замедляя, то ускоряя свой путь над землей. Раздался грузный скрипучий шорох, и тяжелые черные ворота, застонав, нехотя отворились.

Человека в лисьем плаще под охраной стражников-мечников, похожих больше на чумазых шакалов, питающихся человечиной, провели в зал приемов главного замка.

Тронным залом назвать это холодное темное помещение с грубо сколотой мебелью и развешанными повсюду гербами с изображением черной летучей мыши на алом фоне не поворачивался язык. В узкие стрельчатые окна едва проникал дневной свет, освещая пыльные столовые приборы на столе и кости, оставшиеся после некоего животного, уже покрытые склизкой паутиной.

Кругом ошивались вонючие гвардейцы, все как на подбор, здоровенные и неуклюжие, однако с тяжеленными кулаками, бесстыдно оглядывающие прибывшего посетителя с ног до головы. Где-то раздался смешок по поводу его рыжей бороды, но человек безмолвно шагал вперед.

Тусклый утренний свет падал на силуэт женщины, сидевшей на деревянном троне, с вырезанной на спинке летучей мышью. Ее грузное, но мускулистое тело, прикрытое стальными плечами, дублетом и большими сапогами с железными вставками на носках, видимо вселяло страх не только в прибывшего гостя, но и в ее подчиненных солдат. В полных руках "дамы" блеснул кинжал, которым она ловко выковыривала грязь из-под ногтей. Вальяжная поза явно свидетельствовала о чрезмерной уверенности в себе.

Она едва шевельнула головой молодому слуге в лохмотьях из кроличьих шкурок, и он босой, мигом поднес ей флягу с какой-то жидкостью, источающей убийственный пряный запах. Она сделала три крупных глотка, утерла багровой ладонью, похожей на лопату, тонкие сухие губы, и праздно  раскинувшись на троне, надменно взглянула на таинственного пришельца.

Человеку показалось, что она только сейчас заметила его. Либо у северян было не принято слыть гостеприимными.

Почтительно склонив перед ней голову, он поприветствовал королеву и откинул капюшон, обнажая чуть волнистые рыжие волосы, такую же полудлинную «козью» бородку, и лицо, испещренное ранними морщинками и высушенное суровыми зимними ветрами. Тонкие черты лица, ярко-голубые, глубоко посаженные глаза – его можно было назвать красавцем, или же простым дровосеком, если бы не малость худощавое телосложение. Грузная дама удостоила его довольно заинтересованным взглядом, примерно таким, как львица глядит на бьющееся тело оленя в предсмертных конвульсиях, прежде чем приступить к долгожданной трапезе.

«Слава об этой свирепой женщине шагает впереди нее…как бы я хотел узнать правду ее подлого бегства с Острова Копий…», - думал человек в лисьем плаще. – «Все мужчины в городе превращаются в дрожащих зайцев, как только она пройдет мимо, вскидывая тонкими сальными волосами цвета выжженной соломы и глядя своими узкими водянисто-серыми глазами-щелочками. Преданные воины готовы принести ей головы всех женщин мира, дабы не попасть под плохое настроение госпожи.

И самое страшное, что у этой уродины двое детей..."

«Она единственная и настоящая королева Севера и Заснеженных высот, завоевательница Торвальда, самостоятельно отрекшаяся от трона Острова Копий – землю, на которой ее предки правили долгие века…»

- Приветствую вас, миледи. Сегодня вы особенно чудесно выглядите, – начал человек и тут же запнулся, послышав неодобрительный гул. Он огляделся и понял, что несколько оплошал уже в первые секунды знакомства. Северная Королева захохотала густым басом, прося слугу заполнить флягу еще раз. Человек мягко говоря, был не готов увидеть женщину в таком окружении – имеющей власть и обладающей огромной физической силой. Будучи в Дагфинне, что на ее родном Острове Копий, она редко покидала пределы дворца.

- Обращайся ко мне, Ваше Высочество или моя Королева, если пришел служить мне, рыжий щенок. Таким как ты, я щелкаю черепа как орехи. Что-то в последнее время я крайне заскучала, что аж тошно. А я давно не испытывала веселья: все только угождают, подлизываются, аж придраться не к чему, да слабаки? – она обратилась к стражникам и двум угрюмым высоким советникам в черных одеждах, стоящих позади нее, словно старые коршуны, потерявшие интерес к охоте и жизни. Они послушно закивали, опуская темные лица в пол.

Глава 7. "Стальная Дева"

Скатти остановила коня у бегущего ручейка, скрывающегося в зарослях осоки, и дала животному вдоволь напиться, а сама пристально изучала окрестности.

Редколесье, окружающее ее уже два дня кряду, сменилось хвойным перелеском, уводящим путника все дальше в темные чащобы ельника. Где-то на верхушках многолетних сосен истерично заверещала сорока, всполохнув всех мелких пташек, гроздьями сидящих на толстых ветках.

Старшая родная дочь принца Агвареса не была копией Бронзового Лиса. Ни повадками, ни изяществом и айдарской ловкостью, ни даже чертами лица. Рожденная от нелюбимой жены, уже немолодой принцессы Дола тысячи Лезвий, наследницы Лауритса, что стоит на одиноком западном полуострове Киритайна, омываемый соленым Серебряным морем -  не была любимицей отца.

Дол Тысячи Лезвий...

Суровая каменистая местность кишела не менее суровыми жителями.

Воины Тысячи Лезвий славились своей неутолимой энергией, черным сарказмом и любовью к публичным казням; часто воинов рекрутировали с далекого и таинственного Стального Острова, над которым никогда не сияет солнце. Наемники, убийцы, жаждущие наживы, крови и похоти, продавались на службу Медвежьему королю Ярлу, который заслужил свое узнаваемое имя лишь тем, что слепо и безумно любил медведей. Весь его замок был увешан шкурами зверей, пил он из медвежьих черепов, а на обед поглощал жаркое из молодой медвежатины, на которое шли совсем маленькие пуховые двухмесячные медвежата.

Солдаты, гвардейцы и прочий военный люд Лауритса был несколько более возвышен и воспитан, в отличие от "стальных" наемников-островитян, разбросанных по всему Долу. Чистокровный лауритсянин никогда бы не позволил себе грязно шутить в присутствии дамы. Чего нельзя сказать о свободолюбивых наемниках, вырвавшихся на волю и вкусивших свободу материка.

Дол Тысячи Лезвий и его столица - лучезарный Лауритс - были союзниками Торвальда и Северной королевы Эрики; они ежемесячно получали оттуда золото, серебро и лучших головорезов, коими всегда хвасталась тщеславная Эрика. Взамен им приходилось охранять ту самую невидимую и незримую границу между Югом и Севером и полностью поддерживать кровавый режим безжалостных северян, получивших долгожданную власть.

Они не имели голоса и права выбирать.

Разве, что между проклятой жизнью и смертью.

Дочь Ярла - Хальти -  была выдана за принца Агвареса уже взрослой девой по желанию Медвежьего короля. Такие союзы всегда приносили пользу обеим заинтересованным сторонам. Ярл хотел восстановить разрушенную экономику полуострова, вытащить простой люд из бедности, и думал, что брак послужит отличной торговой нитью для южных товаров в Лауритс. Золотое Королевство Айдар - это не только испепеляющий зной и песок, но и самое лучшее вино, специи, вяленая рыба и ткани.

Однако Бронзовый Лис не зря получил свое хитрое прозвище.
Хальти все же выдали за принца Агвареса, а после этого он почти моментально отослал добрую половину воинов-айдар к границам Юга, вплотную к западной части Дола Тысячи Лезвий, дав понять, что он не желает сотрудничать с "разбойниками", которые поддерживают Эрику. Медвежий король был в ярости, и в порыве злобы даже убил собственного водоноса. Он вообще был очень вспыльчивым и несдержанным человеком, способным на любые безумства. Возможно, это было спровоцировано обильной "медвежьей" диетой.

Но принц Агварес и его мудрый отец - король Раджи путем хитрости получили то, что желали изначально: жену, которая знала все секреты знаменитого папочки, и страх медвежьих наемников перед немногочисленным, но смертоносным народом айдар, долгое время бывшим в угнетении северными владыками.

«Как мне заслужить любовь?», - все думала Скатти. Она вся была в мать: желтые с пеплом, словно седые волосы, прямые, без намека на волну, длиной до широких, полноватых плеч; румяное круглое личико с глубокими ямочками, и глаза, странные, близко-посаженные, маленькие и круглые, как у мелких лесных зверьков, бледно-голубого цвета, выцветшего, но не потухшего.

Вдалеке прокричала сойка, и Скатти поспешно развернула коня точно на Запад к лучезарному и каменному Лауритсу.

Принц не жаловал Скатти, так как она была рождена не от любимой женщины, хотя Хальти всеми силами пыталась угодить айдарскому мужу и была прекрасна в своей зрелой и строгой красоте...но мужчины всегда были слабы на привлекательную и юную внешность, коей Хальти уже не могла похвастать.

Ее длинные белые волосы до самых колен прельщали многих айдарских девушек, но уже не мужчин.

С ранних лет старшая дочь принца увлекалась поединками на деревянных, а позднее на стальных мечах. Глядя на ее полноватую, низенькую фигурку, расплывающуюся под тяжестью доспехов, и не поверишь, что она тренировалась у лучших мечников Айдара и достигла в этом деле немалых успехов. Хотя все же ей постоянно чего-то не хватало, чтобы стать успешной в этом деле наравне с мужчинами.

Отец всегда говорил: «Доспехи – не для дев, мечи – не для нежных женских пальцев. У вас есть другое, более сильное оружие. Но тебе еще рановато им пользоваться». Скатти хмуро бурчала, пыхтела, но продолжала ходить на занятия к мэтрам фехтования, благо мать поддерживала ее увлечение. Зато самозванка-Раннвейг всегда получала внимание отца, когда он учил ее стрелять из лука. Почему так?

«Как мне заслужить любовь?»

Скатти была добра по своей натуре, мягка, и вовсе не желала применять оружие по наказу отца или родного дедушки. Неплохо владеющая двуручным мечом – она еще не чувствовала вкус человеческой крови. Скатти, нелюбимый ребенок, была готова носить тяжелые доспехи, в которых в жару плавишься как мягкое масло, омывать меч кровью и шагать даже в опасный для молодых девушек Лауритс только ради одной цели.

«Как же мне заслужить любовь отца…?»

Пробираясь сквозь чащу лиственных деревьев, Скатти с каждым метром чувствовала, как внутренности постепенно начинают стыть. В густой осоке стала проглядываться незаметная тропинка, скрытая для неопытных глаз путешественника.