Расцвет Чёрной Луны. Королева-регент

Глава 1

Мы лежали в одной постели. Обессиленные, утолившие жажду, которая уже через несколько дней снова даст о себе знать.

Чужой муж и чужая жена.

Эсмонд из рода Светлого Гарольда, муж сестры покойной королевы Вудстилла, и я, её величество Гердарика, бывшая принцесса Менарии, а ныне мать троих королевских отпрысков.

— Гердарика, — мягко произнёс мой любимый и погладил меня по волосам. Он обожал играть с моими светлыми длинными прядями, пропуская их через пальцы, как через сито. — Нам пора начать действовать.

Обычно мне нравилось смотреть на его мужественное лицо и молчать. Но не сегодня.

— Время ещё есть, — ответила я беспечно и улыбнулась, пристально глядя в его светло-зелёные глаза. Они по-прежнему были такими же молодыми и ясными, как и в тот день, когда мы впервые встретились у алтарного камня.

Тогда, ещё в моей стране, я гадала, каков будет мой муж, всесильный король соседней страны, решившийся посвататься к старшей дочери короля Страны Гор. Почти старой деве, умеющую лишь управлять погодой.

Бесполезной.

Никто не верил в моё замужество, тем более когда младшие сёстры одна за другой вышли замуж и родили мужьям здоровое потомство. И тут мне повезло.

Правда, будущий супруг уже дважды овдовел, но что значат его преклонные годы, полнота и небольшая хромота перед возможностью укрепить связи между королевствами и сбыть с рук залежалый товар?!

Ненужную дочь, рождение которой стало большим разочарованием для моих родителей и бабушки по отцу.

— Скажи мне, Эсмонд, почему мужчины никогда не радуются дочерям? Разве мы не можем стать достойными королевами?

— Ты о Хельге? Она чудесная маленькая девочка и очень на тебя похожа.

И почему мужчины всегда говорят то, что, как они думают, мы хотим от них услышать? И никогда не угадывают?

— Не похожа. В нашем роду не было рыжеволосых. Хельга особенная, не такая, как другие.

Лишь одна я знала, насколько это правда. Остальным же в моих словах чудилась лишь гордость матери за свою дочь.

Я не смела открыть правду о её божественном происхождении, а была уверена, что в ту ночь в Анкильда вселился Бог, никому.

Даже Эсмонду, который за все годы совместной борьбы и нашей запретной любви доказал, что достоин моего доверия.

— Она вырастет красавицей, — кивнул он и, мягко отстранив меня, начал одеваться. — Ты уверена в поддержке лорда Фармана? И что король ничего не подозревает?

Время близилось к рассвету, луна скоро закатится, чтобы появиться снова, когда солнце устанет сиять и решит, что сделало достаточно для укрепления своей власти.

— Он слишком увлечён новой фавориткой, обещавшей подарить ему очередного сына, — ответила я, чувствуя, как в груди растёт Тьма, требующая человеческих жертв.

Констанция. Светловолосая овечка с розовыми губками. Её крепость и твердыня добропорядочности пала перед настойчивыми ухаживаниями стареющего короля. И, разумеется, открывающимися перед её семьёй перспективами.

Интересно, что она чувствовала, когда ложилась в постель мужчины, годившегося ей в деды?! Жалела ли о том, что её невинность достанется пышнотелому развратнику, желающего лишь обрюхатить очередную «розочку»?

Впрочем, скоро они все поплатятся, что решили отодвинуть моих сыновей от трона.

Но это сейчас, а ещё недавно, у меня были надежды разрешить всё миром.

***

С той поры, как Анкильд открыто объявил мне, что больше не желает видеть подле себя королеву из чужой страны, минуло полтора года.

Продлить ультиматум удалось лишь потому, что мой муж по истечении полугода после откровенного разговора занемог и был близок к смерти.

Поговаривали, что в этом моя вина, но, к сожалению, это было не так. Я молила Богов, стирая колени о каменную кладку пола, чтобы они дали мне больше времени. И получила ответ.

Накануне того, как у Анкильда, нашего всемилостивейшего и самого гнусного короля, по телу поползли чёрные язвы, я увидела во сне разноглазого герцога Фармана. Он странно мне улыбался и протягивал руку, словно приглашал на танец.

Разномастный герцог умел говорить красиво, но сейчас молчал и изучал меня, как служанку, которую собирался поиметь втайне от очередной супруги.

В тот миг под его взглядом я испытала приступ страха, он звенел в ушах, набатом бил в виски, заставляя закрыть их ладонями. Горя снаружи, я была ледышкой внутри.

И с губ моих не сорвалось ни слова. Фарман опустил руку, пожал плечами, и в следующий миг мы с ним оказались на снежной пустоши, а в руках приближённого советника короля появился меч.

Его оправленное лезвие приковывало взгляд, я пыталась отступить, преодолевая пронзительный ветер, дувший в спину. Он подталкивал меня к лорду, но я сопротивлялась, видя только алые капли, стекающие по лезвию. Не было сил дышать, кричать или оглянуться.

Спиной чувствовала, что за мной никого нет. Ничего. Пустота, высасывающая силы у отступников от воли Богов. Я сжалась в комок, но не опускала головы, мысленно молилась, однако не показывала ужаса, выедавшего меня изнутри.

Глава 2

В ту пору весна выдалась на удивление мягкой и нежной.

Лесное королевство раскинулось среди волшебных деревьев, рощ, густых чащ. Даже храмы мы строили на окраине Леса, словно хотели сказать, что вот граница между миром людей и волшебных существ, которым так же как и нам, покровительствовали Боги.

Никто не видел, чтобы в Лесах творилось что-то странное или необъяснимое, но все верили: когда под раскидистыми клёнами зарождается сизый туман, на поверхность выходит маленький народец. Некоторые из знатных почитали их своими предками и верили, что Лес даёт им силы исполнять задуманное.

Констанция из рода Лесных Веринеев была из таких «верующих в голубую кровь». В жилах маленького народца текла синяя жидкость, сдобренная щедрой порцией волшебства из Леса.

Именно во время охоты на дикого кабана Анкильд впервые и приметил Констанцию. В лесу она вела себя так, словно родилась здесь. Куда только девалась её робость, которой девица прославилась в среде придворных повес?!

— Ваше величество, —  говорила она вначале робко, держась в стайке моих фрейлин. — Позвольте поправить ваш шарф.

Амазонка после болезни висела на мне так, словно была сшита на два размера больше. И я всё ещё чувствовала слабость, стоило сделать усилия больше привычных для королевы.

Я кивнула и почувствовала её лёгкие пальцы на своей шее. И взгляд мужа, направленный на нас обоих.

Анкильд настоял, чтобы я присутствовала во время охоты. Он хотел принести мясо первого задранного псами зверя  в жертву Высокому Богу, чей жрец уже крутился рядом с королём, радуясь возможности услужить своему монарху.

Ритуалы на Лесном камне давно отошли в прошлое, я читала о них в Библиотеке Старого Мира, которую привезла в подарок мужу, потому что другого богатства Менария дать за меня не могла. Эти ритуалы питали Богов, когда Вудстилл только начинал оформляться в королевство, уйдя от родоплеменного выбора старшины.

Это было так давно, что даже камни под моими ногами, и те не помнили стародавние времена.

Но после болезни Анкильд решил обратиться к забытым традициям, чтобы снова заслужить милость тех, кто покровительствовал «проклятой чужачке», хотя она ничем не заслужила такую честь. И, как оказалось, речь шла не только о милости Богов.

— Ваше величество, огромный секач залёг в нескольких милях отсюда, — распорядитель охоты склонился так низко, как позволила ему больная спина.

После того как Анкильд выжил, каждый старался выказать ему верноподданнические чувства. Особенно усердствовали те, кто уже прикидывал у смертного одра короля, к какому бы лагерю переметнуться, чтобы не прогадать.

А монарх взял и выжил. И обо всём узнал. У Анкильда всегда было звериное чутьё на зарождающуюся измену. Всему виной было пророчество: «Умрёшь в гневе, узрив правду. Близкий предаст, а дальний подаст руку помощи». Анкильд боялся умереть так сильно, словно всерьёз рассчитывал жить вечно.

В тот момент я даже не подозревала, какую роль сыграю в этом пророчестве. И до сих пор считаю, что Боги не раздают их направо и налево, не рассчитывая на их исполнение. Будущее нельзя изменить, можно лишь выбрать путь, каким к нему придёшь.

Розовощёкая роза Констанция тем весенним днём выбрала свою дорогу. А я — свою.

— Я очень благодарна вашему величеству, что вы позволили мне присутствовать сегодня. Мои родители говорили, чтобы я не уходила далеко от Леса, в нём я обрету своё счастье, — разоткровенничалась вдруг Констанция, до этого робко жавшаяся ко мне, как оленёнок к матери.

До этого мы углублялись в Лес по тропинке, пока не вышли на широкую поляну, где и ждали  основные участники охоты.

Мне подвели белую кобылу, Констанция села на гнедого мерина, которого привезла из родового имения.

— Ваше величество, удачной охоты! — по традиции я подъехала к Анкильду и дотронулась до его седла. — Примите моё благословение.

— Благодарю, миледи. Оно очень много значит для меня, — усмехнулся король, и я так и не разгадала, говорит ли он всерьёз или подтрунивает надо мной. — Вы согласны, ваше величество, что благо королевы в её смирении с той ролью, какой отвели для неё Боги?

Ответа Анкильд не дождался. Он был ему не нужен.

Со свистом и звуками охотничьих рожков, лаем саблезубых гончих конь умчал моего мужа вперёд, прочь от меня. От той неразрешимой проблемы, в которую он загнал себя сам.

Хотел избавиться, а потом струсил и выторговывал себе жизнь в обмен на моё спокойствие.

Я тоже пришпорила кобылу и пустила её рысью, позабыв об этикете, который предписывал дамам плестись шагом, негромко переговариваясь о славной охоте. Нет, не будет мне спокойствия.

Тогда я впервые задумалась о том, чтобы освободить Анкильда от его страданий. Вместе нам быть в тягость, скольких бы детей я не родила мужу, он всегда будет надеяться, что очередное бремя доконает королеву из чужих земель.

— Ваше величество, осторожно! —  господа из свиты, которых король не удостоил чести скакать рядом с собой и вторыми-третьими проткнуть остывающую тушу зверя.

Эсмонд, мой лорд, тоже был там, в гуще событий. Он скакал на лошади, и его тонко очерченные губы складывались в лёгкую улыбку. Он был свободен.

На краткий миг, но свободен.

И тут, когда ветер и ветки деревьев хлестали меня по щекам, мысль начала оформляться. Если мы с Анкильдом больше не хотим быть вместе, то одному из нас придётся уйти. Либо мне в обитель послушниц Матери-Богини, либо ему.

В страну Теней.

Внезапно кобыла встала как вкопанная, словно наткнулась на невидимую преграду. В эту ночь, предшествующую охоте, я почти не спала.

Дрёма обходила мои покои стороной, несмотря на отвары целителей и ласки Эсмонда, щедро обрушенные на мою голову накануне.

И в этом насильном бдении я словно услышала женский смех. «Я всё сделаю, мой король»,  — говорила дама и снова рассмеялась так, как радуются жизни беззаботные дочери влиятельных семейств.

Глава 3

«Ты снова беспечно неосторожна, моя тайная леди. Кому-то другому я бы уже не простил столь очевидной глупости, как попытка поймать мой взгляд. Как твои поджатые губы в недовольстве тем приёмом, который я тебе оказываю на людях.

Ты, как никто, должна понимать, что мы оба настолько завязли в наших встречах, а ещё больше в неизбежных, я бы даже сказал, необходимых разлуках, что исход всего этого только один: смерть.

Выбирай, кто пострадает от твоей руки. И действуй быстро, но осторожно.

Я согласен с твоим безумным планом. Будь он иным, стоило бы поберечься, но тебе, мой тайная леди, всегда удавалось именно невозможное.

И я пойду за тобой даже на плаху и вызовусь первым лечь под меч палача, чтобы не видеть твой погибели. Умирая, я буду думать, что ты вознеслась на Небо. Потому что Боги подарили тебе ещё одну невероятную милость.

Но пока жива в моём и твоём сердце надежда на иной исход, мы будем бороться. Иногда мне видится, что ты смирилась со своим шатки положением, но проблема, как видишь, не исчезла.  Поговори с тем, с кем собиралась.

Я буду ждать весточки. А если её долго не будет, явлюсь за ответом сам».

Прочитанное письмо дрожало в моих руках. Я роняла на него горькие слёзы вины и сожаления. А также счастья.

Читала снова и снова, чтобы запечатлеть в памяти навечно. Иногда, чтобы не забыть все письма, которые Эсмонд прислал мне, я переписывала их по памяти, а потом сжигала.

Они тлели, слова плавились, бумага чернела, но я-то знала: теперь они навеки со мной в моей душе.

И это письмо тоже осядет лепестками чёрной розы в памяти.  А сейчас бумага вспыхнула и рассыпалась пеплом под пальцами.

Эсмонд из рода Светлого Гаролда владел магией, способной уничтожить написанное им послание, осветить путь потерявшегося и воссоздать точный облик того, кто дорог его сердцу.

Я отряхнула пепел с почерневших пальцев и подошла к большому напольному зеркалу.

Время было позднее, но я собиралась позвать кое-кого на тайную аудиенцию. Вчера была удачная охота, говорят Боги приняли жертву Анкильда, и это благодаря мне.

А ещё говорили, что я пробыла в беспамятстве больше трёх часов, равно как и то, что Констанция из рода Лесных Виринеев смогла создать волшебную пыльцу и получить для короля благословение маленького народца.

Это было неслыханно.

В Библиотеке Старого мира упоминались волшебные существа, населяющие леса Вудстилла и делающие их необычными. Но также в книгах я нашла сведения, что они давно не имеют дел со смертными. Хотя, возможно, они ответили на зов той, в ком течёт капля голубой крови?

— Позови лорда Фармана, — приказала я Одилии, моей когда-то неверной служанке, которая прибыла со мной из Менарии. Которая первой отдала девственность моему Эсмонду и помешала нам соединиться раньше, чем мы оказались на границе королевств.

— Ваше величество, сейчас вечер, не будет ли для вас неосторожностью столь поздние аудиенции?— склонив голову и присев в книксене, произнесла дурёха и подняла на меня чёрные, как угли, глаза.

Она всё ещё не потеряла своей привлекательности и девичьей стройности. Конечно, она же не рожала четверых и не переносила выкидыши! Впрочем, по моей вине.

Это я не выдавала её замуж в отместку за прошлое. Мало того что моя милосердная мать подобрала её сиротой и обеспечила приданным, дала образование как фрейлине, так эта мерзавка посмела шпионить против меня на Эсмонда, когда мы с ним ещё не были близки!

Пусть скажет спасибо, что не отправила её восвояси!

— Благодарю, что ты так печёшься о чести королевы, а сейчас иди и сделай то, что я велю.

После ритуала в лесу Анкильд устроил пир, на который пригласил только ближайшую свиту. «Без глупых квочек», — добавил он и засмеялся, смотря на меня и прочих дам.

Вот и хорошо. Герцог Фарман не пил, зато мой муж давно опьянел и не заметил бы, даже если Боги снизойдут до его замка. Такой случай упускать нельзя.

— Ваше величество, мне передали ваше желание увидеться. Чем могу быть полезен? — герцог всегда был учтив и старомодно-галантен.

Явился почти сразу, как я сообщила ему о своём намерении поговорить.

Я выслала слуг и пригласила его присесть в кресло для посетителей. Да, моему мужу доложат, что я позвала канцлера в  будуар, но мы с ним всегда знаем, что ответить на двусмысленные обвинения!

— Мне нужен ваш совет. Когда-то вы говорили, что если я рожу сына, то могу рассчитывать на вашу поддержку.

Огнекудрый герцог был старше Анкильда на пару лет, но осторожнее и хитрее по крайней мере вдвое. Он лишь кивнул и принялся заверять меня в полной преданности главной линии династии Ядвинов.

А разномастные глаза его оставались при этом совершенно пустыми. И лишённое морщин лицо выражало лишь учтивую покорность.

«Я всегда за тех, кто побеждает», — говорили они и его льстивая улыбка.

— Скажите, стоит ли мне опасаться леди Констанцию? Говорят, король обратил на неё свою милость.

— Вчера она показала, что обладает необычными способностями. Говорят, девушка ходила в лес одна и ткала из паутины нити своей судьбы.

Глава 4

На людях Констанция преображалась. Она принадлежала к тому типу женщин, которые расцветают от внимания поклонников и тех, ради кого, с их меркантильной точки зрения, стоит блистать.

Я внимательно смотрела за её плавными движениями горделивого лебедя. Куда подевалась та розовощёкая простушка, которая смущённо опускала глаза и краснела всякий раз, когда Анкильд её о чём-то спрашивал?

Или когда находилось достаточное количество слушателей, чтобы узнать о несчастной доле сиротки, последней в своём роду потомков «маленького народца».

А ведь она могла бы дать своим сыновьям долголетие и здоровье, они бы уж снискали славу, потому что за их спинами всегда будет стоять магия Леса!

— К тебе сватаются достойные господа, — недавно сказала я лицемерной фрейлине при всей свите. — Почему ты им отказываешь?

— Ваше величество, я почитаю брак как высочайшую добродетель для женщины. Моё сердце пока молчит, поэтому и я не даю внятного ответа.

— Но ведь совсем недавно ты рассказывала, и мы все это помним, что сама понимаешь, брак — это не про любовь, а про уважение и доверие, — поддержала меня Адамина, которая всегда угадывала, куда дует ветер, и поддерживала паруса королевского фрегата, потому что искала защиты в тени его прусов.

— Всё верно, ваше величество, — эта маленькая белокурая стерва с миниатюрными ручками и ступнями улыбалась и смотрела прямо, вероятно, бросая мне вызов. — Я понимаю, что, возможно, не смогу выйти замуж по той любви, о которой слагают в романах, но я попробую. Поэтому моя репутация должна быть безупречна.

— Когда-то мы дарили свою девственность любимым, теперь же её принято продавать, — улыбнулась я, и фрейлины засмеялись, захлопав в ладоши. Моя шутка всем пришлась по нраву.

Кроме Констанции.

Но она благоразумно промолчала. Эта стерва, как показали дальнейшие события, умела притаиться в траве, чтобы ужалить в тот момент, когда никто не ожидает. Она уже доказала королю и свите, что сильна в магии и имеет особый Дар, весьма ценный для Лесного королевства.

Теперь шаг за мной.

— Ваше величество, разрешите мне объявить женский танец! Думаю, мужчинам будет приятно посмотреть на  такое обилие женских плеч! — я улыбалась, и Анкильд растаял.

Потому что только что потанцевал с той, кого хотел заполучить сегодня ночью. Смог касаться в танце её талии, прижимать к себе, шептать сальные комплименты, не боясь оказаться застигнутым врасплох.

И его дама сердца улыбалась, щурилась, как от яркого солнца, смотря на немолодое лицо старого потаскуна, привыкшего ломать женщин через колено и выбрасывать их, чтобы протянуть лапы к новой жертве.

— Конечно, дорогая, делай что пожелаешь. Сегодня тебе позволено многое.

Анкильд провёл рукой по моей щеке, и я потянулась за его пальцами, и улыбалась чуть застенчиво, но с вполне определёнными намёками.

— Тогда, ваше величество, может, вы позволите мне пригласить вас в свои покои сегодня ночью? Я соскучилась, мой король. Не могу дождаться, когда ты придёшь ко мне.

Он самолюбиво улыбался, но глаза оставались холодными. Анкильд давно убедился, что после наших ночей он некоторое время находится словно в забытьи. И даже позволяет себе думать, что стоит оставить меня на троне рядом.

А теперь, когда перед его носом мелькала восхитительная олениха, он решил дать отставку мне и вспомнить, что когда-то хотел принудить к вечному добровольному заточению в святой обители.

Первым делом я решила проверить Констанцию: настолько ли она хороша, как о ней говорят.

Встала и хлопнула в ладоши. Музыка тут же замолчала и по моему велению объявили торжественный танец, по традиции его должны танцевать только дамы в лёгких сорочках.

Это был даже не столько танец, сколько храмовый ритуал, способствующий процветанию природы и женского лона. Но теперь об этой традиции забыли и видоизменили её настолько, что от первоначального варианта осталась лишь музыка, напоминающая гром с небес и журчание ручья.

Зазвучали первые нестройные звуки струнных, жалобно запела скрипка, и я выбрала тех, кто будет танцевать. Это древнее право королевы: указала пальцем — повинуйся и танцуй так, чтобы затмить другую.

Я выбрала шестерых, среди которых, разумеется, была и Констанция. Мы все встали в круг и начали медленно ходить, время от времени ударяя  в ладоши. Музыка убыстряла ритм, в ней слышалось нетерпеливое ржание коней и желание тех, кто прощается с любимыми, задержать их подольше.

Мы сходились в центре, двое должны были всё время находиться в круге, и меняться с соседками, когда музыка приобретала новое звучание.

Теперь она напоминала о материнском ожидании ребёнка. Так те, кто провожали мужчин на войну или в дальний поход, остаются ждать их возвращения, взращивая в лоне новую надежду своего рода.

Я кивнула танцующей рядом Адамине и вышла вперёд, указав рукой на Констанцию. Мы с ней оказались внутри замкнутого пространства и кружили, как две орлицы, каждая выжидала, кто нападёт первой.

Соперница не хотела этого поединка, наверное, думала, что Анкильд не должен видеть полную мощь её силы.

Глава 5

— Ваше величество, мы будем молить Богиню-Мать и прочих Небожителей, чтобы они послали вам излечение, — говорила Главная жрица, после очередного осмотра моей раны.

Той самой, которую во время танца «случайно» нанесла мне Констанция. Прошёл месяц, и царапина, о которой я уже и думать забыла, открылась и начала сочиться кровью. Моя ладонь распухла и причиняла страдания.

Но ещё большие муки я испытывала от добровольного отказа от свидания с детьми. Целители сказали, что это может быть опасно для них. И я уже не знала, верить ли им. Верить ли кому-нибудь вообще?!

— Это всё она! Она прокляла меня, чтобы занять место подле короля, — плакала я на плече Эсмонда всякий раз, как король, брезгливо прижимая платок к носу, говорил, что это не просто болезнь, а кара Богов за мою самонадеянность и гордыню. И что я должна подчиниться их воле и добровольно уйти в обитель послушниц, как и планировалось ранее.

Мне снова пророчили судьбу Каталины, которая через месяц умрёт для мира, чтобы воскреснуть в новом имени и качестве.

— Или это жена Фармана? — я посмотрела на Эсмонда, пытаясь найти в его глазах или лице хоть намёк на отторжение. — Она сначала не взяла мой подарок, а потом приняла, чтобы через день отдать обратно!

— Не думаю, моя леди. Она слишком простодушна для этого.

— Каталина могла стать орудием в других руках.

Эсмонд кивнул и погладил мою больную руку.

Если бы он отвернулся от меня, то, клянусь, я бы спалила замок Двенадцати Башен дотла. Пусть бы все, кроме моих детей, пали жертвой стихийного пожара или молнии, это стоило бы мне жизни, такую силу нельзя черпать, не жертвуя ей свою душу, но зато мои враги не смеялись бы в спину. Не скалились, как стая лесных волков, на раненую медведицу.

— Она же кротче овцы!

— Нет, она притворяется. Я видела её глаза после того, как объявила волю Богов.

— Твою волю, Гердарика. Или, вернее, волю лорда-канцлера. Не вмешивай в это Богов, не гневи их.

Эсмонд отстранился и отошёл к старому алтарю. Положил на плиту руки, склонил голову.

 Давно сговорившись, ещё со времени нашего первого свидания в моих покоях, мы общались в старой часовне, когда-то принадлежавшей первой жене короля. Эсмонд делал магическую копию королевы, и мы могли быть уверены, что меня не хватятся.

Здесь обычно мы предавались любви, здесь по стенам, освещая всё вокруг полз магический огонь, который мой единственный и первый любовник умел разжигать своим бесконечным Даром.

Но сейчас разговор шёл не о любви. О власти.

И это раздражало, потому что рядом с ним я не хотела терять время на присчитывание политически верных ходов. Время, отведённое нам с Эсмондом, было конечным и столь малым, что вся моя жизнь превратилась в тоскливое ожидание этих часов.

И вот сейчас, когда мне было так плохо, он, тот, от кого я ждала лишь безграничного понимания и поддержки, начал упрекать меня!

— Как ты можешь, Эсмонд?! Ты знаешь, ради кого я всё это делаю?!

— Ради детей. А ещё ради себя и власти, Гердарика.

Он не оборачивался и говорил со мной так, словно обвинял в жутких преступлениях!

— Почему ты хочешь падения леди Констанцией? Ревнуешь короля?

Эсмонд медленно повернулся, и я впервые за многие годы увидела в его светло-зелёных глазах осуждение. И даже онемела от боли, пронзившей ладонь и сердце.

— Гердарика, ты знаешь, я люблю тебя и отдам, если понадобится, жизнь за тебя и твоих детей, но сейчас, я должен сказать, ты делаешь ошибку.

— Я всегда делаю ошибки. Как и всё! Но не делать ничего ещё хуже! — Я почувствовала, как горло сдавливает невидимая рука. Как она душит меня, не давая договорить всё, что я хотела.

Прокричать Эсмонду, не заботясь, услышит ли кто, о том, что нельзя всё время бояться и быть осторожными. Ходить, не поднимая головы, и вести себя как женщина, смирившаяся с уготованной ей участью.

— Я была такой. И он захотел избавиться от меня. Несмотря на годы брака, на то, что я родила ему двоих здоровых наследников, несмотря ни на что! А теперь она хочет сесть на мой трон и посадить на него своих сыновей. А как же мои мальчики? Знаешь, что их ждёт, если я проиграю? Я читала об этом в Библиотеке Старого мира: король задумал жениться на любовнице и объявил прежний брак незаконным, а родившихся в нём детей, бастардами. Потом их под предлогом безопасности заточили в дальний замок под усиленную охрану, которая со временем и убила детей. При мнимой попытке к бегству. Даже тела их были похоронены неизвестно где. Ты этого хочешь для моих сыновей, Эсмонд?!

Он подошёл ближе и перехватил руку, пытавшуюся его ударить.

— Успокойся, твоим детям пока ничего не угрожает. И пока я жив, так и будет.

— Пока ты жив, возможно. Но кто сказал, что Пенелопа однажды не подсыплет тебе в питьё кого-нибудь яда или зелья, дурманящего разум? У неё остался королевский сын, и если моих не будет, он может занять трон, а она стать королевой-матерью.

— А кто тебе даст гарантии, что лорд Фарман однажды не сделает того же самого с тобой? — холодно спросил он и стиснул мою руку до лёгкой боли. Сейчас в его глазах зияла пугающая меня пустота. Он говорил так, словно между нами разверзлась пропасть, и в неё канули все наши чувства.

Глава 6

— Мой справедливый и милостивый супруг наказал меня за невозможность иметь детей. Я знаю, что в этом нет его вины, и признаю, что всюду виновата сама. Прошу простить мне грех злокозненных мыслей, обращённых к той, кого он хочет сделать своей очередной игрушкой, Я удаляюсь от мира и отказываюсь впредь видеть его уродства. И пусть меня простит та, кто придёт на моё место. А я буду ждать её в обители всемилостивой Богини-Матери.

Долго говорить обречённой на темень подвальных храмов непозволительно. Главная Жрица, та сама, которой я отдала это место после устранения её предшественницы, по моему незримому сигналу дотронулась до руки Каталины. Избранная вздрогнула и оглянулась, словно только что очнулась от тяжёлого сна.

Предвестника смертельной болезни.

— В добрый путь! Да примут тебя Боги! — буркнул Анкильд, стремясь скорее уйти отсюда. Он спешил к ней, к Констанции, мне не надо было слов, чтобы понять такое.

Интересно, что она ему пообещала? Наверное, отдаться, наконец, раз он разом помолодел, а в глазах цвета дикого мёда появился прежний огонёк сладострастия.

А я помучаю их обоих. Настало время моего напутственного слова для идущей в обитель Богини.

— Не тревожься, дитя, — ответила я словами безымянного жреца Высокого Бога. Когда-то он сказал их мне, а потом родилась моя дочь. Мёртвой. Мой неназванный и неоплаканный первенец. — Нам неизвестен замысел Всевышних. Возможно, они решили укрепить твой дух и привести в объятия Матери чистой и не познавшей скорбь материнства.

Анкильд нервничал. Я чувствовала, что он еле терпит, чтобы не вмешиваться в неторопливый ход моих мыслей. Переминается с ноги на ноги, как нетерпеливый юный любовник.

Смешной стареющий возлюбленный.

И забывает, что года его преклонны. А тело Констанции слишком рыхло, чтобы подарить миру крепкого дитя.

Наконец, он забыл о том, что у него уже есть сыновья и дочери. Даже от любовниц. И в этот круг мы не пустим никого. Один лишний рот может перевесить расстановку сил, и никто не знает, в чью пользу.

— Да благословят тебя Боги на избранном пути.

— Я не выбирала его! — Каталина очнулась, словно путы, накинутые на её руки и ноги, пали, она ринулась вперёд в желании не то вцепиться мне в горло, не то убежать прочь. Зачем-то я отступила, но потом взяла себя в руки.

— Это неважно. Покоритесь воле Богов, — быстро сказала я и подала знак охране, присутствующей тут же, дабы обезопасить короля. А Анкильд схватил меня за запястье, чтобы удержать на месте.

Его забавляла эта ситуация. Наверное, король надеялся, что немедленно от меня избавится.

Неужели он думал, что Каталина убьёт меня голыми руками?!

— Чем ты так не угодила ей, дорогая? — спросил он, когда мы вышли из храма на площадь под приветственные крики толпы.

— Наверное, приревновала меня к своему мужу. Она всех ревновала к канцлеру, ваше величество. Говорят, даже леди Констанцию.

— Возможно, — нахмурился король и отвернулся. Значит, я его задела за живое.

С этими влюблёнными и впрямь надо было срочно что-то решать.

Вернувшись в свои покои, я затребовала перо и бумагу с чернилами.

— Отнеси это маркизе Фэнфекс. А это передашь её мужу. Но смотри, — приказала я Одилии, отдавая незапечатанные письма.  Я узнаю, если она или кто-то осмелится в них заглянуть. Есть способы. — Отдай их так, чтобы один не знал про письмо второму.

Одилия поклонилась и молча удалилась. Меня снова кольнула совесть: надо бы скорее подыскать ей мужа, а то я со своими интригами совсем забываю о тех, кто преданно служит моим интересам. Это неправильно. Неверно.

Опасно, в конце концов. Если те, кто это заслуживает, не увидят благодарности от меня, они станут искать её у моих врагов. Отец всегда так говорил, а я была блистательной его ученицей. Гораздо лучше, чем мои братья.

— Добрый день, ваше величество, — герцог Фарман умел появляться из тишины. Возникать внезапно, когда в нём была особая потребность.

— Добрый воистину, ваша светлость, — ответила я, предложив ему пройтись по саду. Тем меньше вероятность быть подслушанным.— Рада, что вы пришли так скоро.

— Я получил ваше приглашение, ваше величество, и не мог медлить.

— Похвально, — улыбнулась я, выйдя под яркое солнце. — Теперь вы довольны, ваша светлость?

— Я, ваше величество, не умею, к сожалению, быть довольным до конца. Когда решается один вопрос, сразу становится видно следующее препятствие, не так ли?

— Я наслышана о вашей прозорливости. Другого от вас и не ждала, — кивнула я, обдумывая, куда клонит герцог.
Я позвала его напомнить о данном обещании.

— Свою часть уговора я выполнила, ваша светлость.

— Как раз вовремя, ваше величество. Не думайте, что я дерзаю вам…

— Именно это вы и делаете. Но я вас прощаю. Пока что.

Пусть знает, что мной не так легко манипулировать.

Мы медленно двигались к розарию Анкильда. Он любил дарить своим женщинам розы. Всем, кроме меня. Мне доставался этот цветок только как укор.

Глава 7

После того случая минула неделя. Хельга выздоровела, но пришло письмо от моей матери, извещающее о кончине отца. Страна Гор, из которой я родом, где меткое слово ценится не меньше кинжала, а туманы вечно окутывают пики скал, осиротела.

Я скорбела по отцу, надев траур. Теперь, согласно традиции, я должна была на месяц удалится от мира, чтобы провести время в молитвах об усопшем. Этого древнего обычая можно было бы избежать, если бы на то была воля моего короля.

Но Анкильд был рад возможности отвязаться от меня на целый месяц и прилюдно объявил, что безмерно опечален этой вестью, и не станет чинить мне препятствий в соблюдении традиции Менарии, откуда я прибыла много лет назад.

Вудстилл когда-то хотело получить новую кровь, чтобы обновить древнюю магию, защищающую Лесную страну, и теперь, когда я дала королевству двух законных наследников, желал навсегда забыть «проклятую чужачку». Но я оказалась живучей и сильной.

Говорят, что сильные не ошибаются, но это не так. Все оступаются рано или поздно. Но мы встаём назло врагам и идём по их головам к цели.

Моя была в том, чтобы посадить Гарнета на трон Вудстилла. Мой первенец, чьё имя переводится как «защитник». Так звали основателя династии Ядвинов. Боги сделали моего сына сильным мальчиком. Ему шёл уже девятый год, учителя говорили, что наследник проявляет прилежность и усердие в учёбе, несвойственное мальчикам его возраста.

Он был статен, выше среднего роста и спокоен. Колдер, его брат, напротив, проявлял гнев и бурную радость, если того требовали обстоятельства. Рука младшего сына была тверда, мальчик любил соколиную охоту и скачки верхом. И всё же Анкильд всегда подчёркивал, что королём он станет только после смерти брата, не оставившего наследников мужского пола.

В семье Ядвинов было принято сталкивать родных братьев, превращая их во врагов. Я не хотела этой участи для своих детей.

В месячном трауре, пока я добровольно заточилась в Башне Королев, тем не менее я не теряла времени зря. Писала письма на родину, матери, наконец-то выгнавшей метрессу Лючию из Гранитного замка, и брату, готовящемуся взойти на престол.

Я не ждала, что они отдадут земли Менарии моему младшему сыну, но просила о другом: чтобы ему отошли земли моего дела.

В Янтарной долине, которую отец завоевал силой, так и не признали его власть полностью. Здесь постоянно вспыхивали мятежи, потому что править этим маленьким краем должен кто-то из рода Древних прорицателей Востока.

Мой брат, несмотря на то, что был таковым, ни проявлял интереса к Янтарной долине, потому что, кроме древних, почти угасших знаний, взять с них было нечего. Маленький кусочек суши между пустыней с востока и горами на западе, здесь выращивали пшеницу и рожь, но не воинов.

Братьям моим никогда не стать там своими, а магия Янтарной долины хоть и бессильна против завоевателей, но мстительна и нежданно-смертельна, если речь идёт о мести. Наверное, поэтому отец всё-таки женился на обесчещенной им принцессе этой страны.

План казался мне идеальным. Брат-король избавится от обузы, от опасности быть убитым в спину ради мести, а мой Колдер обретёт маленькое королевство. Возможно, со временем возродит его магию и укрепит границы.

Род Верного Стигрида, из которого происходила моя мать, не угаснет. И магия вернётся в Янтарную долину.

Я отложила перо и задумалась. Неплохой план, оставалось воплотить его в жизнь, чтобы у моих сыновей не было повода для вражды за трон. Отец Анкильда, например, оскопил своего брата, чтобы у того не было наследников и соперников основной линии династии. Такой судьбы сыновьям я не желала.

Вдовствующая королева-мать Менарии найдёт слова для сына, чтобы уговорить его на мой план. Не сейчас, так позже. Ей будет приятно, что её родина не угаснет, а получит шанс на возрождение через внука.

— Ваше величество, — мой капельмейстер, то есть секретарь, приставленный Анкильдом на время моего траура, чтобы вскрывать все письма, подал мне сложенный вдвое листок бумаги: — От лорда Фармана.

Странно, что герцог писал мне сюда, зная об этом.

— Можете идти, — кивнула я и немедленно распечатала письмо. Наверняка соболезнования и прочая чушь строго по этикету.

Я с нетерпением раскрыла письмо, состоящее из пары строчек:

«Ваше величество, я безмерно сочувствую вашему горю, но очень жду вашего возвращения ко двору. Признаться, без вас балы не проводятся, пиры не устраиваются, и его величество выглядит очень грустным».

Это означало только одно: несмотря на мой траур, Анкильд с любовницей предаются развлечениям.

Но прервать горе я не могла, никто бы этого не понял. Давать королю повод обвинить меня в непочтении к усопшим и к иным культам я не хотела.

Надо вести себя безупречно.

Послания от Эсмонда были столь же редки и немногословны. Капельмейстер исправно выполнял порученную ему миссию.

А когда на улице похолодало, и пришла осень, я покинула заточение и узнала от Эсмонда, что Констанция ждёт ребёнка.

***

— Моя леди, — чуть слышно произнёс Эсмонд, во время очередного приёма, которые теперь стали частыми при дворе Ядвинов. Мой рыцарь произнёс это, пригласив меня на танец.

— Вы осмелели, мой лорд, — только и успела ответить я, подавая ему руку.

Его ладонь была всё такой тёплой, сильной, как и в тот миг, когда я доверила ему свою честь, жизнь, судьбу. В тот день мы встретились у Небесного алтаря, чтобы произнести брачные клятвы перед моими Богами.

А Боги Вудстилла решили иначе: Они позволили быть нам вместе, связали невидимыми нитями, но отдали наши тела другим хозяевам. Меня — королю, Эсмонда — любовнице короля, родившей ему бастардов.

— Теперь за вами почти нет присмотра, моя леди. Его величество нашёл себе другую любовь, — насмешливо произнёс Эсмонд и положил руку на мою талию. — Видишь, никто не спешит обвинить меня в государственной измене.

— Ты даже рад этому?