Раскаяние

Пролог

1869 год. Италия, Анакапри.

Докки сидела на террасе виллы, снятой на лето, и задумчиво глядела на лазурную морскую гладь. День был погожий, безветренный. Солнце, ласково пригревая, играло на воде сверкающими бликами. Докки держала в руках очередную весточку от Владимира. Она уже трижды перечитала его письмо, написанное уверенным, размашистым почерком. Все его послания она читала до тех пор, пока не заучивала наизусть, а после этого бережно убирала в резную деревянную шкатулку, в которой хранила его письма. Докки не отвечала на них. Не станет отвечать и на это. Она полагала, что это позволит Владимиру скорее забыть её. Он должен научиться жить без неё. Он должен жить дальше. Письма от него были тонкой ниточкой, связывавшей её с той, прежней, счастливой жизнью. Когда человек здоров, он придаёт слишком большое значение неурядицам, преувеличивая проблемы и страдая из-за мелких неприятностей. И лишь захворав понимает, как счастлив на самом деле был прежде, до болезни.

Докки была серьёзно больна. Уездный доктор без обиняков сообщил её свекрови, что ходить невестка не сможет никогда. Дверь спальни была неплотно закрыта, и Докки невольно услышала свой приговор. Мишель, её муж, смириться с этим не пожелал и повёз жену в Германию, к лучшим докторам. Немецкие медики развели руками, подтвердив мнение русских коллег. Мишель не успокоился и повёз Докки в Швейцарию, к профессору медицины бернского университета. Но и его прогноз оказался неутешительным.

Её счастливая жизнь разлетелась вдребезги год назад. Неудачно упав с лошади, Докки повредила позвоночник. И теперь, в тридцать пять лет, она стала беспомощным инвалидом. Самое ужасное, что виновницей произошедшей трагедии была её собственная дочь.

Лиза была её единственным ребёнком, её утешением и отрадой. Не будь у Докки её девочки, жизнь была бы серой, унылой и беспросветной. Маленькая, шаловливая Лиза дарила ей радость и счастье, заполняя пустоту, образовавшуюся на сердце после охлаждения отношений с супругом. Докки души не чаяла в дочери, а та решила убить её, свою собственную мать! Причиной этого невольно стал Володя, в которого угораздило влюбиться Лизу.

Женщина протянула руку и взяла с соседнего кресла кашемировую шаль, предусмотрительно оставленную её мужем. Солнце пригревало, а Докки знобило. Укутавшись, она закрыла глаза и предалась воспоминаниям.

***

Будучи яркой и красивой девушкой, дочь графа Бутурлина Евдокия не испытывала недостатка в поклонниках, щедро осыпавших её комплиментами, цветами и подарками. Но из всех претендентов на руку и сердце блистательная Докки, одна из самых завидных московских невест, выбрала небогатого, но необыкновенно обаятельного, синеглазого гвардейского офицера Мишеля Уварова, в которого влюбилась без памяти. Докки отдалась во власть первой любви со всей страстью, позволив жениху намного больше, чем допускали приличия. После замужества жизнь Докки в корне изменилась. Поначалу пылкий и влюблённый супруг быстро охладел к ней и отправил в деревню к своей матери, а сам продолжал вести в Петербурге прежнюю разгульную жизнь, свойственную холостым офицерам. Карты, скачки, офицерские кутежи привлекали Мишеля гораздо больше, чем молодая жена. Докки терпела, тихонько плакала ночами, но не роптала. Она была в тягости. Молодая женщина согласилась с доводами супруга, что пребывание на свежем воздухе будет полезным и для неё, и для будущего ребёнка. Но и после рождения дочери ничего не изменилось. Через два года Докки, потеряв всякое терпение, приехала в Петербург и поселилась в доме своей тётки, графини Уваровой, где жил и её муж. Но приезд в столицу мало что изменил в её отношениях с супругом. Он был вежлив, доброжелателен, любезен, но не более. Мишель вёл себя скорее как брат, а не как любящий муж. Он неизменно сопровождал супругу на светских мероприятиях, усердно создавая видимость крепкой семьи, при этом дома почти не общаясь с ней. А Докки жаждала любви. Так продолжалось почти семь лет, до того момента, пока она не встретила Владимира.

Это случилось семь лет назад, на балу. Докки, увидев молоденького гвардейского офицера в парадном мундире, невольно залюбовалась и уже не могла отвести от него глаз. Высокий, стройный, с безупречной выправкой преображенец был поразительно красив. На вид ему было лет восемнадцать, в то время как ей уже минуло двадцать восемь. С первого взгляда на него Докки поняла, что пропала. Точно так же было и с Мишелем – удар молнии и голова крУгом. Владимир пригласил её на вальс. Докки до сих пор помнила трепет, который охватил её, едва сильная рука юноши коснулась её талии. Его карие, почти чёрные глаза, горевшие страстным огнём, прожигали её насквозь. Он смотрел на неё с неподдельным восторгом и обожанием, а она мечтала, чтобы танец никогда не кончался. После бала они виделись ещё несколько раз у общих знакомых. Владимир был внимателен и предупредителен. Охваченный страстью, офицер уже не скрывал своих чувств. Докки неудержимо влекло к обаятельному и влюблённому в неё юноше, и вскоре у них завязался бурный роман, который продлился весь сезон. Острые языки светских сплетниц без устали смаковали подробности скандальной связи. Граф Протасов, отец Владимира, устроил сыну выволочку, после которой тот съехал от родителей и поселился в съёмной квартире. Наличие собственного любовного гнёздышка сделало свидания Докки с возлюбленным более частыми. А потом Преображенский полк выступил в Царство Польское для участия в подавлении мятежа. Владимир писал ей так часто, как только мог. Докки не находила себе места, тревожась за жизнь возлюбленного, ведь в Польше шла настоящая война, погибали солдаты и офицеры. Разлука длилась полтора года. Докки минуло тридцать лет. Она и мечтала о встрече с Владимиром, и страшилась, что Владимир, увидев её постаревшую, охладеет к ней. Но стоило их глазам встретиться, как чувства вспыхнули с новой силой. Страсть, затмевавшая разум и заставлявшая пренебрегать условностями и правилами приличия, бушевала три года, уступив место глубочайшей душевной привязанности. Мишель, разумеется, знал о романе жены с Протасовым, но чинить препятствий их встречам не собирался, ведь он и сам был в это время увлечен молоденькой актрисой.

Глава 1

1857 год. Владимирская губерния, Ильинское.

Лето подходило к концу. Август напоследок радовал тёплыми, погожими деньками.

Володя, сидя на деревянных мостках чуть заросшего ряской и кувшинками пруда, удил рыбу. Солнце мягко пригревало, играя весёлыми бликами на тёмно-зелёной глади воды. Над слегка пожухлой травой, иссушенной июльским зноем, порхали разноцветные бабочки и стрекозы с прозрачными крылышками. Кругом царило умиротворение и тишина, нарушаемая лишь таинственным шёпотом листвы. Володе нравилось в одиночестве приходить сюда, к старому пруду, находящемуся на самом краю усадебного парка. Не отводя внимательного взгляда от поплавка, он рассматривал причудливые очертания плывущих по небу облаков, отражавшихся в зеркальной поверхности воды. Душу ласкала безмятежная радость и предчувствие чего-то необыкновенно хорошего.

Рослый черноволосый и кареглазый паренёк учился в кадетском корпусе, а вакации проводил дома. В августе завершались лагерные сборы и учебные маневры в Петергофе, и кадет отпускали повидать родителей. Здесь, в Ильинском, родовом имении Протасовых, Володя гостил у бабушки.

Тишину и уединение нарушили весёлые голоса и звонкий смех, доносящийся с противоположного берега пруда. Володя приставил ладонь ребром ко лбу, загораживая глаза от слепящего солнца. Верочка, старшая сестра Володи, держа за руку младшего брата, помахала рукой. Паренёк вздохнул и выдернул удочку из воды. Захватив свой нехитрый улов для жившей в доме кошки, Володя пошёл по узкой тропке, проложенной вокруг пруда. Папенька рассказывал, что в прежние времена и он, и его сестра часто купались здесь. Сейчас уже не то. За последние годы пруд, да и парк, пришли в некоторое запустение – у бабушки до них попросту не доходили руки. Володя подумал о том, что когда вырастет, непременно займётся всем этим и наведёт должный порядок, чтобы здесь снова стало так же красиво, как было при дедушке.

- Много наловил? – поинтересовалась миниатюрная черноволосая девушка, заглядывая в ведёрко. - Бедная кошка, разве этого хватит ей на обед?

Верочка склонила прелестную головку набок, лукаво глядя огромными чёрными глазами на Володю.

- Хватит, Верочка, ещё и на ужин останется! – воскликнул десятилетний Митя, впечатлённый количеством наловленной братом рыбы.

- Не останется! Спорим, кошка всё слопает за один раз? – озорно рассмеялась девушка и, взлохматив чёрные волосы братишки, побежала вперёд.

Оглянувшись на бегу, она весело крикнула братьям:

- Догоняйте, а то я все пироги съем, и Вам ничего не достанется.

Подхватив широкие юбки розового тарлатанового платья, Верочка вихрем неслась по дорожке усадебного парка, не давая братьям обогнать себя.

Графиня Протасова, только что вышедшая из тенистой беседки, увитой плющом, укоризненно посмотрела на дочь.

- Вера, когда же ты оставишь это ребячество? Тебе скоро шестнадцать! Пора бы вести себя, как подобает взрослой барышне. Ты не находишь? - недовольно сказала Елена Николаевна.

- Маменька, вот когда будет шестнадцать, тогда я и стану вести себя степенно, - звонко рассмеялась Вера, подражая плавной, грациозной походке маменьки.

Братья дружно захохотали, когда сестра, изящно отведя в сторону сжатую в кулачок кисть, церемонно прошествовала по дорожке, вскинув подбородок и плавно покачивая юбками.

- Матушка, не браните Верочку! Это я подбил её бежать наперегонки, - сказал Володя, по-рыцарски желая выгородить любимую сестру.

- Знаю я, кто кого подбил. Всегда-то вы её защищаете, - сказала Елена Николаевна, обнимая за плечи старшего сына. - Ну, дорогой мой, показывай свой улов!

***

Графиня Протасова, невысокая, изящная тридцатишестилетняя дама, раскрыв кружевной зонтик, грациозно прошествовала к роскошному трёхэтажному особняку. Цыганята, как в семье шутливо называли черноволосых детей, совершенно не похожих на светловолосую мать, послушно следовали за ней. Верочка беспрестанно шутила, вызывая весёлый смех братьев. На мраморном крыльце особняка, оформленном портиком с колоннами, их дожидался отец – граф Протасов. Митя, оторвавшись от компании, чинно шествовавшей по каштановой аллее, помчался вперёд.

- Папенька, Володя целое ведро рыбы наудил! Вы позволите мне завтра пойти с ним? Я тоже хочу накормить Мурку.

- Митя, без присмотра я тебя на пруд не отпущу – ты плохо плаваешь, а мостки уже шаткие. Месье Турель – господин пожилой, он не сможет вытащить тебя из воды.

- А Вера? Она же хорошо плавает?

- Да, Вера хорошо плавает. Но, мой милый, подумай сам, как она сможет плыть в своих пышных юбках?

Митя сдвинул тёмные брови к переносице и задумался. Потом вскинул на отца сияющие радостью серые глаза:

- Придумал! Папенька, Вы пойдёте с нами!

- Весьма польщён сей честью! А о моём желании не следовало спросить, многоуважаемый Дмитрий Алексеевич? – притворно нахмурился Алексей Сергеевич.

Митя задумчиво почесал подбородок.

- Право, папенька, соглашайтесь! Я не приму отказа, - лукаво ухмыльнулся мальчик.

- Что ж, завтра утром я как раз собирался писать с натуры. Заросший пруд выглядит весьма живописно. Тогда беги и Верочку звать, пусть тоже завтра захватит с собой альбом, краски и зонтик, - ответил Алексей Сергеевич.

Глава 2

Татьяна Васильевна, приходившаяся графу Протасову, отцу Володи, мачехой, была женщиной общительной, доброжелательной и гостеприимной. После кончины горячо любимого супруга старшая графиня Протасова жила в Ильинском со своей золовкой, вдовой и бездетной княгиней Мещерской. Пожилые дамы скрашивали одинокую старость друг друга. Анна, единственная дочь старой графини Протасовой, три года назад вышла замуж за графа Киселёва, полковника Лейб-гвардии Преображенского полка, и сейчас с мужем и дочерью жила в Петербурге. Семья пасынка, графа Протасова, зимние сезоны проводила в столице, а на несколько летних месяцев приезжала в своё поместье, Мещерское, которое находилось в двенадцати часах езды от Ильинского.

Татьяна Васильевна, живя довольно уединённо и скучно, была рада общению с соседями, с которыми поддерживала добрые, приятельские отношения. Ильинское граничило с Тимьяновкой, имением помещика Уварова – гвардейского штабс-капитана. Сам хозяин, Михаил Александрович, в поместье наведывался не часто. В усадьбе хозяйничала его мать, Марья Ивановна. Супруга Уварова, Евдокия Константиновна, жила с мужем и дочерью Лизой в столице, приезжая в поместье на лето, проведать свекровь и отдохнуть в деревне от городского шума и пыли.

В тот памятный день бабушка пригласила соседок на чаепитие. Поскольку погода стояла превосходная, чаёвничать решили на террасе. Пока прислуга разжигала самовар и суетилась вокруг стола, в гостиной встречали Уваровых. Вера, взяв Володю под руку, повела его знакомиться с гостями.

Увидев соседку, Володя буквально остолбенел. Сердце вздрогнуло и зашлось в сладком трепете. Он не мог пошевелиться, ноги словно приросли к полу. Евдокия Константиновна, или Докки, как знакомые называли молодую даму, была бесподобно хороша собой. Светло-каштановые вьющиеся волосы с лёгкой рыжинкой, выразительные, крупные серые глаза, тёмные брови вразлёт, точёный носик и красиво очерченные пухлые губы, поразили воображение тринадцатилетнего кадета. Он не мог отвести взгляда от лица прекрасной дамы. Вера, заметив оцепенение брата, дёрнула его за рукав. Володя нехотя перевёл взгляд на старшую из дам и поприветствовал её. Когда пришло время знакомиться с Докки, его ладони вспотели от волнения, лицо залила краска смущения, голос отчего-то охрип. Взглянув на молодую даму, кадет утонул в серых омутах её глаз. Беседуя с Докки, он опускал глаза, запинался и терял нить разговора. Мысли путались. Такое с Володей происходило впервые. Он никогда не был ни робким, ни застенчивым. Сидя за столом, Володя исподволь разглядывал прелестное лицо соседки. Всё в этой двадцатитрёхлетней даме казалось ему необыкновенным: и ласковая улыбка, от которой на её щеках появлялись милейшие ямочки, и волнующий грудной голос, и изящные жесты красивых рук.

Ночью Володя лежал без сна, воскрешая в памяти пленительный образ молодой женщины. Перед его мысленным взором предстала вся её стройная фигура с высокой, полной грудью и тонкой, как у девушки, талией. Мысли о госпоже Уваровой будоражили, вызывая смятение и неясное томление. Уснуть ему удалось лишь под утро. В полудрёме губы сами собой шептали: «Докки … Докки … Докки».

Через день Протасовы нанесли ответный визит в Тимьяновку. Елена Николаевна не поехала, сославшись на мигрень. Софья Петровна тоже осталась дома, а граф Протасов с мачехой и детьми отправился в Тимьяновку.

Володя, сидя за круглым столом, накрытым к чаю, поймал себя на мысли, что ему безумно хочется прикоснуться к Докки, сидевшей к нему вполоборота. Не сводя глаз с её стройной шеи и маленького ушка, украшенного витиеватой серебряной серьгой, он сосредоточенно обдумывал, как бы это сделать незаметно. Докки, хозяйничая у самовара, разливала чай по чайным парам. Володя, немного робея, протянул руку и принял у неё пару, невзначай коснувшись руки. Небывалая радость накрыла его горячей волной. От переполнявшего душу счастья стало трудно дышать. Володя не чувствовал ни вкуса яблочного пирога, ни аромата сдобренного чабрецом чая. Всё его существо было поглощено той восхитительной женщиной, которая смогла подарить ему эти небывалые ощущения. Выходя из-за стола, Володя незаметно спрятал в карман сюртука салфетку, которой Докки вытерла руки.

***

Утром следующего дня Протасовы, взяв с собой Софью Петровну, отправились в своё поместье. В первых числах сентября должен был приехать в отпуск Андрей, восемнадцатилетний внук княгини Мещерской, поступивший на службу в Преображенский полк в чине прапорщика. Всю дорогу Володя был грустным и непривычно задумчивым. Он смотрел на проплывавшие за окошком кареты поля, луга, рощи, бревенчатые избы, золочёные маковки церквей. Но красота сельских пейзажей уже не привлекала его – перед глазами стояли бездонные серые глаза, опушенные длинными ресницами. Вера, щебетавшая без умолку первую половину пути, старалась растормошить брата, рассказывая ему смешные истории, но из этой затеи у неё ничего не вышло. Заметив, что с братом творится неладное, она решила поговорить с ним по душам дома, без свидетелей. Своё внимание Вера переключила на отца, затеяв с ним беседу о фламандской живописи. Граф Протасов был довольно известным портретистом, преподававшим живопись в императорской Академии художеств. О жизни и творчестве известных мастеров он мог говорить часами, коль находился благодарный слушатель. А Вера слушать и поддерживать беседу умела.

В Мещерском Протасовых ждал сюрприз – Андрей уже приехал домой. Когда экипаж, простучав колёсами по мощеной липовой аллее, остановился около усадебного дома, молодой князь Мещерский выбежал на крыльцо. Верочка, увидев кузена, выпорхнула из кареты, подхваченная услужливой рукой лакея. Андрей замер на месте, не сводя с повзрослевшей кузины восхищенного взгляда. Верочка, подхватив юбки, подбежала к нему и звонко чмокнула в щёку.

Глава 3

1862 год. Санкт-Петербург.

Прошло пять долгих лет. Многое произошло за это время в семье графа Протасова. Многое ныне переменилось в жизни Владимира. Неизменной осталась лишь его первая любовь.

Старший сын Протасовых в возрасте восемнадцати лет завершил обучение в кадетском корпусе и был выпущен прапорщиком с зачислением в Лейб-гвардии Преображенский полк, к которому был приписанс детских лет. В этом же полку служило несколько поколений его родственников, князей Мещерских, в том числе и его кузен, Андрей. В детские годы мальчики были очень дружны, несмотря на разницу в возрасте в пять лет. Всю их компанию сплачивала вокруг себя весёлая, заводная, шаловливая Верочка, без устали придумывавшая всевозможные затеи. Сейчас кузены немного отдалились друг от друга, у каждого из них была своя жизнь. Андрей, которому минуло двадцать три, уже несколько лет был женат, и у Протасовых теперь появлялся всё реже.

Вера тоже давно была замужем. Большую часть времени она посвящала воспитанию трёхлетнего сына Саши. Тем не менее, связи с братьями она не теряла. Живя в Рахманове, поместье супруга, она писала и Володе, и Мите, и Андрею. Многие знакомые не понимали и даже осуждали Веру за то, что она выбрала в мужья человека, годящегося ей в отцы. Володя не снёс оскорбления и надавал тумаков одному из своих приятелей-кадетов, когда тот сказал, что Верочка вышла за старика только из-за денег. Доля правды в том была – граф Аносов действительно был богат. Но и сестра бесприданницей тоже не была! Граф Протасов дал за дочерью солидное приданое. Володя хорошо знал свою сестру и понимал, что она никогда бы не променяла чувства на деньги. Он лучше других был осведомлён, как сильно Верочка любила Аносова, как долго ждала его возвращения домой, пока бравый артиллерийский полковник участвовал в многочисленных военных походах. Да и не таким уж старым был её муж – он женился в неполные тридцать семь лет. Вера и Володя часто разговаривали по душам. Сестра говорила ему, что для неё не имеет никакого значения разница в возрасте, она её просто не замечает, общаясь с любимым. И Володя это тоже прекрасно понимал. Его самого нисколько не заботил возраст Докки. Как, впрочем, не заботило и то, что дама сердца была несвободна.

Побывать у бабушки в Ильинском за прошедшие годы Володе больше не довелось. Докки за это время ему удалось увидеть лишь трижды, но он до мелочей помнил каждую встречу с ней.

Первый раз Владимир увидел её в Сергиевском соборе, во время венчания Веры с полковником Аносовым. Намечалось грандиозное торжество с праздничным обедом, пышным балом и фейерверком. Однако графу Протасову с трудом удалось уговорить директора кадетского корпуса лишь ненадолго отпустить сына, чтобы тот смог присутствовать хотя бы на венчании сестры. Церемония была пышной, в храме собралось избранное петербургское общество. Но даже в этом людском море Володе удалось отыскать глазами ту, видеть которую так жаждало его влюблённое сердце. Докки не заметила его, всецело поглощённая созерцанием таинства. Володя стоял по правую сторону от неё, чуть позади. Он не сводил глаз с её милого профиля, едва видимого за кружевной накидкой. Одно то, что Докки была здесь, совсем рядом, наполняло душу Володи безграничной радостью и счастьем. Пока шло венчание, юноша не сводил глаз с дамы сердца. Каждый раз, когда Докки чуть поворачивала голову в его сторону или поправляла кружевную накидку, сердце Владимира начинало учащённо биться. Он старался запомнить каждое её движение, чтобы потом воскрешать милый образ в памяти.

Однажды во время рождественских вакаций Протасовы заехали с коротким визитом в дом графа Киселёва, женой которого была Аннет – молодая тётушка Володи. Там он и увидел Докки снова. Она задержалась в доме Киселёвых ненадолго, перекинувшись с Протасовыми парой приличествующих случаю фраз и поспешив откланяться. Обычные приветствия, обычные поздравления. Докки показалась Владимиру расстроенной и какой-то потерянной. Она скользнула по лицу кадета невидящим, потухшим взглядом. От того, что Докки так грустна, у него до боли сжалось сердце. Он готов был тогда взять на себя все её страдания, все огорчения, лишь бы увидеть на прекрасном лице счастливую улыбку.

Третья мимолётная встреча произошла годом позже, также во время рождественских вакаций. Протасовы заехали в Гостиный двор выбирать знакомым подарки к Рождеству. Докки Уварова, одетая в роскошную, крытую зелёным бархатом, соболью шубку и отороченную мехом модную шляпку, вела за руку девочку лет семи. Владимир знал, что у Докки есть дочь, но прежде никогда не видел её. Женщина была по-прежнему ослепительно красива, но сейчас лицо её было печальным и озабоченным, несмотря на царившую вокруг предпраздничную суету, дарившую всем приподнятое, радостное настроение и доброе расположение духа. Среди снующих между лавочками покупателей Докки не увидела Протасовых и не подошла поздороваться с ними. Владимиру хотелось в то мгновение сорваться с места и побежать за ней, сказать какие-то добрые слова, подбодрить, но он был не один – маменька держала его под руку. Безмятежная радость предрождественских дней покинула его, оставив в душе смятение и неясную тревогу. Докки давно скрылась из виду, а Владимир всё смотрел ей вслед. Она ушла, вновь забрав его сердце с собой.

***

В семье Аннет, сестры графа Протасова, в тот год случилось два важных события. Супруг Анны Сергеевны, граф Киселёв весной вышел из Преображенского полка. Сергей Павлович за выполнение особых поручений Государя был произведён в генерал-майоры с зачислением в Свиту Его Императорского Величества.

Второе радостное событие ожидалось в конце осени – Аннет ждала третьего ребёнка. В семье уже подрастали восьмилетняя Машенька и четырёхлетний Павлуша. Имя для сына Киселёвы уже выбрали. Аннет решила назвать его Сергеем в честь своего отца, и муж поддержал её. А вот выбор имени для будущей дочери вызвал бурные споры. Серж настаивал на имени Прасковья, поскольку так звали его матушку. Аннет была настроена решительно против. Граф Протасов, ставший как-то свидетелем супружеской перепалки, решил примирить Киселёвых.

Глава 4

1862 год, Петербургская губерния, Волгово.

Многое изменилось и в жизни младшего сына графа Протасова. Дмитрию минуло пятнадцать лет. Из озорного, шаловливого мальчика он превратился в серьёзного юношу, не на шутку увлечённого литературой. Митя писал рассказы. Уже две толстые тетради были исписаны его аккуратным, мелким почерком. В основном это были рассказы о кадетах и учебе в корпусе. Для сочинения рассказов на другие темы юноше, жившему в стенах закрытого учебного заведения, не хватало новых впечатлений и наблюдений.

В тот год после завершения полевых учений и манёвров под Петергофом, кадетам предоставили отпуск. Поскольку родители ещё не вернулись из Мещерского, Митю пригласил погостить в поместье своего отца его товарищ, Лёва Голубцов. Юноши дружили уже четыре года, с момента поступления в кадетский корпус. Мите было интересно посмотреть, как живёт его товарищ и познакомиться поближе с его семьёй.

Отец Лёвы, Яков Фёдорович, два года назад женился во второй раз на небогатой юной девушке. Лёва молоденькую мачеху не жаловал и старался уводить разговор в сторону, когда друг начинал расспрашивать о его семье. Насколько понял Митя, мачехе не было никакого дела до детей супруга. Она никогда не писала Лёве писем и не приезжала навестить его. Отец Голубцова всегда приезжал один.

Имение Голубцовых, Волгово, находилось недалеко от Петергофа.

Сидя в экипаже, Митя с интересом выглядывал в окошко, стараясь запомнить всё, что увидел и почувствовал, чтобы потом набросать в тетради заметки для будущих рассказов.

Митю поразил тот факт, что церковь и часовня располагались непосредственно в усадьбе. Здесь же был построен и небольшой домик для священника. В имении Протасовых церковь находилась в селе, которое от усадьбы отделяла небольшая рощица. Вокруг дома Голубцовых был разбит огромный парк с прудомс красивым прудом, горбатыми чугунными мостиками, беседками, бельведером и античными статуями. Чуть дальше находились старый сад и скотный двор. Господский дом, построенный из кирпича, был двухэтажным. Мите он показался небольшим в сравнении с особняками Протасовых в Мещерском и Ильинском. Но Голубцовым этого дома вполне хватало, ведь жило в нём всего три человека, не считая прислуги. Отец Лёвы, Яков Фёдорович, отставной генерал пятидесяти четырёх лет, вёл теперь размеренную жизнь добропорядочного помещика. Его девятнадцатилетняя супруга, Калерия Михайловна, была занята исключительно нарядами и визитами к соседям. А до сестры Лёвы, восьмилетней Жюли, вообще никому не было дела, кроме не слишком добросовестной няньки.

***

Митя, поднявшись по широкой дубовой лестнице с резными перилами, направлялся в небольшую гостевую спальню, отведённую ему хозяевами. До его слуха долетели жалобные всхлипывания. Приглядевшись, он увидел в тёмном углу коридора светлый силуэт.

- Отчего Вы плачете, Жюли? – спросил Митя, присев на корточки перед девочкой.

Она подняла на него покрасневшие и припухшие от слёз глаза.

- Ах, Дмитрий Алексеевич, я так несчастна, - тонким голоском всхлипнуло тщедушное создание, прижав тоненькие ручки к груди и глядя на него полными слёз глазами.

- Вас кто-то обидел? Или у Вас что-то болит? - с сочувствием спросил Митя, утирая глаза и нос девочки своим платком.

- Благодарю Вас, я здорова. Но Леон … он совсем не любит меня и всегда обижает. Представьте себе, он называет меня обезьяной! Обезьяной! Это безумно обидно! Он разрывает мне сердце, ведь я беспредельно люблю его! – судорожно всхлипнула девочка, и её худенькие плечики мелко задрожали.

- Полно, Жюли, Лёва просто дразнит Вас. Такой уж у него характер. Но, уверяю, он любит Вас, - попытался успокоить её Митя.

- Нет. Нет! Он не любит … он презирает меня, - снова зарыдала девочка.

- Поднимайтесь, Жюли, пол холодный. Вы простудитесь и захвораете. Пойдёмте, я провожу Вас в детскую.

Митя протянул руки и, взяв девочку под мышки, поставил на ноги. Жюли порывисто обхватила его тоненькими ручками и горячо зашептала на ухо:

- Вы такой хороший, такой добрый, Дмитрий Алексеевич. Как жаль, что Леон не похож на Вас.

Митя несколько раз провёл рукой по её мягким, как пух, волосам. Точно так же его самого когда-то успокаивала старшая сестра, когда он был чем-то расстроен. От этого и вправду сразу делалось легче. Взяв девочку за руку, Митя отвел её в детскую. Пожилая нянька уже сбилась с ног, разыскивая свою подопечную.

- Ульяна Яковлевна, ну куда же Вы подевались?! Когда же Вы, наконец, станете послушной?! – выговаривала и без того расстроенной девочке нянька.

Митя, вздохнув, спустился на первый этаж и прошёл в библиотеку, зная, что именно там он сможет найти своего приятеля. Постучав для приличия и не дожидаясь ответа, Протасов решительно распахнул дверь и вошёл внутрь. Лёва, вальяжно развалившись в широком кресле, увлечённо читал. Увидев товарища, Голубцов вопросительно поднял на него глаза.

- Лёва, отчего ты всегда обижаешь сестру? Она плакала нынче.

- Протасов, она безумно раздражает меня. Эта липучка – ходячее недоразумение. Она постоянно попадает в истории, а наказывают за это меня. Я, видишь ли, смотреть за нею должен! Представь, она забежала как-то на скотный двор и вся перепачкалась в навозе. Стал спрашивать, какого чёрта она там делала. Телёночка посмотреть хотела, говорит, а от самой разит навозом за версту! Кому влетело, как полагаешь? Так-то. И ещё она постоянно кривляется, во всём подражая Калерии. Истинная обезьяна!

Глава 5

1862 год. Санкт-Петербург.

Докки старалась не пропускать ни одного светского мероприятия, будь то бал, званый обед или премьера в опере. Находиться вечерами в доме в обществе престарелой властной тётки в последнее время стало тягостно, а мужа никогда не было дома.

Теперь, когда Докки минуло двадцать восемь, и ослепительная красота её померкла, она с горечью должна была признать, что жизнь её, обещавшая в юные годы безграничное счастье, не удалась. Она была замужем. Но некогда пылко влюблённый муж очень быстро охладел к ней, и молодая женщина чувствовала себя невероятно одинокой и очень несчастной. Докки часто спрашивала себя, почему из многих претендентов на её руку и сердце она выбрала Мишеля Уварова? Сейчас она уже не могла себе ответить на этот вопрос. Какое-то затмение нашло на неё тогда, вмиг лишив рассудка.

Михаил Александрович Уваров, не был ни богат, ни знатен. Его отец, мелкопоместный дворянин, приходился дальним родственником графу Уварову, действительному тайному советнику и президенту Петербургской Академии наук. После кончины отца Мишеля, в жизни молодого гвардейского офицера приняла самое деятельное участие супруга Сергея Семёновича – графиня Уварова. Екатерина Алексеевна была дамой влиятельной и властной. В своё время она была фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны. Позже, постарев, кавалерственная дама стала уделять много времени и сил благотворительности, став председательницей Женского Патриотического Общества. У графа Уварова и его супруги за время брака родилось четверо детей, но одна девочка умерла ещё во младенчестве, а вторая дочь скончалась в родах совсем молодой. Дочь Александра, вышедшая замуж за князя Урусова, жила в Варшаве, а сын Алексей после окончания университета поступил на службу в Министерство иностранных дел и был направлен в Неаполь. Вот тогда и решила Екатерина Алексеевна оказать покровительство молоденькому родственнику супруга. Мишель только что поступил на службу в Преображенский полк в чине прапорщика. Жалованья его едва хватало на неотложные нужды, потому он был счастлив, когда родственники предложили ему пожить в особняке на Большой Морской. Екатерина Алексеевна ввела молодого человека в избранное столичное общество и даже оказывала некоторую материальную поддержку. Мишель был амбициозен, он мечтал о головокружительной карьере на военном поприще. И в этом графиня Уварова обещала помочь милому синеглазому мальчику, воспользовавшись связями и оказав протекцию.

Когда Мишелю минуло двадцать три года, графиня Уварова вознамерилась его женить. В невесты своему протеже она выбрала свою племянницу - Евдокию Константиновну Бутурлину, которой в тот год исполнялось восемнадцать лет. Чтобы познакомить Мишеля, служившего в Петербурге, с девицей, жившей в Первопрестольной, Екатерина Алексеевна, со свойственной ей смекалкой, разработала план. Она передала через Мишеля дорогой подарок для Докки к её восемнадцатилетию.

Евдокия была дочерью графа Бутурлина и внучкой графа Разумовского. С раннего детства она жила в роскоши и богатстве, ни в чём не зная отказа. Докки получила превосходное домашнее образование и по праву считалась одной из самых завидных московских невест. Помимо богатого приданого и блестящего образования, у девушки было ещё одно неоспоримое преимущество перед другими девицами на выданье – она была изумительно красива. Тем не менее, начав выезжать в свет в возрасте шестнадцати лет, к восемнадцати годам она всё ещё не была замужем. Богатую и яркую девушку окружали многочисленные поклонники, но никому из них Докки не отдавала предпочтения. Шесть раз за два светских сезона ей делали предложения довольно завидные женихи. Но девушка, сердце которой молчало, отвечала отказом. Родители не неволили её, решив дать возможность выйти замуж по любви. Граф Бутурлин безмерно любил свою супругу, и она отвечала ему взаимностью. Такого же счастливого брака родители желали и для своей единственной дочери.

Бросив быстрый взгляд на посланника, привезшего подарок от тётушки, Докки поняла, что это Он. Именно этого мужчину она ждала. То, что произошло с ней, было подобно удару молнии. Это была любовь с первого взгляда. Среднего роста, коренастый и широкоплечий гвардейский офицер был весьма привлекателен внешне и невероятно обаятелен. Его светло-русые волосы отливали золотом, чудесные васильковые глаза, глядевшие на Докки с восхищением, заглядывали, казалось, в самую душу. Всё в новом знакомом нравилось девушке: и аккуратные усики над чувственными полными губами, и милая ямочка на подбородке, и завораживающий бархатный голос. Мишель был хорошо воспитанным и обходительным. Докки влюбилась без памяти, отдавая предпочтение Уварову перед всеми остальными поклонниками. Мишель начал ухаживать за девушкой, одаривая её цветами, осыпая комплиментами и бросая пылкие взгляды. Докки с радостью принимала знаки его внимания. Через неделю после знакомства Уваров объяснился в любви и сделал предложение руки и сердца, которое было благосклонно принято. Но, поскольку краткий отпуск офицера подошёл к концу, официальное предложение сделано не было. Мишель пообещал осенью, после возвращения полка из Красного Села, попросить у графа Бутурлина руки его дочери. Докки была немного расстроена тем, что помолвка не состоялась сразу, но Мишель поклялся ей в любви и подарил кольцо. Пять месяцев разлуки тянулись невероятно долго. Докки сгорала от любви. В начале октября состоялось оглашение помолвки, а в январе Докки и Мишель обвенчались.

Молодые супруги перебрались в Петербург и поселились в особняке графа Уварова. Приданое Докки было весьма солидным и его с лихвой хватило бы и на приобретение дома в столице, и на небольшое поместье. Но Мишель счел неразумным приобретать дом сейчас, пока в семье ещё не было детей. Графиня Уварова выделила молодожёнам половину комнат в северном крыле особняка, ранее использовавшегося для размещения гостей.

Глава 6

Во второй половине сентября в столицу потянулась из поместий великосветская публика – начинался сезон. Приехали из Мещерского и Протасовы.

После завершения манёвров и возвращения полка из Красного села Владимир жил в Петербурге. Молодой человек часто заезжал на Мойку, к Киселёвым, в надежде вновь увидеть там Докки.

- Аннет, ты ведь дружна с Уваровыми. Евдокия Константиновна уже приехала из Тимьяновки? – спросил Владимир тётушку.

- Нет ещё. А отчего тебя это вдруг заинтересовало? – удивлённо спросила Аннет.

- Хочется её увидеть, - честно признался Владимир.

- Володя, не вздумай влюбляться! Докки замужем! – воскликнула Аннет, всплеснув руками.

- Надо было предупреждать раньше, - рассмеялся Владимир, насмешливо глядя на тётушку.

- Володя, я серьёзно. Ты не знаешь Уварова. Он вспыльчивый до безрассудства и ревнивый. Может случиться непоправимое, - встревоженно сказала Аннет. – Сейчас начнётся сезон, столько хорошеньких девушек в столицу привезут – глаза разбегутся. Выбирай любую. Впрочем, тебе о женитьбе думать пока рано. Но о Докки забудь. Не осложняй её жизнь. Ей и без тебя не сладко. Понял?

- А я и не собираюсь. Не волнуйся понапрасну, Аннет, тебе вредно сейчас, - мягко сказал Володя, вспомнив о том, что тётушка в положении. – Как там Мари и Поль поживают? Я поднимусь к ним в детскую?

- Иди, Володя. Я уж не пойду тебя провожать, тяжело мне по лестнице подниматься, - сказала Аннет, смущенно улыбаясь и поглаживая заметно округлившийся живот.

***

Владимир решил пройтись пешком от особняка Киселёвых до набережной Фонтанки. Вечер был прохладным, но тихим, безветренным. Темнело рано, солнце уже закатилось за горизонт. Редкие серые облака на бледно-голубом, почти белом небе, подсвечивались снизу оранжевыми отсветами заката. То, о чём сказала Аннет, не давало покоя. Владимир успел хорошо узнать Уварова и понимал, что предостережение тётушки – это не пустые слова. Стоит ли навлекать беду на Докки? Держал же он чувства в себе эти пять лет, сможет и дальше любить её молча. Лишь бы иметь возможность видеть её хотя бы изредка, говорить с нею. Большего ему и не надо … Владимир тяжело вздохнул. Кого он сейчас хочет обмануть? Себя?

От размышлений его отвлёк свет, ярко горевший во многих окнах первого этажа. Сердце радостно забилось. Приехали! Владимир широкими шагами пересёк проезжую часть и стремительно направился к крыльцу родного дома.

- Володенька, мальчик мой! – Елена Николаевна протянула руки к сыну.

Отдав фуражку, перчатки и шинель лакею, Владимир наклонился к ручке графини Протасовой.

- Матушка, как доехали? Успели до дождей? У нас пока сухо.

Елена Николаевна взяла лицо сына в ладони и, слегка наклонив его голову себе, нежно коснулась губами лба.

- Хорошо доехали. Володенька, как же ты вырос!

- Полно, матушка! Вы говорите так, будто не видели меня десять лет, - рассмеялся Владимир, глядя на мать лучистыми карими глазами.

Услышав голоса в холле, в дверях появился граф Протасов. Володя кинулся к отцу и крепко обнял его. Елена Николаевна растроганно смотрела на своих мужчин, так похожих друг на друга.

- Мы с обеда дожидаемся тебя, Володя, - притворно нахмурившись, сказал граф Протасов.

- Я у Киселёвых был, с Аннет поболтал, с Машей и Павлушей поиграл. Хорошие у Ани ребятишки. Я ведь не знал, что вы уже добрались, - радостно улыбаясь, говорил Владимир.

- Ну, рассказывай, сынок, как на службе дела обстоят.

***

Следующим вечером, за ужином, Владимир поинтересовался:

- Матушка, а отчего Вера не приехала с вами?

- Вера проведёт эту зиму в Рахманове, со свёкром. Сашенька прошлой зимой часто хворал, доктор Шварцман порекомендовал ему деревенский воздух, - ответила Елена Николаевна, не желавшая рассказывать сыну о ссоре дочери с мужем.

- А как же Аносов? Они что же, смогут целый год быть в разлуке? Вера писала мне летом, что безумно скучает по мужу и хотела бы вернуться в столицу.

- Ну, зачем же год? Пётр Васильевич приедет к Вере и Сашеньке на Рождество. Ты же знаешь, сынок, как сильно в мае Петербург горел. Пётр после тех поджёгов боится привозить жену и сына в столицу. Что ж, в Рахманове, и вправду, спокойнее.

- Но Вера тоскует по Аносову. Я полагаю, ей было бы намного спокойнее возле мужа.

- Это не наше дело, ты не находишь? Аносовы сами решат, как будет лучше. Володя, лучше скажи, ты поедешь на бал к князю Кочубею? Вчера приглашения прислали, – поспешила перевести разговор на более безопасную тему графиня Протасова.

- А где бал? Во дворце Белосельских-Белоцерковских, на Невском?

- Да, во дворце Елены Николаевны. Кочубеи всегда сезон одними из первых открывают. Бал через две недели будет.

- Поеду, я ведь еще не был внутри, посмотреть будет прелюбопытно. Помню, Верочка с восторгом рассказывала о том, как там красиво. А вы с батюшкой поедете?

- Нет. Мы приглашены на вечер, устраиваемый княгиней Максутовой. Мы не можем обидеть Александру Ивановну. А ты поезжай на бал, потанцуй. В твоём возрасте надобно развлекаться. Мещерские, кстати, тоже приглашены.

Глава 7

Владимир приехал на бал вместе с Мещерскими. Поприветствовав хозяев, гости поднялись на второй этаж по широкой парадной лестнице, поддерживаемой величественными кариатидами и освещенной множеством свечей в позолоченных канделябрах. Владимир с любопытством рассматривал роскошное убранство великолепного дворца, которое и в самом деле впечатляло. Осмотрев картинную галерею, изысканно отделанный дубовый зал и помпезную парадную столовую, гости, миновав несколько парадных гостиных, проходили в зеркальный бальный зал. Владимиру ещё не приходилось бывать на столь грандиозном светском мероприятии. К супругам Мещерским то и дело подходили знакомые, которым представляли Владимира. Этикет требовал проявления учтивости, потому прапорщик Протасов уже записался в бальных книжках нескольких представленных ему дам и девиц. Гости всё прибывали. Владимир скользил внимательным взглядом по яркой толпе, тщетно пытаясь отыскать глазами лицо той, которой были заняты все его мысли.

Увидев в противоположном конце зала своих сослуживцев, Протасов, извинившись перед Мещерскими, направился к группе офицеров Преображенского полка.

***

Докки беседовала со своей подругой, Натали Дубровиной, рассеянно скользя глазами по гудящей, многоголосой, нарядно одетой толпе. Взгляд её привлекли несколько преображенцев в ярких парадных мундирах. Мишеля среди них не было. Он снова оставил её одну, сопроводив на бал и показавшись хозяевам вместе с супругой. Всё, как обычно. Приличия соблюдены. Скорее всего, он даже не пригласит её на танец, отдав предпочтение другим дамам. Докки подавила тяжелый вздох. На балу не пристало быть грустной. Этикет предписывал изображать на лице весёлую улыбку. Докки лучезарно улыбнулась, и тотчас возле неё возник очередной кавалер, приглашающий на танец. Оркестранты ещё не настроили инструменты, а бальная книжка госпожи Уваровой была почти заполнена. Остался один вальс, который Докки приберегла для Мишеля. А вдруг вспомнит, что приехал на бал с супругой? Докки нравилось танцевать с ним и ловить завистливые взгляды других дам.

Один из офицеров повернулся в её сторону. Молоденький преображенец был очень хорош собой: с иссиня-чёрными волосами, правильными чертами лица, рослый, стройный, с безукоризненной выправкой. Он настолько завладел её вниманием, что Докки не могла отвести от него взгляда. Офицер был совсем юным, лет восемнадцати. Докки смотрела и смотрела на него, сожалея, что не довелось ей встретить его, вот такого, в свои шестнадцать лет.

Юноша отделился от своих товарищей и уверенной походкой, ловко лавируя среди гостей, направился в другую часть зала. Он остановился около князя Мещерского и его жены. Ольга, которая сегодня была на редкость хороша, улыбаясь, о чем-то говорила с молоденьким офицером. Он, должно быть, приглашал её на танец. Докки ощутила зависть и … укол ревности. С чего бы?

Заиграла музыка, распорядитель бала объявил полонез. Пары начали чинное шествие. Кавалеры, записавшиеся в бальной книжке Докки, появлялись возле неё, едва смолкала мелодия предыдущего танца. Вальс, контрданс, кадриль, экосез, падекатр, мазурка сменяли друг друга, и Докки выкинула из головы мысли о черноволосом офицере.

***

Владимир не пропускал ни одного танца. Он умел и любил танцевать. Провожая даму после кадрили, Владимир увидел Докки. Сердце учащённо забилось, ладони под замшевыми перчатками вспотели.

Она была чудо, как хороша. С волосами, уложенными короной, она и вправду выглядела настоящей королевой. Высокая, изящная, с горделивой осанкой. Платье жемчужного цвета оттеняло её рыжеватые волосы, тяжелыми локонами спускавшиеся на спину. Владимир, не раздумывая, направился прямо к ней. Благо, этикет дозволял гвардейским офицерам представляться самостоятельно. Подойдя к Докки, он учтиво поклонился:

- Прапорщик Лейб-гвардии Преображенского полка Владимир Алексеевич Протасов.

Её изумлённые серые глаза встретились с его карими, почти чёрными.

- Вы – внук Татьяны Васильевны? А я всё думаю, отчего мне показалось, что я видела Вас прежде, - лучезарно улыбнулась Докки, не отводя от его лица заинтересованного взгляда.

- Я имел счастье познакомиться с Вами в Ильинском, пять лет назад. Евдокия Константиновна, могу ли я просить об удовольствии танцевать с Вами? - отвесил галантный поклон Владимир, мягко улыбаясь и восхищенно глядя на даму.

- Я оставлю для Вас вальс, Владимир Алексеевич, - ответила Докки, протягивая ему чуть дрожащей от волнения рукой бальную книжку.

Владимир едва справлялся с бурей эмоций, охвативших его. Докки, наконец, увидела его, разглядела! Владимир никогда не страдал от излишней скромности. Он прекрасно осознавал, что очень нравится женщинам. И её взгляд сейчас явственно говорил о том, что он понравился. Сердце бешено колотилось о рёбра, кровь стучала в висках.

Заиграла музыка, распорядитель бала объявил экосез. Нужно было идти к другой даме, ранее приглашённой на танец. Но как возможно уйти, коль Докки притягивает его, словно магнит? Подошёл белобрысый кавалергард в красном вицмундире и подал ей руку, приглашая на танец. Владимир готов был свернуть шею этому мужлану, уводящему его Докки.

Протасов отыскал глазами приглашённую ранее даму и стремительно направился к ней. Мышцы налились чугунной тяжестью. Казалось, что по венам вместо крови струилось горячее желание. Докки, что ж ты делаешь со мной?

После перерыва, во время которого Уваров подошёл к жене, распорядитель объявил вальс.

Глава 8

Докки, проворочавшись без сна до самого утра, встала с головной болью. Кликнув горничную, она велела принести кофе в спальню.

Накинув бархатный капот с широкими рукавами, отделанными кружевом, она подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Ветер обрывал с деревьев желтую листву, устилая внутренний двор ярким ковром. События вчерашнего вечера буквально выбили почву из-под ног. Всю ночь Докки думала о том мальчике - славном, юном, пылком. Как он смотрел на неё! Взгляд его карих глаз прожигал насквозь. С какой страстью он говорил! Милый, непосредственный ребёнок! Он влюблён, в том нет сомнений. Но это у него быстро пройдёт. Отчего же так болит душа? Не оттого ли, что не хочется, чтоб проходило? Отчего мысли постоянно возвращаются к нему? Отчего её вновь охватывает сладкий трепет от воспоминания о том, как нежно и бережно он держал её в объятьях во время вальса, как сжимал её руку в своей ладони, как его горячее дыхание касалось её виска? Нет-нет, он слишком молод. Десять лет, разделяющие их – это пропасть.

Докки не испытывала угрызений совести оттого, что она, замужняя дама, думает о постороннем мужчине. Мишель сам вынудил её к этому. Она бы и раньше завела любовника в отместку мужу за многолетнее пренебрежение, но сердце ни к кому не лежало. Никто из её поклонников не мог сравниться с Мишелем. До вчерашнего вечера. Кареглазый юноша ворвался в её жизнь подобно урагану, сметая всё, что они с Мишелем сумели построить за время своего брака. Хотя, для разрушения того зыбкого основания, на котором зиждился их брак, хватило бы и лёгкого ветерка.

Вчера ночью, сидя в карете, Докки вдруг поймала на себе пристальный, изучающий взгляд мужа. Вернувшись домой с бала, Мишель отчего-то решил проводить супругу до двери её покоев. И снова как-то странно заглянул ей в глаза. Она не поняла их выражения – то ли любопытство, то ли удивление затаились в глубине его синих омутов.

- Докки, ты была сегодня невероятно хороша, - задумчиво произнёс он, поднося к губам её руку.

­- Мишель … - от удивления Докки не нашла слов.

- Покойной ночи, дорогая, - прервал её супруг и неторопливо направился в свою спальню.

Докки никогда не запирала на ключ внутреннюю дверь, соединявшую спальни супругов. Отчего-то ей подумалось, что этой ночью Мишель придёт к ней. Не давал покоя его заинтересованный взгляд. Отчего он так смотрел на неё нынче? Она ждала его, но он так и не пришёл. И снова жгучая обида захлестнула её. Отчего муж пренебрегает ею? Другие мужчины находят её привлекательной. Мишель по-прежнему мил и доброжелателен, но холоден, как лёд.

Лёд и пламя. Не оттого ли, что муж, холоден, как лёд, в голову без конца лезут мысли о том горячем мальчике с огненным взглядом? Докки нравилась его решительность и напор, граничащий с наглостью. В нём чувствовались уверенность, мужская сила и надёжность. И пусть сейчас он ещё совсем мальчик, но пройдёт год или два, и все эти качества ярко проступят в нём. Рядом с ним хотелось быть слабой, нежной и беззащитной. Очень хотелось, но Докки понимала, что стара для него. Уже стара. Будь она хотя бы на пять лет моложе … Десять лет, разделяющие их - это бурная река, которую не хватит сил переплыть, в которой можно лишь утонуть. Что может принести ей любовь этого юноши, кроме страданий, когда он потеряет интерес к ней? А это неизбежно произойдёт, причём очень скоро. Но отчего же так мается душа, отчего всё её существо тянется к этому юноше?

Горничная поставила на туалетный столик серебряный поднос с чашкой кофе и горячей булочкой.

- Барыня, посыльный букет из цветочной лавки доставил. Прикажете принести?

- Принеси, Алёна, но вели посыльному обождать – я назад цветы отошлю. Лишь взгляну, кто прислал.

Докки взяла в руки чашку и сделала глоток восхитительно пахнущего кофе.

Алёна принесла букет.

- Иди покамест.

Докки, прикрыв глаза, с наслаждением вдохнула нежный аромат роз. Чудо! Изящные пальчики нащупали среди бутонов записку:

«Самой прекрасной! С любовью, В.П.»

Сердце замерло на несколько мгновений, а потом пустилось вскачь. Владимир! Докки в страстном порыве прикоснулась губами к листку бумаги. Затем свернула записку и вложила её в букет. Собравшись было кликнуть Алёну, Докки отломила один цветок и спрятала его в ящичек бюро.

- Алёна, вели вернуть цветы отправителю!

***

Владимир повертел в руках букет. Не приняла. Тяжело вздохнув, достал записку, собираясь скомкать листок, но остановился. Она ведь прочитала. Она держала этот клочок бумаги в своих красивых руках! Володя безотчётно поднёс листок к губам, прикрыв глаза. Докки!

Прошедшей ночью уснуть не удалось, настолько чувства переполняли его. Нервы были натянуты, как тетива лука. Раскинувшись на постели, он воскрешал в памяти удивительные ощущения, которые испытал во время танца с Докки. И душа его, и тело желали эту необыкновенную женщину. Всё в ней было восхитительно: и прелестное лицо, и очаровательная улыбка, и волнующий голос, и царственная осанка, и соблазнительная фигура. Как же дивно она сложена! Отчего-то мысли об её теле казались ему низкими, оскверняющими его возвышенную любовь к ней. Владимир в свои восемнадцать лет не был наивным, целомудренным юношей. Он изучил азы любовной науки в заведении мадам Дениз, куда частенько наведывались его товарищи-офицеры. То было скорее любопытство, чем потребность. Ему не нужны были другие женщины. Он любил Докки, только она одна царила в его душе. Владимир ругал себя за то, что в его голове рождаются низкие, пошлые, недостойные мысли применительно к ней. Но как было не думать, когда бальное платье открывало такие прелести: точёную шейку, покатую линию белоснежных плеч, пленительную грудь. С губ Владимира сорвался сдавленный стон. О Боже Всевышний, избавь меня от этих мыслей! От одних только воспоминаний на него накатывала волна неодолимого желания. Докки, несравненная Докки, что ж ты делаешь со мной?

Глава 9

Они встретились в доме Киселёвых. Мать Сергея Павловича приходилась родной сестрой графу Бутурлину, отцу Евдокии Константиновны. Серж и его жена, Аннет, с удовольствием принимали кузину Докки у себя. Сейчас, когда графиня Киселёва из-за тягости почти не выезжала, подруга ежедневно навещала её. Докки нравилась Анна. Она была открытой и искренней. И, самое главное, очень любила Сержа. Докки, с детства сильно привязанная к кузену, была рада, что у него такая приятная жена и прекрасные детишки. Киселёвы были счастливы в браке, это не вызывало никакого сомнения. Поэтому Докки давно уже не ревновала своего мужа к Анне, хотя и знала, что когда-то он по-соседски ухаживал за ней.

Докки и Аннет пили чай с нежными яблочными штруделями, сидя за низеньким столиком в малой гостиной. Графиня Киселёва расспрашивала подругу о вчерашнем бале, на котором не смогла присутствовать.

- А с кем танцевал Серж, Вы видели? – спросила Аннет.

- Аннет, Вы опять ревнуете? Право, совершенно напрасно. Серж слишком порядочен для того, чтобы заводить роман на стороне. Он всегда был чересчур серьёзным и правильным, с самого детства.

- А как же та замужняя дама, с которой у него был роман? Ну … давно. Он мне сам рассказывал.

- Серж любил её когда-то, ещё до замужества. Он никогда не был ветреным, оттого эта связь и длилась так долго. Аннет, встретив Вас, он влюбился без памяти. Мы с ним говорили о Вас в Москве, после того, как Вы отказали ему. Серж сказал тогда, что кроме Вас ему никто не нужен.

- Да? А как же княжна Бобринская? Он ведь ухаживал за ней тогда. Мне подруга писала об этом.

- Серж не любил Натали, я точно знаю. Он старался забыть Вас. Не стоит вспоминать о том, что было сто лет назад. Натали очень привязана к своему мужу, Жоржу. Мы ведь дружны с ней, она делится со мной. Аннет, не забивайте голову ерундой и не нервничайте по пустякам. Это вредно для ребёнка. Уверена, что Серж вообще не поехал бы на этот бал, коль Его Величество не решили бы почтить дворец Кочубеев своим присутствием. Знаете, Серёже очень идёт парадный генеральский мундир.

- Да, Серж очень красивый, - мечтательно улыбнулась Аннет.

Вошёл дворецкий и доложил о прибытии Владимира Протасова. Аннет, радостно заулыбавшись, велела просить.

Спустя минуту в гостиной появился Протасов. Он был одет в гражданское, и выглядел настоящим щёголем. Напомаженные волосы, разделённые боковым пробором, были уложены волной. Прекрасно скроенный чёрный фрак сидел как влитой на ладной фигуре молодого человека, подчёркивая его стройную талию. Белый крахмальный воротничок доставал почти до ушей, как того требовала последняя мода. Галстук, заколотый жемчужной булавкой, довершал картину.

- Володя, ты куда-то собрался? Выглядишь настоящим франтом, - не удержалась от ироничного замечания Аннет.

Владимир пропустил слова тётушки мимо ушей. Он вообще ничего не видел и не слышал, неотрывно глядя на Докки. Они поприветствовали друг друга. При этом выразительные серые глаза Докки не отпускали устремлённого на неё взгляда карих глаз молодого человека. Владимир отвесил поклон и коснулся руки дамы губами. Он почувствовал, как иголочки кольнули пальцы, когда его рука коснулась её руки.

Анна усадила племянника за стол и велела слуге принести ещё одну чайную пару.

- И где же ты намерен провести сегодняшний вечер? – продолжала выпытывать Аннет.

- Я приглашён на музыкальный вечер к Деляновым, - ответил Владимир и снова устремил горящий взор на Докки. - Евдокия Константиновна, Вы будете у Деляновых?

- Да, я собираюсь поехать, но муж покамест занят делами. Как только освободится, мы приедем, - ответила Докки низким от волнения голосом.

- Мы с князем Мещерским и его супругой обещали приехать раньше. Ольга Ильинична пообещала привезти ноты Ирине Павловне и порепетировать до приезда гостей.

- У княгини Мещерской дивный голос. Как жаль, что она редко поёт на публике. Ольга Ильинична очень похорошела за прошедший год. Мне думается, она станет фавориткой этого сезона. Вы согласны со мной, Владимир Алексеевич? – Докки кокетливо улыбнулась, и на щеках её появились игривые ямочки.

- Право, мне трудно судить. Для меня княгиня Мещерская словно кузина, я знаю её с детства - улыбнулся в ответ Владимир, думая о том, что Ольга в подмётки не годится его Докки.

- Владимир Алексеевич, а отчего Вашей прелестной сестры и её супруга не было вчера на балу?

- Вера проведёт этот сезон в Рахманове, в поместье свёкра. Её сынишке вреден столичный воздух.

- Как жаль, нам будет недоставать общества графини Аносовой.

- Докки, будьте любезны, передайте Владимиру пару, мне неловко тянуться через стол, - попросила Аннет.

Владимир двумя руками принял блюдце с чашкой у Докки, обхватив на мгновение её кисть ладонями. Она вскинула на него глаза, тут же опустив ресницы. Докки охватило смятение. Протасов явно добивался её благосклонности. Сейчас он уже не казался Докки восторженным, влюблённым мальчиком. Это был мужчина, решительный и напористый. Откровенный взгляд его глаз, полыхавших страстью, красноречивее любых слов говорил о его намерениях. Докки волновал и притягивал этот молодой мужчина. Она готовы была ответить «Да», коль не страшилась бы сгореть дотла в пылу его страсти. Мишель, несмотря на холодность и отстранённость, имел взрывной темперамент. Он вполне мог вызвать Владимира на дуэль, коль узнал бы о романе жены. И тогда разразился бы немыслимый скандал, допустить которого Докки не могла. Но этот взгляд, будоражащий, проникающий в самую душу, лишал её не только воли, но и рассудка. Отчего подобные мысли вообще посещают её?

Глава 10

Докки виделась с Владимиром почти каждый вечер. Они имели общий круг знакомых, оттого частые встречи в разгар светского сезона были неизбежны. Докки постоянно чувствовала внимание молодого человека к себе. Это и радовало её, и пугало. Она купалась в обожании юного поклонника, но её страшила реакция мужа на ухаживания Протасова, которые делались день ото дня всё активнее и смелее. Обмен страстными взглядами и мимолётные прикосновения не остались без внимания. Вскоре в свете поползли слухи об увлечении госпожи Уваровой молоденьким офицером.

***

Екатерина Алексеевна Уварова, будучи дамой наблюдательной и проницательной, как-то завела разговор с племянницей о Мишеле.

- Докки, в том, что твой брак сложился неудачно, виновата только ты, - тоном, не терпящим возражений, заявила графиня Уварова.

- Чем же это, позвольте вас спросить? – удивлённо вскинула брови Докки.

- Тем, милая, что не смогла удержать мужа возле себя. Ты наделена женской привлекательностью более многих, так отчего не пользуешься своими чарами? Соблазняй, своди с ума, завлекай, поддерживай интерес к себе.

- У меня есть гордость, тётушка, я не хочу навязываться. Я несколько лет пыталась завоевать его любовь, но оказалась бессильна в этом. А теперь и я охладела к нему.

- Ишь ты, охладела! – всплеснула руками графиня Уварова. – И что дальше? Развод? Хочешь испортить мужу карьеру, неблагодарная девчонка?

- Отчего меня вините во всём? По вашему научению Мишель поехал в Москву жениться на мне. Вы устроили этот брак, выгодный ему. А я желала лишь любви, которой Мишель не в состоянии дать мне.

- Оттого и не в состоянии он дать любви тебе, что сама позволяешь ему заводить романы на стороне. Заставляй его чаще исполнять супружеский долг, и у него недостанет сил путаться с любовницами.

- Ещё раз говорю вам, тётушка: у меня есть гордость, я не стану навязываться, коль он не желает близости со мной.

- Тьфу, дура! Какая гордость, коль брак твой разваливается? О дочери подумай!

- Лишь о ней я и думаю. Никуда Мишель не денется. Он боится вас, как огня. Ему не нужен развод, он получил от брака то, что желал.

- Выходит, то, что о тебе болтают, это не досужие домыслы. Ужель в самом деле спуталась с этим юнцом? Чувствовало моё сердце, что надобно подальше от этой семейки держаться. Алексей мой ведь тоже на дочери этого художника жениться собирался – Бог отвёл. А ведь девица эта его тогда просто околдовала! Прасковья-то его ничуть той не уступает, а как отбрыкивался, не желал её в жёны брать, дескать молода очень. А Протасовой ведь только шестнадцать было – и не молода, - фыркнула графиня Уварова, закончив гневную тираду.

- Тётушка, не судите Алексея, он любил эту девушку. Он сам мне говорил, что никогда никого так не любил, как Верочку Протасову. Да и не мудрено – в прошлом сезоне она первой красавицей слыла.

- Любовь, любовь … тьфу на вас! Алёшке сорок скоро, тебе тридцать вот-вот стукнет, а всё блажь в голове! Не смей позорить Мишеля и давать повод для сплетен! Докки, чтоб я тебя рядом с этим повесой не видела, иначе от дома откажу! – яростно сверкая чёрными глазами, отчеканила графиня Уварова.

- Позвольте мне самой решать, что делать, а что нет! Мне тридцать скоро, сами сказали. Вы и так загубили мою жизнь, связав с Мишелем, который смотреть в мою сторону не желает! В этом он, должно быть, пошёл в вашего покойного супруга, которому до вас тоже дела не было! – в запальчивости выдала Докки, до крайности возмущенная тоном тётки.

- Ты свечку держала? Не смей, мерзавка, лить грязь на моего мужа! – побагровев, взревела графиня.

- Вы всё знали, но трусливо закрывали на это глаза. А теперь вы ещё будете порицать меня за то, что ваш драгоценный Мишель не желает посещать мою спальню!

- Вон! Я не желаю более видеть тебя в своём доме, неблагодарная девчонка! Считай, что отныне у тебя более нет тётки! Живи, как знаешь, путайся, с кем хочешь! Вспомнишь мои слова, когда придётся слёзы лить, да поздно будет!

***

Тем же вечером у Докки состоялся серьёзный разговор с супругом.

- Мишель, нам надобно купить себе дом. Мне надоело жить с тёткой и отчитываться перед ней о каждом шаге и каждом вздохе, - взволнованно произнесла Докки.

- Отчего именно сейчас, Докки? Во время сезона мало продают. Многие дома сданы на время. Надобно подождать с этим до весны, - резонно ответил муж.

- Нет, именно сейчас. Мишель, я поругалась с тёткой. Моему терпению пришёл конец. Мы ведь собирались жить здесь, пока у нас не было детей. А Лизоньке уже девять. Нам давно уже пора обзавестись своим домом, ты не находишь?

- Хорошо, Докки, не волнуйся так. Я найму человека, и он подберёт нам подходящий дом. Ты подумай пока, какой именно дом тебя устроит, и на какой улице ты хотела бы жить.

- На Мойке, поближе к Сержу.

- А что не поделили с тётушкой?

- Я не хочу говорить об этом, Мишель. Мне неприятно.

- Что ж, не хочешь и не надо. Но больше не ругайся с ней, Бога ради! Тебе ведь известно, как важна мне её протекция. Потерпи ещё немного, дорогая. Я всё устрою наилучшим образом.

***

До Мишеля давно дошли слухи о жене и Протасове, но он не желал раздувать скандал. Он предпочёл закрыть на всё глаза, а не накалять ситуацию. Да и не был он уверен в том, что Докки изменяет ему. Любая другая, на её месте, давным-давно завела бы любовника, а она зачем-то хранила никому не нужную верность. Уваров сразу заметил в жене перемену, ещё после бала у Кочубеев. Её глаза вновь наполнились сиянием, а на губах стала блуждать мечтательная улыбка. Докки влюбилась в Протасова, в том не было сомнений. Коль жена надумает завести интрижку, он не станет чинить препятствий. Он и сам не был образцом добродетели, так отчего же он должен порицать поведение жены? Мишель чувствовал вину перед Докки за то, что был не в состоянии уделить ей должного внимания. В том не было её вины, только его. Она была хорошей женой - спокойной, покладистой, никогда не устраивала сцен. Десять лет её поведение в свете было безупречным. Так отчего он должен лишить её кратковременного женского счастья? Мишель прекрасно осознавал, что годы Докки уходят, и очень скоро его постаревшая супруга уже не будет нужна никому.

Глава 11

Вслед за осенью в Петербург пришла зима. Снег укрыл улицы и проспекты пушистой белоснежной шалью, разрисовав окна морозным кружевом. Владимир, отодвинув бархатную портьеру, выглянул на улицу. Крупные снежные хлопья, кружась в хороводе, опускались на землю.

Прошёл месяц, как Владимир съехал от родителей. Покидать уютный дом на Фонтанке не было никакого желания, но так сложились обстоятельства. До отца дошли слухи о романе с Докки, и разразился грандиозный скандал. Отец требовал прекратить непристойную связь с замужней дамой, грозил лишением наследства. Никакие доводы Владимира в расчёт не принимались. Отец не желал ничего слушать. Никогда прежде Владимир не видел своего доброго, чуткого отца таким злым и непреклонным. От громовых раскатов его голоса, казалось, дрожали стёкла. С языка интеллигентного графа Протасова срывалась отборная площадная брань. Владимир едва сдержал себя, когда отец стал поливать грязью Докки. Перебранка достигла такого накала, что отчаянно захотелось пустить в ход кулаки. Но не драться же с отцом! Граф Протасов потребовал с сына обещание даже близко не подходить к Уваровой. Владимир наотрез отказался. Тогда отец заявил, что более не желает видеть его в своём доме. Сын ушёл, в сердцах хлопнув дверью.

Он ушёл в ночь, в темноту и пронизывающий холод. Владимир впервые ощутил леденящее душу одиночество. Прежде он всегда был уверен, что при любых обстоятельствах родители поймут и поддержат. Это чувство защищённости придавало сил и уверенности. Владимир был очень привязан к родителям, потому ссора с отцом стала для него настоящим ударом.

Владимир долго бродил по пустынным улицам, освещенным мутным светом фонарей, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Надобно было решить, как жить дальше. Для того, чтобы снять приличное жильё, требовались деньги. Надежды на то, что отец, успокоившись, сменит гнев на милость, не было. Не тот характер был у графа Протасова. Отец всегда был непоколебим в своих решениях. Жалованья прапорщика хватило бы лишь на недорогую меблированную комнату в доходном доме на окраине Петербурга. Можно, конечно, было поселиться и в офицерском корпусе военного городка, как это делали другие офицеры, стеснённые в средствах. Но где встречаться с Докки? Хороший номер в приличной гостинице стоил немало, теперь такая роскошь Владимиру была не по карману. Не вести же Докки в дешевые меблированные комнаты с блохами и клопами! Никогда прежде Владимиру не приходилось задумываться о деньгах, с детства он ни в чём не знал отказа. Отец обеспечивал старшему сыну безбедную жизнь, позволявшую занять достойное положение среди товарищей по службе в гвардейском полку.

Можно было бы занять денег у родственников, но Веры в столице не было, а к Аннет обращаться не хотелось. Тётушка ведь предупреждала его, что ничем хорошим его отношения с Докки не закончатся. Так и вышло. Её муж, генерал-майор Киселёв, коль узнает о романе, устроит взбучку похлеще той, что устроил отец. Сослуживцы рассказывали Владимиру, как крут бывал порой с подчинёнными офицерами Сергей Павлович, до недавнего времени служивший в Преображенском полку. Все его уважали, но и побаивались немного. Оставался только Андрей. Он точно не откажет в помощи, причём не только деньгами, но и советом. Идти сейчас на Садовую к Мещерским Владимир не решился. Ольга в последнее время не жаловала его. До неё, должно быть, тоже долетели сплетни о нём и Докки.

Стало холодно. Втянув шею в воротник шинели, Владимир направился на квартиру к Ходкевичу.

***

Дверь открыл денщик. Протасов представился и велел доложить хозяину. В квартире было тихо. Владимиру вдруг подумалось, что вламываться вот так, без приглашения в столь поздний час, было неприлично. Мало ли, вдруг Ходкевич с дамой?

- Прапорщик Протасов, что привело Вас в мою скромную обитель? – улыбаясь и протягивая руку для пожатия, спросил Николай, одетый по-домашнему.

- Николай Кириллович, прошу простить меня за столь поздний визит. Не позволите ли мне остаться у Вас до утра?

- Проходи, Володя. И отбрось в сторону эти церемонии. Зови меня, как все - Никки. Не тушуйся, ты меня не стеснишь. Один постоялец у меня уже есть – твой кузен спит в дальней комнате.

- Андре?

- Он самый.

- Отчего он ночует у Вас, а не дома? – удивился Владимир.

- Оттого, что заливал печали вином, а являться подшофе пред ясные очи блистательной супруги не пожелал. У тебя-то что стряслось? Пойдём-ка, расскажешь.

Николай говорил с Владимиром по-приятельски, хотя друзьями они никогда не были из-за разницы в возрасте. Ходкевич давно дружил с Андреем, а потому иногда бывал у них дома, но с кадетом прежде почти не общался.

Николай распорядился принести бутылку вина и закуски.

- Выпей-ка, прапорщик, тебе согреться надобно. И закусывай, не стесняйся. Так отчего, господин Протасов, Вы решили искать пристанища у меня?

Владимир, разомлев в жарко натопленной квартире и чуть захмелев, рассказал о ссоре с отцом. Ходкевич слушал его, не перебивая.

- Ты - рисковый малый, Владимир. Крутить роман с дамой под носом у её мужа, служащего с тобой в одном полку … безрассудно. Уваров бывает порой жёстким и мстительным.

- Откуда Вам известно? Я не называл имени …

- О, наивное дитя! - рассмеялся Ходкевич. – Весь Петербург гудит, обсуждая вашу скандальную связь с госпожой Уваровой. Публика жаждет крови, а потому ждёт драматической развязки сей пикантной ситуации. Ты молод, друг мой, потому безрассудно бросился в пучину страсти, не осознавая опасности, которая тебя подстерегает. Надобно быть осторожнее в амурных делах, сохранять в тайне свои похождения, дабы не навлекать беду ни на свою голову, ни на голову дамы. Ну да ладно, что-то я разворчался по-стариковски, будет тебе впредь наука.

Глава 12

Светский сезон в тот год пролетел, как один день. Череда пышных балов, маскарадов и роскошных раутов была позади. Вслед за Масленицей пришло время Великого поста, светская жизнь в столице поутихла, став менее бурной и насыщенной.

Владимир снимал просторные апартаменты в Аптекарском переулке. Уваровы переехали в свой новый дом на Миллионной улице.

Кипевшие поначалу страсти вокруг скандального романа Протасова и Уваровой быстро улеглись. Воображение светских сплетниц было занято теперь другим романом, быстро развивавшимся на их глазах. Докки и Владимир старались вести себя осмотрительно и не привлекать ненужного внимания. На наиболее важных светских мероприятиях Докки по-прежнему появлялась в сопровождении супруга, искусно играя роль примерной жены, а Владимир даже не приближался к ней, издали поглядывая на возлюбленную. Более скромные вечеринки она попросту пропускала, предпочитая проводить время в обществе Владимира. Холостяцкая квартира её стараниями быстро превратилась в уютное любовное гнёздышко. Обычно Докки приезжала после обеда и ждала возвращения Владимира со службы. Любовники проводили вместе несколько часов, а потом Докки возвращалась домой, к мужу. Мишель недовольства частыми отлучками супруги не выказывал и каких-либо претензий не предъявлял. Не было уже никаких сомнений в том, что он дал молчаливое согласие на роман супруги, не желая огласки. Сложившееся положение вещей устраивало всех участников любовного треугольника.

Докки осознавала, что её роман с Владимиром долго не продлится, но сейчас старалась не думать об этом. Она просто наслаждалась каждой минутой, проводимой с любимым мужчиной. Владимир, в свою очередь, привязывался к ней с каждым днём всё сильнее и совершенно не собирался разрывать их отношения.

Докки чувствовала себя помолодевшей, желанной, полной сил и юного задора. Её жизнь чудесным образом переменилась, словно после долгого ненастья из-за серых туч выглянуло яркое солнце. Её солнцем был Владимир. Своей беззаветной любовью он сумел отогреть её заледеневшую душу. И она снова смогла полюбить. Это новое чувство было так не похоже на то, что она когда-то испытывала к мужу. Да, когда-то она любила Мишеля, скучала по нему, желала его. Но он лишь позволял любить себя, почти ничего не давая взамен. А то всепоглощающее чувство, которое сейчас она питала к Владимиру, было несравнимо ни с чем. Она жила им, только им одним были заняты её помыслы. Где бы она ни была, что бы ни делала, мысли всё время возвращались к Владимиру. Сознание того, что это чувство взаимно, наполняло душу безмятежным счастьем и ликованием. Докки чувствовала, что нужна ему так же, как он нужен ей. Встречаясь почти каждый день, они не могли надышаться друг другом и насмотреться друг на друга.

Владимир оказался именно таким мужчиной, о каком она всегда мечтала – романтичным, ласковым и страстным. В самом начале их отношений Докки страшилась того, что ей придётся быть наставницей неискушенного юноши. Она опасалась сделать что-то не так и убить в нём то светлое, возвышенное, поэтическое чувство, которое он питал к ней. Но всё оказалось иначе. Владимир, несмотря на юный возраст, был в достаточной степени осведомлён о плотской любви. Он не испытывал ни робости, ни смущения. Когда он впервые привёл её в гостиницу, Докки растерялась и стушевалась. Она отчего-то совсем не подумала о том, кто поможет ей снять платье и распустить шнуровку корсета. А Володя, не испытывая ни малейшей неловкости, замечательно справился с этой задачей, не забывая между делом покрывать поцелуями её плечи и спину. Он был таким восторженным, таким непосредственным и искренним, что она тут же забыла обо всём на свете, наслаждаясь его безудержными ласками.

Докки гнала от себя мысли о будущем, купаясь в любви, поклонении и обожании Владимира и отдавая ему всю себя без остатка. А в ней было столько нерастраченной нежности и страсти, что любовники доходили до исступления, с восторженным упоением предаваясь чувственным удовольствиям.

Случались дни, когда, насытившись страстью, они просто разговаривали обо всём на свете, держась за руки, и глядя друг на друга. Им было хорошо вместе, вдвоём. Настолько хорошо, что не хотелось расставаться ни на минуту. Докки знала, что стала причиной разлада в семье Протасовых. Владимир не скрывал от неё переживаний из-за разрыва с отцом, из-за слёз матери. Докки порой корила себя за желание привязать его к себе и не делить ни с кем, но отказаться от него она не могла.

***

Владимир лежал на диване, положив голову на её колени. Докки откинула волосы с его лба и ласково гладила по голове.

- Мальчик мой, отчего ты печален сегодня? Что-нибудь дурное случилось? - обеспокоенно спросила Докки.

Владимир перехватил её руку и поднёс к губам, потом резко сел и развернулся к ней всем корпусом.

- Докки, положение в Царстве Польском прескверное, мятеж всё большую территорию охватывает. Русские гарнизоны несут большие потери. Мы скоро выступаем в поход.

- Когда, Володя? – брови её взметнулись вверх, глаза испуганно округлились.

- На следующей неделе, любимая.

- Володя, а как же я? Я не смогу теперь без тебя, - её прекрасные глаза наполнились слезами, а губы задрожали.

- Докки, милая моя, не плачь, не рви мне сердце, - он притянул её к себе и поцеловал в солёную от слёз щеку.

- Володя … Володя … Володя, - рыдала Докки, уткнувшись в его плечо.

- Полно, милая, успокойся. Дай мне промокнуть твои слезинки. Любимая, я обязательно вернусь к тебе, и всё будет у нас по-прежнему. Надобно потерпеть немного.

Глава 13

Минуло полтора года. Они были очень трудными, потому быстро сделали Владимира взрослым, заставив преждевременно распрощаться с восторженной юностью.

Мечтая во время учёбы в кадетском корпусе о военной карьере, Владимир не мог даже в самом страшном сне представить себе того ужаса, который доведётся испытать ему во время первого рукопашного боя, когда он оказался в самой гуще кровавой битвы. Юношеские грёзы разбились о жестокую реальность, когда пришлось убивать настоящего противника. Поначалу рота двигалась стройно, как на красносельских манёврах. Боевой дух поднимало знамя полка, развевавшееся впереди. А потом начался ад. Первым от вражеского выстрела упал ротный командир. Погибали однополчане, сражённые пулями, картечью или ударами сабель. Позади наступающих цепей оставались убитые и раненые, а пехота шла вперёд. Для юноши, которому не довелось ещё в жизни испытать горечи потерь, это стало настоящим шоком. Лишь каким-то чудом в том первом бою ни одна пуля не коснулась растерявшегося Владимира, словно кто-то невидимый защитил его, отводя руку неприятеля.

В Польше Владимир прошёл настоящее боевое крещение. Выстоять и не сломаться Владимиру помогала тогда поддержка кузена. Поручик Мещерский был хладнокровным и бесстрашным в сражениях, но внимательным и чутким к своим товарищам. Благодаря Андрею Владимир лучше узнал Николая Ходкевича и Михаила Делянова, и сблизился с ними. Друзья вместе делили тяготы войны. Сидя у костра, офицеры разговаривали о тех, кого оставили дома. Андрей часто вспоминал Верочку, её детские проделки. Совершенно случайно Владимир узнал, что Николай был влюблён в его сестру до замужества. Делянов тосковал по жене. Андрей и Владимир знали Ирен с детства, Протасовы были дружны с её родителями. Возможность поговорить по душам о тех, кто дорог, не позволила озлобиться и сойти с ума от того ужаса, который их окружал, заставляя ежедневно рисковать жизнью.

Мятеж стремительно распространялся и охватывал новые районы. Создавались многочисленные манёвренные повстанческие отряды под командованием бывших кадровых офицеров регулярных войск, сосредоточенные в лесах и глухих деревнях. Регулярные войска поначалу действовали не слишком слаженно и несли заметные потери. Повстанцы брали хитростью и внезапностью, устраивая засады, нападая на обозы с оружием, отбирая амуницию и провиант, сжигая за собой мосты. Отряды польских мятежников старались отрезать снабжение наших войск, устраивая деверсии на железной дороге.

В пятом по счету ожесточённом сражении Андрей был убит повстанческой пулей. Смерть кузена была самой первой и оттого невероятно тяжелой потерей для Владимира. С раннего детства Андрей был опорой и непререкаемым авторитетом для него. А теперь его не стало. Это не укладывалось в голове. Как же так: жил на свете молодой, всеми любимый, жизнерадостный человек и вдруг его не стало? Всё идёт своим чередом, а Андрея нет. Но без него уже ничто не будет таким, как прежде. Владимир окончательно распрощался с юношескими иллюзиями. Он понял, что воинский труд – беспощадный и жестокий, не до сантиментов – если не убьёшь ты, то убьют тебя.

Полтора года длился этот ад. Владимир любил жизнь и созидание, а война несла лишь смерть и разрушение. Полтора года он не видел родных и любимую. Только письма Докки и надежда на возвращение к ней придавали ему сил. Весточки от неё были проникнуты тревогой за него, щемящей тоской, любовью и нежностью. Всё его существо стремилось к ней, разлука была мучительной. Владимир писал ей так часто, как только мог. Он страшился, что в разлуке она забудет его, разлюбит, а это было бы хуже смерти.

Перед отъездом Владимир успел помириться с отцом. Он заехал в дом на Фонтанке, чтобы проститься с ним. Они не разговаривали. Отец молча обнял его, крепко прижал к себе и долго не отпускал, словно желая защитить сына от грозящей опасности.

На семью Протасовых за полтора года обрушилось множество бед, череду которых открыла трагическая гибель Андрея. Не перенеся потерю единственного внука, скончалась бабушка – старая княгиня Мещерская. Умер и сосед Протасовых, Аносов-старший, не пережив гибель своего крестника. От горя сильно заболела Верочка. Матушка написала Владимиру, что сестра десять дней провела в беспамятстве, охваченная нервной горячкой. Серьёзно был ранен в Польше и муж Веры – артиллерийский полковник Аносов. Отец написал Владимиру, что матушка сильно сдала после череды несчастий. Граф Протасов был до крайности обеспокоен её расстроенным душевным состоянием, которое не могло не отразиться на здоровье. А потом случился сердечный приступ у отца, что, в свою очередь, невероятно напугало матушку. Владимиру сложно было представить своего сильного, моложавого, крепкого, как столетний дуб, отца, больным и немощным. Семье, как никогда, нужна была его помощь, а он не мог приехать и поддержать близких людей. Всё чаще Владимир задумывался о том, что военная служба более совсем не привлекает его.

***

Поезд вёз преображенцев в Петербург. Офицеры в душном, прокуренном вагоне дремали под мерный стук колёс. Владимиру не спалось. Он был счастлив, что военный поход подошёл к концу. Владимир возвращался домой, к своей семье. Но его тревожила неопределённость отношений с Докки, и волновало, как сложится их жизнь дальше. Она ждала и продолжала любить его. А он, казалось, стал любить её ещё сильнее, коль такое было бы возможно. Но существовал ещё и полковник Уваров. За время пребывания в Польше Владимир изменил своё мнение об этом храбром и благородном человеке, испытывая теперь к нему глубочайшее уважение и признательность. Михаил Александрович спас Владимиру жизнь, отбросив руку поляка с занесённой над Протасовым саблей. Крутить за спиной Уварова роман с его женой Владимир более не мог, как не мог и расстаться с Докки, которую любил больше жизни. Он не знал, как поступить, положение казалось безвыходным.

Глава 14

Прибывающий на Варшавский вокзал поезд протяжно загудел и начал сбавлять ход. Тотчас на платформу хлынула волна встречающих. Преображенцы шумной толпой высыпали из вагонов. Родственникам не терпелось обнять отцов, братьев, сыновей, вернувшихся домой. Владимир скользил цепким взглядом по людскому морю, стремясь разглядеть в нём родные лица. Он увидел генерала Аносова и Веру, пробиравшихся к нему сквозь толпу, и радостно заулыбался, махнув им рукой. Подойдя ближе, Вера бросилась к брату.

- Володенька, слава Богу, всё закончилось, и ты вернулся! – говорила Вера, целуя брата в щёки.

Её прекрасные карие глаза светились от счастья.

- Верочка, как же давно мы не виделись с тобой! – обнял Владимир сестру, отметив про себя, сколь сильно она переменилась.

- Пётр Васильевич, дорогой! – Владимир пожал руку и крепко обнял генерала, к которому всегда питал расположение.

- А родители, как они? – с тревогой спросил Владимир.

- У них всё хорошо. Две недели назад вернулись из Италии. Ждут тебя дома. И Киселёвы вечером подъедут. А я не утерпела! Безумно хотелось увидеть тебя, - щебетала Вера, восхищённо разглядывая повзрослевшего и возмужавшего брата. – Володя, ты стал таким … похожим на папеньку!

Командир отдал приказ к построению.

- Идите, Владимир. Вечером увидимся, - улыбнулся Аносов, привлекая жену к себе.

***

Офицеров распустили по домам, предоставив двое суток для отдыха. Поручик Протасов, взяв пролётку, направился от военного городка к гостинице, чтобы снять номер для встречи с Докки. Хотелось лететь к ней прямо сейчас, не медля ни минуты, сжать в объятьях и целовать до потери рассудка. Владимир судорожно вздохнул. Он помнил о данном Уварову обещании. Сегодняшний вечер, а может быть и завтрашний день, Докки должна провести в обществе мужа и родственников. Оплатив роскошный номер за три дня вперёд, Владимир направился в цветочную лавку. Он выбрал самый большой букет роз и, вложив в него записку, велел отправить посыльного на Миллионную улицу, в дом Уваровых.

***

А дома Владимира ждала его семья. Как только коляска остановилась у ворот особняка Протасовых, все домочадцы высыпали в холл. Мать, отец, сестра, тётушка, зятья – все по очереди обнимали его, целовали, смахивали слёзы с глаз.

Сидя в гостиной и отвечая на вопросы родных, Владимир с грустью думал о том, как постарели родители за два года. Он запомнил матушку весьма привлекательной сорокалетней дамой, а сейчас возле него сидела худенькая пожилая женщина с усталыми глазами и лицом, покрытым сеточкой мелких морщин. В светло-русых волосах её серебрилась седина. Как же быстро несчастья унесли её былую красоту! Владимир перевёл взгляд на отца. Он тоже заметно постарел. Прежде в его смоляных волосах была только одна седая прядь, а сейчас вся шевелюра была с заметной проседью. Гладкий прежде лоб изрезали глубокие морщины, меж бровей и у рта залегли складки, придававшие лицу хмурый вид. Лишь глаза его по-прежнему были весёлыми и лучистыми. Владимир подумал о том, что к женщинам время более безжалостно. Оно рано и немилосердно отбирает у них красоту, в то время как мужчины в том же возрасте остаются ещё достаточно привлекательными. Владимир взглянул на сестру. Вот кто, пожалуй, изменился сильнее остальных. С Верой он не виделся более трёх лет. Тогда ей не было и двадцати. Какой невероятной красавицей была Верочка в юности! Она и сейчас, конечно, очень хороша, но того пламени, которое полыхало в ней прежде, уже не было. Она стала другой, взрослой и уравновешенной. Безмятежной радости и беззаботного веселья уже не было в ней. Как, впрочем, не было и в нём самом. Как жаль, что их юность ушла так быстро. Пётр Васильевич, муж Веры тоже изменился. Он был почти на двадцать лет старше жены. Сорок два - не так уж много. Но тот, кто знал Аносова прежде, сразу заметил бы перемену. В его глазах не стало прежнего огня. В тридцать семь его смело можно было назвать молодым мужчиной, в каждом стремительном движении которого чувствовались сила и лёгкость. Сейчас не то. И дело даже не в едва заметной хромоте, которая осталась после ранения. Чувствовался в Аносове какой-то надлом. Наверное, причиной тому стала потеря отца, к которому Пётр Васильевич был сильно привязан.

- Володя, приезжай к нам завтра. Саша так вырос, ты его не узнаешь. И с нашей Софьей Петровной познакомишься, ей уж полгода, а ты не видел её даже, - сказала Вера.

- Софья Петровна! Верочка, почему ты дочку так называешь? – рассмеялся Владимир.

- Это Пётр Васильевич так её называет с самого рождения, ну и мы все заодно, - улыбнулась Вера, ласково коснувшись руки супруга.

- И к нам приезжай тоже. Машенька спрашивала о тебе. А Павлуша, наверное, уже и не узнает тебя, - сказала Аннет.

- Обязательно приеду, Аннет, я ведь и вашу младшую не видел.

- Параша у нас – чудо. Ей следовало родиться мальчиком. Мой маленький солдатик марширует целыми днями, стучит в барабан и гоняется с саблей за братом и матерью, - рассмеялся Киселёв.

- Это ты виноват, Серж. Не надо было покупать Виви барабан и давать саблю, - недовольно ответила Аннет.

- Ты полагаешь, душа моя, я мог спокойно слушать её рёв, когда Параша не смогла отобрать саблю у Павлуши?

- Вы что же, двухлетнему ребёнку саблю даёте? – удивился Владимир.

- Картонную, Владимир. Ужель Вы всерьёз полагаете, что я мог дать дочке оружие? – ухмыльнулся Серж, а следом за ним захихикала Анна.

Глава 15

Докки была безмерно рада возвращению Мишеля живым и здоровым. В холле она обняла его по-родственному и предложила выпить чаю в гостиной.

- Мишель, спешу поздравить тебя с получением чина полковника. Ещё один шаг - и твоя мечта о генеральских погонах станет реальностью.

- Спасибо, Докки. Во время военных действий продвижение по службе происходит быстрее. Но цену за такое продвижение порой приходится платить непомерно высокую. Ты, должно быть, уже слышала, что граф Олсуфьев был серьёзно ранен и едва не лишился правой руки? Двух пальцев он всё-таки лишился в госпитале.

- Да, я знаю, Китти говорила. Очень жаль Евгения.

- Теперь и я понимаю, что ордена и чины просто так не дают.

- Мишель, там было … очень страшно?

- Да, Докки. Не стану лукавить – мне было по-настоящему страшно. Война – не развлечение. Когда смерть ходит за тобой по пятам, многое в жизни видится иначе.

- Мишель, я хочу поблагодарить тебя за спасение Володи. Он написал мне, - чуть смутившись, сказала Докки.

- Полно, Докки, я сделал бы то же самое для любого однополчанина.

- Мишель, это очень благородный поступок. Он заслуживает восхищения и уважения.

- Докки, я не хочу в своём доме слышать имя Протасова. Мне это неприятно. Нам надобно договориться сразу. Я дам тебе полную свободу, но на людях, и я настаиваю на этом, ты должна вести себя как примерная супруга. Мне хватило рогов, которые, по твоей милости, я носил до Польши. Больше никаких безрассудств, договорились? Думай, пожалуйста, о своей и моей репутации.

- Мишель, я обещаю вести себя осторожно и более не давать повода для сплетен. Благодарю тебя за понимание.

- Вот и славно. Дорогая, а как Лизонька? Ты давно видела её?

- В прошлое воскресенье я заезжала к ней в пансион и даже уговорила директрису отпустить её со мной в кондитерскую.

- Я соскучился по дочери. Она, наверное, выросла и изменилась за это время, - задумчиво произнёс Мишель.

- Да, она заметно подросла, но пока ещё не изменилась настолько, чтобы ты не узнал её, - рассмеялась Докки. – Через несколько лет она станет красавицей. У неё мои волосы и твои глаза. Мишель, она спрашивала о тебе. Тоже скучает.

- Хочу навестить её в воскресенье. Директриса позволит?

- Пустишь в ход своё обаяние, скажешь пару комплиментов, как ты умеешь. Она же женщина – не устоит, - улыбнулась Докки и продолжила более серьёзно. - Ты же с войны вернулся, почти два года не видел ребёнка. Она должна проникнуться сочувствием.

- Дорогая, я пойду к себе, приведу себя в порядок и переоденусь. Нам надобно вечером навестить графиню Уварову. И ты собирайся, - велел Мишель, вставая из-за стола.

- Хорошо, дорогой. Я буду готова через час, - послушно ответила супруга.

- Да, и завтра не отлучайся надолго. Нам надобно навестить твоего кузена.

- Утром или вечером?

- Вечером. Утром Серж на службе.

Докки уже поднялась в свои покои, когда посыльный из лавки привёз цветы. Щёки её тотчас вспыхнули румянцем, ладони стали влажными. Она знала, кто прислал ей эти потрясающие чайные розы. Дрожащими от волнения пальцами Докки достала записку.

«Любовь моя! Я снял номер 5 в «Знаменском вокзале». Буду ждать тебя завтра в полдень и ежедневно в четыре пополудни. Безумно хочу видеть тебя! Каждый день без тебя подобен медленной смерти. Навеки твой, В.П.»

В полдень, он будет ждать в полдень! Ах, как мало времени, вечером надобно быть у Киселёвых. Просить у Мишеля отсрочки визита она не решилась, боясь рассердить его. Докки тяжело вздохнула. Она поднесла цветы к лицу и, прикрыв глаза, с наслаждением вдохнула чарующий аромат. Володя, мой милый мальчик, как же дожить до нашей встречи!

***

Владимир ждал Докки в гостинице. Он приехал пораньше, к одиннадцати. От волнения он не мог усидеть на месте и мерял комнату стремительными шагами. Владимир не знал, сможет ли она прийти сегодня, а ожидание делалось с каждой минутой всё томительнее.

Он предупредил портье, что ожидает приезда супруги и просил проводить её в номер, чтобы скрыть свидание от случайных свидетелей.

Через полчаса в номер постучали. Владимир подскочил к двери и резко распахнул её.

- Докки, любовь моя!

Владимир обхватил рукой её тонкий стан и увлёк за собой в комнату.

- Я так боялся, что ты не придёшь!

- Что ты, милый, как же я могла не прийти, коль ты ждал меня?

Докки положила руки ему на плечи и прильнула к губам в жарком поцелуе.

- Красавица моя, дай хоть посмотреть на тебя. Я невероятно соскучился по твоим прекрасным глазам, по этим милым ямочкам, по чудесным волосам, по этим маленьким ручкам, - приговаривая, Владимир осыпал возлюбленную нежными поцелуями. По щеками Докки текли слёзы, а глаза светились от счастья.

- Ну вот! Уезжал – плакала, приехал – снова плачешь. Ты не рада моему возвращению?

- Любимый мой, я еле дождалась нашей встречи. Получив цветы, я просто сгорала от желания быть с тобой!

Глава 16

Минуло четыре года. Поначалу встречи Владимира и Докки больше напоминали любовные свидания. Встречаясь несколько раз в неделю, любовники со всей страстью предавались любовным утехам, весьма неохотно расставаясь по вечерам. Владимир в наёмном экипаже отвозил Докки к Уварову на Миллионную улицу, а сам возвращался в свою квартиру, ужинал в одиночестве и ложился спать. Владимир почти полностью отошёл от светской жизни, посвящая свободные вечера общению с товарищами в Офицерском клубе или на квартире у Ходкевича, а также визитам к родственникам.

Поначалу родители настаивали на том, чтобы сын сопровождал их на светских мероприятиях, ведь в приглашениях всегда указывалось и его имя, а беззастенчиво манкировать исполнением светских обязанностей было попросту неприлично. Но стоило Владимиру появиться на светском рауте или музыкальном вечере, как тут же его начинали донимать своим вниманием матроны и почтенные отцы семейств, имевшие дочерей на выданье. Что уж говорить о балах, приехав на которые молодой человек из приличной семьи не мог позволить себе не танцевать. А пригласив девицу на танец, кавалер, следуя этикету, обязан был на следующий день нанести визит в дом её родителей. Терять время на эти никому не нужные визиты, вместо того, чтобы проводить время с Докки, Владимир не хотел. Посетив в самом начале сезона первые три бала, он твёрдо заявил родителям, что более приглашения на балы принимать не намерен.

Свободные вечера Владимир с большим удовольствием проводил в гостеприимном доме Аносовых, подолгу беседуя с Верой или играя на бильярде с её супругом. Глядя на спокойную, размеренную жизнь этой семьи, Владимир искренне радовался за сестру. Любящий муж, здоровые, жизнерадостные дети – что ещё нужно женщине для счастья? То, что Аносов боготворит молодую жену, не вызывало никаких сомнений. Не надобно было обладать особой наблюдательностью, чтобы заметить ласковые касания рук и обмен нежными взглядами между супругами. Владимира подкупало, что Пётр Васильевич безумно любил своих детей. Генерал радовался, как ребёнок, играя с шаловливым Сашенькой, и души не чаял в маленькой Софье Петровне – прелестном кареглазом ангелочке с белокурыми кудряшками. Он не спускал девочку с рук и мог часами говорить о ней. А какими глазами смотрела Вера на мужа! Владимир удивлялся тому, что и через шесть лет после свадьбы их любовь осталась такой же сильной, какой была в самом начале. Глядя на Аносовых, Владимир сожалел о том, что у него и Докки нет возможности вести такую же счастливую, спокойную жизнь и осознавать, что твоему счастью ничто не угрожает.

***

Светские мероприятия, на которых Докки должна была сопровождать супруга, воспринимались ею как нудная повинность и не доставляли никакого удовольствия. Это была своего рода плата за те часы счастья, которые она могла спокойно проводить с любимым. Тем не менее, она честно и старательно выполняла достигнутую договорённость, поэтому Уварову не в чем было её упрекнуть. Супруги вместе ездили в гости к знакомым. Докки, расточая направо и налево лучезарные улыбки, вела себя по отношению к Мишелю как внимательная и заботливая жена. Каждый из них на людях безупречно играл свою роль, помогая партнёру. Докки по-прежнему блистала на балах в окружении многочисленных поклонников. Успех жены в обществе тешил самолюбие Мишеля. Он был доволен, что она сумела восстановить репутацию неприступной красавицы, влюблённой в собственного мужа.

***

Графиня Протасова была несказанно рада, когда Владимир приезжал в родительский дом и оставался там ночевать. Елена Николаевна подолгу вела с сыном задушевные беседы. Она и радовалась тому, что Владимир, вполне довольный жизнью, счастлив с любимой женщиной, и тревожилась за его будущее. Время шло, сыну пришла пора подумать о нормальной семье и детях. Владимир был старшим сыном в семье, преемником графского титула. Столь крепкая привязанность к замужней даме грозила оставить сына без наследника. И это весьма беспокоило родителей. Но больше всего Елена Николаевна опасалась, что Докки может понести от её сына, и тогда незаконнорожденному внуку будет грозить весьма незавидная участь. Графиня Протасова несколько раз заводила разговор с сыном на эту тему, но он отмалчивался, каждый раз уводя беседу в сторону.

Елена Николаевна знала, что Докки была дружна с Аннет, поэтому решилась на откровенный разговор с золовкой.

- Аннет, я очень тревожусь. Володя молод, неопытен. Он так влюблён, что совсем не думает о последствиях. Что, ежели у Докки будет ребёнок от него? Я просила Алекса поговорить с сыном, но он не пожелал меня слушать, поскольку считает, что в личную жизнь сына мы вмешиваться не должны. Но Володя же нам не чужой! Кто ещё позаботится о его будущем, ежели не мы? – с тревогой в голосе говорила графиня Протасова.

- Элен, дорогая, простите, но я согласна с братом. Вы считаете Владимира мальчиком, а он давно уже взрослый мужчина. Что касается детей, то Вы тревожитесь напрасно. Лет десять назад у Докки случился выкидыш, и после этого она уже не может иметь детей. Это печально, но в сложившейся ситуации это не может не радовать. Одной проблемой меньше. Меня больше беспокоит Серж. Он решительно настроен против этой связи. У него с Докки был довольно жёсткий разговор. Слышали бы Вы, как он кричал на неё! Куда там Алексу! Серж в сердцах сказал, что не желает больше видеть Докки у нас. Я пыталась заступиться за неё, но в итоге осталась виновата в том, что не убедила её разорвать отношения с Володей. Можно подумать, что одна Докки в этом виновата.

- А я согласна с Сержем. Докки поступает безнравственно. С мужчин меньше спроса в таких делах.

- Как меньше?! Элен, Вы несправедливы! Мы поругались с Сержем из-за них. Я сказала, что не стану лезть в их отношения и буду принимать у себя и подругу, и племянника. Порознь, естественно. А ежели Серж не желает их видеть, пусть сидит в своём кабинете.

Глава 17

1868 год. Владимирская губерния, Тимьяновка.

Лиза открыла глаза и, щурясь от солнечного света, сладко потянулась. Вставать не хотелось. Постель была мягкой, тёплой и пахнущей восхитительной свежестью. Как же хорошо у бабушки! Наконец-то закончилось это ненавистное обучение в пансионе! Пришёл конец сну на узкой, жесткой кровати, ранним подъемам, умыванию холодной водой. Никто больше не станет ругать за малейшую провинность. Какое счастье!

Лиза повернулась на бок, положила сложенные вместе ладошки под щёку и блаженно закрыла глаза. Сон не шёл. Не открывая глаз, Лиза принялась мечтать о том, какая прекрасная жизнь ожидает её дальше. Больше не нужно будет носить форменное платье с передником, в котором она была похожа не на барышню, а на горничную. Отныне у неё будет много красивых, нарядных платьев, как у маменьки. Не надо будет заплетать волосы в тугую косу. Теперь она будет носить причёски, которые позволят показать всем, какие чудесные у неё волосы. А через год … У Лизы даже дыхание перехватило от мысли о том, что уже через год она выйдет в свет и будет танцевать на своём первом балу. И там, в сверкающем зеркалами и хрусталём зале, она встретит Его. Лиза пока ещё не очень отчётливо представляла себе, кого именно она хотела встретить на балу, но точно знала, что это будет совершенно необыкновенный мужчина – благородный, молодой, красивый. Такой, каким обычно бывает герой в романе. Лиза покрепче зажмурила глаза, пытаясь представить себе лицо того мужчины, но ничего не получилось. Она не могла пока даже определиться с тем, какого цвета волосы хотела бы видеть у своего суженого. Светлые кудри очень хороши. Но и каштановая прядь, падающая на высокий лоб, не менее привлекательна. Впрочем, русые волосы, отливающие на солнце золотом, тоже весьма недурны. Ах, скорее бы прошёл этот год! Лиза открыла глаза и перевернулась на спину, глядя в потолок. А глаза? Какие у него будут глаза? Голубые? Серые? Карие? Пожалуй, лучше всего синие. Как у папеньки и у неё самой.

Лиза откинула край одеяла и спустила стройные ножки на мягкий ковёр. Не надевая халата, в одной сорочке, девушка подошла к большому зеркалу в старинной медной оправе и внимательно осмотрела себя со всех сторон. В пансионе воспитанницам не разрешалось подолгу смотреться в зеркала. В дортуаре девочкам можно было иметь лишь маленькие зеркальца, чтобы видеть, достаточно ли гладко причёсаны волосы. Собственное отражение порадовало Лизу. На неё из зазеркалья смотрела тоненькая девушка с вьющимися рыжевато-каштановыми волосами и большими синими глазами на прелестном курносом личике.

Накинув халат, девушка подошла к окну. Зеркальная гладь пруда была тихой и безмятежной. За берёзовой рощицей, на пригорке, сверкала на солнце куполами сельская церковь. День был погожим, по-летнему тёплым. Лиза кликнула горничную.

***

Через полчаса Лиза, одетая в прелестное утреннее платье из фая синего цвета с белоснежным крахмальным воротничком и манжетами, вошла в гостиную, в которой её уже ждала бабушка.

- Как спалось, душа моя? – спросила Марья Ивановна, к руке которой склонилась Лиза.

- Доброе утро, бабушка! Я чудесно отдохнула на мягкой перине, - улыбнулась Лиза.

- Я соскучилась по тебе, моя красавица. Сейчас позавтракаем и пойдём гулять. Ты расскажешь мне обо всём, что произошло с тобой за прошедший год.

- А маменька? Она ещё не спускалась?

- О, нет! Ты же знаешь, что твоя маменька всегда поднимается рано. Она встала на рассвете, выпила чаю и верхом отправилась на прогулку. Пойдём, Лизонька. В столовой завтрак стынет.

***

Марья Ивановна Уварова была пожилой, но весьма энергичной дамой пятидесяти восьми лет. Твёрдой хозяйской рукой она управляла поместьем, принадлежавшим её сыну, никому не давая спуску. Марья Ивановна несколько последних лет постоянно жила в деревне. Дети её давно выросли. Сын Михаил жил с семьёй в столице, а дочь Пелагея - в уездном городе. Марья Ивановна была несказанно рада приезду на лето невестки и внучки, которых очень любила. Огорчало лишь то, что сына она не видела уже несколько лет. Он не приезжал в отпуск, да и письмами мать особо не баловал. Мишель не был привязан к матери. В детстве он был ласковым и добрым мальчиком, но во время учёбы в кадетском корпусе его словно подменили. Он стал замкнутым, обидчивым и вспыльчивым. Марья Ивановна пыталась узнать причину подобной перемены, волнуясь за подростка, но сын не пожелал ничего рассказывать. Не стал он делиться и с отцом. Поступив на службу в Преображенский полк, Мишель немного оттаял, но близости с матерью у него по-прежнему не было. А вот младшую сестру Пелагею, которую дома все именовали Полиной, Мишель любил. Ей он присылал и письма, и подарки. Марья Ивановна была несказанно удивлена, когда сын объявил ей о предстоящей помолвке с дочерью графа Бутурлина. Мать с тревогой думала о том, как воспримет новую родню дочь высокопоставленного чиновника. Но, к её немалому удивлению, девушка оказалась прелестной и милой, в ней не было ни спеси, ни высокомерия. Первые четыре года брака Докки жила в Тимьяновке со свекровью. Здесь родилась Лизонька, в которой бабушка души не чаяла. А потом Докки с дочерью уехала в столицу к мужу, а Марья Ивановна осталась одна.

Дочь Пелагея к тому времени вышла замуж за графа Сольского, однополчанина брата. Но семейная жизнь дочери не заладилась с самого начала. Мягкая по натуре, дружелюбная и общительная Полина отчего-то не смогла найти общего языка с высокомерной и властной свекровью и очень страдала от этого. Во время войны в Крыму поручик Сольский геройски погиб, оставив девятнадцатилетнюю Полину вдовой. После двухлетнего траура она вернулась домой и вскоре вышла замуж за соседа по имению. Кирилл Алексеевич Лошаков был вдовцом, растившим маленькую дочь Катеньку. Выйдя замуж, Полина в одночасье сделалась и женой, и матерью. А вскоре у супругов появились и общие дети – у Лошаковых подрастало двое сыновей. Когда Кате было десять лет, родители отдали девочку в пансион, в котором она училась пять лет вместе с Лизонькой. Несмотря на то, что Катя росла на глазах у Марьи Ивановны, она не питала к девочке родственных чувств, хотя та и считалась её внучкой. К Лизе отношение было совсем другим. В ней текла их, уваровская кровь, а глаза у девочки были точно такого же василькового цвета, как у Мишеля. Бабушка обожала внучку и потакала всем её капризам.