Раскол.

Пролог.

Я в ужасе. Я словно в ожившем кошмаре. Пячусь, и пячусь, а он неотступно наступает. Неотрывно смотрит. Жжёт взглядом, и даже уже не обвиняет, он уже вынес приговор, и теперь только казнь, никакого помилования. Он не простит, не поймёт, не станет слушать.

Он шёл по пятам за нами и вот настиг.

Поймал.

Загнал.

И кара его неизбежна.

Отступать больше некуда. Позади кирпичная стена подворотни, в которую он меня загнал.

Это конец.

Я сглатываю подступивший ком, а он не лезет. Я не могу дышать от ужаса. Не могу ничего придумать. Все мои мысли мечутся, кружат, и ни одну не ухватить. Сжимаюсь под его холодным взглядом, но глаз не отвожу. Не могу разорвать зрительный контакт. Держит крепко. Даже слов не надо, уже всё сказали его глаза.

Холодные.

Пустые.

Он приближается, и ноздри щекочет знакомый аромат. Его запах обволакивает меня, заставляет вспомнить, хотя я ни минуты его не забывала никогда.

Он всегда в моём сердце.

В моей душе.

Он мой.

Нависает, и с непроницаемым лицом кладёт свою руку мне на горло. Сжимает пальцы вокруг и вдавливает в стену. Кислорода становиться меньше, и я сиплю, и впиваюсь в его руку. Царапаю ногтями, хочу, чтобы ослабил хватку, но глаз не отвожу, даже сейчас не могу и вижу на дне его взгляда такую ненависть и боль.

Моя погибель – это он.

Моя смерть – это он.

Нет мне пощады.

Нет жалости.

И нет больше любви.

Я предала его.

Ушла.

Сбежала.

Сделала больно, нанесла удар в самое сердце.

- Блядь, с каким бы удовольствием я размазал бы тебя по стене, сука! - скрипит его голос, а рука в подтверждение сжимается на моём горле.

Я снова барахтаюсь, сиплю, пытаюсь оттолкнуть его.

Кир наваливается сильнее, хоть немного, и сбавляет напор на моё горло. От него всё так же горько пахнет полынью, а ещё примешивается землистая пыль.

Отросшие волосы и борода заворачиваются тёмными вихрами. Из-под густых бровей сверкают серые глаза. Мощная шея в вырезе чёрной футболки ещё хранит мальтийский загар. И его тело, такое твёрдое и большое, прижимается ко мне и уносит в водоворот противоречивых ощущений, где страх вытесняет радость от встречи. Восторг от близости.

Мы не виделись так давно. Почти три месяца прошло с моего побега. Девяносто два дня тоски. И всё же его появление в моей жизни не сулит мне ничего хорошего.

Я упираюсь руками в его широкие плечи и смотрю снизу вверх на него. Пытаюсь разгадать следующий шаг, может, среагирую как-нибудь. Но, как и всегда Кир непредсказуем, он склоняется к лицу, не отпуская горла, и одним размашистым движением лижет мою щёку.

Я только моргнуть успеваю, и выдохнуть, как у меня на лице горит его след.

- Ну, привет, жена! Скучала? - хрипит его голос.

Часть 1. 1.

- Маринка, я говорю тебе, там такой мужик, - громко шептала грудастая блондинка. Одна из тех, кто в свои сорок с хвостиком выглядят лучше, чем двадцатилетние молодухи.

- Не знаю, Лен, этот район мне вообще не нравится, Дингли и так большая деревня, здесь совсем край, - фыркает ей в ответ такая же ухоженная брюнетка.

Они стоят в отделе классики, в своих ярких спортивных майках и лосинах и вообще непонятно, как сюда попали. Обе холёные до последней чёрточки в их идеальном облике.

Я притаилась рядом, перебираю диски, в поисках нужных. Поступил интернет-заказ, и я собираю покупку, а тут интересный разговор, вот и делаю вид, что занята, а ушки на макушке.

- Да ради такого инструктора, можно и полгорода проехать, - та, что Лена, вертит в руках диск с избранными произведениями Штрауса, но думает совершенно о другом. Её голубые глаза так горят, уж точно не от предвкушения прослушивания вальсов маэстро.

- Он сегодня меня так прихватил за задницу, у меня аж трусы промокли, от его хвата, - тише зашептала она, склоняясь к своей подруге, - вроде как технику показывал, а сам так близко прислонился. Такой брутальный красавчик, весь в татуировках, а глаза такие холодные, но в то же время притягательные.

На последней фразе я вынырнула из ряда, узнав в описании своего мужа. Дамочки не обратили на меня никакого внимания, продолжая шептаться и хихикать.

- Пошли завтра со мной, - говорит блондинка, - пошалим! Сама увидишь. Не мужик, а скала. Там народу немного ходит, и от нас далеко, никого знакомых.

- Ты не боишься, что Адлей, всё узнает, - напутствует брюнетка.

- Ай, Адлей, занят постоянно, и всегда уставший, а по этому инструктору прямо видно, что он машина, - блонда мечтательно прикрывает глаза.

- Ну, не скажи, обычно у таких вот качков, в штанах намного всё меньше, - фыркает брюнетка.

А я не выдерживаю обсуждений прелестей моего мужа и ухожу.

Ох, как бы хотелось, чтобы они не про Кира говорили, но татуированный и большой, с холодными глазами, это он, без сомнения. И его спортзал рядом с моим магазинчиком, где я с недавних пор работаю. Явно эта озабоченная блонда притопала оттуда. За те три года, что мы здесь живём, слава о спортзале Кир выросла, и его аудитория тоже. Он нанял дополнительных инструкторов, закупил оборудования, но и сам тренировал. Сказала же блонда, технику ей ставил.

Блин, неужели он её действительно лапал, она хоть и старше, но выглядит аппетитно, вон какие булки круглые под лосинами цветными перекатываются. Не попа, а орех.

Я скрылась в подсобке, сжимая в руках собранные диски. Из головы так и не шли слова этой дамочки. И так мерзко стало. По большому счёту ведь ничего и не произошло!

Ну, прихватил он её за задницу?

Блин! Кого обманываю?

Если Кир себе такое позволяет, то и недалеко, и до того момента, когда зайдёт и дальше. И в то же время поверить в это не могу.

За все три года, что мы здесь, он пылинки с меня сдувает. Ну, конечно, по-своему, так как умеет Кир. Но он раскрылся совершенно с другой стороны для меня. Помимо его необузданного темперамента, есть ещё и серьёзность, и чуткость, и даже несвойственная ему нежность. А какой он прекрасный отец, и не только для Ромки, но и для Андрейки. У них там даже свои дела есть, в которые меня не посвящают, аргументируя тем, что я женщина. А Ромка, как только слышит его шаги, когда он возвращается вечером домой, несётся, где бы он ни был, с криками «Папа!», кидается на руки. И они обязательно втроём чего-нибудь делают, мастерят что-то, или играют.

Да и у нас всё гладко, вот прямо порой и придраться не к чему. Единственным затыком стало моё желание работать. Ромке уже три, и сидеть дома надоело. Тем более что есть Неста, она смотрит за Романом, пока я работаю продавцом в одном небольшом музыкальном магазинчике. Владелец, мальтиец, а вот управляющий, русский. Он почти рядом с домом и залом Кира. И, может, это стало решающим доводом в этом вопросе, а может, то, что мне пришлось стараться в спальне, когда мой муж упёрся, не понимая, зачем мне работать. В общем, все мои доводы подействовали, Кир оттаял и дал своё соизволение.

И вот сейчас я стою и не понимаю что произошло? Ему что, захотелось разнообразия? Острых ощущений?

И вообще, может это всё неправда. Блондинке всё это могло показаться. Завтра они с подругой пойдут туда, может, тоже сходить, нагрянуть и посмотреть, правда, или нет.

Сегодня они уже в час дня тёрлись в магазине, значит, где-то к одиннадцати можно подойти и самой оценить масштаб катастрофы.

2.

Только весь этот разработанный план не принёс мне покоя. Я дорабатывала, постоянно думая об этом, и мерзкое чувство не покидало меня.

Распрощалась в семь с Димой, моим управляющим, и, выгнав свой велосипед из гаража магазина, покрутила педали к дому. Люблю апрель на Мальте. Тепло, солнечно, дождей почти нет. Лёгкий ветерок обдувает, донося солёный воздух с моря.

Такой кайф!

Машин в этой части города почти нет. И я еду прямо по дороге, всё погруженная в свои нелёгкие мысли. А потом стою на кухне, наполняю чайник, готовлю ужин, и всё думаю и думаю, кручу в голове слова блондинки. Не могу отпустить, потому что ревность съедает меня. Я всегда собственнически относилась к нему, вечно мне казалось, что он может поддаться чужому женскому влиянию. Не знаю, вероятно это комплекс неполноценности во мне говорит. Мы же всегда склонны сравнивать себя с другими. Сопоставлять. Сверять. Вот и я тоже вижу все свои изъяны, несмотря на то, что Кир каждый раз доказывает мне, что я хороша, шепча пошлые замечания и комплименты отдельным частям моего тела. Несмотря на всё это, в моей голове заноза. Блондинка, которая хвасталась своей подруге, про то, как Кир (может, всё же не он?), прихватил её за задницу, и это омрачает моё существование. Настолько, что я на автомате общаюсь с детьми и Нестой, и даже не замечаю, как является причина моей головной боли.

Кир подходит сзади, когда я режу овощи на салат, и обнимает за талию, прижимает и шепчет приветствие, горячим интимным шёпотом, в основание шеи. И оттуда бегут мурашки по всему телу и оно тут же реагирует, выгибается так, как надо, в его руках. Я замираю и прикрываю глаза, откидываюсь на его плечо. Родной аромат и тепло. Это приятно, словно мы не виделись целую вечность. А этот бесстыдник, несмотря на то, что дети совсем рядом, носятся во дворе, ныряет руками под подол моего лёгкого платья и гладит оголённые бёдра.

- Что на ужин, красивая? - мурчит он, продолжая нацеловывать мою шею.

И чего вот я напридумывала себе? У всех так мужья с работы возвращаются? Всех так обнимают и прижимают? Мне то есть с чем сравнить. И Кир, естественно, здесь выигрывает, а у меня всё равно свербит в мозгу.

Вдруг он меня обманывает?

- Если ты сейчас меня не отпустишь, то будет как в анекдоте, на ужин — любовь, - я отстраняюсь, пытаясь вернуться к нарезке овощей, но Кир на то и Кир, чтобы сделать всё по-своему.

- Да я то не против, - хмыкает он, и одна рука ныряет мне между ног, сжимает лобок через хлопок трусиков, - вот только мальчишек жалко!

Я охаю, и снова откладываю нож, и вцепляюсь пальцами в столешницу.

- Кир! - стону я, непроизвольно выгибаюсь. - Что ты делаешь? Ведь дети в любой момент могут забежать!

- Аванс небольшой возьму, - хрипит он, сжимая другой рукой мою грудь, - сама же сказала, что любовь на ужин.

Кир умело доводит меня до оргазма, натирая чувствительное местечко, и совсем не слушает моих возражений, что нас увидят, и приглушает стоны поцелуем. Мой вскрик улетает в его горло. Перед глазами всё плывёт, я на минуту выпадаю из реальности, обвиснув в его руках.

Потом мы все вместе ужинаем, после чего мужчины помогают мне с уборкой посуды, и мы все отправляемся к морю.

Всё настолько идеально, что мне всё время кажется это нереальным. Но все же, Кир не тот человек, который будет играть. Он прямолинеен и даже порой бескомпромиссен.

И я успокаиваюсь, пока ранним утром следующего дня меня не будит его телефон. Я, правда, не подскакиваю, но просыпаюсь и слышу, как он поспешно выходит из комнаты, поднявшись с кровати, и слышу его тихий голос. Он рычит на собеседника, говорит, что просил не звонить ему пока он дома. И вся моя паранойя разыгрывается снова. Теперь я уверена на пятьдесят процентов, что у него есть другая. Другие пятьдесят ещё под сомнением. Когда он возвращается и ложиться вновь, прижимает меня к себе, я всё же спрашиваю его, кто это так рано звонит ему, и он говорит, что это Лео, один из его инструкторов, звонил сказать, что не выйдет на работу, что-то там по семейным обстоятельствам. И я отчётливо понимаю, что он врёт.

Я лежу к нему спиной, и он не видит моего лица, прижимается сильнее и затихает, видимо, засыпает, ещё очень рано. А я лежу без движения, придавленная осознанием того, что он лживый гад. И пока он мирно досыпает, я крепну в решение застать его с поличным, и обличит во лжи.

3.

Я толкаю тяжёлую дверь спортивного зала моего мужа, и попадаю сразу же в него.

Здесь нет стойки регистратора, или какого-нибудь вестибюля. Одно огромное открытое пространство. Прежде здесь был выставочный павильон. Помещение простаивало за ненадобностью год, пока Кир не снял его за бесценок и не превратил в зал.

Поэтому при входе почти сразу же стоят тренажёры.

Вместо зеркал кирпичные стены разрисованы разными граффити.

В первую очередь в глаза бросается название, выполненное яркими красными буквами «Ulla». Так, меня зовут здесь, на Мальте. Ула. Мальтийцы произносят «Ю» в моём имени, как «У». И да, Кир назвал свой спортзал в мою честь, чем немало меня смутил, и в то же время потешил самолюбие.

От названия тянутся рисунки. Словно вдавленные в кирпичные стены штанги и гантели, от которых идут трещины до самого потолка.

Дальше стоят два ринга, и висят боксёрские мешки, а рядом с немногочисленными кардиотренажёрами, раскинулась яркая картина ускоряющегося вело-спринта.

И ещё, конечно, татами, напротив которых на стене нарисован японский иероглиф, и эмблема с застывшими в броске двумя противниками, один сверху, другой уже в полёте.

Пространство так и осталось открытым, просто зонировано по интересам. Большие окна, практически под потолком, и поэтому здесь почти не нужен свет, но всё же, с грубого бетонного потолка свисают прямоугольные лампы дневного света. Из зала есть выход в раздевалки и душевые, их Кир делал почти сам. И ещё есть его кабинет. Он напротив, раздевалок. Небольшая комната, с окном. Здесь стоит стол и невысокий стеллаж. Здесь же Кир переодевается.

У нас есть машина, но сюда Кир предпочитает ходить пешком. От дома всего минут двадцать, двадцать пять, по залитой солнцем улице, пропитанной морским ароматом.

Я же сюда добираюсь на своём любимом велосипеде. Паркую его у здания. Снаружи, кстати, оно нисколько не напоминает спортзал. Просто индустриальное здание на отшибе, с небольшой парковкой. Но вот прошло три года, и парковку пришлось расширять, не вмещает всех желающих тут заниматься.

С утра посетителей немного. На Мальте принято с утра работать, а к вечеру уже можно и спортом заняться. Зал почти пустой. Несколько человек на тренажёрах. Парочка на ринге, боксируют. Ну и знакомые мне дамы на беговых дорожках. Какие-то не особо восторженные, не то что вчера.

И первый неприятный сюрприз. Лео. Инструктор, который вроде как не смог сегодня работать.

Он кивает мне в знак приветствия и продолжает держать грушу для своего клиента.

Кира нигде не вижу. Нет его и в кабинете, не в раздевалке. Я спрашиваю о нём ещё у одного сотрудника, тоже инструктора, Алекса. Он говорит, что Кир предупредил, что отъедет на пару часов, ещё с утра, и должен уже приехать.

Я ничего не понимаю. Если мои вчерашние соперницы, конечно же, в кавычках, здесь, то где он? Я же решила его уличить в измене!

И если, когда я сюда шла и была полна решимости, учинить скандал и потребовать объяснений, то теперь я вообще не знаю, что и думать.

Вот где он? Куда уехал?

Я выхожу на залитую солнцем улицу, смотрю на время. Почти двенадцать, Неста попросила прийти к часу, и мне ничего не остаётся, как возвращаться домой и решиться на откровенный разговор с мужем.

Сама я, увы, ничего не выяснила!

Я веду велосипед по дорожке, задумчиво глядя под ноги. Мне совершенно не нравится эта ситуация. Кир, конечно, всегда ограждал меня от своих дел, никогда не посвящал в них. Но это было давно, когда он был связан с криминальным миром…

И тут догадка поражает меня. Я останавливаюсь. Неужели он снова связался с чем-то противозаконным?

И в подтверждение всего я вдруг вижу большой чёрный фургон. Он стоит вдалеке от всех машин на парковке. Возле него стоят трое. Не мальтийцы, русские. Среди них Кир. Я прислоняю велик к стене дома и крадусь, присаживаясь, чтобы остаться незамеченной, прячусь за машинами. Боюсь, что затея пустая, слишком они далеко, но упрямо пру. Присаживаюсь на корточки у крайней машины, и напрягаю слух.

- … сроки Ямал… - доносится до меня, и я вздрагиваю. Они называют его Ямал.

Откуда они знают его прозвище?

- … норм… будет в срок…- это низкий и недовольный голос Кира.

- … без хуйни, и твоих … есть что терять…- снова чужой голос.

Они что, угрожают ему?

- Блядь, сказал же, что сделаю! - рычит Кир. - В прошлый раз не мой косяк был!

В прошлый раз? Я всё же была права, это криминал, и длится это давно. Интересно, сколько?

- … поставка… и деньги большие… - это уже другой, более спокойный голос, и поэтому слышно плохо, хотя мне и так всё понятно. Он опять связался с бандитами.

Но зачем?

Разве не от этого мы сбежали из России, бросили родных, близких. Чтобы жить спокойно. А он опять за старое.

Мужчины ещё ведут разговор, а я уже их не слушаю. Усаживаюсь прямо на нагретый солнцем асфальт, несмотря на белую юбку, и никак не могу собрать мысли.

Зачем он это сделал? Зачем?

4.

Вечером возвращается Кир. По нему видно, что настроение плохое, но он старается держаться.

- Алекс, сказал, что ты заходила? - спрашивает он, переодеваясь в домашнюю одежду.

Я стою на балконе и наблюдаю за сыновьями. Они играют во дворе.

- Кир, ты ничего не хочешь мне рассказать? - поворачиваюсь к нему и смотрю прямо в глаза. Он отвечает таким же пристальным взглядом, и я вижу, что понимает, что я знаю его секрет. Но упрямо сжимает губы.

- Нет, - отвечает он и выходит из комнаты.

Короткий ответ, который сказал мне многое. Он ничего мне не скажет и будет действовать в одиночку, как и прежде, как и всегда.

Мы больше не ведём разговоров на эту тему, и вообще почти не общаемся этим вечером. Только когда ночью, Кир прижимает меня к себе, я пытаюсь сопротивляться, и он с лёгкостью подавляет эти попытки.

- Что, будешь манипулировать сексом? - скалится он, сжимая мои запястья, закидывая руки за голову, и нависает сверху, прижимая своим телом к кровати.

- А тобой можно манипулировать? - отзываюсь я, всё ещё безрезультатно дёргаясь в его руках.

- Правильно, нельзя. Не пытайся даже, - отвечает он и давит своим взглядом. - И не лезь туда, куда тебе не следует.

- Кир…

- Юля, я серьёзно, - чеканит он слова, - забудь даже думать, поняла!

- Поняла, - зло выплёвываю я, - а теперь слезь с меня, я не хочу так и сейчас!

- Захочешь, - обещает он, - я помогу.

И впивается болезненным поцелуем в мои губы. Прикусывает нежную плоть и всасывает в рот, облизывает. Я мычу и свожу брови, на переносице, пытаясь показать своё недовольство. Но он не обращает на это внимания, продолжает углублять поцелуй, удерживая мои руки. Другой рукой ведёт вдоль бока, оглаживая мои изгибы, задирает сорочку почти до груди, и уже гладит голую кожу.

Я хочу отвернуться, хочу сказать, что это не помощь, а принуждение. Но не могу вырваться из этого горячего плена. Отстраниться от него не могу. И уже совсем не сопротивляюсь, принимаю его резкие и грубые касания и чувствую предательское возбуждение, что течёт по венам, словно яд. И он чувствует это, он видит мои эмоции, ощущает, что я расслабляюсь и отвечаю ему.

Кир освобождает мои руки, которые тут же я перемещаю на его шею, потом веду по плечам, стягиваю футболку, через голову, и выгибаюсь навстречу его губам, что спускаются на мою шею и плечи. Он тоже поспешно освобождает меня от сорочки, откинув её на пол, и возвращается к моему обнажённому телу.

Я дрожу, чувствуя горячий рот на своей груди, и вскрикиваю, когда зубы сходится на сосках. Глажу его широкую спину и развожу шире ноги, для него. Моё сопротивление подавлено в зародыше, и теперь мне только остаётся наслаждаться и может быть, следующее сражение мне удастся выиграть.

Кир спускается ниже по подрагивающему животу, прикусывает кожу, зализывая отметины языком. Он останавливается у границы резинки моих трусиков и поднимает тёмный, жадный взгляд. Пальцы его легко подцепляют резинку и тянут вниз.

- Хочу вылизать тебя всю, - хрипит он, сбивая напрочь моё и без того неровное дыхание, - а потом трахнуть так, чтобы не думала даже спорить со мной, - говорит, и трусики мои стягивает, откидывает на пол. Кладёт ладонь на лобок и сдавливает, я вздрагиваю и пищу, от острых ощущений.

- Чтобы не смела никогда сопротивляться, - склоняется ниже, и пальцы его разводят мои влажные складочки, и горячий язык скользить вокруг напряжённого бугорка клитора.

Разряд тока.

Я дёргаюсь.

Заглушаю собственный вскрик, своей же ладонью, и выгибаюсь снова. Язык его то и дело легко касается клитора, и я дрожу от вожделения и непередаваемой остроты ощущений.

- Ты моя. Всегда. Везде, во всём, - Кир поднимает голову, и ловит мой расфокусированный взгляд.

И когда я сосредотачиваюсь на его лице, он вводит в меня сразу два пальца, и я снова плыву. Он ритмично ими двигает и снова склоняется, кружит вокруг клитора языком, сходиться на нём губами, и вот когда разрядка начинает меня сотрясать, и я шепчу ему слова любви, он вытаскивает пальцы и ныряет вместо них языком, и я захожу на второй круг, просто от осознания того, где его язык. Я ритмично сокращаюсь, а он ловит каждую мою судорогу. Это невыносимо прекрасно, и нестерпимо хорошо, но я знаю, что это не всё.

Кир даёт мне немного прийти в себя, подтягивается выше, и я целую его солёные губы, полностью пропитанные моим вкусом.

- Теперь на живот, - командует он, оторвавшись от меня, и приподнимается. Я ловко переворачиваюсь, прижимаюсь спиной к его торсу, и он тут же прикусывает моё плечо. Я вздрагиваю и трусь об него. Он всё ещё в штанах, но член его уже отчётливо чувствуется, и я продолжаю прижиматься к нему, тихо постанывая от нетерпения.

Одной рукой он зарывается в моих волосах, и вжимает голову в подушки, другой подтягивает выше мой зад, и разминает тугое колечко ануса. Он собирает влагу, оглаживая мои складочки, и снова проталкивает палец в анус.

- Расслабься, красивая, тебе же нравится, - нашёптывает он.

Мне и вправду нравится, но каждый раз ему приходится преодолевать сопротивление тугих мышц, и это болезненно.