Начать историю — пожалуй, самое трудное для рассказчика. Ведь он уже знает, каким будет финал. Это невероятная история об одном удивительном человеке, с которым судьба, а быть может, случай, обошлись несправедливо. Начавшись таинственно и непредсказуемо, она закончилась вполне ожидаемо.
В один солнечный день по шумным городским улицам прогуливался молодой человек лет двадцати. Высокий, с округлой, но привлекательной фигурой и доброй улыбкой, он притягивал взгляды прохожих. Каштановые волосы, зелёные глаза и простая одежда — чёрные штаны, серая кофта и лёгкая чёрная куртка — дополняли его образ. Парня звали Лиам, и судьба, а может, случай когда-то сыграли с ним злую шутку.
Когда ему было девятнадцать, его по ошибке обвинили в убийстве девушки, которого он не совершал. Лиама приговорили к десяти годам заключения, но отбывать весь срок не пришлось: спустя год после его ареста настоящий преступник совершил ещё одно преступление в похожем стиле и был пойман.
Ошибочно осуждённого парня освободили, но оставили наедине со всеми последствиями. Власти города потребовали стереть любые упоминания о случайно заключённом, будто его и вовсе не существовало. Мэр, полиция и прокурор, не желая скандала, решили замолчать произошедшее. Но Лиама это не волновало: единственное, чего он тогда хотел, — это тишины и покоя.
Погружённый в раздумья, он шёл по оживлённой улице к лучшему психологу города, не замечая толпы вокруг. Лиам обладал богатым воображением, которое помогало ему в трудные времена. Он мог обходиться без книг, телевизора и телефона, полностью погружаясь в свои мысли.
С лёгкой улыбкой он подошёл к зданию, где располагался офис психолога. Снаружи его покрывали плакаты и вывески: «Лучший психолог», «Автор бестселлера». На каждом из них был изображён мужчина лет сорока с белоснежной улыбкой в дорогом костюме — больше похожий на героя фильма о спецагенте, чем на психолога.
Зайдя внутрь, онбыл поражён: каждый сантиметр пространства был покрыт портретами, плакатами, листовками и броскими заголовками. Казалось, владелец боялся, что посетители забудут, где находятся.
За стойкой сидела молодая светловолосая помощница, не обращая внимания на парня и изображая бурную деятельность. Он подошёл к ней и сказал:
— Здравствуйте, я записан на бесплатный приём, — протянув ей листовку.
Девушка мельком взглянула на него и, вернувшись к монитору, с недовольством произнесла:
— Он сейчас занят, сядьте у входа и подождите.
Лиам, слегка недоумевая, отошёл и сел на диван у стены. Поведение девушки его встревожило; казалось, здесь к бесплатным сеансам относились с явным пренебрежением. Нервничая, он рассматривал интерьер офиса, чтобы отвлечься.
Минуты тянулись бесконечно, пока не раздался мягкий голос:
— Можете идти.
Поднимаясь, он почувствовал на себе оценивающий взгляд помощницы. Ему показалось, что просьба подождать была формальной, просто чтобы подчеркнуть значимость места. Словно отнимая чужое время, вы поднимаете собственную значимость. Проходя по коридору, он пытался собраться с мыслями. Встреча с помощницей оставила странный осадок, но он решил не предвзято отнестись к этому и дать шанс специалисту.
На двери кабинета висела золотая табличка: «Уильям Брукс — психолог». Его считали лучшим в городе, но скорее он был талантливым шоуменом. Лиам увидел рекламу Брукса в интернете: бесплатные двадцатиминутные сеансы каждое воскресенье. В объявлении говорилось, что психолог готов помочь каждому, и парень решил воспользоваться возможностью. С момента записи прошёл почти месяц.
Войдя в кабинет, парень увидел высокого мужчину в белоснежной рубашке и пиджаке — без штанов. Портной как раз снимал с него мерки. Ошеломлённый, он отвёл взгляд, стараясь смотреть только на лицо доктора.
Кабинет и его обитатели только усиливали прежние сомнения. Он и так боялся, что его проблемы не примут всерьёз, но попытался сосредоточиться на разговоре.
—Простите… вы психолог? — спросил он, переминаясь с ноги на ногу.
—Да! А что ты ожидал? Очки, бороду и блокнот на коленях? — фыркнул мужчина, не отрываясь от зеркала.
—Ну… хотя бы штаны, — пробормотал он.
Доктор поправил лацканы, пока за его спиной портной методично обмерял фигуру.
—Присаживайся, не обращай внимания, — махнул он рукой. — Так что, мальчик, зачем пришёл?
Лиам сел на край дивана, будто опасался испачкаться об абсурд происходящего.
—Я… всё время думаю. О прошлом. Не могу сосредоточиться на настоящем. Иногда даже забываю, какой сегодня день. Мысли крутятся по кругу.
—Не думай. Живи настоящим, — отозвался тот, продолжая любоваться собой.
—Легко сказать, — пробормотал он. — Простите, я… вас не отвлекаю?
—Нет-нет, всё в порядке! — отдёрнулся доктор. — Перейдём к делу?
Лиам выпрямился.
—Два года назад я был в тюрьме.
—Ты? — Брукс фыркнул, и на его лице появилась тень насмешки. — В тюрьме? И за что же, если не секрет?
Он окинул Лиама взглядом: мягкие черты, пухлые щёки, наивный взгляд. Он выглядел так, будто его случайно увеличили до размеров взрослого, но внутри всё ещё остался ребёнок. Таких, как он, не сажают в тюрьму — разве что забывают в автобусе.
—Это была случайность. Ошибка. Я... не виноват, — устало произнёс он.
—Невиновных не сажают, — усмехнулся доктор. Его голос был скользким, почти издевательским.
— А меня посадили. И через год выпустили.
—Поздравляю! Так, а здесь ты зачем?
Молчание. Казалось, он выбирает слова осторожно, будто каждый из них может его осудить.
— Я много думал о том, что произошло. Меня обвинили в убийстве девушки и посадили в тюрьму. Сначала я спорил и пытался всем доказать, что это ошибка. Но в какой-то момент просто смирился с тем, что для всех я убийца.
—Но ты ведь сам говоришь, что не убивал. Значит, ты не убийца. Так в чём проблема? — перебил доктор с натянутым интересом, будто хотел быстрее перейти к финалу.
Две недели назад
С судимостью за убийство поиск работы превращался в настоящий крестовый поход. После выхода из тюрьмы главной проблемой была не реабилитация, а то, как начать новую жизнь.
Он ходил на собеседования. Всё шло неплохо — пока не доходило до справки о судимости. Тогда собеседники менялись в лице, и дверь захлопывалась, не дав ему сказать ни слова.
Сценарий повторялся изо дня в день. Он видел одинаковые взгляды, одинаковое отторжение. Постепенно он снижал планку, соглашаясь на всё, лишь бы работать.
Год прошёл в борьбе с чужим предубеждением. Он хватался за любую возможность — хоть кем, хоть где. Чтобы не сойти с ума, начал писать. Не потому что считал себя писателем — просто это был способ не потерять себя. Искал необычные истории, переписывая их с уникальной точки зрения, которая заставляла читателей задуматься. Иногда получалось продать статью — чаще всего на новостных форумах. Денег хватало на еду — а значит, уже неплохо.
Вскоре небольшое издание заинтересовалось его работами и предложило место. Оно не сулило славы или богатства — но было стабильным.
Он понимал: как только дойдёт до документов, всплывёт его судимость. И всё рассыплется. Поэтому он решил пойти на хитрость — написать статью о вымышленном парне, которого обвинили в убийстве, посадили, а потом молча отпустили, не признав ошибки. Это была его собственная история. Только без подписи. Статья акцентировала внимание на неспособности системы признавать собственные ошибки и задавала важный вопрос: какую цену платит человек за чужую ошибку?
В понедельник утром он пришёл на собеседование. Офис располагался на первом этаже жилого дома. Лишь небольшая табличка с надписью «Pulse of the Planet» намекала, что за этой дверью скрывается редакция.
Внутри пахло кофе и бумагой. В комнате спорили трое — увлечённо, почти яро. На стенах висели вырезки из старых газет, фотографии с интервью, пожелтевшие заголовки — всё это создавало ощущение истории и движения. Старый диван и стеклянный столик придавали помещению домашний уют.
За массивным деревянным столом сидел мужчина лет сорока с уверенной осанкой и цепким взглядом — из тех, кто привык руководить, а не просить. Рядом — стройная женщина в винтажном платье, с небрежно закинутыми на макушку очками; она что-то быстро записывала в блокнот, едва взглянув на гостя. Чуть поодаль, развалившись в кресле, сидел парень с планшетом, сосредоточенно водящий по экрану обычной шариковой ручкой.
Лиам стоял у входа, незаметный в серой куртке и выцветших кроссовках. Он шагнул ближе и сказал:
— Здравствуйте. У меня назначено собеседование.
Голоса оборвались. Все трое обернулись.
— Лиам, верно? — уточнил Джейк.
— Да.
— Садись, — сказал он, хлопнув его по плечу. — Как видишь, у нас тут тесно, но уютно. Я — Джейк. Мы с тобой говорили по телефону. Это Лиза, наш фоторепортёр и хранитель архива. А это Марк, наш IT-мастер.
— Приятно познакомиться, — скромно ответил Лиам. — Я принёс статью. Хотел бы, чтобы вы прочли её первыми.
— Что я говорил?! Парень ещё не устроился, а уже с материалом!
— Это, скорее, проба пера. Чтобы показать, как я думаю. Ну и... повысить шансы.
— Шансы и так хорошие, — пожал плечами Джейк. — Но раз уж принёс — давай посмотрим.
Лиам положил на стол два листа. Джейк взял их, начал читать. Лиза и Марк подошли ближе.
Сначала они улыбались. Потом хмурились. Это была не лёгкая заметка, а личная исповедь. Вопрос «Это правда?» повис в воздухе. К концу текста в глазах — тревога, сочувствие, страх.
На второй странице, когда герой статьи выходит из тюрьмы, в их взглядах мелькнуло облегчение. Но тут же — грусть. Финал текста был тяжёлым. Он рассказывал не о свободе, а о борьбе после неё.
Воздух в комнате сгустился. Все трое дочитали — и замолчали.
— Сильная статья, — сказал Джейк, не отрывая взгляда от листа.
— Именно поэтому я хотел, чтобы вы её прочли, — ответил Лиам.
— И всё в этой статье правда? — спросила Лиза, избегая его взгляда.
— Да, от начала и до конца, никакого вымысла.
— Где ты нашёл этого парня, о котором идёт речь в статье? — спросил Марк.
— Сложно сказать, — уклончиво ответил Лиам.
— Почему сложно? — вдумчиво спросил Джейк. — Вполне естественный вопрос. Если мы захотим опубликовать статью, нам нужно знать больше, чем написано здесь, — приподняв листы, сказал он.
Лиам сел за стол напротив; его ноги подкашивались от нервов. Он понимал, что нужно рассказать всю правду, но сомневался, что они ему поверят.
— Скажем так, я в какой-то степени лично знаком с героем статьи.
— Это твой знакомый? — встревоженно спросила Лиза.
— Можно и так сказать. Но я знаю всё, что нужно. Если у вас есть вопросы, задавайте, отвечу.
— Он действительно невиновен? — спросил Марк.
— Да.
— Когда это произошло? — добавил Джейк.
— Почти два года назад. Герой статьи сел в тюрьму в середине февраля, а в конце января произошло второе убийство, после чего его освободили.
— Освободили? — удивлённо спросила Лиза. — То есть как? Просто вывели за ворота, и всё?
— Да, почти так. Из тюрьмы его забрали на допрос, а потом отправили домой под домашний арест. Спустя три недели прошло закрытое слушание, настоящего преступника посадили, а его отпустили домой.
— Отпустили?! И что, просто забыли, что он провёл год в тюрьме? — спросил Джейк.
— Именно! На суде ему устно сообщили, что он свободен, и обвинений против него нет. Причин усомниться в словах тогда ещё не было.
— Почему он не потребовал документов, извинений, компенсации? Почему просто ушёл? — удивлённо спросила Лиза.
— Он целый год провёл в тюрьме, не зная, что его отпустят. Он не был готов, — ответил Лиам, глядя ей в глаза. — Когда его освободили, он ушёл, не задумываясь о доказательствах.
— И что было потом? — нервно подёргивая ногами, спросила она.
Лиам пришёл в редакцию за пять минут до начала рабочего дня. Внутри уже чувствовалось привычное утреннее напряжение — шелест бумаг, стук клавиш, приглушённые фразы. Лиза, Марк и Джейк сидели за общим столом, вокруг — хаос рабочих материалов: стопки распечаток, карандаши, обрывки заметок, заголовки, зачёркнутые и переписанные.
Ему снова предложили присесть с ними — как и в тот самый первый день, когда его приняли, — но он, как тогда, выбрал тихое место у окна. Там он выглядел почти как гость, который ждёт, когда его пригласят. У него не было завалов из газет и папок — только ноутбук и тонкая стопка чистых листов.
Он работал иначе, чем остальные. Там, где коллеги гонялись за громкими новостями, он предпочитал развернуть уже известный факт под новым углом. Ему важен был не столько сам случай, сколько то, что можно было в нём увидеть.
Жизнь в редакции быстро стала рутиной. Четыре из пяти его статей Джейк одобрял без особых правок, и за каждую Лиам получал свою долю. То, что его имя нигде не появлялось, его не задевало — важнее было, что тексты читают и ценят.
По вечерам, когда работа заканчивалась, они оставались ещё на час — чай, печенье, разговоры. Каждый понемногу раскрывался, делился кусочками своей жизни. Лиам в такие моменты был больше слушателем. На просьбы рассказать о себе он только отмахивался:
— Не сегодня.
Спустя две недели он получил первую зарплату. Деньги, конечно, шли на аренду, еду и пару обновок… но главное — теперь он мог позволить себе поход к психологу, женщине из метро. Прошло больше двух недель с их встречи, и он всё думал, помнит ли она его и не передумала ли.
В свой выходной он проснулся рано, позвонил — и услышал в трубке радостное:
— Конечно, приходи.
После утренних покупок он дошёл до нужного дома. Обычный, неприметный, без вывесок. На крыльце он столкнулся с пожилой женщиной, выгуливавшей собаку. Та улыбнулась и кивнула ему, и парень невольно ответил тем же.
Офис психолога оказался расположенным на первом этаже обычного жилого дома. Здесь не было помощников или секретарей. Достаточно было просто постучать, чтобы вам помогли. Так он и сделал.
Дверь распахнулась, и на пороге стояла она — с той же доброй улыбкой и лёгким волнением, как в метро:
— Проходи. Меня зовут Мэри, а тебя как?
— Здравствуйте, — ответил он, чуть поудобнее перехватывая пакеты в руках. — Я Лиам, приятно познакомиться.
— И мне! — она тепло улыбнулась, разглядывая слегка настороженного парня. — Можешь положить пакеты, они нам не нужны. Проходи, присаживайся. Может, чай? Или кофе?
— Нет, спасибо, — робко отозвался он. — Может, сразу обсудим вопрос оплаты? — пробормотал, роясь в карманах и будто извиняясь за прямоту.
— Оплаты? За что? — удивилась она. — Мне не нужны твои деньги. Это наш первый сеанс. Если я не смогу тебе помочь, то и денег я с тебя не возьму.
Он кивнул, взгляд скользнул по комнате. Помещение оказалось удивительно уютным — будто сама тишина здесь жила. Всё напоминало о времени: стол с ободранными ножками и столешницей, испещрённой рисунками; диван с едва заметными следами фломастера, словно его когда-то «украшал» ребёнок; маленькая тумбочка с облезлыми детскими наклейками, спрятанными от глаз гостей.
Обои с нежным цветочным рисунком придавали стенам мягкое тепло. Через тонкие занавески лился золотистый солнечный свет. На журнальном столике стояла ваза с цветами — видно, когда-то разбитая, но теперь аккуратно склеенная. Символично.
Прошло две минуты, как Лиам устроился на диване. Он молча скользил взглядом по каждому предмету, будто искал в них ответы. Но молчание не могло длиться вечно.
— Может, расскажешь что-нибудь о себе? — спросила Мэри.
Он оторвался от изучения комнаты. Слова напомнили, где он и зачем пришёл.
— Не так-то просто начать рассказывать о своей жизни, — тихо сказал он.
— Особенно незнакомому человеку, да? — в её голосе звучало понимание. — Если хочешь, можем начать с вопросов. Познакомимся.
— Ладно, я попробую, — он чуть задумался. — Вы давно работаете психологом?
— Девятнадцать лет. Я уже говорила тебе это в метро.
— Да, помню… Просто начать тоже не так-то просто. У вас есть дети?
— Дети? Да, есть дочка, примерно твоего возраста. Кстати, сколько тебе лет? — она раскрыла блокнот.
— Двадцать один.
Разговор снова застопорился. Мэри убрала блокнот, устроилась поудобнее и начала сама:
— Я родилась и выросла здесь, в этом городе. Окончила школу с отличием, поступила в университет на психологию.
— Это был ваш выбор? — неожиданно спросил он.
— Трудно сказать… — она чуть прищурилась, будто обдумывала, с чего начать, и уголки губ дрогнули в лёгкой улыбке. — Родители хотели, чтобы я стала адвокатом или юристом, сами толком не знали кем. И не сказать, что это был мой выбор. В школе я влюбилась в мальчика, который поступил в университет, и… — она на миг опустила глаза, будто снова проживая тот момент, — чтобы быть ближе к нему, я поступила туда же.
— Он тоже психолог?
— Нет, он учился на инженерном. А я не смогла, и из всех вариантов выбрала психологию. Понравилось. Через месяц мы уже проводили много времени вместе. Потом стали встречаться. Через год поженились.
— Красивая история, — сказал он с искренней улыбкой.
Снова повисла пауза. Лиам будто собирался с мыслями, но внутри его терзал страх: что будет, если она узнает про тюрьму? Прогонит? Разочаруется? Но, глубоко вдохнув, он всё же решился:
— Мне двадцать один. Три брата. Вырос за городом. И… не так давно попал в тюрьму, — он встретил её взгляд.
Мэри не изменилась в лице: тот же тёплый, внимательный взгляд.
— Я оказался не в том месте, не в то время. Меня обвинили в убийстве девушки и посадили на год.
Блокнот мягко раскрылся в её руках.
— Ты был знаком с девушкой?
— Нет, никогда её не видел.
— Если можешь, расскажи подробнее.
Он не спешил домой, позволяя мыслям блуждать между прошлым, настоящим и будущим. Слова психолога — «Ты не виноват» — повторялись в голове, словно мантра, напоминая: нельзя беспокоиться о том, что не изменить.
После насыщенного дня он шёл по вечернему городу, изредка поднимая взгляд к небу. В ослепительном сиянии фонарей и витрин звёзды едва пробивались. В тот вечер он думал о войне света — о том, как яркие огни города затмевают древние светила, что были здесь задолго до него и останутся после. Вокруг люди шли, погружённые в свои дела, не замечая неба. С грустной улыбкой он прошептал:
— Битва проиграна.
С этими мыслями день закончился. Он погрузился в сон, полный надежды и новых возможностей. На следующее утро проснулся позже обычного, позволив себе отдохнуть и восстановиться. После прогулки по квартире отправился на улицу. В густонаселённом городе найти уединённое место непросто, но его наблюдательность помогла. Он выбирал не многолюдные аллеи парка, а тихие окраины, где почти не ступала нога.
Жители предпочитали речные набережные и центральные аллеи, оставляя в тени укромные уголки. Лиам же наслаждался тишиной и уединением — своим личным оазисом в городской суете.
После прогулки он возвращался домой и посвящал остаток дня рутинным делам: методично выполнял важные задачи, а к вечеру доделывал накопившееся. Пунктуальность и последовательность — черты, которые определяли его быт.
На следующий день, после работы, коллеги задержались в офисе, чтобы немного поболтать. Лиам присоединился, внимательно слушая. Когда разговоры стихли, Джейк, как обычно, спросил:
— А расскажешь что-нибудь о себе? Или опять «в другой раз»?
Лиам улыбнулся и смутился:
— В субботу ходил к психологу. Говорили о прошлом. И знаешь, она поверила мне сразу, без лишних слов.
Все одобрительно загудели: «Вау!», «Поздравляю!», «Ты молодец!»
— И что, это всё? — удивился Марк.
— Не всё сразу, — ответил он с робостью.
— Главное — начало положено, — подытожил Джейк. — Ладно, засиделись. Пора домой.
Прошла неделя.
В выходной снова сеанс. На этот раз волнение было меньше, но оно всё же сжимало грудь. У самого входа он услышал женский голос за дверью.
Он только протянул руку к ручке, как дверь распахнулась. На пороге стояла девушка.
— Я знаю! — выпалила она и, едва не сбив его с ног, исчезла, как ураган, не удостоив даже взглядом.
У двери в свой офис стояла Мэри. Она краем глаза заметила, как мимо прошла девушка, а парень проводил её взглядом с лёгким умилением.
— Лиам! Ты ко мне?
— Да, — обернулся он. — Здравствуйте.
— Привет! Проходи, садись. Дай мне пять минут.
— Конечно, — отозвался он, устраиваясь на диване и невольно изучая обстановку, цепляясь взглядом за каждую деталь.
Через несколько минут Мэри вернулась с двумя чашками чая. Одну подала ему — Лиам принял без колебаний. Сеанс начался.
— Как твои дела? — спросила она, раскрывая блокнот.
— Дела стабильно, — улыбнулся он.
— Стабильно? Это как?
— Ни хорошо, ни плохо. Так же, как вчера и позавчера.
— Я много думала о нашей прошлой встрече. Ты помнишь, на чём закончилась наша последняя встреча?
— Да, — ответил он, чувствуя, как поднимается лёгкая тревога.
— Продолжим? Что самое худшее произошло за год в тюрьме?
— Я тоже много думал о прошлом сеансе и о словах, сказанных и услышанных. Если честно, то страшных или ужасных моментов за год в тюрьме у меня не было. В начале я очень нервничал из-за резкой смены обстановки, но затем свыкся, и стало проще.
— А я уже ждала рассказ о трудностях, — облегчённо вздохнула Мэри. — То есть год прошёл без приключений?
— Нет, приключений было хоть отбавляй. Вы спросили про худший момент… честно, даже не знаю. Наверное, еда. Она была отвратительная, — он рассмеялся, будто сам удивлялся, что именно это всплыло в памяти.
— Еда? И насколько ужасной?
— Ужасно плохой. Часто еда была несъедобной, но выбора особого не было. В каше с мясом, например, мы видели только кашу. И ту — переваренную.
— Может, ещё что-то? — спросила она, наблюдая, как он напрягается.
— Я не совсем понимаю, что значит: «Что самое худшее произошло за год в тюрьме». У каждого своё представление о худшем, — сказал он, нервно перебирая пальцами. — Да, меня пару раз избивали до потери сознания. Но, знаете… это не самое страшное.
Он на мгновение замолчал.
— Хуже было встретить людей, которые радовались тому, что оказались здесь. Там. Они гордились своими преступлениями. Для меня самое страшное — понимать, что есть такие люди. И что их уже не изменить.
Он окинул взглядом, словно ища, куда спрятаться.
— Возможно, худшим было осознание, что я — часть статистики. Чтобы были победители, должны быть и проигравшие. И я был в их числе.
Она делала пометки, вслушиваясь в его интонацию. В голосе Лиама звучала уверенность, но между словами скользила тень другой, глубокой тревоги.
— Вопрос был: «Что самое худшее произошло с тобой за год?» — напомнил он. — Я сказал правду: не знаю.
— Я тебе верю.
— А если бы спросили: «Что самое худшее во всей этой истории?» — я бы ответил иначе.
— И что же? — насторожилась она.
— Я боюсь смерти, — сказал он тихо, без эмоций. — На допросе мне показывали фото убитой девушки. Потом повезли в морг. Я стоял перед её телом… так близко к смерти я никогда не был. Пусть и к чужой. Она была молодой, у неё могла быть целая жизнь…
— До этого момента ты не видел смерть? — спросила Мэри.
Он молча покачал головой.
— Думаю, ты не был к этому готов. Может быть, твой страх вызван осознанием того, что смерть может быть реальностью и для тебя. Когда мы видим смерть другого человека, мы непроизвольно сталкиваемся с идеей нашей собственной уязвимости и конечности. Раньше смерть казалась далёкой и абстрактной, но теперь она приобрела реальное лицо, что вызвало у тебя страх и тревогу.
В субботу он, как обычно, сходил за продуктами и отправился на сеанс. День стоял тёплый, солнечный. На входе в здание, где находился кабинет психолога, он снова увидел незнакомку в странном сочетании — весеннее пальто и шапка-ушанка. Она быстро прошла мимо. Лиам поднялся к кабинету, где Мэри уже ждала его с чаем.
— Вы не нашли способа, как мне перестать думать о смерти? — спросил он, попивая чай.
— Пока нет, но у меня есть одна идея, — загадочно улыбнулась она. — Как это влияет на твою жизнь?
— Мысли о смерти?
— Да.
— Мне кажется, не сильно влияет. Я думаю об этом перед сном. Темнота вызывает такие мысли.
— Ты говорил, что плохо спишь. Сколько времени у тебя уходит, чтобы уснуть?
— Раньше минут двадцать. Теперь час, иногда два. Бывают панические атаки, и я вовсе не могу заснуть.
— Ты не упоминал панические атаки, — сказала она тревожно, делая пометки.
— Они не вредны, — спокойно, почти наивно ответил он. — Мне просто страшно и хочется кричать. Будто током по всему телу. Похоже на то, когда снится падение, и тело вздрагивает.
— И как часто это происходит?
— По-разному, — с ноткой безразличия сказал он. — Раз в неделю, иногда раз в месяц. На прошлой неделе — трижды.
— И это тебя не тревожит? — удивилась Мэри.
— Думаю, нет. Это неприятно, но лишь симптом. Не будет страха — не будет и паники, верно?
— Пока не берусь судить.
Она заметила, как легко он говорит о страхе, хотя всё его тело выдавало напряжение.
— Лиам, я пытаюсь понять, что именно тебя тревожит. На первой встрече ты жаловался на зацикленность, на второй — на страх смерти. Теперь говоришь о панических атаках. Что именно тебя беспокоит?
Он слегка заулыбался.
— Я не знаю… Я правда не знаю. Всё время думаю о прошлом, и это беспокоит. Почему я не думаю о будущем? Среди всех страхов есть только один — страх смерти. Из-за этого у меня случаются панические атаки, но они меня мало волнуют… Я говорю правду!
— Интересно…
— Думаю, что меня беспокоит страх смерти.
— Тогда я постараюсь помочь тебе с этим. Танатофобия — так называется твой страх. Ты верующий человек?
— Нет, — смущённо сказал он. — Может, я бы и справился сам, но это замкнутый круг. Чтобы победить страх, нужно его понять. А как только начинаю думать о смерти — всё обостряется… — он вздрогнул.
— Я понимаю, — мягко сказала Мэри. — Попробуем дыхательные упражнения.
— Но ведь они уберут симптом, а не причину.
— Ты прав. Но это поможет контролировать страх и атаки.
— То есть лечим симптом, чтобы я мог справиться с причиной?
— Да. В медицине так часто делают: дают обезболивающее, чтобы начать лечение.
— Попробуем что-нибудь новенькое, — сказал он, устраиваясь поудобнее.
— Закрой глаза. Медленно вдыхай. Слушай дыхание. Сосредоточься.
Он начал вдыхать и продолжал пятнадцать секунд.
— Лиам! Выдыхай! Чередуй вдох и выдох. Спокойно. Плавно.
Две минуты они сидели с закрытыми глазами, дыша медленно и размеренно.
— Как долго мы будем так дышать? — спросил он с улыбкой, приоткрыв глаз.
— Сколько потребуется! Закрой глаза. Подумай о чём-то пугающем, но не о смерти.
— А если меня пугает только смерть? — снова улыбнулся он, играя.
Мэри удивлённо открыла глаза.
— Тогда просто продолжай дышать. Тебе нужно научиться сосредотачиваться на дыхании. Ты слышишь, как наполняются твои лёгкие? Как бьётся твоё сердце?
— Да… хотя и раньше это слышал, без упражнений… — посмеиваясь, ответил он.
Она напряглась. Он явно относился несерьёзно.
— Лиам! Открой глаза! Делай эти упражнения дома.
— Хорошо.
— Когда нахлынут мысли о смерти, сосредоточься на дыхании. Ты должен его услышать.
— Я постараюсь!
Сеанс закончился. Он поднялся, достал кошелёк, положил на столик несколько купюр.
— Со вторым днём рождения, — сказал он и ушёл.
На следующий день он бродил по парку, выбирая уединённые аллеи. Думал, мечтал, наблюдал редких прохожих, пытаясь разгадать секрет их спокойствия. Неделя пролетела в работе. Днём он выполнял задачи, вечером гулял домой под звёздами.
Во вторник снова сходил в участок и увидел тот же спектакль с обещаниями. Ещё через несколько дней — новая суббота. Он ждал сеанса с нетерпением. Пусть явных результатов ещё не было, но казалось, что становится чуть лучше.
Пунктуально выйдя в 12:30, он услышал голос хозяйки квартиры:
— Лиам! Лиам! Милок, ты на прогулку?
— Да, Бетти.
— О, наконец перестал называть меня миссис Джейн, — улыбнулась она. — Поможешь перенести цветы на веранду? Погода чудесная, не хочу, чтобы они чахли в квартире.
— Конечно, помогу, но не сейчас. У меня встреча.
— Тогда вечером? В шесть я ещё не сплю. Постучи, займёт немного времени.
— Да! Хорошо, миссис… — он прикусил губу. — Бетти. Обещаю.
— Миссис Бетти… — хихикнула она, уходя.
Он направился к психологу. Весеннее солнце грело, цветы наполняли воздух ароматом, птицы щебетали. На пороге дома он встретил Мэри — с двумя пакетами после магазина.
— Здравствуйте, — улыбнулся он. — Рад вас видеть! Чудесная погода, не правда ли?
— Здравствуй, Лиам! Да, погода замечательная, — ответила она, оглядываясь. — Может, проведём сеанс на свежем воздухе?
— Мне нравится эта идея, — улыбнулся он.
— Я только пакеты занесу.
— Давайте я помогу.
— Не надо, я оставлю их здесь, — сказала она, открывая дверь.
Оставив пакеты у входа и заперев дверь, они вышли в город.
Толпа спешила по делам, машины гудели на перекрёстках, воздух был полон смеха и запахов еды. Но они будто шли отдельно от всей этой суеты, разговаривая и слушая друг друга.
— Важно уметь останавливаться и наслаждаться простыми моментами, как этим, — сказала она.
— Полностью согласен. Иногда я останавливаюсь в парке и смотрю на звёзды. В тюрьме у меня не было ничего из прошлой жизни. Я долго думал, что дом далеко. А потом поднял голову — и увидел те же звёзды, что и дома.
*Ты помнишь эту встречу? Это первый раз, когда я тебя увидел, не мимолетно.*
Он подошёл к двери, мысленно прокручивая мысль о том, что яблоко от яблони недалеко падает, и ожидая увидеть некий образ, отдалённо напоминающий Мэри. Однако то, что он увидел, заставило его остановиться на мгновение.
Девушка — стройная и невысокая, примерно метр семьдесят — медленно переставляла одну ногу за другой, словно кошка, грациозно шагая по краю кровати. Светлые волосы изящно свисали чуть ниже плеч и колыхались в такт её движениям. На ней был лёгкий тёмный сарафан с узором, напоминавшим то ли звёзды, то ли цветы.
В руках она держала книгу и негромко бормотала себе под нос. Подойдя к краю, без малейшего колебания переступила на рядом стоящий стул, а затем, будто это и вовсе не что-то необычное, — взобралась на стол. Не глядя под ноги, она произнесла:
…и жизнь, до недавнего времени обманывавшая и обманутая, внезапно явилась во всей своей голой правде.
Слово «правде» она выдохнула с лёгкой горечью и бросила взгляд на парня, замершего у двери. На нём был светло-серый вязаный свитер, тёмно-синие джинсы и чёрные носки — будто он зашёл сюда прямо из дома, не успев придумать повод.
— Привет, — произнёс он с натянутой улыбкой, в которой слышалось лёгкое волнение.
— Привет! Что тебе нужно? — её взгляд быстро скользнул по нему сверху донизу, будто оценивая.
— Эм... — он растерянно моргнул, тщетно пытаясь подобрать слова. — Я... Я хотел познакомиться.
— Познакомиться? Со мной? — она приподняла уголок губ в насмешке и, легко опершись на край стола, перекинула ногу на ногу. — Жил себе, жил и вдруг решил: а пойду-ка я познакомлюсь с незнакомкой. Так? — поправляя края сарафана, продолжила она.
— Да! — он кивнул с неожиданной уверенностью.
— И это не потому, что тебя моя мама попросила?
— Нет! Я, кажется, видел тебя раньше, внизу. Ты пару раз прошла мимо.
— Хм… Я не помню, — её брови приподнялись, губы сложились в капризный «бантик». — Видимо, не запомнила, — добавила она уже с лёгким укором и снова внимательно изучила его.
— Я Лиам.
— А я Мика! Не Микаэла! — она легко соскользнула со стола и сделала шаг к нему. — Не Мишель и точно не Максим, — голос стал чуть жёстче. — Ми… Ка… — произнесла по слогам, заглянув в его чуть испуганные глаза и ткнув в него пальцем.
— Как мышка? — он тихо рассмеялся. — Приятно познакомиться! — добавил он, аккуратно обхватив её палец.
Услышав его слова, она тут же вспомнила своё детство. В те времена, знакомясь с другими детьми, она всегда настойчиво просила называть её Мика и никак иначе, добавляя: «Это легко запомнить, я Мика, почти как мышонок Микки».
Вблизи она выглядела потрясающе. Её губы напоминали нежные лепестки розы, а глаза... Они были не просто голубыми, а скорее смесью тёплого голубого и лёгкого зелёного. И хотя в тот момент она не улыбалась, очертания улыбки вырисовывались на её прекрасном лице.
— Ты мамин пациент? — спросила она, резко обернувшись, и её волосы скользнули по его щеке.
— Да, — он чуть отстранился. — Но я бы не хотел это обсуждать.
— Почему? Мне интересно… — её взгляд потемнел. — У тебя что-то вроде Эдипова комплекса?
— Что? — он нахмурился. — Нет, просто не хочу говорить!
— Тебя задело, что я сказала? Ты маменькин сыночек? — её губы сложились в вызывающую трубочку.
— Нет.
— О, так ты маменькин сыночек?! — она усмехнулась. — Признайся, ты здесь только потому, что не можешь справиться сам?
Он наблюдал за её попытками задеть его, и в этом было что-то забавное. Ему стало любопытно, как далеко она зайдёт.
— Ну же, расскажи мне! И помни, первый шаг — это признать проблему, — протянула она с нарочитой насмешкой.
— Нет! — он глубоко вдохнул. — Я плохо сплю, много думаю. Всё время о чём-то. Это мешает. Поэтому я обратился к твоей маме, — сказал он, чуть смутившись, но уже догадываясь, к чему она клонит.
— Я поняла, — она прищурилась. — Кто-то трогал твою штучку... и тебе не понравилось.
— И вновь мимо. Никто никакую штучку не трогал, — он улыбнулся.
Мика подошла к столику, взяла книгу и положила её на аккуратную стопку в углу. Комната, как и вся квартира, утопала в книгах, но здесь они были частью интерьера, а не следствием хаоса.
Комната была обставлена скромно: два шкафа с вещами, и от их изобилия дверцы не закрывались до конца. В углу стояла большая односпальная кровать. Справа от кровати находилось окно, под которым располагались стол и стул. Стул часто использовался как тумба для вещей, книг и чашек. Потёртый пол помнил частые перестановки, а обои, местами отставшие от стены, намекали на давность ремонта.
—Тебе нравится моя мама? — спросила она тихо, почти ласково.
— Да, она замечательный психолог, очень добрая и отзывчивая.
— Нет, — перебила она резко. — Я не об этом. Она тебе нравится как женщина?
— А? — он растерянно посмотрел на неё.
— Может, тебе нравятся женщины постарше, и поэтому ты всё время думаешь? — продолжала она, пристально смотря на него, словно на жертву. — Быть может, ты просто не встречал девушек своего возраста, — медленно подступая к нему. Он отступал, растерянно пытаясь понять, что происходит.
— Не встречал, — упершись в дверь, ответил он. — В смысле, нет, я встречал... я не думал об этом, — отвёл голову в сторону.
Она оказалась совсем близко, чувствуя его испуг. Встав на носочки, медленно потянулась к нему, как будто собиралась поцеловать… но он прытко нырнул в сторону.
— Что, я не в твоём вкусе? — поднимая брови, спросила она, натягивая сарафан так, что вот-вот оголятся груди. — Тебе нравятся только старушки? — наигранно прикусывая нижнюю губу, добавила она.
— Старушки... Старушки! Мне нужно идти, — сказал он, ухватив её за плечи, держа на расстоянии.
Он выскочил в коридор и в спешке натягивал обувь. Услышав шум, Мэри выглянула из кухни. Парень, бормоча «Простите», «До свидания», «Мне правда нужно бежать», почти бегом мчался к двери.