Расплата за ошибку

Часть 1

       Сергей Кожевников поднял голову и посмотрел на знакомое здание. Ну вот, он вроде бы как и дома, а в то же время и в госпитале.      

  – Ой, извините, пожалуйста, – мимо него прошмыгнула молоденькая медсестричка. Незнакомая, наверное, новенькая.      

 Сколько он не был здесь? Почти три года, многое изменилось. Вот и окна другие, клумбы горят осенними цветами, а кустарники перед корпусом уже краснеют. Сергей поднял сумку и уверенно зашёл в распахнувшиеся двери. Он свернул за угол и остановился перед кабинетом. Хм, всё возвращается на круги своя, как говорится. Недаром при выписке Женька сказал: «Не прощаюсь, всё равно рано или поздно встретимся». Кожевников вдохнул и постучал в дверь.      

  – Войдите, – раздался глухой голос друга.     

  – Разрешите, товарищ полковник?      

 Евгений Петрович Шторгин, врач-хирург, поднял голову от бумаг и внимательно осмотрел своего старинного пациента и друга. Так, стоит сам, видимых ран нет, улыбается. Значит, не всё так страшно.

  – Ну и где ты, Сергей Иванович, собираешься провести эти недели? – Шторгин откинулся на спинку кресла и вновь оценивающе оглядел Кожевникова. – Опять будешь мотаться туда-сюда из дома или всё-таки полежишь в отделении?      

 Кожевников аккуратно опустил сумку на пол, что не укрылось от взгляда хирурга, руку-то он берёг.

 – Пока побуду в отделении, если ты не против. – Шторгин хмыкнул и качнул головой. – А потом посмотрим. В любом случае, домой попасть надо бы. Хоть чихнуть там, что ли.      

 – Евгений Петрович, – дверь распахнулась и в кабинет вошла высокая темноволосая женщина в белоснежном халате. – Здравствуйте, – мимоходом кивнула она стоящему офицеру, – подпишите рапорта и требования в аптеку.     

  Кожевников оглянулся и подвинул стул, сел и прикрыл глаза. Устал. И рана-то пустяковая, но никак не заживёт. И болит, зараза. Шторгин что-то подписывал, мельком глядя на бумаги, а Кожевников сквозь опущенные ресницы смотрел на стоящую рядом с ним женщину. Красивая, молодая, ноги длинные, плечи широковаты, наверное, спортом серьёзно занимается, выносливая, наверное. С такой можно и…      

 – Ольга Иосиповна, будьте добры полковнику Кожевникову приготовить палату, думаю, двадцать вторая подойдёт. И предупредите Татьяну в перевязочной, что я сам посмотрю его. Минут через десять.      

 – Ясно, сделаем. Что-то еще?     

 – Да. Поменьше вопросов и побольше дела.     

 Женщина подняла брови и теперь уже внимательно пригляделась к сидящему Кожевникову, затем кивнула и быстро вышла.      

 – Кстати, к тебе это не имеет отношения, понятно? Поменьше дел мне тут, а художественный свист твой никто отменить не сможет. Девчонки у меня молоденькие, а ты уже в годах, тебе понятно? И не курить мне! Узнаю, выпишу на хер за нарушение больничного режима!      

 – Ты чего завёлся, Евгений Петрович? Я же ничего ещё не сказал и не сделал, а ты уже… – Кожевников поднялся и с усмешкой глянул на врача.      

  – Я тебя предупредил? Предупредил. А теперь иди в палату, потом сразу в перевязочную. Документы оставь, болезный, – Шторгин встал, обошёл стол и обнял Сергея, слегка похлопывая того по плечу. – Ну, здравствуй. Я рад видеть тебя живым, а раны твои мы быстро отремонтируем. Шуруй в палату и сразу на перевязку. Помнишь, где что?      

 Кожевников кивнул и вышел. Он шёл по знакомому коридору и замечал перемены. Многое изменилось, как-то светлее стало, картины появились, телевизор в холле, лёгкие шторы на окнах, мебель современная, а вот и его палата и… он успел поймать её, крепко прижав к себе, спасая от падения. Халат, шапочка на уровне его носа, аромат кофе и корицы.      

  – Осторожнее, девочка, – усмехнулся Сергей и замер, глядя в серые как у него глаза. Он слышал, что так бывает, но никогда не верил, что это может случиться с ним. Она не говорила ни слова, только смотрела, приоткрыв пухлые губы, а Кожевников вдруг увидел её под собой, стонущую и умоляющую о любви. Он сглотнул и разжал руки. Девушка сделал шаг назад и тихо прошептала:     

 – Спасибо, – затем быстро обошла его и скрылась с глаз, а Сергей всё стоял, глядя в никуда и пытаясь успокоить дыхание. Зря он приехал сюда, зря…     

***

  Сергей открыл глаза. За окном шумел дождь, дрожал фонарь, отблески света переливались на мокром стекле, деревья медленно раскачивались под порывами ветра. Сколько сейчас? Около двух? Кожевников встал и подошёл к окну. Он находился в этом госпитале уже вторую неделю. Кто бы мог подумать, что неглубокая рана задержит его здесь так надолго? И какое это счастье, что она всё никак не хотела закрываться. Иначе ему пришлось бы уехать и оставить эту девочку, чья улыбка лишала боевого офицера сил и заставляла угрюмо молчать, борясь с желанием сломать челюсть любому, кто посмел заигрывать с ней или говорить глупые комплименты. Дожил, Кожевников! Тебе тридцать шесть, а потерял голову от молоденькой восемнадцатилетней девочки по имени Наташенька!     

  Он сел на подоконник и уставился на дрожащие лужи. Скоро обратно… И так всё время, почти двадцать лет. А что в итоге? Сотни спасённых жизней и одна одинокая и искалеченная. Одиночка. Всегда и везде один.      

  Как хочется курить, но нельзя. Узнает Шторгин, опять орать будет. Кожевников прикрыл глаза и коснулся затылком холодного стекла. Что его разбудило? Почему не отпускает какое-то тревожное чувство? Надо выйти, посмотреть, что там происходит.     

Часть 2

  Кожевников открыл дверь и медленно шагнул вперёд. Дом. Как давно он здесь не был. Немного душно, видимо его соседка Лена опять забыла включить кондиционеры. Сергей повернул голову к окну, глядя на сверкающую гладь озера и ощущая какую-то грусть. Дом. Только хозяина почти не знает.

 – А чей это дом, Сергей Иванович? – раздался тихий голос Наташи.     

 – Мой, – спокойно ответил Кожевников. – А с сегодняшнего дня, если ты, конечно, не передумаешь увольняться, и твой.     

  Наташа недоверчиво посмотрела на него и переступила с ноги на ногу.      

 – Наталь, прости, я совсем забыл, что ты с ночного дежурства. Так, проходи, обживайся. Вот там ванная. Полотенца в шкафу. Ложись в любой комнате, что тебе понравится. Смотри, ключи я оставлю здесь, телефон таксиста Миши тоже. Запомни, теперь только с ним. Я поеду в госпиталь, переговорю с Ильёй и вернусь. А ты, малышка, ложись спать. Здесь тебя никто не тронет и не обидит. Кухня там, в холодильнике всегда есть продукты.      

 Он улыбнулся и вышел. Сейчас он поедет в госпиталь и узнает, кто такой занимательный поселил молоденькую красивую девочку в общежитие подонков, и о чём таком толковала ей эта Ольга. Или насилие над молодыми девочками и есть то самое, что ею обозначалось как «что ты теряешь?» Кожевников вышел во двор и огляделся. Этот дом и участок леса вокруг принадлежат ему уже пятнадцать лет, а он до сих пор чувствует себя тут гостем. Может, Наташа поможет ему стать хозяином? Хотя скоро он опять уедет, но девочка останется здесь жить. Только здесь, в безопасности и уюте.      

 Он выгнал машину из гаража, провёл ладонями по коже руля и вскоре отдался скорости и надёжности металлического друга.      

 Евгений Петрович смотрел исподлобья на Ольгу и ждал ответа. Она стояла, сжав кулаки в карманах халата, и молчала.      

 – Так я жду, Ольга Иосиповна. Ещё раз повторяю свой вопрос: кто отправил Наталию Пластову жить в то захолустье, когда у нас в общежитии есть свободные места? И почему я об этом не знаю?     

 – Это решил комендант, я тут ни при чём!       

 – Неужели? Вы как старшая сестра знаете, что в трудовом договоре написано, что все приглашённые на работу медицинские сёстры проживают на территории данного медицинского учреждения. Почему вы не доложили мне, что комендант вдруг решил этот вопрос таким образом? Вы знаете, что на Наталию Петровну сегодня было совершенно нападение?      

 Ольга вздрогнула и нервно сглотнула. Шторгин побарабанил пальцами по столу и строго проговорил:

 – Я буду поднимать вопрос перед командованием о наложении взыскания и понижении вас в должности. Можете идти.      

 – Но, Евгений Петрович, ведь ничего страшного не произошло! – Ольга сделала шаг к столу и удивлённо посмотрела на врача. – Вот если бы…      

 – Что вы хотите сказать? Что если бы Наташу сегодня изнасиловали, а возможно, и убили, тогда бы вы начали шевелиться?      

 – Да не убавилось бы от неё, – тихо пробурчала старшая медсестра, но тут же замолчала, глядя на носки своих туфель, а затем тихо прошептала: – И вы тоже не ангел.      

 Шторгин помолчал, прикусив губу, а потом тихо и спокойно сказал:      

 – Я жду ваш рапорт об увольнении по собственному желанию. Вопрос с комендантом будет решать командование. Вы свободны.      

 – А кому мне передать дела? – с усмешкой спросила Ольга, уверенная в своей незаменимости.      

 – Пластовой. Наталии Петровне. Ещё вопросы будут? Нет? Свободны!      

 Через час Ольга Иосиповна демонстративно сдала ключи и, громко хлопнув дверью, вышла из корпуса. Кожевников проследил за ней, сфотографировал её машину и тут же передал фотографии по сети, чтобы получить в ответ короткое «Понял». Теперь он точно знал, что данную машину уже не выпустят из внимания.      

 – Ты кого тут караулишь, Сергей Иванович? – голос Шторгина вернул Кожевникова назад в отделение.

 – Да так, Евгений Петрович, ты же знаешь, безопасность превыше всего.      

 – Ну да, ну да, особенно для тебя. Так, больной… нет, выздоровевший. Я тебя выписываю. Через два дня можешь забрать свои документы.      

 – Евгений Петрович, ты оформляй мне двухнедельный отпуск по болезни.      

 – Оба-на! – брови Шторгина взлетели вверх. – Я чего-то не знаю?      

 Сергей потёр лицо ладонями и тихо сказал:      

 – Мне Наташу устроить надо. Только потом в Управление.      

 Шторгин помолчал, пожевал губами, резко сунул кулаки в карманы белого халата.      

 – Серёж, ты с ней аккуратнее, ладно? Девочке и так досталось. А тут ты ещё со своими прибамбасами.      

 – Жень, кажется, я того… влюбился. Понимаю, что разница у нас с ней уму не поддаётся, и возраст, и расстояния, и её семья, наверное, будет не в восторге, а я…      

 – Расстояние… Разница в возрасте… они ничего не решают, Серёжа. И мнение родителей тоже. Всё решают люди и всё портят люди. Сами. Мы с тобой уже далеко не мальчики, а что имеем? Профессия, чужая боль, чужие проблемы, а где своё? А годы проходят, причём всё быстрее и быстрее. А мы боимся рискнуть, а надо просто поверить в себя. И ты попробуй, рискни. Верь в себя, люби, ничего не бойся, будь свободным, рискуй… Понимаешь, я тебе как врач скажу, жизнь такая штука, что вроде бы ты вот молодой, молодой, а потом бац – и конец… Оглядываешься и думаешь о том, как много всего не сделал, потому что боялся, стеснялся, струсил… А оказывается – не надо ничего бояться… Рискуй… Пусть даже ошибёшься… Это жизнь… И главное, конечно, любить… любить друг друга… Всегда, каждую минуту…