Расскажи мне, как правильно жить

Предисловие

Мы боимся своих желаний и потому зачастую отказываемся от них. Выбираем тот путь, который кажется нам безопасным, способным сублимировать всю нашу нерастраченную в желаемом направлении энергию. Но именно этот путь чаще всего оказывается ошибочным. Ведь убежать от своих желаний невозможно. Их можно подавлять. Но у этого процесса есть свой срок. И неизвестно, в какой момент и в какую форму выльется это подавленное желание. А также неизвестны последствия…

Пролог

«То, что мы говорим, ничто,

по сравнению с тем, что мы чувствуем»

Л.Н. Толстой

Рабочий день закончился, и я уже собиралась уходить, как в дверь кто-то робко постучал.

– Войдите, – откликнулась я.

Чья-то маленькая головка протиснулась в дверной проём. Длинные спутанные волосы падали на лицо, полностью закрывая его. Я подошла ближе.

– Кто вы?

Дверь распахнулась шире, и маленькая тонкая тень робкими шагами проникла в мой кабинет.

Это была девочка-подросток. На вид ей не больше четырнадцати. Она откинула волосы с лица и подняла голову. В её больших серых глазах читался испуг. Но вместе с тем я увидела искорки любопытства, промелькнувшие и тут же погасшие. Девочка застыла на одном месте, словно пригвождённая к полу, не смея пошевелиться. По всему видно, она ждала моего приглашения.

– Проходи. Садись, – я указала на кресло, в котором обычно принимаю своих пациентов.

И тут девочка заговорила. Её первыми словами были:

– А вы можете закрыть дверь? Я боюсь, что за мной придут и заберут отсюда.

Видимо, на лице моём отразилось недоумение. Тогда девочка пояснила:

– Моя мать. И отчим. Они следят за мной. Я боюсь их!

– Чего именно ты боишься? – я опустилась в кресло напротив неё. Жестом пригласила её сесть. Внимательно вгляделась в её лицо. В моей практике наблюдение играет огромную роль. Именно благодаря ему можно обнаружить гораздо больше, чем просто слушая, что говорит собеседник. Невербалика даёт много информации – конечно, тому, кто умеет её читать. И я училась этому много лет. На редких практикумах в университете (нас тогда заваливали теорией, считая, что это и есть тот самый фундамент, на котором строится профессионализм). На встречах с практикующими терапевтами, каждый из которых придерживался своей концепции и утверждал, что лишь она единственно правильная. Я училась через книги, написанные людьми, реально прошедшими школу логотерапии и «телески». Но больше всего я вынесла из собственной практики, когда реально начала работать. Когда поняла, что ошибки можно обернуть в свою сторону. И брать от них то, чего не найти нигде – опыт.

И сейчас, глядя на свою собеседницу, я ловила каждый её жест, знакомясь с внутренним миром и первым внешне выраженным страхом. Тем, который она готова была показать.

– Я боюсь, – говорила она, – что меня накажут. Что снова запрут меня в комнате. Отнимут телефон.

Глаза её бегали из стороны в сторону. Девочка не находила себе места. Я посмотрела на её руки. Они мелко дрожали. Тогда я сделала то, чего делать не следовало. Накрыла своей ладонью её руку и ласковым голосом произнесла:

– Не бойся. Здесь ты в безопасности.

Это была моя первая ошибка.

Глава первая. Начало конца

«Ошибка, которую допускало

девяносто девять процентов человечества,

заключалась в том, что люди стыдились

быть собой и лгали, выдавая себя за других»

Дж. Роулинг

Меня зовут Елена Евгеньевна Янковская. И я – довольно известный в своих кругах психотерапевт. Я не веду блогов и страниц в социальных сетях. У меня даже нет своего сайта. Дело в том, что мне это не нужно. Репутация уже давно работает на меня, и помогает ей в этом так называемое «сарафанное радио».

Когда я ровно десять лет назад начала свою профессиональную деятельность, то не представляла, как развернётся моё дело, каких масштабов достигнет. Окончив университет с «красным» дипломом, я три года провела в закрытой школе системы образования.

Как я там оказалась?

Да всё просто. Мне нужна была отметка в трудовой, что я прокачала свои скиллы по профессии, с тем, чтобы после этого пойти устроиться на более престижную должность.

О, эти милые юношеские мечты.

Когда преподаватели на лекциях в университете рассказывают нам о прелестях будущей профессиональной жизни, они кое-что забывают. И то ли сознательно это делают, чтобы не распугать студентов, то ли просто удаляют этот опыт из своей памяти как откровенно провальный. Но, так или иначе, «краснодипломный» выпускник, полный надежд на светлое будущее, очень быстро получает по лицу той самой реальностью и разворачивается на сто восемьдесят градусов. А дальше либо бежать, либо остаться. Я выбрала второе.

В договоре, который я подписывала, был пункт о том, какими компетенциями должен обладать педагог-психолог. Но ни слова о том, как эти компетенции будут прокачиваться. И если рисунки типа «Моя семья» или «Моя школа» у первоклашек, плюс анкетирование родителей на тему их ожиданий – это можно засчитать за пунктик личностного роста, то… я чего-то не понимаю.

Всё тело протестовало. У меня появились мигрени как сигнал того, что я занимаюсь не нужной мне ерундой. По вечерам я ловила тоску и ощущение безысходности (в двадцать пять лет). И даже пятничные посиделки в компании таких же, как я, молодых специалистов (а-ля тимбилдинг) не спасали. Каждый жаловался на жизнь и каждый боялся в этой жизни что-то поменять. А вдруг будет ещё хуже?

Неудивительно, что после этого появилось желание бросить профессию и уйти в совершенно новую сферу. Три года я не ощущала себя реализующейся. Три года не получала нужного мне отклика о своей работе. Всё, что мне полагалось, это благодарность одним коротким и сухим «спасибо» от вышестоящих плюс скудные премиальные почти ежемесячно. Ах, да, и та самая отметка в трудовой. Да ещё разворот альбомного листа с указанием, какие педагогические курсы я прошла и сколько лет они будут действительны (читай – сколько лет эта бумажка будет пылиться на полке, пока я не найду ей более ценное, вполне себе бытовое, правда, разовое применение).

Вконец размотав нервы, я нашла в себе силы признаться, что играть в героя бессмысленно. Не для того я провела в университете пять лет, чтобы затеряться среди толпы нищих и непризнанных энтузиастов. Не это мне было нужно. Я искала другого – той самой вершины пирамиды Маслоу, именуемой самоактуализацией.

На одной из лекций, организуемых городским психологическим центром (руководство нас обязало туда ходить), я познакомилась с интересной женщиной, практикующей психоанализ в течение длительного времени. Она была в тот день ведущей, и нам, как обычно, обещали нечто увлекательное и полезное. Однако с первых минут мне стало ясно, что речь пойдет о плюсах нашей работы и о том, как важно иметь хорошую внутреннюю мотивацию, чтобы добиться успеха.

Чушь.

Я слышала это сотни раз. В сто первый просто закрыла глаз и… уснула. А открывала их тогда, когда лектор повышал голос, чувствуя себя при этом солдатом на посту. Мне было скучно, и я каждые десять минут смотрела на часы, проверяя, сколько осталось до конца. А речь всё текла и текла скучнейшим пафосным тоном. И когда прозвучало (цитирую): «Я надеюсь, теперь вы достаточно замотивированы и пойдете работать с удвоенной энергией», я поняла, что мне пора отсюда валить. Это была та самая капля, переполнившая чашу моего терпения. И, не дождавшись финального аккорда и всплесков оваций от слушателей, я встала, невольно толкнув соседку и оставив след от каблука на её светлых колготках. Извинившись, я стала протискиваться к выходу через плотно сомкнутый ряд закинутых одна на другую ног с преданными собачьими взглядами их обладательниц внимающих лектору. Участвовать в этом абсурде и дальше тратить время я не хотела. Но именно тогда лектор обратила на меня внимание и назвала по имени. Я удивилась и, не дойдя пару метров до выхода, остановилась.

– Лекция окончена, – сообщила «психологиня». – Вопросы вы может направить организатору. Он перешлет их мне. На наиболее понравившиеся я отвечу. А теперь вы можете быть свободны. Кроме вас, – и её заинтересованный взгляд остановился на мне.

Так, сейчас будет отчитывать, подумала я первым делом. И приготовилась давать отпор.

Ничего подобного. Резким словесным ударом под дых она выбила из меня готовность к обороне.

– Предлагаю обменяться впечатлениями по поводу встречи, – это было сказано язвительно. – Заодно познакомимся поближе.

– Вы уверены, что мне это нужно?

Глава вторая. Девочка с глазами цвета неба

«Важно абсолютно всё в своей жизни

стремиться делать сразу на чистовик.

А не оправдывать себя тем,

что всё можно будет исправить

и переделать когда-нибудь потом»

Ю. Арсеньева «Побеждает любовь»

Она сидела в кресле напротив меня и чуть дрожала. В это время года ещё тепло и, выходя на улицу, верхнюю одежду можно не надевать. Я обычно беру с собой лёгкую шаль. И сейчас, посмотрев на девочку, мне захотелось помочь ей согреться. Я взяла шаль и протянула ей. Она посмотрела на меня недоумевающим взглядом, будто не понимая, что с этим можно сделать.

– Оденься, – предложила я. – Тебе холодно?

– Спасибо, – она поёжилась, но шали не взяла.

– Ты дрожишь, – сказала я.

Она кивнула.

– Мне страшно.

– Ты говорила. Боишься матери и отчима.

– Да. Они могут прийти сюда и забрать меня. А я не хочу идти с ними, – девочка подняла на меня свои огромные глаза, в которых читалась мольба, и спросила. – Можно я останусь с вами?

Стоп. Так дальше нельзя. Я вдруг вспомнила о принципах своей работы, которые уже несколько раз злостно нарушила благодаря внезапному появлению этой девочки. Но теперь пора возвращаться к реальности. Иначе я рискую остаться здесь надолго.

– Как твоё имя? – спросила я.

– Есения, – тихо сказала она и отвела в сторону взгляд. – Мне оно не нравится.

– Чем оно тебе не нравится?

– Некрасивое! И глупое! Так меня мама назвала. Я не хочу, чтобы у меня было её имя!

Она говорила это зло, бросая слова отрывисто, словно ругательства. Лицо её при этом выдавало гримасы, свидетельствующие вовсе не о страхе, а скорее, о другом чувстве, испытываемом ею. Глядя на такую реакцию, я бы предположила, что она ненавидит свою мать.

– Какое имя ты бы себе хотела? – спросила я.

– Не знаю… Может быть, Алина.

– Алина?

– Хотя бы так. Мне кажется, оно лучше звучит. Или… – она задумалась на мгновение, а потом выпалила. – Нет, пусть будет Есения!

– И так, я могу обращаться к тебе по имени – Есения? – уточнила я.

Это важный элемент перед началом психотерапии – уточнить у клиента, как его можно называть. Имя может отличаться от реального. Неважно. Главное – то, как он себя с этим именем ощущает. Как в детстве, когда мы брали игрушку, неосознанно олицетворяя себя с нею, и называли её понравившимся именем. Так и во взрослом возрасте, только уже на сеансе психотерапии. Принцип один и тот же.

– Да, можете, – девочка чуть склонила голову..

– Тогда скажи, Есения, что произошло? Ты ведь не просто так оказалась здесь.

– Я убежала от мамы, – быстро сказала она. – Я не могу больше с ней жить. Это невозможно!

– Что именно?

– Она меня бьёт! Унижает!.. Оскорбляет!.. Она… – Есения судорожно сглотнула. – Вы даже не представляете, что она делает!

– Нет, не представляю. Ты можешь об этом рассказать?

– Могу. Но не всё. Если она узнает, то убьёт меня.

Огромные глаза, бегающие из стороны в сторону. Руки, без конца теребящие подол платья. Она – один сплошной нерв, оголённый до предела. При этом выглядит Есения весьма прилично. На ней чистая, опрятная одежда, приобретённая явно не на рыночном развале. Красивые лакированные сапожки. Волосы растрёпаны, но это могло быть делом её рук. Кстати, руки у неё белые с изящным перламутровым маникюром. В ушах – серьги в виде звёздочек. И в целом она производит впечатление достаточно обеспеченной и ухоженной девочки, за внешним видом которой следят.

Мне не раз приходилось наблюдать подобное. Именно в таких, внешне благополучных семьях, чаще всего случаются подобные трагедии. Сколько я видела успешных, наделённых всеми благами цивилизации и отнюдь не обделённых интеллектом родителей, у которых дети выглядели словно затравленные звери. С огнём, горящим в испуганных глазах, смотрели они на этот мир, казавшийся им чересчур жестоким и нетерпимым к ним. Они не желали мириться с этим. Убегали из дома, воровали, затевали драки, и могли натворить всё, что угодно, лишь бы доказать своим мучителям, на что они могут быть способны. Только таким способом удавалось хотя бы на короткое время привлечь и удержать их внимание, ставшее драгоценным даром. Неважно, что могло последовать за этим. Побои, наказания, домашние аресты – они готовы всё стерпеть, лишь бы снова не остаться в тени. Лишь бы ощутить прикосновение близкого человека, утраченного давным-давно. Именно это зовётся зависимостью. И боль её страшна.

– Как ты узнала обо мне? – задала я вопрос, который задавала до неё всем своим клиентам. Пока насчёт Есении я не была уверена, что могу и её своей клиенткой назвать. Я не люблю работать с подростками. Они почти всегда убегают. Сначала от своих матерей, потом – от меня. Не выдерживают. Потому что всегда – одно и то же. По крайней мере, в их сознании. И тогда возвращаются к себе, чтобы снова почувствовать себя значимым. Пусть ненадолго. Психотерапевтов может быть много. Родная мать – одна. Её никто не заменит. А они почти все идут на сеанс, чтобы ту самую мать обрести. Как бы ни звучал их мотив первоначально, какие бы проблемы ни были названы, суть их одна и та же. Всегда «мне нужна мама». А я не мама, я психотерапевт. И когда они осознают это, то сбегают. Поэтому я выбираю взрослых. Им бежать зачастую некуда.

Глава третья. Удобные отношения

«Вы ведь любите говорить правду о других –

почему же не любите слышать правду о себе?»

М. Митчелл «Унесённые ветром»

Дом, в котором я живу, расположился недалеко от места моей работы. Это очень удобно, так как можно ходить пешком. А если пользоваться общественным транспортом, придётся затратить больше времени. Центр города почти всегда в пробках.

Мой маршрут проложен по прямой. И первое, что я встречаю на пути, это кофейня. Не помню случая, чтобы я не зашла в неё после работы. Здесь варят отличный цитрусовый раф. Несколько лет назад в городе впервые проводился Фестиваль кофейной культуры. И я, как истинный кофеинозависимый психоаналитик, воспользовалась этим, чтобы познакомиться с вариациями моих любимых напитков. Тогда же открыла для себя эту кофейню. Тогда же попробовала и навсегда полюбила цитрусовый раф.

На подходе к дому я сворачиваю в небольшой проулок. Таким образом, путешествие моё занимает всего пятнадцать минут. И за это время я успеваю поразмыслить о том, что произошло за день и вспомнить наиболее яркие события, впечатлившие меня, приправленные уютным кофейным ароматом позднего вечера.

В этот раз думала о Есении и её странном спутнике, назвавшемся отцом. В том, что он вряд ли может им быть, я почти не сомневалась. Есения говорила, что у неё есть отчим. Вот это больше похоже на правду. Слишком молод он для того, чтобы быть отцом семнадцатилетней девочки. Хотя вполне мог её удочерить, если родного отца нет. Но Есения об этом умолчала, а мне спрашивать не хотелось ровно до того момента, пока я не познакомилась с её отчимом и не увидела воочию, что он из себя представляет. Очень интересный тип и очень неоднозначный. Внешне – лоск с головы до ног. Отрепетированные жесты, безупречная мимика, пижонский стиль и безукоризненная до тошноты демонстративность. Конечно, времени для подробного осмотра мне не хватило, но первого впечатления уже достаточно, чтобы набросать его портрет. А девочка боится и появлению своего отчима явно не обрадовалась. Очевидно было, что он удерживал её силой. И если бы я чрезмерно прониклась этой историей (в которой для меня пока слишком много белых пятен), то могла бы вмешаться. Но делать этого не хотелось. Не представляю, какую роль я могу во всём этом сыграть. Я – психотерапевт, но я не педагог, не воспитатель и не работник социальной сферы. Моя позиция – сторонняя.

И всё же избавиться от мыслей об этой девочке я не могла и по дороге домой вспоминала её. Есения – красивое имя, и сама она красивая. Что прячется за этой красотой? Быть может, она говорит правду, и в родной семье ей и впрямь небезопасно? Если так, то что я могу для неё сделать? Обратиться в службу социальной защиты населения? Но у меня нет никаких доказательств неправомерного поведения её родственников, кроме слов этой девочки. А словам так просто не поверят. Я – могу, конечно, вытащить из Есении при следующей встрече больше информации. Присмотревшись к её интонациям, замечая паузы и то, какое значение фразам придает сам человек. Но…

Зачем это всё надо? Это не мой клиентский случай.

В квартире меня ждёт полосатый кот. Когда я только подхожу к двери, уже слышу его протяжное мяуканье. Скучает в одиночестве. Домашним животным нужно общение. Без него они начинают угасать. Я вхожу и первым делом наклоняюсь и глажу кота по спинке. Он довольно мурчит и трётся о мои ноги, требуя продолжения. Вот кто умеет быть искренним!

А потом навстречу выходит другой обитатель квартиры, тоже временами напоминающий кота – такой же ленивый, требующий к себе внимания, только гораздо больше размером. Мужчина, с которым я состою в отношениях. У него есть ключи от моей квартиры, и периодически он ночует со мной. Высокий, темноволосый, с красивыми зелёными глазами. Приятной наружности и относительно приятный изнутри. Дмитрий Антонов – несостоявшийся психотерапевт, а ныне – креативный менеджер одной известной рекламной компании. Встречает меня с улыбкой, в которой таится явное недовольство, вызванное моими частыми задержками на работе. Дима забывает о том, что сам порой увлекается делами компании настолько, что перестает следить за временем. Но его работа всегда на первом месте. Она ценится высоко! В отличие от моей, не настолько востребованной. Так, во всяком случае, Дима любит утверждать. Я с ним редко вступаю в спор. Мне хватает эмоций в рабочем пространстве. А дома я хочу отдохнуть. Поэтому первым делом интересуюсь:

– Ты приготовил что-нибудь на ужин? – и сбрасываю ставшие неудобными за весь день хождения в них туфли.

– Добрый вечер, – напоминает о правилах этикета мой кавалер. – Может, сначала обнимешь меня?

– Ты успел соскучиться? – скептически окидываю его взглядом и нарочно прохожу мимо. Диму это, конечно, разозлит, но меня такая реакция вполне устраивает. Иногда он бывает до занудства ровным. Так и хочется его расшевелить.

Он идёт за мной в ванную и наблюдает за тем, как я мою руки.

– Как дела на работе? – интересуется он. – Скольким людям успела сегодня мозг вынести?

– Ни одному! – торжествующе восклицаю я. – Представь себе, такое возможно.

– Поэтому ты решила оторваться дома.

Я ничего не говорю и прохожу на кухню. Замечаю кастрюлю, накрытую крышкой, на электрической плите. Рядом на столе в прозрачной стеклянной салатнице нарезанные кубиками овощи. На разделочной доске хлеб. Дима ждал меня.

Глава четвёртая. Самый плохой психотерапевт

«Когда человек вконец измучен,

он неожиданно обнаруживает в глубине

себя бездну весёлого цинизма»

П. Хёг «Смилла и её чувство снега»

Один из советов, который мне дала в своё время Милена, гласил: «Не приноси с собой на консультацию личные нерешённые проблемы. Иначе твоя психика выдаст столько проекций, что ты запутаешься в границах собственного контрпереноса. И что тогда делать твоему бедному клиенту, которого ты собственноручно загонишь в угол и задавишь своей нереализованной сексуальной энергией?»

Приверженица классического психоанализа Милена не может мыслить иначе, как ниже пояса. Но это не мешает ей видеть картину болезни пациента в целом, подмечая малейшие детали.

Я тогда посмеялась над ней, уверенно заявив, что «со мной такого не произойдёт». Я умею управлять своим эмоциональным состоянием во время сессии. И умею расставлять приоритеты, временно задвигая в дальний угол личные проблемы, оставляя их разбор и решение на потом. Как Скарлетт О`Хара, которая думала об этом завтра (персонаж романа М. Митчелл «Унесенные ветром – прим.автора).

Теперь Милена могла бы посмеяться надо мной. Или поплакать. Она на всё способна. В любом случае сегодня у неё могла бы быть уникальная возможность наблюдать мой провал. И тому было логичное объяснение.

Вчера вечером Дима собрал часть своих вещей и, вызвав такси, уехал, сказав на прощание, что «нам надо пожить отдельно какое-то время».

Мне хорошо известно, что означает это «какое-то время». Не в первый раз я с этим сталкиваюсь. И что-то мне подсказывает, что если я не пересмотрю свою позицию по отношению к мужчине как к явлению и процессу, то рискую вновь наступить на те же грабли.

Дима ушёл. Вещи остались, и это значит, что однажды он придёт за ними. Может быть тогда, когда меня не будет дома. Ключи у него пока есть. Отбирать их я не хочу. Но тот факт, что он принял это решение в одиночку, меня коробит. Я ведь привыкла, чтобы со мной во всём считались. Сверхконтроль, мама! Твой вечный, теперь живущий со мной. И никуда не денешься. Переписать этот сценарий начисто я пока не в силах. До этого нужно дозреть, а мне стремления не хватает. Поэтому Дима, увы, не был первым. И последним, боюсь, тоже не станет. По этому поводу Пикуль красиво сказал устами Екатерины Великой: «… не стал последним, зато станешь единственным!» (перефразированная цитата из романа В. Пикуля «Фаворит» -прим. автора).

Но и я не императрица отнюдь. Хотя, видимо, в его глазах мню себя таковой. Но это уже его проекция. Зачем мне в этом копаться? Ведь Дима по-прежнему не мой клиент.

Зато в очереди на прием меня ждут другие. И, переболев ночь, утром я, как обычно, отправилась на работу, прихватив по пути стаканчик любимого цитрусового рафа, который в этот раз почему-то горчил. Как мне объяснил бариста, секрет приготовления этого напитка в том, что не менее чем за 12 часов кожуру и цедру апельсина нужно замочить в воде комнатной температуры. И только после этого ингредиенты можно использовать при варке кофе.

Что ж, мою цедру, похоже, в воде передержали. Иначе как объяснить вкус горечи на губах? Только лишь эта причина.

Что касается клиентов, мне повезло. Сегодня не было критичных случаев. Клиенты попадались обыденные, истории их рядовые. Однако дистант мой был велик настолько, что я, взглянув бы на это со стороны, сказала, что «терапевт был выключен из процесса консультирования полностью». К такому терапевту я бы лично второй раз не пошла. Но клиенты пойдут. Они ослеплены своими проблемами и проекциями настолько, что сквозь них ничего другого разглядеть пока не способны. Тем лучше для меня.

Сегодня я побуду худшим психотерапевтом, какого знаю. Позволю себе это, раз другой вариант не работает.

На часах пятница и время едва перевалило за 18.00. Мне совершенно не хочется идти домой, потому что там нет Димы. И за весь день он ни разу не дал о себе знать. Я всё ещё ощущаю вкус горечи на губах и понимаю, что с этим надо срочно что-то делать. Беру телефон и звоню подруге, благо в них недостатка пока не испытываю.

– Привет, Ленок! – кричит мне в ухо Яна Светлая (фамилия настоящая). – Как ты вовремя! Я как раз думала о тебе.

– Вот как? – верилось с трудом, но я сдержала свой саркастический порыв. – И что же ты надумала?

– Что нам неплохо было бы встретиться и приятно провести время!

– Какая потрясающая идея! – почти искренне восторгаюсь я. – Зодиаки сошлись в этот день. Я думала о том же.

Вот и тот самый якорь, способный удержать меня на плаву. А чувствовать себя бревном опускающимся на дно, ужасно тяжело. Поэтому в срочном порядке завершаю рабочий день и иду домой, впервые за много месяцев, обходя стороной свою любимую кофейню.

Спустя полчаса я дома. Едва захлопнув входную дверь, с наслаждением скидываю одежду и туфли. Деловой костюм идеального психотерапевта будет невыгодно смотреться в каком-нибудь увеселительном заведении, которое я с моей светлой подругой намереваюсь в этот вечер посетить. Поэтому, отдав традиционную порцию внимания коту (единственному моему верному мужчине), я быстро иду в ванную, чтобы смыть с себя остатки сегодняшнего позора. Встаю под прохладные струи воды, и спустя несколько секунд остываю. Вот так лучше. Разгоряченный ум – плохой спутник особенно в вечер пятницы. Без сожаления готова его нокаутировать. Хотя бы до завтра. А там посмотрим, что будет.

Глава пятая. Что сокрыто под вуалью

«Другого человека понять всё равно невозможно –

именно потому что он другой,

он мыслит по-другому и чувствует по-другому,

а ты пытаешься понять его

при помощи своих мерок»»

А. Маринина «Седьмая жертва»

Да, это был он. Ещё мгновение – и я убедилась в том окончательно. Его точёный профиль, орлиный нос и сам он – словно высечен из камня. Настоящее скульптурное изваяние, сделанное, явно, не руками любителя, но мастера. На свете есть красивые мужчины, и Глеб Карамазов – один из них.

Когда он повернул голову в мою сторону и стал, слегка прищурясь, сосредоточенно ощупывать своим взглядом пространство, я поймала себя на мысли, что, возможно, хотела бы стать им замеченной.

Но только не здесь.

И в тот момент, когда Яна со смехом протянула мне очередную порцию горькой: «Между первой и второй…», этот мужчина остановил свой взгляд на мне. И застыл.

Я взяла рюмку машинально. Но смотрела сквозь неё. Туда, откуда пронзительные молнии глаз, искрящиеся голубым цветом, смотрели с нескрываемым интересом.

Он тоже меня узнал. И был удивлён, хотя и пытался держать маску хладнокровия на своём лице. Попробуй здесь меня обмануть! Ещё в висках не стучит молоточками, приправленная собственными переживаниями сердечная боль. И даже одна рюмка не способна подействовать. Я всё ещё помню, кто есть я. И – да, я не в своём офисе, на рабочем месте, но это совершенно не мешает мне мыслить хладнокровно.

Почти хладнокровно, ибо объект моего внимания вызывает смешанные чувства. Впрочем, любые взаимоотношения в этом мире строятся на основе эротических фантазий (снова вспоминаю Милену и её любимого Фрейда), а позже – привязанностей. Важно их как можно скорее сублимировать, иначе потом придется действовать жёсткими методами, то есть резать по-живому. Не хочу!

Я улыбнулась красиво. Прекрасно умею это делать. Потом слегка склонила голову в знак приветствия. И… вернулась к своей подруге. Знаков внимания с моей стороны достаточно. Дальше Ваш ход, господин Карамазов.

Яна что-то говорила. Я слушала её рассеянно, краем глаза наблюдая за Глебом. А он не спешил. И тогда я снова посмотрела в его сторону. Он, словно ощутив на себе мой заинтересованный взгляд, направил свой навстречу. И снова – грань сомнения между нами. Он обдумывал, как поступить. Я поняла, что так играться можно долго.

Всё решил случай.

Звон разбитого бокала и последующая за ним брань. Я невольно перевела взгляд. И натолкнулась на другие знакомые мне глаза. Серые, большие и испуганные, они смотрели так, словно боялись жить. И увидев меня, потянулись тут же, ища спасения.

– Это Вы! – закричали глаза. И руки безмолвные, просящие о помощи, вскинулись прямо ко мне.

Девочка бросила поднос, который держала, и буквально побежала ко мне. Я резко встала.

– Есения!

Не узнать её было невозможно.

Она остановилась буквально в двух шагах, не смея приблизиться. Она ждала моей реакции.

– Что ты тут делаешь? – спросила я.

И снова, снова совершила ошибку!

Теперь уже нет смысла их считать. Я ступила одной ногой на неверный путь. У меня ещё есть шанс сойти. Но девочка, просящая о помощи именно меня!.. Почему только именно меня?

Через весь зал к нам спешил её отчим. Теперь его уже ничто не останавливало. Он шёл за своей жертвой.

– Есения, идём!

Она отпрянула от него, глядя широко раскрытыми глазами. Неужели её глаза могут стать ещё больше? Стоит лишь поселиться в них страху. Он просто чудеса способен сотворить с тем, кем управляет! Но Есения…

Мне стало жаль её.

Я снова – плохой психотерапевт.

Даже здесь в такой обстановке под рюмкой водки не могу расслабиться. Так кто же я есть? Терапевт или женщина? Только что с вожделением смотрела на мужчину, а сейчас готова его растерзать, лишь бы он не приближался к этой девочке, не пугал её так сильно, как мог. И что такого может происходить между ними? Я теряюсь в догадках.

Вдруг меня осеняет. Девочка несовершеннолетняя в ночном клубе с подносом в руках! Она, что, здесь работает? Яна говорила что-то про стриптиз. Подросткам такое разрешается?

– Есения, идём со мной! – требовал Глеб. Голос звучал спокойно, и он явно сдерживал себя. Но Есения протестовала.

– Нет! – воскликнула она. – Я никуда с тобой не пойду!

– Есения, не глупи. Идём. Здесь тебе нечего делать.

– Ах, вот как? – она бросила на него ненавидящий взгляд. – Ты же сам меня сюда притащил! Теперь хочешь увести?

Меня словно током прошибло. Этот человек привёл сюда девочку-подростка? В заведение, где полно пьяных лиц, алкоголя, а на десерт подают тщательно упакованный в коробочку с розовым бантиком стриптиз? Сюда он привел свою, как он называет её, дочь?

– Ты говоришь правду, Есения? – спросила я, не удержавшись.

Глава шестая. Поединок

«– Нет, спорить я не люблю.

– Это хорошо.

– Но могу укусить»

Р. Валиуллин «В каждом молчании своя истерика

Я вернулась домой в отвратительном настроении. По дороге Яна предложила заехать в какой-нибудь круглосуточный супермаркет и взять что-нибудь «для согрева», но я наотрез отказалась. Мне хватило того, что было в клубе. Перед глазами стояла Есения, а рядом с ней – папаша-сутенёр. Я решила, что это самое подходящее для него название. Он прекрасно вписался бы в эту роль, если уже этого ни сделал. Так или иначе, то, что происходит в их семье, не поддаётся логическому осмыслению. И возникает вопрос: на кой чёрт мне, вообще, это понадобилось?

Тут же сама себе даю ответ. Если бы Есения не обратилась ко мне за помощью, всё могло быть иначе. Я даже не заметила бы в толпе пьяных разгулявшихся людей девочку-подростка, которой по определению там не место. Конечно, незнание не освобождает от ответственности. Но я прекрасно могла сделать вид, что ни при чём.

Нет, не могла. Мой вечный синдром Спасателя. Именно он привёл меня в эту профессию. Именно он толкает порой на безрассудные действия. Именно благодаря ему я не могу в полной мере обрести себя. Меня слишком много для других. И сидящей рядом со мной и болтающей без умолку подруге этого не понять. Как не понять всем тем, кто причастен к моей судьбе, и кто считает себя наделённым правом что-то в ней решать.

Я вернулась домой в холодную пустоту. Странно было бы ожидать чего-то другого. Стоило мне сесть в кресло, как на колени прыгнул кот. Единственная моя отрада. Смешно до слёз!.. Психотерапевт без личной терапии. Сапожник без сапог. Хотя поглаживание кота – это терапия своего рода. Но не достаточная для того, чтобы почувствовать себя нужной кому-то по-настоящему.

Когда зазвонил телефон, я первым делом подумала, что это Дима. Ну, кто ещё мог сделать это после двенадцати ночи?

Номер оказался незнакомым.

– Алло?

– Доброй ночи, Елена Евгеньевна, – услышала я приятный, вкрадчивый голос, принадлежавший мужчине. – Я надеюсь, вы уже дома?

– Кто вы и что хотите?

Голос усмехнулся.

– Значит, вы меня не узнали? Сомневаюсь. При ваших интеллектуальных способностях и довольно устойчивому вниманию плюс, наверняка, отличной памяти, вряд ли можно пропустить столь значимый момент.

Я похолодела. Кончено, голос был мне знаком. Но сама идея, что этот человек мог позвонить мне глубокой ночью, грубо вторгаясь в моё личное пространство, казалась абсурдной. Мы едва знакомы, причём обстоятельства, при которых нам довелось встречаться, мягко говоря, были сомнительными. И теперь вдруг он звонит мне на мобильный, хотя я не давала ему своего номера. Узнать его, конечно, не трудно. Для меня и рабочий и мобильный – одно и то же. Но клиенты знают точно, когда и в какое время можно звонить. А лучше не звонить вообще. Предпочитаю получать письма и отвечать на них тогда, когда мне это удобно. С теми же, кто консультируется у меня регулярно, договорённости особые. Звонить или писать только в том случае, если встречу надо отменить. При этом должны быть веские причины. Иначе могу заподозрить сопротивление. А с ним мы вместе с клиентом нещадно боремся. Если ему не удастся перейти эту грань, дальше терапия станет невозможной. Препятствия нужно преодолевать. Но вначале понять, откуда они пришли и для чего.

Препятствием для расслабления и погружения в сон на этот раз был телефонный звонок и тот, от кого он исходил.

– Если Вы, Елена Евгеньевна, запамятовали, то могу напомнить, – довольно нагло продолжал голос. – Глеб Карамазов. Так лучше?

– Нет, – отрезала я.

– В таком случае могу предложить встретиться очно и переговорить. В какое время вам будет удобно?

– Вряд ли я найду для вас время, Глеб… как Вас по отчеству?

– Просто Глеб. Имени вполне достаточно.

«Наглец», – подумала я.

– Ну, так что вы мне ответите, Елена… Елена?

– Евгеньевна, – поправила я.

– Мне, знаете ли, удобнее будет называть вас именно так.

– А мне, знаете ли, совсем не удобно. Клиенты обращаются ко мне по имени-отчеству.

– Но я не ваш клиент, – напомнил он.

– В таком случае, на каких основаниях вы хотите со мной встретиться? Я принимаю только клиентов в рабочее время.

– Понимаю. В таком случае предлагаю нерабочее время.

– А в нерабочее время я занята своими личными делами. И очень не люблю, когда посторонние лица пытаются помешать мне.

Мне не хотелось дольше продолжать этот разговор, и я сбросила вызов. Отвратительный Глеб Карамазов! То, что это тёмная личность, было понятно с первого взгляда. Не может такой идеально сложенный снаружи мужчина быть абсолютно благополучным внутри. Я, конечно, не рентген, но видеть могу многое. То, как он обращается со своей якобы «дочерью», наталкивает на определённые подозрения. И где, собственно, находится её мать? Почему допускает, чтобы её несовершеннолетняя дочь работала по ночам в каком-то клубе? Может, она не в курсе? В любом случае, это всё очень странно. И мне, по большому счёту, не пристало ломать над всем этим голову. Девочка обратилась ко мне – да. Но заниматься с ней терапией я могу только с согласия родителей. И ещё я всегда могу отказаться.