Рассвет над Греолом

1

Запах. Он первый добрался до моего сознания — удушающий, резкий, горький. Закашлялась, и острые иглы боли тут же полоснули грудь.Потом пришёл звук. Не резкий, а скорее вязкий, заунывно-тягучий — словно мир стонал натянутой струной, которая вот-вот порвётся. Я застонала миру в унисон, пытаясь подняться на локте, и тут же скривилась — правая рука не слушалась. Боль в плече была тупой, гулкой, отдающей в затылок.

— Что за?.. — прохрипела в пространство.

В ответ – лишь безмолвие: ни крика, ни плача, ни воя собак, ни грая воронов. Только я, саднящее плечо и это… нечто. Точнее, ничто.

Перед глазами бесновато плясали пятна. Сначала сквозь едкую пелену проступили тени, потом очень медленно обозначились формы. Обугленные балки, валуны, иссечённые чем-то тяжёлым. Ещё дальше — обвалившийся забор и чернеющие останки строений. На клочке земли, где не так давно, кажется, было какое-то поселение, теперь царил пепел. Он лежал толстым ковром, устилал всё вокруг, взлетал вверх, потревоженный ветром, и медленно, жутковато-торжественно парил вниз — будто прах времён оседал на всё живое.

Местность я не узнавала. А она - эта местность, между тем была странной. Да дикой она была! Дикой и чужой.

Попыталась вытянуть из головы последние фрагменты ясной памяти.

Так. Был вечер, я возвращалась домой. Метро, давка, нарастающий гул колёс разгоняющегося поезда, перекрывший голоса пассажиров. Потом вспышка. И... Ну, собственно, и всё. Ни тебе колоритной сказочной бабайки, по хлопку которой изменилась реальность. Ни таинственной и мрачной временной воронки, ни, на худой конец, сияющего мистическим светом портала.

Просто сперва я была там - в привычной суете будничной жизни, а теперь раз, и здесь - посреди незнакомых дотлевающих руин, не имеющих ничего общего с останками метро. Ну, если допустить катастрофу с поездом.

Снова попробовала подняться, но теперь подвела нога. Что-то нестерпимо резануло в лодыжке, заставив меня зашипеть и снова опуститься на землю. Нужно было отдышаться, быстро оценить обстановку и выбираться в безопасностное место. Потом разберусь, что за чертовщина творится. Потом, не сейчас.

Паника? Слёзы? Всё это было бы вполне объяснимо и даже логично. Но вместо них пришёл глухой, колючий инстинкт: «Выжить».

Ощупала себя. Правая рука оказалась стянута повязкой из какой-то грубой ткани, явно не стерильной, но грамотно наложенной. Кто-то перевязал покалеченную конечность? Плечо болело, но кость цела. Левая нога вроде в порядке. У правой — растяжение, но, скорее всего, без перелома. Одежда странная. Платье? Точно, платье, только допотопное, простое, с поясом.

- Одежда не моя… — сухо констатировал мозг.

Провела рукой по поясу — тонкому, кожаному с пряжкой. А за пряжкой... ножны?

Нож тоже оказался чужим — старым, тяжёлым, ухоженным и чеканно-элегантным (как благородный профиль чистокровного аристократа). Но с этой красивейшей и в прямом смысле убойной штукой сразу стало немного спокойнее. Как-то автоматически.

Не скажу, что я когда-нибудь была виртуозным метателем ножей и великим заклинателем клинков, однако худо-бедно с холодным оружием общаться умела. Без страха и с уважением. В общем, пораниться мне не грозило, глупо подставиться под приём-перехват противника – тоже. А в остальном…

Не знаю, смогла бы я когда-то реально ударить смертоносным лезвием живого человека? Упражнялись мы с друзьями исключительно из азартного спортивного интереса и для эдакой показной крутости. Проверять собственную решимость в практическом применении навыка совсем не хотелось. И всё-таки…

Как там утверждал знаменитый бандюган Аль Капоне: «Добрым словом и пистолетом вы можете добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом»? Смею настаивать, что данная аксиома применима к любому виду оружия.

Итак, повязка… Значит, кто-то пытался меня спасти? Кто? От чего? И где они те спасители теперь?

Слух и боковое зрение уловили движение, и я резко вскинула голову. Совсем рядом сквозь завесу дыма проступала тень. Силуэт. Здоровый такой - лошадь и всадник на ней...

***

Для того чтобы притвориться мёртвой или хотя бы обморочной, момент был упущен. Бежать или пытаться скрыться как-то ещё – тоже поздно, бессмысленно с повреждённой-то ногой, да и… я окинула быстрым взглядом пространство вокруг… некуда. А, между прочим, очень даже хотелось.

Скатиться, улизнуть в какую-нибудь щель и дождаться, когда этот жутковатый пришелец уйдёт.

Странно, наверное, было в моём бедственном, почти беспомощном положении стремиться избежать встречи с возможным спасителем. Да просто вёл он себя совсем не так, как обычно ведут себя спасатели в местах катастроф.

Если бы приближавшийся ко мне человек искал, целенаправленно обшаривал местность, звал живых – в общем, привлекал к себе внимание и громко извещал, что вот она – помощь пришла, я бы уже во всю силу слипшихся от копоти лёгких сипела: «Спасите-помогите».

Этот надвигался, как немая зловещая тень. Честное слово, больше всего потрясало и даже вгоняло в какую-то оторопь то, как именно проявлялся передо мной этот всадник. Как ступал по пепелищу его конь – смело, спокойно, без всякого пугливого ржания и всхрапов. Это, называется, чуткое животное в обстоятельствах творившегося вокруг дымного хаоса. Вышагивал себе грозно, уверенно, выбивая копытами облачка едкой пыли из опалённой земли.

То же самое можно было сказать и про его эпического седока. Мужчина был высокого роста и, я бы сказала, довольно могучей комплекции. С горделиво задранной головой и уверенным разворотом широких плеч, окутанных тяжёлым плащом.

Большего пока было не разглядеть, но и этого хватило, чтобы тихо икнуть и дожидаться приближения данного монумента «Посланник судного дня» с отчётливой тахикардией в груди. Ну жуть же?!

- Всё, караул, ко мне явился Всадник Апокалипсиса, — мелькнула в голове дурная мысль. Правда, тут же и пропала.

2

У меня с лошадьми отношения не сложились ещё с детства. Да и в этой непонятной реальности — судя по всему — тоже. Конь, на котором я тряслась уже минут десять, регулярно поворачивал голову и косился на меня с выражением едва сдерживаемого презрения. То фыркнет громко, то копытом землю ковырнёт. Будто намекал, зверюга, мол: «Слезай, девка, добром, пока я тебя не сожрал».

Я бы с удовольствием. Но, увы, ходить самостоятельно пока не могла: правая лодыжка всё ещё не гнулась и при каждом движении стреляла болью как током. Рука тоже давала о себе знать — перевязка была грубая, но кто бы её ни сделал (спасибо этому доброму человеку), он приложил достаточно усилий, чтобы я не истекла кровью.

— Похоже, он меня ненавидит, — процедила я сквозь зубы, стараясь не разучиться дышать от рези в плече.

— Кто? — буркнул Кайрен.

— Конь твой. Я ему явно не по душе.

— Ты пахнешь кровью, дымом и страхом. Сама бы себе понравилась?

Я хмыкнула. Чего уж, в словах незнакомца имелся резон. Не нужно было обращаться к зеркалу, чтобы понять, что выглядела я сейчас не лучшим образом. Волосы слиплись, платье провоняло гарью, на шее ожог, плюс толстый слой копоти в полный рост. Эдакая гостья из преисподней, клещом вцепившаяся в шкуру несчастного четвероногого.

Кайрен не добавил больше ни слова и вообще ничего не пояснял. А я и не спрашивала – старалась лишний раз не раздражать и без того жутко мрачного спутника.

Раз меня не добили на месте, значит, душегубом он не был. А судя по тому, что Кайрен вёл жеребца в поводу, а не пытался взгромоздиться на него за моей спиной, путь нам предстоял не слишком далёкий, скоро всё и так прояснится.

Мой спаситель просто вёл коня вперёд, будто я — всего лишь мешок, который нужно куда-то доставить. Подозреваю, именно так всё для него и обстояло. Он даже молчал столь выразительно, что по тону его недовольного сопения становилось понятно: мужик зол. Он хмурился и красноречиво похрустывал выдающейся челюстью, как человек, чьи планы только что беспардонно порушили без всякого на то дозволения.

Мы свернули с основного тракта и углубились в редкий лес. Ветки хлестали по плащу, воздух посвежел, потянуло сыростью, мир вокруг ожил красками и звуками. Где-то рядом вскрикнула птица — так пронзительно и жалостливо, что я вздрогнула. А конь снова пренебрежительно фыркнул на меня, как на болезную.

Вот же злодей! Даже захотелось ущипнуть гривастого от досады. Отчего-то вот эта высокомерная снисходительность животины сильно раздражала. Однако щипать его я, конечно, не стала. Всё-таки, несмотря на всю нашу взаимную антипатию, он меня терпеливо вёз. Я даже, наоборот, чуть-чуть ослабила хватку и легонько, аккуратно погладила исполина по гладкой шкурке. Мышца под моей ладонью коротко вздрогнула, правда, я так и не поняла: это гривастому понравилось или, наоборот, гордец попытался выразить своё «фи» на мою осторожную, робкую ласку.

— Ты не спросил, почему я боюсь лошадей, — неожиданно сообщила я.

Всё-таки совсем уж молчать так долго сейчас оказалось невмоготу. Нужно было что-то говорить. Иначе — снова хаос в голове, снова жуткие воспоминания, острее боль и осознание неизвестности.

— Просто мне это неинтересно, — не оборачиваясь, коротко бросил Кайрен.

— Отлично, — невозмутимо попыталась подобраться в седле я, отмахнувшись здоровой рукой от очередной ветки, летевшей прямо в лицо. - А я расскажу. Вот сейчас оказалась на твоём скакуне и вспомнила, как познакомилась с одним пони. Прям вспышка перед глазами: я — совсем ещё ребёнок и он — маленький, лохматый и, на первый взгляд, совсем безобидный. Так вот этот демон в шкуре карлика взял и тяпнул меня за бедро. Ни с того ни с сего. Я его даже не трогала.

В ответ – лишь молчание.

— До сих пор не люблю всё низкорослое. Даже табуретки. Вдруг они тоже агрессивные? – зачем-то ещё досадливо и, наверное, довольно глупо буркнула я.

А мой «подневольный» слушатель вдруг хмыкнул. Не знаю, можно ли было посчитать этот скупой смешок потеплением в наших отношениях? Но плечи парня немного расслабились. И, кстати, без своего плаща и коня он уже не казался таким уж монументальным громилой. Просто высокий молодой мужчина с отменно развитой мускулатурой, а вовсе не какой-нибудь тестостероновый квадратный бугай по прозвищу Бульдозер. И глаза его больше не мерцали чёрным огнём, оказавшись тёмно-серыми и замечательно выразительными.

Одежда Кайрена вполне соответствовала моему новому стилю - махровое средневековье до последней нитки и ремешка. Ко всему ещё этот то ли воин, то ли охотник, то ли вельможа на тайном задании был необычайно ловок и гибок. Скорее всего – последнее предположение могло быть максимально верным: уж больно породистыми у моего харизматичного спасителя оказались черты лица. Во всей его физиономии своей неидеальностью выделялась только горбинка великолепного тонкого носа с чуткими, как у зверя, ноздрями. Хотя... шут его знает, может быть эта горбинка как раз являлась родовой чертой и гордостью, по которой членов семьи признавали без лишних представлений.

Наблюдать за его бесшумными, скупо-выверенными и какими-то текучими движениями со спины было бы одно загляденье, если бы не пугающие до судорог обстоятельства, предшествовавшие, а теперь упрямо сопутствовавшие этой конной «прогулке».

Конечной точкой нашего движения оказался маленький лагерь на опушке редколесья. Когда мы до него добрались, солнце уже скатилось довольно низко к земле. Небо запылало красками заката.

Вокруг костра сидело трое мужчин. Все в одинаковых серых плащах, но меж собой абсолютно разные. Один — бородатый, с жутковатым косым шрамом через весь лоб, искривившим линию бровей мужчины в вечно угрожающую гримасу. Второй — лысый, с удивительно ясными и неожиданно добрыми глазами. Третий — молодой, едва ли старше Кайрена, с лицом, словно выточенным скульптором. Тоже наверняка из «голубых кровей»

Все дружно поднялись, когда Кайрен остановил коня.

3

Ставший густым лес задышал свежестью хвои и сырой земли. Конь шагал устало, но уверенно, безошибочно различая тропу, очевидно, хорошо известную и ему, и его хозяину. Как они оба не боялись, что гривастый переломает в темноте свои ноги, а заодно и наши шеи – непонятно. Я решила, что раз ничего изменить не могу, значит, сто́ит оставить этот риск на совести Кайрена с его жеребцом.

Где-то вдалеке, сквозь листву, слышались птичьи пересвисты и стук дятла. Всё вокруг убаюкивало, будто колыбельная из детства — и я всё-таки уснула прямо в седле.

Проснулась уже оттого, что гривастый остановился. Голова, прислонённая к плечу Кайрена, соскользнула, и я, рассеянно заморгав, резко выпрямилась.

— Где мы?.. — со сна хрипло спросила у спутника.

— Приехали. — голос Кайрена был спокойным, но со становившейся почти привычной усмешкой в интонации. — Добро пожаловать в лесные хоромы дедушки Эльтена.

Перед нами стояла избушка — не то, чтобы крошечная, но и не дворец: сруб из старых брёвен, крыша во мху, на завалинке поленница, до пугающего аккуратная. Почему-то внимание отдельно сразу зацепилось именно за эту деталь.

Рассвет ещё только занимался. Но в помощь пробуждавшемуся небесному светилу в огороженном крупными камнями кострище уже пылал огонь, позволяя довольно подробно рассмотреть окрестности.

Всё здесь было как-то успокаивающе мило, «по-домашнему». Окошки, увитые цветущим вьюнком, по-хозяйски заботливо подлатанное крыльцо. Возле двери — сушёные травы, связки… по-моему, чеснока, на пне — котелок с чем-то ароматным. Вокруг — огород, грядки, тщательно, к слову сказать, ухоженные. Лес отступал, оставляя посреди себя поляну — ровную и днём наверняка очень солнечную.

Сам лес — высокий, тёмный, но не зловещий. Скорее уютный, как обиталище старого философа или какой-нибудь ведьмы на пенсии.

Я с отчаянной цепкой въедливостью хваталась взглядом за любые подробности окружающего пейзажа, стараясь заранее сложить хоть какое-нибудь представление о человеке, живущем здесь. Том самом старике, у которого мне предстояло задержаться на какое-то время, отпущенное на выздоровление. Если, конечно, хозяин (со спорной репутацией даже в глазах собственного внука) не выгонит сразу такую бесполезную в хозяйстве развалину, какой я сейчас была.

Однако Кайрен, кажется, был вполне уверен, что «мой случай» как минимум заинтересует родственника. Оставалось надеяться на то, что он окажется прав. Признаться, мне здесь нравилось: уединение, тишина — подходящая обстановка и возможность спокойно оценить, разобрать по косточкам происходящее.

Дверь распахнулась до того, как мы успели сойти с коня. На пороге возник старик. Сгорбленный, седой, но в глазах его отчётливо полыхнула и тут же погасла искра. Была – и нет. А может быть, сей сомнительный спецэффект создало лишь моё разыгравшееся воображение или блик пламенеющего рядом костра.

В любом случае взгляд у деда был такой, что встроенным рентгеном сразу вымеряет человека от пяток до причин неоправданной гордости.

— Кого это ты, олух, притащил на мою голову? — спросил он, глядя на меня с прищуром.

- Та-ак, не лучшее начало для душевного знакомства, — поёжилась я вдруг пожелав прямо сейчас оказаться не перед Кайреном, а за его спиной.

— Гостью. Раненую. Надо бы подлатать, она из руин Ренмара, — довольно кратко, отрывисто сообщил Кайрен, ловко спрыгивая на землю.

— Из павшего Ренмара? — хмыкнул старик, подходя ближе. Он внимательно взглянул на меня, заметил, как я морщусь от боли, и без лишних слов подошёл к другому боку лошади. — Давай, девочка, опирайся. Поди, не дам упасть, если, конечно, ты вдруг не придумаешь свалиться в обморок.

— Не планирую такого, — буркнула я. — Просто тело немного затекло и забыло, что всё ещё живо.

— Значит, повезло. — Старик подхватил меня с неожиданной лёгкостью и обратился к Кайрену. — Сынок, напомни, как тебя зовут?

— Я твой внук, дед.

— Именно. А ведёшь себя, как посыльный, которому всучили про́клятый заказ. Заноси девушку, прежде чем она успеет обрасти мхом.

Изнутри избушка была тёплой. В нос пробирался запах трав, печного дымка и чего-то варёного — какой-то еды и плюс, возможно, чего-то лекарственного. Старик осторожно усадил меня на низкую лавку, положил на плечи старую, но чистую шаль.

— Ох, Кайрен, как был ты сухарь, таким и помрёшь. Как звать-то тебя, девонька? А то мой внучек, видишь чего, совсем этикетам не обучен, не помнит, что гостей по людски-то представлять надобно.

— Елена, — сообщила я, соображая, что ещё можно из вежливости добавить. — Спасибо, что приютили. И... у вас тут красиво.

— В отличие от моего внука, у тебя, гляжу, язык на месте. Уже хорошо. Давай, что ли, лечиться? А то повязка твоя — как будто её кролик лапами состряпал.

Кайрен фыркнул:

— Хорошая повязка. И вообще повезло, что хоть такую кто-то сделал.

— Повезло ей, что ты был в настроении кого-то спасать. Такое раз в столетие случается...

Пока они препирались, я осторожно оглядывалась по сторонам. Дом внутри оказался таким же, как снаружи — старым, уютным, пахнущим хвоей, сушёными травами, шерстью и… книгами. Мне этот запах был очень хорошо знаком. Слишком хорошо, чтобы я могла его с чем-то перепутать – старинная домашняя библиотека, передававшаяся потомкам из поколения в поколение, была достаточно приличной.

Трое моих братьев не очень-то увлекались разбором «допотопной макулатуры», как они дружно называли это настоящее родовое богатство. Предпочитали удобную «электронку». А вот мне сия благородная память времён была дорога. Знаете, есть что-то сакральное в том, чтобы взять в руки настоящую живую книгу, которую когда-то очень давно листала, бережно хранила и, смахивая пыль, ставила на полку, например, моя пра-пра-прабабка и полная тёзка Елена Александровна Плетнёва.

Так, ладно. Успеется ещё с воспоминаниями, сперва оглядеться, понять, на каком я свете, и каковы мои перспективы. Хотя бы ближайшие. Так вот, что опять захотелось отметить: книжный дух явственно витал в помещении так густо, будто я попала в древнюю библиотеку. Однако самих книг нигде не было видно. И это было подозрительно. Странно. Как если бы вы вошли в дом, где только что напарили, нажарили и напекли кучу всяких вышибающих слюну разносолов, а хозяева упорно делают вид, будто ничего вкусного в доме вовсе нет, накормить гостей буквально нечем.

4

Кайрен уехал, а мы со стариком остались.

И меня внутренне сразу окатило чувством неуверенности. Какого-то немного, прямо скажем, малодушного мандража. Чай, не к бабуле своей любимой в деревню в гости по-простому заявилась – к незнакомому пожилому человеку на руки обузой свалилась. С которым прямо сейчас безо всяких посредников (пусть даже таких мрачных и немногословных, как Кайрен) предстояло налаживать общение.

И вроде бы бег от первого ужаса пробуждения и догорающих пепелищ закончился, под ногами появилась хоть какая-то точка опоры, место и человек, готовые мне её дать… Но в то же время никак не отпускал вопрос: зачем это было надо старику? Мне-то понятно зачем. А ему? На альтруиста-бессребреника, привечавшего в доме каждого калечного бродягу, он явно не тянул.

Испытывая вполне объяснимую неловкость, попробовала исподволь ещё раз повнимательнее рассмотреть этого примечательного деда.

Внешне Эльтен действительно казался старым: морщины, возрастная истончённость кожи, сутулость плеч, густая седина в волосах… такая, не слишком белая, как у сказочных старцев, а самая обыкновенная – серо-желтоватая – всё на месте. Добавить сюда простоту изрядно поношенной одежды, и в целом деду можно было навскидку предположить от восьмидесяти до сотни лет.

Однако с этим обликом как-то слабо сочеталась сила, сохранившаяся в его теле. Я вспомнила, как легко руки Эльтена приподняли меня из седла, а ещё отменный порядок в доме, чистоту на грядках, уверенность движений хозяина лесной избы. Клюкой при ходьбе дед не пользовался, как и помощью работников. Ни одного человека в этом жилище, кроме нас двоих, больше не было. Значит, со всем вышеперечисленным он управлялся сам.

Но самое главное – живейший, даже азартный блеск в изрядно выцветших, ставших почти прозрачными глазах. В них наряду с ожидаемо степенной, всепонимающей мудростью нет-нет, да и проскакивал лукавый, какой-то бесшабашно-хулиганский огонёк неистребимого охотника за тайнами и приключениями.

— Держи. Пей.

Старик тем временем протянул мне кружку, из которой поднимался пар. Я чуть выровнялась на лавке, перевязанная рука тут же противно заныла.

- Что это? – принюхиваясь к запаху, я опасливо заглянула в чашку.

- Надо заняться твоей повязкой, дело, сама понимаешь, не из приятных, а ты вон, бедолага, еле дыхаешь. Гляжу, боль опять зашевелилась?

- Горит, зараза, как клеймо изуверское, — охотно поделилась я. – Нога тоже, конечно, стреляет при малейшем движении, распухла и смотрится чудовищно. Но там, уверена, обошлось без перелома, только растяжение, хоть и серьёзное. Кость точно цела. Однако повязку потуже сварганить не помешало бы, да задрать её... в смысле, ногу, куда повыше. Ещё компресс холодный хорошо помогает. Льда-то в лето, так понимаю, не найти, но лопух, замоченный в колодезной воде, тоже сойдёт. Только сперва, вы правы, лучше разобраться с плечом.

- Тогда глотай, иначе тяжко будет, — уверенно кивнул Эльтен, при этом как-то странно — внимательно, пронзительно заглянул мне в глаза, отвернулся и на несколько секунд «завис» в глубоком раздумье.

— Не снотворное? — с подозрением уточнила у своего лекаря, вспомнив зелье из фляжки Кайрена и опасаясь уснуть посреди «операции».

«Полный наркоз», может быть, и казался заманчивым решением, однако момент для потери контроля над ситуацией был совсем неподходящий.

— Только от боли, — хмыкнул дед, качнув головой. — Пей спокойно.

Отвар оказался горьким, с терпкой пряной нотой, но почти сразу внутри будто распустилось тепло. Боль отпускала, аж мышцы мелко задрожали от наступающего расслабления. Я медленно, с облегчением выдохнула и промокнула лежавшим рядом полотенцем испарину. Отметила оставшиеся на тряпице следы недотёртой грязи и вздохнула.

— Помыться, девонька, путём хочется? — он понимающе прищурился.

— Очень, — кивнула я, и сам мой голос прозвучал как благодарность. – Лучше бы сразу. Если можно. Иначе, боюсь, свежая повязка раскиснет.

Он ушёл, в соседнем помещении раздался стук ведра и шорох сбиваемых в печи углей. Очевидно, там располагалась кухня. Через какое-то время Эльтен вернулся.

- Пожалуй, что пора перебираться в комнату, — сообщил дед. И не без отчётливого ехидства пояснил:

- Отдам тебе ту, в которой обычно Кайрен с дружками останавливается. Пусть, охламон, теперь как хочет выкручивается – в ней жить будешь.

Не знаю, возможно, в этом довольно большом (по внешней оценке) доме просто не предусматривалось каких-то гостевых углов. Но у меня настойчиво складывалось впечатление, что оба моих благодетеля попутно благородной спасательной миссии активно использовали её, точнее, меня — как удобный повод досадить друг другу. Притом нисколько не стеснялись открыто об этом заявлять.

- Костыль бы ещё соорудить, — поморщилась я, оглядываясь вокруг в поисках хоть какой-то опоры, кроме деда, с готовностью подставившего своё плечо.

- Чего бормочешь? – повёл бровью тот.

Я повторила мысль про любую версию костыля, трости, клюки – чего угодно, лишь бы избавить Эльтена от необходимости таскать меня на своём горбу.

- Дело говоришь, — кивнул тот. – Я-то, как видишь, в свои лета всё ещё сам себе ходок отменный. А тебе, хвороба хромылястая, так и быть, сыщу рогатину покрепче.

И зыркнул эдак с блеском в оке, поддел, мол, девку молодую. Чтоб, значит, не раскисала. Но как-то так эта его подначка прозвучала... Уверена, если бы на плече деда сейчас висела не временно нетранспортабельная собственными силами я, а какой-нибудь действительный инвалид, он бы себе подобной шуточки ни за что не позволил. В общем, я не просто не обиделась, а не удержалась от смешка. За что в ответ получила одобрительную улыбку хозяина.

- Ну, располагайся, — Эльтен усадил меня на низкую кровать и широким жестом обвёл довольно вместительную (для одного обитателя) комнату. - Травы по углам не трожь, — строго наказал он. - Спать крепче будешь, и от насекомых спасение. Терпеть не могу кровососов.

5

Я была единственной девочкой и самым младшим ребёнком в многодетной семье, живущей в глухой провинции.

Мои братья росли дружной, крепко сбитой стаей. Бандой — по-другому эту сплочённую команду было трудно назвать. А никто, собственно, никак иначе и не называл.

- Банду мою не видали? — спрашивала, бывало, бабушка, разыскивая внуков к обеду.

- Ух, бандиты! — потрясала кулаками толстая соседка - тётка Клава, застукав пацанву на собственной яблоне.

- Банда, — абсолютно меланхолично пожимал широкими плечами участковый Павел Степаныч, провожая задумчивым, добрым взглядом мелькавшие по пыльной дороге пятки. И тут же сурово подбирался:

- А ты чего, Григорьевна, пары яблок сиротам зажилила?

Совсем-то сиротами мы, конечно, не были. Это уж участковый так — жалеючи... Но обстоятельства сложились таким образом, что позавидовать нам было действительно трудно. Во многом, кроме нашего братского духа.

Одним словом, я с раннего возраста участвовала во всех их проделках: лазила по деревьям, стреляла из самодельного лука, ставила капканы, дралась и училась спорить. Платья надевала лишь по требованию бабушки, да и то с видом «ненавистной повинности». Мама умерла рано, отец очень много работал. Так и росли — в условиях «самовоспитания».

И ещё, знаете, никогда, клянусь, ни разу за всё своё непутёвое разбойное детство я не услышала от братьев слов упрёка, отказа, желания отвязаться от мелюзги. Ну, что-нибудь вроде: «Она мелкая – с ней неинтересно», или «Ничего не умеет, будет только мешать». Эта троица всюду была вместе и всегда таскала меня за собой.

Мальчишки умели плести косички, знали, где раздобыть для сестры перекус (не всегда легальным путём) и как скрыть от любимой бабули следы наших совместных «преступлений».

Да-да, такие братья существуют, и это они – мои дорогие красавцы. В сердце защемила едкая тоска при воспоминании о семье. Потом мы, конечно, все выросли и обзавелись собственными жизнями. Но та – общая на четверых жизнь – научила меня всему самому важному, чего не дают никакие университеты. И навсегда сделалась «цементом» нашей крепкой, по-настоящему тёплой дружбы в наступившей взрослости.

В итоге я так и не научилась капризничать, умела перебинтовать разбитую коленку, не боялась темноты и считала, что, если не можешь починить велосипед — не заслуживаешь на нём кататься. Это воспитание сделало меня выносливой, по-мальчишески логичной, укоренило стойкую нелюбовь к шаблонам, презрение к фальши, выработало привычку не ныть, а искать решение… но, слава богу вроде не отбило чувство юмора.

Быть может, именно эти свойства натуры могли объяснить мою относительно ровную, по меньшей мере без истерик адаптацию к появившейся вдруг вокруг меня… «неправильной физике». Не знаю, как ещё можно было назвать приключившееся со мной нечто.

Открыв дверь комнаты, я обнаружила у косяка прислонённую к стене рогатину. Эльтен успел выполнить своё обещание подыскать мне, «хромылястой», какой-никакой костыль.

- Ничего так, крепенький, — негромко похвалила я, примеряясь к палке, венчавшейся удобной рогатиной. – Немного подрубить под рост, прилепить что-нибудь мягкое, чтобы не впивалось подмышкой и… "отцентрировать опору", — хмыкнула я, пытаясь воспринять себя с этой палкой, как единый подвижный механизм «на шарнирах». А по-простому, без заумных аллегорий, - наладить наше с костылём общее равновесие. Между прочим, без сноровки даже с этой простой и полезной штукой управляться, чтобы не заваливаться вокруг своей оси не так уж просто.

Когда доковыляла до просторной кухни, старик уже заканчивал кашеварить у печи.

— Садись, обедать будем.

- Спасибо за клюку, — в ответ поблагодарила я, чувствуя, как оголодавший организм каждой клеткой требует серьёзного такого, масштабного перекуса.

Еда оказалась простой — чем-то вроде мясного рагу с кореньями — но оно было таким восхитительным, что я едва удерживалась от того, чтобы не облизывать пальцы, объедая кости какой-то явно дикой животины, угодившей в дедов котелок.

Трапезничали в полной тишине, пока дело не дошло до «чая». Я сделала глоток — вкус напитка оказался терпким, насыщенным и очень приятным. Внутри стало ещё теплее.

— Можешь рассказать, как очутилась в поле, посреди мертвецов?

— Нет, — честно призналась я. - Не потому, что не хочу — не помню. Последнее, что видела: вспышка, звук… потом тьма.

Он посмотрел на меня, прищурился. И вдруг абсолютно неожиданно, резко, как опытный следак на допросе матёрого бандюгана выстрелил вопросом:

- Ты знаешь, что такое «перигелий»?

- Конечно, — опешила я, едва не поперхнувшись чаем (условно назовём это варево так). — Ближайшая точка орбиты к солнцу. — Я замолчала, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Итак, как, говоришь, звать-то тебя? — спросил он, не поднимая глаз от кружки.

— Елена.

— Полное имя…

— Елена Сергеевна, — не знаю, что дед хотел услышать, но это вырвалось у меня раньше, чем успела подумать.

Он уставился на меня поверх чаши.

— Как ты сказала?..

- Ну всё, теперь этот проницательный жук точно сдаст меня местным «органам», — только мелькнула обречённая мысль, как…

Дед выпрямился и хлопнул себя по коленям. Да так радостно, хлёстко и громко, что я вздрогнула всем телом и синхронно с этим жестом небывалого восторга хлопнула глазами.

— Хм. Слишком много совпадений. Подожди-ка.

Он вдруг вскочил и умчался в комнату, в которую меня ещё не приглашали. Дверь осталась распахнутой, и оттуда доносились звуки странной возни, шорохов и шелеста. Словно мой хозяин прямо сейчас рылся в куче свитков, сваленных в беспорядочную кучу. (Вот, оказывается, куда он спрятал от моих глаз своё богатство.) При этом бормотал себе под нос:

— Где же… где же… ага! Нет, не то… Ну здесь же был… Вот! – Эльтен вернулся к столу, сжимая в руке какой-то весьма древний пожелтевший свиток. - Смотри. — Он развернул находку передо мной.

6

- И что вы теперь станете делать? – пыталась дознаться у деда о своей дальнейшей судьбе. – Кто я для вас?

- А кем ты хочешь быть? – замерев передо мной, поинтересовался этот любитель провокационных, каверзных вопросов.

- Я хочу быть… — заглянула в прозрачные хитрые очи и совершенно искренне выдохнула первое, что пришло в голову:

- Живой.

- Хороший ответ, — хмыкнул тот. И улыбнулся:

- Не переживай, я тебя не выдам. Укрою здесь в лесу, пока не разберёмся с твоей историей. Такую диковину надо беречь. Ума не дам, как это мой внучок сумел разглядеть в тебе столь невозможно редкую находку?

- Мне кажется, он вряд ли догадался о моём эм-м... ненормальном происхождении, — не слишком уверенно, но настойчиво я перебирала поминутно наше короткое общение с Кайреном. Однако обнаружить в памяти хоть какой-то намёк на дедову прозорливость в молодом мужчине не могла. Да и молчала я почти всю дорогу.

- Скорее всего, так и есть, — согласился Эльтен. – И всё же имеется в нём особое чутьё на чудеса. Именно потому и удаётся ему – поверь, одному из очень немногих, находить тропы к хранилищам старых знаний. Нюх у него, понимаешь, на такие дела. Даже я таким похвастать уже не могу.

- Зато, что касается вашего слуха – не может не вызывать восторга, — буркнула я, припоминая, как старик волшебным образом умудрился расслышать моё тихое бормотание в «гостиной», находясь на кухне.

- Это да-а, — довольно задрал подбородок мой собеседник. – Так я ведь Хранитель, - как нечто известное любому самому желторотому юнцу, заявил он. - Хранителю положено иметь чуткое ухо и зоркий глаз на любого рода опасности. Иначе бы давно угодил под меч храмовников, и был бы у Эльтов совсем другой старейшина.

- Расскажете? – попросила я.

- Расскажу, — кивнул тот. – Но сперва сама давай подробнейше доложи о себе всё, что вспомнишь…

***

Иногда память приносит что-то светлое, будто на окраине сознания загорается очаг. И блик от него не резкий, не яркий, а как ночник в детской - тёплый и родной.

Вот и сейчас я словно опять сидела у окна, жуя духмяную хлебную корочку, пропитанную настоящим ароматным подсолнечным маслом и присыпанную сверху щепоткой соли – любимый «бутерброд» в исполнении бабули.

А перед глазами не лес и не стены этой странной избушки, а кухня. Наша. Та самая, в далёком деревенском доме. Запах блинов, старенький чайник с пищалкой-свистком, окошко, в которое мы восторженно пялились всей толпой во время грозы. Мне лет восемь. У Глеба пластырь на подбородке, он снова упал с турника. Андрей ковыряет вилкой в каше – она у бабушки была такой густой, что ложкой её есть было даже как-то неловко.

Стас переплетает мне косичку. Баба Маня ворчит — ласково, устало, но так привычно и уютно. А папа роняет газету и делает страшные глаза, чтобы мы замолчали. Никто, конечно, и не думает его послушаться.

Моя семья.

Они не позволяли мне расслабляться — но и никогда не давали упасть. Хитрюга Стас — заводила и главный генератор идей для наших хулиганских коллабораций.

Глеб — наоборот, был воплощением невозмутимого и непоколебимо уверенного в своей «броне» танка: прямолинейный, сильный, он мог унести меня с детской площадки на плече, если я слишком увлекалась «разбором полётов» со сверстниками. А потом запереть в шкафу… спасая от родительского наказания.

А Андрей… Он был мостиком между нами всеми. Умный, наблюдательный и единственный, кто по-настоящему внимательно слушал каждого – даже мои девчоночьи наивные рассуждения.

И теперь мне казалось, что только с ними я была самой настоящей собой. Без страховочных «социальных фильтров» и в принципе без страхов. И может быть, всё, что случилось потом, — просто длинная дорога от той кухни до этого леса?

Я помню, как взрослела — слишком быстро. Умерла бабуля, папа справлялся с очередной потерей тяжело и в какой-то момент стал предпочитать любому обществу одиночество. Мы пытались быть рядом, но он лишь молчаливо улыбался с видом человека, которому всё это не нужно.

Стас ушёл в военное дело, Глеб умотал работать на север. Андрей — учиться в другой город. Мы всё равно оставались на связи, но вдруг возникло чувство, словно я осталась одна, как будто кусок мозаики, который больше никуда не подходил. Все уехали, выросли, стали самодостаточны. А я будто застыла в переходе. Вечер, лестничная клетка, запах пыли от ступеней, звон ключей — и пустота.

Конечно, в моей жизни были отношения. Когда я уже осознанно и с больши́м удовольствием добровольно перелезла из «пацанских штанов» в интересные платья. Несколько раз я пыталась, честно.

И каждый из тех мужчин был... не тем. Не то чтобы хуже убойно великолепного тройного примера перед глазами, нет. Просто не мои. Они не улыбались, когда случалась какая-то неловкость, чтобы перевести её в безобидную, лёгкую шутку. Не спорили из принципа, чтобы потом признать: «Ладно, ты была права». Они были правильными, но такими далёкими. Похожими на людей, которые читают инструкции, прежде чем дотронуться до тебя. И как будто даже не замечали, когда я действительно «падала». Наверное, в том была и моя вина.

И всё же мне хотелось не инструкций. Хотелось быть понятой без слов. Ага, прямо вот так, как кому-то может показаться, с нахальной претензией на эксклюзивную эмпатическую связь с избранником. Я ведь уже точно знала, что такое между людьми возможно.

А ещё — не тащить на себе всю эмоциональную работу. Я устала постоянно оставаться сильной и гибкой. Устала быть непременно разумной и сдержанной - взрослой в любых ситуациях. Потому в какой-то момент просто… перестала подстраиваться, пытаться найти в своих спутниках то, чего в них не было, и подтягивать их образ до того, что рисовало сердце.

В конце концов, они все тоже хотели оставаться именно собой. Никто не виноват, что мы друг другу не подходили.

И люди - не безропотные куклы, которые можно безнаказанно "усовершенствовать" психологическими манипуляциями или, например, даже фантастической инженерной мыслью, как механизмы на моей любимой работе.

7

В голове вертелось множество вопросов, однако ответы на них вряд ли стоило надеяться получить прямо сегодня, тем более если мне хотелось максимальной степени правдивости и точности. Но один из них — особенно настырный, можно было прояснить уже сейчас:

— А вы… кто вы вообще, Эльтен? Почему живёте здесь, в лесу, один, как отшельник? — своим любопытством я, хвала всем богам, остановила непередаваемо бурный вихрь эмоций старика. Признаться, от его шумного кружения по комнате с эпицентром «воронки» в районе меня, в моих глазах уже появилась какая-то лёгкая… расфокусированность. В этот момент дед застыл на месте, и мы дружно прищурили друг на друга по правому оку. - Вы ведь не просто отшельник, да?

Он приземлился на стул напротив, сложил локти на стол, опустил голову и поднял на меня взгляд, как будто посмотрел поверх несуществующих очков, что невидимо сидели на его носу. И в этом взгляде сверкал лукавый блеск. Надо сказать, эдак весьма интригующе сверкал.

— А что дало тебе повод так думать? — усмехнулся он, поднимая обеими руками свою кружку и прихлёбывая почти остывший отвар.

— Ну… Всё. Уж как-то слишком хорошо вы здесь устроены. И… о-очень кхм… наблюдательны. Даже если не брать в расчёт книги и то немногое, что о вас успел рассказать Кайрен — вы не похожи на обычного старика из леса.

Он помолчал, отставил чай, шумно втянул носом запах какого-то печёного корня, что доготавливался в печке, и, наконец, сказал:

— Я глава рода Эльт. Один из пяти самых богатых и могущественных вольных баронов Морского Кольца. Когда-то под моим мечом вставали сотни воинов, а в моём замке живёт большая семья из множества поколений.

Я замерла, приоткрыв рот — причём, скорее, недоверчиво, чем восторженно. Ну как-то не вязался весь внешний облик деда… как минимум с богатством. Из перечисленных характеристик смело на веру возможно было принять разве что титул старейшины. Возраст Эльтена и в самом деле внушал уважение, хоть до сих пор никак не поддавался точному определению.

Собеседник, считывая с моего лица смену противоречивых размышлений, в основе которых явственно читался… ну такой ощутимый здоровый скепсис, только усмехнулся ещё шире.

— Что, не веришь? – скорее констатировал, чем спросил дед.

— Но почему вы здесь? Один, без охраны, без прислуги? – как можно деликатнее поинтересовалась я, стараясь стереть с лица слишком уж прущие из меня сомнения.

— Потому что мне не нужно ни то ни другое, — спокойно ответил он. — Дети выросли — внуков вон уже учат править землями. А мне... Мне давно неинтересно сидеть в зале совета и слушать, как одни лорды ссорятся с другими за торговый путь или свадебный союз. Меня всегда больше тянуло к запретному. К древним тайнам. К тому, что забыто. Поэтому, как только смог, передал управление старшему сыну и уехал.

Он махнул рукой в сторону двери, ведущей в соседнюю комнату, заваленную письменами всех форматов.

— Там — настоящее богатство. Старые манускрипты, свидетельства времён до великой беды – падения мира. Их нельзя держать в замке: слишком много людей, а значит, и рисков. И слишком близки жадные руки, что считают ценность знаний в монетах, а не в истине и пользе, которую они несут.

— Значит, вы здесь... прячетесь? — уточнила я.

Он хмыкнул:

— Не прячусь. Собираю, расшифровываю, изучаю, охраняю. Такова миссия хранителей, — с высочайшим достоинством пояснил дед.

— Тогда почему... — я запнулась, выбирая слова, — почему у вас там такой бардак? Если уж это главное дело вашей жизни.

Он закатил к потолку взгляд, сделал сокрушённое лицо и следом, кажется, едва не расхохотался, осознав, какой действительно несуразицей должны были казаться мне его одухотворённые слова и картина полного бедлама, увиденная в комнате:

— Потому что я всё вытащил наверх. Из-за плесени. Плесень завелась в нижнем хранилище. Пришлось всё перетаскивать, просушивать, пересматривать. Едва начал — и тут тебя Кайрен приволок. Так что этот хаос — твоя вина.

— Моя? — смущённо поджала губы я.

— А то чья же ещё? – с ласковой, вовсе не обидной, шутливо-притворной укоризной «попенял» мне Эльтен. - Пришлось оставить всё как есть, чтобы заняться тобой. А теперь вот сижу рядом, болтаю и разглядываю, как ты тихонько переводишь надписи на древнем языке, думая, что я этого не замечаю.

Я неожиданно вспыхнула, только сейчас осознав, что краем глаза, незаметно для себя действительно пыталась всматриваться в строки на страницах книги, так и оставшейся лежать на столе открытой. И даже что-то понимала из написанного в ней. Точнее сказать, сами-то буквы легко складывались в слова, а вот их конкретный смысл уже не совсем получалось распознать безошибочно.

Старик посмотрел на меня мягко и серьёзно.

— Всё не просто так, девонька. Я старик, но всё ещё в крепком разуме. Ты здесь не случайно. А если уж судьба свела нас в этом доме, значит, и мне, и тебе предстоит понять что-то важное.

Я смотрела на него, не зная, что сказать.

А он допил отвар и подмигнул.

— А теперь марш спать.

Спать?! Какое такое «спать»?! Я же ещё почти ничего не спросила! Однако, несмотря на весь этот бунтарский спич души, тело как-то странно послушно отреагировало на прозвучавшее «кодовое слово». Я действительно очень устала: и физически, и эмоционально. Если организм ещё как-то держался в вертикальном положении – то исключительно на догорающем в крови адреналине.

Я отмылась, получила еду, тепло, душевный разговор. Немного выплеснулась сама, узнала кое-что важное. Но самое главное – обрела убежище, которое внушало чувство безопасности. Спустя буквально минуту мои веки отяжелели так, что угроза отключиться прямо на этой лавке за столом практически стала реальностью.

И я, кстати, не думала, что всему виной – указание Эльтена. Просто включился защитный рефлекс — протест измождённого организма против затяжного и в полном смысле всестороннего насилия. По крайней мере, это было логично.

8

— И что… всё исчезло? — прошептала я.

— Почти. — Эльтен кивнул. — Города стёрлись с лица земли. Созданное наукой разрушилось. «Энергия», дарующая свет, перестала быть доступной, как и люди, что могли с ней обращаться. Земля покрылась пеплом. Много, много долгих лет выжившие прятались по пещерам, голодали, ели траву и мышей. Умирали от холода, яда и отчаяния. Только единицы уцелели. Те, что начали всё заново.

Он опустил взгляд в чашку, выдувая пар.

— Им больше не нужны были знания. Им нужно было чудо. Им нужен был смысл.

— Религия, — догадалась я.

Он вновь посмотрел на меня.

— Да. Так к почти безраздельной власти пришла церковь. Слово стало сильнее клинка. Храмовники — сильнее прежних лордов. Люди поверили: Падение — это кара богов за гордыню. За то, что человечество поднялось слишком высоко. За то, что захотело стать равным Творцам.

— Но это же…

— Глупо? — хмыкнул он. — С точки зрения прежних людей — да. Но для тех, кто ел корень вырывая его голыми руками из грязи и молился, чтобы дождь не был ядовитым, вера была спасением. Церковь пришла как утешение. А потом — как власть.

Он встал, подошёл к полке, вытащил книгу, обтянутую в грубую кожу, и вернулся, аккуратно передавая её мне.

— А знания? — спросила я, принимая книгу.

— Под запретом. Всё, что хоть как-то связано с наукой, старым языком, древними формулами — карается. Кострами, тюрьмами, безумством пыточных подземелий. Люди должны бояться книг. Они должны верить, что любые письмена — искушение дьявола, искра Падения. Потому как храмовникам нужны не умные, а послушные. Невежество — их щит и меч, дарующие власть и богатство.

— А вы?

Он сел обратно. Его лицо было спокойным, но внутри старика что-то дрогнуло. И я это почувствовала.

— Я из рода, что собирает по крупицам истинную память прошлого. У нас есть вот такие неприметные жилища с тайниками, в которых бережно укрыты библиотеки древностей. Мы — Хранители. И мы – вне закона.

— Но почему? Зачем всё это скрывать? Ведь наверняка в ваших фолиантах хранится то, что может подарить людям множество открытий, идей, полезных технологий, облегчающих жизнь… — я даже рукой здоровой принялась эмоционально махать, выражая своё активное несогласие с позициями властей, усложняющих народу жизнь. Лишающих права на прогресс и развитие.

— Потому что страхом управлять легче всего. — Он посмотрел на меня пристально. — И ты, похоже, это хорошо знаешь. В твоих глазах — словно память мира, которого больше нет. И если ты здесь — значит, у тебя тоже будет выбор.

— Какой?

Он не ответил сразу. Только тихо сказал:

— Либо спрятаться. Либо помочь нам снова вспомнить, кто мы есть.

Честное слово, это, конечно, лестно, когда тебе заранее выдают вот такой, ничем пока не заслуженный лимит доверия. Но… даже интересно стало, как именно дед представлял назначенную им для меня миссию?

Нет, я, конечно, много чего знала и умела по части эволюционных технологий. Но не была каким-то фантастическим гением.

В какой-то момент даже мелькнула странная, но довольно занимательная мыслишка, заставившая невольно улыбнуться и хмыкнуть. О том, что гении с моей Земли нужны были самой Земле. А этой реальности сверх головы было достаточно и моего уровня подкованности в обсуждаемом вопросе.

Вот потому и «определили» сюда не какого-нибудь запредельного вундеркинда с замашками и обоснованной претензией на титул бога от инженерных наук, а просто женщину с искренней любовью к техническим изобретениям.

Вот, кстати! Женщина! Наверняка у девочек здесь должны быть сильно ущемлены права по гендерному разделению.

Но даже если зажмуриться на этот факт… Со слов самого же старика выходило, что стоит мне хоть что-нибудь сваять из неизвестного здесь механического арсенала и пустить на пользу людям, как тут же налетят храмовники и поволокут на костёр, предварительно вдоволь потыкав в моё новое, однако и без того нездоровое тело какими-нибудь гадкими раскалёнными предметами.

С другой стороны, Эльтен уже чёртову кучу лет подпольно занимался запретной деятельностью, но до сих пор жив и даже поразительно бодр. Как-то умудрялся сохранять своё инкогнито и здоровую целостность организма.

Но, опять же, он только изучал, ничего не применяя на практике. Библиотека надёжно упрятана, а объективных «вещественных доказательств» — реальных сложных объектов, подтверждавших величие и пользу науки прошлого, нигде не наблюдалось. А значит, и предъявить Эльтену на сегодняшний день было нечего.

Но, похоже, такое положение деда как раз и угнетало. Нет, не то, что храмовники до сих пор не явились по его душу, чтобы выжать её из старческой груди и отправить в свободный полёт на дружескую встречу с упомянутыми предками. А то, что весь его опасный кропотливый труд до сих пор ограничивался лишь сортировкой и сбережением находок. Их накопилось немало, ну а воз прогресса, как говорится, и поныне оставался там, где застрял десятилетия назад.

Некому было собрать всё это в кучу, да и жахнуть уже наукой по дремучему невежеству этого мира, застрявшего в эволюционном плане где-то на уровне ребёнка, который ходить, есть и пить научился, а думать ему запретили. Ещё и наказывают за ослушание.

Вот и смотрел на меня сейчас Эльтен с какой-то затаённой, восторженной и до той степени жадной, острой, пылкой, уверенной надеждой, что так и тянуло оглянуться и проверить: это точно ко мне?

И только я собралась огласить вслух назревший вопрос, как…

Со стороны кухни, по-моему, из-под печки с оглушительным чихом вылетел серо-коричневый пушистый ком.

— Ой, да чтоб тебя, Пикш! — воскликнул Эльтен, вскакивая с лавки. — Сколько раз я говорил: не нюхай грибные настойки!

Ком врезался в ножку стола, отпружинил и, клацая коготками, с разбегу влез мне на колени. Я оторопело развела руки, пытаясь понять, кто имел нахальство столь бесцеремонно оккупировать мои конечности, и едва удержалась, чтобы не расхохотаться.

9

Появление Пикша прервало наш важный разговор с Эльтеном, который мне не терпелось продолжить. Очень хотелось получить хоть какие-то основные знания о мире, в котором предстояло обживаться. Чуяло сердце, что не всё здесь устроено абсолютно таким же образом, как в моём родном мире.

Однако продолжить беседу с Эльтеном нам снова помешали. Правда, с большой пользой для меня же, так что жаловаться было грех.

Вслед за знакомством с дедовым полудомашним питомцем лесную избу навестила, как я поняла, старинная знакомица деда, которая дважды в неделю приходила к нему – приносила кое-что из еды, вроде яиц, сметанки, масла, и полезные новости.

Никакой полезной живности, которую обычно содержат при доме для собственного прокорма, я во дворе старика не заметила. Эльтен на это пояснил, что при его образе жизни никакие курочки-цыплята, Хавроньи и Бурёнки в его хозяйстве выжить шансов не имеют. Животновод из него такой себе, да и кормить-ухаживать за подобным зверинцем требуется каждый день. А у Хранителя на то времени нет — рукописи зовут и требуют массу времени на изучение.

К тому же в любой момент обстоятельства могли вынудить его вернуться в замок. Или случалось, что деду приходилось по нескольку дней отлучаться из своего убежища, чтобы побродить по лесу в поисках редких травок и корешков да поохотиться.

А на вопрос про огородик пояснил, что это – баловство чистой воды для поддержания физической формы и источник некоторых полезных трав. (Ну, помимо свежих овощей, разумеется.) Который, в случае чего, можно оставить на попечение Агнеты – та, мол, ничему не даст пропасть.

Мой хозяин явно всерьёз доверял этой самой Агнете. Но не настолько, чтобы рассказать ей абсолютно всю правду о том, откуда я взялась…

***

Дверь тихо отворилась, и в проёме появилась женщина лет пятидесяти, закутанная в плотный платок, с настороженным, достаточно твёрдым и неглупым взглядом, чтобы сразу не заводить иллюзий относительно её характера: причислять тётку к наивным деревенским простушкам явно не стоило.

Едва ступив на порог, она замерла на месте, словно прислушиваясь. Потом шагнула внутрь, аккуратно придерживая на локте тяжёлую корзину.

— Мир дому твоему, Эльтен, — сказала она негромко, заметив хозяина. Хорошо так сказала — с особой теплотой, которую люди обычно адресуют тем, кого уважают по-настоящему.

- Проходи, проходи, милая. Не топчись у дверей, нет в доме чужих, — улыбнулся старик, не вставая из-за стола, за которым в это время приготовил инструмент, чтобы поточить ножи. И уже обращаясь ко мне, восхищённо цокнув языком, продолжил:

- А я тебе говорил, что Агнета ещё издалека почует, что я не один. Не женщина – вепрь в юбке, и не смотри, что глаза такие добрые, она ими так далеко не на всех смотрит.

На «вепря» в адрес довольно приятной по первому впечатлению тётки у меня, признаться, непроизвольно дёрнулась щека.

- Да не про свирепость зверя говорю и не про вид, — заметив мою реакцию, с усмешкой пояснил Эльтен. - Хоть излишним мягкодушием Агнета тоже не отличается. Лекарке не положено быть размазнёй. Я про ум! Любому охотнику известно, что самый чуткий лесной жилец – это кабан. До того осторожный и изворотливый, что из любой хитроумной ловушки невредимым выберется да обидчику наподдаст. Но первым никогда не нападает.

Агнета покачала головой, но улыбнулась. Подошла ближе, поставила корзину на лавку и перевела взгляд на меня, ожидая, что хозяин сам представит столь неожиданную в привычном глухом уединении гостью.

— Это Елена, — ответил на её немой вопрос Эльтен. — Последняя из Ренмара. С того самого пепелища на границе, о котором ты, наверно, уже слышала.

Женщина едва заметно побледнела.

— Да, говорили… Кочевники пришли, как всегда, внезапно, всё выжгли, ни души за собой не оставили.

— Почти, — тихо возразил Эльтен. — Но вот… осталась одна живая. Её Кайрен нашёл и ко мне привёз раненую. Кто такая, даже не спрашивай – сами не знаем: у девоньки с памятью совсем беда. Кроме имени ничего не помнит. Однако держится молодцом. Правильная девочка.

Едва уловимо выделив интонацией последние слова, старик на мгновение перестал шоркать ножом по точилу и в своей излюбленной манере «поверх очков» многозначительно взглянул на свою… напарницу, подельницу, друга – я ещё не разобралась, кем именно Агнета являлась Хранителю, но что-то из этого. Или всё вместе.

Тётка, внимательно выслушав «представление» Эльтена, понятливо кивнула, расслабила лицо, и напряжение в комнате, возникшее с её появлением, заметно спало. Словно сказанного дедом было совершенно достаточно, чтобы принять меня как персону, заслуживающую доверия.

- Агнета, травница я, — женщина сочла необходимым начать наше общение с самоличного представления.

Очевидно, «вепрь в юбке», которым гостью нарёк старик хоть и не вызвал категоричного протеста, но не очень её устраивал. И это сложно было не понять. Ну честное слово, жуть какая-то.

- Елена, — я тоже ответно ещё раз назвала своё имя и как-то автоматически протянула к собеседнице руку в привычном жесте земного знакомства.

Упс! Надо бы поосторожнее с прежними привычками. Не освоилась я ещё в новой реальности, не освоилась. Да плюс ещё то, что Эльтен раскусил моё попаданство почти сразу и принял его как… ну, понятное дело, не норму, однако как реально существующую, вполне себе объективную данность – серьёзно расхолаживало.

Ведь перед своим добрым хозяином мне вовсе не было нужды контролировать каждый свой жест или слово. Напротив, в Эльтене всё это новое, незнакомо-иномирное вызывало неподдельный интерес – любая мелочь и деталь.

А вот с посторонними, даже дружественно настроенными людьми следовало избегать любых проявлений, выходящих за рамки местных норм.

Ещё повезло, что промах вышел не слишком опасный — просто курьёзный. Женщина, хоть и удивилась на миг этой моей протянутой руке, но, кажется, быстро нашла обоснование подобной странности.

10

Вечером, когда за окном всё уже утонуло в фиолетовой мгле, а в печи потрескивали короткие сухие поленья, я вновь сидела напротив Эльтена. Мы пили отвар из корня огневика — он немного щипал язык, но дарил ясность в голове. Я уже даже почти привыкла к его странному вкусу, практически перестав долго перекатывать на языке каждый сладковато-кислый глоток, вслушиваясь в необычные ощущения от его воздействия.

Старик молчал, задумчиво водя пальцем по краю деревянной чаши. А потом без всяких предисловий заговорил:

— Этот мир пережил многое. И он меняется. Медленно, но неумолимо. Как весна меняет землю после долгой зимы.

Я вскинула брови, ожидая продолжения.

— После Падения уцелевшие прижались к церкви, как к последнему костру в ледяной ночи. Столетиями храмовники властвовали безраздельно: они судили, карали, учили, лечили… Но время делает с верой то же, что и с плотью: трещины появляются во всём — даже в том, что когда-то казалось самым крепким и нерушимым.

Вот! А я как раз сейчас сидела и с тоской размышляла о том, что происходило за пределами нашего со стариком уютного, безопасного леса. Неужели во всём этом мире по сей день властвует церковь с её сомнительными, в высшей степени странными постулатами? И нет никакой силы, чтобы противостоять этой несправедливости и ужасающей жестокости?

— Люди начали понимать, что одними молитвами с голодом не справишься, — продолжил свою обнадёживающую мысль Эльтен. - Что против разбойного клинка не защитит проповедь. Им нужен был порядок, правила, ответственность. Кто-то, кто не просто укажет — как жить, но и возьмёт на себя тяжесть решений: защиту, законы, мирской суд.

— И этим «кем-то» стал… — я выжидательно воззрилась на старика.

— Король – тот, кто оказался достаточно сильным…

- И амбициозным, — вставила свои «пять копеек» я. И, заметив, что дед как-то не очень понимает смысл произнесённого слова, пояснила:

- Амбициозный — это человек с высокой самооценкой. Ну, тот, который уверен в своих силах и в том, что он сможет добиться успеха в своём деле, — и ещё наблюдая, как живо, с усердием «скрипят шестерёнки» в голове Хранителя, уже более тихо и торопливо на всякий случай добавила:

- Иногда в качестве синонимов… эм-м… похожих слову «амбиции» вариантов приводят такие понятия, как мания величия, надменность, самолюбие.

- Да, — дед к моему облегчению понимающе кивнул. Действительно понимающе. — Власть разделилась. Теперь у неё две головы: церковь и трон. Они терпят друг друга. С больши́м трудом, но держат равновесие, словно два охотника, которым слишком тесно в одном лесу. Каждый тянет одеяло на себя, каждый в любой момент готов обрушиться на другого. Но пока — изображают видимость мира. Потому что знают: если начнётся война между ними, от этого не выиграет никто.

Я задумалась.

— Та-ак, уже стало легче. То есть храмовники нынче не самая главная сила, а одна из двух практически равноправных, — резюмировала я. - Отличная новость. Ух! Прямо от сердца чуток отлегло.

Эльтен поднял на меня взгляд, полный его особого «фирменного» лукавого блеска:

— Есть ещё одна хорошая новость: существует ещё и третья сила.

- Да? Хм… Надеюсь, ваш оптимистичный намёк на позитив – не шутка. И кто же она?

- Мы, — коротко отчеканил дед и, довольный произведённым эффектом, с невероятной горделивостью воззрился на меня. - Те, кто отказался безропотно и слепо склонить голову и перед короной, и перед посохом. Вольные бароны. У нас есть земли, замки, свои законы и свои воины. Мы не подчиняемся ни храму, ни королю напрямую, хотя и заключаем союзы, когда это выгодно, и придерживаемся общих правил. Нас побаиваются и те и другие, но и уважают. А иногда используют как барьер, чтобы не столкнуться лбами напрямую.

— Если я хоть что-то понимаю, похоже, вы как серые волки между двух пастухов, — пробормотала я.

— Ха! — Эльтен с немного бахвалистым задором рассмеялся. — Сравнение превосходное – удивительно точное. Только непримиримых пастухов у нас здесь слишком много, чтобы договориться и приручить или… истребить волков.

Так. Что-то у меня от всех этих аллегорий голова распухла. Я просто попросила Эльтена принести самую подробную из достоверных карт мира и показать толком и, каким образом всё вышеперечисленное здесь перемешано.

Оказалось, что мешанина образовалась только в моей голове. На приведённой схеме (к сожалению, отображавшей лишь «нашу» часть мира), всё было чётко и смотрелось вполне понятным.

Итак, как только в обозримой по эту сторону части ойкумены выделился род, претендовавший на главенство, то есть корону правителя, между ним, его сторонниками и церковью началось ожесточённое противостояние.

Однако! На всю эту громадную территорию, понятное дело, нашёлся не единственный претенциозный умник, которому пришло в голову использовать момент для захвата власти и земель, пока никто другой не вырвался вперёд и не завоевал себе лавры победителя с призами.

Таких нашлось не так уж мало. И далеко не все из них рвались в верховное правление. Нашлись и те, кто оказался с более… как это… адекватными запросами. Сильные, но прагматичные — те, кому нужен был просто кусок хорошей земли для того, чтобы строить своё благополучие. Своим трудом, прошу заметить, строить. При этом как можно более независимо отгородиться от тех, кому воображаемая корона жала на раздутые амбиции.

И вот, пока самые-самые мерялись… авторитетом, эти умники тихой сапой занимали себе удобные места. Наиболее расторопные и сильные – та самая пятёрка, упомянутая Эльтеном раньше, обжилась в районе морского побережья. Такое в высшей степени выгодное расположение в скором времени позволило им наладить торговлю с соседним государством, окопавшемся за морем. Буквально рукой подать.

Конечно, за такое благо в своё время пришлось повоевать. Но в те поры у многих достало здравомыслия не ставить под угрозу полного вымирания свой род ради неосуществимых целей. Как-то хватало разума старейшинам уступать жирный кусок земли, который не по зубам потому, что у кого-то рядом пасть шире.

11

Рассказанного Эльтеном пока было достаточно, чтобы сложить общую картину мира. Какие-то детали ещё попутно всплывали в наших с ним неторопливых разговорах.

Неразрешёнными, правда, оставались два немаловажных вопроса: кто я (точнее, моё новое тело) в этом мире, и кем была сделана перевязка, сохранившая мне жизнь. Хотя… прежнюю владелицу этого молодого организма перевязка, кажется, не спасла. Однако кому-то было важно хотя бы попытаться помочь ей выжить. Но кому, зачем и куда этот неизвестный делся – оставалось загадкой.

Впрочем, мы со стариком не особо мучили этими вопросами головы. А чего их в самом деле мурыжить, коли ответов просто нет. Найдутся когда-нибудь в нужное время.

В целом для нас обоих наступила относительно спокойная, даже безмятежная жизнь. Моё выздоровление проходило довольно гладко, предсказуемо и, благодаря снадобьям деда, безболезненно и даже как-то ускоренно.

Валяться в кровати, как приличный пациент, я категорически отказалась.

Были в доме дела, которые я могла делать и с хромой ногой, и с перетянутой рукой. Тем более, под «обезболом». И эти дела были мне чрезвычайно по вкусу.

Я занималась тем, что кропотливо и тщательно обрабатывала библиотечные экспонаты Эльтена белёсым, почти бесцветным дымком травы чистеца. Каждую страницу, каждый сантиметр переплёта. Это делалось с определённой регулярностью для того, чтобы увеличить срок жизни пергамента и кожи, не позволить надписям обесцветиться и исчезнуть слишком быстро.

Кое-что из запасников старика всё-таки приходило в абсолютную негодность. И такие экземпляры требовали копирования.

Вот как раз ради этого Эльтен и выбирался в эту заповедную избу из своего родового замка, неделями в тишине и покоя лелея, «выхаживая» своё Хранительское достояние.

Я с нескрываемым азартом и интересам перехватила у деда эту эстафету-миссию, попутно изучая рукописи.

- А чем вы избавляетесь от плесени в вашем хранилище? – деловито поинтересовалась у хозяина, бережно очищая от пыли очередной фолиант миниатюрной метёлкой из перьев, подготавливая его к обработке дымом.

- Да вот жеж… той самой дрянью, что варю по утрам на кострище, — как-то досадливо поморщился старик.

- Судя по выражению вашего лица, такая «химия» не слишком помогает? – догадливо поинтересовалась я.

- Помогает… но да, не очень надёжно. «Обливать» стены приходится несколько раз, просушивая каждый слой. А плесенюка всё равно нет-нет, да и ползёт.

- Может быть, сто́ит попробовать… медный купорос? – вспомнила я самое простое и эффективное домашнее средство от вредоносных грибков.

- Что за холера такая? – заинтересованно оживился мой собеседник.

- А-а… м-м… кристаллы такие, которые довольно просто вырастить без всяких сложных приспособлений. У нас эту штуку лихо используют. Вот огородники, кстати, тоже. Землицу поливают, растения обрабатывают, чтобы болячки к ним не приставали. А у вас здесь, так понимаю, торфяные болота неподалёку?

- Есть такое.

- Во-от. Значит, меди в земле должно явно не хватать. Польёте свои овощные «клумбы» таким растворчиком, и как у вас здесь всё заколосится! Любо-дорого, точно говорю.

- И что для этого твоего растворчика надо?

- Медный купорос. А для него – медный лом, кислота и подходящая тара. Ну… пластик и стекло у вас в понятном дефиците. А вот керамика… Глазированная найдётся?

- А то как же! И что, вот прям всю плесенюку на корню изведёт?

- Как есть изведёт! – бодро кивнула в ответ. В извести разведём, хранилище ваше выкрасим – красота будет. Заодно оживим стены весёленьким синим цветом, — хохотнула я.

- Почему синим?

- А вот поглядите потом…

В таком режиме неторопливо текли день за днём. Неделя промелькнула плодотворно и незаметно. К вечеру седьмых суток Эльтен взялся как-то потихоньку внутренне беспокоиться. Нет-нет, да выйдет во двор – засмотрится на верхушки деревьев, качавших кронами над тропой, ведущей в наше убежище.

- Кайрена ждёт, — я вспомнила про обещание дедова внука вернуться через неделю.

Срок вышел, а моего спасителя так и не было.

Прошло ещё два дня, в которые Эльтен с каждым часом становился всё более хмурым, напряжённым и молчаливым.

- Может быть, случайность какая в дороге задержала? – пыталась подбодрить хозяина я.

- Может быть, — коротко кивал дед, плотно, жёстко поджимая при этом губы.

Из чего я делала вывод, что он соглашался со мной скорее ради того, чтобы не вгонять в панику, собственно, меня. Сам же явно продолжал тревожиться, не очень-то принимая такой аргумент, как приемлемый и хотя бы натянуто достаточный.

Я думала о том, что вокруг всё-таки средневековье. Ну то есть множество всяких неудобных, труднопредсказуемых факторов, которые могут не лучшим образом влиять на… как это… пунктуальность. В данном случае.

Но Эльтен, похоже, рассуждал по-другому. И у меня не имелось оснований не доверять его мнению. Поэтому его волнение постепенно охватило и меня. Я толком не понимала, чего именно следовало бояться… но, честное слово, искренне переживала за Кайрена.

Особенно после того, как дед к исходу девятого дня сел за стол с прямой спиной, сложил перед собой кулаки, упёр в них мрачный немигающий взгляд и произнёс:

- Этот охламон всегда держит слово, — он поднял на меня глаза, полные тягостных мыслей, и ещё раз припечатал:

- Всегда.

В эту ночь мы оба не спали. Сперва старательно делали вид, что добросовестно греем свои постели. Потом по очереди, тихо-тихо, чтобы «не разбудить» друг друга, стали выползать в гостиную, выглядывать во двор. А потом, когда в очередную такую "незаметную" вылазку нос к носу столкнулись в крохотном коридорчике, махнули рукой, перестав изображать видимость спокойствия.

Заварили чай, разожгли костёр, закутались в накидки и практически молча, перебрасываясь редкими фразами, ждали Кайрена.

Даже Пикш, который обычно значительно добавлял в атмосферу дома оживления, притих рядом. Словно чувствовал настроение хозяина и разделял его.

12

А потом произошло сразу два события. Одно из них ко всему оказалось ещё и удивительным открытием. И представить его нашему вниманию помог… Пикш.

Это меховое чудо то ли изголодалось и помчалось поискать какой-нибудь еды к ночному дожору, то ли просто хозяйственно решило проверить свои ныченьки и схроны – мало ли, вдруг какая подлая мышь разнюхала и уже точит в ночи его запасы. В любом случае шебутная попа непоседы стала для меня протянутой дланью судьбы – не иначе.

Пикш взгромоздился на полку и своим откормленным… кхм, хвостом своротил на пол всё, что на ней лежало. В том числе и нож, который я «получила в наследство», очнувшись на пепелище.

Тогда я, помнится, извлекла его из кожаных ножен, полюбовалась дикой красотой клинка, тонкой вязью рун и спрятала обратно. Ещё раз уже здесь, в лесной избе показала оружие Эльтену.

Дед озадаченно пожевал губами, поводил бровями, сообщил, что вязь эта сильно похожа на одну из исключительно редких ветвей древнего языка. Одним словом – реликвия. Но что на ней изображено, как расшифровывается – он не знал.

В тот момент нам и без клинка сильно имелось, чем заняться. Потому пояс вместе с ножнами оказался на этой полке и был на некоторое время несправедливо забыт.

Несправедливо, потому что хранил в себе, кроме самого ножа, ещё одну занимательную, просто великолепную вещицу, которая открыла нам ответ на важный вопрос.

Другими словами, нет бы нам - двум нерасторопным тугодумам обратить особое внимание на сам пояс! Давно бы уже разгадали шараду о том, кем была моя предшественница. Нет же, мы бережно уложили всю эту «сбрую» на полочку и благополучно о ней забыли.

А Пикш – молодец! Он бесцеремонно спихнул всё прямо на пол, от грубого удара тайник на поясе разошёлся, и из него выкатилось кольцо. Довольно массивное и тяжёлое – не легкомысленно-изящная женская бирюлька.

Стоило посмотреть на глаза Эльтена, когда он взял перстень в руки и показал мне.

- Ты знаешь, что это такое? – восхищённо взирая на находку, негромко произнёс он.

Вопрос, понятное дело, имел совершенно риторический характер. Откуда бы мне знать такие вещи?

- Это — родовое кольцо! И если я не ошибаюсь, Елена, ты у нас… баронетта! Клянусь глазом Сидема* и хвостом Дроггата**! Да я съем собственную бороду, если это не так! Вот только самого рода я пока не узнаю́.

Возбуждение от свершившегося открытия даже ненадолго отвлекло Эльтена от мыслей о Кайрене. Про бардак, устроенный Пикшем – и вовсе молчу: дед просто про него забыл.

- Пойдём, пойдём, девонька, сверкая знакомым азартом в глазах, он потянул меня в комнату, где вместо былой «свалки» книг уже царил относительный порядок. Не зря всю неделю трудились да раскладывали фолианты в стопки и корзины по категориям. – Есть у меня самый старый и полный перечень всех значимых родов империи.

Я поначалу удивилась, почему «старый» в понимании Эльтена являлось синонимом «полный». Вроде бы должно было быть наоборот: всё, что обновлено имело шанс быть максимально дополненным.

Ан нет. В нашем положении и времени всё оказалось с точностью до наоборот: какие-то из фамилий могли исчезать – уничтожаться или «растворяться» в других. И тогда их «стирали» из подобных списков, укорачивая перечень из поколения в поколение, из года в год. А значит, старый – действительно самый подробный из возможных.

Сперва мы искали нужный документ. Вспомнив, что ни мне, ни старику в процессе перебирания библиотеки ничего подобного не попадалось, сразу окопались в ещё не разложенной части содержимого хранилища. Нашли.

Затем, вкруговую обставившись свечами, медленно изучали строчку за строчкой, рисунок за рисунком, пока… не наступил рассвет.

«Мою» печать пока отыскать не успели, однако всё, что я перед собой видела в книге – и в самом деле очень здорово походило на то, как выглядело кольцо. По общему стилю и параметрам, обязательным для подобных вещей.

Первые лучи солнца зарозовели над лесом, Эльтен опять помрачнел и, как планировал, засобирался в деревню. Путь до неё, как выяснилось, близким вовсе не был. Да всё меж болот, по тропе, которую знали лишь избранные единицы. В их число входил сам дед, Кайрен с троицей преданных друзей – боевых товарищей, с которыми тот уходил в свои опасные поиски. Ещё Агнета. И всё.

Никому другому из внешнего мира дорога в это место была неизвестна.

Я оставалась в избе на хозяйстве и на изучении недочитанной части драгоценного талмуда. Наше со стариком исследование шло не слишком быстро. В первую очередь потому, что Эльтен попутно ещё и подробно рассказывал о тех фамилиях, которые важны и известны в этом мире.

Когда-то мне, скорее всего, доведётся встретиться с кем-то из них. И было полезно заранее постепенно узнавать, по каким признаком легко, а главное, правильно определять и различать представителей разных родов.

А ещё я просто… долго, дотошно с самозабвенным восторгом разглядывала картинки. Как любопытное лупоглазое дитё, ей-богу.

Эльтен уже практически шагнул на дорогу, когда на ней показались всадники.

Я на всякий случай насторожилась. А вот старик… О-о, какое на его лице засияло облегчение. Казалось, он по цокоту копыт безошибочно распознал подковы Гарта. А! ну да! У него же слух уникальный – Хранительский.

Но вместо того, чтобы в радостном умилении встретить и прижать к исстрадавшемуся сердцу родную «пропажу» (я же видела, как озарилось… да дед словно весь в полный рост залучился счастьем и нежностью при звуке знакомого топота коней неразлучной четвёрки), дед моментально включил свою пресловутую «зловредность».

- Кайрен, обормот эдакий! Чтоб тебя Сужник*** драл! – серчало завопил он на всю округу.

Даже птички встревоженно вспорхнули с ближайших ветвей.

- Где тебя, олуха, только носило! Два дня назад обещался вернуться, и нет его! Что, позабыл, как баронское слово держать? Тому я тебя, охламона, учил?! – продолжал разоряться дед, до самого момента, когда кавалькада гуськом выехала на поляну.

13

Следующие события растянулись перед моими глазами, как замедленные кадры киноленты.

Сумка с неведомой «бесценностью» летела в воздухе, Кайрен рычал так, что, кажется, даже у Эльтена коленки дрогнули. А моя собственная рука резко, с силой распрямлялась, отправляя в полёт-выстрел клинок.

Не готова смело утверждать, что причиной успеха стало какое-то моё исключительное мастерство в метании ножей. Скорее, это сработала какая-то мышечная память. Ведь бросок я сделала абсолютно машинально. Ну и большую роль сыграли великолепная балансировка оружия и удача, не только лицом, но и всем своим "передом" повернувшаяся в тот момент ко мне.

В общем, нож просвистел в рискованных сантиметрах от носов деда и внука, «поймал» широкую лямку дорожного баула Кайрена и пришпилил её к верхней планке дверного косяка, как бабочку к планшету.

Тишина на поляне повисла натурально гробовая.

Эльтен с Кайреном отлепили помертвевшие взгляды от клинка, перевели их на меня и почти одновременно сглотнули. Как-то так судорожно и ошалело, что мне прямо захотелось извиниться перед мужчинами за пережитые мгновения страха. Всё-таки именно моя рука мгновение назад послала в полёт смертоносную сталь. Эффектно сверкнувшую в рассветных лучах солнца и, по-моему, даже колыхнувшую опасным ветерком волоски в бороде старика и на висках его молодого родственника.

- Ну всё, сейчас наслушаюсь «добрых слов и пожеланий», — промелькнуло в голове.

Но вместо ожидаемых осуждающих гримас, физиономии мужчин вдруг медленно перекосило отчётливым облегчением и… восхищением. Мол: «Во даёт, девка!»

Молодой даже тихонько присвистнул, придерживая одной рукой подбитую голову. Лысый тяжёлым кульком осел на подвернувшийся пень и буквально растёкся на нём, закрыв глаза и заметно подрагивая щекой. А бородатый Торвен улыбнулся так… что мороз по коже. Вот существует порода людей с такой неординарной мимикой и внешностью, с которой улыбаться категорически противопоказано. Вот совсем не надо, чтобы не вгонять окружающих в оторопелое недоумение.

- Что у тебя там? Ветхие свитки? – донёсся до меня всё ещё немного отстранённый голос Эльтена.

Мне тоже было страшно любопытно, чем так дорожили прибывшие. Что такое таинственное и, судя по всему, хрупкое находилось в сумке, утрату чего готовы были счесть едва ли не трагедией.

Я подняла глаза на Кайрена, к которому, собственно, адресовался вопрос. А тот…

Внук Эльтена смотрел сейчас только на меня. Серьёзно так, изучающе, с нескрываемым интересом и… ага, поверить было непросто, однако в пристальном прищуре тёмных очей моего спасителя явственно разрасталась и ширилась до самых пределов радужки благодарность, круто замешенная на уважении.

- За одну эту услугу мне следовало тебя спасти, — разомкнув, наконец, стиснутые до хруста породистые челюсти, тихо, весомо произнёс он. И уже обращаясь к старику, но продолжая сверлить немигающим взглядом меня, уронил:

- Мне удалось отыскать Сферу.

- Что?! – севшим голосом просипел дед. И в глазах его вспыхнул долгий, выжигающий все остальные мысли, ослепительный и подавляющий ядерный взрыв.

Отпустив плечо внука, Эльтен как зачарованный подошёл к продолжавшей слабо раскачиваться посреди дверного проёма суме. Бережно, словно опасаясь прикасаться к баулу, вытянул из косяка клинок, подхватил освободившуюся лямку и понёс "сокровище" в дом.

- Да что там за сфера такая, ради которой можно забыть о раненом внуке? – укоризненно проворчала под нос я и как-то машинально, не задумываясь, деловито подставила парню своё худосочное здоровое плечо.

- Сферолий Бриннвара. Или для понимающих, просто Сфера, — очень «доходчиво» пояснил Кайрен, без всякого сопротивления принимая мою помощь.

- Вот теперь я всё «поняла», — не без ехидства буркнула в ответ.

- Дед сам расскажет… Если сочтёт нужным.

- Сочту. Обязательно сочту, — послышалось твёрдое, уверенное мнение старика из глубин хижины.

Кажется, он уже немного пришёл в себя от первого потрясения.

Ну да, одолев крыльцо и парно дохромав-доковыляв до гостиной, мы увидели, как Эльтен уже вполне недрогнувшей рукой извлекает и водружает посреди стола некий шар.

Сфера была небольшой, размером со среднее яблоко. По внешнему виду — тщательно обработанный кусок полупрозрачного зеленовато-серого камня, который на первый взгляд показался почти дымчатым. Но внутри!.. Внутри него явственно затаилось нечто вроде свечения, похожего на мерцающий туман.

- Что за колдовство такое? – нахмурилась я, тем не менее не в силах и сама сразу отвести очарованного взгляда от магнетически волшебного предмета.

- Никакое не колдовство, — чётко отрезал дед. – Карта. Смотри…

Эльтен захлопнул лежавший на столе древний справочник баронских фамилий, поставил его обложкой вертикально перед шаром. Затем схватил свечу и некоторое время водил подрагивающим огоньком по другую сторону сферы, одновременно медленно прокручивая шар в пальцах, пока на тёмной коже книги не проступило более-менее чёткое изображение какой-то схемы.

Посреди тоненьких, едва заметных очертаний… эм-м… ну, вероятно, какой-то здешней местности, более яркими «звёздами» сверкали точки.

Предугадывая мой вопрос, Эльтен снова заговорил. Торжественно, с нескрываемым трепетом, вкладывая в каждое слово вес по меньшей мере внушительной гранитной плиты:

- Эти искры – места тайников древних. – и посмотрел на меня так долго, многозначительно, будто открыл сейчас для меня новую вселенную.

Наверное, так оно и было. Для Эльтена. А меня сейчас всё-таки немножко больше волновало другое:

- Эта штука… Загадка, — «почтительно» к находке, поправилась я, — требует длительного, внимательного изучения. Но у нас раненые…

- Да-да, — немного рассеянно, неохотно выныривая из своих вновь нахлынувших оглушительных переживаний и радужных мыслей, со скоростью ветра летевших вперёд, подхватился старик. – Это сейчас важнее. Но Сфера!.. Кайрен, ты должен немедленно рассказать мне, как ты её нашёл! – снова замирая на месте, прошептал Эльтен.

14

Пока Эльтен осматривал и промывал рану внука, «разложенного» на сдвинутых лавках, Торвен за него рассказывал о том, каким чудесным образом была найдена Сфера.

Как я поняла, изначально никто из четвёрки и даже сам старик не рассчитывал, что древняя реликвия спрятана именно в том месте, куда отправился поисковый отряд. Они просто планомерно вычисляли расположение и тщательно обшаривали старые территории - руины и пещеры, в которых когда-то находились значимые для людей объекты. Команду исследователей интересовали уничтоженные временем и новоявленными церковниками храмы. Или их «усечённые версии».

И не всегда успевали прийти раньше «святош», которые тоже неустанно и с больши́м рвением вели работу по опустошению подобных находок.

Вот и сейчас, казалось, Кайрен с друзьями опоздали. Неприметная часовенка, расположенная в горах прямо в скале, была вычищена до основания. А не сожжена, вероятно, лишь потому, что камень не горит.

Разочарованию друзей не было предела. Пока самый терпеливый, скрупулёзный и дотошный из них… Раган не настоял на том, чтобы вопреки всему увиденному хаосу, основательно обследовать каждый сантиметр пещеры. Командир отряда тоже никак не желал сдаваться, не спешил отдавать приказ оставить это разграбленное место, признавая поражение.

Раган же и провалился сквозь основательно отрухлявевшее дерево пола в одной из крошечных ниш, похожей на уголок молельщика.

- Те, кто приходили до нас, просто не полезли в эту узкую, низкую нору – в ней было абсолютно пусто, — негромко басил Торвен. – А Раган сунулся. И тут же рухнул вниз – под настилом из брёвен оказался каменный карман.

- Так это он, что ли, Сферу нашёл? – приподняв бровь и продолжая сноровисто работать руками, ворчливо поинтересовался Эльтен.

- И да, и нет, — расплывчато ответил рассказчик. – Раган отыскал место, в которое до него никому не пришло в голову залезть. И проломил проход.

- Вот тут Кайрен, как с цепи сорвался, — хмыкнул Велт, терпеливо дожидавшийся своей очереди на врачебный приём.

- Ага, что твой гончий пёс, почуявший зверя.

- Да если бы не Кайрен – шиш бы я чего там нашёл. Сфера и в этой «конуре» не на блюде посреди пустоты лежала, — вдруг раздалось над головами мужчин.

Лысый решительно вошёл в дом и застыл перед дедом:

- Знаешь что, Эльтен, секи голову сейчас, или милуй уже. Не пристало воину бегать от кары стариков, тем более таких уважаемых, как ты. Бей вот той самой рукой, которой в детстве меня за уши драл – виноват, приму. Но слова свои ядовитые оставь.

- Ишь, гордый какой, — ещё ехидно, но всё-таки больше одобрительно высказался Эльтен. – Ладно уж, садись, чего там. Или помоги Елене на стол собирать – голодные поди, как весенние медведи.

Я и в самом деле уже отправилась греметь котлами со съестным, разогревая прибывшим обед и чутко прислушиваясь к разговору в гостиной. Лысый, помедлив буквально секунду, появился в дверях кухни. Взглянул мне в лицо – прямо, открыто. Едва заметно вздохнул и поклонился – коротко, но с чувством.

Я просто кивнула в ответ, и мы в четыре руки молча принялись за дело.

- Так вот, в этом самом схроне оказался ещё один маленький тайничок, который только Каёрен с его чутьём мог «нащупать» и «расколдовать», — продолжал рассказ Торвен. – Да мы ушам своим не поверили, когда он крикнул нам, что он там отыскал! Короб и кожаный мешок, в котором хранился шар, рассы́пались в труху. Пришлось спускать Кайрену его суму – ведь Сфера, по преданиям, не любит солнечного света…

- Ясно. Дело, скорее всего, в ультрафиолете, — под нос себе прокомментировала это утверждение я, водрузив на стол стопку чистых тарелок.

И четыре пары глаз, включая болезненно прищуренные Кайрена, уставились на меня с немым недоумением.

- Ну… это первое, что приходит на ум при мысли о том, почему предмет боится солнца, но «оживает» от пламени свечи, — пояснила я.

Где-то рядом шумно вздохнул Эльтен.

- Что тут скажешь… У нас для вас тоже имеется чудная новость: Елена – Звёздная, — как-то нарочито скромно, почти обыденно, ну, то есть явно рассчитывая на громоподобный эффект, сообщил дед. – Так что, дорогой внук, за эти дни тебе удалось совершить целых два уникальных открытия. Считай, уже жизнь прожил не зря.

И этот хитрый, талантливый провокатор своего добился. Заинтриговал – так заинтриговал! Теперь, после эпичного заявления старика вся банда этих полуинтеллигентных и очень азартных охотников за древностями таращилась на меня примерно так, как минуты назад Эльтен на «свою прелесть». В смысле, на Сферу.

- Ты догадался об этом? – дед в излюбленной следовательской манере воткнул во внука проницательный взор.

- Нет, — сверкнув из-под ресниц несколько недоверчивым, однако весьма острым интересом, выдохнул тот. – Только почувствовал нечто…

«Ненормальное» — очевидно, хотел сказать он.

Но Эльтен его опередил:

- Да будет благословенен твой дар, Кайрен. Но об этом – про Елену, тоже сразу не расскажешь. А потому пока докладывайте, откуда раны? А? Где нахватались тумаков? Я так понял, что в заброшенном храме вы никого не встретили?

- Не встретили, — буркнул Торвен, снова покосившись на меня каким-то сторожким взглядом.

Мужчины всё ещё с трудом «переваривали» сообщение хозяина дома. Но вопросов не задавали – дисциплинированно, с почтением подчинялись его главенству, первенству в беседе. Неоспоримым командиром здесь был несомненно Эльтен.

И я была этому необыкновенно рада: становиться объектом такого пристального, местами даже опасливого изучения было не по себе. Пусть там что хотят, то и думают про себя. То есть, конечно, про меня, но молча. А там, глядишь, всё встанет на свои места. Все поймут, что я не чёрт с рогами, залезший в чужую шкуру по своему изобретательному коварству, и ситуация наладится. Ну, или дед им в моё отсутствие популярно объяснит весь расклад с моим попаданством.

- Ей-ей, вы что, собираетесь накладывать повязку?! – возмутилась я, заметив, как старик закончил вычищать длинный и довольно глубокий порез под рёбрами внука и потянулся за «бинтами».

15

Так вот…

А рассказ этот, доложу вам, навевал тяжёлые мысли и большую тревогу за только обретённое будущее.

Дело в том, что вооружённая стычка команды Кайрена произошла с равной им по силе и численности группой… кочевников.

И те и другие резонно сторонились тракта, на котором могли быть замечены "лишними" глазами мирных обывателей. А потому немудрено, что оказались вместе на тайных разбойничьих тропах.

Удивляло другое: то, что эти воинственные, беспощадные к местному населению скитальцы вообще знали про те тропы. То, что их, переодетых в одежду здешнего образца, было так мало. И то, что они скрытно оказались столь глубоко внутри страны. Настоящий разведывательный отряд.

Первым присутствие неизвестных и крайне нежелательных «попутчиков» заприметил Велт. Он и отправился потихоньку выяснить, кого занесло на одну дорожку с четвёркой Кайрена.

Там и получил по голове из засады – не только наши умели проявлять осторожность и бдительность. Разведчики кочевого племени не спешили сразу угробить добытого «языка», да ещё и явно благородного происхождения. Очевидно, собирались сперва связать, утащить в укромное место, а там уж и допросить с пристрастием, да с применением «специальных методов».

Однако Кайрен почти сразу заподозрил недоброе. Кольнуло командира нехорошее предчувствие. Он оставил коня и находку товарищам, а сам поспешил проверить, как справляется с задачей молодой.

Молодой же… в общем, никак уже не справлялся – валялся ничком посреди поляны, окружённый опытными, умелыми воинами с характерным разрезом глаз.

Пришлось немедленно вступать в неравный бой. Хорошо ещё товарищи, заслышав звуки пляшущей стали, подоспели на выручку. Там всех лазутчиков и положили. Однако рану свою Кайрен получить успел.

- Допросить-то кого удалось? – озвучил Эльтен и мой вопрос тоже.

- Нет, — поморщился его внук. – Из них только один что-то коряво лепетал по-нашему, но его пришлось убирать первым – больно уж резвый да злобный оказался.

- Сожжённые Ведрен, Эльфмарх, другие поселения… Последний – Ренмар. И вот ты встречаешь это отребье вблизи Азуанских гор. Плохо…

- Плохо, — эхом отозвался Кайрен, и над столом повисла гнетущая тишина.

- Это что же получается? – негромко нарушила её я, проследив по карте, висевшей на стене и недавно изученной с дедом, перечисленные названия. – Ваши кочевники не просто многочисленная орда жестоких убийц, грабителей и живодёров, ведущих охоту за лёгкой добычей – они имеют свой чёткий, поразительно продуманный, далекоидущий план.

- Правильно мыслишь, девонька, — хмуро качнул головой Эльтен, тоже поднимая тяжёлый взгляд на карту. – Все полагают кочевников кровожадным и не слишком умным племенем. Боюсь, эта ошибка может дорого стоить нашему миру.

- О чём вы говорите? – спросил Велт.

- Смотри туда, — дед указал на схему империи, — и снова перечисли уничтоженные деревни. И ты увидишь горящее кольцо, которое сжимается. Что их цель: наши тёплые, сытые баронства у морского побережья? Или даже столица? В любом случае, чтобы добраться до сердца королевства с его богатством, изнеженной жизнью и аппетитным, а главное, таким лёгким для захвата "приданным" - им придётся передушить… нас.

- Да это просто куча безмозглых дикарей, которые отнимают то, что плохо лежит! – вскинулся молодой, никак не желая соглашаться с версией старика. Моей, кстати, тоже.

- Да? – не сумела отмолчаться я. - А зачем тогда вырезать за собой всё живое? Только ли из одержимого садизма? Или они просто не хотят, чтобы в решительный момент за их спинами оказался хоть кто-то, способный поднять оружие? И теперь прибавь сюда откровенно разведочную вылазку, свидетелем которой ты стал. Они просчитывают риски, тщательно готовятся к нападению и изучают то, что стремятся заполучить в своё владение.

- Подбираются всё ближе и ближе, — поддержал меня Эльтен. - И пусть до нашего побережья им ещё далеко, но…

Всё внимание присутствующих приковалось к лицу старика.

- Пора собирать совет баронов. И надеюсь, старейшинам достанет мудрости отодвинуть, забыть хотя бы на время свои мелочные дрязги, объединившись в один кулак. Ибо повод для того назрел серьёзный и… страшный.

За всеми этими новостями история моего кольца как-то ушла в сторону. Мужчины ожесточённо спорили о том, что кочевники — это зло практически непобедимое.

Они как дым, как смертоносный туман, что никак не ухватишь руками. Налетели, ударили скопом и исчезли – растворились в своей бескрайней степи. У них нет городов, нет жилищ в нашем понимании этого слова. Вся эта ядовито-оранжевая территория на карте – их дом. И где сейчас находится стоянка орды, куда направлен их путь – не уследить, не угадать.

Я вернулась к хозяйственным делам, затем к изучению справочника. Но краем уха всё-таки внимательно слушала горячие рассуждения за столом. И думала… Думала о том, что этому миру остро не хватает эффективных средств разведки и… связи.

Этот вопрос мог как раз оказаться по моей части. Но, прежде чем раздавать необоснованные обещания, следовало понять, насколько в моих силах соорудить здесь нечто полезное и эффективное. Каковы местные ресурсы в самом правдивом подтверждении?

- А что хранят в себе тайники. Которые показывает ваш кристалл? То есть, Сфера, – громко спросила я в момент, когда стало очевидно, что дебаты мужчин зашли в тупик.

- Конечно же, сокровища древних, — пожал плечами Велт, и взгляды утомлённой разговорами пятёрки обратились на мою любопытную персону.

- Это понятно, — терпеливо хмыкнула я. - Но что это конкретно: золото, драгоценности, свитки со знаниями и описанием технологий, какие-то мудрёные предметы?..

- Мы… точно не знаем, — пробормотал Раган.

- Но если они столь надёжно спрятаны – это точно нечто небывалое, — подвёл и без того очевидный итог Торвен.

Понятно. Кажется, можно было не спрашивать.

- А ты обратила внимание, что «звёзды» на карте соединены прямыми линиями? – с многообещающим прищуром вдруг заговорил Эльтен. – От первой ко второй, от неё к третьей – и так до конца.

16

Друзья, немного задержала выкладку главы - дописывала свою "Марту" и эпилог вышел просто огромным. Но вот, голова свободна для нашей новой истории, и мы продолжаем!

А вот и молодой Велт.

- Миледи, благодарю вас за отменную «заплатку», расшаркиваясь передо мной, остроумничал Велт, намекая на боевую ссадину, починенную мной. Правда, про организованную ему в шевелюре проплешину скромно умалчивал.

Малый вроде был вполне безвредный. Обижать его не хотелось. Но это шутовство, честное слово, вязло на зубах и вызывало стойкую оскомину. А «юноша пылкий со взором горящим» никак не унимался, сверкая огоньками в очах, как мальчишка, который точно знает, что вот-вот нашкодит.

- Да у меня вообще… рука лёгкая, — вполголоса прокомментировала я. И про себя ещё добавила:

- Хоть и не всегда, не всегда.

- Удивительное у тебя терпение, — «невероятно проницательно» подметил он после короткой паузы, сообразив, что предыдущая тема как-то не развивает наш разговор. Правда, мы с ним сейчас имели в виду немножко разное, размышляя о моей выдержке. — Будь на твоём месте, я бы, признаться, и дня не вынес с Эльтеном под общей крышей один на один.

-Так ты и не на моём месте, — спокойно парировала я. — И, судя по манерам, терпение тебе вообще не свойственно. А Эльтен, между прочим, замечательный дед. И вашу четвёрку экстремалов-приключенцев любит всем сердцем.

- Экс… чего?

- Любителей риска.

- А! Ну, это да. Так ведь зудит же постоянно, как заноза в…

-А что ворчит, так это напускное, ради дисциплины, — прервала ябедническую тираду собеседника я. - Он ведь не сердобольная бабуля, чтобы за вами с платочком носиться, охать-причитать, пирожком кормить да по макушке гладить. Важнее то, что он о вас заботится. Не без подначек и «подзатыльников», конечно, зато надёжно, крепко, искренне. Куда вы без него? Да и я теперь... тоже. — махнула рукой и нахмурилась:

- Так что ты мне старика не трожь и со мной не обсуждай — не поддержу.

- Сурово отчитала, — хмыкнул Велт, потешно сморщил нос и моргнул. Физиономия у парня сделалась, как у чихнувшего Пикша, сунувшего нос в пыль. И следом его брови театрально вздёрнулись «домиком»:

- А я всего лишь хотел выразить восхищение: не каждый день в доме старого барона появляется женщина столь… необыкновенная.

Ёлкин дрын, ну что за... унылый Пьеро воплоти! Ещё и руку к груди приложил с видом уязвлённого в самое сердце рыцаря.

Я остановилась и повернулась к нему лицом. Собиралась окатить юношу порцией прохладной иронии, но вместо этого просто расхохоталась:

- Велт, если ты продолжишь выражаться в подобном духе, я заподозрю тебя в том, что ты вовсе не воин, а просто актёр-любитель. Или — не приведи судьба — поэт.

- Ну прости, — он с наигранным покаянием опустил глаза. — Я всего лишь странник, сбитый с пути взглядом удивительной женщины, которая могла бы стать мне…

- Только не продолжай, — бодро вставила я. — Первое, что приходит на ум – «воспитательницей». Но это полная жуть. Так что давай сразу остановимся на доброй дружбе.

- Я хотел сказать — вдохновением, — кажется, не желая сдаваться, мягко улыбнулся он.

Я только вздохнула. Знала таких — обаятельных, уверенных, льстиво-шутливых, и всё же… было в нём что-то обезоруживающе искреннее. Как у щенка, который старательно прикидывается волком. Однако задорно мотыляющийся из стороны в сторону хвост уже выдал его с головой.

- Велт, — сказала я нарочито строго, но без злости, — если хочешь нравиться женщинам, начни с молчания. Работает безотказно. А теперь — шагай. Честное слово, не знаю, как ты, а я устала как собака.

- Молчу, — покладисто кивнул тот и потопал к дому. Тут же, зараза, ещё развернул голову в мою сторону и добавил через плечо:

- Только помни, что и молчание бывает очень красноречивым.

Еле удержалась, чтобы не подобрать какой-нибудь дрын покрепче и не добавить этому «обольстителю» вторую шишку – для симметрии.

Удивительно, что всю мою «звёздность» Велт изначально воспринял без малейшей опаски. У старших вон и умы понаморщились, и желваки заходили, и подозрительность во взорах образовалась поначалу. А у этого игривого, белозубого самородка из местной знати – сразу один лишь восторг.

К дому я вернулась с невероятным облегчением. Прогулка с целью релакса для нервов, прямо скажем, не задалась.

Во дворе у кострища сидели молчаливые, серьёзные Эльтен с внуком.

- Велт, — разогнулся и сурово воззрился на товарища Кайрен, разводивший огонь, — баронетте нужен отдых. Задержись.

- Баронетте?! – запнулся на полуслове наш молодой ловелас.

- Именно.

- Но как?..

- Потом узнаешь, — оборвал его мой спаситель.

Кстати, реально спаситель и уже не в первый раз. Велт так решительно шагал в сторону дверей, даже не собираясь тормозить во дворе, что у меня возникло опасение, будто юноша вознамерился провожать меня до самой спальни.

- Так что твои шутки про «миледи», возможно, не так далеки от правды, — «пропела» я, по плавной дуге огибая застывшего на месте «кавалера». Послала благодарный взгляд Кайрену, поймала понимающую усмешку деда и, устало, но быстро переставляя ноги, отправилась в комнату. Ещё бросила на ходу:

- Всем добрых снов.

Правда, ложится спать, очевидно, пока никто, кроме меня, не собирался. Раган и Торвен (как самые здоровые), судя по шуму, устроенному в дальней комнате, готовили мужской номер для проживания. Половина небольшого стожка душистого сена с улицы планомерно перекочёвывала в это помещение.

17

- Тальберги испокон веков являлись Мастерами круга. Хранителями печати, - негромко, торжественно заговорил Эльтен.

- Что это означает?

- Мастер — человек, который завершает большой баронский круг и выражает его волю, — пояснил старик.

Но я, признаться, не совсем поняла, что он имел в виду. Ему пришлось потратить немало слов, чтобы более или менее ясно объяснить свою мысль. Мастер круга – это не атаман, не вождь и не король баронов. Как обозначить данное понятие, даже я точной формулировки не нашла. Не титул, не звание, а некая родовая обязанность, что ли.

Своими словами, местные бароны – народ слишком вольный и независимый, чтобы заводить себе главу с полномочиями властителя над собой. Но и достаточно разумный, чтобы понимать: абсолютная демократия – это анархия, ведущая к краху всего. Потому по числу самых сильных родов был создан совет девяти – тот самый баронский круг.

Но и в нём имелся первый среди равных – Мастер круга. Его слово завершало любое обсуждение совета. А особый перстень, доверенный мастеру соратниками, скреплял общее окончательное решение старейшин печатью на бумаге.

Именно он и только он имел право говорить от лица всех баронов, выражая их мнение перед другими значительными силами этого мира. Будь то местный король, верховное духовенство или посланники заморских государств.

Но раз это не титул в понятном современному человеку смысле этого слова, тогда возникал вопрос: почему сия почётная м-м… должность оказалась наследственной?

- Поначалу Мастера Круга выбирали голосованием. Но сложилось так, что из поколения в поколение в итоговом вердикте звучала одна и та же фамилия, — пожал плечами Эльтен. – В конце концов, для всех слово Тальбергов стало равноценно слову всех баронов. И с кем-то иным просто отказывались иметь дела. Род их открыто признали избранным.

- Так. И почему же у вас было такое ужасное лицо, когда вы сообщили мне «моё» имя? Пока я не услышала причин стыдиться подобного родства.

- Стыдиться?! – вспыхнул дед. – Никогда! Гордиться и… таить это знание.

- Но почему?!

- Потому, девонька, — Эльтен понизил голос до шёпота, от которого у меня озябла душа, — что рода Тальбергов больше нет.

Некоторое время на кухне висела тяжёлая, гулкая тишина. А потом глаза старика сузились, из-под ресниц полыхнуло огнём, и он снова заговорил:

- Нигде нельзя прочитать историю Тальбергов. Но я мог бы её написать, хоть сам только родился в год, когда всё случилось. Отец мой был свидетелем тех событий…

Итак, предков той девушки, в тело которой я странным образом переместилась, истребили практически в несколько дней. Жестоко и расчётливо.

Время было неспокойное, мужчинам нередко приходилось покидать дома, чтобы защищать границы своих вотчин. А Тальбергам – чаще других. Потому что их участие требовалось везде, где хотели решить проблемы миром.

Умнейшие дипломаты, по мнению Эльтена, были эти Мастера. Сыновей своих тактическим секретам-хитростям, тонкостям парламентёрского дела учили с юности. Возили с собой в поездки, знакомили с влиятельными лицами, чтобы те заводили полезные связи. Трусов среди них не было, как и нерешительных политиков. Тальберги не были сторонниками радикальных силовых решений. Но и в пацифисты их было не записать. Если не удавалось обойтись без военного конфликта, вопрос решался однозначно.

Но тогда и все бароны понимали: если Тальберг объявляет бой, значит, иного выбора не осталось – войска баронов собирались под его руку беспрекословно. И побеждали.

Вот и в тот раз Мастер отправился с другими воинами утрясать очередную заваруху. За оставшиеся в замках семьи тогда уже не слишком волновались – настал момент, когда бароны вполне доказали свою состоятельность, и на сильные замки никто не рисковал нападать.

Но это всё же случилось. А честнее будет сказать: Тальбергов предали.

В одну из ночей, когда обитатели родового гнезда остались под защитой небольшого отряда воинов, их и всю прислугу усыпили, подсыпав зелье в котёл с вечерней трапезой. А затем напали – тихо, бесшумно и очень споро убивая живых. Когда о случившейся трагедии стало известно, и наступило время оплакивать мёртвых, оказалось, что из замка исчезли баронна Лаэлла – супруга Мастера и её служанка.

- С ужасом ждали возвращения мужчин рода Тальбергов. Но и они не пришли, чтобы похоронить своих близких… — севшим голосом продолжал свой рассказ Эльтен.

Где-то в то же время в Азуанских горах, через которые лежал путь домой, произошёл невероятно мощный обвал. Под ним и остались эти великие воины. Старик был убеждён, что каменная лавина была вовсе не следствием буйства стихий.

- Не-ет! Эти прихвостни Дроггата ждали Аграма и его людей! – яростно потрясая кулаком в воздухе, шипел Эльтен. – они наверняка сумели что-то восстановить из знаний предков, что помогло им обрушить скалу на вереницу рыцарей и йоменов. И те, кто оказался только ранен – был добит ударом кинжала – отец это видел своими глазами, когда они отправились искать пропавших. А кольцо Мастера кто-то снял с руки Тальберга и унёс с собой.

- Вы имеете в виду то самое, которое оказалось в моём поясе?

- Нет, конечно. Твоё кольцо – тоже родовая реликвия Тальбергов. Но оно женское. С ним покинула замок баронна Лаэлла.

- Надеюсь, не её обвинили в предательстве и гибели целого рода? – осторожно спросила у старика, всем сердцем желая, чтобы это было так. Носить при себе перстень убийцы и вообще иметь к такому хоть какое-то отношение я не хотела.

- Никогда! – как-то строго и довольно сурово отчеканил Эльтен. – Никогда такого зла не могла совершить Лаэлла. Жёны Тальбергов – женщины всегда особые. Им доверяют так же, как их мужьям. А Лаэлла не раз с честью доказала своё право носить этот перстень. Ведь в отсутствие Мастера – его баронна хранит порядок и является голосом мужниной воли. Нет, её похитили, пленили или… спасли, — глаза деда просияли крепнущей надеждой. – А ты её внучка, иначе кольцо никак не могло оказаться в твоём поясе.

18

У кого как, а у меня к старику назрели два вопроса. Самым важным теперь было понять, чем заслужили Тальберги столь жуткую месть от здешней церкви? Если, конечно, в гибели рода была повинна именно она. И насколько «жива» ещё эта ненависть, чтобы сказаться на моей дальнейшей судьбе?

- Храмовники уничтожили твоих предков, — глядя на меня с горькой убеждённостью, снова повторил Эльтен. – Их рука - можешь не сомневаться. Это ведь только честный воин предпочитает открытую битву. А эти… — лицо деда искривила ядовитая, презрительная ухмылка. – Церковь не так беззащитна, как тебе могло показаться. Кто-то ведь должен быть её «карающей дланью». Иначе как удержать людей в страхе, а себя во власти? Вот и собирают наши «поборники Света» под свои знамёна одержимых фанатиков, готовых калечить и убивать по первому слову. И уж всякие зверские умения у их "рыцарей" — будь здоров. А разум у большинства не на месте.

- У нас это называется маньяки отшибленные, — нахмурилась я. Думая о том, что здесь, очевидно, именно церковь стала тем ведомством, куда дружно стекались психопаты с садистскими наклонностями. Ни бояться наказания, ни стесняться своих больных фантазий не нужно – любые методы официально разрешены «светоносными» хозяевами. Лишь бы эффективно убирали с дороги угрозу и до стойкого ужаса на уровне подкорки стращали население.

- Да… Им, чтобы пустить в ход плеть, клинок, огонь, петлю или яд – никаких доказательств не требуется – только приказ. А уж Тальберги храмовникам вполне открыто на жало наступили. И такой костью поперёк горла встали, что и удивляться нечему, отчего церковь подписала роду смертный приговор…

Дальше дед рассказал, что как раз Мастер Аграм первым вынес на круг вопрос о том, чтобы выдворить с баронских земель… простите, другого слова не находится, охреневших от собственной вседозволенности святош. И старейшины были склонны согласиться с подобным решением.

Бароны хотели своим владениям процветания. А для того народу, когда-то доверившему им свою судьбу, требовались мир, спокойствие и… единовластие. Именно вот эта единственная твёрдая власть могла и была обязана обеспечить людям благополучие и счастливую жизнь на благо самих же баронов.

Тревожная, весьма опасная новость, конечно же, очень быстро достигла ушей верховного духовенства. И пока старейшины не успели действительно одобрить предложение Аграма, последнего решили устранить вместе со всеми потомками. В порядке акции устрашения, чтобы продемонстрировать оставшимся восьми членам круга свои возможности, мощь и стремительность неминуемого возмездия за вольнодумие.

Чем, кстати, вызвали ровно обратную реакцию. Ох, не стоило так неосторожно, так самонадеянно будить праведную боевую ярость старейшин, в землях которых даже дети умели обращаться с оружием.

Если бы храмовникам достало политической прозорливости и банального здравомыслия дождаться переговоров, ещё возможно было договориться о каких-то взаимных уступках. Скорее всего, церковь бы значительно потеснили, но, чтобы совсем не рушить установленный веками порядок, не «чистили под ноль». Кого-то, да оставили бы в деревнях, пускай и с урезанными полномочиями.

Однако уверенные в абсолютной боевой эффективности своего воинства храмовники решили по-другому. И получили адекватный ответ. Натуральную войну. Конечно, силами баронств такой могучий институт, как церковь, было не уничтожить и даже не сломить. По крайней мере, повсеместно.

Но обозлённые воины, объединённые своими вожаками, шли яростным ураганом, круша один монастырь за другим, очищая свои вотчины от заразы извращённой религии.

Спустя практически столетие это противостояние, безусловно, ослабело. Святоши получили жестокий урок, но и среди них тоже нашлись неглупые люди, готовые искать компромиссы. Постепенно небольшие храмы вновь тут и там отрастили сверкающие шпили на куполах вдоль границы кольца баронских территорий. Осмелевшие отцы-настоятели снова стали позволять себе бесчинства в адрес простых людей. А за преступную тягу к науке могли организовать серьёзные неприятности даже такому уважаемому и влиятельному лицу, как Эльтен.

Сами же баронства и их владельцы за годы благоденствия «разжирели», разленились и размякли, всё больше уподобляясь столичным вельможам и закрывая глаза на растущее влияние церкви. (Особенно пятёрка «Морских», занявших тёплые места вдоль сытого морского побережья.) Некогда отвоёванная мечом независимость постепенно – аккуратно и не слишком заметно превращалась в пустой звук. Поумневшие храмовники больше не действовали слишком открыто, возвращая свои позиции иезуитски тонко и надёжно.

Однако старейшины словно не хотели этого замечать, хотя место последнего из Тальбергов по-прежнему пустовало в совете круга: предки запретили потомкам сажать на него кого-либо ещё, чтобы те не забывали о былой трагедии.

Ну вот, кресло подло убитого Мастера показательно оставалось свободным, а память новых старейшин всё равно оказалась не очень-то надёжной.

В отличие от крепкой и весьма мстительной памяти церкви – в этом Эльтен был убеждён. А значит, стоило мне только заявить или хоть как-то неосторожно сболтнуть о «возвращении наследницы Тальбергов» — реакция не заставит себя долго ждать. Причём в самом неприятном смысле этого выражения.

- Поняла. Пока остаюсь сиротой — дочерью вашего друга, взятой под опеку, — без всяких гупых дебатов я согласилась с тем, что не стоит менять ранее утверждённую легенду. – Дальше "война план покажет". Но объясните ещё одну вещь, которая никак не складывается в моей голове: почему вы – быть может, самый лучший знаток истории Тальбергов, сразу не признали их перстень? Наверняка ведь вам известно его описание безо всяких справочников. Мы в четыре глаза бились, чтобы узнать имя владельца находки, но разгадал его почему-то именно Велт. Который, подозреваю, не многим больше моего разбирается в геральдической атрибутике исчезнувших родов.

- А вот в том и дело, что Велт его не признал, а как раз разгадал! – с таинственным смешком прищурился на меня дед.

19

- Да, это было бы полезно, — раздался из-за спины серьёзный голос Кайрена.

Увлёкшись разговором с Эльтеном, я и не заметила, как окончательно пробудился дом.

Оказалось, мой спаситель и его соратники уже какое-то время слушали нашу беседу, однако вмешиваться не торопились. Только теперь, когда старик закончил рассказ, его внук позволил себе короткую реплику, обозначая своё присутствие.

Взгляды почти всех вновь прибывших были устремлены на меня, и в гостиной воцарилось молчание. Довольно неуютное, надо сказать. Словно каждый здесь узнавал меня заново и пока не совсем понимал, как себя вести. И я, кстати, в первую очередь.

Кайрен, скрестив на груди руки, изучал меня почти открыто. С таким жёстким, задумчивым выражением глаз, словно готовился к чему-то масштабному и совсем не радужному. Однако кроме упомянутой решимости на лице его крепко застыла печать какого-то приятия, что ли. Согласия и некоего авансового уважения к репутации, которую человеку может давать громкое имя предков.

Лица Торвена и Рагана были строги и торжественны.

В янтарных очах Велта горели восхищение и преданность.

Мне же было крайне неловко от чувства, будто я вот это новое, подчёркнуто пиететное отношение к себе у кого-то украла. Зато четвёрка молчаливых «собеседников» словно совсем не принимала во внимание факт моего насильственного переселения в эту реальность. Мол, раз я здесь и сейчас – значит, так и надо, всё предопределено. А «звёздная личность» в «упаковке» рода Тальбергов – даже круче, чем просто великие Тальберги.

Срочно захотелось, чтобы они перестали таращиться на меня каждый со своим глубинным ожиданием непонятно чего, и всё стало как прежде – просто и понятно. Ну да, конечно!

- Возвращение Элен – это знамение, — дожимая мою и без того бунтующую душу новой волной угрызений совести и закономерного протеста, «оптимистично» сообщил Велт.

Эльтен, как главный в компании авторитет, мог бы разрядить повисшую в комнате перегретую эмоциями обстановку. И не только я, но и мужской квартет тоже как будто на это рассчитывал.

Однако дед, как на грех, удалился в себя и там застрял, увлечённо исследуя что-то в недрах собственного сознания: пожёвывал губами и нисколько не обращал внимания на возникшие затруднения в былой непринуждённой, так сказать, коммуникации.

- Велт, спасибо за то, что помог разобраться с моей… м-м… биографией, — поняв, что помощи от старика не дождаться, я взяла инициативу на себя. – Но думаю, не сто́ит торопиться со столь громкими выводами.

- Он прав, — нисколько не улучшая мне настроение, согласился с молодым товарищем Торвен.

Ещё и Раган в довесок коротко кивнул, подтверждая мнение друзей. Спасибо хоть Кайрен предпочёл промолчать.

А молодой в ответ на мою благодарность исполнил полный сдержанного достоинства аристократический поклон. При этом с затаённой тоской всё-таки мимолётно стрельнул в меня взглядом, полным пылкого огорчения. Как совсем ещё юный «Акелло» на вкусную сахарную косточку, которую ему только что вдруг запретили глодать и вообще присваивать себе.

Даже внутри как-то немного отпустило-отлегло. Ну честное слово, никак не получалось воспринимать амурные вспышки юного повесы, как нечто серьёзное.

Все его переживания моментально и с такой непосредственностью отражались на лице, что губы невольно тянулись в улыбку.

- Так. Всё это, конечно, ужасно важно и подлежит самому вдумчивому осмыслению, но обед никто не отменял, — сдерживая приступ абсолютно неуместного сейчас веселья и деловито нахмурив брови, постановила я, решительно поднимаясь из-за стола.

Раз уж эти жутко серьёзные мужчины никак не хотели слышать доводы объективной логики, следовало отвлечь их от прикручивания к моей голове незаслуженных лавров старым, как мир, приёмом. А именно: воззванием к желудку.

Как и следовало ожидать, безотказная уловка сработала.

Судя по лёгкой понимающей усмешке, скользнувшей по губам Кайрена, он догадался о моём нехитром манёвре. Но предложение активно поддержал. Не иначе как из человеческого сострадания.

Вот и спасибо. А то, понимаешь, насели на девчонку – вынь да положь им наследницу великого Мастера в полном осознании собственного значения.

А я, может быть, в растерянности. И вообще, ещё ничего не решила.

Хотя… кого я обманывала? Складывалось стойкое (и, между прочим, сильно раздражающее) впечатление, что тот неведомый «обитатель икон», который перекроил всю мою судьбу, зашвырнув в этот неуютный мир, давно всё за меня решил.

Нет, я не против полезных дел, необычных приключений и даже смелых авантюр. Но как-то привыкла влипать в подобные мероприятия по доброй воле. Теперь же меня, словно безропотное полено несло могучим потоком действительности. (Не по дням а по часам обраставшей новыми подробностями.)

И что-то упрямо подсказывало, что впереди спокойной, тихой гавани не предвидится. А вот какой-нибудь сокрушительный, оглушающий водопад непредсказуемых событий – пожалуйста. И ни малейшего шанса прибиться к бережку – посидеть, помедитировать на воду. Ну там по восточному практично подождать, пока трупы всех гипотетических врагов проплывут мимо…

Да, можно было взять и из внутреннего протеста исполнить гордую независимость: прицепить на свой бывший костыль походный узелок и уйти «в туман». Кто бы меня остановил?

На секунду зачем-то представила себя в образе нахохленного ёжика из известного мультфильма и не удержалась от тихого смеха. Чем вызвала озадаченный интерес Кайрена, пилившего рядом хлеб на равные, честные ломти.

Он отложил нож и какое-то время неотрывно, пронзительно смотрел мне прямо в глаза, а я – в его.

Не знаю, о чём думал Кайрен, а я о том, что «Ёжик в тумане» — полный бред. И я в этом мире без странной, невероятно надёжной и дружной команды, негромко гудевшей рядом – тоже.

А ещё... Я снова невольно хмыкнула, подумав, что высшие силы точно знали, чем надёжно зацепить меня в избранной ими роли. Долгом.