Растворяясь

Предисловие

Горы Альберты, находящиеся в юго-западной части провинции на восточных отрогах Канадских Скалистых гор, славятся не только неописуемой красотой своих великолепных видов, но и опасной высотой. Некоторые пики настолько высоки, что, забравшись туда, можно почувствовать себя на небесах. Очень быстро можно почувствовать контраст между раем и адом, случайно сорвавшись вниз.

Падение – это полёт в один конец. Хлестающий по телу и лицу беспощадный холодный ветер. И внезапная остановка, когда ты хватаешься за спасительную верёвку, которой нет.

Удар, после которого жизнь обрывается навсегда. О горный пласт внизу или о ставшую твёрдой от набранной скорости поверхность озера. В Альберте их достаточно много – есть из чего выбрать.

Смерть наступает тогда, когда на месте боли распускается невероятной красоты цветок – блаженный долгожданный покой, и кроме этого чувства не остаётся больше ничего внутри.

Но что мне известно об этом? Ничего. Упасть суждено не мне, а другому человеку.

Мне уготована другая смерть.

Дорогие читатели и верные друзья! Благодарю вас за выбор моей книги!

Буду рада, если вам понравится работа, получить от вас обратную связь. Не стеснятесь ставить звёздочки и оставлять комментарии. Я отвечу на все ваши вопросы по работе.

Приятного чтения!

Глава I. Детство

Когда твоя мама очень переживает об образовании, раз за разом проходишь через одно и то же испытание: новая школа. Новая школа – это новая жизнь, с той разницей, что старая не то, что не надоела тебе, а ты даже привыкнуть к ней не успел.

Но не всегда причина только в заботе родителей.

Хотя в этот раз я сменила место обучения из-за банальной причины: средняя школа сменилась старшей. Я пошла в десятый класс. Чему, честно говоря, ужасно рада. Это первая нормальная причина для переезда и смены обстановки. Все предыдущие разы заканчивались, мягко говоря, плачевно. Хотя и этой смене локации предшествовал целый долгий путь. Путь к долгожданной свободе, которая, увы, сейчас меня не радовала. Чувство уязвимости преследовало меня уже несколько месяцев. Уязвимости и потерянности.

По некоторым причинам меня зачислили в крутой, закрытый пансионат где-то в горных лесах Альберты, и уже на следующий день мне предстоял путь в несколько часов на частном вертолёте, который специально забронировал для нас мой отец, чтобы мне не пришлось несколько дней ехать на поезде. Не представляю, сколько потребовалось для этого денег, да и если честно, не хочу вообще об этом думать. Иногда меня тошнит от богатства.

Для кого-то это благо. Кто-то скажет: «Вот, ему повезло родиться в богатой семье, иметь все наилучшее и наироскошнейшее». Но поверьте: это может быть настоящим проклятием.

Мередит Харпс, моя матушка, удачно вышла замуж в девяностые и ни дня в жизни не работала. Зачем, если муж – влиятельный бизнесмен? Собственное производство вкуснейших и питательных хлопьев, а также полезных быстрых перекусов из мюслей в какой-то момент «выстрелило» – дела пошли в гору. Мама смогла полностью посвятить себя домашнему быту, стать примерной хранительницей очага и впоследствии матерью, что нянчилась бы с детишками днями напролёт. Она действительно мечтала о такой жизни. И всё бы ничего, вот только судьба не наградила маму оравой отпрысков. Единственной её отрадой стала я – выстраданная долгожданная дочь, которую наконец-то удалось выносить и родить после десяти выкидышей. После моего появления на свет врач поставил неутешительный приговор: мама больше не могла иметь детей.

Так что неудивительно, что всё внимание в доме оказалось приковано ко мне. В раннем детстве – принцесса, с которой сдували пылинки, а три домработницы перебинтовывали разбитую коленку втихую, чтобы их не уволили за то, что не уследили за ребёнком. Самое лучшее детское питание, красивые платья из натурального шёлка, висящие в личной гардеробной, комната просто огромная с кроватью в полстены, на которой мне разрешалось прыгать до потолка. Даже если сломаю – ничего страшного, обязательно привезут новую в тот же день. Любая игрушка, стоит только указать пальчиком, становилась моей сразу же. Любые развлечения от аквапарка до кино хоть каждый день.

Как только я пошла и заговорила, в нашем доме стали появляться толпы репетиторов. Помимо общих «развивашек» меня учили трём языкам, скрипке, танцам, езде верхом, стрельбе из лука и фехтованию. Отец не возражал, отсчитывая очередную стопку зелёных новому учителю. Наверное, на подсознательном уровне родители хотели сделать из меня сверхчеловека. Или просто очень любили.

Я не нуждалась ни в чём. Кроме, пожалуй, общества. И правильного поведения в нём. Долгое время его составляли исключительно родители и прислуга. Мать тряслась за моё здоровье, что лишний раз не позволяла никому даже дышать рядом со мной. Врач приезжал только на дом, если мне случалось заболеть. А если требовалось пойти в театр или на званый ужин, меня одевали как астронавта: три слоя одежды, перчатки и маска. В шесть лет из-за этого я думала, что больна чем-то. Разумеется, спрашивать у мамы правду стеснялась. И когда отправилась в первый класс, рассказывала какие-то небылицы, раз за разом ловя сочувственные взгляды одноклассников и недоумевающие выражения лиц учителей, которые никогда не слышали ничего подобного от моей матери.

— Посмотрите, какие у меня перчаточки! Настоящий латекс, можно потрогать. Я очень тяжело болею, мама не разрешает мне брать предметы без них.

Наверное, таким образом я привлекала всеобщее внимание. Меня расспрашивали о жизни, сочувственно кивали и вздыхали. А мне это ужасно нравилось. Нравилось, что мной интересуются, общаются. Нравились эти лучи славы. Печально лишь, что я не совсем понимала, что именно это за слава.

Все изменилось тогда, когда эта ложь всплыла. Конечно, это была не то, чтобы специальная ложь, а лишь фантазия неокрепшего ума. Я всего-то додумала причину того, почему со мной так носились, холили, лелеяли. Но мама рассвирепела.

— Неблагодарная девочка! Как смеешь ты подвергать нашу интеллигентнейшую семью грязной клевете? Это ты-то смертельно больна? Извольте ответить, чем же, юная леди!

Она тащила меня по улице за рукав бордового платья так сильно, что тот начал расходиться по шву. Конечно, это неважно, ведь персональная швея уже завтра сделала бы такое же и ещё лучше. Больше меня заботило то, что никогда до этого я не видела маму такой сердитой. Напугало ли меня это? Едва ли. Я даже и не подозревала, что внутри моей мамы всё это время назревал бешеный ураган.

Я не плакала, когда мама влепила мне звучную пощёчину, и я грохнулась пятой точкой на асфальт. Я совершенно не понимала, что происходит. Всё казалось мне каким-то сюром, я видела замыленную картинку. От удара вокруг меня начали кружиться искры странной на вид формы – в виде спиралей с шипами. Никогда ещё не видела чего-то подобного. Я зажмурилась, стараясь прогнать наваждение. Ведь наверняка это просто сон. Вот сейчас я проснусь, и мама снова позовёт есть на завтрак любимые сырники с малиновым джемом. Или не малиновым – у меня всегда был выбор.

Мама испугалась за меня. Я видела ужас, перекосивший её лицо. Она подняла меня с земли, отряхнула порванное платье, даже протянула носовой платок на случай, если я вдруг разревусь, после того как убедилась, что я не ушиблась и ничего не сломала.

Глава II. Каролина

Мне было четырнадцать, когда я впервые влюбилась. И когда потеряла сознание от порки ремнём, потому что мама нечаянно промахнулась и ударила меня так, что я упала затылком на угол журнального столика.

За что? За то, что влюбилась и посмела разглядывать фотографии парня в социальных сетях вместо того, чтобы выполнять домашнее задание по французскому. И неважно, что это задание на неделю вперёд. Я должна делать всё заранее, чтобы числиться самой умной в классе. Мама так тряслась за статус отличницы, как будто это она была ученицей в школе Монткрест, а не я.

На стене висели ленточки и грамоты почёта, на полках стояли кубки за победы в олимпиадах, а на крючках висели медали за спортивные достижения. А я лежала под всем этим великолепием с перебинтованной головой в первый день после выписки из больницы, и перед глазами плыли тёмно-серые круги вперемешку с золотыми спиральками.

Мама снова слёзно извинялась, когда мы ехали на заказном автомобиле, украшенном шариками и живыми цветами. Это зимой, когда до цветения ещё очень далеко. Вся родня тогда собралась в нашем особняке, чтобы поздравить моё «второе рождение»: взбалмошная тётушка Мардж со своими отпрысками, бабушка Роуз, кто-то из папиных родственников, так редко бывающих у нас в гостях. Оно неудивительно: врач-травматолог говорил, что мне что-то задели хлёстким ударом, и сквозь пелену дремоты и темноту перед глазами я слышала, как мама завывала:

— Она же не останется теперь дебилкой? Умоляю, сделайте что-нибудь, я заплачу любые деньги!

Знаете, что она рассказала врачу? Что я играла с котом, который запрыгнул на стеклянный стол, и я – такая бестолочь – полезла за ним, не удосужившись перед этим проверить, что сверху. Красивая легенда, почти правдивая. За одним исключением. У нас нет кота. И никогда не будет, потому что моя матушка считает, что животные развращают психику, а ещё они грязные. На любых животных я могла смотреть только во время экскурсий в зоопарк или питомники. Даже у друзей поглядеть и погладить не получалось. За неимением оных. С частыми сменами школ и отсутствии социализации вне её ходить к друзьям в гости практически не представлялось возможным.

Но обо всём по порядку.

Ещё задолго до травмы головы появилась она. Каролина.

Я не могу назвать точной даты, когда она вошла в мою жизнь. Наверное, это произошло не в одночасье, а постепенно. Шаг за шагом, день за днём мы приближались друг к другу.

Она училась в параллели. Мы обе были в шестом классе. Подружились случайно ещё в старой школе, за несколько лет до Монткреста – школы, в которой я провела самое долгое и приятное время за всё обучение. Тогда у меня прихватило живот, и я отпросилась с математики выйти в туалет. Но получилось так, что в дамской комнате я застряла надолго.

Судорожно отмывая нижнее бельё, колготки и руки от бурого месива, я не представляла, что мне делать дальше. Мама не рассказывала про месячные, и сперва я, разумеется, очень испугалась. Но мне повезло – пару месяцев назад по биологии была «частная» лекция только для девушек, где нам в подробностях с красочными слайдами рассказали про половое созревание. Тогда мне это показалось чем-то нереальным, чем-то настолько далёким от меня и даже… грязным. Почему-то возникла ассоциация, что месячные могут быть только у грязных, плохих девочек. Которые интересуются мальчиками, не слушаются родителей, занимаются чем-то неприличным и гордятся этим.

Когда я поняла, что со мной случилось, то меня охватил ужас. Мама меня убьёт. Она не должна узнать. Она выпорет меня за это. Я не понимала, чем так провинилась, что Бог решил наказать меня этой кровью. Я ведь всегда была чиста помыслами и душой. Не воровала, не убивала, даже не клеила постеры с актёрами на стену, как это делали мои сверстницы.

Мне было плохо физически. Я понимала, что никуда не смогу выйти в мокром и грязном исподнем, кое-как наспех застиранном. Тем более, что кровь могла пойти снова в любой момент. А ещё ужасно болел живот – тянущие боли иногда были настолько нестерпимыми, что хотелось стонать. Но отпроситься с урока я тоже не могла. Я никогда не отлынивала от учёбы. Даже если заболевала, то досиживала всегда все занятия до конца и только потом возвращалась домой. И потом я не смогла бы рассказать учительнице истинную причину своего желания покинуть урок. Температуры у меня нет, а скажи про живот – потащит ко врачу, и всё вскроется. А мама не должна узнать!

По носу скатилась капля. Затем другая. Стало тяжело дышать. Я всхлипывала и тянула носом воздух, но это не помогало. Дрожащая водянистая пелена застилала глаза.

— Слушай, голая задница, чего ревёшь? — услышала я оклик сзади и дёрнулась, как ошпаренная. Не ожидала, что в туалете во время уроков обнаружить кого-то. Когда эта девушка успела сюда зайти? Я её не заметила.

У девушки в руках была зажигалка – чёрная, в виде бутылки с черепом, какие бывают у пиратов, любящих ром. Одета она была в школьную форму, но очень неряшливо. Я никогда не видела, чтобы девочка не заправляла рубашку. Странного оттенка ближе к вишнёвому волосы были неровно острижены и свисали сальными неопрятными патлами.

Она равнодушно посмотрела на моё зарёванное лицо, потом на колготки в моей руке. Пожав плечами, щёлкнула зажигалкой.

— Смотри, вот огонь, — она протянула зажигалку ближе ко мне, и в её ореховых глазах заплясало пламя. — Он вечен. А все переживания не вечны. Что у тебя стряслось?

Я хотела ответить, но вместо звука из горла вышло непонятное клокотание, после которого я продолжила всхлипывать и стоять, как идиотка, посреди туалета.

Каролина погасила зажигалку и сунула её в карман пиджака. И оттуда же извлекла маленький белый прямоугольник. Сперва мне показалось, что это бумажка, но на деле это оказалось совсем иным.

— Держи, подруга по несчастью. Что ж ты без прокладок ходишь в такие дни?

Я промолчала. Дрожащей рукой забрала прокладку, словно абориген какое-нибудь современное изобретение.

Глава III. День Рождения

Я была круглой отличницей. Ко мне не относились плохо ни в одном из коллективов. Никогда не буллили, не задирали. Скорее, даже уважали. Но ничего ближе, чем «Привет. Как дела? Что задали по математике?»

Страдала ли я от этого? В начальной школе едва ли. Тогда для меня было важнее заслужить одобрение матери. Не дай Бог опоздать на пару минут домой, получить не пять, а пять с минусом, где-то сфальшивить на скрипке или не взять с лошадью барьер. Да и обществом сверстников я не была обделена. У меня ведь была Каролина.

В школе Монткрест я задержалась. Она действительно была лучшей из всех, что я сменила, по качеству образования. Здание выглядело как чей-то частный дом: всего два этажа, классы – маленькие уютные комнаты. Школьная форма предлагала множество вариантов для любой погоды за окном. Множество кружков на любой вкус с индивидуальным и командным подходом, интерактивные задания на уроках, где всё можно потрогать или пощупать, ну, или как минимум рассмотреть очень-очень пристально. Да, у нас проводились лабораторные работы даже по естественным наукам. От школы нас возили на экскурсии, а учителя были просто настоящими святошами, в хорошем смысле. В моём маленьком классе всего из десяти человек атмосфера царила поистине дружелюбная. Все мило между собой общались, никто никому не гадил.

Мама присмирела. Наверное, благодаря ненапряжной и увлекательной учёбе в Монткресте я радовала её успеваемостью и полученными знаниями, о которых докладывала каждый вечер. Ну, а может её групповая йога для женщин за сорок помогла ей немножечко успокоиться – кто знает. Она не прикасалась ко мне целый год, и я спокойно смогла закончить восьмой класс. И каким бы невозможным это не казалось, она даже разрешила мне устроить вечеринку в честь дня рождения и позвать кого-то из одноклассников. Йога рулит, определённо.

Я позвала Риту и Джесс – двух девочек, с которыми неплохо общалась. Они тоже были из богатых семей, но когда вошли всего лишь в прихожую нашего дома, у них отвисли челюсти. Это они ещё сад не рассмотрели, как следует, с мраморной статуей нашей семьи, сделанной мастером на заказ, в центре огромного лабиринта из гортензий.

Каролину я предупредила о гостях. Она пришла в тот день в школу, чтобы поздравить, и надеялась, что после занятий мы пойдём в какую-нибудь кафешку отмечать. Но мне пришлось сообщить ей о камерной вечеринке, на которую её – увы – я позвать не могла из-за мамы. В этот момент Каролина сидела в беседке школьного двора и рисовала красные и чёрные круги цветными фломастерами в скетчбуке. Когда услышала – остановилась, повернула голову в мою сторону. Взгляд у неё был такой, словно она хотела меня ударить, даже мурашки пробежали. Но Каролина никогда так не сделала бы. Она хорошая, добрая и очень меня любит. Она знает, что я тяжело переношу телесные наказания, хоть и веду себя тихо-претихо.

Она ничего не сказала. Просто встала, собрала вещи и, неопределённо махнув рукой, ушла. Я знала, что когда ей плохо, она садится на автобус с самым длинным маршрутом и куролесит по окрестностям. Либо уходит к реке или в парк, к пруду – говорит, вода успокаивает её. Ещё реже она где-то прячется. Чаще – идёт вслед за мной, но на расстоянии. Своеобразная игра в следопыта, о которой никто не должен знать. Как тогда, когда она от мамы прячется во время походов в зоопарк и театр. Мне не хотелось бы последнего. Каждый раз переживаю, что её кто-то заметит, и наша дружба закончится раз и навсегда. Не думаю, что Каролина появится на ужине. Что, в целом, было славно. Мне хотелось провести вечер наедине с одноклассницами, как… как это делают все нормальные люди, вообще-то.

Конечно, мои ожидания не оправдались ни на йоту. Дурочка, на что надеялась-то? Мама не дала остаться нам наедине и вдоволь насладиться праздничным ужином. Мало, конечно, того, что она присутствовала за столом, из-за чего диалог не клеился от слова совсем. Девочки давно были зарегистрированы в Инстаграме, мне же мама не разрешала пользоваться социальными сетями, поэтому стоило хоть одной заикнуться о новых фотографиях, мама сразу же перебивала вопросами:

— Кем работают твои родители, Джесс?

— Ты уже решила, чем будешь заниматься в старшей школе, Рита?

— Бетти ходит на пять кружков в Монткресте. А чем увлекаетесь вы? Юным леди следует быть всесторонне развитыми.

И всё в таком духе. Мама была словно сыщиком, тщательно вынюхивающим информацию о достоинствах потенциальных подруг. Я же сидела краснющая, а отсвет канделябров со стола ничуть это не смягчал. Если девочки после этого продолжат хотеть со мной общаться – это будет чудо. Но под ложечкой сосало чувство, словно это первый и последний раз таких вот совместных посиделок.

В конце ужина пришёл фотограф, щёлкнул нас на Canon перед тем, как я задула торт, и после. Хотя бы желания свои я могла загадывать в тайне от мамы. В остальном у меня от неё не было секретов.

Даже про Каролину она знала, хоть и старалась закрывать глаза на такие странные отношения. Наверняка однажды она поставит меня перед условием выбора: либо Каролина, либо вся нынешняя жизнь. Просто пока мама не придумала достаточно весомую манипуляцию для этого.

Ну, ещё дневник, конечно. Впрочем, я сомневалась, что мама до сих пор на него ни разу так и не наткнулась. Я прятала его больше для самоуспокоения. Так-то наверняка мама каждый день, пока я отбываю время в школе, берёт его и читает, вынюхивает все мои секреты. Хотя удивительно, почему она до сих пор не устроила мне скандал с разносом в пух и прах даже по поводу факта наличия того самого дневника. Видимо, не насобирала никакого компромата на меня. Я не пишу плохо о родителях, меня не интересуют мальчики, а подруг, как известно, не имеется, и единственной вещью, что останется недоступной для её понимания является Каролина. Но устраивать истерику из-за того, что она не видит? Пф-ф, она же не сумасшедшая.

Когда девочки ушли, я ещё долго сидела в зале прямо на широком подоконнике и смотрела сквозь стекло на двор, мысленно провожая Джесс и Риту. Это был самый счастливый и самый печальный день рождения из всех. Наверняка девочки ушли разочарованными и завтра откажутся со мной даже здороваться. Наверное, моё кислое лицо говорило само за себя, потому что мама тихонько подошла ко мне сзади и, положив руку на плечо, стала смотреть вместе со мной на сгущающиеся в саду сумерки. А затем ровным тоном произнесла:

Глава IV. Приглашение

Джесс и Рита не отказались от меня, даже наоборот. Стали звать меня в парк, кино, на роллердром. Правда, в большинстве случаев мне приходилось отказываться из-за плотного расписания внешкольных занятий в угоду маме. Но девочки понимающе относились к этому, и отношения с ними не портились. Видимо, узрели всё собственными глазами на празднике. Хотя чем дальше, тем больше я сожалела о том или ином пропущенном эвенте. Даже с наличием теперь Инстаграма мне всё ещё сложно было оставаться в курсе всех последних событий. Иногда я чувствовала себя так, будто переместилась на десять лет в будущее и совершенно не понимала, что вокруг происходит.

— Эй, Бет, мои родители сняли коттедж на уикенд в честь дня рождения, я тебя приглашаю, — Джесс подошла ко мне в перерыве между занятиями. — Будет весело! И никаких клоунов, а то Рита их боится, — шепнула она на ухо.

— О, это так здорово! — восторженно сказала я, но тут же помрачнела, осознав, что мама вряд ли меня отпустит. Джесс, словно прочитав мои мысли, сказала:

— С твоей мамой поговорят мои родители. Думаю, они смогут её убедить, что всё безопасно. За нами присмотрит мой дядя Гэвин. Он лесоруб, знаешь, какой здоровый! Всех порвёт, если что.

Джесс широко расставила руки в стороны и смешно насупила брови, а потом, сделав голос как можно ниже, прорычала:

— Я лесник Гэвин МакДафф, я никому не дам в обиду своих малышек!

Я невольно прыснула в кулак. Ну, если у Джесс такой дядя-телохранитель, то бояться и вправду нечего. Сердечко внутри забилось быстрее – а вдруг всё получится? Вдруг меня действительно отпустят на настоящую вечеринку?

— Нет, никаких вечеринок. Тебе ещё слишком рано.

Строгий голос не терпел пререканий и возражений. Мама повернулась спиной, показывая, что разговор завершён. Что ж, я попыталась поговорить об этом с ней первой, и, вообще-то, не рассчитывала на другую реакцию. Расстроилась, но не разочаровалась, что называется. Только я собиралась сесть за гаммы, разминать пальцы, как вдруг зазвонил стационарный телефон в прихожей. Я аж подпрыгнула от неожиданности, но вовремя взяла себя в руки. Когда это я стала такой пугливой на резкие звуки? Мама сняла трубку, пристально следя за мной, так и оставшейся стоять в зале, опираясь на рояль. Сейчас с минуты на минуту должен прийти мой учитель музыки, наверняка это он позвонил. Однако по вытянувшемуся лицу мамы я поняла, что это не так.

— Сколько там будет человек? — уставшим голосом спросила мама. Из ящика туалетного столика она вытащила блокнот и ручку, принялась что-то записывать.

«Это не учитель! Это не учитель», — звенело у меня в голове. Это могло значить, что родители Джессики дозвонились до мамы.

— Какая там будет еда? Надеюсь, вы наймёте профессионального специалиста по кейтерингу. Без всякого там жирного барбекю и фаст-фуда – мы такое не едим.

Снова что-то записывает.

— Контактные номера всех совершеннолетних лиц, которые там будут, продиктуйте, пожалуйста. — Немного помедлив, добавила: — И несовершеннолетних тоже. Секунду. — Она долго-долго записывала цифры, пока кто-то на том конце провода надиктовывал ей телефоны. — Отдельная комната? — Она скосила на меня взгляд, словно вопрошая, как мне нравится это. — Душевая, надеюсь, тоже? Что ж, это нас устраивает. Благодарим вас за радушие. Всего доброго.

Телефонная трубка со звоном водрузилась на место. Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканием больших настенных часов да грохотом посуды, которую мыла одна из наших служанок в нескольких комнатах от нас. Мама прикрыла глаза и неровно выдохнула, словно справлялась с головокружением.

— Я ведь могла предвидеть, что так выйдет, но отчего-то понадеялась, что…

Она всплеснула руками, и я невольно съёжилась, уже ожидая проблем. Хотя проблемой уже стала я.

— Ты ведь догадываешься, почему Джессика тебя пригласила на праздник? — Губы её плотно сжались в трубочку, ярко подведённую тёмно-красной помадой – она всегда так делала, когда была чем-то недовольно, но прятала эмоции внутри. — Это ответный визит на наш приём, Элизабет. Мы не имеем права отказаться. Позвони своей подруге и скажи, что непременно будешь на дне рождения.

Я изумлённо уставилась на маму. Мне не послышалось? Я… я еду на праздник?

— Чего же ты стоишь? Быстрее, не стоит затягивать с ответом на приглашение. Или месье Латур тебя ничему не научил?

***

Очень изредка, когда я была уверена, что весь дом спит, Каролина приходила ко мне ночью. Конечно, она пробиралась ко мне через окно. Второй этаж – это не очень высоко для ловкой, худосочной девчонки, которая всё детство лазала по деревьям и лестницам от нечего делать. Словно ниндзя, она ловко карабкалась по витиеватым узорам фасада нашего дома, а затем залезала внутрь. Она жила далековато, и отправлялась на последнем автобусе, поэтому оставалась на ночь, а утром аккуратненько и так же тихо уходила через окно.

Сегодня Каролина тоже пришла. Мы не виделись почти неделю или больше. Я уже начала беспокоиться, что она сильно обиделась. Но сегодня она пришла, даже принесла небольшой подарок: самодельный браслет из бисера и скромный букетик парковых цветов.

Браслетик был нежно зелёного цвета с моими инициалами, сделанными другим цветом – розовым. Я сразу завязала его на запястье, а цветы поставила в мамину фарфоровую вазу на комоде. После чего поспешила в душ, оставив Каролину развлекаться в моей комнате. Я уже не раз это делала раньше, и знала, что Каролина больше глазеет, чем трогает предметы в комнате. Вряд ли что-то могло случиться.

— Вот, они уже позвали тебя на вечеринку, — хрипло проговорила Каролина, когда я плотно закрыла дверь своей спальни перед сном. Я только вернулась из сауны, и сейчас стояла напротив полноростного зеркала в халате и махровом полотенце на голове, а кожа моя лоснилась от жара и маски на масляной основе.

Каролина встала рядом. На её фоне я выглядела точно кукла Барби из набора про спа-салон. Только огурцов-кружков не хватало на глазах. Я сняла махровое полотенце и потянулась рукой к расчёске на комоде возле двери, стараясь не сталкиваться с тёмными глазами Каролины через зеркало.

Глава V. Вырваться на свободу

Спустя несколько дней утром перед отъездом мама давала мне наставления: звонить каждый час, сделать фотографии всех комнат и гостей, обязательно прислать ей незамедлительно на почту, не трогать фейерверки и камины и не рассказывать ничего о своей семье, кроме заученных дежурных фраз. Не есть много сладкого, не пить газированных напитков. Про алкоголь мама не упоминала, видимо, рассчитывала, что на детском празднике такого не будет. Новых знакомств не заводить самостоятельно, пока Джессика или кто-то другой из одноклассниц не представит. Снимать перчатки только при необходимости. Не раздеваться чрезмерно и не хохотать слишком громко.

— Помни, подростки могут быть очень развязными. Не позволяй им при тебе ругаться, рассказывать всякую похабщину и лишний раз трогать тебя. Если что-то идёт не так, сразу звони мне!

Из припаркованной машины высунулась рыжая голова Джесс. Перекрестив, мама усадила меня в их автомобиль. Джесс обняла меня. Дядя Гэвин вылез из машины и помог погрузить багаж. Мама насобирала мне целый чемодан, как будто я не на уикенд еду, а не меньше, чем на месяц. Впрочем, я и сама не знала, что мне может пригодиться в гостях, так что, может быть, меры оправданы. Каролина не пришла со мной прощаться. Я не видела её с той нашей ссоры, и, если честно, это беспокоило меня. Но она остынет, я точно знала. Затем автомобиль тронулся, и через стекло мне показалось, что мама начала плакать. Сердце защемило, но Джесс, тронув меня за плечо, сказала:

— Забей. Должна же ты была улететь из этой золотой клетки. Даже если поплачет – чёрт с ней.

Я недоумевала, как Джесс может спокойно говорить такие грубости. У неё совсем нет чувств? Правда, потом мне пришлось действительно позабыть обо всех своих тревогах. Джесс включила радио, и они с дядей стали подпевать шанти. Я никогда не слышала ни эту песню, ни такого самозабвенного пения. Всё, что мне разрешалось слушать дома – классика. Оперы, арии, балеты, симфонии, прелюдии, менуэты – бесчисленное количество классических произведений каждый день звучали в нашем доме. Так родители прививали мне хороший вкус. С плохим, впрочем, даже не позволяли познакомиться. Мама говорила, что от «нигерского речитатива» я прямиком угожу в Ад после смерти. А от попсы уши истекут кровью. К тому же, меня убеждали, что слова в таких песнях не несут никакой ценности и морали.

— Все эти псевдо-певцы транслируют только одну мысль: хапнуть побольше без всяких последствий, — говорила мне мама. — Это если переводить на культурный язык.

Частично, наверное, с этим можно согласиться. Вот только мама решила всё максимизировать под модную волну «хайпа», где люди действительно бросали вызов обществу и культуре, забывая при этом, что все песни и исполнители разные, и несут они тоже разное. Именно сейчас я убедилась в том, что музыка не ограничивается только «правильной» классической и «неправильной» попсой с рэпом. Было и третье ответвление, и четвёртое, и пятое. Песни были разные, звучали на разных языках. Под какие-то Джесс и её дядя подпевали, а под какие-то рыжая семья лишь довольно мычала, отстукивая ритм, так как они не знали слов.

Мне так хотелось присоединиться к ним, моё сердце буквально рвалось из груди. Мне казалось, что если я спою хоть одну песню вот так вот, свободно, без всяких учителей и нот, то почувствую, как невидимые оковы спадают с плеч. Да, никаких оков у меня не было, но это чувство не покидало меня. Я твёрдо решила для себя, что как только вернусь домой, соберу свой плейлист из понравившихся за эту поездку песен. И там не будет ни одного классического произведения.

***

Домик оказался полностью деревянным, очень уютным, но гораздо скромнее, чем описывала Джесс. Да и комнат оказалось на порядок меньше. Я безмолвно вскинула брови, когда Джесс привела меня в одну из спален на втором этаже и закинула оба наших рюкзака на двухместную кровать.

— Вроде как речь шла об индивидуальной комнате, — неловко пробормотала я, вспоминая телефонный разговор с мамой. Да уж, это, конечно, неправильно и совсем неэтично – задавать такие вопросы.

— Бет, — она положила мне руку на плечо, явно сдерживаясь от смеха. — Мы твою маму надурили, разве ты этого не понимаешь?

— В смысле…

— Да в прямом. Мы отправили ей фотки чужого дома. Спать ты будешь здесь, со мной на этой кровати. Это если прям приспичит. А то так-то мы планировали вообще не спать всю ночь.

— Нам же всего четырнадцать, — я вцепилась в её руки. Хорошо ещё, что совесть позволила мне хотя бы снять перчатки вдали от матери. Для фото я, конечно, планировала их надеть.

— И что? Мы не имеем права устроить весёлую вечеринку? Мы не олигархи, как ты, Бет, нам не по карману тот «крошечный» домик с картинки, так что привыкай к более скромной берлоге на эти два дня. — Девочка плюхнулась на кровать, и жёсткий матрас недовольными скрипнул под её телом, сообщая о том, что он наполнен стальными пружинами. — Я знала, что тебе будет непривычно, поэтому сперва и показала тебе всё. Душ, кстати, на улице, туалет – тоже.

— Но… это же обман! Вы… вы обманули меня. И маму…

Я чувствовала, как в комнате становится ощутимо меньше воздуха. Мне нечем дышать! Я обманула свою мать, и я задыхаюсь! Совершенно одна в чужом доме, полном незнакомых и недружелюбных обманщиков!

Мама, ты была права, мне не нужно это прогнившее общество, мне никто не нужен. Как всё хорошо начиналось! Чёртов этикет, лучше бы мама, как обычно, никуда меня не пустила. Я не хочу с кем-то делить кровать и ванную, кроме моей семьи. До этого я позволяла спать с собой только Каролине на тайной ночёвке и маме, которая приходила ко мне во время болезней. А туалет на улице! Да я понятия не имею, как этим вообще пользоваться.

Я хотела выскочить наружу, позвать Гэвина и попросить его увезти меня отсюда. Даже готова была оплатить ему бензин или попросить его вызвать мне такси, которое я бы сама оплатила – деньги имелись. Но что-то пошло не так. Ноги вдруг перестали меня слушаться, я зацепилась за зазор между половицами, и растянулась на полу. Больно. Кажется, я даже немного разбила губу, если судить по привкусу металла на языке.

Глава VI. Вечеринка. Начало

Джесс показала мне туалет: маленькая деревянная кабинка в глубине сада. Я не осмелилась даже попробовать зайти внутрь. Мне показалось, что половицы тут же провалятся, а вместе с ними и я – прямиком в эту зловонную коричневую яму. Такой клозет под стать свиньям, но никак не людям. Я уже скучала по фаянсовому трону в моей личной отхожей. И старалась гнать от себя мысли, что рано или поздно мне всё-таки «приспичит», и никуда от этого не денешься.

Затем подруга проводила меня на застеклённую веранду этого летнего домика, где и проводилось застолье. В ряд – два деревянных стола, по одну стену – диван, укрытый клетчатым пледом, по другую – скамейка и белые треногие табуретки из небезызвестного шведского магазина. На столе громоздились три картонных коробки – предположительно, с пиццей, тут же стояло два пластиковых контейнера с какой-то мешаниной – салаты, большая тарелка с начос и обычными чипсами. Рядом с ними две соусницы, салфетки, бесчисленное количество приборов. Тут же лежали какие-то нарезанные овощи, которые вряд ли кто-то станет есть. Кроме меня. Из всего, что тут было, овощи – единственное, что мне разрешала мама.

«Мда уж, никакого тебе севиче с креветками и карпаччо, как на моём празднике», — усмехнулась я про себя.

Из магнитофона играло с помехами какое-то радио, но никто не спешил настраивать или вставлять собственную кассету. Кажется, всех подобное устраивало. Помимо нас, в комнате были ещё Рита и парочка девочек из класса, которых я знала, а также незнакомые мне ребята. Видя, что я стушевалась при виде них, Джесс взяла всё в свои руки.

— Ребята, познакомьтесь, это Элизабет, моя одноклассница. Она впервые на такой вечеринке, так что не пугайте её.

Какой-то мальчишка в фиолетовой кепке, надетой набекрень, надувал шарики с помощью газового баллончика, но услышав Джесс, остановился и гыгыкнул.

— Я серьёзно, Дэрил.

Дэрил поднял руки, якобы сдаваясь. Я заметила, что локти и предплечья у него все в синяках и ссадинах. Всё понятно – дерётся или же любит лазать там, где не следует. Стоит держаться подальше. Ему поддакнул сидящий рядом лопоухий парнишка, лицо которого было сплошь усыпано веснушками, как будто его испачкали шоколадной крошкой. Они оба усмехнулись, а затем заржали в голос. Я чувствовала неловкость. Джесс закатила глаза.

— Дэрил и Крейг друзья моей кузины Лэсли, она сейчас в саду, сооружает пиньятту. Не обращай внимания – дети ещё.

Как будто мы были сильно старше! И всё же, это внушило мне оптимизма. Бояться людей младше себя это уже совсем не comme il faut.

— Лэсли – дочь Гэвина? — спросила я.

— Ага. Такая же рыжая, как все мы – сразу узнаешь. У нас только Рэй – «урод», в семье. Ну, в том смысле, что не обладает огненной гривой.

— А кто это?

— Мой кузен. Его тоже сейчас нет здесь, впрочем, я не могу предположить, куда он запропастился.

Я представила маленького мальчика, похожего на саму Джессику, который решил поиграть в прятки со взрослыми детишками. Здорово, когда у вас большая семья, и так много детей сразу. Это весело.

И в таких семьях, по моим наблюдениям, больше свободы. Чем больше детей, тем меньше концентрация внимания на каждом из них в отдельности.

— Есть ещё какие-то твои родственники, о которых я не знаю, но они тут будут?

— С моей стороны нет. Рита, — она крикнула нашей подруге, — твоя сестра приехала с тобой?

— Не, она сказала, что слишком стара для таких вылазок.

Рита встала из-за стола, поднося ко мне пластиковый стаканчик с тёмной бурлящей жидкостью.

— Чего не пьёшь?

— А что это? — Я принюхалась и почувствовала сладковатый запах, напоминающий жжённую карамель, но более свежий.

— Как что? Кола, конечно!

— Мне… мне мама разрешает только свежевыжатый сок.

Я услышала, как Дэрил и Крейг у дальнего окна зашлись хохотом пуще прежнего. Кажется, я сказала это слишком громко.

— То есть ты хочешь сказать, что никогда раньше не пробовала колу? — маленькая блондинка, с большими голубыми глазами, сидящая на диване с краю, спросила своим тоненьким голоском.

Я замотала головой, а глаза девочки стали ещё больше, прямо как в японских мультфильмах – на пол-лица.

— Как странно! — она поболтала своим стаканчиком в воздухе и опустошила его одним глотком. После чего поставила на стол и встала с дивана. Обошла меня по кругу, словно экспонат в музее. Я стушевалась. — Это же не алкоголь. Все так любят колу. Какие у тебя с ней проблемы?

— Эми, — обратилась к ней Рита, — у Бет очень консервативные родители.

— Из этих… из амишей, что ли? — Эми хлопнула ресницами, и немного туши осыпалось на её щёку. Я поняла, что немного завидую ей, ведь у меня из косметики был только увлажняющий бальзам для губ от обветриваний зимой. — А что вы на меня так уставились? У нас в Онтарио их много.

— Да, но не в Торонто же, — Рита закатила глаза. — Тем более, родители Бет не относятся к ним. Они очень богаты и живут в строгости, по всяким правилам. Образцовая семья.

Я была отчасти благодарна Рите, что мне не пришлось рассказывать всё это самой. И в то же время я чувствовала беспокойство: вдруг мою семью видят со стороны какими-то сумасшедшими, вдруг Рита скажет что-то не то?

— Это так глупо! Придумывать дурацкие правила только для того, чтобы им следовать. Мы же в двадцать первом веке, — блондинка надула губы, а затем хитро прищурилась. — Ну, раз ты здесь, значит, готова нарушать все правила, верно?

По спине пробежал холодок. О чём это она?

Эми развернулась к столу, вытащила чистый стаканчик из упаковки и наполнила его наполовину колой. Напиток приятно пенился и шипел, хотя все белые пузырьки быстро улетучились. Я поняла, что мне интересно попробовать, что же это такое на вкус.

— Эми, — осадила её Джесс. — Мы заверили миссис Харпс, что Бетти не будет есть и пить чего-то запрещённого.

— Но мы же ей не скажем? — Эми подмигнула. — Боже, девочки, видели бы вы свои лица. Я же не героин предлагаю, а всего лишь колу. Это даже не алкоголь. Вот что будет? Что?

Глава VII. Вечеринка. Продолжение

Мы уселись за стол, и Рэй продолжал сверлить меня взглядом так, что мне и кусок было стыдно проглотить в их доме. Тем более, что горячее принёс именно он. Рэй занимался в саду барбекю, но услышав звуки потасовки, действительно, поспешил взглянуть на то, чем занимается «молодёжь». Шашлык и куриные крылышки уже были готовы, так что он просто сгрёб всё в одну большую глиняную пиалу, и отправился в дом. А когда оказался на веранде, то увидел, как я пытаюсь задушить его Лэсли.

Перед девочкой я извинилась. Лэсли смотрела на меня испуганными глазами, и когда я подошла в первый раз, прожигаемая ненавидящим взглядом Рэя, она вздрогнула и принялась искать глазами у него поддержки. А тот, в свою очередь, уже сжал кулаки и был готов броситься на помощь в любой момент. Он напоминал мне тигра, наблюдавшего за своим тигрёнком, не меньше. Одно неосторожное движение – и откусит голову.

Однако, Лэсли оказалась куда отходчивее, чем предполагалось, и уже спустя пару минут мы разговорились, как будто всё было в порядке. Но Рэй ещё часа два буравил меня стеклянным взглядом. Как ни поверну голову в его сторону – смотрит недобро. Не жуёт, не пьёт, не разговаривает, а выжидающе следит, чтобы подловить в нужный момент. Всегда начеку.

Отвлечься у меня не получилось. Впрочем, я была достаточно голодная, и, когда все уселись за стол, поспешила положить себе салат, пока тот ещё остался – так мало было овощных закусок. Положила себе парочку ломтиков жареного сыра и, с подачи Джесс, в моей тарелке оказалась пара кусочков шашлыка. Мама мне не разрешала его есть, но отказаться я не могла, поэтому просто вежливо улыбнулась.

Колу я больше не пила, вместо неё налила яблочный сок. Не свежевыжатый, конечно, а из пакетика всего лишь, но лучше, чем ничего.

— Как насчёт игр? — Рита вдруг встала из-за стола. Хитренько сощурив глазки, она прошлась вдоль стола, привлекая всеобщее внимание.

— Мы за! — крикнул кто-то из мальчишек, сгрудившихся у окна.

— А во что играть будем? — спросила Лэсли. — Надеюсь, без подушек.

Кажется, этот случай мне ещё не раз припомнят. Я почувствовала, как покраснела от кончиков ушей и до пят.

— А вы свои варианты предлагайте.

— Скрэббл, — неожиданно для всех выпалила я. Меня никто не спрашивал, вот кто за язык дёрнул?

На минуту повисло молчание, все уставились на меня, а затем разразились дружным хохотом.

— Ну да, конечно, — Эми хлопнула в ладоши, — мы же здесь все собрались исключительные интеллектуалы.

Я, кстати, так и не узнала, как же Джесс познакомилась с Эми. Она ведь не школьная подруга. Слишком они казались мне разными. До сегодняшнего дня так точно.

— Ты чё, кроме Скрэббла больше никаких игр не знаешь? — это тоже сказал кто-то из мальчиков. Мне ещё не всех успели представить. — Сочувствую тогда, девчуль.

Ну а что я такого сказала? Нормальная игра. Мы с мамой на выходных, ещё когда бабушка приезжает, играем иногда.

— Извините, — пробормотала я, снова краснея, как рак.

— Скрэббл – это замечательная идея, — сказала Рита, поднимая вверх руку, чтобы снова всех успокоить, — но у нас его тут даже нет. Никто не потащит с собой целую коробку с пластиковыми буквами. Мы будем с вами играть в покер.

В руках у Риты, словно по волшебству, возникла колода карт с расписными рубашками. Они замелькали меж её пальцев веером, раскрываясь и исчезая друг меж другом, что даже в глазах зарябило. Никогда раньше не видела карты вживую. Но много слышала о них плохого. Мама говорит, что азартные игры не просто так запрещены. Они развращают человека, делают его похотливым и алчным. Готовым на всё ради иллюзии победы и срыва «большого куша», то есть большого количества денег. Я не гналась за деньгами и не хотела участвовать в чём-то запрещённом ни сегодня, ни когда-либо ещё, поэтому чётко приняла для себя решение, что играть не буду. Но понаблюдать за этим мне было интересно: всё-таки где я ещё увижу настоящий покер?

— Нас десять, — Рита быстро посчитала людей, — не считая Рэя. По правилам…

— Я знаю правила, — прервал её парень, наливая себе ещё сока. — Я пас. Предпочту быть зрителем сегодня. Поглумлюсь над вашими «детскими» поигрульками.

Он отхлебнул из стакана, и я наконец-то перестала чувствовать его взгляд на себе. Всё, с игрой он наконец-то расслабился, понял, что его сестре ничего не угрожает. Мне и самой стало легче, я смогла свободно вздохнуть.

А потом я увидела перед собой две карты рубашкой вверх. Огляделась на соседей – те подняли карты и, пряча значения ото всех, быстро изучили их. Рита всё ещё стояла, но и у неё были карты на руках.

— А теперь ставки! — объявила девочка, расплываясь в довольной улыбке. Рэй усмехнулся и намеренно громко прошептал:

— Кажется, у нас тут дилер мухлевать собрался.

— Э-э-э… Рита, прости, но… я не собиралась играть вообще-то.

Я протянула ей карты, даже не смотря, что там. Улыбка девушки тут же исчезла. Она уставилась на меня с непониманием, недовольно цокнула языком и принялась теребить длинную густую чёлку.

— Это ещё почему?

— Я… я не умею, — призналась я. — Никогда не играла…

— А, пф, подумаешь, ерунда какая! Вот сейчас и научишься. Смотри, сейчас открывай карты так, чтобы их никто другой не увидел, и смотри, что там у тебя.

— Нет-нет, я… я не буду играть. Не хочу.

— Да почему? Весело же будет! Что плохого в картах?

Всё плохо, всё. Но где-то на подкорке я понимала, что никогда так не скажу ни Рите, ни кому-либо ещё из присутствующих. Для них это обычная игра, повседневный досуг. Для меня – окно в «разгульную», как называла её моя мама, жизнь.

— Слушай, если у тебя плохие карты, ты можешь просто сделать фолд, — шепнула мне Лэсли. — Не обязательно же идти олл-ин, тебя никто не заставляет тратиться, пусть ты и богатая.

— Погодите, вы что, ещё и на деньги играете? — Я сразу же закрыла себе рот рукой. Это не должно было прозвучать как возмущение! Но вообще-то, возмутиться я хотела. Ладно бы ещё просто так… но на реальные деньги?! Быть не может. — Простите, — еле выдавила я из себя. — Я не то имела в виду…

Глава VIII. Неожиданный сюрприз

Мы уселись за стол, и Рэй продолжал сверлить меня взглядом так, что мне и кусок было стыдно проглотить в их доме. Тем более, что горячее принёс именно он. Рэй занимался в саду барбекю, но услышав звуки потасовки, действительно, поспешил взглянуть на то, чем занимается «молодёжь». Шашлык и куриные крылышки уже были готовы, так что он просто сгрёб всё в одну большую глиняную пиалу, и отправился в дом. А когда оказался на веранде, то увидел, как я пытаюсь задушить его Лэсли.

Перед девочкой я извинилась. Лэсли смотрела на меня испуганными глазами, и когда я подошла в первый раз, прожигаемая ненавидящим взглядом Рэя, она вздрогнула и принялась искать глазами у него поддержки. А тот, в свою очередь, уже сжал кулаки и был готов броситься на помощь в любой момент. Он напоминал мне тигра, наблюдавшего за своим тигрёнком, не меньше. Одно неосторожное движение – и откусит голову.

Однако, Лэсли оказалась куда отходчивее, чем предполагалось, и уже спустя пару минут мы разговорились, как будто всё было в порядке. Но Рэй ещё часа два буравил меня стеклянным взглядом. Как ни поверну голову в его сторону – смотрит недобро. Не жуёт, не пьёт, не разговаривает, а выжидающе следит, чтобы подловить в нужный момент. Всегда начеку.

Отвлечься у меня не получилось. Впрочем, я была достаточно голодная, и, когда все уселись за стол, поспешила положить себе салат, пока тот ещё остался – так мало было овощных закусок. Положила себе парочку ломтиков жареного сыра и, с подачи Джесс, в моей тарелке оказалась пара кусочков шашлыка. Мама мне не разрешала его есть, но отказаться я не могла, поэтому просто вежливо улыбнулась.

Колу я больше не пила, вместо неё налила яблочный сок. Не свежевыжатый, конечно, а из пакетика всего лишь, но лучше, чем ничего.

— Как насчёт игр? — Рита вдруг встала из-за стола. Хитренько сощурив глазки, она прошлась вдоль стола, привлекая всеобщее внимание.

— Мы за! — крикнул кто-то из мальчишек, сгрудившихся у окна.

— А во что играть будем? — спросила Лэсли. — Надеюсь, без подушек.

Кажется, этот случай мне ещё не раз припомнят. Я почувствовала, как покраснела от кончиков ушей и до пят.

— А вы свои варианты предлагайте.

— Скрэббл, — неожиданно для всех выпалила я. Меня никто не спрашивал, вот кто за язык дёрнул?

На минуту повисло молчание, все уставились на меня, а затем разразились дружным хохотом.

— Ну да, конечно, — Эми хлопнула в ладоши, — мы же здесь все собрались исключительные интеллектуалы.

Я, кстати, так и не узнала, как же Джесс познакомилась с Эми. Она ведь не школьная подруга. Слишком они казались мне разными. До сегодняшнего дня так точно.

— Ты чё, кроме Скрэббла больше никаких игр не знаешь? — это тоже сказал кто-то из мальчиков. Мне ещё не всех успели представить. — Сочувствую тогда, девчуль.

Ну а что я такого сказала? Нормальная игра. Мы с мамой на выходных, ещё когда бабушка приезжает, играем иногда.

— Извините, — пробормотала я, снова краснея, как рак.

— Скрэббл – это замечательная идея, — сказала Рита, поднимая вверх руку, чтобы снова всех успокоить, — но у нас его тут даже нет. Никто не потащит с собой целую коробку с пластиковыми буквами. Мы будем с вами играть в покер.

В руках у Риты, словно по волшебству, возникла колода карт с расписными рубашками. Они замелькали меж её пальцев веером, раскрываясь и исчезая друг меж другом, что даже в глазах зарябило. Никогда раньше не видела карты вживую. Но много слышала о них плохого. Мама говорит, что азартные игры не просто так запрещены. Они развращают человека, делают его похотливым и алчным. Готовым на всё ради иллюзии победы и срыва «большого куша», то есть большого количества денег. Я не гналась за деньгами и не хотела участвовать в чём-то запрещённом ни сегодня, ни когда-либо ещё, поэтому чётко приняла для себя решение, что играть не буду. Но понаблюдать за этим мне было интересно: всё-таки где я ещё увижу настоящий покер?

— Нас десять, — Рита быстро посчитала людей, — не считая Рэя. По правилам…

— Я знаю правила, — прервал её парень, наливая себе ещё сока. — Я пас. Предпочту быть зрителем сегодня. Поглумлюсь над вашими «детскими» поигрульками.

Он отхлебнул из стакана, и я наконец-то перестала чувствовать его взгляд на себе. Всё, с игрой он наконец-то расслабился, понял, что его сестре ничего не угрожает. Мне и самой стало легче, я смогла свободно вздохнуть.

А потом я увидела перед собой две карты рубашкой вверх. Огляделась на соседей – те подняли карты и, пряча значения ото всех, быстро изучили их. Рита всё ещё стояла, но и у неё были карты на руках.

— А теперь ставки! — объявила девочка, расплываясь в довольной улыбке. Рэй усмехнулся и намеренно громко прошептал:

— Кажется, у нас тут дилер мухлевать собрался.

— Э-э-э… Рита, прости, но… я не собиралась играть вообще-то.

Я протянула ей карты, даже не смотря, что там. Улыбка девушки тут же исчезла. Она уставилась на меня с непониманием, недовольно цокнула языком и принялась теребить длинную густую чёлку.

— Это ещё почему?

— Я… я не умею, — призналась я. — Никогда не играла…

— А, пф, подумаешь, ерунда какая! Вот сейчас и научишься. Смотри, сейчас открывай карты так, чтобы их никто другой не увидел, и смотри, что там у тебя.

— Нет-нет, я… я не буду играть. Не хочу.

— Да почему? Весело же будет! Что плохого в картах?

Всё плохо, всё. Но где-то на подкорке я понимала, что никогда так не скажу ни Рите, ни кому-либо ещё из присутствующих. Для них это обычная игра, повседневный досуг. Для меня – окно в «разгульную», как называла её моя мама, жизнь.

— Слушай, если у тебя плохие карты, ты можешь просто сделать фолд, — шепнула мне Лэсли. — Не обязательно же идти олл-ин, тебя никто не заставляет тратиться, пусть ты и богатая.

— Погодите, вы что, ещё и на деньги играете? — Я сразу же закрыла себе рот рукой. Это не должно было прозвучать как возмущение! Но вообще-то, возмутиться я хотела. Ладно бы ещё просто так… но на реальные деньги?! Быть не может. — Простите, — еле выдавила я из себя. — Я не то имела в виду…

Глава IX. Доктор Кан

Наверное, что-то ей всё-таки не понравилось, потому что однажды в начале декабря, спустя несколько месяцев после той тусовки, меня не забрал из школы, как это бывало обычно, личный водитель, Мартин. Вернее, он-то, конечно, приехал, но на заднем сидении сидела мама. Меня пробрал холодок, когда она, повернув голову, посмотрела на меня совершенно пустым, отрешённым взглядом. Я уселась рядом с ней, поставив между нами сумку, и всю дорогу мы не проронили ни слова.

Но по проносящемуся мимо пейзажу я понимала, что едем мы вовсе не домой. Сперва мы поехали вниз по Бродвью-авеню по направлению к озеру Онтарио, затем повернули направо, поехав вдоль берега. Никогда не понимала такой выбор – пробки, шум. Я любила бывать на озере, мы с семьёй даже посещали городской пляж летом, купались. Но сейчас такой маршрут был не оправдан. Показать, что я волнуюсь, перед мамой было нельзя. Задать вопрос – нарушить окутавшее молчание, за которым – как за туманом – может скрываться непредсказуемое.

— Ты мне не доверяешь? — скажет она на любой мой вопрос. И этого будет достаточно, чтобы разразился скандал. Никто не знает, как ко мне на самом деле относится мать. Но деньги решают – подкупить Мартина несложно.

«Может быть, мы едем в Йоркдейл? Мало ли, ей в голову взбрёл совместный шоппинг с дочерью, а-ля семейный досуг».

Это, конечно, не объясняло выбранную дорогу, мы всегда ехали по-другому, а тут – через Дафферин-стрит. Когда мы повернули ещё раз направо, оставив озеро позади, в этом не осталось сомнений.

Одежду мне, конечно, всегда выбирала мама. Вкус у неё был неплохой, современный. Она чётко знала, какой фасон в году на пике моды. Но она хотела бы, наверное, всегда видеть во мне маленького ребёнка. В моём гардеробе было много розового и блестящего. В школу, конечно, я ходила в форме, но для всех казуальных и неформальных «торжеств» приходилось надевать весь этот розовый ужас, чтобы порадовать очередную тётушку Мардж, приехавшую из соседнего города. Только что на стул не встаю, чтобы стихи читать.

Конечно, я уже не носила дурацкие сарафанчики со зверятами, как это делают девочки в начальной школе. У меня были и строгие костюмы, и приличные юбки, подчёркивающие зарождающую женственность. Но одежда всё ещё кричала: «Я ещё девочка» всем своим видом. Когда другие девушки начинали носить всё открытое и облегающее, к моим нарядам нельзя было прицепиться. Все безукоризненно гладкое, сидящее по фигуре, но не слишком, чтобы не заглядываться. Вся длина вымерена до миллиметра, даже рукава кофт и блуз. Мама прекрасно выбирала наряды – в своём однообразии.

Мы приехали не в торговый центр. Остановившись напротив парка, обе вышли из машины напротив девятиэтажного здания из красного кирпича. Что это? Частные апартаменты? Мы едем к кому-то в гости сразу после школы?

Мама погладила меня по спине. Прикосновение показалось мне ледяным, и я едва не вздрогнула.

— Мартин, подожди меня здесь, потом отвезёшь меня в магазин.

— Как скажете, мэм.

Значит, всё-таки будет шоппинг. А что мы забыли здесь?

Пройдя через шлагбаум, мама достала телефон, затем спокойно ввела код от двери, и мы вошли внутрь. Поднявшись на лифте почти на самый верх, вышли на тусклую лестничную клетку. Короткий звонок в дверь, и через минуту, нам открыл незнакомый мне пожилой мужчина азиатской наружности.

Мама снова погладила меня по спине, слегка подталкивая внутрь квартиры, и сказала:

— Вот, доктор Кан, это моя дочь Элизабет. Всё по договорённости. Вы с ней побеседуйте, хорошо?

Она чмокнула меня в макушку, а я совсем не успела сообразить, как дверь за ней уже закрылась, и я оказалась в ярко освещённом и оттого казавшимся золотым коридоре с незнакомым мне мужчиной. Можете представить, какой меня обуял ужас. Я прижалась спиной к двери. Доктор Кан не двигался, лишь добродушно улыбался в седую аккуратно стриженную бороду.

— Не бойся меня, — наконец сказал он.

Голос у него был звучный, глубокий, и на самом деле, очень приятный. Но в тот момент меня охватила паника. Я развернулась и принялась тарабанить по двери, что есть сил, как будто это могло помочь, закричала:

— Мама, стой! Сто-ой!

В панике дёргала за ручку двери так яростно, что сломала ноготь и лишь потом увидела, как поранила палец. Его рука легла ко мне на плечо. Я вздрогнула и развернулась, готовая драться с ним.

— Элизабет, всё нормально. Тебе не о чем беспокоиться. Мама вернётся через несколько минут.

— Вы врёте! Она уехала в магазин, я слышала, как она говорила с Мартином!

— А что за магазин? — Доктор Кан спросил это с таким видом, будто собирался писать диссертацию по моллам Торонто. Впрочем, я ведь не знала, что он за доктор, может, он и правда, специалист по магазинам.

— Не знаю, — честно сказала я. Я лишь предполагала, что мама поедет в Йоркдейл. Это было логично, ведь он находился ближе всего к дому этого доктора.

— Элизабет, как ты смотришь на то, чтобы продолжить беседу в кабинете.

— Ч-что ещё за кабинет?

— Я так называю своё рабочее пространство. У вас дома же тоже есть кабинет, папин, да?

Я не понимала, к чему он клонит и для чего вообще нужна вся эта беседа. Что он от меня хочет. Поэтому теперь в наступление перешла я, взяв себя наконец в руки. Даже если он какой-нибудь маньяк, об этом узнает мама и поднимет на уши весь город, только чтобы его посадили. И наверняка сам доктор Кан это понимал.

— А вы кто?

— Меня зовут доктор Кан. Я специалист-психолог, — он уселся на табуретку в коридоре с таким важным видом, будто собирался превратиться в статую Будды – не иначе. — Мой стаж работы как частного специалиста – тринадцать лет. Ровно столько же, сколько и тебе, если не ошибаюсь?

— Мне исполнилось четырнадцать.

— Как интересно!

Ни черта ему неинтересно. По его тёмным, с лисьим прищуром глазам видно, что он просто пытается меня отвлечь от переживаний.

— Перед этим я двадцать лет работал в детской клинике. Специализируюсь на детских неврозах и неврозоподобных состояниях. В интернете можно почитать мою монографию на эту тему. Я писал её почти пять лет. Но частно консультирую по любым вопросам.

Глава X. Первый сеанс

Доктор Кан попросил меня отдать телефон на время сеанса. Сперва я возмутилась, ведь это моя личная вещь. Но он положил его в сейф в нижнем ящике стола, объяснив это тем, что помимо того, что мне не на что будет отвлекаться, моя мама так же не сможет подслушать наш диалог. Существовали всевозможные приложения для прослушки, поэтому звучало это довольно убедительно.

Я села на мягкую кушетку бежевого цвета с одной подушкой. Доктор Кан постучал ручкой по столу, внимательно зафиксировав взгляд на моей позе, словно силясь запомнить все мелкие детали.

— Я подумала… если вы что-то хотите записать, вы можете. Только не всё время сеанса, ладно?

— Элизабет, тебе не о чем беспокоиться. Я хоть и выгляжу старым, но память меня ещё не подводила.

Интересно, а что бы он смог записать сейчас? То, что я сижу по струнке, ведь мне так долго выправляли осанку? Имеет ли это какое-то клиническое значение для него?

— И всё же зачем я здесь? Вы собираетесь писать научную работу?

— Я провёл с тобой наедине целых десять минут, но могу уже сказать, что ты умная девушка, Элизабет. Но ты выглядишь очень растерянной. Значит, твоя мама не говорила тебе, что ведёт тебя к психологу. Почему, как ты думаешь?

— Она… она не доверяет мне.

— Почему же?

— Она боится, что я как-то не так отреагирую на что-то. Что, возможно, начну сопротивляться.

— Уже бывало такое?

— Я не помню.

Это было абсолютной правдой. Всю свою сознательную жизнь я ни разу даже не пыталась ей перечить. Наверное, подозревала, что это может плохо кончиться.

— Твоя мама была очень обеспокоена твоей истерикой пару месяцев назад. Как часто у тебя случаются истерики, Элизабет?

Истерикой? Что…

— У меня не бывает истерик.

Доктор Кан вдруг открыл первый ящик стола и выложил на поверхность какой-то маленький неправильной формы предмет. Я нагнулась ближе, чтобы разглядеть.

— Это осколок от вазы, которая стояла в твоей комнате.

Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Вот почему она вела себя так тихо после этого. Она испугалась, что я кинусь на неё, поэтому решила поискать мозгоправа. Прекрасно. Очень умное кредо у моей матушки: не можешь решить проблему – делегируй её специалисту.

— Что тогда так расстроило тебя, Элизабет? Кстати, ты не против, что я называю тебя полным именем? Может, тебе привычнее другая форма.

— Всё нормально. Расстроило? Хм-м-м…

Я пожала плечами, улыбнувшись.

— Я не враг тебе, Элизабет. Я постараюсь тебе помочь во всём разобраться. Подростковый период – это очень сложно. Как и вся жизнь, на самом деле. Она полна преград и переживаний. Но взрослый человек со сформированной психикой в состоянии справиться со всем этим без особых переживаний. — Чуть помолчав, он добавил: — Я знаю, что у вас с миссис Харпс, твоей мамой, нет дружеских, доверительных отношений. Я знаю, что она может быть несдержанной в своих изощрённых методах наказания.

Никто не произнёс слово «побои», но мы оба понимали, о чём идёт речь.

— Моя задача – защитить тебя. Если ты думаешь, что мы встретились здесь для того, чтобы я закрыл тебя в какой-нибудь палате, то не переживай, это невозможно на законодательном уровне. Мы просто побеседуем. И ни слова не уйдёт куда-то дальше нашего кабинета.

Я никогда не поверю, что мама сама себе роет путь для лишения родительских прав. Скорее всего, она решила, что я неуравновешенная психопатка, истеричка, которая ломает и крушит предметы вокруг, поэтому решила, в первую очередь, обезопасить себя. Она же вечно пытается найти во мне какие-то дефекты, отклонения. Почему бы и не со стороны психики?

— Что предшествовало тому, как ты разбила вазу? Тебя что-то разозлило? Может быть, сильно огорчило. Какие эмоции ты испытывала в этот момент?

Мама не знала про Каролину. Возможно, подозревала, но не знала о ней наверняка. Я давно перестала ей показывать какие-либо рисунки. Даже если она что-то находила в альбомах, то вряд ли понимала, кто именно изображён. Можно ли рассказать доктору Кану про Каролину?

— Вы расскажете всё потом моей маме.

— Я? Я что, похож на сороку?

— Да, немного. Из-за костюма.

Доктор откинулся на спинку кресла и расхохотался.

— Что ж, вот и я узнал о себе что-то новое. Это оригинальное сравнение. Но поверь мне, я не могу рассказать твоей маме что-то из нашего диалога. Знаешь, в чём заключается работа психолога? Помочь пациенту. А всё, что потом могут узнать другие люди, в том числе, например, персонал больницы или родственники – лишь заключение. Три короткие строчки – вывод, который я могу сделать в данной беседе. Твоя мама не может у меня потребовать чего-то большего. Потому что этого большего просто не существует. Беседа нигде не фиксируется. А закон о врачебной тайне запрещает разглашать мне информацию о тебе.

— Я знаю про законы. Но я подросток. И все согласия подписывала мама.

Доктор глубоко вздохнул.

— Ты можешь мне не верить, но я чист перед тобой и говорю искренне. Опять же, ты можешь не рассказывать мне всё подробно, если чего-то боишься. Я могу дать тебе время, чтобы ты смогла сформулировать свою историю так, как тебе будет удобно. Я тебя не тороплю с ответом.

Спустя несколько минут молчания я всё же решилась. Не знаю, каким образом, опустив глаза в пол, я призналась:

— У меня есть подруга, о которой не знает мама. Вернее, возможно, знает, но открыто они никогда не знакомились.

— Да, твоя мама очень тщательно выбирает тебе круг общения.

— Мы с ней поругались в тот день. Я не знала, что она такая ревнивая. Она обиделась на то, что… другие девочки позвали меня, но не позвали её на… одно мероприятие. И потом она предложила расчесать волосы и… запутала их, стала сильно дёргать. — Я зажмурилась, вспомнив, как мне было больно. Не столько даже физически, сколько морально, ведь от Каролины я не ожидала такого подвоха. Тогда доверие между нами начало сыпаться. — Я закричала, но… она сделала это специально, понимаете? Чтобы сделать мне больно. Я хотела от неё отбиться и кинула вазу. Та разбилась, а потом пришла мама.

Глава XI. Второй сеанс

— Как всё прошло?

— Мы познакомились, — нехотя ответила я.

— Ну и славно. Как он тебе?

Как будто ей действительно было интересно.

— Ну, ничего такой дядечка. Адекватный, весёлый. Не знала, что мне требуется поход к психологу.

— Дорогая, — мама взяла меня за руку и крепко сжала, — я вижу, что ужасный зверь пубертат наложил на тебя свой отпечаток. Ты ещё не стала женщиной, но уже ведёшь себя, как она, и думаешь, будто ты знаешь всё лучше всех, а мама – уже не нужна. Это может привести к очень пагубным последствиям, которые лучше превентивно разрешить сейчас, чем потом всю жизнь мучиться.

Чего? Что за абсурд? Никогда я так не думала. По крайней мере, до совершеннолетия я точно буду зависеть от родителей. Как минимум, финансово.

— Я хочу, чтобы между нами было доверие. Доктора Кана мне посоветовала тётушка Мардж.

Кто бы сомневался.

— Помнишь, она развелась с дядей Джорджем, потому что узнала, что у него есть вторая семья? И в той семье был мальчик, он немного… не от мира сего. Так вот в какой-то момент он стал поджигать предметы в доме, зажигать конфорку, чтобы посмотреть, как она горит. Тётушка Мардж, конечно, радовалась факту того, что у любовницы её мужа сгорел гараж в доме, но на самом деле, это отклонение. Нарушение влечения, страсть к поджогам. Называется пиромания. Его положили в клинику, где работал доктор Кан. И без всяких таблеток он буквально спас молодого человека. И всё имущество в их доме.

— Славная история. Но я же ничего не поджигаю.

— Лучшее лечение – это профилактика.

Спорить было бесполезно, поэтому я просто кивнула. Если ей так нравится – пусть. Лишний раз убедится, что я нормальный человек. К тому же, без невроза, раз уж этот врач на них специализируется.

После первого сеанса я, ещё даже не добравшись до дома, уснула прямо в машине. Маме пришлось растолкать меня, когда мы подъехали к воротам.

Но тем не менее, я ощущала заметную лёгкость. Голова казалась пустым, надутым шариком, тянущим меня вверх, едва ли не окрыляя. Так сложно и странно было довериться кому-то кроме Каролины. И я не уверена, конечно, что это доверие оправдано. Отказываться посещать психолога, если мама захочет повторного сеанса, я не могла. Поэтому мне было даже интересно, как она будет реагировать после очередного визита. Если доктор Кан ей что-то расскажет, она наверняка придёт с расспросами. И, может, даже со скандалом.

В школе я призналась девочкам о посещении психолога.

— Не понимаю, почему твоя мама просто не записала бы тебя к школьному? — удивилась Рита. — Мистер Тейбер хороший специалист. Я ходила к нему, когда в четвёртом классе умер мой хомячок. Он помог мне пережить утрату.

— Но у Бет никто не умер, — возразила Джесс. — Да и если там что-то срочное, к Тейберу запись на три месяца вперёд. Зачем тебя вообще потащили к мозгоправу?

— Знала бы я. Мама считает меня слишком импульсивной.

— Кажется, она не вполне понимает значение этого слова. Ты больше похожа на тихую мышь.

— Да, но и тихая мышь может вдруг оказаться бешеной и прыгнуть, раскрыв пасть…

— Не выдумывай ерунды! — воскликнула Рита.

— Так считает моя мама.

Каролине я рассказала об этом спустя несколько дней. Улучив момент, добежала в перемену до скейтпарка почти напротив Монткреста, несмотря на холод. Каролина любила свой лонгборд, на котором живого места не осталось от всевозможных царапин, сколов и стикеров, в основном устрашающего характера: черепа, виселицы, кровь, логотипы рок-групп. Она не боялась, что рампы и перила будут покрыты инеем, поэтому ходила в скейтпарк даже поздней осенью и иногда сухой зимой. Говорила, что так даже веселее. Когда я нашла её, девушка похлёбывала энергетик, опёршись на бордюр, и пространным взглядом провожала проезжающие мимо машины.

— Привет, вот, выдалась минутка. Хочешь добежим до кофейни?

— Я занята.

— Чем?

— Осмысливанием бытия, конечно. — Поставив баночку на землю, она повернулась ко мне. — Такая возбуждённая. Бежала? Зачем? Беготня бессмысленна. Даже если ты опаздываешь, ты всё равно достигнешь цели, но в другой срок. А если не достигнешь, то зачем вообще париться из-за совершённого пути?

В какой-то момент мне показалось, что у неё там энергетик с примесями. Надеюсь, у Риты есть парфюм, ну или хотя бы антиперспирант, иначе мне не поздоровится.

— О чём хотела поболтать?

— Мама заставила меня ходить к психологу.

Каролина не выглядела удивлённой. Тонко выщипанные брови разного цвета поднялись вверх лишь на долю секунды.

— Это ожидаемо.

— В смысле? Всё настолько плохо?

— Ну… есть некоторые вещи. Я вижу их, тогда как от других они скрыты. Что-то вроде дара.

— Это как? И что ты видишь?

Рука Каролины потянулась вновь к баночке, но замерла на полпути. Она вперила в меня свой тёмный взгляд и сказала очень тихо:

— Не всё, что ты видишь, имеет под собой реальную основу.

— Ч-что…

Я не знала, что это значит и не понимала, как реагировать.

Уголки губ Каролины зловеще поползли вверх, а уже через минуту она вовсю хохотала, стукнув меня по плечу.

— Видела бы ты своё лицо, чёрт возьми! Я иногда забываю, насколько некоторые люди могут быть наивными.

***

Второй сеанс с доктором Каном состоялся ровно через неделю. За всё это время мама ни словом не обмолвилась о чём-либо, сказанном мной доктору Кану. Это сделало меня чуточку увереннее в себе. Я позволила себе сесть на кушетке глубже, даже положить локоть на спинку. Проницательный взгляд доктора, казалось, посмеивался надо мной, но он ничего не говорил.

— Водички?

Я снова покачала головой. Чтобы без опасения за собственную жизнь принять у кого-то хотя бы воду, мне требовалось, чтобы этот кто-то стал для меня хотя бы другом.

— Что-то не так с водой? Или ты просто не хочешь?

Я могла бы ответить, как и в прошлый раз, но решила сказать правду.