Рай невозможен. Братья

Глава 1

Виктория

Точка отсчёта выжжена в моём разуме. Шагнув в пропасть, я продала душу. Защищая младшую сестру, лишилась чести. Позднее — тело приучилось получать удовольствие от всего происходящего. Гореть изнутри в объятия двух мужчин. Они — братья. Похожие внешне, но разные по характеру. Артемий — жёсткий, бескомпромиссный, жадный до удовольствий. Такому не откажешь, становясь его целью. Кирилл другой — внимательный, заботливый, всё подмечающий, сглаживающий острые углы, когда старший близнец излишне жёстко валит меня на кровать, готовясь взять без промедления.

— Потише, — привычно тормозит жадную невоздержанность самый разумный из них двоих.

Кирилл подбадривающе улыбается мне, лежащей с разведёнными ногами. Мини-юбка задралась до бёдер, открыв обзор на белые трусики, а прозрачный лифчик чуть прикрыли полы блузки, пуговицы от которой валялись на полу. Мне не жалко, пускай. Завтра всё равно купят новую, компенсируя порчу «имущества».

Перевожу взгляд на Артемия.

Сексуальный монстр морщится и отпускает мои запястья. Оглядывает раскинувшуюся на кровати и такую доступную. Потемневшим взглядом долго сверлит скат тонких кружевных трусиков. Явно неохотно садится на край прогнувшегося матраца и кладёт ладонь на свою ширинку, где видна нешуточная эрекция. Старший из близнецов всегда мгновенно заводится и очень долго остывает. А когда в таком состоянии, как сегодня: готовый иметь с наскоку — до рассвета из-под него не выбраться.

Про себя вздохнув, сажусь на мягкой кровати. Снимаю ненужную голубую блузку, откидываю прочь. Пролетев через полкомнаты, та падает на домашние мужские тапочки, стоящие у велюрового кресла. Поддеваю бретельки лифчика, их чуть отвожу в стороны. Приглашающе улыбаюсь Кириллу. Он — буфер в моих отношениях с его братом. Масло, смягчающее урон, расслабляющее, растягивающее, готовящее для ненасытного монстра.

Того самого чудовища, которое несколько месяцев назад, притащив к себе домой, поставило перед выбором: честь моей младшей семнадцатилетней сестры, которую преследовал отморозок из банды соседнего квартала, или ложусь под него.

Я выбрала второе.

И в тот момент, когда чуть не лишилась девственности прямо на полу его квартиры, порог комнаты переступил младший из близнецов. Он попытался вмешаться, но получил резкое: «Хочешь, чтобы девочка наслаждалась, подготовь для меня!».

С того дня и готовит.

Кирилл приближается и, забравшись на кровать, снимает с меня лифчик, чуть задевая соски. Невольно повожу плечами, и свожу колени, ощутив щекотку в сокровенном.

В последнее время меня часто охватывает предвкушение физического удовольствия. Тело привыкло, сама понимаю, хотя разумом ещё сопротивлялась всему происходящему. В одночасье из простой девушки превратиться в развлечение для двух мужчин — не каждая психика такое переварит. Моя смогла, но легче от этого не становилось.

Ощутив горячую ладонь на бедре, вскидываю взгляд.

Кирилл улыбается, медленно исследуя кромку трусиков. Шероховатые пальцы чуть надавливают, но…

Облизав губы, чуть прикусываю верхнюю зубами.

Выдохнув и приняв неизбежное, расслабляюсь и развожу ноги. Шире, ещё шире. Закрываю глаза и чуть откидываю голову назад, когда мужской палец, играючи, проводит по центру, достигает низа, сквозь трусики массирует углубление.

Лоно сокращается.

Соблазнитель не спешит.

Сквозь щелочки замечаю, что время от времени Кирилл поглядывает на брата. Тот сидит, как неподвижная глыба, с сильно сжатыми кулаками. Вот резко выпрямляется и становится ясно, что он на пределе. Пока напряжённо смотрю на Артемия, вёрткий палец его младшего брата ныряет мне под трусики. Скользит по увлажнившейся промежности, резко входит.

Сжимаюсь…

Мало.

Не тот объём, не та мощь.

Хочу…

— Ставь её на четвереньки! — рычит Артемий, вскакивая с кровати. Оборачивается. Ширинка уже расстёгнута, член стоит колом. Красный, налитый, в переплетении вздувшихся вен.

Чуть отстранившись и вынув из меня палец, Кирилл бросает:

— Не сейчас. Разошёлся, смотрю. Пускай она ртом…

— К чёрту! — безумный рык самца в гоне.

— Она не готова… — пытается воззвать к логике младший близнец.

— Плевать! — всё больше распаляется его брат.

— Раз такой буйный, закажи проститутку, — тёмно-иронично тянет Кирилл. И начинает раздеваться. Знает, что как бы старший брат не исходил от похоти, уговор есть уговор. Между ними клятва нерушима. И если хоть один отступится от некогда данного другому слова — тот труп. Буквально.

Я не понимаю этой их связи, но давно оценила её преимущества. Если Кирилл рядом, мне ничего не угрожает. Несмотря на видимую мягкость, он — что гранитная стена, которая с первого дня нашей встречи защищает от излишней боли. Давно осознала, что только благодаря влиянию младшего — старший не опускается до полноценного насилия.

Вот и сейчас, стянув и швырнув свои джинсы в угол, в который следом улетает содранная с монолитного торса футболка, широко расставив ноги, Артемий встаёт у кровати и молча наблюдает, как Кирилл размеренно меня раздевает. Агрессор и педант — такие разные братья. И в жизни, и в похоти.

— Ну-ка, девочка… — Кирилл пальцем в воздухе описывает круг, чтобы повернулась к нему спиной. Выполняю. Продавливает ладонью в пояснице, призывая прогнуться и выставить напоказ своё женское естество. — Возьмись за прутья кровати, — шепчет на ухо, и мурашки неизбежного вторжения ползут по коже. На глаза ложится повязка, которую стягивают на затылке.

Глава 2

Виктория

Приняв нужную позу, позволяю доминировать. Улавливаю движение сзади, прогибается матрац. Кирилл наверняка опёрся коленом для удобства. Он уверенными пальцами касается моей промежности. Разводит складочки, чуть тянет, раскрывая. Омывает прохладой.

Я инстинктивно сжимаюсь, а потом, повинуясь приказу, расслабляюсь, ощущая тяжесть внизу живота и пульсацию собственной плоти. Холодок должен остудить, но я, наоборот, завожусь. И вдруг осознаю, что сегодня не хочу томительной прелюдии и медленной подготовки. Перейти бы сразу к делу, минуя буфер…

Вглядываясь в черноту повязки, облизываю губы.

Собственные чувства пугают своей противоречивостью. Я до одури боюсь второго брата, чья одержимость похотью и откровенная ненасытность уже сокрушили некую часть моей личности. Ранее, думая о сексе, всегда представляла миссионерскую позу и сверху мужчину, корпящего над рутинной необходимостью.

Не знаю, когда и где сформировался такой взгляд на плотское сношение. Пуританская однобокость, лишающая многих людей широкого спектра удовольствий. Только в отличии от моих некогда невинных взглядов на сексуальные отношения, Артемий, наоборот, никогда себя не ограничивал и жаждал экспериментов.

Стоит вспомнить об агрессивно-невоздержанном самце, его перекошенном от страсти лице и полыхающем жаждой обладания взгляде, и окатывает жаркой волной, а пульсация лона усиливается в имитации приближающегося оргазма, подлинную силу которого ощущала только со старшим близнецом. С младшим никогда не испытывала ослепляющего взрыва и полёта к звёздам.

Как давно я так реагирую на этого зверя? С каких пор природную сдержанность крошат стоны: «Хочу… ещё… глубже… Ар…».

Сцепляю зубы, чтобы ненароком не произнести ненавистное имя.

Сбивает с толку ответная животная жажда и нелогичная тяга к властному, бескомпромиссному Артемию. Его всегда жёсткое проникновение сродни рваному крику. Требовательность — что для лёгких воздух, которого не хватает. Своей невоздержанностью он забирает всё личное, лишает силы, сокрушает волю, самоуважение, заставляя под собой извиваться и рыдать от болезненного удовольствия. Того самого, которое вскоре опять испытаю, когда буфер между нами завершит подготовку моего тела.

Продолжая стоять на коленях с завязанными глазами, прогнувшись в пояснице и открытая для чужих игр, ощущаю, как Кирилл проталкивает в меня большой палец. Под настойчивым давлением раскрываюсь и тот входит глубже в жаркое томящееся естество, но…

Недостаточно….

Насаживаюсь на него раз, другой

Не то…

Про себя разочарованно вздыхаю: «У Артемия они длиннее…».

Зажмуриваюсь под повязкой, а мышцы лона сокращаются, обхватывая мужской палец. Чуть посмеиваясь, Кирилл добавляет ещё один, круговыми движениями растягивает по краям.

Прикусив нижнюю губу, повожу бёдрами…

Мало.

Медленно!

Быстрый животный секс — вот, чего желаю. Чтобы откричаться и уйти домой.

Не может быть других причин!

Пять месяцев минуло с первого раза под Артемием. Кириллу, несмотря на его подготовку моего тела, тот не позволил лишить меня невинности. Старший близнец упёрся рогом и овладел с такой страстью, что рыдала бы навзрыд, не подготовь меня его протеже. Но младший и самый разумный в этой ненормальной спайке, помимо чисто технических поглаживаний и откровенных прикосновений, в довесок сунул мне в рот какую-то таблетку. Благодаря ей, как теперь понимаю, я испытала наслаждение, вместо удушающей катастрофы провального первого опыта. И эта же таблетка, видимо, стала причиной, почему секса я не боялась. Хотя должна бы, ведь всё произошло пусть с личного согласия, но точно не по моей воле.

Оглядываясь назад, хорошо понимаю, что мой первый раз прошёл намного лучше, чем ожидалось. И теперь, пусть с некими глубинными моральными оговорками, я не совсем пленница чужой страсти, а непосредственная участница. Которая всхлипывает и выгибается, когда внутрь резко входят два мужских пальца. Те двигаются интенсивно. Всё напористее… И вдруг исчезают.

— Ах! — выдыхаю, и сама подаюсь навстречу их заменившей давящей головке члена. Слишком большого, чтобы принадлежать Кириллу. — Нет… — приглушенно вскрикиваю в широкую мужскую ладонь, зажавшую рот.

Поздно.

Член резко врывается, до предела натягивая и обжигая неприятной болью. Выходит. И снова вламывается. Одновременно ладони грубо обхватывают и сжимают мои груди, мнут, задевая чувствительные соски. Неожиданно хватка ослабевает, мужская рука смещается к животу и, задев промежность, заставляет встать на четвереньки, на манер лягушки.

Схватив за бёдра, Артемий ещё больше нанизывает меня на свой член. Тот пульсирует, обжигая изнутри, а потом покоряет каждым заходом, заставляя всхлипывать от постепенно нарастающего удовольствия.

Приподнявшись на руках, прогибаюсь в пояснице, чуть разворачиваюсь и обхватываю мощную шею руками. Кончиками пальцев ощущаю жёсткие короткие волосы у её основания. Чуть выпрямляюсь и движением бёдер сама отвечаю на грубый напор, насаживаясь на каменный член. Чуть отстраняюсь, скользя лоном по вздувшимся венам. Снова рвусь навстречу, постанывая от наслаждения.

Меня резко толкают в спину, и падаю лицом в покрывало. Артемий не любит, когда его задвигают на второй план. Схватив за волосы, агрессивный самец удерживает в нужной позе. Головка члена почти выходит и под другим углом, вырвав из моего горла полузадушенный вскрик, вламывается обратно…

Глава 3

Виктория

Я кусаю губы. Комкаю простыни. Лицом утыкаюсь в кровать. Вламывающийся поршень, грубость, животная дикость. Всё вместе — с каких пор сотрясает наслаждением? Почему секс с Артемием затягивает больше нежной внимательности Кирилла? Я спятила? Да, наверняка, спятила!

— Жаждешь меня, да? — вдруг хрипло смеётся у самого уха мой ночной кошмар. Всё ещё возбуждённый, всё ещё во мне, пульсирующий и горячий. — Попроси довести до оргазма. Давай! — шепчет искушающим голосом, и круговыми движениями своего окаменевшего агрегата заставляет растягиваться и жадно сокращаться одержимое им лоно. — Ты так меня сжимаешь… — Хриплый рык неведомым образом ещё больше обостряет моё восприятие. Одержимый похотью самец, огладив влажным языком, губами прихватывает мочку уха и начинает посасывать. Дёргаюсь, на пределе, и испуганно замираю, услышав одержимое: — Хочу в тебя кончить без презерватива… Или, на худой конец… — хватает меня за подбородок и в рот проталкивает большой палец. Чуть надавливает на язык, показательно двигает, смачивая его слюной. — Отсосёшь и проглотишь всё до капли? — Его смех полон истинной тьмой, давшей понять, что, если подпишусь на подобное послабление, точно пожалею. Так как хотел он совсем другого.

— Ты зарвался, братец, — подаёт голос до этого момента молчавший Кирилл. Вытесненный за пределы кровати, он привычно ждал, пока старший брат частично выпустит пар. Но в такие дни, как сегодня, озабоченный зверь не в ладах с похотью. Всё себе, а других побоку. — Кончай уже или поверни её, чтобы малышка сняла и моё напряжение. Приелось наблюдать за твоей случкой в пубертат. От гормонов совсем крыша поехала.

— После меня! — рыкнул Артемий, положив широкую ладонь поверх повязки на моих глазах. И членом толкнулся глубже, плотским обладанием утверждая свои права. Я рвано выдохнула, судорожно скомкав простыни.

— Если за пару минут кончишь, так и быть, — хохотнул младший близнец. — Но… Ты до утра не угомонишься, судя по состоянию. Хрен я буду столько ждать! Дай разряжусь, а потом резвись, сколько влезет. Дам добро, так и быть. В одного отведёшь душу!

— Лады, — нехотя проворчал Артемий, чуть толкнувший меня к краю кровати.

Хорошо вовремя за край ухватилась, иначе бы слетела на пол. Тут же ощутила на подбородке давящие пальцы Кирилла, призывающие пошире открыть рот.

Как же я ненавидела подобные моменты! Отвратительный привкус на языке, вламывающийся член, бьющий в гортань, отчего всегда начинала задыхаться. Но меня никогда никто не спрашивал. Просто имели во все возможные места, пока не надоест или член не обвиснет.

Оглушила мелодия сотового. У Кирилла всегда громкость на всю катушку.

Член исчез от моего рта.

Перевела дух.

И рвано вскрикнула.

Резко придавив к постели, Артемий вломился с такой силой, что головкой долбанул в матку. Властная ладонь вдавила в кровать, лишая свободы и не позволяя вырваться.

Наслаждения я больше не испытывала. Слишком грубо и слишком глубоко, удар за ударом, боль за болью. В такие моменты слёзы бессилия наворачивались на глаза и ни о какой симпатии к виновнику не могло быть и речи. Когда было хорошо и приятно — часть меня пряталась за ощущения, лишь бы не думать, какой стала. Когда вместо наслаждения приходила боль — накатывали воспоминания, как всё началось, и ненависть холодным лезвием проезжалась по сердцу.

Я хотела вырваться!

Хотела вновь стать свободной и вернуть себе самоуважение.

Не могла.

Терпела.

Терпела и металась между смирением с обстоятельствами и стремлением взбунтоваться. Только если пойду против желаний близнецов, особенно старшего, моя милая и невинная младшая сестрёнка станет жертвой насильника. Тот держался в стороне, пока дикие братья стояли стеной между ним и его добычей. И моё тело было платой, чтобы так и продолжалось впредь.

С протяжным рыком Артемий кончил, хвала высшим силам, в презерватив.

Отёрла лицо о простыни, устраняя следы слёз. Повязка слетела с глаз. Обычно первый раз самый дикий и непредсказуемый. Дальше…

— Ар, собирайся! — бросил Кирилл, закончивший тихо разговаривать с кем-то по телефону. Он уже одевался. Судя по скорости и выражению потемневшего лица, случилось что-то плохое.

— Какого?..

— Аврамова столкнули с обрыва, — процедил младший близнец.

Артемий застыл. Лицо окаменело, взгляд ужасал.

— Кто? — бросил односложно.

У меня волосы встали дыбом от его тона. От макушки до пят окатило холодом. Сердце забилось часто и неровно. Испуганно сжалась, словно была повинна в беде, приключившей с неизвестным. Настороженно наблюдала за резкими порывистыми движениями Артемия, покинувшего кровать и начавшего быстро одеваться.

— Скоро узнаем, — отозвался Кирилл. Глянул на меня. — Собирайся. Уйдём вместе.

Не нужно было повторять дважды. Игнорируя болезненную пульсацию между ног, проползла по кровати, спустила ноги на пол, встала, и чуть не рухнула, столь те ослабели.

Сцепив зубы, прилагая неимоверные усилия и пытаясь перебороть наползающую паническую атаку от воцарившейся в комнате угнетающей атмосферы, добралась до одежды и натянула её на себя. Когда застёгивала кофточку, близнецы уже нетерпеливо топтались у выхода. Поспешила к ним, вышла следом, облегчённо выдохнула, когда они бросили у подъезда, не предложив подвезти. Прислонившись к стене, перевела дыхание. Сейчас чуть отдышусь, и домой. На сегодня этот ад закончился.

Глава 4

Виктория

Добравшись до дома и приняв душ, я почувствовала себя получше. Стянула с вешалки полотенце, обмоталась, над грудью закрепила уголок, просунув его под кайму. Выйдя из ванной, босыми ногами пошлёпала в свою комнату. Присев на кровать, пристально глянула на себя в зеркало трельяжа — старого, оставшегося в наследство от давно почившей прабабушки.

Пятернёй встряхнула влажные волосы ниже плеч, канвой охватившие бледное осунувшееся лицо. Не считала себя привлекательной: узкий нос, чуть раскосые глаза, средней величины губы. Тонкокостная, не фигуристая, только грудь необычно выделяется. Она и привлекла проблемы на мою девственность, однажды попав в ракурс Артемия. Старший близнец любил грудастых, а на всё остальное ему было побоку. Главное, чтобы было куда вставить — внешность до лампочки.

Ладонями обхватила свою грудь под махровым полотенцем. И тут же отдёрнула руки, проклиная въевшуюся услужливость, возникшую за последние полгода, как стала сексуальной забавой двух братьев. Иногда казалось, тело не подчиняется голосу разума. Его настолько натренировали и натаскали, что от одной мысли о происходящем в квартире близнецов между ног повлажнело.

— Что-то случилось? — долетел встревоженной голосок.

Вздрогнув, мотнула головой, отгоняя порочное наваждение. Натянув улыбку, повернулась к сестре.

— Ты сегодня рано, — заметила, оглядывая эффектную блондинку в школьной форме.

Вот где «природа не обделила» — что фигура, что внешность. Ничего удивительного, что приглянулась главарю местной банды. Подобные аморальные типа слишком падки на невинных куколок, глядящих на мир широко распахнутыми наивными глазами. И это в семнадцать лет, когда в современном обществе молодёжь уже может и умеет то, что в их возрасте даже не снилось родителям.

— Физру отменили. Фёдор Игнатьевич повёз баскетболистов на соревнования между школ, — пожала она худенькими плечами. — Я не состою в клубе, поэтому ушла пораньше. Так что у тебя стряслось? — не позволила увильнуть от темы.

Чего у Наташки не отнять, так это наблюдательности: подмечала больше, чем показывала. Но сейчас почему-то не стала молчать.

Я такой подозрительной показалась?

— Ничего особенного. Мелочи, — отмахнулась, поднявшись с кровати. Подойдя к шкафу, открыла дверь, намереваясь выбрать одежду и одеться. Через плечо бросила: — Иди переодевайся, руки мой. Сейчас по-быстрому что-нибудь соображу на обед. Омлет? Яичницу? — предположила, давая ей выбрать.

— Сосиски есть? — неохотно проворчала она.

— Вроде были.

— Если есть, то яичницу. С сосисками! — уточнила назидательно. — Ты всё жаришь, а я овощной салатик сделаю, — махнула рукой и убежала в свою комнату.

Я облегчённо выдохнула. Переключила её внимание, уже хорошо. Не то настроение, чтобы увиливать от разговора — куда пропадала пару раз в неделю, а то и чаще, или почему иногда не ночевала дома?

Я всегда старалась возвращаться, но бывали моменты… просто была не в состоянии. Одержимый сексом Артемий и настойчивый Кирилл просто не оставляли выбора, измываясь до рассвета и заставляя кричать в голос, что потом тот позорно садился. Не всегда можно было оправдаться отговоркой: «Я простыла». Поэтому предпочитала послать сообщение: «…сегодня ночую вне дома…», чтобы сестра не волновалась.

Отца мы не знали. Он — случайный залётный гость в постель содержанки, с которой встречался в одной из своих квартир. Нас воспитывала мама, умершая от затянувшейся болезни чуть более четырёх лет назад. Мне тогда только исполнилось девятнадцать, а Наташе было двенадцать. Семь лет разницы, и груз ответственности, лёгший на мои плечи. Пришлось взять академ в институте и устроиться на работу, чтобы нас содержать. Обеспечивать всем необходимым, пока сестра не повзрослеет и не встанет на ноги.

Наташа — вся моя семья. Были только мы друг у друга. Ради её безопасности я готова была поступиться честью и пойти на любые жертвы. Даже стать сексуальной забавой для озабоченных близнецов, до фанатизма одержимых сексом.

Не только я развлекала аморальных братьев, оказываясь между ними, с ними, под ними. Знала, были другие: случайные, для сиюминутного перепиха, постоянные — в каком-то закрытом борделе, и кто-то менее афишируемый, кого они нарекли парой нецензурных слов и зло хохотали, вспоминая, как имели её под носом у мужа в какой-то пристройке, расположенной недалеко от поля для гольфа. Судя по месту, неизвестная мне дамочка явно богачка или банальное приложение при состоятельном «папочке», пусть тот и надел ей на палец золотое кольцо — изжитый символ официального брака.

Кучу всего вывалили близнецы, общаясь между собой, пока я приходила в себя на постели, после очередного многочасового секса. Порой мне казалось, они не видели во мне живого человека. Просто игрушку, куклу, для которой их трёп — безличностный фон.

Только он таким не был.

Из всего услышанного я понемногу узнала о том, о чём не следовало. Поэтому усиленно делала вид, что кроме секса меня ничто не волновало и не трогало. Из-за банального чувства самосохранения. Пока во мне не видели угрозы — никто не тронет и не причинит чрезмерной боли. Оставаясь послушной и безучастной, сохраню жизнь себе и своей сестре. Большего и не надо.

Одевшись в домашние шорты и футболку, я направилась на кухню готовить обед. Пока из холодильника доставала сосиски и яйца, на включённую плиту ставила сковороду и наливала в неё подсолнечное масло, прибежала Наташа.

Сестра не пришла, шаркая тапочками, не вошла до жути понурая, изображая каторжницу при исполнении, которую приговорили помогать с готовкой. Она именно влетела, как ураганный ветер, чуть не снеся стул по пути. Из отдела холодильника быстро достала овощи, помыла, разложила на столе. Рядом положила разделочную доску и схватила нож, собираясь приступить к приготовлению салата. Судя по ингредиентам — самого лёгкого из всех возможных, состоящего из помидор, огурцов и репчатого лука.

Глава 5

Виктория

Познакомить? Только через мой труп!

Где и когда она, вообще, удосужилась нас увидеть? Ещё вдвоём, без Кирилла? Как не напрягала память, не могла вспомнить, чтобы оставалась со старшим близнецом вдвоём, ещё и в общественном месте.

«Кирилл находился где-то поблизости, просто Наташа его не заметила?» — единственное разумное объяснение, пришедшее в голову.

Уговор между братьями был жёстко регламентирован. Так как младший опасался, что старший мне навредит своим чрезмерным сексуальным либидо, он настоял, чтобы любые встречи проходили только при участии всех троих. И я мирилась, ибо подобный подход — высшее благо, знала наверняка.

Когда Артемий был в похотливом угаре — апокалипсис отдыхал. Сегодня он, можно сказать, лишь закусил перед основным блюдом, которое так и не отведал. Спасибо звонку неизвестного…

— И чего притихла? — не выдержала затянувшегося молчания Наташа. Состроила обиженное лицо, на мгновение скорбно поджала губы. — Ты мне не доверяешь? — подростковые эмоции, уже ни раз видимые. — Я хочу знать! Хочу познакомиться с важным для тебя человеком. Неужели многого прошу? — она всплеснула руками и топнула ногой, словно получила отказ присутствовать на свадьбе любимой сестры в качестве главной подружки невесты.

Важного для меня человека?

Чуть нервно не рассмеялась.

Вовремя сдержала порыв.

Деревянной лопаткой поддела жарящиеся яйца, сдвинула с места, прокатив по шкворчащему маслу.

Пора было заканчивать с готовкой и удручающим меня разговором. Поднятая тема — всё равно, что хождение босиком по острейшему лезвию. Чем дольше она артачилась и требовала невозможного, тем мне больнее и тошнотворнее.

— Судя по описанию, ты видела меня с простым знакомым. Я ни с кем не встречаюсь, — постаралась выдержать ровный тон. — Иногда не ночую дома, так как беру дополнительные смены. А одежду купила на распродаже — повезло пару раз оказаться в нужное время в нужном месте.

— Да ну? — скептически протянула упрямица.

— Что «да ну»? — глянула на неё через плечо, вопросительно приподняв брови.

— Если ты ещё не с ним, значит, будешь! — заявил этот сгусток подросткового максимализма, воспринимающего мир через розовые очки. — Он такими глазами на тебя смотрел… — протянула она, показательно приложив ладони к сердцу. — Как пить дать, любит. И ты тоже…

— Я тоже? — нервный смех всё-таки прорвался.

— Ты всегда пресекаешь чужие прикосновения, а его не останавливала, — со знанием дела заявила Наташа. — Сама не понимаешь, что это значит?

Как раз слишком хорошо осведомлена, что стояло за подобным. А вот сказать младшей сестре не могла. От такой правды её радужный безопасный мирок разобьётся в дребезги. Так же, как некогда разлетелся на осколки мой собственный — после смерти матери и свалившихся затем обязательств, которые выполняла по сегодняшний день. И даже такими методами, которые ей не могли присниться.

И хорошо. Неведение — лучше правды. Так я для неё всё ещё любимая старшая сестра, а не отвратительная подстилка двух озабоченных братьев.

— Ты права, я не люблю чужих прикосновений, — подтвердила. — Но в мире взрослых не всегда можно выставлять напоказ свои фобии. Перед человеком, с которым ты меня видела, я не могла этого позволить. Уяснила?

— И кто он тогда? — ощетинилась Наташа.

— Коллега по работе.

— Тоже бармен?

Я снова напряглась, уловив в её голосе плохо скрываемое воодушевление. Сопоставив уже прозвучавшие вопросы и заявления, поджала губы, пока выкладывала пожарившиеся яйца на тарелки. Когда на сковороде размещала сосиски, не оборачиваясь, сказала:

— Нет. Он один из временных поставщиков.

— Правда?.. — сестра откровенно сдулась. Её радужный план познакомиться с Артемием, явно созревший в головушке, от моего заявления лопнул, как мыльный пузырь.

К лучшему.

Лучше изначально развеять все её иллюзии, чем потом пожинать последствия.

Хотя странно всё это…

Где она могла увидеть меня с Артемием?

Судя по описанию, говорила точно про него, так как Кирилл был пониже старшего брата и менее габаритен. Но вот их лица, когда видишь впервые, почти один в один. Лишь пообщавшись подольше, замечаешь отличия, и после этого фактически видишь двух разных людей.

Не стала у неё спрашивать, где она нас видела, и тема заглохла сама собой.

Наташа занялась приготовлением салата. Нарезала овощи, полила подсолнечным маслом, перемешала и гордо водрузила на стол.

Я закончила жарить сосиски и присоединила их к яйцам на двух тарелках. Отнесла и расставила по местам.

Мы пообедали в лёгкой атмосфере. Поначалу болтали об отвлечённом, а потом я спросила, как у неё прошли занятия. Наташа привычно морщилась, пеняя на раздражающую её учительницу географии, слишком въедливую и постоянно занижающую ей оценки. Потом выказала неодобрение поведением нескольких одноклассниц, давно развлекающихся с мальчиками.

— Вертихвостки! — припечатала, раздражённо передёрнув плечами.

Из всего сказанного я уловила главное: одна из этих девушек крутила роман с мальчиком, который ей нравился. Вот и злилась Наташка, тихо, про себя, лишь изредка выплёскивая эмоции в голос, когда я задавала наводящие вопросы. Не хотела, чтобы она копила в себе обиды.

Достаточно того, что я сама волоку целый ворох: на маму, ушедшую слишком рано, на отца, которого ни разу в глаза не видела, на мир, усложняющий мне жизнь, на аморальность ненавистных встреч с близнецами, при которых вела себя, как распутница. В груди постоянно буйствовал водоворот из обиды и злости, прикрытый внешним смирением с обстоятельствами и готовностью угодить. Отвратительное чувство: переживать одно, а на поверхности демонстрировать совсем иное. Сестре я такого не желала.

Глава 6

Наташа

За окном смеркалось. Солнце давно скрылось за соседними многоэтажками. Повеяло мрачной тоскливостью, от которой хотелось взвыть. Сегодня ей исполнилось восемнадцать, и снова одна.

Наташа стрессовала. Ходила из комнаты в комнату, включала и выключала телевизор, так как содержание каналов делилось на два типа: какая-нибудь атрофирующая мозги тупость или красочные описания, кто-кого и где убил и какими зверскими способами.

Жаль, на днях сломался роутер — и все дополнительные ТВ-каналы, особенно интересные ей научно-познавательные, были недоступны. И в этом крылся корень проблемы. Уроки давно сделаны, сумка на завтра собрана. Одежда поглажена и висит на плечиках в шкафу. Наташа очень внимательно относилась к своей внешности: умерено пользовалась косметикой, одежду подбирала по цветам, чтобы весь комплект смотрелся гармонично.

Старшая сестра всегда шла навстречу пожеланиям младшей, даже если блузка или юбка стоили дороже. Сегодня они тоже должны были после обеда пройтись по магазинам, прикупить обновок в честь её Дня Рождения, которое собирались отпраздновать позднее, на выходных, но той вдруг позвонили с работы и попросили подменить заболевшую коллегу. Деньги нужны, оно и понятно, поэтому она согласилась.

— Скукота-а-а… — простонала Наташа, плашмя упав на кровать в своей комнате. Единственная подруга, с которой она могла отпраздновать своё совершеннолетие, пару месяцев как переехала в другой город. Именинница покосилась в окно, на темнеющее небо. Ещё минут тридцать и опустится чернота. Девушка резко села и щёлкнула пальцами. — Ещё успею! — вскочила на ноги, подбежала к стулу и давай быстренько одеваться. Закончив, вылетела в прихожую, обулась, прихватила ветровку, ключи, сотовый со спасительным «NFC», и выскочила за дверь.

Сбегая по лестнице, Наташа на ходу натягивала ветровку, в карман которой закинула ключи от квартиры. При этом чуть не выронив сотовый, выругалась, и от греха подальше засунула его в задний карман джинсов. И до кучи — когда она засовывала вторую руку в рукав, мобильник заголосил песней любимого певца.

От неожиданности девушка споткнулась, проехалась подошвами кроссовок по ступеням и плечом болезненно врезалась в стену. Поморщилась. Вознесла молитву, что отделалась лёгонько, и надев, наконец, ветровку, схватила телефон и ответила на звонок.

— Хочешь сказать, что опять не ночуешь дома? — выпалила прежде, чем заговорила старшая сестра.

Наташа привыкла оставаться одна, но каждый раз, когда Вика ставила перед фактом, что сегодня не вернётся, порой такая злость охватывала, даже если понимала её бессмысленность. Сестра зарабатывала им на жизнь, обеспечивала после смерти мамы. И было верхом эгоизма давить на неё своим одиночеством. Только расстроенная отсутствием настоящего праздника в свой День Рождения, в придачу, чуть не навернувшись с лестницы, она на эмоциях выплеснула раздражение.

Вика иронично усмехнулась в трубку.

— Не угадала. Приду поздно, но приду. Я подменяю дневную смену. Значит, вернусь часам к восьми.

Наташа не собиралась показывать, что устыдилась своей вспыльчивости.

— Тогда зачем звонишь? — бросила резко, открывая дверь подъезда и ныряя в прохладу вечера. Лёгкий ветерок приятно бодрил, а слова сестры пролились бальзамом.

— Мы некогда, конечно, решили, не справлять Дни Рождения, если они выпадают на будни, отмечая их в выходные, но… Сегодня особый день. Ты ступила во взрослую жизнь. Я хотела подкупить салатиков и чего-нибудь к чаю. На обратном пути зайду в супермаркет. Есть пожелания? — снова улыбка в голосе.

— Не утруждайся, — отозвалась Наташа, воодушевлённая намечающимся празднованием. — Мне захотелось чипсов. Как раз иду в магазин. Скинь деньги, я обо всём позабочусь. Именины мои, мне и отдуваться, — добавила важно.

— Доброта так и прёт, — съехидничала Виктория, а потом рассмеялась: — Через минут десять всё пришлю, пока апокалипсис не случился.

— Ну ты!.. — взвилась Наташа.

— Я-я, — долетело в ответ. — Конец связи…

«Конец связи?»

Наташа прыснула, на душе посветлело. Тоска отступила, чувство одиночества рассеялось. Сестра сегодня ночует дома. Можно приготовить что-нибудь вкусненькое, раз такой случай.

В приподнятом настроении она дошла до супермаркета, побродила между рядами полок, пока не пришло сообщение и денежный перевод от сестры. Закупившись всем необходимым, даже прибрав к рукам кое-что вне списка, девушка расплатилась за покупки на кассе и вышла на улицу.

На территории супермаркета горел свет, а в направлении дома уже опустилась кромешная чернота. Безлунная ночь. Тротуар, пролегающий мимо высоких деревьев. Устрашающе-неуютная природная проходная. А дальше…

— И кто у нас тут, — послышался отвратительно знакомый голос Глеба Шилова.

Наташа как раз вошла под арку, соединяющую две многоэтажки. Тут вечно еле горела только одна тусклая лампочка, поэтому часто собиралась отвязная молодёжь.

Девушка напряглась, когда дорогу преградил двадцатипятилетний главарь местной банды. Слухи о нём ходили всякие: от торговли запрещёнкой до порчи девиц. Внешность смазливая, удивляться нечему, что некоторые велись. А вот характер — отстой.

Лично ей этот плечистый парень давно проходу не давал, подбивая клинья. Однажды он даже заявил, что в итоге она прогнётся — вопрос времени. А потом вдруг надолго исчез с горизонта. Она и расслабилась, посчитав, что он нашёл другой объект для преследования. Видимо, нет, если сальный взгляд и опасный оскал, что-либо значили.

Глава 7

Наташа

Девушка попятилась, затравлено озираясь. От одного можно было убежать, но от троих членов банды, включая главаря, обступивших со всех сторон, — нет.

Позади — стена.

Наташа судорожно вцепилась в ручки двух пакетов с продуктами. Они прилично весили, но таким орудием явно не одолеть толпу. Малое — съехать по довольной и похотливой физиономии главаря. Только потом злопамятный гад двукратно отыграется.

— Что тебе надо? — бросила она, стараясь не поддаваться накатывающей панике.

Она одна, в окружении опасных мужчин, один из которых больной на голову и может выкинуть всё, что угодно. Если с нею что-то сделают — кто увидит? Время не то, чтобы очень позднее, но…

— А то не знаешь? — оскалился главарь местной банды. Подошёл почти вплотную. Её окружила вонь от недавно выкуренных сигарет. В обступившей полутьме, от тусклой лампочки почти не было проку, короткостриженый хищник напоминал устрашающую мощную тень, нависшую сверху. Вдарил ладонями в стену по обе стороны от её головы. — Побегала лань? Хватит. Прогнись под неизбежным — ты моя, — схватил за подбородок и придвинулся ещё ближе, обдавая смрадом изо рта. — Идёшь со мной добровольно — будешь в шоколаде. Откажешься… — он глянул на приятелей, выжидательно склабившихся и стоящих справа и слева. — Под всеми тремя окажешься и пикнуть не успеешь.

Наташа окаменела от страха.

Её сердце чуть не остановилось, когда со стороны входа под арку прилетело:

— Ой ли?

В голосе неизвестного ощущалась некоторая вальяжность. Нервно сглотнув, она напряжённо наблюдала, как Глеб, её отпустив, резко отстранился и повернулся к незнакомцу. Тот казался тенью в этом почти тёмном пространстве и в своём спортивном чёрном костюме с накинутым на голову капюшоном. Из лица виден лишь подбородок с небольшим белым шрамом на правой скуле.

— Опять ты?! — прорычал Шилов.

— Мир тесен, не находишь? Куда ни иду — везде на тебя натыкаюсь. Судьба-злодейка, думаешь? — иронизировал неизвестный, приближаясь к банде мерным, каким-то расслабленным шагом.

— Иди к чёрту со своей философией! Зубы-то не заговаривай!

— Я-то? — хохотнул тот. — Заговоры — не по моей части, а вот дерьмо выбить — в зачёт. Настроение паршивое, а тут ты. Видать, я высшие силы радую, раз такую «грушу» поставили. Душу отведу, глядишь, чуток полегчает. Как там челюсть твоя? Уже вправили? — Говоривший цокнул языком и начал разминать пальцы рук. Размеренно, основательно, то и дело, сжимая в кулаки до хруста в суставах.

Ощутив опасность, Глеб дёрнулся.

— Сейчас я не один… — бросил зло, явно проигрывая неизвестному. Его дружки набычились, готовые защищать главаря. Один, насколько Наташа помнила постоянную свиту Глеба, — плечистый молчаливый качок, а второй — недоразвитый каратист средней комплекции.

— Шваль на передовую ставишь? Ну-ну… — опасно хохотнул их соперник, остановившись в паре шагов от прижавшейся к стене девушки и главаря банды, находящегося в метре от своей жертвы. — Ты как? — спросил у неё.

— Я… я…

Наташа ненавидела себя, что от пережитого страха не могла и слова сказать.

— Ясно, — понимающе хмыкнул тот. И загородил собой от банды. Когда вновь заговорил, тон изменился. — Слушай, Шилов. Вали к херам! Решил взять числом? Серьёзно? Я ведь тоже не один, — он кивнул в сторону, откуда пришёл. — Толкать словесные обороты — больше по моей части, а вот вбивать мордой в асфальт — его. Подумай дважды, крыса недобитая. Сегодня я не в настроении лясы точить. Помножь надвое — и получишь свою рожу в бетоне и поломанные конечности. И даже если выживешь, не ручаюсь, что не добью позднее. Больно рожа твоя не нравится.

Наташа почти не дышала, в ужасе глядя в мужскую спину. Она устрашилась промелькнувшей мысли, что пришлый мог оказаться вовсе не спасителем. Всем существом ощутила исходившую от него тьму. И от этого паническая атака оказалась стократ сильнее, чем пережитая под агрессией главаря местной банды. Того самого, который зло скрипнул зубами и тяжело отступил, сплюнув.

— Забирай девку, — бросил ядовито. — Уходим! — уже своим приятелям.

Оставшись один на один со спасителем, Наташа боялась шевельнуться и привлечь его внимание. Напоследок брошенное Глебом: «Забирай девку», — прозвучало для неё, как приговор.

— Домой иди, — не оборачиваясь, цыкнул неизвестный, и направился прочь.

— По… по… Подождите! — отмерла Наташа, рванув следом. Только сказался пережитый стресс. Ноги предательски подогнулись, и она, вскрикнув от неожиданности, проехалась коленями по асфальту.

Её спаситель остановился. Повёл головой, отступил в сторону и прислонился к стене в паре метров от того места, где она упала. Сложив руки на груди, явно стал ждать, пока сама поднимется и пойдёт домой.

«Ещё как-то помогать? К херам! Не будь она той, кем была, даже вмешиваться бы не стал!»

Приглянулась главарю?

Судьба у неё такая.

Поимели против воли?

Стечение обстоятельств.

На охотничьих угодьях действуют свои законы: кто поймал, того и добыча. Более сильный способен её отобрать, но даже ему не выстоять против прорвы шавок, если те объединятся. Сейчас он вторично отжал чужое, но более чем уверен — однажды вмешательство аукнется. Глеб слишком помешался на этой девице и просто так не успокоится. Перегруппируется и с новыми силами ринется в атаку.

Глава 8

Наташа

Сдерживая слёзы, Наташа медленно поднялась. Посмотрела на спасителя, темной тенью стоявшего у стены. Угрожая Глебу, он сослался, что не один. Только поблизости никого.

Или этот неизвестный не показывался по какой-то причине? Вон, главаря местной банды знатно напугало упоминание кого-то, кто даже не появился. Возможно, этого второго человека или группы лиц даже не было поблизости. Одной отсылки было достаточно, чтобы отвадить агрессивную шайку.

Наташа судорожно сглотнула.

— Из… извините, — пробормотала виновато.

— Пусто, — отмахнулся спаситель.

— Я хотела… — она натужно сглотнула. — Хотела сказать спасибо…

— Манеры — пережиток прошлого. Иди уже домой, — в голосе говорившего проскользнуло лёгкое раздражение. И всё же, он продолжал стоять у стены тёмным силуэтом в отвратительно скудном освещении единственной замызганной и тускло горящей лампочки.

Наташа помялась, переступила с ноги на ногу. Вздохнув, в итоге решила не усложнять. Вернулась к стене, у которой валялись пакеты с продуктами, собрала то, что вывалилось, за ручки подхватила и, не оглядываясь, направилась домой. Пока не свернула вправо, спиной ощущала пристальный взгляд незнакомца. Который последовал за нею и, кажется, только когда захлопнулась дверь подъезда, наконец, перестал провожать с расстояния.

Поднявшись на лифте на второй этаж и почти вбежав в квартиру, девушка кинула пакеты на кухонный стол и устремилась в свою комнату. Не включая свет, отодвинула тюль. Выглянула в окно, пытаясь в отсвете фонарей разглядеть своего спасителя. Но тот, видимо, пошёл по тёмной стороне, прикрытой кронами высоких деревьев.

Разочаровавшись, что не удалось хоть чуточку разглядеть незнакомца, она отступила от окна. Плюхнулась на кровать, закрыла глаза руками. И в этот момент в груди сжался отвратительный тугой узел, сдавило горло, и она разрыдалась.

Страх от пережитого и облегчение от спасения — всё смешалось внутри в непередаваемый клубок эмоций. Её трясло, пока комнату оглашали громкие рыдания. Они продолжались, пока не пришло опустошение, а за ним осознание, что необходимо быстро привести себя в порядок.

Наташа не собиралась рассказывать сестре о произошедшем. Не хотела, чтобы та волновалась. Всё хорошо закончилось. На сегодняшний день. Пока Глеб отстал, ей хотелось верить, навсегда, но гарантий не было.

— Я должна научиться себя защищать, — пробормотала Наташа.

После первого столкновения с Глебом, она надеялась, что тот отвяжется. После второго — напряглась. После третьего и четвёртого — появился страх, за ним пришло осознание собственной слабости и невозможности дать отпор. Несколько месяцев назад она почти созрела, чтобы записаться на курсы самообороны. Но главарь местной банды вдруг исчез с горизонта.

Перестав постоянно оглядываться и вздрагивать от шагов за спиной, она невольно расслабилась и отложила задумку на потом. Сейчас поняла — зря. Сегодня её спас неизвестный — везение, на которое дальше полагаться нельзя. Лучше каждый день понемногу становиться сильнее, чем оставаться слабой на постоянной основе.

Завтра же она найдёт подработку, чтобы дополнительными расходами не обременять сестру, а затем запишется на курсы в один из ближайших спортивных клубов. Начнёт с малого и пойдёт к большему, чтобы в любой ситуации иметь возможность постоять за себя. Защититься, если всё снова повторится.

Глава 9

Виктория

Иду с работы в приподнятом настроении. Хорошие чаевые от клиента компенсировали спонтанный выход на работу, чтобы заменить заболевшую коллегу.

Наташка, конечно, уже сходила в супермаркет, но я всё равно хотела прикупить чего-нибудь от себя. Вкусняшку, которой не было в магазинах нашего района — её любимый блинный торт. Поэтому по пути зашла в кондитерскую и только потом направилась домой.

Приближаясь к своей пятиэтажке, невольно замедляюсь. Пусть потёмки и свет фонарей тускловат, в жизни не перепутаю эту мужскую фигуру с другой.

Отлепившись от дерева, Артемий приближается, забирает пакет, заглядывает внутрь. Хмыкает. Возвращает обратно. Хватает меня за подбородок и притягивает к своему лицу. От выражения его глаз внутри всё сжимается, а между ног начинает пульсировать.

Почему?!

Почему я так на него реагирую? Трепещу, как заправская нимфоманка от одного мужского взгляда.

Мы стоим на улице, а кажется он уже берёт меня жёстко и глубоко, зажимая рот властной ладонью, чтобы вела себя потише. Меня начинает трясти, хотя он просто удерживает за подбородок и, если имеет, то только мысленно.

— Задержись тут братишка, ты бы так легко не отделалась, — рычит озабоченный зверь.

Артемий запечатывает мне рот властным поцелуем. Проталкивает внутрь жалящий язык. Властвует, доминирует. Каждым движением и напором имитирует половой акт. Отстраняется. Изучает в потёмках. Довольно рыкнув, снова жёстко берёт своё, прорываясь языком сквозь губы. Неуправляемый и ненасытный поглощает любое сопротивление, своей сексуально-агрессивной умелостью доводя почти до оргазма. Вцепившись жёсткими пальцами в затылок, за волосы резко отклоняет меня назад. Вечерний воздух вибрирует. Возбуждённый мужчина тяжело дышит, прижимаясь к моей промежности стояком, распирающим его джинсы.

— Хочу отыметь тебя, чтобы стоять не могла, — шипит распалённый и готовый на всё.

Сквозь лёгкие брюки сильные пальцы властно сжимают и мнут мою промежность. Интенсивно, несдержанно, с давлением. Плоть заходится жаром и жадно сжимается, требуя большего. Сердце бьётся, как сумасшедшее. Дыхание срывается. Чудом стою на ватных ногах, вцепившись свободной рукой в него, всё больше распаляющего и подчиняющего своей воле.

Раньше я не была такой…

Почему?!

Почему позволяю себя откровенно лапать посреди тротуара? В нескольких метрах впереди фонарный столб, чьё освещение нас почти не достигает. И всё же, могут наткнуться случайные прохожие — знаю. И ничего не могу поделать: часть меня беспокоится за сестру, а вторая.... Накрывшее лавиной вожделение какой раз превращает в одержимую идиотку — лишает воли, лишает здравого смысла.

Когда шквал похоти схлынет, придёт осознание. Потом. Но не сейчас, когда его руки на моём теле, которое слишком хорошо помнит, какое наслаждение под ним получало: раз за разом, порой болезненное — оно сделало от него зависимой, почти одержимой.

Ненавижу, что стала такой восприимчивой. На Кирилла никогда так не реагировала. Да, возбуждалась от умелых ласк, но не исходила сочащейся влагой, жаждая дикой необузданности и животного обладания.

Я ненормальная… Чокнутая по всем параметрам!

— Нет! — дёргаюсь прочь. И чуть не падаю. В ногах слабость, почти не слушаются.

— Нет? — В голосе Артемия откровенная издёвка. Согнувшись в корпусе, он подаётся ближе. — Лучше не искушай доказать обратное. Стоит мне вставить, и ты зайдёшься в криках и просьбах «ещё!». Если бы не брат, давно бы познала настоящего меня, а не малую часть, которую демонстрирую.

Малую часть?!

В ужасе сглатываю.

Если секс на износ — это малая часть…

Да он спятил!

— Я согласилась побыть подстилкой, чтобы защитить сестру, — бросаю резко, продолжая ощущать проклятую томность в теле. Пальцами сильнее перехватываю ручки пакета. Решительно вскидываю подбородок. — У меня есть личная жизнь. Вы обещали в неё не соваться. Держаться подальше, чтобы моя сестра ничего не узнала. Обоюдовыгодная сделка. Угрозы неуместны.

— Угрозы? — Артемий сощуривается. Подступает вплотную. Наши тела снова соприкасаются. Хватает сзади за шею и сжимает сильными пальцами, не позволяя отстраниться, когда мне в губы выдыхает: — Факты — не угрозы, малышка. Всего лишь обещание. Как только братишка перестанет изображать рыцаря, я сразу возьму своё. Тогда никакой личной жизни у тебя не будет. Только кровать, я и ты подо мной. Никаких запретов, мнимых ограничений и третьего, между нами. Когда этот момент настанет, я перестану сдерживаться. Отымею так, что кроме меня ни на кого больше не посмотришь.

Моё сердце в груди бьётся, как на убой. Артемий впервые давит, впервые даёт понять, что пусть его брат — буфер между нами — он мирится с ситуацией, но не принимает её полностью.

Хочет большего? Да куда уж больше-то?!

Каждый раз, оказываясь под ним, я потом уползаю, чуть дышащая и с охрипшим голосом. Настолько вымотанная, что дальше некуда. И дикий секс на износ — лишь верхушка айсберга? Да я помру, если будет нечто большее!

— Мы не совместимы, — выдыхаю, не подумав. Когда доходит, что ляпнула, нервно дёргаюсь. Чокнулась, не иначе. Заявить подобное, всё равно, что красную тряпку бросить быку.

— О!

От его саркастически-ироничного выдоха у меня волосы на голове встают дыбом. Артемий отстраняется, поводит головой до хруста в шее. Подавляет потемневшим взглядом, изучающим от головы до мысок закрытых туфель. Скользит обратно. Языком чувственно облизывает свою верхнюю губу, цокает.

Чем дольше он молчит, тем сильнее паникую. Напрягаюсь всем телом, внутренности скручивает. Теперь не от возбуждения. От вторичного осознания, что своим неосторожным заявлением я буквально бросила ему вызов. Худшая провокация из всех возможных. Смертный приговор, не иначе. Под ним или на нём — не столь важно. У него все пути идут через нижнее место.

— Я не имела ввиду… — пытаюсь спасти положение.