Рая и экзистенциальный кризис

Рая и экзистенциальный кризис

«Рая и зеркало неопределённости»

Рая стояла перед зеркалом в общаге, сняв лифчик и трусики, как будто готовилась к научному эксперименту по изучению антропоморфных изменений в условиях университетского стресса. Комната напоминала холодильную камеру, но это её не останавливало — она была готова разглядеть себя до последней складки, как исследователь, изучающий карту неизведанной территории.

Раньше, в школе, её тело было стандартной моделью «подросток-версия-1.0»: не толстой, не худой, с допустимыми отклонениями в районе бёдер. Но теперь, под воздействием таинственных сил (возможно, столовской жареной картошки или коварных булочек из буфета), её контуры начали меняться, словно подчиняясь неведомым законам физики.

— Вот же он, — прошептала она, ущипнув себя за живот, как бы проверяя, не галлюцинация ли это.

Мягкая складка выпирала с упорством, достойным лучшего студента на экзамене. Если втянуть — почти незаметно. Но долго не продержишься, как и внимание на лекциях после бессонной ночи.

Она наклонилась, разглядывая бёдра, где образовались так называемые «ушки» — термин, позаимствованный из интернет-форумов, где красота измерялась в миллиметрах подкожного жира.

— И здесь жир… — констатировала она, проводя руками по бокам, словно пытаясь обнаружить скрытый механизм, ответственный за эти изменения.

Грудь, к счастью, оставалась в пределах нормы, хотя одна оказалась чуть больше другой — видимо, природа решила добавить элемент асимметрии, чтобы жизнь не казалась слишком скучной.

Повернувшись спиной, Рая оглянулась через плечо.

— И попа…

Раньше она была кругленькой, как у всех девушек в её группе. Теперь же напоминала геометрическую фигуру, которую ещё не изучили на парах по матанализу.

Слёзы подступили к глазам, но она их сдержала — ведь плакать из-за формы тела было так же нелепо, как расстраиваться из-за погоды в Питере.

В телефоне — фотография с первого курса. Всего два года назад! Она — в обтягивающем платье, стройная, с талией, как у героини из старого советского фильма.

— Куда ты делась? — прошептала Рая своей отражённой версии, словно надеясь, что зеркало выдаст ей ответ в виде математической формулы.

---

«Пися и терминологический кризис»

Рая сидела на кровати, скрестив ноги, и думала.

Она даже не знала, как правильно называть *это*.

В детстве тётушки использовали термины, больше подходящие для описания сельскохозяйственного инвентаря. Мама называла это «писей», что звучало так же нелепо, как «пуська» из анекдотов про лингвистов.

В школе, на «тех самых» уроках, учительница краснела и говорила «женские половые органы», словно боялась, что слова могут взорваться при неправильном произношении.

А Ленка из общаги смеялась:

— Да ладно, просто пизда!

Но Рая не могла так сказать. Даже про себя.

Она осторожно провела пальцем *там*.

— *Пися…*

Звучало по-детски, но хотя бы не вызывало ассоциаций с учебником по биологии.

— *Дырочка?* — попробовала она.

Нет, это больше подходило для описания сыра или ушей.

— *Щёлочка?*

Ближе, но всё равно казалось, что речь идёт о двери, которая плохо закрывается.

Она вспомнила, как Иван Лукич смотрел на неё после лекции, и покраснела до корней волос.

— *Ну вот, опять…*

Плюхнувшись на подушку, она сдалась:

— *Пися так пися.*

Но где-то в глубине души ей хотелось узнать настоящее слово — то, которое звучало бы так же естественно, как «звёзды» или «океан».

---

«Бывший спортсмен и его гравитационные проблемы»

Иван Лукич стоял перед зеркалом в раздевалке факультета, снимая рубашку после лекции, как будто готовился к важному научному открытию.

— *Чёрт…*

Он повернулся боком, втянул живот — складка на талии оставалась, словно насмехаясь над его попытками.

Раньше он был чемпионом по лёгкой атлетике. Его тело было поджарым, рельефным, как будто выточенным по законам идеальной механики. Теперь же оно напоминало слегка спущенный воздушный шар.

— *Как старик…*

В молодости он мог отжаться сто раз без остановки. Сейчас — еле тридцать, и то с одышкой, как будто поднимался по лестнице в общаге на девятый этаж.

Иван Лукич вспомнил, как молодые преподаватели переглянулись, когда он снимал футболку в спортзале:

— *Лукич, тебе бы живот убрать, а то студентки за жирного старика тебя принимают!*

Они смеялись, но в их глазах читалось: *«Да, ты уже не тот»*.

А теперь эта девочка… Раиса…

Она смотрела на него сегодня после лекции широко раскрытыми глазами. Не с отвращением. С… интересом?

— *Бред. Она видит перед собой стареющего преподавателя с пузом.*

Но когда он представил, как её пухлые пальчики касаются его живота…

— *Чёрт возьми…*

Он поймал себя на том, что встал перед зеркалом снова, втягивая живот и разглядывая очертания былой атлетичности, как археолог, изучающий руины древнего храма.

---

«Декорации и нелинейные взаимодействия»

Актовый зал был пуст, как Вселенная до Большого взрыва. На сцене валялись обрезки ткани, банки с краской, разбросанные кисти — хаос, который только предстояло упорядочить.

Рая и Иван Лукич остались вдвоём — все разошлись, а им нужно было доделать задник для капустника.

Она держала один край холста, он — другой. Когда они попытались сложить его пополам, ткань замялась, и Рая потянула сильнее.

— Ой! — она поскользнулась на рассыпанных фломастерах и чуть не упала.

Иван Лукич поймал её за талию.

— Осторожно… — его голос звучал так, будто он читал лекцию о законах тяготения.

Его руки не отпускали её. Рая почувствовала, как её тело прижалось к его груди. Сердце забилось так громко, что, казалось, его можно было услышать даже в соседнем корпусе.