Рая - Раян Враски. Чужой мир, чужие дети

Глава 1

Глава 1

- Пожалуйста, Раян, открой глаза...
Я заворочалась в кровати, пытаясь проснуться, а то меня преследовал какой-то странный сон, будто меня пытались добудиться двое детей, которые настойчиво звали меня Раян. Дурацкое имя, ведь меня зовут Рая, в честь прабабушки. Я ее правда совсем не помнила, но эта самая прабабушка была в нашей семье легендарной личностью. И все родные утверждали, что я не только, так сказать, унаследовала ее имя, но и ее внешность и даже ее характер. Брат называл его стервозным, мама суровым, а отец справедливым.
На работе коллеги и подчиненные разделяли их мнение. Меня считали строгим начальником, но справедливым.
И тут эта Раян. Причем сон был какой-то очень реалистичный. Так как звали меня этим исковерканным именем сразу два детских голоса — мальчика и девочки. И мало того, что они звали меня и умоляли открыть глаза, я еще чувствовала прикосновение их маленьких ладошек и ледяных пальцев.
На долю секунды я подумала о брате и сестре. В детстве, особенно когда мы проводили лето на дачи, они каждое утро тормошили меня со словами: "Рая, ну просыпайся, мы хотим к реке".
Без меня к реке им было запрещено ходить, вот они и канючили с раннего утра, чтобы я отвела их поплавать и просто погулять по берегу.
Но брат и сестра уже давно выросли. Да и голоса у них в детстве были другие. И звали они меня не с такой безнадежностью и даже отчаяньем в голосе как эти незнакомые дети. Я хоть и была часто строга, но была и жалостлива. Поэтому сразу прониклась сочувствием к этим незнакомым детям. Но потом едва не рассмеялась, ведь они мне только снились и их вообще не существовало в реальности.
Тогда почему я так ощутимо чувствовала затхлый и сырой воздух? А также холод. Нет, мы на Крещение всей семьей в прорубь прыгали. Кроме сестры и мамы, они у нас были более тепличными растениями. Но холод меня никогда не пугал, а сейчас у меня было такое ощущение, что он проникал под кожу.
У меня в квартире было сухо и тепло, так неужели я заснула не у себя дома? У Андрея я почти никогда не оставалась ночевать. Хотя мы с ним вскоре и собирались пожениться. Не ночевала — не из-за каких-то глупых правил, просто мне на работу от его дома надо было добираться полтора часа, а от своей квартиры всего десять минут. Поэтому если я и оставалась ночевать у Андрея, то только в выходные. И то не всегда, ведь часто в пятницу или в субботу мы собирались у моих или его родителей. Причем мои относились к Андрею и без штампа в паспорте как к зятю. Да и его родители более чем одобряли его выбор. И моя кандидатура в будущие невестки их полностью устраивала. Поэтому нам с Андреем и оставалась такая мелочь как поставить подпись в брачном свидетельстве. И до этого дня оставалось всего лишь пару месяцев.
- Раян, ты ведь не умрешь?
Что? Я даже мотнула головой, отвечая на этот совершенно дурацкий вопрос. С чего это я должна умереть в двадцать семь лет? Мне еще за квартиру неизвестно сколько лет ипотеку выплачивать. Так что умереть я себе не могла позволить. И это уже не говоря о предстоящем браке. Ведь не взирая на всю мою независимость, мне хотелось стать женой Андрея. Так что мне было пора открыть глаза и разогнать этот нелепый сон.
Да... сон во сне — этого со мной никогда не случалось. Такое я только в фильмах видела. Ведь стоило мне было открыть глаза, что правда удалось не с первой попытки, и я увидела тех двух детишек, что так жалостливо просили меня не умирать.
Таких худых и даже изможденных детей, похожих на маленьких старичков, я никогда не видела. Девочке было лет пять, не больше. Маленькая, худущая до костей, с грязными волосами, собранными в кривую косу. Причем волосы были настолько грязные, что я даже не могла понять какого они цвета. Из одежды на ней было платье в заплатках и какая-та замусоленная безрукавка.
И единственное, что выделялось в этой мелюзге — это яркие голубые глаза.
Мальчишка был постарше ее где-то на два года. Его волосы были темными и грязными кудрями лежали на плечах. Я бы приняла его, возможно, даже за девчонку из-за тех же синих глаз и длинных ресниц, но взгляд по-мужски суровых глаз сразу отсекал все сомнения — мальчик. Его одежда была в еще более бедственном положении, нежели у девочки, и просто висела на нем мешком.
Комнату я не успела разглядеть, дети издали радостный крик, в котором можно было услышать ноты облегчения, будто до того, как я открыла глаза, они и впрямь уверились в моей кончине. Так что издав свой возглас, они бросились ко мне. Я было попыталась уклониться от их объятий, но куда там. Они крепко обнимали меня, прижимаясь ко мне так сильно, видимо, опасаясь, что я могу вновь закрыть глаза и заснуть. А я через слои одежды чувствовала их кости, понимая что у них можно было пересчитать все ребра.
И прежде чем я остановила себя, я обняла их... так, как будто для меня это было привычно и естественно — любить их, целовать перед сном, рассказывать разные истории. Будто они и не были чужими, а были мне самыми дорогими и родными.
Хм… а детишки и впрямь давно не купались. И одежду пора их было выбросить на помойку.
- Мы так испугались Раян. Тим хотел пойти за лекарем в конце улицы, но мы не нашли ни одной монеты в твоей сумочке, а мистер Эрл сказал в прошлый раз, чтобы мы не беспокоили его, если у нас нет платы.
Девочка для пяти лет говорила слишком хорошо. А вот мальчик, бегло обняв меня, уже отпустил от кровати, на которой я лежала, и сейчас насупившись смотрел в пол.
А мой взгляд наконец-то упал на мою собственную руку... Которая принадлежала не мне.
Сон? И во сне я снилась себе другим человеком? Чувствовала все запахи? Ощущала как тело ломит от боли?
А если это все же не сон?
Я попыталась вспомнить что же было накануне. Я ведь вчера поехала к Андрею — соскучилась, так как мы не виделись несколько дней, а затем, когда он предложил мне остаться, я напомнила ему, что утром мне надо на работу выйти чуть раньше из-за совещания.
Домой я возвращалась уже в первом часу ночи. Начался дождь, даже ливень, и... я сглотнула и судорожно сжала покрывало пальцами.
Машина, свет, лобовое столкновение... Мужчина на красной иномарке выехал на встречную полосу. Я попыталась вильнуть в сторону, но не успела. В голове раздался лязг тормозов, а затем звук смятого металла. Голову пронзило болью, все заплясало в свете уличных фонарей, фар других машин на магистрали и в разрядах молний, что вспышками выхватывали разные картины происходящего.
Так... это все вокруг не сон, поняла я. Но и для наркоза и галлюцинаций окружающая действительность была слишком реалистична. Как и эти дети, что вновь смотрели на меня, упорно называя меня чужим именем.

Глава 2

Глава 2

- Раян? - позвала меня Лита.
И я, вздрогнув, все-таки отшатнулась от девочки, ведь я откуда-то знала и ее имя.
Осмотрелась. Комната, в которой я находилась, была мне незнакома... и в тоже время слишком хорошо знакома. То есть собственная память и воспоминания напоминали мне теперь старый холст, который отыскали где-то на пыльном чердаке и отнесли к реставратору. И старый затертый временем слой краски в результате был покрыт новой.
Вот и моя память хранила все воспоминания Свиридовой Раи Николаевны, тысяча девятьсот девяносто пятого рода рождения. И в то же время я помнила и какую-то параллельную судьбу, принадлежащую уже не мне. Причем помнила урывками, вспышками, будто ее освещало тоже молниями на магистрали.
Я стала вспоминать этих детей, которые сейчас испуганно следили за мной, и эту квартирку. Хотя нет, это была даже не квартира, а комнатушка. Узкая кровать, шкаф, скрипящее кресло, стол и две табуретки. Два маленьких окошка под потолком, так как клетушка находилась на чердаке. И холод с сыростью, что заставляли детей шмыгать носами.
Я лежала одна на кровати, в одежде и укутанная в старое покрывало. Простынь была серой не от грязи, а от старости.
Я вспомнила как сняла эту клетушку около полугода назад. Вспомнила, как я и мои брат с сестрой спали на этой кровати, прижимаясь друг к другу, ведь в комнате было так холодно, что через оконца завывал ветер, а когда пошел снег они так заледенели, покрывшись корочкой, что за ними ничего было не рассмотреть. Впрочем, чтобы выглянуть наружу, брату и сестре приходилось вставать на табуретку. Но они могли так часами смотреть в окно, чтобы хоть чем-то занять себя, ведь я не могла взять их с собой на работу. Вот они целый день и сидели дома. Когда была хорошая погода, они выходили на улицу, но сейчас только закончилась зима, а весна мало чем отличалась от зимних месяцев. И погода за окном была такая, что ничто не предвещало скорого лета.
- Раян? - вновь прошелестел детский голос.
И я едва не рявкнула в ответ, что зовут меня Рая, но причинить своими словами боль этой маленькой девочке я просто не могла.
И пусть я — Рая Свиридова — была им никем, но обидеть я их не могла, в какой-то степени видя в них своих собственных брата и сестру.
Присела на кровати, опустив ноги на дощатый пол. И вновь посмотрела на свои руки. Нет, они точно не могли принадлежать мне — худые кисти, тонкие пальцы, красная огрубевшая кожа. В этих руках не было жизни, они были слишком слабыми.
Мой взгляд заметался по комнате, ища зеркало. Конечно его не было в этой клетушке, но я вспомнила, что Тим подобрал на улице пару месяцев назад довольно большой осколок зеркала. На нем было всего пару трещин.

Когда я подошла к шкафу, причем меня так штормило, что я думала — не дойду, грохнусь раньше на эти доски, которые звались полом и проваливались целыми брусками, треща под ногами не смазанным механизмом. Но я все же дошла, потому что всегда была упрямой и никогда не отступала с намеченного пути.
Мои пальцы дрожали, только не от страха, а от тех усилий, которые я приложила, чтобы дойти до шкафа. Голова кружилась, а во рту было сухо. У меня было такое ощущение, что я пролежала в горячке на этой узкой кровати не один день.
Я не колебалась, взглянув на отражение... чтобы проверить свою догадку. И конечно незнакомое лицо, отразившееся в зеркале, как и это тело принадлежало не мне. Оно принадлежало этой Раян, юной девушке восемнадцати лет, старшой сестре двух детишек — Литы и Тима.
Она была ниже меня наверное на голову. Вряд ли в ней было больше метра пятидесяти. Худая, про которых говорят суповой набор. Хотя нет, тут и на суповой набор не наберется. И ей скорее подходило другое выражение — кожа да кости. Я даже понять не могла, где в ней теплилась жизнь. Бледное, даже серое лицо, круги под глазами и синяк на пол лица. Прикоснулась к волосам, кажется, каштанового цвета. Нет, страшилой она не была, но вот сейчас даже ее миловидность и юность были скрыты болезнью, свалившей ее с ног.

А вот глаза у нее были и впрямь необычные — зелено-голубые, которые с легкостью меняли цвет от освещения. Но при этом ее глаза были потухшие, будто пламя, которое раньше в них царило, кто-то нечаянно или специально затушил. Может, грустно подумала я, это была самая жизнь, оказавшаяся непосильным бременем для юной девушки.
Так как когда промелькнула в голове эта мысль — я увидела еще одну картину, причем не только увидела, но и ощутила те эмоции, что испытывала в тот момент Раян.
Накануне вечером она пришла домой и в ее глазах не было света, как и не было ни одной монеты в кошельке и бумажного свертка с остатками еды. Монеты и еду отобрали, хотя чужая память не показала как. Но тело ломило, а голова трещала от боли и оплеухи. А в комнате, в которую она так не хотела входить, ее ждали голодные взгляды и урчащие от голода животы брата и сестры. Но у нее не было денег, чтобы купить еду, чтобы оплатить эту клетушку, не было даже куска хлеба в шкафу. Ведь жидкий суп на воде дети съели еще днем.
И когда она возвращалась домой через мост, у нее даже мысль промелькнула о той утопленнице, которую нашли три месяца назад. Но мысль именно что промелькнула, ведь жизнь была священна, а главное — она не могла оставить брата и сестру.
Но вот и посмотреть им в глаза, когда они спросили, что она принесла на ужин, она не смогла. Завтра, солгала она, она принесет им еду.
Поужинали они только кипятком, а затем Раян укрылась покрывалом с головой, опасаясь что по ее лицу дети догадаются — завтра они скорее всего окажутся на улице и будут побираться как нищие.
Она опустила руки, сдалась в тот момент, признав — она не в состоянии позаботиться даже о себе, не говоря уже о двух детях.
В детстве матушка твердила ей, что боги слышат молитвы, когда они идут от чистого сердца, и она стала молиться...
Я вздрогнула и тряхнула головой, выскальзывая из омута чужих воспоминаний. Эта Раян молилась, чтобы боги дали ей силы, чтобы они спасли если не ее, то ее брата и сестру. И она была готова ради этого пожертвовать собственной жизнью.
Я опустила осколок зеркала, уронив его на пол, благо оно не разбилось — посулив мне семь лет несчастий, и присела на табуретку. Я вспомнила и о том, что наверное должна была забыть.
Я умерла в той аварии, когда моя машина столкнулась с красной иномаркой. Как в этой клетушке умерла и Раян.
Но боги услышали наши молитвы. Ведь когда на меня неслась машина, я тоже успела взмолиться — только бы выжить! Я успела даже подумать тогда, что готова принести любую плату — лишь бы так глупо не умереть всего за несколько недель до собственной свадьбы. Ведь я даже не успела померить свадебное платье, так как собиралась только сегодня заказать его, хотя я уже и выбрала его в интернет-магазине.
Да... боги услышали наши молитвы, хотя, откуда-то пришла уверенность, что и я и эта девочка, в чье тело я попала, должны обе были умереть. Но боги перетасовали колоду судеб наших жизней.
Я очнулась в теле Раян, а она оказалась в моем теле...

Глава 3

Глава 3

Бездумно глядя в никуда я просидела минут десять, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Я сидела и пыталась понять всю степень своего попадания.
От идеи молить богов вернуть все как было — я отказалась. Они спасли наши жизни. Меня, как я подозревала, затем чтобы позаботиться о детях, ведь если умерла бы Раян — они долго не протянули бы, и их, скорее всего, нашли бы умершими от голода в этой самой комнатушке.
И хотя мне по крови они не были родственниками, я и без приказа с небес собиралась спасти их.
О том, что Раян заняла мое место я старалась не думать, как и о том что замуж за Андрея выйду не я...
Так, мотнула я головой. Я не имела права расклеиться. Да и не в моих привычках было сдаваться. Я сильная и пусть обстоятельства, в которые я попала, не внушали оптимизма, я собиралась их изменить!
Хотя с бедностью, вернее нищетой я никогда не сталкивалась раннее. И моя ипотека меркла с тем, что мне просто нечем было накормить двух детей, которые вполне обоснованно задавались чуть ранее вопросом — открою я сегодня вообще глаза или нет.

Наверное, они даже что-то почувствовали, продолжая уже вдвоем испуганно смотреть на меня и мои действия. Еще бы! Я как идиотка сначала разглядывала свое отражение в зеркале, а затем впала в едва ли не коматозное состояние, не реагируя ни на какие внешние раздражители, в том числе и на них.
Я попыталась улыбнуться, получилось, признаться, не очень. Лицо ведь было опухшим. Но молчать и дальше я не могла, понимая, что своим поведением я пугаю детей и причиняю им боль.
- Я вчера упала и ударилась, - пояснила я, соединив ложь и правду, - вот я и не могла сегодня проснуться.
Лита сразу подбежала ко мне, вновь цепляясь за меня, как будто мы тонули в океане, а я была ее спасательным кругом. Что в принципе так и было, если сравнить мир с бескрайним океаном, в который мы попадаем сразу после рождения практически слепыми котятами. И возможно на каком-то интуитивном уровне эта маленькая девочка понимала, если я сейчас выйду из этой комнаты и не вернусь, то и она и ее брат утонут, ведь самим им на плаву было не удержаться.
- Я как ты меня учила молилась за тебя, - прошептала она, глотая в этот раз гласные.
Я почувствовала как глаза увлажнились. А затем посадила Литу на колени, уткнувшись лицом ей в макушку, чтобы она не увидела моих глаз. На вид ей нельзя было дать и пяти лет, но я вспомнила — ей было уже семь лет. А маленькой она была от недоедания и отсутствия свежего воздуха, ведь в этой комнатушке не взирая на ветер гулящий в щелях, запах был затхлым и сырым.
- Твои молитвы помогли мне почувствовать себя лучше, - пробормотала я в ответ.
- Лита молится каждый день, чтобы мы вернулись в свой старый дом, но не особо-то они помогают эти молитвы, - проворчал прямо как старик Тим.
И я уже внимательно взглянула на него. А ведь если мы все втроем не сгинем, то он вырастит настоящим красавцем... правда озлобленным на мир. Ведь в свои девять лет он понимал что нас всех ожидает, если я не найду деньги, гораздо лучше сестры.
Бедная Раян, стало мне жаль и ее. Она ведь и сама была ребенком, когда ей пришлось и самой выживать и тянуть на себе брата и сестру. Но вот чем сильнее она барахталась в воде, тем сильнее увязала в трясине.

Несчастные дети, подумала я. И лишь потом поняла — я теперь Раян Враски, девица восемнадцати лет отроду, у которой на попечении двое малолетних детей. И я была обязана заботиться о них. Но вот как заботиться — я не знала. Ведь этот мир мне был чужд. Хотя из тех вспышек воспоминаний, что я получила вместе с новым телом, этот мир больше всего напоминал мне Англию века девятнадцатого. Впрочем, книгами я никогда не увлекалась и особо романтичной особой не была. Поэтому насколько эта реальность соответствовала той, я не могла сказать. Одно было точно — мы были нищими. И если я не найду за неделю деньги, то мы окажемся еще и на улице, став из нищих еще и бомжами.
- Раян, - позвала меня сестра, - ты плачешь?
Вздохнула. А затем покачала головой. Я не плакала. Нет, я собиралась бороться.
И для начала мне надо было раздобыть еду, а затем — на полный желудок я придумаю как нам выжить. Ведь я не имела права не выдумать.
На боль в теле и ломоту я старалась не обращать внимания. Когда мы с Андреем поднимались в горы, то порой мне тоже казалось все — больше сил нет — сдаюсь. Но вместо этого я карабкалась наверх, будто от этого зависела моя жизнь.
Вот и сейчас я собиралась бороться и карабкаться изо всех сил.
- Куда ты собираешься? - голос брата вынырнул меня из боевого настроя.
- Я же обещала принести нам еду.
- Ты еле на ногах стоишь!
Вот именно, еле стою. А если я лягу на кровать и подамся жалости к самой себе и своему жребию, то уже может я и не встану с кровати, а повторю судьбу настоящей Раян.
- Мне уже намного лучше, - солгала я, стараясь не издать стона вслух, когда я надела башмаки, от одного вида которых хотелось рыдать, и тонкое пальто по колени. Шапки у меня не было и я набросила на голову платок, стараясь не думать о своем внешнем виде. С полки я взяла котелок, усмехаясь про себя тому, что как все резко изменилось. Раньше я принимала участие в разных благотворительных акциях, в том числе мы раздавали одежду, теплые пледы и еду нуждающимся, а сегодня я сама собиралась просить милостыню.
Ну а что мне оставалось делать? Конечно в голове промелькнула мысль, что как-то пронеслась и в голове Раян — пойти торговать собой. Но на такую замухрышку если бы кто-то и позарился, то только бедняки и нищие. От которых уже вывернуло бы меня. Ограбить кого-то и загреметь в местный Тауэр я тоже не стремилась.
Поэтому оставались только два способа раздобыть еду — работа и милостыня.
А вчера я лишилась и работы, вспомнила я, вновь ощутив это мерзкое чувство отчаянья, принадлежащее благо не мне. И я мысленно построила стену между своими эмоциями и эмоциями Раян, которые ощущала вместе с ее воспоминаниями.
Хватит мне и своих паршивых мыслей, чтобы тонуть в чужой боли и безнадежности.
Дети пытались меня остановить, но я захлопнула за собой дверь. А затем с каждым новым шагом я удивительно, но стало ощущать как силы ко мне возвращаются. Может этому телу не хватало сильной души, а теперь оно ее получило.
Из воспоминаний Раян я знала, что на углу в квартале от нашей клетушки находился собор, в котором местный священник с утра раздавал еду. Сама Раян стыдилась туда ходить, помня те дни, когда родители были живы и они могли себе позволить на выходных, к воскресному обеду запечь большого гуся или утку.
Но затем после смерти родителей, они потеряли дом, и Раян пришлось устроиться на работу. В первый раз ее уволили, так как на нее в дамском магазине шляп стал засматриваться муж хозяйки, а однажды... Эти воспоминания были смазаны, будто и сама Раян хотела их забыть, поэтому я и не смогла их отыскать в ее голове. Нет, ничего непоправимого не произошло, но ее уволили. Более того, хозяйка миссис Томмак заявила, что это она блудница осмелилась покуситься на ее мужа.
Эти слова сильно ранили Раян. Да и вообще — она была не приспособлена к тем трудностям, с которыми столкнулась. К обману, к обвинениям, к злости, к зависти. А были и те кто завидовал ее молодости, невинности и наивности.
В конце концов она драила полы уже не в таком фешенебельном магазине. Но и там ей не повезло.
Углубляться во все эти воспоминания я не стала. Зачем? Это все было в прошлом, причем даже не в моем. А я может и была гордой, но я отличала гордость от гордыни.
Поэтому с меня не убудет попросить еды.

Глава 4

Глава 4

На улице было холодно и в этом тощем пальто и рваных башмаках я сразу околела. Но я стояла и ждала, когда получу хоть краюху хлеба. А мой взгляд тем временем блуждал по толпе других попрошаек. И чтобы занять свои мысли я думала о том, что же заставило их просить милостыню, вместо того чтобы найти работу.
Священник, а в этом мире они назывались манар, был еще довольно молод. А как говорила наша глава волонтерской группы, молодые помогают так как верят, что могут изменить и мир и тех, кому помогают. Зрелые люди чаще разочаровывались и в первом и во втором. Поэтому они чаще верили пословице «горбатого только могила исправит». И уже в зрелости люди не хотели и не пытались изменить мир. С четкой ясностью осознавая, что того же алкоголика они вряд ли спасут своими словами и действиями. Но они все равно помогали, возможно, потому что к своему возрасту начинали понимать — что значит истинное сострадание.
А этот манар с гладко выбритым лицом и короткими волосами в одеянии темно-синего цвета только недавно, помнила я, закончил местную семинарию. И глава собора на его нововведения только махнул рукой, хотя ему и не нравилась толпа нищих, от которых смердело и которые, утверждал он, разносили разную скверну. И еду им поэтому раздавали с внутреннего двора, где они не могли столкнуться с прихожанами. Впрочем, еду выдавали им на рассвете, когда в соборе редко можно было увидеть молящихся.
- Ты впервые у нас, - манар обратил на меня внимание, подойдя ближе. И нищие угодливо кланяясь, расступились, чтобы даже случайно не прикоснуться к нему.
Я сначала кивнула на вопрос, но затем подумала что это невежливо — молчать в ответ, и пояснила:
- Я вчера потеряла работу и меня ограбили, - я даже не пояснила, а скорее выпалила, что привело меня сюда с протянутым котелком, опережая другие его вопросы.
Конечно он не был обязан мне верить. Такие истории, наверное, он слышал десятками в день. И меня отличало от всех остальных только то, что я говорила правду. И это все и впрямь приключилось, пусть и не со мной, но с этим телом, которое за неимением другого, теперь стало моим. Почти… ведь полного слияния с ним я не чувствовала. Даже мой шаг был немного как у пьяной. Ведь я была гораздо выше Раян и мой шаг был широким и твердым, а не пугливым. А тут мне приходилось семенить, запутываясь в коротких ногах. И это тело, оно пахло по-другому — непривычно. И я сейчас говорила даже не о том, что и самой Раян не мешало бы принять ванну. В этом мире, как я уже успела заметить, никто не благоухал французскими ароматами.
В котелок старая мона, которая наверно ближе всего подходила под определение монахиня из нашего мира, перевернула мне одну поварешку каши и протянула маленький ломтик хлеба. Я сглотнула слюну в горле. Есть хотелось до дрожи в пальцах. Ведь и сама Раян уже не помнила, когда она ела в последний раз — вчера или позавчера. А уж говорить о том, чтобы наесться от души, а точнее от пуза — эти воспоминания уже давно покрылись паутиной недоедания, да и попросту настоящего голода, от которого кружилась голова и случались даже падения в обморок.
И пусть кто-то скажет, что клянчить еду плохо, но точно ни тогда, когда твоя жизнь сделала кульбит и выбор стоит между этой самой гордыней и смертью от голода. И даже не моей, а двух детей, которые уже не только на физическом уровне и воспоминаний, но и на душевном воспринимались своими. Наверное за ночь моя душа если еще не сроднилась с этим телом, но все же начала слияние с ним. И хотя я оставалась пока еще Раей Свиридовой, но в то же время я уже до конца и не была ею. Впрочем, я не стала и Раян Враски. Скорее я стала новой личностью, к которой мне самой надо было привыкнуть. И понять до конца — кто я и на что я способна.
- У меня дома малолетние брат и сестра, - не стала отходить я от моны. И удивительно, но слова с просьбой дать мне еще два куска хлеба и каши все же застряли в горле. Оказалось просить и не так легко. Возможно, в первый раз даже попрошайничать на улице тяжело. Хотя до этого я постараюсь не дойти.
- Проходи, - ворчливо заметила мона, отмахнувшись от меня поварешкой.
- Постой, - остановил манар и ее и меня. - Я видел с ней мальчика и девочку, когда они приходили в собор на воскресную службу, добавь ей еще поварешку каши и два ломтя хлеба.
Мона бросила на манара быстрый взгляд, но от слов и тем более возражений она воздержалась, склонив голову, не оспаривая первенство манара. А я заморгала ресницами, не понимая что у меня с глазами. Но это в первые секунды, а потом я осознала, что эта Раян была той еще плаксой и тело привычно реагировало на скажем так внешние раздражители. Но я не собиралась плакать. Я вообще слезы не любила. И никогда не видела в них толка.
Манар подал мне знак, отзывая меня в сторону.

Я прижала к груди котелок с кашей, спрятав хлеб в карман. Котелок я старалась не расплескать, борясь с желанием съесть хлеб немедленно.
- Если тебе нужна работа, то утром перед службой нам надо вымыть полы в соборе, протереть пыль, да вокруг замести. Моны в приходе пожилые и уже с трудом справляются с работой. Возьмешься за нее?
Еда это конечно хорошо, но он ее и так раздавали нуждающимся. Но мне нужна была работа, за которую мне будут платить монетами, ведь мне надо было платить и за комнату на чердаке. Да и дети скоро голыми будут ходить или же пугать на улице людей своими лохмотьями. Хотя мы и сейчас с ними не очень-то отличались от нищих.
- Мне нечем платить за комнату, - призналась я. - А если я не внесу плату до конца недели, нас выставят на улицу.
Вот такая эта реальность, в которой у Раян нет никого, к кому она могла бы обратиться за помощью. Хотя нет, она попросила помощи у богов. Так что теперь эта реальность стала моей. И мне надо выживать в ней.
- Ты будешь получать плату за работу. И еды в два раза больше, нежели получила сегодня.
Манар выдал мне половину суммы, что требовалась на оплату комнаты.
- Остальное получишь через неделю.
Тех денег, что он собирался мне платить, только и должно было хватить, что на оплату комнаты и кое-какую еду и мелочь… Не густо.
Но я отказываться от работы не стала. Да и в самом крайнем случае, если я не найду еще одну работу, я могла ничего из еды больше не покупать. Ведь Раян и дети до этого в лучшем случае ели только два раза в день. А бывали у них дни, когда они питались одним кипятком, так как у них не было даже чая. Тряхнула головой. Ну уж нет, это точно не мои мысли! Дети должны питаться три раза в день и не одной кашей с сухим куском хлеба. Им требовалось мясо, овощи и фрукты, чтобы они росли здоровыми. И коли я единственный взрослый кому есть дело до них, то я должна была из кожи вылезти, но обеспечить им нормальную жизнь. И точно не в той сырой дыре на чердаке.
Мона что-то проворчала о том, что манар не увидит больше ни меня, ни своих денег. Так как такие как я только и думают о том, как бы обмануть. Я уже отвернулась и ее слова прозвучали практически мне в спину. И хотя мне хотелось ответить ей, что жизнь порой преподносит такие сюрпризы, что ты с легкостью готов переступить через свои принципы, но я не стала оборачиваться и пытаться ей что-то объяснить и доказать. Впрочем, речь шла и не о принципах. Я например не готова была убивать и грабить даже ради спасения собственной жизни.
А чтобы завтра пожилая мона пожалела о своих словах, если не вслух, то хотя бы про себя, я этот собор если надо я и языком вылежу, чтобы он блестел от чистоты. И каждую монету я собиралась отработать. А что касается каши и хлеба для нищих, казна собора не обеднеет. Ведь каша была самой дешевой, а хлеб им поставляла булочная из остатков не раскупленного хлеба.
Домой… в комнату на чердаке, я возвращалась уже немного в приподнятом настроении. Я всегда умела во всем видеть светлые стороны. И не понимала тех людей, что вечно жаловались на жизнь, маленькую зарплату и другие жизненные проблемы. Даже когда ты оказываешься во тьме, на смену ночи всегда приходит рассвет. Главное не унывать и тогда рассвет наступит быстрее.

Глава 5

Глава 5

Оказалось устроить банный день намного сложнее, чем я думала. Да, не ценим мы дети двадцать первого века такие блага цивилизации как горячая вода и душ.
Но я не поленилась, отмечая в который раз — силы возвращались ко мне не когда я сидела, предаваясь унынию, а когда я действовала, строила мечты и планы по их достижению.
Соседка — миссис Таллин, у которых было аж шестеро детей, не отказалась одолжить мне и лохань с ведром. Это была довольно своеобразная и колоритная дама. И хотя ей было всего лишь тридцать восемь лет, она выглядела намного старше своего возраста. Я бы дала ей полтинник. Оплывшая фигура, обрюзгшее лицо. Сальные тонкие волосы русого цвета, зализанные в пучок на макушке. От нее пахло дешевой едой и каким-то сладким приторным запахом, который я никак не могла интерпретировать.
Она окинула меня беглым взглядом, естественно заметив и синяк на моей щеке, который опух и налился синевой и желтизной за прошедшие сутки.
- Кто тебя так? - прохрипела она низким голосом.
Я уклончива пожала плечами, я так и не стала копаться в этих воспоминаниях Раян, поэтому и не знала, кто поднял на нее руку. Но такой ответ явно не удовлетворил бы миссис Таллин. Ведь судя по ее глазам она прямо жаждала услышать какую-то пошлую историю, желая выпытать все грязные детали происшедшего. И я решила прибегнуть ко лжи:
- Упала.

Причем моя ложь получилась немногословной. И хоть лгать я не любила, но если уж прибегать к ней, то точно без сочинительства эпоса, которому все равно никто не поверит, если конечно ты не заядлый лжец, который сам верит своим выдуманным историям. А в своей жизни я встречала и таких людей.
- Ну-ну, - хмыкнула миссис Таллин, - когда мой переберет вина, то я утром тоже упала, - она громко рассмеялась собственной шутке, но я даже не улыбнулась, молча разглядывая ее.
Миссис Таллин жила на этом чердаке намного дольше Раян. Они с мужем занимали соседнюю большую комнату, которая в три раза была больше нашей комнатушки. Тряпки вместо занавесок делили ее на несколько частей. Койку для мальчиков, койку для девочек и самую узкую кровать для мистера и миссис Таллин.

У них всегда было грязно. Хотя старшие девочки уже заглядывались на парней и могли при желании помогать матери по дому. Но они были такими же безразличными к уборке и чистоте как и их мать. Впрочем, они и ко всему были безразличны, не пытаясь хоть чему-то научиться, чтобы изменить свою жизнь.
Банный день они устраивали очень редко и скорее обтирались мокрой тряпкой, нежели нормально купались.

Раян, стоит отметить, пыталась вычистить и комнатушку и детей держать в чистоте. Но каждый раз после того, как она поднимала воду на шестой этаж, а потом еще сносила ее вниз, чтобы вылить — устраивать лишний раз помывку у нее не было сил.

Сил в последнее время у нее вообще становилось все меньше. И хотя она пыталась держаться, но я бы охарактеризовала ее состояние как затяжная депрессия, которая засосала ее в омут, из которого самостоятельно ей было уже не выбраться. И накануне, когда она обратилась к богам — это осознала и она сама, что все — сил бороться больше не осталось.

Тим порывался мне помогать, но я оставила его в комнате. Ничего, я на Эверест поднималась, справлюсь и с этой лестницей. Правда до вершины мы с Андреем так и не дошли, испортилась погода и мы не стали испытывать судьбу, решив — в следующий раз. Но кажется, следующего раза не будет, но возможно, если этот мир настолько похож на наш, то тут есть и другие горы, не ниже Эвереста. И когда-нибудь я смогу взобраться на вершину если не мира, то горы.

Из воспоминаний Раян я поняла, этот мир был во многом похож на наш. Даже названия многие были схожи с земными, как будто я попала в альтернативную реальность. И хотя эта мысль успела промелькнуть в голове, но все же в этом мире было всего четыре материка, а не шесть. Магия в этом мире тоже была. Да-да, самая что есть настоящая магия. Но ею обладали единицы. И в том королевстве, куда я попала, магия считалась злом и темной силой. И те, кому не повезло родиться с этой силой, на всю жизнь становились изгоями. Ведь они были обязаны носить на руке символ, что родились магами. Хотя их силу и запечатывали сразу же, как она проявлялась. Правда сама Раян никогда не видела ни одного мага с этой самой повязкой кричащей громче любых слов — идет практически прокаженный. Впрочем, нет, маг в этом мире был хуже прокаженного. Тех просто ссылали в лепрозории, которые находились на отдаленных островах, а маги жили чужаками и отшельниками среди людей. Им плевали вслед, а дети бросали в них камни и тухлые овощи. Может, поэтому они практически и не покидали своих домов, если те у них конечно были. А скорее всего Раян не видела их, так как их семьи отказывались от них, а выжить без работы и куска хлеба они не могли.

Вот под такие мысли, когда я пыталась в голове сложить все доступные пока мне знания о чужом мире, я и воду подняла на шестой этаж и даже нагрела ее.

Лита радовалась как любая семилетняя девочка, когда я ее искупала, а затем распутала ее волосы и расчесала их. Они оказались очень красивые — светлые и кудрявые, а также густые. Но вот торчащие косточки, а я пересчитала все ребра у Литы, заставили меня только крепче обнять ее, с трудом в этот момент сдержав слезы. То есть свою загубленную жизнь я не спешила оплакивать, а вот чужие дети вызывали у меня такую бурю эмоций, что удивляло меня саму. Нет, я всегда знала — я буду хорошей матерью, но у меня прежде чем взять своего малыша на руки было бы девять месяцев, а Литу и Тима я знала по сути менее суток, но они ощущались моей семьей, а не чужими как этот мир.

Я так сильно сжала Литу, обуреваемая этими эмоциями, что она вскрикнула.

Глава 6

Глава 6

- Чего рот разинула? Коли поесть пришла — заходи, похлебка уже готова.
Столкнулась я еще на улице с младшим отпрыском семьи, который на пару лет был младше меня, то есть Раян.
- Я работу ищу, - сразу сообщила я, после чего заслужила изучающий, но в тоже время еще мальчишеский взгляд.
- Так мы сами справляемся, - бесхитростно ответил он. - Да и не подавальщицей же тебя ставить. Ты тростинка и поднос не поднимешь.
Я невольно улыбнулась. А не так и страшны черти, какими их малюют, и парень, кажется, он вполне нормальный. И чего Раян от всех их шарахалась? Хотя конечно если я устроюсь на работу в трактир, все равно надо быть осторожной. Но вот стоило ли мне было доверять всем воспоминаниям Раян... я теперь не так была в этом уверена.
- Меня зовут… - я осеклась, но только на мгновение, и уже увереннее закончила, - Раян Враски. Я убирать могу и по кухне помогать.
Парень бросил на меня еще один взгляд, задержав его на моих ботинках, которые лучшие времена знали во времена Ноевого потопа. Но я даже не смутилась и уж стыдно за свой внешний вид мне точно не стало. За глупость может быть стыдно, за плохие поступки, но не за бедность.
- Стой тут, я тебе сейчас еду вынесу, а работы извиняй, но для тебя нет.
Я не ошиблась, и впрямь хороший парень.
- А давай я до вечера буду помогать вам в трактире. Если не справлюсь, то можете расплатиться со мной хоть тарелкой каши. А вот если сдюжу, то вы на работу меня возьмете.

Ну а что, хочешь найти работу — прояви порой смекалку.
- Ну пошли, блаженная, - рассмеялся он, - у матери спросим.
Дважды мне не надо было повторять, я сразу ринулась за парнем, опасаясь, что он передумает.
В трактире было относительно чисто. Грязь по крайней мере под ногами комьями не лежала. Посетители уже были, но в основном в трактир люди, а в основном мужчины приходили вечером. И неважно у кого сколько было монет в кармане. Мужчины могли просадить и последнее.
Раян знала об этом от миссис Таллин. Стены на чердаке были тонкие и она часто слышала как после таких вот посиделок в трактире домой возвращался муж соседки. Он бранился на детей, называл их дармоедами, поколачивал жену и кричал о том, что цены в трактире высокие и больше его ноги там не будет. И однако как только у него появлялись лишние монеты, то он вновь шел в трактир. Так как цены там были отнюдь не кусачие и пиво с вином не разбавляли водой.
Когда мистер Таллин бранился, Раян в своей комнатушке и сама сжималась в комок, опасаясь этого мужчину, и закрывала уши брату и сестре, чтобы они не слышали бранных слов.
Но как бы не пыталась она сама укрыться за стенами комнатушки и спрятать от мира малышню, мир сам настигал их там и ломился в дверь криками, бранью, проклятиями и стонами из самой угловой комнаты, в которой жила вдова, принимавшая в своей клетушке мужчин.
Раян запрещала детям общаться хоть с кем-то из соседей, а тем более что-то брать из их рук. Один раз, когда эта самая вдова из угловой комнаты угостила Литу конфетой, отчего глаза той засверкали и было видно как она мечтает съесть полученное лакомство, Раян отчитала сестру и выбросила конфету прямо в окно. Лита тогда горько плакала и Раян с трудом удалось ее успокоить. Но малышка все равно до утра с ней не разговаривала.
От этих мыслей и воспоминаний у меня едва не началась мигрень, но Сэмми, а паренек успел назвать свое имя, уже притащил меня к своей матери. Ей было не больше сорока лет, но в этом мире это был уже солидный возраст, особенно для трактирщицы. Ей некогда было пребывать в безделье. Выражение — кто не трудится тот не ест — в полной мере отражало эту реальность. А ухаживать за собой чтобы в сорок лет выглядеть на тридцать могли себе позволить только актрисы, содержанки и аристократки.
На вид это была приятная женщина, среднего роста и скорее крепко-сбитая, нежели полноватая. Темные волосы были скрыты немного смешной шапочкой похожей на чепец.
- Ты кого привел, бездельник! - полотенцем она попыталась дать подзатыльник сыну, но тот увернулся.
- Ма, ты чего при людях-то дерешься.
Из слов миссис Таллин я знала о том, что трактирщица уже договорилась о браке двух старших сыновей. Один должен был привести вскоре невестку в дом, а второй отправиться в дом кожевника, чтобы обучиться его ремеслу и жениться на единственной дочери того.
После объяснений Сэма трактирщица также скептически как и ее сын ранее посмотрела на меня. Мой внешний вызвал у нее сомнения, причем она в отличие от сына смотрела не на мои ботинки, а скорее на рост и худобу.
- Не потянешь! - вынесла она свой вердикт.
- Поспорим? - предложила я уже ей.
- Ты посмотри, кожа до кости, росточек с ноготочек, а глазищами сверкает так, что чем боги не шутят. По рукам, - согласилась она.

Глава 7

Глава 7

Да, в следующие несколько часов я ощутила себя настоящей Золушкой, которой мачеха дала невыполнимые задания, чтобы она не думала о балах и принцах. А я, пока драила полы, думала о том, что в гробу я видела эти другие миры! Это в фильмам героям везло оказаться в самом эпицентре событий, когда создавалось впечатление, что непонятно как до этого мир не сгинул без этого героя, а попали бы они как я в мойщицу полов в то время, когда не было робота-пылесоса, самоотжимающихся швабр и другого инвентаря для уборки, поглядела бы я на них. Так как мне выдали тряпку, ведро, а также ужасно пахнущую смесь вместо нормального и безвредного для кожи моющего средства. И никаких перчаток, ведь резины и силикона в этом мире еще не было.

И если бы не Лита и Тим я наверное плюнула бы на все и… я оборвала себя на полуслове — я не хотела думать о том, что я могла бы с такой легкостью сдаться столкнувшись с бытовыми трудностями. И уже без жалости к самой себе я принялась за уборку. Посетители могли уронить еду, разлить выпивку, плюс пол был дощатый и его надо было очищать щеткой. К тому же, мне нашли работу и на кухне. И когда наступило девять часов вечера, я поняла, что еще немного и я просто тут и рухнула на пол, не в силах сделать и одного шага. Но при этом не было речи и о том, чтобы сдаться и вернуться на чердак. К тому же я проголодалась. Утренняя каша и кусок хлеба могли накормить разве что настоящую Дюймовочку, которая и была с ноготок. Но вот я уже с трудом боролась с голодом и головокружением. И однако я не осмелилась съесть ни одного кусочка хлеба без разрешения хозяйки таверны.

Поэтому я и удивилась, когда меня просто взяли за плечи и посадили за стол на кухне, а затем поставили передо мной тарелку с дымящейся мясной похлебкой. И хотя я осознавала — это даже не мой голод, я ведь накануне вкусно и сытно поужинала с Андреем, но я смотрела на эту похлебку так, будто ничего вкуснее я никогда в жизни не ела.

Опустила плечи, я думала — я сильная и выдержу любые испытания, но за шесть часов работы я получила только тарелку похлебки. И то, невзирая на голод, я не могла съесть ее, зная, что меня ждут Лита и Тим. И единственное о чем я хотела попросить хозяйку — это позволить мне взять похлебку домой, а утром я занесла бы ей пустой котелок.

- Ешь, домой еще дам еду. А завтра можешь выходить на работу. И еще… - хозяйка таверны — госпожа Мурина — протянула мне не новое, но еще вполне добротное темно-серое пальто, правда мужское. - Наш Сэмми из него уже вырос, а тебе в самый раз будет.

- Спасибо, - поблагодарила я. А затем схватилась за ложку. И все равно, что обо мне подумают, Раян слишком долго голодала... но — я не была ею, напомнила я себе. И хотя мне хотелось проглотить кусочки мяса, даже не прожевывая их, я не стала торопиться и вести себя как дикарка. И все же... похлебка закончилась до обидного быстро.

Но хозяйка меня не обманула, она выдала мне еще похлебки и хлеб с сыром на завтрак.

Мы договорились, что завтра я приду к восьми утра, поэтому мне надо было встать пораньше, чтобы успеть убрать собор, хорошо тот был открыт круглосуточно и не запирался даже ночью. Поэтому я надеялась успевать убираться и там и в трактире. Благо скоро должно было потеплеть. И мне можно будет уже не покупать зимнюю одежду для брата и сестры. Зато я могла подкопить немного денег до новых холодов. Да и детям надо было учиться. Ведь у них даже альбома не было и каких-нибудь мелков.

Каждая подобная мысль вызывала во мне волну недовольства и возмущения, и за этот день мои эмоции и остаточные эмоции Раян так сплелись, что я уже не понимала, что в них от меня, а что от этого тела.

Когда я вышла из трактира было довольно темно. И хотя я храбрая, но отнюдь не дура, поэтому к дому я пробежалась, не обращая внимание на хлюпающие ботинки. И даже когда я поднялась на чердак, я продолжила красться к дверям, не желая столкнуться с соседями, особенно нелюдимым громилой напротив комнаты вдовы. Нет, тот великан двух метров никогда и не смотрел на Раян, будто и не замечал ее тонкую фигуру, но она боялась его до ужаса. И если она сталкивалась с ним в темном коридоре, то всегда сама теряла дар речи и молчала, страшась даже его взгляда.

И лишь оказавшись дома, я прямо поморщилась от этой мысли, эта клетушка не была моим домом, но я выдохнула, оставив все страхи Раян за дверьми и стенами комнаты. А вот увидеть Литу и Тима я была рада — даже очень. Чердак не воспринимался домом, а дети чувствовались родными — моими.

Сестренка принюхалась к котелку, но она не осмелилась открыть его, дожидаясь, когда я позволю ей заглянуть в него или же объявлю, что это только на завтра, а сегодня она ляжет спать как часто это бывало до этого без ужина.

- Ешьте, - на мгновение опустила я взгляд, - это вам.

Тим хоть и пытался не броситься к котелку, но было видно — он тоже не мог поверить в то, что они могли поесть вкусную еду.

- Наверное, остыло, я могу подогреть…

Нет, поняла я, подогревать ничего было не надо, они и так умяли похлебку, в отличие от меня не пытаясь чинно есть. С этим в будущем тоже надо было что-то делать. Найти столовые приборы и научить их пользоваться ими и не глотать еду. Но это потом, когда мы выберемся из нищеты.

Лита продолжала жадно смотреть на котелок, облизывая ложку. И я, заглянув в котелок, почувствовала как у меня защемило сердце, не взирая на голод, они оставили мне ровно треть похлебки.

- Я поела в трактире. А это все вам, доедайте. И обещаю, теперь все изменится. У нас теперь всегда будет еда.

Глава 8

Глава 8

Я спала — это я знала точно, но передо мной мелькали картинки прошедшего дня, который однако проживала не я. Так как этот день я провела в чужом мире и чужом теле Вот только если я находилась в этом чуждом мире, то Раян находилась на Земле... в моем теле.
Я ощущала ее страх и ужас, когда она открыла глаза и увидела врача-реаниматолога. А затем она, видимо, как и я смогла подключиться к моим воспоминаниям. Она чувствовала уже не только страх, но смятение, а также удивление, ведь этот мир был совсем другим, не таким, как ее.

Андрей оплатил отдельную палату, ведь ему позвонили даже раньше чем родителям, так как последний с кем я разговаривала был он...

Вечером он — после того как ему не удалось убедить меня остаться у него, хотя он и обещал утром сам отвести меня на работу — проводил меня до машины. Я задержалась на пару минут, так как мы целовались у машины под капли начинающего дождя. А затем, когда я отъехала за поворот, он позвонил и сообщил, что я забыла сумочку.

Вообще я не была рассеянной, но мыслями я уже была в завтрашнем утреннем совещании. В сумочке остались и ключи от квартиры. Но благо у меня и в бардачке был запасной комплект и мне не пришлось возвращаться… а жаль, может тогда я бы и разминулась с водителем красной иномарки.

Мы проговорили около минуты, посмеялись с моей рассеянности, а затем Андрей отключился, чтобы не отвлекать меня, попросив правда как и всегда позвонить ему, когда я доеду до дома и припаркуюсь. Губы при этих воспоминаниях тронула улыбка. Неважно какой был час дня или ночи, но Андрей утверждал, что волнуется за меня и спокоен он только тогда, когда уверен, что я добралась куда надо без приключений. Но при этом он сам только отмахивался, когда я просила его о том же. И все же, всегда отзванивался, утверждая, что просто хотел услышать мой голос, так как успел соскучиться. «Не видел полчаса и соскучился», шутила я, но в таких мелочах, звонках и заботе друг о друге и проявлялись наши чувства.
Раян уже пришла в себя и даже физически неплохо себя чувствовала, когда ее отвезли в палату. И вскоре там появились и родители… мои родители, а не ее.
Мать расплакалась, обнимая ее, и я ощутила наиболее остро новую для себя эмоцию, которая была мне до этого незнакома, так как я всегда была независима с раннего детства, а тут я ощутила всеобъемлющую любовь к матери, чье слово для тебя закон. Раян так скучала по своим умершим родителям, что ее захлестнули эмоции и она просто вцепилась руками в мою мать, не желая ее отпускать, что напугало уже маму, так как она сразу обеспокоенно посмотрела на меня, поглаживая меня по голове.

Еще бы, такой меня она еще никогда не видела. Как мне рассказывали, я даже в детстве никогда не жаловалась. А если набивала шишки, разбивала коленки и локти в кровь, то настойчиво вновь садилась на велосипед, вставала на скейтборд и ролики, отмахиваясь от таких мелочей как та же разбитая губа. Родители сохранили детские фотографии, где как раз я и была запечатлена не только с синяком на щеке и разбитой губой, с которой капала кровь, но и со счастливой улыбкой на все лицо, ведь я самостоятельно стояла на роликах.
От отца Раян тоже досталась порция объятий и обещаний, что они заберут ее домой в ближайшие дни и будут ухаживать за ней, пока она совсем не поправится. И на работу, оказывается, они уже позвонили и сообщили всем, чтобы в ближайшие недели там обходились без меня.
Будь я на своем месте и в своем теле, то я бы не лила слезы в палате, а отшутилась бы на все слова и беспокойство родителей. А затем потребовала отдать мне телефон и привезти мне планшет, чтобы я и из больницы могла бы отдавать приказы. Я и совещание провела бы по конференц-связи лежа на больничной койке.
Да и ничего серьезного со мной не случилось, подумаешь сердце остановилось, главное оно вновь билось в груди... но правда уже не моей.
Поэтому я и металась во сне на кровати, ощущая злость и ярость. Это была моя жизнь, и пусть днем я решила, что со всем справлюсь, сейчас я поняла, у меня забрали все — мою жизнь, мою работу, мою семью и моего Андрея.
Я впервые видела и его таким взволнованным. Хотя казалось куда там, ведь мы вместе с ним поднимались в горы, занимались дайвингом. Мы сталкивались вместе десятки раз с трудностями и он знал — я сильная. А сейчас на нем лица не было, будто он не верил до конца, что я очнулась и открыла глаза. А может, врачи успели так его испугать, рассказав об остановке сердца.
Родители, еще раз обняв меня, оставили меня наедине с Андреем. Отец уже взял себя в руки и пошутил, что оставляет меня а надежных руках.
А Андрей, прежде чем Раян порылась в моей памяти, оживляя его образ из моих воспоминаний, подошел к ней и поцеловал ее.
Мне стало больно… даже в сердце защемило. Ведь целовал он не меня, и сам поцелуй я ощущала только через эмоции Раян. То как она испугалась в первую секунду, а затем робко даже недоверчиво ответила на поцелуй.
Андрей что-то почувствовал, он ведь знал — я никогда не была робкой. Он отстранился, прервав поцелуй, и я была уверена что сейчас он потребует объяснения, спросит кто она такая и куда дела настоящую меня.
Но его рука метнулась почему-то к моей щеке. Зачем? Хотела спросить я.
- Ты плачешь? Больно? Позвать медсестру?
Я никогда не плачу, я сильная. Ладно в детстве, но уже и будучи взрослой когда я вывихнула руку и пенджабец вправлял ее — я не плакала, когда содрала ладони до мяса — тоже не плакала.
- Нет, у меня ничего не болит, - заверила она, не я.
- Тогда почему ты плачешь?
Она смотрела на него недоверчиво, не понимая что этот молодой мужчина нашел в ней. Ничего он в ней не нашел бы, со злостью подумала я, вспомнив ее тщедушную фигуру и затравленный взгляд. Он никогда не обратил бы внимание на нее, он полюбил меня.
Но Андрей не слышал меня, как не слышала меня и Раян. И это было самое страшное. Мне хотелось сказать — это не я, меня занесло в другой мир и чужое тело. Мне хотелось попросить Андрея найти меня, но я ничего не могла — не кричать, не шептать.
- Я боюсь… - эта фраза принадлежала не мне, а Раян.
- Чего? - спросил Андрей нахмурившись. Ну еще бы, если мне и было когда-то страшно, я никогда бы в этом не призналась. Да еще этот тон — потерянного котенка.
- Остаться одной, - после небольшого колебания призналась Раян.
Андрей судя по выражению его лица ничего не понял, но видимо решил, что это обезболивающее так на меня подействовало.
Он вновь обнял ее, в этот раз правда уже без поцелуя.
- Что за глупости, ты никогда не останешься одна, - уверенно сказал он и я знала — это правда. Ведь мы никогда бы не расстались. Но сейчас — увы — мы находились по разные стороны двух миров. И хотя у меня раньше не было страха остаться одной, но теперь я и осталась одна.
Раян ответила на объятия, цепляясь за Андрея, будто и впрямь боялась отпустить его. Она вдыхала его запах столь родной для меня и незнакомый для нее.
- Ты останешься со мной?
- Здесь? В палате?
- Да, со мной. Мне страшно. Я боюсь, что если я закрою глаза, то больше уже никогда не проснусь.
- Конечно останусь. Я всегда буду с тобой.
Андрей как и я был человеком и дела и слова. Поэтому я ничуть не была удивлена, когда спустя время он в палату занес кушетку.
А вот Раян, хотя я и не видела ее лица со стороны, я ощущала ее эмоции. Она смотрела на Андрея как на героя, который победил страшное чудовище, чтобы спасти свою принцессу.
Но меня никогда не надо было спасать. Мы часто шутили с Андреем о том, что если на нас нападет монстр, то пока он будет решать как договориться с ним, пытаясь решить дело миром, я отправлю того в нокаут, используя все подручные средства.
Но она видела в нем героя. Нет, он и был героем, но для нее он был и спасателем. Я понимала, что она сейчас была совершенно потеряна, и как для Литы и Тима я стала спасательным кругом в океане жизни, так и для Раян Андрей стал маяком для тонущего судна, невидящего берега в шторм.
- Ты никогда раньше не смотрела так на меня, - улыбнулся он, устраиваясь спать на кушетке.
- Как? - застенчиво улыбнулась она в ответ.
- Будто веришь, что я заслоню тебя от всего мира.
- А я и верю, - прошептала она.
- Посмотрим что ты утром запоешь, - рассмеялся он.
И я, я настоящая улыбнулась.

Глава 9

Глава 9

Утром мне не хотелось даже открывать глаза. Я ведь знала, нутром чувствовала — ночью это были не простые сны. Я видела то, что произошло с Раян за прошедшие сутки. Но вот вмешиваться в ее решения, говорить своими устами я, увы, не могла. Отныне у меня была вот эта окружающая меня не самая прекрасная реальность. И сны о родных и Андрее, которые больше не принадлежали мне.
Я проснулась, когда не было еще и четырех часов. Собор был большим и до семи мне предстояло убраться в нем. А значит, мне некогда было разлеживаться.
Детей я не стала будить, только несколько мгновений позволила себе потратить на то, чтобы увидеть насколько они были беззащитны во сне.
Разве могла я их бросить? И что будет с ними со всеми, если мы с Раян все же поменяемся местами?
Но все же если мне выпадет возможность вернуться, я воспользуюсь ею. Но сначала я позабочусь о них обо всех, чтобы Раян было куда возвращаться, а не на этот унылый чердак, который мне осточертел уже за сутки. Тут любой впадет в депрессию. И как только бедные дети выдержали в этих стенах больше полугода?
Сегодня пальто согревало меня и я не дрожала от холода и ветра. И хотя мне хотелось зевать от столь раннего подъема, я понуро дошла до собора, рассеянно посматривая по сторонам, отмечая что все вокруг было серым. А может, это я сегодня все видела в серо-черных тонах. И до белой полосы мне было еще работать и работать.

Встретила меня в соборе та самая суровая мона, что накануне усомнилась — приду ли я или просто сбегу. Ага, будто на те гроши, что мне заплатил местный церковник можно было укатить на Мальдивы.
- Ишь ты, явилась, - окинула она меня немного презрительным взглядом, задержав его на моем пальто. Видимо она решила, что на него я и спустила деньги. Но ее мнение меня мало волновало, я уже давно переросла тот возраст, когда чужие косые взгляды и злословия трогали меня. Особенно взгляды чужаков, с которыми мне точно не надо было крестить детей.
Ведро, тряпку и порошок я взяла молча. Так же молча я выслушала объем работы. Отметив только, что мона с таким наслаждением отдавала приказы, будто упивалась своей властью. Хмыкнула, удивительно — но как часто те, кто вещал о смирении и послушании и отказе от гордыни и тщеславия, сами были подвержены этим порокам. И в следующие три часа я практически не разгибало спину, стараясь не морщиться от запаха едкого порошка, от которого щипало в носу и то и дело хотелось чихнуть. И от того, что я сдерживалась, чих получался затем громким, эхом отлетая от стен. Хорошо еще что мона после двадцати минут сверления меня своим взглядом, убедившись, что я даже с первого раза поняла ее объяснения, покинула меня, а то с нее сталось бы объявить что я еще и заразна и выставить меня прочь, стребовав задаток что дал мне манар.
Но я и впрямь не отлынивала от работы и старалась выполнить ее хорошо. Хотя с непривычки я и чувствовала боль в мышцах. Это я ходила на фитнес, а не Раян то и дело приходилось мне напоминать себе. И новое тело было пока слабым физическим и мне только предстояло это изменить.
А мысли, хоть я и старалась думать о чем-то другом, помимо воли возвращали меня к вчерашнему поцелую, который достался не мне.
И почему-то обиднее всего было осознавать, что у Андрея не закралось никаких сомнений и не возникло никаких вопросов. Ведь он меня знал гораздо лучше, чем родители или брат с сестрой. С ними мы в последнее время встречались только на семейных обедах и я уже не делилась с ними чем-то важным или личным.
Да и эти обеды стали своеобразной данью традициям. Нет, я конечно сильно любила родителей, но все же мне всегда казалось им более комфортно было общаться с братом и сестрой. С ними они были на одной волне. А вот я не с ними, а с Андреем делилась всем, что у меня было на сердце, и между нами вообще не было каких-то тайн.
Я в какой-то момент вырвала это мысли из головы с корнями. Глупо было мечтать о том, что я не могла изменить. А я всегда жила по принципу — не можешь изменить того, что солнце восходит на востоке — как минимум прими это, а как максимум — найди в этом плюсы.

Но все же...
- Если это вы поменяли нас, - обратилась я к местным богам, - надеюсь, вы все вернете как было… - прошептала я.
А потом резко осеклась, услышав шаги позади себя. Я резко обернулась, едва не снеся ногой пустое ведро.
- Прости, если напугал тебя и помешал твоей молитве, - увидела я вчерашнего манара, остановившегося в нескольких шагах от меня.
Моей молитве, едва не переспросила я, а потом подумала, что наверное я выглядела со стороны молящейся, хотя в богов я раньше никогда особо не верила.
- Я благодарила их за то, что в моей жизни наступила светлая полоса, - без запинки солгала я, опасаясь обвинений в колдовстве, коль магия в этом мире не пустой звук.
- Оставить тебя, дабы ты завершила молитву?
- Я уже закончила.
И в подтверждении своих слов я поднесла ладонь к сердцу, вспомнив из воспоминаний Раян что этот жест заменял крестное знамение, которого в этом мире не было, как и не было Иисуса Христа и пути на Голгофу.
Но кара за богохульство здесь была еще более сурова, нежели в нашем Средневековье, когда полыхали костры с якобы ведьмами.
- Вижу, ты и работу уже выполнила.
Мне прямо хотелось ответить колкостью на эти слова. Это вчера под влиянием всего происшедшего, а также под влиянием чужих воспоминаний и эмоций я была не похожа на саму себя, а сегодня до конца осознав всю реальность ситуации и то, что мне суждено прожить чужую жизнь, я была чуть зла. А может и не чуть.
И мне прямо хотелось на ком-то сорваться или же просто покричать в некуда.
Но этот мерзкий страх, который раньше мне был незнаком, не позволял мне вести себя так, чтобы меня можно было принять за сумасшедшую или же ведьму.
- Надеюсь, вас устроит наведенный мною порядок и чистота , - я собиралась бросить эту фразу с нотами сарказма, но получилась она какой-то безэмоциональной и пустой.
- Если тебя что-то тревожит, ты можешь исповедаться мне.
Едва не поперхнулась от подобной перспективы. Ему вовек было не разгрести то, что меня тревожило. Да и в прошлой жизни я как-то дожила до двадцати семи лет без исповедей и отпущения грехов. Да и не так много я нагрешила, уж точно не на эту реальность и на чердак под крышей.
- Мне пора, сестра и брат уже проснулись, а мне надо накормить их.
- Хорошо, иди. Поговорим в следующий раз.

Глава 10

Глава 10

Я резко остановилась, но только после того как меня окликнули во второй раз. Я ведь не сразу догадалась, что кличут меня. Рая, Райка, Рая Николаевна… еще недавно я откликалась на эти имена, а не на чужое и вообще не русское имя Раян. Так пройдет еще немного времени в этом мире, и я забуду свою настоящую жизнь и даже свое имя.

Эта мысль меня совсем не обрадовала.

И я чтобы отвлечься сосредоточила внимание на девушке, которая и окликнула меня. Она была не одна, в паре метров от нее стоял молодой мужчина, разодетый как самый настоящий франт, который брезгливо смотрел на меня. И хотя у него не было пенсне, я так и представила себе как он напялил его на нос, разглядывая меня как букашку под микроскопом.
- А я думала, ты не слышишь, что я зову тебя, - девушка широко улыбалась, хотя ее взгляд скользил, а вернее даже бегал по мне, и в ее глазах за показной доброжелательностью можно было увидеть злорадство и некоторое превосходство, что она пыталась скрыть за насквозь фальшивой улыбкой. Она была рада видеть меня такой — практически нищенкой, в хлюпающих ботинках — обещавших развалиться прямо на мне и в пальто с мужского плеча.
И я вспомнила ее имя — Каролина Сепус. Она была когда-то соседкой Раян.

Отец Раян в свое время устроил ее отца на работу, так как их семья на тот момент находилась в шаге от выселения из дома, который они снимали. Причем, я не могла вспомнить подробности, но там была какая-та темная история. То ли на предыдущей работе господин Сепус успел украсть и был выгнан с позором, то ли ушел он после предупреждения сам — по-тихому.

Но жизнь часто делала невероятные кульбиты. Поэтому Раян с братом и сестрой оказались в клетушке на чердаке, перебираясь хлебом и кипяченной водой, заменявшей им порой и чай, и суп со вторым. А вот дела у отца Каролины пошли резко в гору. Причем когда отец Раян помня об услуге оказанной господину Сепусу пришел к нему и попросил его об ответной услуге, то тот промурыжил его у себя не менее часа, а затем заявил, что не может ничем помочь. Вот так, делай после этого добро. Хотя, хорошие дела надо делать не ради благодарности.

Что касается Каролины, она собиралась вскоре выйти замуж, о чем радостно и сообщила мне, продемонстрировав палец с кольцом — с рубином, которое она едва мне в глаз не ткнула, чтобы я разглядела размер камушка. А то вдруг я была близорукой и не могла рассмотреть стоимость этого булыжника.

А ведь я могла попасть и в ее холенное и ухоженное тело. Она ведь и уродиной не была. Молодая, шатенка с карими глазами. Очень даже миловидная. И этот мужчина, что сейчас поджимал губы, смотрел бы на меня с восхищением, а не презрением. И мне не надо было бы думать о пропитании и о том, как тут выжить.
- Даже не верится, что я случайно встретила тебя. Я ведь недавно слышала о том, что ты будто умерла, - Каролина рассмеялась собственной шутке. А я хмыкнула, что-то я сомневаюсь, что она горевала бы, если настоящая Раян спрыгнула бы в речку. Напротив, ей было бы о чем посплетничать с общими знакомыми. - Я сразу поняла — это все глупости, ты ведь также юна как и я. А как твои брат и сестра, они здоровы? - и не позволяя мне ответить на вопрос, она продолжила тараторить, чтобы видимо я не успела сбежать от ее и услышала бы все ее новости. - А мы с женихом в честь предстоящих праздников объезжаем все соборы в районе, чтобы сделать благотворительные взносы. Ведь отец Джеймса владеет тем самым заводом в Бернене. А Джеймс его единственный сын и наследник.

Наверное в этот момент мне надо было позавидовать Каролине, чего она и добивалась своими словами, но я только скептически смотрела на нее и не перебивала, что заставляло ее говорить едва уже не скороговоркой.
- Ты даже не представляешь, мы поженимся в главном соборе, а службу проведет...
Она все говорила и говорила, хвастаясь деньгами, женихом и предстоящим браком. Демонстрируя свою шубу, сапоги, сумочку.
В свои двадцать семь лет я возможно была слишком цинична, но вот одного уже пристального взгляда на этого богатого жениха мне хватило, чтобы понять — Каролина будет для него удачной ширмой, ведь играет он точно в противоположной лиги. И пока Каролина с восхищением рассказывала мне о том светлом будущем, которое ее ожидало, женишок через чуть опущенные веки, чтобы не привлечь к себе внимание, разглядывал юного парнишку, который разносил газеты.
Не знаю, может я сегодня такая злая или раньше не замечала подобного за собой, но почему-то жалко мне эту Каролину совершенно не стало.
Не совсем к месту вспомнилась пословица "сытый голодного не поймет".

Хотя может и к месту.

И то, что Каролине было только восемнадцать лет, не прощало ее. С возрастом она станет еще более стервозной, и в следующий раз она заметив меня на улице уже благоразумно сделает вид, что незнакома со мной. Впрочем, меня это едва беспокоило. И кто знает, может это я уже в следующий раз пройду мимо ее, сделав вид, что незнакома с ней.
- Соболезную, - похлопала я ее по плечу, не дожидаясь когда в ее речи появится заминка. Она непонимающе замолчала с открытым ртом, но я не стала ей ничего объяснять.
Пройдет время и она сама все поймет, когда ее муж будет заглядываться на друзей семьи, а не на нее…

И не прощаясь с Каролиной, я направилась к дому.
Лита и Тим уже давно проснулись и кажется несмотря на мои заверения, что я их не брошу, они боялись, что я исчезну.
- Тим мне волосы расчесал и заплел! - с порога заметила Лита, правда только после порции обнимашек.
Мальчик только хмыкнул, будто плести косы это такая мелочь, что о ней не стоит и упоминать.
А мне так захотелось вдруг позвать их гулять в парк или сходить в какое-нибудь кафе и накормить их вкусностями — мороженым, пирожным и засахаренными орешками, которые я сама любила, что я только вздохнула. Боюсь, тот день, когда я смогу накормить их вкусностями, пусть и местными, и сводить в кафе наступит еще не скоро. Нам бы сначала просто с голоду не умереть. Предаваясь этим невеселым мыслям, я вспомнила о том, что эта вдова, которая принимала мужчин в угловой комнате, она всегда покупала газеты — пусть и самые дешевые. И у меня появилась идея чем занять детей, если у них не было игрушек и альбомов для рисования.
- Я сейчас приду, только зайду к соседке.
Они конечно подумали о миссис Таллин, ведь с вдовой я им запрещала общаться... запрещала общаться Раян, поправила я саму себя.
В коридоре я правда замешкалась, не желая разбудить вдову, если та спала.

Глава 11

Глава 11

В ее комнате было довольно чисто и даже уютно, хотя мебель была старой, а все остальное довольно дешевым. Но больше всего меня привлек плакат на одной из стен — потертый, выцветший. На нем было изображено несколько девушек и один мужчина. Это была театральная вывеска. И вот в одной из девушек со светлыми волосами я узнала госпожу Гортензию. Перевела беглый взгляд на женщину. А она все равно, не взирая на возраст уже приличный для этого мира и кричащий макияж, была еще красива. Покосилась на афишу, а затем не удержалась и спросила:
- Вы были актрисой?
Раян этого не знала. Она вообще старалась не только не сталкиваться с другими обитателями чердака, но и не знать чем они жили. И по сути единственной с кем она общалась была госпожа Таллин. Впрочем, та сама бывало бесцеремонно вмешивалась в ее жизнь, а Раян научилась одалживать у нее какие-нибудь вещи, как та же лохань, ведро или утюг.
- Была, в другой жизни, - чуть насмешливо ответила она. - Газеты в углу, можешь забрать все, они мне больше не нужны, но я все забываю их выбросить.
Я не стала отказываться от предложения и сгребла все газеты, не сомневаясь — я найду им лучшее применение, нежели пылиться в углу или быть выброшенными на мусорку. К тому же, с того момента как открылась дверь, я старалась не обращать внимание только на один запах, от которого кружилась голова. На запах свежезаваренного и кажется даже свежемолотого кофе, который заглушал даже запах сигары и дешевых духов.
Она проследила за моим взглядом.
- Доводилось пробовать?
Я не сразу поняла о чем она спрашивает и мне пришлось срочно выискивать информацию о кофе из памяти Раян.
Его в этом мире считали напитком для зрелых людей, в первую очередь для мужчин. Так как он не только бодрил, но и якобы побуждал неприличные помыслы.

Покачала головой от абсурдности местных убеждений. Впрочем, чему я удивляюсь, люди в какую только чушь не верили, и неважно в каком мире они жили.
- Не доводилось, - солгала я. Хотя тут как посмотреть. Раян и впрямь не приходилось, а вот я хоть и слышала о том, что кофе вредно пить натощак, но ничего не могла с собой поделать. Кофе с утра — это был уже определенный ритуал. Только я не признавала растворимый кофе, только молотый из зерен. Правда когда времени было в обрез и я опаздывала на работу, я могла просто залить его кипятком, получалось не так вкусно, если сварить в турке, но все лучше, чем растворимый.
- Угостить вас?
Все остальные в этом мире мне тыкали, а вот она отнеслась ко мне с удивительным уважением, будто и не помнила обиду, хотя это именно Раян относилась к ней по-свински. А вернее в меру своего ограниченного воспитания. Что не помешало ей однако целоваться с чужим женихом, не к месту вспомнила я о поцелуи Раян и Андрея.
- Не отказалась бы.
Срамные болезни были и в этом мире. И хотя в этом вопросе знаний у Раян был с гулькин нос, я подозревала, что женщины тут не особо соблюдали гигиену по той простой причине, что ничего не знали о ней. Ладно, подумала я, эта бывшая актриса судя по всему довольно чистоплотна, так что надеялась не подцепить чего-нибудь, если угощусь у нее кофе. Да и в том же соборе можно было отравиться или заразиться от той еды, которую раздавали нищим.
Стаканчик для кофе у госпожи Гортензии был маленький, но из настоящего фарфора. И я стараясь не думать о брезгливости, а в этом мире о ней лучше все же было забыть, пока я не превратилась в Говарда Хьюза. А то таких причуд, которые были у него, тут точно не поймут, это уже не говоря о том, что на эти причуды у меня не было средств.

Я поднесла стаканчик кофе к носу, втягивая аромат напитка. И пусть это было дешевое кофе, но мне прямо до дрожи хотелось его попробовать.
- Можете взять конфеты на столе, они оттеснят вкус кофе.
Я бросила беглый взгляд на Гортензию, чувствуя себя странно. Стыдно должно быть Раян, но неудобно было мне за ее поведение. И чтобы скрыть смущение, я вместо извинений сказала совсем другое:
- Если вы позволите, я бы взяла пару конфет - брату с сестрой.
- И себе возьмите, я не добавляю сахар в кофе и он горький.
Я сделала первый глоток, а кофе был и не так плох. И горьким он мне нравился гораздо больше, чем с тонной сахара. А Андрей как раз и предпочитал кофе с сахаром. И мои попытки заставить его полюбить настоящий кофе так и не увенчались успехом.
- Вкусно, - сообщила я Гортензии, хотя ей наверное было неинтересно мое мнение.
Конфет я взяла ровно три штуки, хотя меня не ограничили в их количестве, а затем с охапкой газет в руках я откланялась, выскользнув в коридор.
Одна из дверей хлопнула и я увидела того громилу, которого так боялась Раян. Он сразу посторонился, не желая преградить мне дорогу, а я поздоровалась... что сделала кажется впервые. Он хмуро взглянул на меня и кивнул, после чего прошмыгнул к лестнице.
Я всегда говорила, хочешь изменить мир — начни с себя. И вместо заявлений, что мир ужасен, а люди очерствели, посмотри на себя. Ведь люди зачастую вели себя как попугаи, отзеркаливая и положительные и отрицательные эмоции, а также поступки.
- И зачем тебе груда этого мусора?
Тим пока вел себя все также настороженно, забыв о том, что он еще ребенок. Он даже замечания Лите делал так, будто у них была большая разница в возрасте, а не какие-то пару лет.
Я присела прямо на пол и улыбнулась, открыв ладонь с конфетами. Это были самые дешевые конфеты, и я вспомнила что к Гортензии захаживал работник кондитерского магазина. Вот он и приносил ей самые дешевые конфеты, которые она однако не ела. И все знали, что они всегда лежали у нее в вазе на столе. Правда та же миссис Таллин хоть и сплетничала за спиной вдовы понося ее грязными словами, затем как ни в чем не бывало заглядывала к ней в комнату, чтобы попросить эти несчастные конфеты.
- Откуда? - спросила Лита и протянула руку, которую сразу же отдернула, без разрешения не осмеливаясь взять конфету.
Сокрушаться опять о том, что это бедные дети даже конфет не видели я не стала. От моего сожаления ничего не изменится — ни прошлое, ни настоящее.
- Бери, это миссис Селли угостила нас.
Лита испуганно взглянула на меня, вспомнив ту конфету, что я выбросила, когда вдова угостила ее в прошлый раз.
- Я тогда была неправа, - повинилась я, чтобы дети не думали, будто взрослые всегда правы. Нет, мы тоже могли ошибаться. И ошибались. И гораздо чаще чем дети. Но дураки не могли это признавать и совершали свои ошибки раз за разом. - Миссис Селли как и многие вынуждена заниматься тем, что ей не нравится, но это еще не означает, что она плохой человек, - попыталась объяснить я свое поведение.
- А чем она занимается?
И вот этот вопрос Литы, когда она выбрала конфету, что теперь сжимала в руках, заставил меня задуматься — как же на него ответить. Я как-то рассчитывала, что дети у нас с Андреем появятся через один-два года. И в начале они будут слишком малы, чтобы задавать вопросы, особенно такие.
Но и лгать детям было нельзя, в этом я была свято убеждена.
- У приличной женщины один муж, а она многих привечает, - Тим ответил раньше меня, и только после этого он почти украдкой взял конфету.
- У нее много мужей? - тут же уточнила Лита.
Тим уже открыл рот, чтобы ответить, но я не позволила, не хватало еще с детства такие глупости вбить в голову девочки. Но мир все же здесь другой, как и правила. Это у нас порно-актрисы могли стать депутатами и знаменитостями. А здесь и камнями могли забросать.
- Нет, у нее нет мужей, - твердо ответила я. - Но она встречается с разными мужчинами наедине, что нарушает приличия... Но если другие люди будут ее осуждать, мы не станем.
- Раньше ты была другого мнения о ней, - буркнул Тим.
- Я была не права, - твердо сказала я. - А признать свои ошибки стоит всегда — и перед собой и перед другими.

Глава 12

Глава 12

Когда какой-то тип хлопнул меня по пятой точке всей своей пятерней, я не задумываясь отреагировала привычно для самой себя, то есть треснула его мокрой тряпкой, которой мыла пол, по лицу. Причем силы я не пожалела. И хлестнула его со всей силы, с трудом сдержавшись от порции ругательств.

- Да как ты посмела, дрянь? - а вот мужик сдерживаться не стал. И я, уже треснув его по физиономии, отступила на шаг.

Так как мужик на три головы был выше меня. И выглядел он как настоящий боров. Я сразу же пожалела о своем поступке, вспомнив, что я не в своей мире, чтобы реагировать так как привыкла на подобный подкат, а вернее на наглое приставание. Ведь этот тип при желании мог прихлопнуть меня одной рукой, причем не напрягаясь.

И я сильно сомневалась, что кто-нибудь из посетителей трактира встанет на мою защиту. Я стала наконец-то осознавать — Раян Враски по сути была пустым местом в этом мире. И мне стоило было как можно скорее уяснить этот факт.

- Оставь ее, Родж, - попытался успокоить борова его друг.

- Оставить? Она посмела ударить меня! И она сполна ответит за это!

Урод, про себя подумала я. То есть шлепнуть уборщицу по заднице это нормально, а то что она осмелилась защититься и дать сдачи — сразу дрянь.

И хоть мне хотелось ответить ему, но я вместо слов и ругательств благоразумно отступила еще на шаг назад, думая о том, что мне лучше попытаться сбежать от него, пока он и впрямь не заставил меня отвечать за то, что я не обрадовалась его вниманию. Такие мужики в априори считали всех женщин бабами, причем довольно доступными. И донести до них как они не правы, лично я не знала как. Ведь с такими уродами я сталкивалась и в прошлой жизни. Но вот там я знала как себя вести. И уж молчать я бы точно не стала, и это как минимум.

Убежать однако я не успела, так как я ошиблась, когда подумала, что никто не встанет на мою защиту.

Сначала меня за плечи придержала госпожа Мурина, а потом она отодвинула меня в сторону, прикрыв собой. Двое ее старших сыновей стояли рядом с ней, а в росте они не уступали этому борову, что сверлил меня ненавидящим взглядом. Нет, я было подумала, окунаясь в воспоминания Раян, которую однажды обвинили в попытке соблазнить чужого мужа, что в этом мире мужчины всегда правы и им верят больше чем восемнадцатилетней девушке, но все же это было не так.

- Совсем совесть потерял Родж? - прогремела госпожа Мурина на весь трактир. - И не совестно ли тебе к девочке приставать? К сироте! Думаешь никто и не заступится за нее?

Что такое совесть этот бугай явно никогда не слышал. А если она и напоминала о себе, то он умело заглушал ее крики или же робкий шепот. Ведь никакого раскаяния в его глазах после прозвучавших слов я не увидела, но он не осмелился и дальше угрожать мне или же попытаться отомстить, по крайней мере сейчас. Он смачно сплюнул на пол трактира, который до этого я только отодрала до блеска. А потом развернулся и направился прочь из трактира.

Инцидент, казалось бы, был исчерпан, но госпожа Мурина посмотрела на меня и попросила следовать за ней. И в этот момент я струхнула гораздо сильнее, нежели когда этот урод шлепнул меня, а затем назвал дрянью. Потерять работу я не могла себе позволить. Только не сейчас, когда у меня появился какой-то план действий и я, так сказать, увидела свет в конце туннеля. Но если меня выставят из трактира, то я не была уверена, что меня еще где-нибудь наймут на работу. Да и слухи так быстро расходятся, что никто и не пожелает связываться с проблемной девицей. И опережая госпожу Мурину, я первой начала разговор:

- Поверьте, я ничем не спровоцировала его действия! Я просто выполняла свою работу! И ударила я его от неожиданности, но если надо я и извинюсь перед ним! - затараторила я, не позволяя госпоже Мурине вставить и слова в мой спич.

И хотя моя гордость и восставала против этого, но я слишком хорошо осознавала — порой в жизни можно было и переступить через свою гордость. Ведь на те гроши, что мне собирался платить церковник, мы с детьми скоро окажемся на улице и будем просить милостыню.

И пусть я где-то глубоко внутри себя все же осудила Раян за то, что она сдалась и перестала бороться. Но вот я не была на ее месте, чтобы осуждать ее. Мы жили в разных мирах, в разных социальных слоях. И оказавшись на ее месте я всего лишь за несколько дней стала понимать — подняться с того дна, куда попала она с детьми, совсем не просто. А может даже невозможно...

Это только в книгах о попаданках им везет и к их ногам падают принцы и короли. Но вот в реальной жизни надо было родиться принцессой, чтобы твоей руки добивались короли. А девчонка-уборщица из клетушки на чердаке, что не могла свести концы с концами и победить даже элементарный голод, могла сгодиться разве что для утех. Поэтому любой боров и считал — такая как я должна молчать в тряпочку, когда ее насилуют в подсобке или же в каком-то закутке...

Да что же это со мной?! И вообще откуда эти упаднические мысли в моей голове? Неужели это тело влияет на меня гораздо сильнее, нежели я предполагала? Или же я и не такая сильная, как всегда думала о себе? Столкнулась с первыми трудностями и готова сложить лапки и поджать хвост?

- Еще чего не хватало, - возмутилась госпожа Мурина, отвлекая меня от самобичевания, - извиняться перед ним! Жирно ему будет — бить ему реверансы. И вообще, выдохни уже девочка, а то на тебе прямо лица нет. Испугалась небось? Немудрено. Мой муж конечно поговорит с ним, и в трактире, не боись, мы тебя защитим и от него и от остальных посетителей. Но вот на улице будь все же осторожна. Слишком юная ты, да еще без мужской защиты, поэтому и обидеть любой норовит. А если ты вечером будешь задерживаться у нас, то один из моих сыновей будет тебя провожать до дома. Дураков, к сожалению, везде хватает.

Глава 13

Глава 13

И все же, госпожа Мурина была хорошей женщиной. Она чем-то даже напоминала мне мою мать. Та тоже не любила когда ее благодарили. И только отмахивалась от этого, будто помочь кому-нибудь, если это в твоих силах, нечто обыденное, не стоящее внимания.

И насчет работы госпожа Мурина тоже была права. И коли она не уволила меня, я собиралась доказать — она не ошиблась заступившись за меня. Поэтому следующие несколько часов на удивление пролетели очень быстро. Спину может и ломило, но постепенно это тело привыкало к нагрузкам. И я решила, что физический труд — это конечно хорошо, но мне надо было вернуться и к привычным занятиям, а то я сейчас не то что на Эверест, я даже на небольшую гору не поднимусь.

Да и когда в голове роятся десятки мыслей, то стрелки часов не идут, а бегут. Благо в этот день ко мне больше никто не приставал, но наивной я не была и понимала — таких Роджев на моем пути встретится еще немало. Да и когда он покидал трактир, я видела, как он посмотрел на меня, и от этого взгляда мне до сих пор было неуютно.

И ведь не пойдешь в полицию, чтобы написать на него заявление. Меня бы и у нас не факт что не подняли бы на смех заявись я с тем, что кто-то шлепнул мне по пятой точке. А в этом мире меня и на порог полицейского участка не пустят.

И хотя домой меня провожал Сэмми, который всю дорогу травил мне забавные байки, мне все равно на улице было чуть не по себе, и я даже ни разу не улыбнулась его шуткам. Ведь кто знает, что происходило в голове того борова. И взгляд у него был такой — нехороший и злой. Трактир он может и покинул, но вдруг он затаился в какой-то подворотне и поджидал меня?

Сэмми в отличие от меня по сторонам на улице не смотрел, будто ничего и никого не боялся. И он не поленился донести мне тюки с вещами до комнаты на чердаке.

- Мне мать наказала довести тебя до дверей, - пояснил он. - А матушка не любит, когда ее волю не исполняют.

И вот только в этот момент я улыбнулась. Кто бы что не говорил о царящем здесь патриархате, в семье госпожи Мурины властвовал самый настоящий матриархат, а муж и трое сыновей беспрекословно выполняли все ее приказы.

В комнате было тускло. Свет попадал только через небольшие оконца. В этот раз брат и сестра не дождались меня и заснули. Причем, когда я осторожно закрыла дверь за собой, проснулся Тим. Он внимательно, это было видно даже в тусклом свете, посмотрел на меня.

- Ты поздно, - заметил он.

Эх, прямо маленький недовольный старичок, подумала я. Но я не стала указывать на то, что мне надо работать, чтобы прокормить нас. И что перед ним я точно не должна отчитываться. И пусть в этом мире дети рано взрослеют, но я еще сделаю из Тима ребенка, который будет радоваться простым вещам. А повзрослеть он потом еще успеет.

- Знаю, зато у меня сегодня есть твой любимый пирог с вяленой ягодой. Будешь?

- А Лита? Ее разбудить?

- Нет, пусть спит, мы ей на утро оставим кусочек.

- А в тюках что?

- Хозяйка собрала вещи сыновей, из которых они выросли. Завтра все померим и я их подошью.

- Зачем ей помогать нам? - насупился Тим.

Вздохнула. В последнее время этой семье не везло. И встречались им не самые лучшие люди. Поэтому дети ко всем относились с опаской и недоверием. И с одной стороны, правильно делали, квартал не самый благополучный, а на чердаке был тот еще гадюшник. Например в одной из комнат жил долговязый парень, который точно был нечист на руку. Правда не пойман не вор, да и не дурак он был воровать там, где жил. Хотя лично мне беспокоиться было не о чем, у нас и красть то было нечего, о чем воришка точно знал.

Но с другой стороны, как показали сегодняшние события, среди местных людей были и такие как госпожа Мурина.

- Не все люди злые, Тим. Вот и она помогает по доброте душевной.

- Из жалости?

- Даже если и из жалости, разве нам не требуется помощь?

- Требуется, - буркнул Тим. - Но я уже почти взрослый. Соседский Рон на полгода младше меня, а уже работает, торгует газетами на улице. А я не хочу у тебя на шее сидеть, я хочу тебе помогать.

Еще чего не хватало, подумала я. Если он будет шастать по улицам, то у меня раньше времени волосы поседеют. А этот соседский Рон, вспомнила я, мало чем отличался от соседа воришки. Я уже было категорично не заявила Тиму, чтобы он вообще не смел с этим Роном разговаривать, не говоря о том, чтобы дружить с ним, но вовремя прикусила язык. Мальчишка сейчас в таком возрасте, что может и назло мне продолжить общение с соседом. И просто не будет мне рассказывать о том, что поддерживает с ним общение. И пусть я не была пока еще матерью и тем более я никогда не изучала детскую психологию, но даже я понимала — нельзя детям что-то запрещать, не объясняя причин почему это плохо. И лучше со временем самого Тима подвести к мысли о том, что Рон не годится ему в друзья.

- А с чего ты взял, - осторожно спросила я, - что ты сидишь у меня на шее?

- Рон так сказал.

- А ты его меньше слушай, - все же не выдержала я, но мои подозрения подтвердились — этот мальчик точно не годился в друзья Тиму. Вон какую чушь он уже внушил ему. - Подрастешь, тогда и станешь мне помощником… - осеклась, так как мальчик нахмурился, мои слова его не убедили. Я покосилась на спящую Литу. - Да и на кого я Литу оставлю? - продолжила я. - Если ты работать будешь, кто же за ней присмотрит? А вдруг беда какая-та приключится или же пожар? А вдруг худо ей сделается, кто же ее спасет, если не ты?