Дом был погружен в темноту, но Алан другого и не ожидал. Прислуга уже давно отправилась спать, а супруга… Алан саркастически ухмыльнулся, задерживаясь у подножия лестницы. Изабелла последний человек на этой земле, о которой ему следовало думать сейчас. Это непременно испортило бы ему то приподнятое настроение, над которым тщательно потрудилась его нынешняя любовница. Красавица, начинающая актриса, Давида Блейс. Она всеми силами старалась удержать его внимание и пока у нее это получалось. Собственно так же, как и у леди Маргарет Коверд, молоденькой вдовушки, которая уже напрочь позабыла своего почившего престарелого мужа. Ее старания были такие же тщательные и упорные.
Быть может, им стоит объединить свои усилия?
Великолепная идея, черт побери. Через пару недель он отправится в Хакли-парк и прихватит их с собой.
Хмыкнув, Алан покачал головой. Леди и актриса в его постели. Вопреки распространенному мнению, эти две, такие разные по положению женщины, были одинаково страстны в любовных играх. В ином случае, он бы и не посмотрел в их сторону. Скука и традиции его уже давно не привлекали. Когда-то подобная ошибка затуманила его голову, и теперь он расхлебывал последствия собственной глупости.
Вскинув голову, Алан взглянул на длинный коридор, ведущий в восточное крыло. Сегодня хозяйские спальни совершенно точно пусты. Он только что вернулся с приема, а жена могла не приехать и вовсе. Наверняка, проводит ночь кувыркаясь с кем-то, кто положил глаз на небывалую красоту ее ярких голубых глаз и пухлые губки, способные кроме выплевывания яда в его сторону, творить и другие невообразимые чудеса.
Он уже давно был в курсе того, с кем и как развлекается Изабелла. Сложно оставаться в счастливом неведении, особенно если связи жены оказались настолько беспорядочными. Он сомневался, что она оставила штаны его лакеев в покое. Немудрено, что они менялись с такой частой периодичностью. Опасались его гнева, после того, как ему становилось все известно.
Алан глухо рассмеялся. Черт, им не следовало торопиться с увольнением со службы. Хорошую прислугу он ценил куда больше, чем неспособность Изабеллы удержать свои ноги сдвинутыми, дольше, чем пара минут. Пусть спит с кем угодно и когда угодно.
Он и сам не был приверженцем верности в этом проклятом браке. Но, надо отдать ему должное, новую любовницу он завел после того, как узнал, что жена не была такой невинной, как ее описывала ее матушка. И каким же болваном был он сам, когда повелся на ее смазливую мордашку? Разве он не знал, что невинность эта, лишь иллюзия? Невинность, любовь, чувства. Интересно, что за идиот придумал все это?
Но разве ему об этом рассуждать? Он всего лишь обычный мужчина и его жизнь не отличается от других. Так жил его отец, а до него и его дед. Их семейство не ведало супружескую верность. Даже его покойная матушка заводила любовников без зазрения совести. Зачем, да и к чему ему что-то менять? Только лишь потому, что когда-то чувствовал к Изабелле что-то больше, чем обыкновенная страсть?
Стиснув зубы, Алан качнул головой. Это давно, очень давно осталось в том прошлом, которое он больше никогда не хотел вспоминать.
Поэтому, выбросив мысли об Изабелле, Алан быстро поднялся в спальню. Этим теплым весенним вечером, он не стал утруждать себя теплым пальто. Сняв легкий плащ и оставшись в рединготе, он потер уставшие глаза. Ему хотелось немного выпить, а после отправиться спать. Может быть, завтра он пригласит Амелию на прогулку. Кажется, сестра немного тосковала в Лондоне. До ее выхода в свет остался еще год, но, уже сейчас судя по ее характеру, ей придется довольно тяжело. Слишком закрытая и погруженная в саму себя, она кардинально отличалась от их матери.
Выполнив первую часть своего плана, Алан разделся и умылся. Он не привык медлить в своих решениях, берясь за все с привычной резкостью и стремительностью, приправленной острым умом. Единственное, что хоть немного замедляло его, так это приятные постельные забавы. Здесь он предпочитал методичность, почти мучительную медлительность, которая нравилась и ему, и его женщинам. Разве не это главное?
Глубоко вздохнув, Алан упал на кровать, наслаждаясь прохладой простыней и одеяла. Закрыв глаза, он глубоко задышал, почти сразу же погружаясь в спокойный сон. Дыхание стало глубоким и размеренным.
Прикосновение чего-то холодного к виску резко вытащило Алана из глубокого сна. Вздрогнув, он откатился в сторону и упал с кровати, сделав это всего за мгновение, как кожу щеки обожгло чем-то горячим, а уши заложило от громкости выстрела.
Застонав, Алан попытался подняться, но боль, прострелившая голову, не позволила сделать хотя бы одно движение. Мир, погруженный в темноту, стал еще глубже, затягивая его в свою бездонную яму.
Обмякнув, Алан распростерся на полу, теперь уже окончательно потеряв сознание.
Реальность вернулась резко, неожиданно и что самое неприятное, сопровождаемая небывалой болью в висках. Когда, черт побери, он успел столько выпить? Хотя, разве не так он заканчивал каждый свой вечер?
Застонав, Алан потер глаза, пытаясь осознать почему лежит на полу, а не на кровати. Даже в самую бурную из своих ночей он ценил комфорт мягких простыней и теплоту одеяла, а может и женского тела. Что же сегодня?
Но не прошло и мгновения, как осознание стрелой пронеслось по его телу, прогоняя прочь головную боль и расслабленность. Проклятие, кто-то выстрелил в него и лишь неизменная удача уберегла его от не очень приятной участи. А может нападавший оказался не самым метким стрелком?
Едва слышно чертыхнувшись, Алан вскочил на ноги, пользуясь многолетней натренированностью. Все же сеансы бокса и фехтования пошли ему на пользу. Сейчас он как-никогда был благодарен себе что не отступил, как некоторое его знакомые. Иногда там, на ринге, он получал удары, заставляющие чувствовать себя хуже, чем сейчас. Правда, после последнего такого раза прошло как минимум десять лет. Во все последующие тренировки он не позволял себе подобные слабости, верно отражая любой удар. Без доли стеснения он мог бы называть себя хорошим бойцом. Сегодня, он еще больше убедился в этом.
Поморщившись, но продолжая игнорировать боль в правом виске и головокружение, Алан осмотрелся. Итак, он в своей спальне, в абсолютном одиночестве. Похоже, тот, кто планировал убить его, поверил в свою удачу, не удосужившись убедиться в этом. Наивный глупец.
Алан раздраженно потер глаза, стараясь при этом не сильно тревожить голову. В комнате по-прежнему темно или у него перед глазами все расплывалось, теряя четкость? И где вся прислуга? Выстрел прозвучал достаточно громко, чтобы пробудить весь дом, но почему-то этого не случилось?
Похолодев, Алан сжал кулаки.
Изабелла. Что если убийца, полагая что разобрался с ним, решил добраться и до нее тоже? Несмотря на фикцию, в которую превратился их брак, когда-то он любил эту женщину. Любил, так, как больше никогда никого не полюбит. На это его сердце теперь не способно.
Чертыхнувшись, Алан шагнул к смежной двери, ведущей в комнату жену, но успел только взяться за ручку, когда услышал голос, доносящийся из коридора. Кто-то шел к его комнате, не таясь и не скрываясь. Алан заледенел, с трудом сдерживая рык гнева. Конечно же, этот голос ему знаком. Очень хорошо знаком. Женщина, которую он собирался защищать, в этом совершенно точно не нуждалась.
Не поддаваясь желанию открыто показать свою злость, Алан шагнул в темноту, сделав это вовремя. Дверь открылась, запуская в спальню полоску света из коридора. Как всегда, прекрасная в своей до безобразия холодной красоте, Изабелла перешагнула через порог его комнаты, чего не делала уже многие месяцы. Он запретил ей и близко приближаться к его кровати, открыто указав причину. Он остыл к ней всеми чувствами.
Но кажется Изабелла и не пыталась искать его. Что-то громко напевая, она уселась в кресло, а потом и вовсе рассмеялась. Откинув голову, она смеялась, не переставая.
— Не могу поверить что наконец-то избавилась от тебя.
Алан еще сильнее сжал кулаки. Злость поднималась в душе, накрывая с головой, подобно обжигающе холодной волне. Он не был глупцом и все сложилось для него ровно и слишком быстро. Абсолютная расслабленность и безэмоциональность схватила его в свои тиски, исходя льдом из самого сердца.
Что ж, ему придется разочаровать любимую жену. Избавиться от него не так просто, как она надеялась.
— Твой любовник сплоховал, — равнодушно проговорил Алан, выступая из темноты и наслаждаясь откровенным страхом, так четко отпечатавшимся на красивом личике его вероломной жены, — Пуля лишь оцарапала меня, — хмыкнул он, прислонившись плечом к одной из колонн своей массивной кровати.
Изабелла сделала то, чего он от нее и ожидал. Вскрикнув, она вскочила на ноги и подхватив юбку, бросилась к двери, вероятнее всего в надежде сбежать от него. Алан легко перехватил ее за талию, вздергивая от пола. Она боролась с ним все время, пока он тащил ее обратно к креслу, а когда усадил, попыталась ускользнуть от него.
— Алан, я не понимаю что происходит, — прошептала Изабелла, вкладывая в голос всю свою женскую слабость. В ее голубых глазах не было привычного холода, а сверкали слезы, больше похожие на капли дождя. Ее губы дрожали и она то и дело прикусывала их, будто очень сильно боялась.
— Сиди, Изабелла, — рявкнул Алан, грубо надавив ей на плечи и с усмешкой проигнорировав тот жалобный взгляд, которым она уставилась на него. Когда-то этот взгляд сводил его с ума, но теперь он почувствовал дикое отвращение, — Мне придется несколько дней помучиться головной болью, но это ничто по сравнению с тем, что я собираюсь сделать с твоим очередным любовником. Не хочешь рассказать кто именно это был? Или мне придется вызвать инспектора с Боу-стрит? И где, черт побери, вся прислуга? Ты приказала избавиться и от них тоже?
Чтобы хоть немного избавиться от головной боли, Алан подошел к низкому столику, на котором стоял графин с бренди. Налив себе целый стакан, он в один глоток осушил его и тут же потянулся за следующим. Бокал едва не выпал из рук, когда Изабелла подбежала к нему и обхватив за шею, повисла на нем.
— Нет, я всего лишь дала им отдохнуть от работы этой ночью. Разве ты не делал так прежде? Алан, я правда не понимаю, что произошло, — взмолилась Изабелла, приподнимаясь на носочки, что делало ее еще уязвимее перед Аланом, — Я не думала застать тебя сегодня дома, хотя и очень надеялась.
Вместе они представляли собой красивую пару, и Изабелла знала об этом. Она, хрупкая, нежная словно цветок и он, возвышающийся над ней мускулистой, массивной фигурой. Широкие плечи, крепкие бедра и длинные ноги, ну а так же большой доход, все это вкупе делало Алана самым привлекательным претендентом на ее руку и она не упустила эту возможность. Он стал ее мужем, а теперь она хотела предстать перед светом его вдовой, да еще и с хорошим содержанием, которое не придется делить с его сестрицей. Проклятый Бредбери, оказавшийся неспособным на такую мелочь.
Легко и просто, Алан оторвал ее от себя и оттолкнул. Изабелла глубоко вздохнула. Муж славился своим упрямством. Было бы лучше, если бы он умер до ее возвращения. Как теперь объясниться с ним, так, чтобы остаться в безопасности?
— Алан, я знаю, что у нас не все в порядке, — проговорила Изабелла, шагнув к Алану, — но это не значит что я когда-нибудь пожелала бы навредить тебе. Я люблю тебя, Алан. Почему бы нам не начать все сначала? Я, — она сделала долгую паузу, — Я беременна, Алан.
Алан холодно рассмеялся и встряхнул головой, осознанно вызывая головную боль. Да, он приветствовал ее, как средство избавления от другого горького чувства. Когда-то в начале их отношений он хотел обзавестись женой и ребенком, как и следовало любому мужчине, кто задумывался о наследниках. Теперь же, мысли о детях стали ему чужды и отвратительны. В постели Изабеллы побывало так много мужчин, что у него никогда не будет уверенности, что ребенок в ее утробе принадлежит ему. Слишком обширный список претендентов на эту роль.
— Тебе ли не знать, что для такого дела нам пришлось бы переспать, — поморщившись от отвращения, сказал Алан, возвращаясь к столику, — Тебе придется поискать папашу среди тех, кто спал с тобой в последнее время. А мне придется обратиться в суд за разводом, даже если это будет долго и грязно.
Бренди пронеслось по его горлу обжигающе резкой волной, опускаясь к самому желудку. Он не остановился на этом, опустошая стакан за стаканом.
— Была одна ночь. Несколько месяцев назад. Ты не мог забыть ее.
Стакан застыл на полпути до его губ, а потом, размахнувшись, Алан бросил его в стену. Вскрикнув, Изабелла отскочила в сторону, закрывая лицо и спасаясь от осколков.
— Будь ты проклята, шлюха, — прорычал Алан, разворачивая к Изабелле. Его лицо исказила гримаса гнева и безумного отвращения, — ты ответишь за это, — ухватив жену за руку, он потащил ее в спальню, одним движением открывая дверь, — я пришлю тебе горничную утром.
Толкнув Изабеллу на кровать, он направился обратно в свою комнату, понимая, что его сердце леденеет с каждым проделанным шагом.
— Что ты собираешься делать? — проговорила Изабелла, не поднимаясь с кровати.
Алан остановился, упираясь лбом в деревянную поверхность двери.
— Ты не приедешь в Лондон пока не родишь, — холодно сказал он, не глядя на Изабеллу, — после, я заберу ребенка и сделаю все, чтобы развестись с тобой. Я найду каждого твоего любовника и вытрясу из них правду. Благодари ребенка, иначе уже сегодня ты бы оказалась на улице.
Он вышел из комнаты, с небывалым для себя спокойствием закрыв дверь.
Джоанна проснулась от резкой боли в груди. Обливаясь потом и едва дыша от удушающего страха, она резко села на кровати и прижала руку поверх ночной сорочки, надеясь усмирить отчаянно трепещущее сердце. Будто от этого была польза. Боль не пройдет от простого прикосновения, не стоило тешить себя напрасными глупыми иллюзиями.
Прикусив губу, Джоанна подтянула к себе ноги, утыкаясь лбом в колени. Так ей казалось что она под надежной защитой от всего мира с его опасностями и жестокостью. Придется переждать не меньше четверти часа, прежде чем боль станет едва заметным отголоском. Боль, которая не имела ничего общего с болезнью. По крайней мере так утверждали все те врачи, к которым ее водил Дейман. Джоанна была с ними полностью согласна. Вопреки скептицизму старшего брата, те мучения которые ей доводилось испытывать, она называла болью утраты. Дейману этого никогда не понять. Его жизнь наполнена поистине мужской легкостью.
Тянущее неприятное чувство пошло на убыль. Осторожно выдохнув, Джоанна спустила ноги с кровати. Рассвет лишь занимался и лондонский свет продолжал мирно спать. Она и сама могла бы еще немного понежиться в кровати, пытаясь расслабиться после приступа. И быть может именно так она и поступит, как только выпьет немного теплого молока. Теплое сладкое молоко, способное до следующего утра усмирить разбушевавшиеся нервы.
Подвязав длинные темные волосы атласной лентой и набросив на плечи легкий пеньюар, Джоанна вышла из комнаты. Если и была прелесть в жизни вдовы, то вот она, свободы действовать так, как хотелось ей самой. Уже пять лет она считала себя полновластной хозяйкой собственной судьбы и ничего менять не собиралась. Печальный статус вдовы делал ее недосягаемой для чужой воли, а наследство оставленное ей Марком, стало гарантом от необходимости вступить в очередной брак, чтобы не оставаться под крылом старшего брата. Единственное, что она согласилась принять от Деймона, скромные городской домик, ставший ее пристанищем.
Кухня сверкала чистотой, но иного и быть не могло. Единственная горничная и повар, которых Джоанна держала в услужение, очень хорошо знали свое дело и не нуждались в дополнительных приказаниях с ее стороны. Джоанна и сама умела справляться с элементарными хозяйственными делами. А ведь когда-то все было иначе. Выпорхнув из заботливых родительских рук в счастливую семейную жизнь, она и не подозревала что уже через полгода останется одна, разбитая горькой потерей.
Похолодев от жестоких воспоминаний, Джоанна туже затянула пояс халата. Перелив молоко из кувшина в неглубокую кастрюльку, она умело растопила печь. Интересно, что сказал бы Марк, увидев ее за такой работой? Прежде, все, на что она была способна, так это сидеть у камина с книгой или вышивкой. А теперь…
Установив кастрюльку на плите, Джоанна села за выскобленный стол. Вот бы так же легко можно было избавиться от памяти! Но хотела ли она этого на самом деле? Забыть о задорном блеске в карих глазах мужа? Или о том, какие планы они обсуждали, думая и надеясь прожить бок о бок много лет подряд.
Вздрогнув, Джоанна подскочила, почувствовав в воздухе приятный запах молоко закипевшего молока. Сняв кастрюльку с огня, она перелила молоко в высокую кружку и добавила несколько щедрых ложек сахара. Такой напиток в миг поднимет ей настроение.
Вернувшись за стол, Джоанна сделала долгий глоток, снова погружаясь в приятные воспоминания. Напиток, принадлежавший Марка. За полгода их брака он успел пристрастить к нему и ее тоже. Только благодаря любимому мужу она так сильно полюбила сладости.
Немного отстраненно, Джоанна взглянула на кружку. Немыслимо! Прошло уже пять лет с того ужасного дня когда она потеряла мужа. Пять лет и ни одного прожитого мгновения, когда бы ее скорбь угасла. Да, быть может немного притупилась, чтобы позволить ей и дальше существовать на белом свете, но не более.
Джоанна покачала головой. Она не стыдилась того статуса в котором пребывала сейчас. Вдова в двадцать три года. Холодная женщина, отвергающая поклонников к раздражению Деймона. Будто бы смирившийся поначалу с ее выбором, весь последний год брат неустанно напоминал ей о необходимости вступить в новый брак и позволить мужчине оберегать ее.
Если бы он знал, то что было известно ей.
Джоанна повела плечами от острого чувства отвращения. Кто из этого чванливого общества, полного коварства и лжи, мог сравниться с Марком? Тому юному мужчине, которому она поклялась стать верной и любящей женой, так и не довелось стать взрослым мужчиной. Но она знала, что даже возмужав он никогда бы не окунулся в те пороки, которыми славились другие мужчины светского общества. Он во всем был идеален. Она никогда не променяет его память на кого-то другого.
Отбросив в сторону печаль, Джоанна быстро допила молоко. Но вернуть кружку на место не успела. В тишине дома раздался глухой стук. Джоанна вскинула голову и замерла, точно зная чего ждать. И только когда стук повторился еще три раза, поспешила к двери, ведущей из кухни в сад.
— Бенджи, — проговорила Джоанна, открывая дверь и тут же отступая в сторону, позволяя долговязому мальчишке войти на кухню, — Что произошло?
Бенджи тяжело дышал. Сняв черную кепку, он прижал ее к груди, а сам привалился плечом к дверному косяку. В темноте, его лицо, щедро покрытое россыпью веснушек, бледнело беспокойством.
— Миссис Джо, тебе лучше поспешить за мной. Привели еще одну девчонку и она очень, очень плоха. Сюзи говорит что без тебя мы ее потеряем.
Джоанна не стала тратить время на расспросы. Она все узнает на месте.
Джоанна привыкла собираться быстро и без лишних колебаний. После вороха нижних юбок, тугих корсетов и дорогих тканей, платье самого простого кроя не требовало от нее особых усилий. Всего лишь затянуть шнурок на корсаже и расправить юбку черного цвета. Волосы она заплела в длинную косу, надежно закрепив ее на макушке острыми шпильками. Конечно же, дополнила наряд тяжелыми ботинками с высоким голенищем, в который спрятала короткий, но очень острый нож. В том месте, куда она собиралась, было бы очень глупо и безрассудно забыть о безопасности. В трущобах, единственной, на кого она могла положиться, была только она сама.
Набросив теплый плащ и надвинув на лоб капюшон, Джоанна опустилась на корточки перед кроватью. Уверенно, она подтянула к себе кожаный саквояж, который по привычке прятала от чужого взгляда. И нет, она делала это не потому, что опасалась сплетен прислуги. Нет, совсем не поэтому. Ей не хотелось потерять важные инструменты и лекарства. Все это уже не единожды спасало жизни тех, от кого отвернулось остальное общество.
Ухватив саквояж на переплетенные ручки, Джоанна поднялась на ноги. Бенджи терпеливо ждал ее на кухне. Он сидел за столом и жадно уплетал хлеб, запивая его остатками молока. Зная, что мальчишка почти всегда голоден, она не стала лишать его возможности перекусить пока собиралась.
— Я готова, — сказала Джоанна, перекидывая длинный ремень сумки через плечо.
Бенджи подскочил на ноги, едва не опрокидывая стул. Неряшливо вытерев рот рукавом куртки, он тут же покраснел, углядев едва заметный укор во взгляде Джоанны. Она столько раз напоминала ему что не следует делать так, но он постоянно забывал. Голодные годы в которых прошло его детство, наверное, навсегда оставило на нем свой горький отпечаток. Да и не только на нем.
— Все в порядке, Бенджи. Давай поторопимся, — успокоила мальчишку Джоанна, направляясь к двери.
— Да, да, миссис Джо, — пробормотал Бенджи, торопливо распахивая перед ней дверь. — Я пригнал повозку.
Улыбнувшись, Джоанна благодарно кивнула. Мог ли Марк подумать что когда-то она, девушка воспитанная в роскоши и достатке, усядется в крытую повозку, на которой в обычное время развозили грязные овощи? Но да, она и правда делала это. И даже больше этого.
Бенджи поспешил вперед и ловко запрыгнул на козлы. Схватив поводья, он оглянулся на Джоанну.
— Проклятье, — чертыхнулся он, пытаясь вновь спрыгнуть на землю, чтобы помочь Джоанне.
— Сиди на месте, Бенджи, — резко распорядилась Джоанна. Уцепившись за высокий борт, она уперлась носком ботинка в колесо и в одно быстрое движенье уселась в повозку. Разместив сумку на коленях, она проверила капюшон, а потом кивнула, показывая что готова.
Бенджи присвистнул и дернул поводьями. Джоанна откинулась на деревянный борт. За плотной непромокаемой тканью плаща она была надежно защищена от посторонних, но сама могла наблюдать за просыпающимся городом. Удивительно, но прежде она смотрела на мир другими глазами. Детскими, наивными и до безумия влюбленными. Сейчас же, в ней проснулась взрослая мудрая женщина. Та женщина, что столкнулась с той жестокой изнанкой которую от нее всегда скрывали.
И, к сожалению, Джоанна не всегда понимала, была ли на самом деле рада таким горьким откровениям. Иногда она задумывалась над этим вопросом, а потом отдергивала себя важным осознанием. Никто не спрашивал о ее желание. Смерть Марка перевернула ее жизнь с ног на голову.
Повозка резко дернулась в сторону и Джоанна поспешно сбросила с себя ненужные размышления. Безопасный район в котором она жила остался позади, так же как и ее статус. Здесь, она была всего лишь одной из многих женщин. Выпрямившись, она бросила осторожный взгляд в сторону, тут же наталкиваясь на вполне обыденную для этого места картину.
Мужчина и женщина, с весьма характерными звуками и движениями, были полностью поглощены друг другом. Не нужно было долго думать, чтобы понять, чем именно они занимались. На мгновение Джоанна встретилась взглядом с женщиной. Усмехнувшись, та коротко кивнула и немного крепче прижалась щекой к стене и равнодушно посмотрела куда-то в сторону.
Прежде, заметив нечто подобное, Джоанна бы густо покраснела. Сейчас же, она равнодушно отвернулась. Она знала что для Корри это единственный способ заработка. Работа которую женщина не собиралась бросать, потому что несколько полученных монет позволяли ей покупать еду для сына. Джоанна сжала кулаки. Робби родился три года назад. Первый малыш, которого она приняла в свои руки. Как сказала Корри, нежные и заботливые руки.
— Приехали, — отозвался Бенджи. Повозка снова резко дернулась и остановилась. Мальчишка спрыгнул, плюхаясь ботинками в грязь.
Джоанна глубоко вздохнула и последовала за Бенджи. Так же как и он, она не смогла избежать грязи, в которой увязли ее сапоги. Не обратив на это внимания, Джоанна лишь немного выше подняла юбку и направилась к двухэтажному дома.
Как всегда, в доме было шумно. Дети и женщины сновали вверх и вниз по лестнице, тут же скрываясь в коридоре.
— Сюзи в спальне, — пробормотал Бенджи. На его лице мелькнул страх.
— Все, Бенджи. Твоя помощь больше не потребуется, — твердо сказала Джоанна, прекрасно понимая чувства мальчишки. Несколько лет назад его мать умерла, так и не сумев дать жизнь своего второму ребенку. Ни один врач не пришел бедной женщине на помощь.
Больше не отвлекаясь на Бенджи, Джоанна быстро поднялась по ступеням, прекрасно зная куда идти. Впрочем, было бы очень тяжело пройти мимо. Отчаянные женские крики разносились по всему второму этажу. Джоанна вздрогнула, не позволяя испугу захватить ее сознание. Значит, положение в самом деле очень тяжелое.
Смахнув пот со лба, Алан крепче вцепился в деревянный черенок лопаты, раз за разом вонзая ее в землю. Погруженный в работу, он не обращал внимания на назойливых пчел, которые то и дело норовили оставить болезненный след на его коже. Для него такие жалящие укусы стали обычным неприятным ощущением, к счастью проходящим довольно быстро, стоило только окунуться в озеро, ну или в ванну. Холодная вода стала для него лучшим лекарством.
Алан хмыкнул себе под нос, не прекращая интенсивно работать. Лопата в его руках мелькала с такой немыслимой скоростью, что ему мог бы позавидовать любой потомственный фермер, которому на роду было предписано возделывать землю. Он же подобной родословной похвалиться не мог. Его семья с материнской да и с отцовской стороны тоже, происходили из благородного дворянского рода. Гораздо привычнее для них было управлять землями, а не работать на них, покрываясь слоем грязи. Его дед наверное перевернулся в своем гробу, прознав про то, чем занимался его единственный наследник.
В воздухе повеяло чем-то сладким, но и это Алан успешно проигнорировал. Методичные движения занимали все его внимание. Что скрывать, но за последний год он сумел привыкнуть к тому, что еще недавно вызвало бы у него только отвращение. Теперь же его руки были покрыты мозолями, а фигура, прежде, всего лишь стройная и подтянутая, стала мускулистой и крепкой, словно бы он годы напролет махал кувалдой в собственных угольных шахтах. Его друзьям, отдающим взносы за членство в боксерском клубе, стоило бы обратить внимания на подобные тренировки. Только вот каждый ли сможет выдержать подобное? Он никогда не думал о себе как о слабаке, но обыкновенный физический труд по-началу давался ему гораздо тяжелее, чем привычные тренировки в клубе. К концу дня он валился на кровать без всяких сил, а единственное чего он хотел в тот момент, был сон. Сон и ничего более.
Хмыкнув, Адам мотнул головой, стряхивая с длинных волос капли пота. Наверное со стороны он походил на одичавшую собаку, отряхивающуюся после купания. Что ж, в этом не было ничего удивительного. Почти год добровольного отшельничества превратили его в дикаря. И он ничего не имел против.
Спустя четверть часа Алан прервал работу. Воткнув лопату в землю, он облокотился на свое колено и задумчиво огляделся по сторонам. Кем бы он не считался по праву рождения, сейчас, ему было приятно считать себя настоящим земледельцем. И, надо сказать, фермер из него получился что надо, толковый и умелый. Переехав в поместье больше года назад, он сразу понял что жить в главному доме не станет. Старая охотничья лачуга, ютившаяся где-то посреди его угодий, превратилась в вполне сносный дом, пригодный для житья и совершенно отличающийся от других домов принадлежащих ему. Здесь не было прислуги, только одиночество и тишина. Именно то, чего он так жаждал от жизни.
Алан нахмурился и неосознанно потер рану на груди, которую сложно было назвать старой. Нет, воспоминание о том, как он получил ее, будет вечно преследовать его. И не потому что она все еще беспокоила его. Вовсе нет. Под наблюдением первоклассного врача, который вытащил пулю, застрявшую в нескольких дюймах от его сердца, рана затянулась и полностью зажимала, оставив только шрам. Да и этот шрам теперь был едва заметен из-за глубокого бронзового загара покрывающего все его тело. Он слишком много времени проводил под весенним солнцем, не заботясь накинуть хотя бы рубашку. Здесь , в тишине и спокойствие деревенской жизни, было довольно легко забыться.
Запрокинув голову, Алан глубоко вдохнул сладковатый воздух. Пожалуй, на сегодня с него достаточно. Насвистывая веселую мелодию, он легко забросил лопату на плечо и направился к дому. Ему хотелось поскорее принять прохладную ванну, смыть пот и грязь, ну а уже после этого выпить чего-нибудь освежающего.
Не забыв до этого оставить инструменты в низком сарае, Алан вошел в дом через черный вход. Сделай он нечто подобное в Лондоне, слугам бы почудилось что он сошел с ума. Здесь же некому было делать о нем подобные глупые выводы. Здесь он был наедине с самим собой и мыслями, которых всегда было слишком много.
Уже в спальне, избавившись от грязных бридж и высоких сапог, Алан подошел к столику с расставленными графинами. Задумчиво нахмурившись, он взял самый высокий с узким горлом и начал медленно переливать напиток в стакан. Еще один привычный ритуал, которому он следовал изо дня в день. С того самого дня как пришел в себя после импровизированной дуэли.
Алан бесстрастно посмотрел на стакан. Он больше не пил бренди. Он больше не пил виски. Их вкус вызывал в нем дикое отвращение, а из желудка поднималась тошнота, смешанная с головокружением. Стиснув зубы, Алан подошел к камину и одним резким стремительным движением выплеснул бренди в огонь. Ничего кроме отвращения он не чувствовал. Ничего не изменилось.
Избавившись от стакана, Алана уселся в ванну. Расставив руки по сторонам, он запрокинул голову на бортик и закрыл глаза. После жаркого дня прохладная вода казалась чем-то по-настоящему великолепным.
Громкий и до боли знакомый звук выдернул Алана из сна. В одно мгновение придя в себя, он дернулся вверх и перепрыгнул через бортики. Действуя быстрыми и заученными движениями, он вытащил пистолет и прижав его к плечу, медленным, размеренным шагом направился к двери. Он четко понимал что все происходит наяву, в эту самую минуту, а не в ту злосчастную ночь, когда его пытались убить. Та ночь сослужила ему прекрасную службу. Впредь он не собирался позволить кому-либо заставать себя врасплох. А этот кто-то уже поднимался по ступеням, приближаясь к его комнате.
Алан опустил взгляд на дверную ручку, спокойно наблюдая как та поворачивается. С ровно бьющимся сердцем и совершенно не сбившимся дыханием, он выставил руку, утыкаясь дулом пистолета в лоб незваного гостя.
— Пожалуй, нужно было предупредить тебя о моем предстоящем визите.
Алан грубо хмыкнул и опустил руку, убирая пистолет от головы Клая. Кивком указав на ближайшее кресло, он сам направился к прикроватному столику, чтобы освободить руки от оружия. Хотя, куда спокойнее он чувствовал себя в те момент, когда чувствовал приятную прохладу у тела. С недавних пор пистолет стал его неизменным спутником. Верный друг не способный на предательство.
— Да, если тебе дорога собственная жизнь, — резко сказал Алан, не оборачиваясь к другу и совершенно не стесняясь своей наготы. Взяв полотенце, он принялся вытираться, смахивая остатки холодной, нет, уже ледяной воды. — Я ждал тебя завтра. Что-то случилось?
Клай уселся в ближайшее кресло и устало вытянул ноги. Сложив руки на груди, он наблюдал за тем как Алан одевается. Когда-то граф Грейвс считался его хозяином, но это давно осталось в прошлом. Их отношения изменились. Тот случай на поляне случайным образом объединил абсолютно разных по положению людей, и развел тех, кому по закону было положено существовать вместе. Он неосознанно потер висок, отдающий неприятной болью всякий раз, когда его настигали воспоминания.
— Ничего особенного. Но твоя сестра хочет чтобы ты присутствовал на очередном приеме, который она устраивает. Через несколько дней она собирает гостей в городском доме. А так же я привез почту, которой скопилось уже достаточно. Хотя, не буду лукавить, назойливость Амелией ускорила мой отъезд.
Алан поморщился. Его отношение с Амелией изменились, но он об этом не жалел. Единственная обязанность, которую ему пора выполнить, подыскать ей подходящую партию и избавиться от нее. Ей уже давно следовало перейти в другую семью, избавив его от неприятного общения.
— Разве ей не достаточно денег, которые я выделяю на ее содержание? Обязательно нужно видеть меня лично? Проклятие, никогда не думал что эта девчонка превратится в такое надоедливое создание.
Натянув бриджи и рубашку, Алан сел на кровать, чтобы обуть высокие, тщательно вычищенные сапоги для верховой езды.
— Может она просто скучает по тебе? — с усмешкой заметил Клай.
Встав, он подошел к столику с напитками и налил себе немного бренди. В отличие от Алана, он не испытывал неудобств с выпивкой. И, какое счастье, что теперь он мог позволить себе это дорогое и недоступное прежде развлечение. Пусть для остального высшего света он навсегда останется выходцем из презренного низшего общества, он знал что его путь изменился. На его удачу, с рождения ему достался острый ум, который вовремя и по достоинству оценился Аланом. И он собирался соответствовать этой великодушной оценке.
Алан грубо чертыхнулся, туго стягивая волосы черной бархатной лентой. В Лондоне ему придется подстричь волосы или же оставить так, и позволить сплетникам за спиной обсуждать его бунтарский и дикий вид. Что ж, он с радостью понаблюдает за этим.
— Я уже давно подумываю выдать ее замуж. Это избавит меня от неприятной обузы.
Сделав еще глоток виски, Клай усмехнулся и махнул пустым стаканом.
— Придется очень хорошо постараться, чтобы отыскать для нее подходящую партию. Высокомерия в Амелии ровно столько же, сколько и в тебе. Не следовало оставлять ее на самотек в этот год. Из нее получилась отвратительного характера женщина. Я уже жалею того беднягу, которому она достанется.
Алан хмуро посмотрел на него, а потом равнодушно пожал плечами.
— Разве ты встречал когда-нибудь женщин с другим характером? Они все такие и есть. Амелия просто сбросила с себя шкурку добропорядочности и оставила ее на пороге детской комнаты.
Клай покачал головой, но вступать в спор не собирался. Он лучше кого-либо другого знал и понимал отношение Алана к женщинам. Разделял он его или нет, не важно. У каждого в жизни своя трагедия и свой опыт.
— Ты вернешься в Лондон немедленно? — поинтересовался Клай.
Сунув пистолет под сюртук, Алан направился к двери.
— Не раньше чем сам того захочу, — твердым голосом заявил он, а потом продолжил, — Пойдем. В таверне сегодня подают прекрасное жаркое и там мы сможем обсудить все рабочие вопросы.
Осторожно нажав на дверную ручку, Джоанна вошла в комнату. Она старалась не шуметь, хотя и знала что это лишнее. Очень тяжело нарушить сон малыша Даниэля. Обычно он спал очень крепко и безмятежно.
Улыбнувшись, Джоанна уже немного решительнее прошла вглубь комнаты и остановилась у детской кроватки. Будто почувствовав ее присутствие, мальчик зашевелился и взмахнул руками, но не проснулся. Малыш Дени очень любил спать, что несомненно радовало его мать. Конечно, поначалу Луиза не отходила от кроватки, тревожно прислушиваясь к дыханию сына, но Джоанна смогла убедить ее, что с ним все в полном порядке. Единственное, в чем он точно, нуждался так это спокойная мать.
Джоанна склонился над кроваткой и осторожно погладила Дени по щеке, мысленно отмечая приятную прохладу его нежной бархатистой кожи. Это движение вошло у нее в привычку и вот уже несколько дней, в каждый свой визит, она прикасалась к мальчику вовсе не для того чтобы проверить его температуру. Она просто хотела прикасаться к нему. И все.
Дверь скрипнула. Джоанна выпрямилась. По ее губам скользнула успокаивающая улыбка.
— Все в порядке, — кивнула она Луизе, пока та застыла на пороге, будто боясь шагнуть дальше.
Плечи Луизы опустились и она едва заметно выдохнула, но напряжение сковывающее ее тело никуда не исчезло.
— Мне страшно когда к нему кто-то прикасается, — честно проговорила она, крепче прижимая к груди выглаженные простыни и пеленки, — мне все время кажется что с ним может случиться что-то плохое.
Джоанна сочувствующе кивнула. Никто и не ожидал что за две недели со дня родов, бедняжка придет в себя. Синяки на ее теле только недавно побледнели, но Джоанна понимала что куда тяжелее будет справиться с теми ранами, которые появились внутри, в сердце и душе. Они затягивались долго и очень болезненно.
— Ты знаешь что здесь, в этом доме, никто не посмеет навредить тебе или малышу Даниэлю, — твердо сказала Джоанна. Подойдя к Луизе, она забрала у нее превосходно выглаженные простыни. Девушка оказалась настоящим чудом. В ее руках любая работа выполнялась споро и качественно. И этот факт только подтвердил уверенность Джоанны в том, что в прошлом Луиза была горничной. Горничной, которая слишком сильно приглянулась очередному мужчине, возомнившем себя хозяином всего мира.
Луиза кивнула, но сделала это с очевидным сомнением. Подойдя к кроватке сына, она ласково посмотрела на него. Джоанна улыбнулась, ловко застилая узкую кровать новым бельем.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась она, искоса взглянув на Луизу. Она знала, что девушка уже несколько раз интересовалась у Сюзи когда сможет заняться какой-нибудь работой. Но Сюзи, точно следуя ее распоряжению, четко проговаривала Луизе что ей следует как можно больше отдыхать и заниматься ребенком и никем кроме него. Только вот судя по тому, что девушка принесла с собой белье, рекомендации она выполняла очень плохо, — Я просила тебя отдыхать, — проворчала Джоанна, бросив подушку в изголовье.
Луиза обхватила себя за хрупкие плечи. На бледном лице мелькнуло смущение.
— Я не могу позволить себе быть обузой. Я должна делать хоть что-то.
Джоанна вздохнула. Присев на кровать, она сурово посмотрела на Луизу. В голубых глазах девушки сверкнули слезы.
— Ты обязательно все сделаешь когда поправишься и будешь чувствовать себя сильной и здоровой. И конечно же тогда, когда этот малыш будет готов.
— Почему вы так добры ко мне? — прошептала Луиза, сжимая кулаки. — Я не заслуживаю это. Я не честная девушка и уж точно не так, кто заслуживает вашей помощи.
Джоанна рассмеялась и покачала головой. Она могла бы сбиться со счета, начни вспоминать сколько раз ей говорили подобные слова. И каждый раз она настойчиво уверяла в обратном. Ей просто повезло родиться в достатке и теперь она хотела помогать тем кто нуждался. Так, как только могла.
— Глупости. Каждый заслуживает помощи, — ободряюще проговорила она. Встав, она подошла к Луизе, — Я могу проверить твою температуру?
Луиза резко вздохнула. Ее и без того хрупкая фигурка сжалась и она прикусила губу, наверняка сдерживая очередной тяжелый вздох. Джоанна быстро шагнула назад.
— Все в порядке, — тихо сказала она, одобрительно улыбаясь.
Луиза отрывисто кивнула. Но так же как и Джоанна, сделала шаг прочь.
— Я хорошо себя чувствую, — уклончиво сказала она, — совсем ничего не болит.
— Не буду настаивать, — ответила Джоанна, но не смогла удержаться от того, чтобы неодобрительно покачать головой.
— Спасибо, — выдохнула Луиза. Впервые за минуты их разговора она улыбнулась. — Я точно иду на поправку и уже скоро смогу взяться за любую работу.
Джоанна не удержалась от ответной улыбки. Ей нравился упорство этой юной девушки.
— Обещай, что вернешься к работе когда полностью поправишься? — попросила она, на мгновение забывая о строгом врачебном тоне, который всегда использовала в этом доме. Сейчас она говорила, вкладывая в голос настоящую озабоченность. Она не знала почему, но испытывала к Луизе необычную для себя привязанность. Она отчаянно жалела ее, но именно это чувство старалась скрыть. Почему-то она была уверена, жалость болезненно отразится на Луизе.
— Именно так я сделаю, — пылко пообещала Луиза.
Дени пошевелился, привлекая к себе вниманию двух женщин. Луиза склонилась над сыном и подняла его, бережно прижимая к груди. Краска смущения окрасила ее щеки, когда она посмотрела на Джоанну.
— Думаю он проголодался, — проглотив комок в горле, проговорила Джоанна.
Кивнув, Луиза с Дени на руках, уселась на кровать. Уже гораздо опытнее, чем в первые разы, она сдвинула платье с груди и прижала сына. Она больше не смотрела на Джоанну, полностью поглощенная своим ребенком.
Понимая, что она лишняя в этот момент, общения матери и ребенка, Джоанна вышла из комнаты и осторожно закрыла за собой дверь. Хмурясь, она шагала по коридору, не в силах сосредоточиться на тех делах, которыми следовала заняться дальше. Все о чем она могла думать, о ребенке. О ребенке, которого у нее никогда не будет. О счастье материнства, которое ей никогда не испытать.
Сердце кольнуло знакомой болью. Испуганно выдохнув, Джоанна прижала руку к груди и забежала в пустую комнату, слепо поворачивая ключ в замке. Никто не должен знать что с ней происходит. Боль становилось все сильнее. Согнувшись, Джоанна почти на ощупь добралась до кровати и упала на белоснежное покрывало. Подтянув ноги, она уткнулась в подушку, переживая собственное горе.