Раздолье для воров

Глава 1. Письмо от бабушки

Бьянка

Бьянка стояла за прилавком в тонкой, но строго скроенной рубашке цвета морской волны. Её пальцы узкие и ловкие, привыкшие к точной работе, быстро пересчитывали рулоны ткани, отмечая в уме позиции, на которые сегодня стоило сделать акцент. Её взгляд то и дело скользил к стеклянной витрине, в которой отражалась улица. Поток людей тёк за пределами лавки, как река из лиц и голосов. Вычленить из этой толпы отдельное лицо было почти невозможно.

Сегодня было много работы, открытие лавки приближалось. Она позвала брата встать за стойку. Рафаэль, мужчина с жёсткими чертами лица, широкими плечами и внимательным взглядом, вышел из глубины лавки, молча встал за прилавок. Бьянка кивнула и, почти невесомо касаясь ступенек, поднялась на второй этаж, в жилую часть здания.

Здесь, под массивными деревянными балками, пахло сухими травами, воском и дорогими чернилами. Стены были голыми. Ни портретов, ни гобеленов, ни даже зеркала. Только массивный стол и стопка корреспонденции.

Бьянка села, откинувшись на спинку стула, и вынула письмо из конверта, написанного на плотной пергаментной бумаге с крошечным гербом, павлин, вплетённый в венок из магнолий. Послание от бабушки. Почерк был округлый, уверенный, пропитанный теплотой и заботой. Поначалу в письме не было ничего, кроме банальностей: пожелания здоровья, обеспокоенность тем, как внучка живёт в чужом, далёком городе. Даже упоминание о местных специях и том, как плохо в Форенции спят южные, всё было чересчур обыденно.

Но Бьянка знала, что это лишь занавес. Она открыла скрытый ящик комода, достала оттуда тонкие, изящно спаянные очки с зелёными линзами. Прозрачными, как вода горного источника, в оправе из серебра. Надев их, она вновь взглянула на письмо.

Магические чернила засияли, как звёзды на ночном небе. Слова проступили между строк, письмо по-настоящему открылось своему адресату только теперь.

«Бабушка рада, что ваше внедрение прошло успешно. За последние три месяца вы — первая группа, которой удалось закрепиться в Форенции. Утеряна связь с вашими предшественниками, а также с существующей в городе годами ячейкой.»

Её пальцы на мгновение напряглись, письмо смялось в руке. Вот почему затраты на прикрытие были такими щедрыми. Великие Дожи не экономили — они затыкали дыры. Провалы другой группы.

Бьянка тихо выругалась, почти беззвучно, сквозь стиснутые зубы. Ячейка… утеряна. Не провалилась, не выведена из игры — именно утеряна. А ведь это были профессионалы, те, кто знал, как оставаться незаметным. Они действовали в Форенции много лет. Если они исчезли, то это не случайность. Потеря целой ячейки… такие провалы случались крайне редко. Новая миссия гораздо опаснее, чем они думали.

Бьянка продолжила читать письмо, и с каждой строкой её лицо становилось всё серьёзнее.

«У тебя два задания...»

Первое — выяснить, что случилось с потерянной группой шпионов. Если они мертвы — подтвердить это. Если они предатели — уничтожить. Второе — найти образцы или чертежи магических артефактов, создаваемых изгнанным магом по имени Вальтер. Его фабрика находится здесь, в Форенции.

Задание было ясным, как удар молота. Она не могла не понимать его важность.

Бьянка сняла очки, и магические чернила, вспыхнув зелёным светом, сгорели безвозвратно уничтожая улики. Остался обычный текст с заботливыми фразами о специях и здоровье. Словно ничего важного и не было.

Сзади к ней подошёл Рафаэль. Она почувствовала его ещё до того, как он обнял её — тёплая тяжесть рук, запах кожи и пряностей, характерный только для него. Под гладкой оливковой кожей переливались тугие канаты мышц, его спокойная сила всегда успокаивала Бьянку.

— Ну что, amore mio? — спросил он, глядя в её лицо. — Что нам велели?

Бьянка взяла его руку и по привычке поцеловала.

— Не называй меня так. По легенде мы брат и сестра, не забывай, муж мой.

Рафаэль скривился в ответ на её замечание.

Она посмотрела в его глаза и спокойно продолжила:

— Всё хуже, чем мы думали.

Рафаэль нахмурился. Он отступил на шаг и скрестил руки на груди.

— Они… все мертвы?

— Мы не знаем, — покачала она головой. — С ними просто нет связи. Ни с ними, ни с той ячейкой, что давно работала в Форенции. А это были лучшие из лучших. Они умели действовать незаметно. И если они пропали — значит, дело серьёзное.

Рафаэль тихо выругался, посмотрел в окно. Улицы города медленно погружались в вечерние сумерки. Прохожие спешили по делам, сгорбленный городской служащий уже зажигал первые фонари.

— А вдруг их перекупили? — спросил он, не оборачиваясь.

— Тогда нам придётся найти их и убрать, — спокойно ответила Бьянка. — Приказ однозначный.

Она подошла к столу, взяла один из амулетов и сжала в ладони.

— Нам надо быть осторожными. Здесь нет места для ошибок. Мы не первые, кто прибыл в этот город. Но, похоже, мы единственные, кто ещё жив. Значит, мы должны быть умнее и сильнее, чем наши убитые братья.

Рафаэль подошёл ближе и положил руку ей на плечо.

— Я с тобой, Бьянка. Мы справимся. Мы лучшие.

Она кивнула, но ничего не сказала. В голове уже прокручивались варианты. Если члены их ордена переметнулись, нет ничего хуже. Они знают все их методы, как они думают, как они действуют.

Форенция больше не казалась ей просто враждебным городом. Теперь она напоминала ловушку, в которую нужно пройти, не задев ни одной ниточки. И не оступиться.

Глава 2. Глава Тайной Полиции

Зигмунд

Утреннее солнце, словно потёртая монета, пробивалось сквозь лёгкий туман, окутывавший улицы Форенции. Камни мостовой были покрыты тонкой коркой льда, отражавшей утренний свет и тонкие силуэты ранних прохожих. Воздух пах морской солью, древесным дымом и редкими специями. Город просыпался медленно, с привычной ленцой портового гиганта, давно знающего себе цену.

Зигмунд Де Клэр шёл по улицам легко, почти грациозно. Если бы кто-то из старых сослуживцев увидел его сейчас, он бы не поверил своим глазам. Когда-то каждое его движение сопровождалось резкой болью в колене, неловкой хромотой, звуком стискиваемых зубов. Теперь же всё осталось в прошлом. Кровь высшего вампира не просто исцелила старую рану. Она вернула ему лёгкость, грациозность, ощущение власти над собственным телом. Он не просто шагал. Он владел улицей, как дирижёр, вступающий в зал к началу симфонии. Говорят, что кровь вампира лишает свободы воли, но он не чувствовал потери, наоборот, теперь он делал то, чего жаждал всегда. Зигмунд даже представить себе не мог, что его жизнь так круто изменится.

Настроение у него было великолепное, вызывающе приподнятое. Он чувствовал себя необходимым, нужным, сильным. Малкольм, его господин, оставил город под его надзором, и это было не формальностью, не пустым жестом, это был акт доверия. Зигмунд ощущал это каждой клеткой своего тела. Никаких больше унижений, никакого тупого начальства, никакой необходимости терпеть ничтожных людей, не способных связать двух слов. Теперь он сам вершил порядок. Он глава Тайной полиции, неофициальный правитель Форенции. Его слово теперь решало больше, чем подпись мэра. Его шаги по улицам вызывали трепет, но только у тех, кто знал, кто он такой, а таких людей было немного. Несмотря ни на что, он не мог отказаться от своей трости. Её стук стал его визитной карточкой. От одного только стука трости за спиной люди начинали сутулиться и ускорять шаг.

Он двигался в сторону зала Совета торговых гильдий. Величественного, порочного и обманчиво респектабельного здания в сердце административного квартала. Когда-то здесь собирались купцы, чтобы решать, кому принадлежит рынок соли, кто поставит ткани из Эсталии и как накажут тех, кто вздумает торговать вне гильдии. Но теперь всё изменилось. Ни одно заседание больше не проходило без Зигмунда. Он не сидел в зале среди них, он стоял у стены, опираясь на свою трость, с холодным, внимательным взглядом. И этого было достаточно, чтобы любой купец, даже с самым жирным кошельком, начинал мяться и теребить кольца на пальцах.

Он знал, что с уходом армии Малкольма из города торговцы начнут искать лазейки. Попытаются договориться с мэром, жалкой, бледной тенью правителя. Попытаются перетянуть власть на свою сторону. Но они ошибаются, если думают, что его хватка ослабла. Напротив, она только крепче с каждым днём. И пусть они продолжают лгать друг другу, изображая свободу торговли, он знал, кто здесь настоящий хозяин.

Он обогнул фонтан с разбитым гербом в виде льва, стоящего на задних лапах, прислушался к звонкому гулу колёс телег, крикливым голосам матросов, спорящих с городскими сборщиками налогов. Всё шло, как должно. Форенция была его охотничьими угодьями, а впереди его ждала богатая дичь, интриги и запах ночной охоты. Он давно не чувствовал себя таким живым. Новое дело, новое тело, новое начало. Да, день обещал быть прекрасным!

Проходя мимо южного квартала, где торговцы-эмигранты из Эсталии и Палатии с недавних пор начали занимать оставленные лавки и пустующие особняки, Зигмунд заметил, как на одном из перекрёстков появилось нечто новое. Лавка, свежевыбеленная, с витриной, отливающей тонким, синеватым стеклом, занавешенной переливающимися тканями цвета охры, морской волны и застывшей лавы, только что распахнула двери. На фасаде, вырезанном с изяществом, которое редко встречалось в северной архитектуре, чернела табличка на южном наречии: "Casa di Magia e Seta" — Дом магии и шёлка. Перевёл Зигмунд.

Его взгляд скользнул по свисающим с перекладины лампам в виде гроздей граната, по яркому вороху ковров, сваленных у входа, по тонкому аромату сандала и корицы, который уже вырывался из раскрытой двери. Он решил, что точно зайдёт оценить новую лавку. Но в следующий миг, он увидел её…

Хозяйка лавки стояла на пороге, отдавая какие-то указания помощнику, смуглому, молчаливому брюнету с злыми глазами. Она не заметила Зигмунда, по крайней мере, не подала виду. Он застыл на мгновение, как человек, наткнувшийся на нечто абсолютно неуместное в привычной картине мира. Она была слишком… яркая. Слишком цельная. Слишком живая — не для этой серой, выхолощенной Форенции.

У неё была копна густых, чёрных как вороново крыло волос, которые в лучах солнца отдавали синевой, будто сталь. Они были небрежно перевязаны шёлковым платком, но отдельные пряди выбивались, обрамляя миловидное лицо с тонкими скулами и острым, почти хищным подбородком. Губы тёмные, сдержанные, без улыбки, но с выражением лёгкой насмешки в уголках. А взгляд… пронзительный, тяжёлый взгляд, который цеплялся за всё вокруг, будто бы пытался оценить, рассчитать, выверить. Не взгляд лавочницы, взгляд охотника.

Зигмунд ощутил, что земля уходит из-под ног. Что-то в ней будоражило его изощрённый ум. Она была не просто красива. Это был его идеал красоты. Но дело было не только в этом. Её взгляд пронзил его насквозь. Он моментально почувствовал родственную душу.

Он отвёл взгляд и пошёл дальше, хотя шаг его на миг замедлился. Ловил себя на мысли, что непременно зайдёт, не сейчас, чуть позже, под каким-нибудь предлогом. Скажем, поискать южные припарки для колена, вполне правдоподобная легенда, которую не стыдно озвучить даже себе. Он пригласит её на свидание.

Ветер шевелил его плащ, он застучал тростью по мостовой. Он тихонько насвистывал старую солдатскую мелодию, ту самую, что всегда вспоминалась в момент предвкушении охоты. В этот раз он не станет ждать. В этот раз он не будет таким же нерешительным, как с Ханной, чьё имя теперь отзывалось в памяти горечью упущенного шанса.

Глава 3 Пустые тела

Зигмунд

Утро в Форенции начиналось медленно. Мягкий, промозглый туман — частый гость прибрежных кварталов — сегодня, почему-то, заползал даже на роскошные улочки Верхнего Города, где под коваными фонарями стояли особняки из белого камня, облицованные глянцевыми плитами, будто город сам хотел стереть границу между богатством и бедностью.

Зигмунд Де Клэр, кутаясь в новый тёмно-синий плащ с высоким воротом, стоял перед чугунными воротами, за которыми возвышался особняк в два этажа. Дом принадлежал, по бумагам, некоему господину Бертону — «торговцу редкими специями». Зигмунд прищурился. Он уже знал: имя вымышленное, как и статус купца. Эти «торговцы» давно не торговали ничем, кроме информации. Соседи вызвали стражу, из дома почти месяц никто не выходил и чувствовался странный запах. Стража, как обычно в таких случаях, дала знать ему.

Он провёл пальцами по кованому узору, вглядываясь в замок. Безукоризненный механизм, укреплённый редким сплавом с вкраплениями серебра, — слишком дорогой даже по меркам Верхнего Города. Скорее всего защищён ещё и магией. Он сразу понял, что приехал не зря.

Зигмунд шагнул внутрь. Его ботинки утопали в толстом ковре из восточной шерсти. В доме стояла мёртвая тишина, лишь глухо тикали часы в глубине холла, отсчитывая время для тех, кто в этом уже не нуждался. Свет от витражных окон падал под странным углом, преломляясь через магические кристаллы, встроенные в стекло. Каждый его шаг отзывался эхом. Зигмунд чувствовал, воздух в доме другой. Старый. Стоячий. И запах мёртвого человеческого тела он тоже чувствовал, возможно не одного.

Он провёл рукой по стене. Встроенный артефакт. Он вспыхнул и погас. Магия, старая, но сильная. Дом был защищён и не только от грабителей, но и от тех, кто умеет читать мысли, взламывать разум, видеть чужие сны. Типичная защита шпионской явки Палатии. Но им это не помогло.

Он поднялся по лестнице. На втором этаже три комнаты. Дверь в крайнюю приоткрыта. Он шагнул внутрь.

Там лежали тела.

Трое. Двое мужчин, одна женщина. Все в изящной одежде, в умиротворённых позах, будто спали. Лица гладкие, спокойные. Но кожа, серая, как пергамент, туго обтянула кости. Они давно умерли, но на телах почти не было признаков разложения. Зимний холод замедлил процесс. Точное время смерти будет определить трудно.

Он медленно опустился на корточки рядом с женщиной. Её губы были приоткрыты, как будто она собиралась что-то прошептать. Не было крови. Не было выражения страха. Ни следа сопротивления. Только пустота в её глазах, словно её душу вынули из тела ещё при жизни. Он уже видел такое раньше.

— Фиона… — прошептал он, почти ласково.

Она не оставляла следов. Тонко. Элегантно. Ужасно. Дочка нового властителя города, лорда Малкольма фон Раука, которая ушла вместе с ним в поход на столицу королевства, была настоящим чудовищем. Беспрецедентно сильный маг разума, с бессмертным телом вампира и разумом восьмилетней девочки. Она не могла держать свой голод под контролем и выпивала разум за разумом оставляя лишь пустые оболочки. Когда она перешла черту, и в городе начались волнения, её отец запретил ей поглощать обычных людей, и она взялась за шпионов, воров и бандитов. Всего за пару недель она почти полностью извела городское подполье. Выжившие попрятались от страха. Тела лежат тут уже больше месяца. Осталось только понять, кого она съела на этот раз. Зигмунд испытывал искреннее удовольствие следователя, вычёркивая очередное имя из списка преступников, находя очередные остатки обеда Фионы.

Зигмунд смотрел на мёртвое тело — и чувствовал нечто странное. Не отвращение. Не тревогу. Что-то... похожее на восхищение.

Раньше, ещё до того, как Малкольм дал ему кровь, он бы почувствовал ужас. Настоящий. Тот, что садится на грудь и сжимает горло. Он помнил, как раньше тело реагировало на смерть — мурашками, спазмом в горле, потным лбом. Сейчас всё было иначе. Спокойствие разлилось по венам, как старое бренди, а внутри ворочался хищный интерес.

Такая сила...

Фиона могла выжечь разум человека, как ребёнок с увеличительным стеклом муравья. Без следа. Без борьбы. Не испачкав подол платья. Зигмунд поймал себя на том, что дыхание участилось. Какой идеальный инструмент. Он поднялся, отряхивая перчатку.

Он выпрямился и оглядел комнату. На столе обугленные остатки писем, пепел в камине, раздавленный кристалл связи. Он подошёл к буфету. Открыл. Внутри стопка пергаментов. Расходы на аренду. Покупка тканей. Оплата логистических услуг. Всё подделано. Но слишком тщательно. Слишком высокий уровень даже для торговцев «Волшебной пыльцой». Слишком много магии для шпионов любого другого государства, кроме Палатии.

Он нахмурился. Значит всё-таки Палатийцы.

— Значит, они были здесь давно, — пробормотал он. — Годами. И никто не замечал их. А Фиона нашла их за пару месяцев…

Он почувствовал, как холод поднимается по спине. Улыбка раздвинула его губы. Она была чудовищем. Именно таких существ и создавала новая власть Малкольма. Чудовищно эффективных.

***

Зигмунд почувствовал возбуждение. Странное, почти детское. Это был второй похожий вызов за два дня. Видимо, Фионе понравились мозги Палатийских шпионов.

Он ехал верхом — трость пристёгнута к седлу, пальцы нетерпеливо играли с кожаной перчаткой. Всё складывалось слишком хорошо. Словно кто-то оставлял ему хлебные крошки в лесу из лжи и теней. И он, как старый охотничий пёс, шёл по следу, подёргивая носом. Он чувствовал — за всем этим есть стройная логика. Её нужно лишь разобрать и понять. Как механизм часов.

Дом находился в среднем квартале, на границе между купеческим районом и роскошными улицами, где жили городские чародеи и алхимики. Фасад неприметный: выбеленные стены, скромный балкон, окна с плотными шторами. Никаких знаков, что внутри что-то необычное. Здание было оцеплено стражниками. Дверь открыта. Жаль, что эти дуболомы уже наследили внутри, но Зигмунд не унывал. Он обожал свою работу.

Глава 4. Артефакты на прилавке

Бьянка

Форенция встретила её холодом. Не тем пронизывающим, беспощадным ветром, который часто страшит путников в холодное время года, а тишайшим, упорным дыханием зимы — таким, что не кусает сразу, но вползает под одежду, медленно сковывая дыхание. Снега в городе почти не было: близость к незамерзающему даже зимой морю делала своё дело. Но воздух… он был холоден и влажен. Совсем не как дома.

Бьянка закуталась в плащ и прижала к лицу меховой шарф, но всё равно вздрогнула от холода, едва выйдя из лавки. Стёкла покрылись узором инея — тонкой, почти невидимой вязью, словно кто-то вышивал по ним морозными нитями. Она зажмурилась, потёрла друг о друга ладони в плотных перчатках — и сделала шаг в улицу.

Сначала её поразила тишина. Форенция не была тихим городом — нет. Он гудел, жил, дышал сотнями голосов и звуков. Но зимой всё звучало иначе. Крики торговцев гасли за поворотом улицы, а разговоры прохожих звучали, как нестройное бормотание в квартире соседа за крепкой стеной. Дома стояли, как старики, прижавшиеся друг к другу от холода — с промёрзшими черепичными крышами и балконами, на которых висели только фонари и одинокие верёвки с забытой одеждой. Никакой пестроты. Никакого солнца. Всё — в серых, буро-зелёных и угольно-чёрных тонах.

— Какая же ты серая, Форенция… — подумала Бьянка, оглядываясь по сторонам. — И всё же… ты полна магии. Новой магии. Секреты которой я должна открыть.

Люди... Вот кто действительно завораживал её. Они не были похожи на праздных эсталийцев, прогуливающихся вдоль морских набережных в шёлковых рубашках. Жители Форенции были будто вырезаны из камня: плотные, закутанные в грубые шерстяные плащи, с лицами, скрытыми шарфами до самых глаз. Мужчины в широкополых шляпах и меховых перчатках. Женщины — в двойных накидках, с широкими косами, свисающими до пояса. Все они двигались быстро, с деловой решимостью, будто каждый шаг в этом городе был жизненно необходим. Они не задерживали взгляд, не улыбались, не пытались казаться доброжелательными.

— Здесь улыбаются не за просто так. И уж точно не посторонним. Я уже скучаю по дому. — Подумала Бьянка с грустью, вспоминая солнечные берега родной страны.

И всё же, несмотря на кажущуюся отстранённость, жизнь в Форенции кипела. Торговые ряды вдоль улицы де Вольти выглядели так, словно зима не имела над ними никакой власти. Фонари, вмещавшие в себя излучающие свет артефакты, отбрасывали оранжевые круги на промёрзший булыжник. Полотнища тентов колыхались под порывами ветра, под ними дымились котлы с едой, шипели поддоны с мясом, благоухали ряды специй и фруктов.

На одном прилавке — буро-зелёные сушёные ягоды с ледяных скал северных провинций Мортении. На другом необычная древесина, добытая ценой многих жизней в лесах Детей Солнца. Сувениры, безделушки, диковинки со всего мира. И, наконец, стенд, где она остановилась. Там продавали артефакты.

Настоящие. Не сувенирную дешевку. Их магия была ощутима: Бьянка чувствовала слабое гудение, покалывание в кончиках пальцев. Её искра отзывалась на зов магического предмета. Кольца, защищающие от солнечного света, охлаждающие, обогревающие и источающие свет артефакты. Простые вещи, для бытового использования. Её поразила их обыденность и низкая стоимость.

— Новенькая в городе? — хрипловато спросил торговец, приподняв бровь, он привык видеть удивление на лицах новоприбывших. — С юга, небось? По коже видно.

— Вы про тон моей кожи? — ответила она с широкой улыбкой. — Или про то, что я почти умираю от вашего холода?

Он рассмеялся — искренне, без тени издёвки.

— Про глаза. Южане привыкли что артефакты, это что-то редкое и дорогое. Когда оказываются около моей лавки их глаза буквально разбегаются.

— Вы полностью правы, никогда не видела таких дешевых бытовых артефактов, — согласилась она. — Откуда они?

— Фабрика Вальтера, — с гордостью кивнул тот, указывая на небольшой герб на каждом предмете — змею, обвивающую посох. — Вещи высшего качества. С тех пор как магистр Вальтер пришел в наш город вместе с новым господином, торговля пошла в гору. Артефактов много, а покупателей ещё больше.

Бьянка протянула несколько монет. Купила сферу света и охлаждающий камень. Она отправит образцы в Университет. Пока она клала покупки в сумку, её мысли были далеко.

«Если они продают это так открыто… значит, уверены. Значит, не боятся. Значит, не верят, что кто-то сможет воспроизвести технологию. Или… всё куда хуже. Может быть, сам Вальтер — безумен. Или гениален. Или и то, и другое. Но пока я не увижу фабрику, не пойму, где правда.»

Она отошла от прилавка, прижимая к груди покупки, и продолжила путь. Солнце пробивалось сквозь серую вату облаков, окрашивая улицы в янтарный цвет. На мгновение всё вокруг казалось нереальным — словно картинка на гобелене. Но звук далёкого колокола и запах гари от кузницы вернули её в реальность.

«Если артефакты нельзя скопировать, значит, я должна найти исходные чертежи. Эта работа не может быть слишком простой. Я должна вернуться домой с победой.»

И с этой мыслью она шагнула в переулок, где начинались кварталы мастерских и ремесленников, за которыми, как она узнала, находился занимающая целый квартал Фабрика.

***

Чем ближе Бьянка подходила к нужному кварталу, тем тише становился город. Ветер с порта больше не доносил запахов пряностей и жареной рыбы, шум торговых рядов остался далеко позади. Здесь Форенция была другой — молчаливой, старой, упрямой. Переулки становились всё уже, крыши и стены домов всё выше. Каждый следующий дом был больше и дороже, чем предыдущий. Падающий крупными хлопьями снег хрустел под её ногами, сводя на нет все её попытки не шуметь при ходьбе. Она сильнее запахнула плащ и двинулась вперёд.

Она знала, куда идёт. Она получила данные о месте, где находилась главная явка основной группы. Двухэтажный дом с серым фасадом, узкие окна забранные решетками, два входа, отголоски магической защиты. Она поняла, что пришла туда, куда нужно. Повернув за угол, Бьянка остановилась резко. Дом был оцеплен.

Глава 5. Любовь с первого взгляда

Зигмунд

Улицы Форенции начали пустеть. День клонился к вечеру, и торговцы торопились закрыть лавки, прикрывая товары холстами, скатывая натянутые над прилавками тенты. По каменной мостовой скользила тележка с остатками рыбы, за ней хлопали крыльями толстые портовые чайки. Где-то вдали звонил колокол — может, в гавани, может, в соборе.

Зигмунд шёл по улицам в сторону своего дома. Он не спешил — мог бы воспользоваться каретой, но предпочитал пешие прогулки. Привычка детектива, которую он не потерял. Вечерняя Форенция была для него открытой книгой. Он читал её по запахам, теням, взглядам случайных прохожих. Даже сейчас, когда он был не просто чиновником, а главой тайной полиции, он оставался наблюдателем. И чем больше он наблюдал, тем сильнее чувствовал приближение грозы.

Фиона уехала. Вместе с отцом. Малкольм двинул армию на столицу, и теперь город остался без надзора. Формально под управлением мэра, но тот был глупцом и трусом. На деле всё лежало на его плечах. На плечах Зигмунда Де Клэра. Вероятность бунта была мала. Новый хозяин города покорил людей своей харизмой, силой и обещанием вечной жизни. Хозяин Зигмунда поступил мудро, позволив недовольным покинуть город. Монастырь Делателя, являвшийся наибольшим очагом недовольства, был приведён к покорности. Несколько недовольных чиновников и аристократов бесследно исчезли благодаря усилиям Зигмунда. Старая аристократия была подчинена с помощью вампирской крови, гильдии торговцев были верны до тех пор, пока их дела шли хорошо и карман наполнялся звонкой монетой. Но Зигмунд знал, что главный вызов ждёт его впереди.

Теперь начинается настоящая работа, — подумал он, поправляя ворот камзола. — Без Фионы, без армии. Только я, мои люди и город, в котором прячутся волки.

Он знал, что в Форенции сталкивается слишком много интересов. Слишком много желающих добраться до фабрики Вальтера. Эта проклятая фабрика уже превратилась в легенду. Её огромные печи не остывали ни на день. Там, среди пара, искр и магии, рождались артефакты, которым не было равных. И каждый хотел получить их. Вампиры мечтали о кольцах, которые позволяли им ходить под солнцем. Южные страны — о камнях, что охлаждали тела даже в пустынях. А Даави, ведшие непрерывную войну с вампирами, были готовы на всё ради новой силы, которая переломит ход многолетней бойни.

Но самыми опасными были не они.

Зигмунд остановился на углу, рядом с вывеской неприметной таверны. Прислушался. Ветер тянул с моря запах соли и уносил запахи города, позволяя жителям дышать полной грудью. Где-то за стенами квартала смеялись пьяные матросы. А он думал о Палатии.

Тихие, терпеливые, упрямые — шпионы Ордена Павлина были самыми коварными. Гордость Палатии, университет столичного города Алиты растил не только магов, но и шпионов и наёмных убийц. Они проникали в чужие государства, как корни ядовитого плюща, разрушая изнутри. И Зигмунд знал, что они уже здесь были. А может, и сейчас где-то рядом. Профессиональный шпион, обученный магическим трюкам, это та ещё головная боль.

Именно они настоящий вызов, — подумал он, продолжая путь. — И не потому, что сильнее, а потому что незаметнее. Потому что действуют не силой, а разумом. Потому что они бросают вызов фундаменту экономики Мортении. Зигмунд знал, что Малкольм возьмёт столицу и станет королём. Но сможет ли он править, если основа его власти, его магическое превосходство, будет украдено?

Фабрика Вальтера — это не просто цель. Это символ. Если Палатия доберётся до её тайн, если скопирует чертежи, если начнёт производить такие артефакты сама — то Мортения неизбежно отстанет, даже гений магистра Вальтера тут не поможет. А значит Палатийские Дожи пойдут на любые ухищрения ради этого.

— Думаю, что они уже действуют, — мрачно подумал он.

Он вспоминал вчерашние тела. Тех, кого Фиона высосала досуха. Остались лишь оболочки. Но среди них были агенты, и он знал это точно. И если старые шпионы уже мертвы, значит, послали новых. Палатия не оставит дело незавершённым.

Значит, придётся их выловить. До того, как они доберутся до своей цели. Его губы изогнулись в усмешке.

— Как же я обожаю свою работу! — Он с трудом сдерживал улыбку, грозящую разъехаться до ушей, не хотел, чтобы прохожие посчитали его сумасшедшим.

Его ждал настоящий вызов, о котором он не мог и мечтать. И он весь трепетал от предвкушения. Он чувствовал себя по-настоящему живым впервые за долгие годы.

Он остановился у уличного фонаря, зажжённого у лавки специй. Свет мягко ложился на булыжники. Он посмотрел на своё отражение в стекле витрины. Лицо узкое, жёсткое, с искрой в глазах. Тело — сильное, гибкое, уже не помнившее старой раны. Кровь Малкольма изменила его. Он стал быстрее, выносливее. И — словно яснее видел.

Я успею. Я найду их. И раздавлю, как только они вынырнут из тени.

Он повернулся, глядя на улицу, по которой только что прошёл. Где-то там, за углом, новая лавка. Он заметил её утром. Ткани, амулеты, южные приправы. И хозяйка — с копной чёрных волос, и улыбкой, которую трудно забыть. Он собирался вернуться туда не как слуга своего хозяина, а как мужчина. Его ждал более чем один вызов, и он не собирался отказывать себе в удовольствии. Завтра он сделает то, чего не делал очень давно. Он пригласит на свидание прекрасную женщину с великолепной копной чёрных, как ночь, волос.

Ветер ударил в створки. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Ночь спускалась на город, как покрывало. И Зигмунд шагнул в неё, как в родную стихию.

***

Город замер, засыпанный до крыш толстым белым покрывалом. Ветер завывал в узких переулках Форенции, вбивая в щели окон острые ледяные иглы. Снег, казалось, не падает — он валится, безумно, жадно, как будто намереваясь погрести под собой всё живое. И где-то в этом безмолвии — он. Один. Липкий страх живёт в его сердце, он должен найти того, кто оставляет за собой тела с высосанными душами. Каждая минута промедления, это ещё одна искалеченная жизнь. Боль тугой пружиной скручивается в колене, он чувствует её даже когда сидит. Стоит ему встать, как боль затмевает всё, ходить становится всё труднее и труднее, скоро даже с тростью он не сможет передвигаться самостоятельно. Его настроение ещё никогда не было настолько отвратительным. Он уже не понимал зачем занимается этой работой, зачем просыпается по утрам. Разве мир изменится к лучшему если он найдёт этого убийцу?

Глава 6. Охотник или Добыча?

Бьянка

Время тянулось лениво, как нить тягучего мёда. За окнами лавки блестела от солнца брусчатка, внутри царил тонкий аромат духов, специй и ароматических масел. Бьянка стояла у входа, якобы разглядывая витрину, но на самом деле наблюдала. Привычка, вбитая с юности — подмечать всё, даже когда делаешь вид, что занята делом. Внутри лавки царила полутень, лампы с заколдованными фитилями лениво покачивались под потолком, придавая тканям, развешанным по стенам, особую живость: зелёные словно дышали, алые — пульсировали, а чёрные поглощали свет, как бездонные колодцы.

Она провела взглядом по улице, где неспешно текла человеческая река: купцы, подмастерья, солдаты, женщины с корзинами, дети. Её внимание привлёк один силуэт — высокий мужчина в светло-сером камзоле, с тростью в руке и уверенной целеустремлённостью в походке. Он приближался, и с каждым шагом холод всё явственнее бежал по её спине. Это был тот самый чиновник, которого она видела у раскрытой явки. Тот самый, который откинул покрывало, открывая мёртвое лицо Павло.

Он пришёл к ней сам.

Бьянка на миг напряглась. Он двигался слишком уверенно. Слишком целенаправленно. Прямо к лавке. Это не может быть совпадением. Он остановился, на миг замер, словно в нерешительности. Его глаза встретились с её, он улыбнулся, неловко, скомкано и затем сделал шаг внутрь. Колокольчик над дверью зазвенел мягко, как предвестник неизбежности.

— Доброе утро, — сказал он, и в его голосе было нечто неожиданное. Стеснение? Скромность? Попытка заискивания?

Бьянка выдавила из себя самую дружелюбную улыбку, какую только могла. Игра началась, и она не собиралась отдавать инициативу. Голос её прозвучал так, словно она приветствовала не клиента, а старого знакомого:

— Доброе утро, господин. Чем могу быть полезна?

Он колебался. Она видела, как в нём борются две воли. И вдруг:

— Мне бы… припарку. От болей в колене.

В колене? — мысленно усмехнулась она. — У тебя походка балетного премьера.

Но снаружи она оставалась безупречно вежливой. Кивнула, повернулась к полкам, медленно скользя пальцами по стеклянным пузырькам. Отвлечённая от него, будто была полностью сосредоточена на поиске. Но на самом деле каждое её движение было продумано: угол поворота головы, изгиб спины, то, как волосы касаются шеи.

Она почувствовала, как он смотрит. Внимательно. Почти жадно. Мужчины всегда думают, что наблюдают незаметно, но женщина всегда всё чувствует. Они редко понимают, что они сами объект наблюдения. Особенно такие, как он. Умный, сдержанный, опасный. Но сейчас — смущённый, растерянный.

— Для согревания или охлаждения? — спросила она ровно.

— Согревающую, — быстро ответил он. Слишком быстро.

Она достала флакон медленно, будто давая ему ещё немного времени, чтобы рассмотреть её.

— Южная формула, — сказала она, оборачиваясь. — на масле мирры и настое стручкового корня. Лучше использовать на ночь.

Он взял флакон, их пальцы почти соприкоснулись. Она ощутила ровное тепло его кожи. Его глаза были тёмные, внимательные, но в них не было враждебности. Не сейчас.

— Вы… разбираетесь в травах?

— Немного. Бабушка была травницей. Да и у нас в Эсталии это почти часть традиционного воспитания. А вы, если позволите, не выглядите человеком с больным коленом. — Она позволила себе лёгкую улыбку.

Он не стал оправдываться. Просто посмотрел прямо в её глаза. В его взгляде было скрытое веселье. И открытость? Или блестяще отыгранная открытость?

— Вы не совсем правы, — сказал он. — Просто в дождливую погоду болит чаще. А ещё… мне стало любопытно, кто открыл такую лавку на моей улице. А если быть точным, что за женщина такой необычной красоты её открыла. — Он сделал паузу. Это был комплимент. Прямой, но не вульгарный. Ей понравилось.

Она поймала себя на том, что сердце слегка учащённо стучит. Будь осторожна, Бьянка. Ты играешь с огнём. Но огонь — её родная стихия. Она слегка приподняла брови и ответила:

— Ну, теперь вы знаете.

— Не всё, — усмехнулся он. — Но я всё ещё не знаю, свободны ли вы сегодня вечером?

Она затаила дыхание. На мгновение. Стратег в ней пересчитывал всё: риски, выгоды, пути отступления. Но женщина в ней уже сказала «да».

— Свободна. Куда пригласите?

Он предложил таверну. Назвал блюда. Даже в этом он был точен, конкретен. Не «поужинать где-нибудь», а «осьминог и вино». Человек, который знает, чего хочет.

— Звучит интригующе, — сказала она. — Значит в восемь.

Когда он повернулся, чтобы уйти, её взгляд скользнул вглубь лавки. Там стоял Рафаэль. Его поза была напряжённой, челюсть сжата. Он не скрывал ярости. Его взгляд был копьём, пущенным точно в спину Зигмунда.

Плохо. Очень плохо.

Она знала этот взгляд. Рафаэль чувствовал угрозу. И был способен на глупости, когда впадал в ярость.

Зигмунд всё же обернулся на выходе, на мгновение задержал взгляд на Рафаэле. Оценил. Зафиксировал.

Бьянка поняла, он почувствовал опасность.

Когда дверь за ним закрылась, Бьянка позволила себе короткий выдох, в котором смешались облегчение и ужас. Рафаэль шагнул к ней, но она молча подняла ладонь, отодвигая объяснения на потом. Сейчас нужно было подумать.

Он клюнул… Но кто из них на самом деле охотник?

***

Как только за Зигмундом закрылась дверь, в комнате наступила глухая тишина, в которой словно зазвенело напряжение. Щелкнул дверной замок. Рафаэль уже стоял, как статуя, у окна. Он смотрел в удаляющуюся спину Зигмунда, потом повернулся к ней. Он не произнёс ни слова, просто смотрел на неё. Его взгляд тёмный, острый, как клинок, прожигал спину Бьянки, пока она убирала пустые чашки со столика.

Её движения были нарочито спокойными. Она подлила себе воды из кувшина, отпила. Ждала. Рафаэль молчал, сдерживал себя, но она чувствовала, как в нём всё кипит. С каждой секундой всё сильнее.

— Ты очень мило с ним общалась, — холодно произнёс он наконец, голосом, в котором звенела гневная ревность, с трудом взятая под контроль разумом.

Глава 7. Свидание

Зигмунд

Форенция в это время суток выглядела особенно красиво. Узкие мостовые блестели от инея в лучах закатного солнца, словно посыпанные блёстками. Ветер с гавани доносил аромат соли и железа, но его перебивал сладковатый запах запечённого миндаля, которым торговцы угощали прохожих на перекрёстках. Улицы старого города сияли в огне фонарей, и отблески света танцевали в стеклах окон и витрин.

Зигмунд поправил воротник своего сюртука и выругал себя в который раз. Зачем он надел этот плащ? Он смотрелся в нём как позёр. Ему казалось, что каждый встречный видит, как неуверенно он себя чувствует. Он уже не мальчик. Ему почти сорок. Он глава тайной службы Форенции. И всё же…

— Это же просто ужин, — шепнул он себе. — Просто ужин с красивой женщиной.

Но в глубине души он знал: не просто. Бьянка была не такой, как другие. Она была словно картина, которую хочется рассматривать часами, но боишься коснуться. И всё же именно он пригласил её. И она согласилась. Это казалось невероятным.

Она ждала его у фонтана в восточном квартале и он увидел её издалека. Её платье было цвета бордового вина, с лёгким золотым шитьём по подолу. Волосы были убраны высоко, но пара прядей ниспадала на шею, почти вызывающе. Когда она обернулась, он едва не споткнулся это был не просто образ. Его взгляд не мог оторваться от её фигуры, и он понимал, что такой глубокий вырез не мог быть случайностью.

— Зигмунд, — произнесла она с лёгкой улыбкой. — Вы пришли вовремя.

— Разумеется, — он попытался изобразить уверенность, но голос всё ещё звучал немного натянуто.

Они пошли вместе по набережной. Говорили сначала об артефактах, о торговле, о том, как Форенция изменилась за последние месяцы. Но каждый её ответ был точным, продуманным, глубоким. Она говорила о магии, как о живом существе, и её суждения были настолько метки, что он начинал сомневаться в своей осведомлённости.

— Она знает очень много о магии, великолепная женщина — думал он, и от этого у него пересыхало во рту.

— Ты ведёшь себя как мальчишка, — подумал он, ругая себя. — Успокойся.

И всё же, всякий раз, когда она бросала на него взгляд острый, внимательный, пронизывающий до костей, ему казалось, что она видит его насквозь. Они остановились у таверны на краю площади. Там играл скрипач слабая, почти забытая мелодия о любви, потерянной на войне. Он придержал для неё стул, и когда она села, заметил, как на неё смотрят другие мужчины. Зигмунд неожиданно для себя понял, что чувствует злость.

— Простите, — вырвалось у него, и он чуть наклонился к ней навстречу. — Мне показалось... ваш помощник. Он смотрел на меня с каким-то... неприятием. Это не из-за того, что я... кхм... пригласил вас?

Она слегка рассмеялась. Голос её был низким, грудным, с хрипотцой, будто прикосновение бархата к коже.

— О, Рафаэль... — сказала она, с лёгкой улыбкой. — Это мой брат. А горячие мужчины из Эсталии плохо переносят, когда такой красавец, как вы, начинает подбивать клинья к их сестре.

Он смутился. Прямо покраснел. Даже хотел что-то возразить, но она коснулась его руки легко, мимолётно, но в этом прикосновении было что-то обезоруживающее.

— Это не проблема, Зигмунд. Совсем не проблема.

Он выдохнул и впервые за весь вечер позволил себе искренне улыбнуться. Мир стал вдруг легче, воздух чище, а её глаза единственным, что стоило помнить об этом дне.

***

Бьянка

Она стояла у фонтана с каменной русалкой и наблюдала, как тонкие струи воды цеплялись за свет, образуя изломанные радуги. Ветер играл с краем её платка, обнажая ключицу. Платье она выбрала намеренно. Не слишком вызывающее, но достаточное, чтобы подчеркнуть талию и грудь. Он должен был почувствовать, что находится рядом с женщиной, и не задумываться ни о чём другом. Даже самые сильные мужчины робели рядом с ней, и Бьянка хотела воспользоваться этим на полную.

И когда она увидела, как он приближается ровный шаг, чуть сутулые плечи, взгляд, в котором смешивались сосредоточенность и осторожность она поймала себя на том, что выпрямилась и пригладила прядь волос.

Вот он. Её источник. Первая ниточка в запутанном клубке тайн этого города, которые ей нужно распутать.

Он был в сюртуке с высоким воротником, жмущим ему горло, и в новом плаще, к которому ещё не привык. Бьянка поймала себя на том, что улыбается. Он слишком старательно готовился к встрече. Шёл, пытаясь казаться равнодушным, но глаза выдавали: он нервничал. И она знала, что не из страха. Она ему по-настоящему нравилась, и это заводило её.

— Зигмунд, — поздоровалась она легко. — Вы пришли вовремя.

Он ответил ей коротко, вежливо, чуть застенчиво. Как человек, привыкший говорить больше с коллегами, а не с красивыми женщинами. Бьянка улыбнулась про себя. Она знала таких мужчин. Их хрупкое равновесие легко нарушить — одним взглядом, наклоном головы, прикосновением к ладони. Но этот был не таким простым. В нём была железная пружина, сдержанная сила, и от этого играть с ним становилось вдвойне интересно.

Они шли по улице, и он говорил об истории города, о гильдиях, о порте. Его голос становился глубже, когда он рассказывал о том, как торговые дома пытались скрыть прибыль. Он знал мелочи, знал даты, фамилии, числа. Как только он останавливался, она начинала флиртовать, хлопала глазами, прижималась к его руке, смотрела ему прямо в глаза с интересом, изображать который она репетировала годами. Он сразу же продолжал болтать, в попытке быть интересным ей. Она поняла, что он был одним из чиновников в городской управе. Но он точно не был рядовым служащим. За ним стояло нечто большее аналитический ум, опыт, дисциплина. И в нём не было страха. Он действовал, как человек, привыкший принимать решения, но полностью попавший в её сети.

— Опасный, — подумала она. — И привлекательный. Очень.

Он смотрел на неё, как на загадку. И это не льстило, это... зажигало. Она чувствовала, как под тканью платья в её теле разгорается огонь, когда он внимательно следит за её губами, за тем, как она поднимает бокал, как наклоняется вперёд, прикасаясь локтем к столу. Зал таверны, где они оказались, был уютным, освещенным только свечами. Музыканты играли живую музыку. Бьянка на секунду потеряла дар речи, белое вино идеально подходило к осьминогу, который был приготовлен прямо как дома. Она орудовала ножом и двузубой вилкой, забыв обо всём на свете и наслаждаясь вкусом идеально приготовленного блюда.

Глава 8. Страх Шпиона

Бьянка

Тень медленно скользнула по грубой каменной стене, и на миг показалось, будто сама ночь дышит, подглядывая за происходящим. Форенция спала, как уставший зверь — тяжело, настороженно, прижимая лапы к телу. Улицы были пустынны, лишь изредка вдалеке прорывался смех запоздалых гуляк или позвякивал колокол на дозорной башне. Но в старом районе, где среди исковерканных временем зданий ютились склады, закусочные и отжившие своё казармы, стояло строение, внушающее трепет — госпиталь святого Лукреция.

Он выглядел мёртвым. Ни огоньков в окнах, ни звуков внутри, только щербатые стены, угрюмо возвышающиеся над прочими зданиями. Двери закрыты. Бьянка стояла, прислонившись спиной к стене, и ждала. Капюшон скрывал лицо, глаза сверкали напряжением. На ней были доспехи из мягкой и плотной кожи, зачарованные, чтобы поглощать свет. В этом снаряжении она казалась тенью среди теней, точно вырезанная из самой ночи. Рядом с ней Рафаэль, молчаливый, как всегда, высокий и гибкий, с едва заметной ухмылкой на губах. Лицо скрывала маска. Они не были одни: двое незнакомцев, из другой ячейки, стояли чуть поодаль, даже не пытаясь установить контакт. Тоже мужчина и женщина. Без слов. Без имен. Только дыхание под масками, глухое, ритмичное, как у часового механизма.

Сигнал был коротким. Один из незнакомцев поднял руку и ткнул пальцем вперёд. Им не нужны были слова, они все прошли одну и ту же суровую школу и могли общаться только условными знаками. Четвёрка двинулась, сливаясь с мраком, словно сама ночь вдруг обрела форму и волю.

Они скользили вдоль стены, обходя редкие источники света, с точностью, недоступной простым обывателям. Под подошвами не хрустел гравий — магическая ткань глушила любые звуки. Бьянка чувствовала, как напряжённо бьётся сердце. Как перед прыжком с обрыва: или ты полетишь, или разобьёшься.

Окно на втором этаже было закрыто. Рафаэль шепнул короткое заклинание, и на его пальцах вспыхнул тусклый холодный отсвет. Он наложил чары тишины, чтобы стекло не издало ни звука. Подпрыгнув, прилепившись к стене, он бесшумно высадил окно. Один за другим они запрыгнули внутрь.

Коридор госпиталя встречал их тишиной, которая показалась почти агрессивной. Здесь всё было слишком спокойно. Ни скрипа половиц, ни шорохов в палатах, ни всхлипов боли, ни стона больных. Только запах: лекарственные травы, кровь, смерть. Старый, застоявшийся воздух. Бьянка поймала себя на мысли, что если их предшественников держат в заложниках, то место неподходящее. Плохая охрана, нет магической защиты, нет решеток и замков. Это было похоже на самый обычный госпиталь.

Они продвигались вдоль стены, как тени. Миновали первую палату, пациент спит беспокойным сном, ворочаясь с боку на бок. Вторую — лишь засохшие простыни на койке. В третьей спала медсестра. Там спала женщина лет пятидесяти в поношенном халате, свернувшаяся калачиком на лавке. Дыхание ровное. Глубокий сон. Ночные смены мало кому даются легко.

— Снотворное, — показал знаками Рафаэль.

Женщина в маске подошла и воткнула в шею медсестры иглу со снотворным, та тихо всхрапнула. Теперь они были уверены, что она не проснётся внезапно и не поднимет тревогу. Они тихо прошли мимо.

Бьянка чувствовала, как поднимается волна нехорошего предчувствия. Не страха, нет — он давно отступил. Но этого липкого, тошнотворного чувства, будто ты идёшь не на задание, а на панихиду.

Комната с надписью "Изолятор" встретила их железной дверью. Один из членов другой ячейки достал отмычки и склонился над замком. Полминуты и замок щёлкнул. Слишком просто. Тишина стала гуще. Они вошли.

На койках лежали тела. Двое. Мужчина лет сорока и женщина, Бьянка не узнала их и вопросительно посмотрела на Рафаэля. Тот кивнул.

— Это они, Пьеро и Рина. Я сталкивался с ними на одном из заданий.

Глаза открыты. Но не моргают. Пустые. Тела дышали, но как как бы они ни старались, привести их в чувство не удавалось. Бьянка откинула волосы женщины и увидела множество уколов под ухом.

— Смотри, — подозвала она остальных. Рафаэль нахмурился.

— Их нет, — прошептала Бьянка. — Это... оболочки.

— Души вытянуты, — подтвердил Рафаэль. — Или уничтожены.

— Магия разума, — сказал один из незнакомцев. — Уколы под ухом. Стандартная практика. Она пыталась вернуть контроль с помощью боли. Рина была сильным магом разума, что за чудовище смогло сотворить с ней такое?

Бьянка сжала зубы. Это были их люди. Агентура Палатии. Братья и сёстры по ремеслу. Пусть часто они и не знали имён друг друга, но всегда работали сообща. Даже не раскрывая своих имён и лиц на заданиях, встречались в стенах университета, делили вино кров и знания. Её передернуло, когда она представила себе, что могла бы лежать на кушетке рядом с ними. Безвольная оболочка способная только пускать слюни и мочиться под себя.

— Мы не можем их оставить, — тихо произнесла она.

Рафаэль кивнул. Мужчина в маске достал иглу. Она вспыхнула оттенком зеленого.

Яд сонного корня, — поняла Бьянка.

Пусть их души уже давно покинули этот мир. Но тела не должны страдать. По уколу в шею и вскоре они перестали дышать. Акт милосердия в чистом виде. Сердце Бьянки отпустило, как только их страдания были окончены.

Когда они выбрались наружу, небо начинало бледнеть. Бьянка задержалась на миг, обернувшись к зданию госпиталя. В её глазах не было ни слёз, ни ненависти. Только усталость. Глубокая, старая, как сама ночь.

— Всё зря, — прошептала она. — Мы не спасли никого из них.

Рафаэль не ответил. Лишь положил ладонь ей на плечо. И они пошли прочь, растворяясь в первых лучах рассвета.

Глава 9. Вырванное всевидящее око

Они мертвы. Наконец-то.

Зигмунд стоял у окна и улыбался, пока город внизу сонно вступал в новое утро. Сквозь мутное стекло казалось, будто улицы колышутся, дышат, как огромный живой зверь. Форенция просыпалась. И вместе с ней — начиналась игра.

Он ждал этого. Долго, терпеливо, даже с лукавой надеждой. Ждал, что они не устоят. Два Палатийских шпиона, обглоданные Фионой. Два тела, от которых осталась только оболочка. Души съедены, вытянуты, расплавлены до капли. Они были наживкой, перед которой сложно устоять.

Он даже специально приказал не прятать их. Пусть будут в госпитале, на виду. Пусть местные шепчутся о странных пациентах. Пусть разведка магократии узнает, где их держат. Пусть приходят. Они не получат даже крупинки информации. Но чувство общности заставит их избавить своих от страданий.

И вот, они пришли.

Оставили за собой два трупа. Они не оставили никаких следов. Сработали чисто, как и ожидалось. Зато Зигмунд узнал главное.

Вы здесь.

Он откинулся в кресле, поставил ноги на край стола и довольно потянулся. Кости хрустнули сладко, он редко чувствовал себя настолько живым.

— Ну наконец-то, — пробормотал он с усмешкой.

Фиона ушла вслед за отцом. А с ней пропало всевидящее око, которое раньше замечало каждое необычное движение в городе.

Теперь его работа стала сложнее, но и намного веселее. Он чувствовал, как кровь в нём закипела. Как всё вокруг, от стен до перьев в чернильнице, заиграло новыми красками.

Охота началась.

— Вы не смогли удержаться, правда? Жалость, верность. Как мило. Вы пришли, чтобы убить страдающих. Ну что ж... спасибо. Это значит, вы не призраки. И вы — здесь. Людьми двигают всего две вещи, это страх и любовь. И любовь всегда работает лучше, заставляет совершать необдуманные поступки.

Он встал, прошёлся по кабинету. Пальцы скользили по деревянному подоконнику, по краю карты Форенции, разложенной на столе. Как будто он чувствовал в ней пульс. Каждая улица — жила. Каждый перекрёсток — нерв.

Где-то там прячется шпион. Тот, кто убил. Или та, кто убила. А может, целая ячейка. Или несколько. Он не знал пока. Но это не имело значения. Главное, они показались. Проявились. Укусили наживку.

— Теперь ваша очередь ошибаться. А моя, наблюдать. Я не буду мешать. Не стану дёргать за нитки. Вы почувствуете себя в безопасности. Вы подумаете, что я не заметил, что смерть в госпитале — совпадение.

Он взял бокал с остатками вина. Пусто. Он посмотрел в донышко, как будто там могла быть подсказка. Улыбнулся.

— Вот теперь будет весело, — тихо сказал он. — Честная игра. Без магии. Без всевидящих глаз. Только вы и я. Только разум. И удача. Вы думаете, что скрылись. Но вы просто вошли на мою доску. И теперь — пешка ты или ферзь — мне всё равно. Я начну с нестыковок. С простых совпадений. С самого слабого звена. А потом потяну за ниточку — и вытяну вас наружу, как крысу из бочки с зерном.

Он чувствовал азарт. Настоящий. Почти детский. Как в старые времена, когда он ещё был детективом. Сейчас всё по-другому, но ощущения — те же. Пульс в висках. Ясность мысли. Предвкушение.

— Хозяин оценит мои усилия. Он там — на трибунах, с венцом и речами. А я здесь — в подвалах, в переулках. В темноте и безвестности. И мне нравится здесь. Но он узнает про мою игру. И оценит её по достоинству. Ведь только из тени можно добиться по-настоящему стоящих результатов.

Он вышел в коридор. Его шаги глухо отдавались в камне. Никто не остановил его. Никто не осмелился. Он был частью нового порядка. Его тень уже пугала больше, чем крики Фионы когда-то.

Он знал, что где-то за следующей дверью, на следующей улице его ждёт ответ. Кто-то дрогнет. Кто-то скажет не то. Кто-то пересечёт черту. И тогда — он ударит.

— Ну что, шпионы... — прошептал он, выходя во двор. — Кто первый сдастся? Или мне вам немного помочь?

Солнце поднималось над крышами, тёплое, красноватое. День начинался. И день этот был — его.

Охота началась. И он был к ней чертовски готов.

***

Зигмунд стоял во внутреннем дворе управления. Его новая работа требовала набрать новых людей. Людей с особым складом ума. Тех, кто не боялся запачкать руки. Тех, у кого хватало ума на большее, чем патрулирование улиц или ночной грабёж. Он искал их везде. Забирал более толковых людей из стражи, нанимал вольных подрядчиков, предлагал городскому отребью выбор между службой ему или виселицей. Это были его люди. Те, кто умеет молчать, быть незаметными, наблюдать. Лучшие, кого он смог найти. Лучшие, кого родила для него Форенция. И теперь они выстроились перед ним, одетые в серые неброские одежды, готовые слиться с толпой.

— В городе появилась новая рыбка, — сказал Зигмунд негромко. Он отметил с удовлетворением блеск в глазах своих слушателей. — И не просто рыба. Умная. Тихая. Скалящая зубы в темноте. Если мы дёрнем сеть слишком рано, уйдёт. А если подождём, пока сама подплывёт к приманке…

Он не договорил. Не нужно было. Они поняли.

— Поступаем так, — продолжил он. — Явки, старые и новые, проверить. Найти действующие. Особое внимание уделите восточным кварталам. Там, где полно Палатийских лавочников. Под видом посыльных, учёных, аптекарей, цирюльников… Пока что нам не нужны громкие шаги. Ни допросов, ни обысков. Пусть думают, что мы не знаем. Что мы верим в «естественную смерть» в госпитале. Пусть расслабятся. Пусть ошибаются.

Он сел на скамью, достал тонкий свиток и развернул его на коленях.

— Вот здесь, — ткнул пальцем, — аптекарь сменился месяц назад. Старый сбежал, новый прибыл издалека. Не из Палатии напрямую, через Юрмор. Но в бумагах дыры.

— Молчаливый, почти не торгует, — кивнул другой агент. — Уже следим.

— Продолжайте. Но без контакта. Пускай обживается. Пускай привыкает. Мы должны выяснить про них всё, до того, как захлопнем ловушку.

Он перевёл взгляд на второго.

— Ты займись списками прибывших. Купцы, паломники, наёмники, артисты, все подряд. Сравнивай с нашими архивами. Особенно ищи тех, кто прибыл спустя неделю после захвата города. Шпионы не приходят первыми. Они приходят, когда кажется, что уже безопасно.