Разочарованная, или Проклятье Чёрного герцога

Глава 1. Хрустальный шар

— Самое страшное, что может случиться в жизни женщины — потеря ребёнка. Эти гады этим пользуются, Лина. Знают, на что давить, мерзавцы! Работают, как по учебнику — тумана нагонят, наобещают всякого, и ты к ним снова с деньгами бежишь. Ну как же ты не понимаешь! Не знают они ничего, не могут знать! Тупо разводят на деньги, ещё и сердце рвут своим враньём. Продолжишь к ним ходить — останешься без всего, ещё и в психушку попадёшь. Лина, ну, Линочка, ну пожалуйста. Да остановись ты уже!

Лифт не работал, и нам пришлось подниматься пешком на девятый этаж. Это непросто для двух не самых молодых, не самых здоровых и спортивных женщин. Сердце уже на четвёртом начало выпрыгивать из груди, к шестому — мушки закружились перед глазами.

Мне сорок один, но когда в спортзал заглядываешь раз в пятилетку, а на работе не вылезаешь из-за стола, квест с девятиэтажкой со сломанным лифтом позволяет на все сто прочувствовать, как далеко ушла молодость, и как близка старость.

Ещё на втором этаже Наташа завела любимую шарманку, и я обогнала её на два пролёта. Затем мы пошли вровень, а на седьмом у меня воздух закончился. Стояла, держась за перила, слушала это всё под гул крови в ушах. Голову запрокинула, пытаясь удержать слёзы, а Ната всё своё, как всегда.

— Это просто обман! Линочка, ну хватит уже. Эти мошенницы тебе ни в чём не помогут, Анжелочку твою не найдут.

Хорошая у меня подруга. Остальные, когда беда с Анжелой случилась, отвалились, а Ната осталась. Возится вот со мной, пытается вразумить.

Она ведь права. Сколько бабок, гадалок и дипломированных, тьфу, ведьм я уже обошла. Официально моего ангелочка уже полтора года ищут. И неофициально — и волонтёры, и те, кто за поиски получают оплату. Результат у всех нулевой.

Гадалки — последнее средство. Дальше только смириться, что никогда уже дочь не увижу.

Ната остановилась рядом со мной. Обняла, и я, как дура, разревелась у неё на груди.

— Пойдём вниз, — предложила она, когда я успокоилась.

До квартиры потомственной гадалки Анжелики осталось два этажа. До выхода из убитой девятиэтажки — семь, но вниз. Наверх идти тяжелей на порядок, и не из-за двух десятков ступеней.

— В последний раз через это пройду. Лучше ещё одних детективов найму. А сейчас...

У меня всё ещё подбородок дрожал, и я вновь взялась за платок.

— В последний раз, — повторила я, не глядя на Нату.

Не глупее её. Понимала отлично, что шанс встретить настоящего одарённого среди шлака обманщиков исчезающе мал.

— Обещаешь?

— Дочкой клянусь.

Мы позвонили в обшарпанную деревянную дверь, открыла молодая красавица в цветастом платье. Пригласила в комнату.

У неё однушка, далеко идти не пришлось. Мы с Натой сели возле круглого стола, накрытого дешёвенькой скатертью. Напротив старая советская ещё стенка, за нами — односпальная кровать и ковёр на стене. Дневной свет с трудом пробивался через плотные тёмные шторы. Горели свечи, перед нами стоял хрустальный шар на подставке. По виду — ненастоящий, а как на Новый год продают. Взболтаешь его, а там хлопья, как снег.

Театральное представление в исполнении Анжелики тоже вышло дешёвеньким. Она и дочку мою увидела, и что у неё уже родился малыш. И что рядом с ней прекрасный мужчина — любящий, заботливый, очень богатый и важный. Что дочь моя ходит в шёлковых платьях, как новогодняя ёлка, увешана драгоценностями, и на голове у неё золотая корона. И все ей кланяются чуть ли не в ноги, а муж носит на руках. И всё в жизни моей дочери шоколадно, одно только плохо — она страшно скучает по мне.

— А что же этот любящий муж-миллионер даже на дешёвенький телефон для моей девочки разориться не может?

Гадалка поводила над шаром руками.

— У них там нет телефонов.

— Вы это серьёзно? — возмутилась Ната.

А мне стало смешно. Больно и так обидно, что меня тут за дуру держат. Гады они все, что старые, что молодые. Сволочи, наживающиеся на чужой беде — Ната права.

— Придумали бы что-то получше, честное слово. — Я встала.

— Что вижу, то говорю. — Гадалка поджала губы, вздёрнула подбородок, глаза заблестели. — Я не вру. Могу и ваше будущее рассказать, хотя вы и не просили.

— Давай.

Я снова села. Достала кошелёк и выложила на стол ещё одну купюру.

— Совсем скоро, недели ещё не пройдёт, вы встретитесь с дочерью, увидите и её малыша, и мужа. А потом, недели через две или даже раньше встретите человека, который станет вашим мужем. И будете вы жить с ним очень хорошо. У вас с ним мальчик родится.

Хотела посмеяться, а слёзы брызнули из глаз. Из глубин души полезло такое, аж руки затряслись.

— Ну что ж ты за дрянь! — Не выдержала, вскочила на ноги. — Анжела мой единственный ребёнок. Другого не будет, я родить не могу. Я замуж потому не выходила, что мне мужику нечего дать.

А эта мерзавка смотрит на меня большими глазами, нос вздёрнула — гонору в ней, будто она тут не сказки из воздуха сочиняет.

— Я правду говорю, сами увидите!

Схватила хрустальный шар. Голову бы им этой гадине проломила, да Ната не дала. И всё же я отомстила — запулила шаром в стену. Красиво б было, если б осколки разлетелись фонтаном. Но пластмассовый шар всего лишь треснул, и жидкость вытекла на старый ковёр.

Не глядя на причитающую над своим сокровищем гадалку, выгребла из кошелька остатки денег, бросила на пол. Гулять, так гулять. Рубить концы, так чтобы связать назад ни сил, ни желания не осталось.

— Купи себе что-нибудь подороже. А то тут ненастоящее всё.

Выходя, дверью так хлопнула, что в ушах загудело.

— Стало легче? — спросила Ната, заглядывая в глаза.

— Немного. И ты права, хватит уже этого цирка. — Плюнула лживой гадине на порог и ушла с мыслью больше никогда сюда не возвращаться.

...Чтобы спустя три дня вновь постучаться в обшарпанную деревянную дверь.

* * *

— Я отослала всю информацию о моей Анжеле на указанную на вашем сайте электронную почту. Посмотрите, пожалуйста, пришло ли письмо, и читаются ли фотографии... Большое спасибо. Если будут вопросы или какая-либо информация, пишите мне и звоните в любое время... Я сделала пожертвование в ваш фонд... Не нужно благодарностей, ваша работа безумно важна... Я так надеюсь, что Анжела найдётся. Она пропала в июле прошлого года, а уже декабрь, и ничего... Да, я всё понимаю. И всё равно очень надеюсь увидеть её.

Глава 2. Когда надежды не остаётся

Лифт, как и три дня назад, не работал, пришлось на девятый добираться пешком. То ли предыдущий марш-бросок подготовил мышцы к нагрузке, то ли желание вывести негодяйку на чистую воду подарило второе дыхание, но я даже не заметила как наверх добралась.

На покрашенной в, похоже, ещё советские времена двери глазка не оказалось. Даже странно, что мошенники так бедно живут. Прям захотелось посоветовать девочке поскорей сменить профессию, а то с этой ничего, кроме неприятностей, ждать не стоит.

Постучала негромко.

— Кто там? — послышалось из-за двери.

Звонкий голос Анжелики я сразу узнала. И подумалось вдруг, что и она меня, скорей всего, тоже узнает. Вряд ли ей хрустальными шарами каждый день пытаются голову проломить.

— Мы сегодня на три договаривались, — произнесла я с придыханием.

Почувствуй себя клоунессой, что называется, когда твоя жизнь превращается в сплошной цирк.

— Но сегодня на вторую половину дня у меня никто не записан, — растерянно возразила Анжелика, не спеша открывать дверь.

Пришлось вытащить из запылившихся юных грёз мечту стать артисткой.

— Забыли, наверное, Анжелика. А я к вам с другого конца города на такси. Погода сегодня прям ужас, слякоть и морось. А у вас ещё и лифт не работает. Что за день. Открывайте уже, сил нет стоять на пороге. Если заняты, я в уголке посижу, подожду, когда освободитесь.

Замок щёлкнул, и я спрятала лицо в накрученном на шею шарфе. Шагнула через порог, подняла голову, и на меня уставились круглые от испуга глаза.

— Ой! Это вы! Зачем вы здесь? Уходите!

Пришлось с Анжеликой немножечко побороться за право остаться в квартире и поговорить.

— Да не буду я на вас заявление в полицию подавать. Разобраться хочу. Понятно же, что не вы придумали всю эту схему!

Мы с ней будто на разных языках говорили, спорили до хрипоты. Но спустя двадцать минут и время закипания чайника, вооружившись двумя дымящимися кружками, уселись у круглого стола.

Без задёрнутых штор и горящих свечей комнатушка Анжелики выглядела ещё более убитой. Испорченный шар стоял в стенке за стеклом. Дверцы перекошены, вид такой, будто эту несчастную стенку со свалки сюда притащили.

— Вы эту квартиру снимаете для встреч с клиентами?

— Что? — вскинула на меня перепуганный взгляд Анжелика. — А, нет, я тут живу.

— Сочувствую. Не пробовали поискать другую работу?

— Не могу я другую работу искать. Дар даётся, чтобы отдавать его людям. Впрочем, вы ведь не о моих проблемах пришли говорить.

Гадалка поджала губы.

— Послушайте, Галина Аркадьевна, я готова вернуть вам часть денег или вообще всё. Вы тогда заплатили намного больше, чем мы договаривались.

— Деньги меня не волнуют, оставьте себе. — Вытащив сложенную вчетверо бумагу из сумки, я сунула листок с договором Анжелике под нос. — Расскажите мне всё, что знаете вот про это. Только, умоляю вас, будьте со мной честны.

— Я никогда не вру, — оскорбилась она, и я с трудом удержалась от того, чтобы закатить глаза.

— Вас я не буду ни в чём обвинять, но из-за этой поганой бумажки меня на работе теперь сумасшедшей считают. Я хочу знать, кто организовал травлю и как удалось подкладывать мне эту гадость на стол.

Над загадкой договора мы с Анжеликой бились добрых три часа. Она, как стена, стояла на том, что не имеет никакого отношения к Стройбизнесгрупп и документам на моём рабочем столе. С той же непоколебимостью она утверждала, что напечатанное на бумаге — чистая правда.

Разбитый шар остался стоять в старой стенке. Руками девушка в этот раз водила над чистой водой. Из-за горящей над нашими головами электрической лампочки и хрустального шара в виде эмалированной миски с аляповатыми цветочками на боках таинство гадания смотрелось до крайности несерьёзно.

А верилось — вот что странно. Чем больше я слушала Анжелику, тем сильнее хотела ей верить.

— Чтобы попасть к дочери, всё, что вам нужно — подписать договор. И вы это сделаете, я это вижу. И будущее ваше вижу не здесь. Вы там, в замке каком-то, носите красивые платья, выглядите королевой. Я не вру и не подшучиваю над вами. Как вижу, так говорю. Иногда мне бы и хотелось приврать, но дар делать этого не позволяет.

— Но это ведь невозможно.

Анжелика пожала плечами.

— Я давно отказалась от этого слова. Жизнь мне всё время доказывает, что ничего невозможного нет. Думаете, вы такая одна? Есть другие миры, из них приходят и в них уходят. Не так часто, но это бывает. Поверьте мне, я врать не могу.

* * *

Когда умирает надежда, чтобы сохранить себя и свои мечты, ухватишься за что угодно и за кем угодно пойдёшь. Всё это так странно, конечно. Но если есть хоть маленький шанс — не то что договор подпишу, я дьяволу лично душу вручу за то, чтобы увидеть дочку живой.

А если всё это обман — ну что ж, пусть смеются. Насмешки и даже звание сумасшедшей меня вдруг перестали пугать.

До зуда в пальцах захотелось это сделать. От того, чтобы черкнуть подпись на договоре ещё в доме гадалки, остановило лишь воспоминание о Люське. Время позднее, кошка скучает и ждёт хозяйку домой.

Нет, я не могла рисковать исчезнуть из этого мира, не позаботившись о невинном любящем меня и мою доченьку существе.

Домой пошла пешком по месиву из грязи и снега. Могла взять такси, но почему-то захотелось пройтись. И вот я шла и разглядывала украшенные к празднику кафешки и магазины, проносящиеся мимо машины и прохожих в большинстве своём с хмурыми лицами.

Я как будто прощалась со всем, на что падал мой взгляд. И не могла честно сказать, что буду скучать по всему, что тут вижу. Особенно когда пришлось отпрыгивать с пути страшно спешащего велосипедиста-курьера. Или когда пальто окатило грязью из-под колёс лихача.

Сдалась минут через пятнадцать-двадцать пути и заказала такси.

Поняла, что не могу больше ждать. Хотелось поскорей открыть дверь в другой мир. О том, что ничего не получится, строго-настрого запретила себе думать.

Глава 3. Скоротечность (не)счастья

Прошла неделя, другая, а я всё не могла до конца осознать, что навсегда покинула Землю и поселилась в Азарии. Мне всё ещё снились серые тусклые сны с отчётами, подчинёнными, спорами с руководством. Иногда я просыпалась в слезах от кошмаров, где потеряла Анжелу и никак не могла её отыскать.

Я как будто болела несчастьями прошлой жизни, постепенно исцеляясь счастливыми моментами в настоящем.

В сорок лет даже квартиру или работу сложно менять. В другую страну эмигрировать — то ещё испытание. А у меня от прошлой жизни, кроме Люськи, не осталось вообще ничего. Как оторванный лист, я прилетела в Азарию и пыталась срастись с новым миром и его порядками, найти здесь себе место и наконец-то спокойно зажить.

— Не спешите так, леди Лина, — говорил Констанс Бонье, друг семьи и талантливый маг, чьё волшебство открыло для меня в Азарию дверь. — Вы привыкните ко всему. А пока отдыхайте, наслаждайтесь жизнью, гуляйте. Когда будете готовы, Дарьян пригласит для вас преподавателей. Торопиться некуда, впереди у вас целая жизнь.

Каждое утро я начинала с благодарности, что нашла Анжелу, и теперь Азария — наша реальность, где семья приросла её мужем и маленьким сыном. Светлая энергия этого мира начала проникать в мои сны смехом внука, тёплыми объятиями дочери, добрым волшебством, которое окружало теперь мою жизнь.

Глядя в стрельчатые окна на крыши средневекового города, утопающего в снегу и ярких огнях, я говорила себе: «Лина, тут всё выглядит, как новогодняя открытка, но эта сказка и правда случилась с тобой».

Большую часть свободного времени я проводила в детской — возле Лео, до сердечек в глазах очаровательного малыша. Ангелочек во сне и очаровательный дьяволёнок, когда ему что-то не нравилось, с первой встречи он занял в моём сердце особое место.

Малыш капризничал из-за первых режущихся зубов, а я умилялась его недовольству. Маленькие пальчики, цепляющиеся за мои, казались нитями, которые связали меня с новой жизнью прочнее, чем всё остальное.

Мне не хотелось уходить от него даже ночью. Во сне Лео тихонько посапывал, а я наблюдала, как свет магического ночника касается его крошечного личика и маленьких рожек. И сердце тихонько отогревалось от вечной зимы, в которую я погрузилась после потери Анжелы.

Теперь-то я знала, что полтора года назад она, как я совсем недавно, переместилась в Азарию и здесь нашла своё счастье. Но нет-нет, да и вспоминались те ужасы, которые я представляла, не зная, что произошло с моей девочкой.

Не попади она сюда — не встретилась бы с Дарьяном, не родился бы Лео. Будь у меня возможность развернуть время вспять и управлять событиями наших жизней, ничего бы я в них не поменяла. Этот крохотный мальчик, мой внук, стоил намного больше пережитой мной боли и слёз, которые я пролила по Анжеле.

Носила Лео на руках, целовала и думала: «Можно ли быть счастливее, чем сейчас?» Наслаждалась каждым мгновением общения с внуком.

И с Анжелой, конечно.

Но вместе мы проводили не так много времени. Она королева, её муж — король, государство большое, проблем в нём немало. Я терпеливо ждала возможности побыть вместе с дочкой, но им с мужем старалась не досаждать. Не хотела, чтобы из-за меня их отношения охладели, и всю любовь отдавала милому Лео — ему-то я не могла помешать, только няням.

И думала, что всё хорошо и всех всё устраивает, пока однажды утром Анжела, виновато опуская глаза, не сказала мне напрямик:

— Мамочка, мы вытянули тебя сюда не для того, чтобы ты стала няней для Лео.

Я доверяла своей девочке, и всё-таки сердце болезненно сжалось. Анжела ещё ничего не сказала, а я уже готовилась защищаться от её слов.

— Лео правда очень милый малыш, но не хорони себя в детской, пожалуйста. Ты почти никуда не выходишь, отказываешься от всех приглашений.

Так вот она о чём, а я уже испугалась.

— Но мне нравится проводить время с внуком.

— Азария — это больше, чем детская малыша. А ты отказываешься хотя бы посмотреть на то, что она тебе предлагает. Разве тебе не любопытно исследовать этот мир?

Взглянула на спящего Лео и пожала плечами. У него, конечно, семь нянек, ну или около того, но всего одна бабушка. И она, то есть, я всем сердцем его полюбила.

— Всему своё время, мой ангелочек. Может, как-нибудь потом? И я не сижу в четырёх стенах, это неправда. Мы с Лео гуляем в парке. Любуемся всяким.

— Заснеженными деревьями, пустыми дорожками и молчаливыми стражниками? Ну, мам.

Дочка сделала такое лицо, что я не могла не рассмеяться.

— Мне кажется, ты здесь от всех прячешься.

— Тебе так только кажется. Я не затворница. Когда на стол накрывают не на двести персон, я к вам с Дарьяном присоединяюсь.

Она грустно вздохнула.

— Это случается не так часто, как мне бы хотелось. Королевский дворец — это светская жизнь, а сейчас зимний сезон, и нам приходится присутствовать на приёмах и торжествах. А тебя рядом нет, и я всё время думаю о том, что ты сейчас одна. То есть с Лео. Я переживаю из-за того, что ты не хочешь никуда выходить.

— Но как ты не понимаешь? Я могу что-то не так сделать, сказать, вас подвести. Я ведь пока почти ничего здесь не знаю. И мне очень не хочется, чтобы вы возились со мной или краснели из-за меня.

— А мне хочется, чтобы у тебя всё было хорошо. Чтобы ты чувствовала себя уверенной. Чтобы ловила на себе восхищённые взгляды, высоко держала голову и искренне улыбалась. Чтобы тебе здесь всё было интересно. Чтобы появились подруги, поклонники и друзья. Чтобы ты была счастлива, чтобы блистала. Но если закрыться в детской, то этого никогда не случится.

Анжела, конечно, права. Но для меня Азария — тёмный лёс с непонятными правилами. С магией, которой у меня нет, с существами, о которых знаю только из сказок. С аристократами и этикетом, который однажды всё равно придётся учить.

— Ну хорошо, я попробую. Начну куда-нибудь потихонечку выходить. Маленькими шажками.

У дочки загорелись глаза.

Глава 4. Лунные сапфиры

Приобретённый за последнюю неделю опыт не мешал волноваться точь-в-точь как в первый раз. Похолодевшими пальцами огладила платье — сегодня синее, поправила тяжёлое колье из сапфиров необыкновенной красоты. Дальше тянуть было некуда, и я кивнула церемониймейстеру.

Тот ободряюще мне улыбнулся и сделал знак стражникам открывать двери.

— Леди Лина, достопочтенная мать нашей прелестнейшей королевы Анжелы! — разнеслось на весь зал, и церемониймейстер, глубоко поклонившись, отступил в сторону.

Предстояло сделать всего один шаг, чтобы попасть в воплощённую в реальности сказку-мечту.

— Благодарю, мэтр, — тихо ответила я.

— Приятно провести время, миледи, — пожелал всегда любезный церемониймейстер и лихо подкрутил седой ус. — Сегодня своей красотой вы затмеваете даже звёзды на небе.

Галантность местных мужчин всех сословий и возрастов не уставала меня поражать. И немного смущала. В обычной жизни я не привыкла получать комплименты. Не умела красиво их принимать и не знала, что отвечать.

Ну что ж, придётся учиться и этому. Преподаватель этикета у меня есть, попрошу, чтобы позанимался со мной дополнительно. А то так скоро поверю, что перемещение между мирами превратило убитую вечно серыми буднями брюнетку средних лет в изысканную красавицу.

Подхватив пышные юбки, шурша ими при каждом шаге, миновала распахнутые резные двери. Мне говорили: здесь следовало остановиться хотя бы на пару минут — позволить придворным себя рассмотреть. Что я и сделала. Любезными кивками ответила на приветствия незнакомцев, улыбнулась тем из них, кто мне улыбался. Из всех присутствующих в зале сотен людей и магических существ я знала от силы пять человек, и все они находились не здесь, а ближе к трону и на нём самом тоже.

Мне следовало подойти и поздороваться с дочерью и её молодым супругом. Пусть мы сегодня уже не раз виделись, таков этикет.

Я старалась двигаться плавно, как другие дамы — плывущие над паркетом, будто лебеди в пруду. Занятия с учителем помогли. Придворные мне, конечно же, льстили, но факты подтверждали — училась я быстро. Иномирянку во мне опознавали немногие. О том, что я и моя дорогая Анжела родились бесконечно далеко от Азарии, думаю, знало не так уж и много людей.

— Леди Лина, примите моё восхищение вашей красотой. Никогда бы не подумал, что у нашей королевы может быть настолько юная мать.

Вот что на такое отвечать? Местные мужчины ухаживали так красиво, что сорок с хвостом прожитых лет перестали казаться главным препятствием к личному счастью. Хотя всё это ложь, конечно, но хотя бы приятная сердцу. Главное не забывать, какие все мужчины козлы. Любезные и улыбчивые, как мой единственный бывший, даже более опасны, чем откровенно наглые и прямым текстом приглашающие в постель.

— Леди Лина, вы так прекрасны. Ваши глаза сияют ярче лунных сапфиров на вашей прелестной шейке.

Занятно, что с каждым днём я слышала всё больше комплиментов в свой адрес. Думаю, это всё чудодейственные крема, возвращающие молодость коже, а также возможность забыть, как о страшном сне, о годовых бухгалтерских отчётах, налоговых декларациях и прочей скукотище. А ещё это магия места, влияющая на всех. Здесь так красиво, что, слушая музыку, просто глядя кругом, отдыхаешь душой. Никогда не пожалею о том, что согласилась сюда переехать.

Всё тут поражало своей красотой. Над потолком парили светящиеся шары всех цветов, горящие свечи, стаи бабочек и искрящийся снег. Играл оркестр — никогда не слышала настолько приятной музыки. Как и не видела таких торжеств.

В «корпоративах» с напившимися до состояния скота коллегами, к своему несчастью, участвовала. Балы отличались от них как рай от ада. Нарядные люди, улыбки на лицах, занимательные разговоры и комплименты даже от незнакомых людей. Возможно, когда-нибудь мне надоест, но сейчас я всем этим наслаждалась.

— Милый Констанс, — по пути к трону я встретила человека, который привёл меня в этот мир, — как вы поживаете? У вас всё хорошо?

Теодор Констанс Бонье — высокий блондин, очень худой и изящный, элегантно одетый. По возрасту ему самое время веселиться в окружении девушек. Пост Верховного судьи наложил на молодого человека свой отпечаток. В отличие от весёлых гостей Констанс казался погружённым в себя, чрезмерно холодным и строгим. Боюсь, с таким отношением к жизни ему будет сложно найти себе невесту и ощутить радость жизни, которой он, похоже, лишён.

— Спасибо, миледи, всё прекрасно. — Констанс взглянул на меня с чуть большим вниманием, чем обычно, и поразил тем, что тоже умеет говорить комплименты: — Вы всё хорошеете день ото дня, леди Лина. Прекрасные лунные сапфиры, чудесно подчёркивают синеву ваших глаз. Откуда у вас это колье?

Последний вопрос прозвучал неожиданно строго.

Собираясь на бал и, как всегда, выбирая драгоценности в королевской сокровищнице, я наткнулась на невероятной красоты гарнитур. Он лежал в самом дальнем углу изысканным чёрным ониксом среди речного жемчуга обычных драгоценностей.

В первую очередь моё внимание привлёк чёрный футляр, сам по себе являвшийся драгоценностью. Свечи мигали, чадили, на миг мне показалось, что вышитая на крышке змея сверкает глазами ну будто живая. И даже хвостом шевелит.

Когда я открыла футляр, моя судьба была решена. Ради того, чтобы надеть это колье, я даже платье сменила.

— Спасибо, Констанс, вы так любезны. Драгоценности не мои, разумеется. Анжела предложила мне выбрать что-нибудь в королевской сокровищнице. Это колье показалось мне особенно удачным дополнением к синему платью. А вы как считаете?

— Да, оно весьма вам к лицу, — протянул он, и морщинка, пересекающая его лоб, разгладилась. — Раз оно из сокровищницы, тогда хорошо, а то мне на миг показалось... Неважно.

Он быстро ушёл, и я проводила его взглядом.

Констанс Бонье — прекрасный молодой человек. Талантливый маг, предусмотрительный, расчётливый, умный. Лучший друг Дарьяна и Анжелы, а это уже значит немало. Но, даже на мой взгляд, манерам Констанса не повредила бы помощь учителя этикета. В Азарии уйти без полудюжины поклонов и разговоров о бессмысленных, но милых вещах считалось грубостью на грани оскорбления.

Глава 5. Чёрный герцог

— Герцог, мы искренне благодарны, что вы согласились помочь. Не знаю, что бы мы делали, если бы вас не было в городе.

Голос Анжелы доносился до меня будто сквозь вату. Шея и верхняя часть груди ужасно болели. Ничего себе аллергия. Под левым ухом у сгиба плеча раздражение ощущалось будто укус злой собаки. Серьёзно беспокоила слабость, не позволяющая даже руку поднять. Вокруг стоял сумрак, но я узнала свою постель с задёрнутым балдахином.

— Ты обманываешься, девочка, — раздался глубокий и сильный мужской голос. — Если бы меня не было во дворце, у этой глупой женщины не было бы ни одного шанса выжить. Они и сейчас невелики.

«Эта глупая женщина», — повторила я про себя. Возмущение придало сил для борьбы с разбившей меня слабостью.

— Поищите для неё целителя соответствующей квалификации. Яд из организма придётся периодически удалять.

— Понимаете ли, Ваша Светлость, целителей, которые бы применяли в своей работе чёрную магию, в Азарии нет, — прозвучал голос Констанса.

— Позаботьтесь о том, чтобы поскорей их найти, — бесстрастно ответил названный Вашей Светлостью. — Я ещё буду в столице, но буквально несколько дней. Смогу зайти к вам завтра, удалить яд ещё раз. На большее не рассчитывайте.

— Но это ваше проклятье её поразило! — с возмущением возразил зять. — Герцог, вы обязаны исцелить леди Лину.

— Увольте. Проклятье не моё, думаю, оно вместе с драгоценностями продавалось. Я не трачу магические силы на защиту безделушек, даже крайне дорогих. А что там было полтысячи лет назад, уж простите, припомнить никак не могу.

— Но вы подарили эту опасную вещь моей жене.

— Вот именно, подарил, а как Анжела распорядилась моим подарком — не моё дело. Проклятье бы не сработало, если бы драгоценности достал из футляра владелец, а не кто-то другой.

— Откуда вы знаете? Возможно, оно напало бы и на Анжелу.

— Исключено, это обычное охранное заклинание. Тёмное, правда. Если бы твоя тёща, Дарьян, не взяла без спросу крайне дорогую, исключительно ценную и потому тщательно защищённую от воришек вещь, то не оказалась бы при смерти.

— Но она оказалась. Спасите её!

— Я не обязан спасать всех глупцов в этом мире.

— Мама совсем недавно здесь появилась, — заговорила Анжела. — И больше того, я не знала, что вы подарили мне настолько ценную и опасную вещь. Пожалуйста, герцог Валентайн, помогите нам спасти мою маму!

— Поищите целителя, — последовал бесстрастный ответ. — Со дня вашей свадьбы прошло больше года. Анжела, целый год, как в твоём распоряжении появились лунные сапфиры, чья стоимость сравнима со всем королевским дворцом. А ты не удосужилась даже открыть мой подарок. Глупость и неблагодарность — это, похоже, ваше семейные качества.

— Эй ты, хам! — наконец мне удалось хоть что-то сказать.

Часть балдахина убрали, и я получила возможность взглянуть в лицо человеку, который меня оскорблял. Ладно меня, но он оскорблял Анжелу в присутствии её мужа, Констанса и других людей!

Герцогом Валентайном оказался мужчина лет тридцати пяти или сорока. Гладко выбрит, длинные тёмные волосы собраны в хвост. Чёрные глаза выглядят способными проникать в суть вещей и пугают. Твёрдый подбородок, прямой нос. Неприятная ухмылка на тонких губах. Такой женщину с потрохами съест, не подавится.

Опасный мужчина. Я понимала тех девушек, которые предпочли спрятаться от него. Жаль, присоединиться к ним не могла.

— Извольте извиниться, — сказала я, твёрдо глядя ему в глаза.

Никому не позволю себя унижать. Мою дочь — тем более.

На моё требование герцог ответил приподнятой бровью и злой усмешкой. Ах, каким бы грозным он выглядел, если бы не скрестил руки на груди, тем самым выдавая собственную неуверенность и нервозность.

— Мне перед вами извиняться? — процедил он насмешливо.

— Не только передо мной. Перед моей дочерью тоже.

Я постаралась сесть на постели, и в итоге это у меня получилось. Кто-то, надеюсь, Анжела или горничная, избавили меня от пышного бального платья и тугого корсета, переодели в ночную сорочку. Прекрасная вещь, в такой не стыдно и к гостям выйти. Из натурального шёлка, украшенная вышивкой, кружевами и рюшами, с завязками у самого горла. Сорочка закрывала даже больше, чем платье, так что я могла не беспокоиться о пристойности внешнего вида.

Герцог к вопросам благопристойности относился иначе. Демонстративно окинул меня таким взглядом, что тут же захотелось прикрыться одеялом до самых бровей.

Этот порыв я в себе немедленно подавила. Другая, может быть, и смутилась. Но с чего бы мне так реагировать всего лишь на взгляд? Науке быть хамом и негодяем герцогу стоило бы ещё поучиться, при необходимости я могла бы подсказать ему адресок.

Сколько раз мне доводилось общаться со строителями, которые без мата не говорят. Сколько раз от работающих на стройке молодых мужчин, по большей части мигрантов и маргиналов, я слышала предложения, от которых и рак покраснел бы без кипячения. А тут всего лишь взгляд, приподнятые брови и руки, скрещенные на груди — маловато, дорогой, чтобы вогнать меня в краску.

Анжела подбежала ко мне, подвинула подушки так, чтобы я могла на них опереться. С нежностью я сжала её руки — судьба вознаградила меня прекрасным ребёнком.

Ладно себя, но своего ангелочка я в обиду не дам.

— Мама, не надо, не спорь с ним, пожалуйста, — тихонько шепнула Анжела и сделала умоляющее лицо.

Надо, моя девочка, ещё как надо. Имея дело с мужчинами, нельзя позволять им переходить определённые границы, надо сразу расставлять всё и всех по местам. Иначе сядут на голову и ножки свесят.

Здесь, конечно, Азария — прекрасный, идеальный мир, напоминающий сказку. Но что-то подсказывало мне, что мужчины везде одинаковы. Что носящие титулы, кичащиеся древностью рода и магической силой, что могущие прихвастнуть только тем, что накануне приговорили пятилитровку пивасика в одно страшно опухшее сегодня лицо.

— Вы внезапно онемели, Ваша Светлость? — поинтересовалась я, с удобством устроившись на подушках. — Напомню, что жду от вас извинения. Вы назвали меня глупой несправедливо. Откуда мне было знать, что вы подарили моей дочери смертельно опасный подарок? И по поводу самого подарка с крайне неприятным сюрпризом я бы тоже хотела получить от вас разъяснения. Вы что же, собирались мою девочку отравить?

Глава 6. Горький вкус правды

— Герцог Валентайн прав, — сказал Констанс, когда рядом со мной остались только самые близкие. — Мы все виноваты в том, что вы подверглись проклятью, леди Лина. Мы были слишком беспечны, и нам нет прощения.

Я отмахнулась от его слов.

— Важно не то, кто и в чём виноват, а что теперь делать.

— Искать того, кто сможет снять проклятие или хотя бы ослабить его, — сказал Дарьян, а Анжела села рядом со мной и обняла крепко-крепко.

— Мама, я тебя год не видела, думала, умру, так скучала. Я не могу тебя потерять.

Мой взгляд упал на лежащее на столике ожерелье. Прекрасные синие камни ярко блестели в свете парящих свечей. Вспомнила, как радовалась, когда их надевала, как крутилась у зеркала и думала, что попала в сказку-мечту. И вон оно как оказалось.

— Всё будет хорошо, — я обняла свою девочку, — вот увидишь. Я и не с таким справлялась.

Нашла глазами Дарьяна и кивком указала на Анжелу.

В её положении никак нельзя волноваться. Срок пока небольшой, тем важней для неё находиться в спокойном и радостном расположении духа.

— Милая, в комнатах твоей мамы всю ночь будет дежурить целитель. А нам нужно идти. Малыш, наверное, уже проснулся, надо бы его покормить.

Никогда не доверяла облечённым властью мужчинам, но из молодого короля получился хороший супруг. По крайней мере, пока это так, а дальше — как жизнь рассудит.

Констанс проводил Дарьяна и Анжелу до двери.

— Ты позаботишься о моей маме? — услышала я.

— Конечно, моя королева. Всё будет хорошо. Вы можете спать спокойно.

Констанс вернулся к центру комнаты, негромко переговорил с горничной, и девушка отправилась выполнять его поручение. Целителя он тоже отпустил. Затем перенёс кресло ближе к моей кровати и занял его, положив руки на подлокотники.

Констанс смотрел на меня — я на него.

Красивый молодой человек: белые как снег волосы, длинные, слегка завитые — по местной моде. Расстёгнутый тёмно-синий сюртук и жилет, обильно расшитый жемчугом и серебром. Ослепительно белая рубашка, кружева у шеи и брошь с крупным сапфиром, подчёркивающим глубокий цвет его синих глаз.

Если бы я не знала характер Констанса, то с лёгкостью приняла бы его за фаната рюшей и кружев, чья жизнь вращается лишь вокруг собственной красоты. Но его интересы лежали в совершенно иной сфере, безоговорочное доверие Дарьяна подарило двадцатипятилетнему Констансу пост Верховного Судьи.

— Расскажите мне всё, как есть, Констанс. Не нужно утаивать те трудности, с которыми мне придётся столкнуться.

Он задумчиво потёр подбородок, и я невольно обратила внимание на тонкие длинные пальцы, многочисленные кольца и кружева.

Удивительно всё же здесь одевались мужчины — не менее пышно, роскошно и ярко, чем женщины. За исключением герцога: тот предпочитал более сдержанный стиль, носил исключительно чёрное, будто хотел, чтобы весь мир знал о его зловредном характере и опасной магии.

— Боюсь, правда расстроит вас, — сказал Констанс.

— Всегда лучше сразу узнать горькую правду, чем закрывать глаза и прятать голову в песок.

— В песок? — он нахмурился.

— Не обращайте внимания, это всего лишь такое выражение из прошлой жизни. Расскажите мне правду так, как рассказали бы её себе самому, попав в подобную ситуацию.

— Чёрный герцог прав. Наша вина, что вы подверглись проклятью. Не ваша ни в коем случае, ведь никто из нас не предупредил вас о самой возможности подобной опасности. Лунные сапфиры и правда оказались вам очень к лицу. Надев их, вы произвели настоящий фурор при дворе. Эти камни страшно дороги, хотя я не считаю, что сохранение молодости должно столько стоить.

Всё это я уже поняла, но не стала торопить Констанса. Привыкла уже к его обстоятельной манере объяснений. Из него мог бы получиться прекрасный учитель. Даже жаль, что он решил стать юристом.

— Не только они, но и другие предметы в нашем мире могут быть защищены — как объявленными, так и скрытыми способами. И мы не вправе обвинять герцога в том, что он не предупредил о наличии защиты на подарке. Увидев подобную змею на футляре, знающий человек сразу бы понял, что содержимое находится под защитой одного из страшнейших проклятий.

Прежде я не замечала склонности Констанса к преувеличениям.

— Вы живы лишь потому, что герцог находился на балу. Вы упали в обморок, и змея проявила себя, кусая и пытаясь вас задушить. Начали кричать о применении чёрной магии, и герцог заинтересовался. Он подошёл к собравшимся, чтобы узнать, что случилось. Меня тоже позвали, и я объяснил ему, кто вы. Из хорошего могу сообщить, что не только я, а многие умоляли герцога спасти вас от смерти.

Боже, я даже не думала, что случившееся со мной несчастье окажется настолько публичным. Вот нужно же было мне взять это ожерелье! Невольно представила толпу, собравшуюся вокруг меня, герцога, всего из себя такого важного, уговоры...

— Подождите. То есть он не стал бы мне помогать, если бы не знал, кто я такая?

Констанс опустил взгляд.

— Чёрная магия имеет особые свойства. Чёрное проклятье невозможно развеять, его можно только принять, изменить или забрать. Принять проклятье такого уровня — умереть. Изменение требует глубокого понимания структуры проклятья и мастерского владения чёрной магией, если вообще возможно его изменить. Спасая вас, герцог забрал часть вашего проклятья на себя. И только он способен сделать это без риска для собственной жизни, ведь он...

Молчание Констанса показалось мне угрожающим.

— Говорите уже всё, как есть.

— Герцог только выглядит человеком. На деле он не вполне человек.

У меня вытянулось лицо.

— Что значит, герцог не вполне человек?

— Ваша дочь не рассказывала вам его историю?

— Нет, конечно, у нас с дочерью более приятные темы для бесед. А что, Анжеле следовало рассказать мне о герцоге? Для этого есть причина? Они часто общались?

— Я бы так не сказал. Герцог редко бывает в столице.

Глава 7. Непростые решения

Утром в зеркале ванной комнаты отразилось бледное привидение с тёмными кругами под глазами, взъерошенное, всклокоченное и абсолютно несчастное. Не то чтобы такую себя я видела в первый раз. Привычный вид для утра после окончания проверок, сдачи всех отчётов и деклараций.

Тёмные волосы спутанным облаком окружили худое лицо. Кожа по цвету больше подошла бы вампиру. А губы-то — ужас, совершенно бесцветные, как у древней старухи. Да и глаза из ярко-синих превратились в потухшие.

Ещё бы, такая ночь — с бока на бок я поворачивалась, наверное, тысячу раз. Никак не могла выбросить из головы случившееся, всё ругала себя. Мысленно несколько раз хоронила и даже придумала трогательную, но честную эпитафию. Забылась сном только ближе к рассвету — с соответствующим уроном для внешности.

Не девочка уже, чтобы куролесить всю ночь, а на утро выглядеть мятной конфеткой.

Вчера, собираясь на бал, видела в зеркале красавицу лет на пятнадцать моложе реального возраста. Чудодейственные азарийские крема вернули молодость коже, хорошее настроение подарило солнечную улыбку и блеск глазам. Роскошный наряд и драгоценности превратили меня в, скажем, двадцатишестилетнее чудо. Получая потом комплименты, я считала, что полностью их заслужила.

Сегодня те ухажёры в ужасе сбежали бы от меня.

Нет, дело так не пойдёт. Закапывать себя ещё рано. Нельзя перед дочкой и внуком унылую страшилу играть.

Воспоминания о Лео — моём милом маленьком Львёнке — придало сил, и я начала колдовать. Воспользовалась кремами, и кожа прямо засияла молодостью и здоровьем. Тональная пудра — невесомая, совершенно прозрачная — убрала отёки под глазами и синеву. Капли «Небесной росы» вернули блеск глазам.

Несколько взмахов волшебной кисточкой, и ресницы без туши стали выглядеть как будто гуще, длинней и темней. Никогда не любила яркий макияж, и здешние приспособления для ухода за собой казались мне идеальными. Вбила крем в губы, и, о чудо, вместе с ярким вишнёвым цветом вернулось моё вчерашнее прекрасное молодое лицо.

Только излишнюю мрачность срочно требовалось исправить.

Улыбнулась — получилось не очень, словно все зубы сразу болят. Потратила пять минут на фальшивые улыбки по Карнеги. Чистая психофизиология, американский подход. Заодно разобралась с волосами и, пока превращала возникшее на моей голове воронье гнездо в что-то более традиционное, настроение от ужас-ужас поднялось до вполне-норм, без навязчивых мыслей об отползании к кладбищу.

В детскую я вошла с улыбкой и высоко поднятой головой.

Малыш, почувствовав моё появление, заболтал ножками, закряхтел. Охраняющая покой королевского сына няня встала и поклонилась.

— Леди Лина. Наследник Лео хорошо спал, ел, обильно покакал...

С доброжелательной улыбкой я выслушала всё, что рассказала мне девушка. Поблагодарила её и сказала, что подменю её ненадолго.

— Я посижу с внуком. Когда буду уходить, вас позову. Отдыхайте.

Малыш уже ждал, когда его возьмут на руки. Наклонилась над кроваткой, и он позволил себя поднять. Настроение сразу стало прекрасным, вчерашние ужасы отодвинулись далеко-далеко.

Лео у нас такой умница. Ещё совсем крохотный, а уже всё понимает. Настоящий ангелочек, если бы не рога. Не такие, как у Дарьяна, а маленькие, мягонькие. Сыночек — весь в Анжелу, такой милый, но с рожками, как у папы. А ещё у Лео лопатки чешутся, Дарьян говорит: крылья растут.

Демонические крылья я уже видела, зять показывал. Из чистого пламени, размах — на всю комнату, от одной стены до другой. Сложно даже представить, что у маленького Львёнка вырастут точно такие же.

Я надеялась увидеть это чудо собственными глазами, но, похоже, моя сказка закончится раньше, чем Лео удастся взлететь.

Горькая мысль откликнулась жжением на шее, и я постаралась поскорей отбросить её. Подошла с Лео к окну, взглянула на город, укрытый снегом, как большим пуховым одеялом. Деревья в парке казались рисунком на новогодней открытке, день и ночь сверкали разноцветными огоньками. Замёрзший пруд отсюда выглядел светло-голубым леденцом.

Азария — волшебная сказка, в которой я прочитала лишь пару первых страниц. Ещё вчера меня ждало столько всего...

Стоило уголкам губ опуститься вниз, как в районе ключиц что-то кольнуло. Змея, которой меня одарило проклятье, радовалась моему горю и становилась сильней, пожирая мои чёрные мысли. Ночью, ворочаясь без сна, я чувствовала такие же уколы и жжение.

Немного успокаивало то, что в бальном зале проклятье проявляло себя намного сильней. И всё же, возможно, мне не следовало отпускать няню Лео. Я так хотела побыть с внуком, как прежде, а теперь змея, вот гадюка, отравляла всё страхом ему навредить.

Лео заворчал, и, придерживая головку, я приподняла его перед окном.

— Видишь, как красиво? Скоро ты вырастешь совсем большим и взлетишь выше этих крыш на своих прекрасных огненных крыльях.

Малыш успокоился, пригрелся и вскоре заснул. Я опустилась в кресло у камина. Следовало вернуть Львёнка в кроватку, но я позволила себе побыть эгоисткой, ещё немного, хотя бы чуть-чуть подержать его на руках.

Если полного исцеления не будет, совсем скоро мне придётся отсюда уехать. Жить в замке и не приходить к внуку и дочке я не смогу. И рисковать ими так не смогу. Даже то, что сейчас здесь сижу — почти преступление.

Надеяться, что Чёрный герцог ценой своей жизни меня исцелит — такое же преступление, только перед собственным мозгом.

Мне следует смириться с тем, что добрая сказка закончилась слишком быстро. И начать уже что-то делать, чтобы не умереть на третьей странице.

Вот бы отмотать время назад. Закрыть глаза и пройти мимо чёрного футляра.

Так и вижу себя рядом с ним. И пламя свечи вновь ложится на чёрную бархатную крышку. Драгоценности на том, что казалось мне вышивкой, начинают сверкать, и рука будто сама тянется к ним. Рубины глаз змеи ярко вспыхивают.

«Пройди мимо!» — кричу я себе, но прошлое не изменить. И вот я открываю футляр, а там ожерелье, красивее которого невозможно представить. Искрящиеся на свету синие камни будто покрыты инеем, а серебристый металл выглядит, как изысканные тонкие кружева. Лунные сапфиры зовут к себе, как сладкоголосые сирены, и я тянусь на их зов, пусть и знаю, как велика будет цена...

Глава 8. В недобрый путь!

Горничные укладывали вещи, когда в мои комнаты ворвалась Анжела. Взглянула на коробки и чемоданы, заполнившие спальню и гардеробную, и через миг уже оказалась рядом со мной. Порывисто обняла и так замерла.

Она старалась сдерживаться, но всё же всхлипнула, и я сама чуть не расплакалась. Мы так мало времени пробыли вместе, ну что за злая судьба.

Дала знак девушкам, и те тихо вышли.

Мы с Анжелой остались одни. Уселись на диванчике в гостиной. И даже Люська, наша пушистая королева, изволила проснуться и запрыгнуть ко мне на колени, подлезть под руки к Анжеле. И всё стало как раньше, когда-то давно: я и моя дочь, рыжая желтоглазая кошка.

Вот только наша маленькая семья уже выросла и скоро увеличится вновь.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я тихо.

Анжела стёрла слёзы решительным жестом, улыбнулась несмело.

— Штормит немного.

Судя по бледности — штормило сильно.

— А что целители говорят?

— Что наш второй ребёнок будет исключительно сильным магом. — Она вздохнула. — Прошлый раз тоже так было.

Анжела заглянула мне в глаза.

— Мне так жаль, что тебе придётся уехать. Я просила герцога остаться в столице, но легче уговорить небо, чтобы снег не шёл. Он ужасно упрямый и отказывается менять свои планы.

— Мы не вправе требовать, чтобы он менял свой образ жизни из-за меня. — Я сжала руку Анжелы. — Пусть Дарьян прикажет поскорей искать другого целителя. А Констанс, он же у нас такой умничка, пусть поищет в старых книгах — может, есть какой-то способ снять тёмное проклятье.

— Они уже это делают, они постараются.

Я поцеловала её в лоб.

— Молодые мужья не очень-то любят тёщ. — Ой, кажется, я это вслух сказала.

— Мам! — Анжела ещё крепче меня обняла. — Ну какая ты тёща?

— Королевская, — с преувеличенной гордостью ответила я. — Напоминай почаще о моём деле. Герцог не в восторге от идеи лечить меня. Пытался меня напугать, я еле-еле уговорила его согласиться.

— Серьёзно? — возмутилась Анжела. — Он ещё и заставил упрашивать себя? — Она шумно выдохнула. — С его стороны некрасиво так поступать. Дарьяну он дал честное слово, что не только поможет тебе, но и будет вести себя уважительно и достойно.

— Это случилось до разговора со мной? — уточнила я, почти не сомневаясь, что догадка верна. Мужчины коварны и любят издеваться над женщинами. — Так твой муж с ним говорил?

— Они всё утро потратили на переговоры. Торговались, будто два дьявола. Аж искры летели кругом. Я думала, подерутся, но как-то они всё же договорились.

— И что же герцог Валентайн посчитал достойной платой за моё спасение?

Анжела немного смутилась.

— Собственное имя. Он ведь воскрес, а это существенный юридический казус. Перед смертью пять сотен назад он обладал обширной собственностью, в том числе в столице, вкладами в банках, замком и прилегающими к нему землями. Так как он был последним в роду, всё отошло короне. Возвращать такие богатства, да с процентами, как понимаешь, сложно.

Даже с минимальной процентной ставкой за пять сотен лет могло набежать гигантское состояние. А ведь его вклады банк наверняка прикарманил. Для них возвращение такого клиента — полная катастрофа. Хотя кто его знает, может, тут воскресают через одного?

— Я думала, здесь так часто бывает. Ну, умер — воскрес, чему удивляться, это же мир с магией.

— Он единственный, кому это удалось сделать. Здесь прецедентное право, потому и суды затянулись.

— То есть он не мог официально вернуть свою собственность из-за долгих судов? Ему эта ситуация наверняка виделась несправедливой.

Анжела вздохнула.

— Я то же самое сказала Дарьяну. И он согласился со мной, что так нельзя поступать. Но понимаешь...

Она опустила глаза. Ей явно не хотелось признавать, что её драгоценный супруг мог повести себя несправедливо или неправильно.

— Дарьяна тоже можно понять, — наконец сказала она. — Герцог Валентайн обладает уникальными знаниями, они нам очень нужны, а он наотрез отказался сотрудничать. Дар с Констансом придумали такой способ заставить герцога взять учеников. В этот раз он приехал в столицу для окончательного решения вопроса. Кандидаты прошли строгий отбор, всё было готово к тому, чтобы отправить их в Чёрный замок до лета. Но теперь с герцогом поедешь ты и только пятеро учеников вместо тридцати. Он хотел полностью отказаться от них, но Дарьян сражался как лев и добился, чтобы пятеро лучших всё же получили возможность обучаться чёрной магии.

Откинувшись на спинку дивана, я скрестила руки на груди. Без привязки к справедливо-несправедливо герцог Валентайн находился в крайне уязвимой позиции по отношению к власти.

— Вам следовало рассказать мне об этом, я умею проводить переговоры. За возврат контроля над семейными богатствами герцог Валентайн и тысячу учеников согласился бы взять.

Анжела вздохнула.

— Я знаю, мама. Мужчины здесь такие дремучие, они даже мысли не допускают, что женщины могут делать что-то лучше их. Он твёрдо уверены в том, что женщины должны быть красивы, милы и говорить только тогда, когда к ним обращаются.

— И смотреть в пол, — напомнила я.

— Да, и строить из себя молчаливых скромниц. — Анжела вздохнула. — Одному человеку вековые обычаи не сломать. Когда я веду себя иначе, меня прощают, не более того. Я их милая королева, мне позволена некоторая эксцентричность.

— Буду иметь в виду, дорогая.

Герцогу Валентайну сегодняшний цирк с недовампиром я непременно припомню. С Дарьяном ругаться поздно, ведь я уезжаю, и вернуться мне хочется, а так бы популярно объяснила ему, какой он дурак.

* * *

Последний день в доме Анжелы и Дара я провела в детской. Не отходила от маленького Лео, даже когда он спал. Пыталась полностью погрузиться и запомнить ощущение безопасности, тихого счастья рядом с крохотным внуком.

Он такой милый в кроватке, такой забавный, немного смешной. Такой родной, и даже рожки не мешают видеть в нём маленькую копию Анжелы, моего ангелочка.

Глава 9. Противоречия

Путь к поместью Андерсонов оказался неблизким. Мы ехали весь день. Зима, темнеет рано. Последнюю часть пути герцогу пришлось работать при свете. Из-за него я больше не могла смотреть в окно, ведь видела там лишь смазанные тени проплывающих мимо деревьев и своё отражение.

Немного понаблюдала за ползающими по крыше кареты ночными мотыльками. Магические создания источали яркий свет, смотреть на них утомляло глаза, и я почти с облегчением перевела взгляд на их создателя. Герцог всё это время работал с бумагами. В основном читал, остановки в пути использовал, чтобы написать несколько коротких писем.

У него оказался размашистый угловатый почерк и замысловатая подпись с множеством вензелей. Свернув подготовленную бумагу в форме конверта, герцог прижимал к краю листа большой палец и ждал несколько секунд. Когда убирал руку, на письме появлялась печать из красного сургуча — с короной в окружении дубовых листьев, как на дверце нашей кареты.

Последний факт я разглядела не сразу. Поначалу думала, что на сургуче остаётся отпечаток пальца.

— Любопытство до добра не доводит. Это даже вашей кошке должно быть известно, — выдал герцог скучающим тоном, не поднимая глаз.

— Простите, но здесь нет других людей, которым я могла бы уделить внимание. Только вы, и вполне естественно...

— ...для самоубийцы интересоваться моими делами, — с угрозой в голосе закончил герцог, и я невольно закатила глаза.

Вот что за человек ядовитый! И ни слова ему не скажи, и даже в его сторону не смотри — бесит! А ещё сильней бесит, когда из-за него у меня кожа на шее начинает зудеть.

Люся негромко мяукнула, и я вновь принялась её гладить. Идеальная компаньонка, она в очередной раз удержала меня от ссоры с врагом.

— Вы слишком порывисты и нетерпеливы, — заметил герцог спустя время, хотя я ни слова ему не сказала. Ни единого, чёрт возьми, слова! И даже не смотрела в его сторону — кипела от возмущения наедине сама с собой.

Сейчас тоже промолчала, а он продолжил менторским тоном:

— Вы злитесь, но даже от себя прячете злость. Вы не умеете принимать других людей такими, какие они есть. Хотите исправить их поступки, словно имеете право указывать на недостатки и требовать изменить поведение.

— Браво, Ваша Светлость. Вы непревзойдённый мастер — читаете в чужих душах, будто в открытых книгах. Или, — я сделала паузу, и он поднял на меня взгляд, — мните себя знающим, в то время как делаете выводы из ничего.

Он отложил работу в сторону и откинулся на спинку сидения. Уставился на меня с тем же вниманием, которое только что уделял бумагам и письмам. Побарабанил длинными пальцами по обивке, и я невольно заметила, что он совершенно не носит колец. Да и вообще одет слишком скромно, если вспомнить о высоком титуле и положении. Прямо кладбищенский ворон на фоне стаи павлинов. Весь в чёрном, и из украшений — всего одна скромная брошь, фиксирующая чёрный же шёлковый шарф.

— Вы претендуете на независимое поведение, хотя на деле нет человека, который сильнее, чем вы, зависел бы от моего расположения, — негромко заметил он.

— А вы уделяете мне слишком много внимания. Не хотите заняться своими делами? — я постаралась сгладить грубость слов мягким тоном.

— Вы — одно из моих дел. Не самое важное, но, к сожалению, неотложное. Если будете так раздражаться, то мне придётся ещё чаще прибегать к так не нравящейся вам процедуре. Вы этого хотите? Я — нет.

— И что же вы предлагаете?

— Хорошенько подумать, что вы делаете не так, и исправиться.

Фыркнув, я сказала:

— Я всё делаю так.

— Вы раздражаетесь, злитесь, умножаете ярость — и умираете прямо у меня на глазах. Вы называете это правильным поведением?

— Это всего лишь ваши фантазии, — ответила я ледяным тоном. — Откуда вы всё это взяли, когда я вам и слова не сказала до того, как вы начали этот разговор?

— Вас убивают собственные эмоции. Измените их ради собственной безопасности.

— Как?

— Поищите в глубине души благодарность, тёплое чувство к тому, кто взял на себя труд заботиться о вас. Разве это так сложно? — риторически спросил он и вернулся к бумагам.

Шею будто сжала огненная удавка.

— Вы это серьёзно? — не сдержалась я. — Может, ещё предложите влюбиться в вас?

— А вот этого делать точно не стоит. Ваша влюблённость лишь всё осложнит.

Моя влюблённость в самодовольного индюка?

Боже ж ты мой. Какие мы самовлюблённые!

Мне пришлось больно себя ущипнуть. Не хотелось бы рассмеяться или съязвить.

— Не беспокойтесь, Ваша Светлость. Подобных осложнений с моей стороны ждать не стоит.

Он мне не поверил. Ну надо же.

— Вы должны знать, что в самом скором времени я введу в свой дом молодую жену. А женщины слишком завистливы и ревнивы. Потому лучше по этой дорожке вообще не идти. Вам будет сложно справиться с чувствами, глядя на чужое счастье.

«Счастье», — мысленно повторила я и спросила вслух:

— И кто же счастливая избранница?

— Старшая дочь Андерсонов.

Несколько секунд я молчала, переваривая информацию, крутя её и этак, и так.

— И как же эту молодую даму зовут?

Герцог не ответил. Его губы сжались в плотную линию, а линия скул заострилась.

— Вы не знаете её имени, да? — уточнила я. Хотелось вскочить и воскликнуть: «Боже, да! Я так и знала!»

Будущий новобрачный перебрал стопку прочитанных писем, быстро проглядывая их содержание.

— Мою будущую жену зовут Аделаида.

— Какое красивое имя, — заметила я. — Жаль лишь, что влюблённый жених не сразу его вспомнил.

Мы недолго молчали. Наконец его прорвало:

— Кто сказал, что я влюблён в эту девушку?

Тон-то какой! Мне стоило неимоверных усилий не закатить глаза.

— Об этом мне намекнуло ваше намерение заключить с нею брак.

Внутри всё аж бурлило, хотя какое мне дело до его намерения жениться на безымянной, чёрт его возьми, невесте? Вот именно — никакого. И всё же за Аделаиду Андерсон стало обидно.