Разрешаю меня забыть

Глава 1. Соня

— Может, вон то голубое? — Ира сжала мой локоть чуть сильнее, чем нужно, ее пальцы слегка дрожали от усталости. Она указывала на витрину, где манекен в небесно-голубом платье застыл в изящном полуповороте.

Я медленно провела взглядом по струящемуся шелку, отмечая, как вышитые серебряные нити переливаются под ярким светом софитов. Разрез от бедра обнажал манекену ногу почти до талии — слишком откровенно для корпоратива, но именно такой дерзости, кажется, и жаждала моя подруга после месяцев подавленности.

— Неплохо... Примеряешь? — слова падали, как тяжелые капли дождя. Мы уже пятый час блуждали по бесконечным коридорам торгового центра, и мои ноги горели огнем. Каждый новый магазин сливался с предыдущим в калейдоскопе зеркал и вешалок.

Когда мы наконец выбрались на парковку, холодный вечерний воздух обжег легкие. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как усталость просачивается в каждую клеточку тела. Пакеты с покупками оттягивали руки, а где-то между ними болталась та самая голубая обновка — Ира в последний момент все же решилась на смелый фасон.

Я только успела вызвать такси, когда резкий визг тормозов заставил нас вздрогнуть. Черная Audi с тонированными стеклами остановилась в полуметре, брызги грязного снега из-под колес попали мне на сапоги.

Из машины вышли двое — первый, широкоплечий мужчина с шеей борца, носил дорогой костюм, который странно контрастировал с тюремными татуировками на его кистях. Второй был похудее, но не менее устрашающим — его узкие глаза бегали между нами, как у хищника, выбирающего жертву.

— Которая? — спросил Борец, перекатывая во рту жвачку. Звук его голоса заставил меня непроизвольно сглотнуть — в нем было что-то влажное, липкое, как прикосновение слизняка.

Его напарник сравнивал нас взглядом, и я почувствовала, как мороз сковал плечи. Мы с Ирой действительно были похожи — одинаковый рост, зеленые глаза, темные волосы до плеч. Но сейчас наша схожесть казалась проклятием.

— Ирина Никонова кто? — прищурился Борец.

Я увидела, как пальцы Иры вцепились в ручку пакета так, что костяшки побелели. Ее бывший муж Макс был настоящим проклятием нашей дружбы — влиятельный бизнесмен со связями в криминальном мире. Каждые несколько месяцев он устраивал ей новые проблемы, будто не мог смириться, что она осмелилась уйти.

Конечно, это он. Только для него подобный дешёвый спектакль с тонированной Audi и громилами в плохо сидящих костюмах был бы идеальным способом продемонстрировать власть и унизить Иру. Мысленно я закатила глаза — он всегда был таким пафосным. Для меня же эта ситуация была не опасна, а лишь досадна.

— Это я! — вырвалось у меня. Голос прозвучал неестественно громко в тишине пустынной парковки.

Меня грубо толкнули к машине. В последний момент я успела поймать взгляд Иры — в ее глазах читался ужас, благодарность и обещание "я что-нибудь придумаю". За себя я не боялась — Максу я была не нужна. И даже усмехнулась, представляя, как он скривится, увидев вместо бывшей жены ее лучшую подругу.

Дверь захлопнулась с глухим стуком, пахнущим дорогой кожей и опасностью. Audi рванула с места так резко, что меня вдавило в сиденье. Через тонированное стекло я видела, как подруга постепенно уменьшается, пока не превращается в маленькую темную точку.

Дорога заняла около часа. Когда машина остановилась перед полуразрушенным промышленным комплексом на окраине, меня вытолкнули наружу. Холодный ветер ударил по лицу, заставляя содрогнуться. Охранники, не говоря ни слова, повели меня к зданию, их пальцы впивались в мои плечи как стальные клещи.

Внутри царила гробовая тишина, нарушаемая только скрипом ржавых металлических конструкций. Пыль висела в воздухе, заставляя щипать глаза. Где-то капала вода, ее звук эхом разносился по пустым коридорам.

В центре помещения стояли двое. Первый — высокий брюнет лет двадцати пяти с глазами цвета зимнего неба. В его позе читалась расслабленная уверенность хищника, знающего, что добыча уже в ловушке. Второй, со шрамом через щеку, курил, прислонившись к стене. Дым от его сигареты вился в луче света из разбитого окна, создавая сюрреалистичную картину.

— Это что? —холодно спросил брюнет.

Охранник, который вел меня, заерзал:

— Никонова, как вы и просили...

Наступила тягостная пауза. Незнакомец медленно подошел, изучая мое лицо с холодным любопытством. Его взгляд скользил по моим чертам, как скальпель хирурга. Затем внезапным движением он ударил охранника в солнечное сплетение, прижал его голову к столу и показал фотографию:

— Ты хочешь умереть сегодня?

Громила побледнел, а два его друга сделали пару шагов назад.

Я же стояла в полном оцепенении, боясь даже пошевелиться, а в голове билось только одно слово: «бежать!»

Внезапно шрамированный рассмеялся, мазнув взглядом по фото:

— Не повезло тебе, красавица. В барак ее.

Когда меня потащили в темный коридор, я наконец осознала — это не Макс...

Глава 2. Соня

Тьма сгущалась в углах запертой комнаты, пропитанной запахом сырости и чего-то затхлого, будто это помещение годами не проветривали. Я прижалась спиной к холодной стене, обхватив колени дрожащими руками, и заставила себя не закрывать глаза ни на секунду. Замызганный матрас с желтыми пятнами в углу выглядел настолько отталкивающе, что даже мысль присесть на него вызывала отвращение. Бледный прямоугольник лунного света, падающий из крошечного окошка под потолком, казался единственной связью с внешним миром, но эта связь была обманчивой — слишком высоко, слишком далеко.

Мысли путались, набегая одна на другую: кто эти люди? Что им нужно от Иры? Я до боли сжала кулаки. Если они не собираются разговаривать, значит, рассчитывать можно только на себя. Нужно бежать при первой же возможности.

Ира наверняка успела скрыться. Она не из тех, кто будет сидеть сложа руки — если я знала ее хоть сколько-то, подруга уже искала способы помочь. Эта мысль согревала, но ненадолго — слишком многое оставалось неясным.

Утро началось с резкого лязга дверного замка. Дверь распахнулась с грохотом, и в проеме возник знакомый силуэт — один из вчерашних громил, с перекошенным от злости лицом.

— На выход. И без фокусов.

Его голос звучал как скрежет железа по стеклу. Я медленно поднялась, делая вид, что покорна, но глазами искала слабое место в его бдительности. Он был один — это давало призрачный шанс.

Длинный коридор с облупившейся краской на стенах казался бесконечным. Охранник держал меня за предплечье, но его хватка была небрежной — он явно не ожидал сопротивления от перепуганной девушки.

Я действовала молниеносно. Резкий рывок всем телом — и ногти впиваются в его лицо, оставляя кровавые полосы от виска до подбородка. Охранник вскрикнул от неожиданной боли, на мгновение ослабив хватку. Этого мгновения хватило.

Побег превратился в безумный марафон по лабиринту технических помещений. Ноги подкашивались, в груди кололо от нехватки воздуха, но адреналин гнал вперед. За спиной — тяжелый топот и хриплые ругательства.

Поворот. Еще один. Темнота.
Я влетела в случайную комнату, надеясь, что преследователь пронесется мимо, и замерла.

Равнодушные серые глаза уставились на меня через стол, заваленный бумагами. Тот самый брюнет — высокий, с бесстрастным лицом — медленно поднял голову, будто мое появление было лишь досадной помехой в его делах.
В ушах стучала кровь.

Дверь распахнулась — охранник с окровавленной щекой вцепился в мое плечо мертвой хваткой.

— Сорвалась, стерва...

Брюнет даже не пошевелился. Просто отвернулся к документам, словно я была пустым местом.
Новое место оказалось массивным зданием, вросшим в склон горы. Густой лес вокруг шелестел листьями, словно насмехаясь над любой мыслью о побеге.

Подвал встретил меня металлическим звоном захлопнувшейся двери. В полумраке постепенно проступали силуэты — десятки глаз смотрели на новенькую. Худые, изможденные девушки сидели вдоль стен на подобиях кроватей, одни — с тусклым любопытством, другие — с равнодушием давно сломленных людей.

— Что это за место? — мой голос прозвучал громче, чем я планировала.

Ответы приходили обрывочно, как кусочки страшной мозаики. Долги. Деньги, взятые не у тех людей. Днем — изнурительная работа в цеху, ночью — липкий страх. Охранникам запрещено к нам приставать, но иногда приезжают незнакомцы и увозят девушек. Назад никто не возвращается.
Ногти впились в ладони, оставляя красные линии. Ира никогда не связывалась с такими суммами, иначе точно рассказала бы мне.

В углу притаилась девочка — ей на вид не больше пятнадцати, остальные выглядели значительно старше.

— Меня забрали вместо сестры, — прошептала она, пряча лицо в коленях.

Ее пока не трогали. Пока.

Утреннее построение превращалось в унизительную процедуру. Мужчина со шрамом — Глеб, как я позже узнала — похаживал вдоль шеренги, изучая каждую как товар. Его взгляд задержался на мне дольше обычного.
Я не опустила глаз, высоко подняв подбородок.

— Новенькая думает, она особенная? — он осклабился, обнажив зубы.

Тишина.

— Работать!

Швейный цех встретил меня гулом машин. Руки помнили движения — мама учила меня шить в детстве. Но здесь все было иначе. Тугие нитки рвались, иглы ломались под нарочито грубой тканью, а за каждую ошибку следовал удар по пальцам. Готовые платья — дорогие, изящные — уносили охранники, чтобы продать "на воле".

Вечер принес жидкую похлебку и черствый хлеб. Ноги горели огнем, спина ныла от скрюченной позы.

— Сегодня выбор, — прошептала соседка.

Я закрыла глаза. Бежать. Нужно бежать до того, как за мной придут.
Но глухой лес и толстые стены смеялись над моими планами.

Темнота сгущалась. Время заканчивалось.

Глава 3. Соня

Когда охранник начал зачитывать список имен, я затаила дыхание, нервно царапая ногтями ладонь.

Десять чужих имен. Моего среди них не было. Волна облегчения прокатилась по телу такой теплой дрожью, что я едва не застонала. Сегодня я вне опасности. Хотя после утреннего построения мне казалось, что Глеб непременно устроит мне проблемы — его взгляд скользил по мне, как нож по горлу.

Через полчаса шесть девушек вернулись. Они были бледные, как мел, их руки дрожали, а глаза смотрели куда-то внутрь себя, будто видели то, чего не должны были видеть. Я подсела к одной из них, худенькой брюнетке с синяком на скуле, и тихо спросила, что там происходит на этих "выборах".

— Богатые ублюдки,— прошептала она, обхватив себя за плечи. — Им подавай девушек по описанию - блондинок, брюнеток, высоких, миниатюрных...— Ее голос сорвался, когда она добавила: — Глеб назвал твое имя. Но тот охранник, новый, что-то прошептал ему, покачал головой. После этого Глеб скривился, будто уксус хлебнул.

По спине пробежали ледяные мурашки. Значит, я должна была идти. Но кто-то вмешался. Почему? И что теперь будет делать Глеб? Он явно не из тех, кто просто так отступает. Значит, в следующий раз мне не отвертеться.

Утро началось с того, что на построении я не сводила глаз с Глеба. Его шрам сегодня казался особенно отталкивающим — багровым рубцом, пересекающим щеку, как след от кнута. Рядом со мной стояла девушка, не успевшая заплести косу — ее светлые волосы были собраны в небрежный хвост. Глеб остановился перед ней, потом вдруг резко дернул за волосы, заставив вскрикнуть от боли.

— Ты что делаешь? — крикнула я, не успев подумать, и вцепилась ему в руку. Вокруг мгновенно воцарилась мертвая тишина — даже дыхание девушек замерло. Глеб медленно разжал пальцы, высвободил руку из моей хватки и со всей силы ударил меня по лицу.

Мир на мгновение померк. Я почувствовала, как теплая кровь наполнила рот, разбитая губа пульсировала болью. Но я выпрямилась, медленно повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза - с ненавистью, которая, казалось, могла бы его испепелить.

Он прищурился, угрожающе наклонился ко мне, готовясь ударить снова...

— Глеб.— Голос прозвучал спокойно, но с такой неоспоримой властью, что все вздрогнули. В дверях стоял Руслан - тот самый брюнет с серыми глазами, холодными, как зимнее утро. — Работа уже пять минут как идет, — он равнодушно провел взглядом по моей разбитой губе. — Иди на спарринг, если силу некуда девать. Или ты с девочками помаду не поделил?

Глеб скрипнул зубами, но лишь злобно махнул рукой:

— Работать!

Его взгляд, брошенный мне вслед, обещал: это еще не конец.

Весь день я не могла сосредоточиться, вздрагивала от каждого шороха, каждую минуту ожидая мести. Но спину держала прямо — где-то в глубине души я знала, что за мной наблюдают. Не только Глеб, кто-то еще.

Неделя прошла относительно спокойно. "Выборов" больше не устраивали. На построениях я лишь ловила на себе ненавистные взгляды Глеба, но открытых стычек избегала. Больше времени проводила с Алиной — той самой девочкой-подростком. Учила ее шить, рассказывала истории из детства, делилась скудным ужином. А по ночам, когда все засыпали, прокручивала в голове планы побега, мысленно проходя по каждому коридору, запоминая расположение охраны. Но лазейки не находилось.

И вот однажды после ужина дверь распахнулась. Охранник, обычно молчаливый, крикнул только мое имя.

— Соня... — Алина сжала мою руку так сильно, что стало больно. Я успокаивающе улыбнулась ей, хотя кровь стучала дробью в висках.

Шаг. Еще шаг. Охранник закрыл за мной дверь и пошел следом. Коридор был узким, темным, где-то перегорела лампочка. Вдруг шаги позади прекратились. Я обернулась — никого. Абсолютная темнота. Абсолютная тишина. И невероятный, невозможный шанс...

Глава 4. Соня

В тот момент, когда я, не думая, бросилась вперёд по тёмному коридору, в груди разгорелась дикая, почти животная надежда. Она жгла изнутри, ослепляла. Казалось, ещё несколько метров — и этот кошмар останется позади. Я вдохну не спёртый, пропахший потом и страхом воздух барака, а холодную свежесть ночи, увижу звёзды, а не зарешеченные окна. Кто и зачем устроил мне этот шанс, было неважно. Разум отключился, остался лишь первобытный инстинкт бегства. Главное — бежать!

Но уже через два шага я врезалась во что-то твёрдое, неподвижное и неумолимое, как скала. В кромешной тьме я не сразу поняла, что это человек — высокий, мощный, одетый во всё чёрное, сливающийся с мраком. Он не вышел навстречу случайно. Он ждал. Его руки, холодные и жилистые, как стальные капканы, мгновенно схватили меня, с силой, от которой хрустнули кости, вжав в шершавую стену всем телом. Я почувствовала запах табака и чего-то металлического, оружейного, что въелось в его кожу.

В горле встал комок леденящего ужаса.

"Мммф!" — хотела закричать я, но ладонь с мозолистыми пальцами грубо, почти рванув кожу в уголках губ, зажала мне рот, перекрывая кислород. Другая рука рванула рубашку — пуговицы, словно насмешливые слёзы, звеняще рассыпались по грязному полу. Тело охватила не волна, а целая лавина парализующего страха. Я билась как рыба на крючке, задыхаясь в немом крике, колотила ногами, пыталась ударить коленом в пах — но это было словно пытаться сдвинуть бетонную стену. Бессилие, острое и ядовитое, затопило меня. Нет, нет, нет!

Его пальцы впились в мою грудь, сжимая до боли, до тошноты, с каждым движением оставляя на коже синяки. Когда он рванул за пояс штанов, я в полном, отчаянном исступлении извернулась и вцепилась зубами в его руку, почувствовав на языке солоновато-горький вкус чужой кожи и крови. На мгновение его хватка ослабла — и в сердце, вопреки всему, рванула та самая безумная надежда: смогу, вырвусь!

Но тут последовал удар. Острая, обжигающая боль взорвалась в висках, мир поплыл, запрыгал красками. Меня швырнули на стену — спина ударилась о рельефную поверхность, и показалось, будто кто-то вонзил в плоть сотню раскалённых игл. Я всё ещё пыталась сопротивляться, цепляясь за ускользающее сознание, но силы были слишком неравны.

Его тело, тяжёлое и чуждое, прижало меня, и вдруг низ живота пронзила острая, режущая боль — будто кто-то полоснул по коже лезвием.
В полубреду, сквозь пелену слёз и боли, я увидела, как он расстегивает свои штаны. Волна тошноты, горькой и жгучей, подкатила к горлу.

"Нет, только не это. Лучше убей." — пронеслось в голове, обрывком последней молитвы.

Он ударил меня снова, и мир на мгновение провалился в беззвучный, чёрный вакуум.

И вдруг — свет. Яркий, режущий воспалённые глаза луч фонаря в конце коридора. Голоса. Несколько голосов сразу. Не сон, не галлюцинация.
Человек в чёрном резко отпрянул, его дыхание стало частым и злым. Он швырнул меня на пол, и прежде чем я успела понять что-то, его след простыл в темноте. Я попыталась подняться, но мир снова закачался, уходя из-под ног, и на этот раз густая, липкая темнота накрыла меня с головой.

***

Очнулась я на своей койке. Первое, что я увидела — широкие, испуганные до боли глаза Алины. Её пальцы, холодные как лёд, судорожно сжимали мою руку, будя в памяти ощущение тех самых, других пальцев. По телу пробежала судорога, и я чуть не закричала снова.

— Соня! Соня, что случилось? Где ты была? — её голос дрожал, срывался на шёпот.

Я попыталась ответить, но из пересохшего, сведённого спазмом горла вырвался только хрип, звук разбитого существа. Каждое движение, каждый вдох отзывался глухой, ноющей болью — будто всё тело побили палками.

Мысли путались, не желая складываться в картину. Тёмный коридор. Сильные руки. Боль. Свет. Почему он ушел? Кто эти голоса? Случайность? Или… Нет. Это не могло быть случайностью. Меня ждали. Кто-то знал. Кто-то подстроил эту ловушку, подсунув мне ложный ключ, сыграв на самом главном, на инстинкте. Кто? Руслан? Чтобы получить повод сломать окончательно? Глеб? Или кто-то другой, чьё имя даже не приходило на ум? И зачем? Зачем было устраивать этот побег, чтобы так грубо, так жестоко поймать? Чтобы подавить? Насладиться моим падением? Чтобы я сломалась и стала удобной? В голове звенело, а ответа не было. Только липкое, тошнотворное чувство, что за мной наблюдают. Что я пешка в чужой игре, правил которой не знаю.

­— Всё... нормально. Мне повезло, — прошептала я, выдавливая из себя слова, различая в полумраке её бледное, искажённое страхом лицо.

"Повезло". Какое чудовищное, какое кощунственное слово в этой ситуации.

— Скоро построение. Как ты пойдёшь? — её пальцы сжали мою руку сильнее, и это было единственное, что хоть как-то удерживало от паники.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как пламенем болят рёбра.

— Соберусь. Надо идти. — Мысль о том, что будет, если я не явлюсь, пугала куда больше, чем физическая боль.

Через час, еле раздобыв целую рубашку, которая скрывала синяки, но не могла скрыть сведённые болью плечи, мы шли по коридору. Алина незаметно, но крепко поддерживала меня под руку. Каждый шаг отдавался огнём в висках и по спине. Но я стиснула зубы до хруста, впилась ногтями в ладони и вошла в зал с высоко поднятой, хоть и бесконечно тяжелой головой.

Глава 5. Соня

Лазарет оказался удивительно чистым помещением с белыми, почти стерильными стенами и резким запахом антисептика, режущим ноздри. Этот запах, символ нормальности и лечения, здесь, в аду, казался инородным. Врач — седой мужчина с глубокими, уставшими морщинами вокруг глаз — выглядел выгоревшим, но не жестоким. Его пальцы, осматривающие мои раны, были удивительно мягкими, почти отцовскими, по сравнению с грубыми руками охранников. Эта неожиданная аккуратность заставила слёзы подступить к горлу, но я сжала зубы. Он молча проверил сотрясение, ощупал рёбра, но на все мои вопросы, на мой немой, испуганный взгляд, ответил лишь коротким, бесстрастным «отдыхай» перед тем, как выйти, оставив меня одну со жгучей болью в боку и целым роем ядовитых мыслей.

Я лежала, вглядываясь в потолок, где трещины образовывали причудливые, безумные узоры, похожие на карту моего нового мира. Вспоминала тёмный коридор, чьи-то грубые руки, разрывающие мою одежду, запах чужого тела и металла. И Руслана. Его странное вмешательство на построении… Сердце сжалось от нового витка паники.

Я прикрыла глаза, как новая внезапная и дикая мысль заставила меня резко приподняться на локте — дверь! Она была заперта? Щель под дверью и полом манила полоской света из коридора. А что если свобода в двух шагах? Маловероятно, но все же... кажется, я не слышала поворота ключа, после того, как врач вышел. Адреналин ударил в виски, заставив на секунду забыть о боли. Сейчас! Бежать! Я резко рванулась на кровати, но острая, разрывающая боль в рёбрах тут же швырнула меня обратно на подушку, вырвав сдавленный, беспомощный стон. Бессилие накатило новой, горькой волной. Нет, я должна попытаться снова...

Неожиданно дверь распахнулась с такой силой, что я вздрогнула, почувствовав, как сердце бешено заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди. В проёме, заполняя его собой, стоял Руслан, его серые глаза казались ещё бездоннее при ярком, безжалостном свете лазарета.

— Кто? — спросил он коротко, отрывисто, и это единственное слово повисло в воздухе, тяжёлое, как гиря, грозящая раздавить.

Я отрицательно покачала головой, но вложила во взгляд всю накопившуюся ненависть, все испепеляющее отвращение. Это он? Пришёл проверить, не узнала ли я его в темноте? Или ищет того, кто осмелился нарушить его правила? Ведь охранникам строго запрещалось трогать "товар"...
В голове метались мысли — что опаснее: рассказать о нападении или промолчать? Слова застряли в горле комом. Игра шла на краю пропости, и я не знала правил.

Мысли прервались, когда его пальцы неожиданно, почти невесомо коснулись моей пряди, выбившейся из косы. Я замерла, чувствуя, как кожу стянуло парализующим ужасом, будто по ней пробежал ядовитый паук. Нельзя показывать страх. Нельзя. Глазами я искала хоть что-то, что могло бы стать оружием — шприц, ножницы, даже стеклянный стакан. Готовность к борьбе заставила кровь бежать быстрее.

Но Руслан уже небрежно откинул мою прядь и убрал руку и, внезапно, не спрашивая разрешения, грубо задрал мою рубашку. Я успела лишь прижать руками ткань к груди, но синяки на ребрах, живот с уродливой рваной царапиной прикрыть не удалось. Стыд и омерзение вспыхнули во мне ярким пламенем.

— Что ты... — я не успела договорить, как он развернулся и вышел так же молча и стремительно, как и появился, оставив после себя лишь едва уловимый запах одеколона и миллион невысказанных вопросов, давящих грузнее любого камня.

***

Три дня в лазарете прошли в мучительном, изматывающем ожидании. Каждый скрип за дверью, каждый шаг заставлял сердце замирать. Врач появлялся редко — приносил лекарства, проверял температуру, молча уходил. Но в день выписки, уже стоя в дверях, он вдруг обернулся, и его усталое лицо дрогнуло:

— Постарайся вести себя тише. Иначе будешь моим частым гостем. Или... тебя не будет вовсе. — Его глаза на мгновение выразили что-то похожее на старую, потухшую жалость, прежде чем дверь закрылась за ним, оставив меня с этим леденящим душу предупреждением.

Возвращение в барак встретили десятки глаз девушек — кто-то с любопытством, кто-то с опаской, кто-то с откровенным страхом. Алина бросилась ко мне, обняла так сильно, что заныли едва зажившие рёбра, но я не стала её останавливать. Её дрожащие, холодные руки говорили лучше слов — она боялась за меня больше, чем я сама.

Но на следующий день, когда мы строем, как стадо покорных овец, шли в цех, тяжёлая рука охранника вдруг выдернула меня из шеренги. Волна животного страха ударила под колени.

— За мной, — буркнул он без эмоций и повёл в противоположную сторону — к административному крылу.

Сердце стучало где-то в горле, сухо и часто. Что со мной будет? Что я сделала? Мысли путались, в голове проносились самые страшные варианты. Меня ведут на расправу. Или…

Полупустая комната. И он. Руслан у окна, его профиль чётко и резко вырисовывался на фоне грязно-фиолетового неба. Он повернулся, и я впервые разглядела его полностью — высокий, подтянутый, смертельно опасный, он крайне резко контрастировал с убогими, грязными стенами этого места. Его спокойствие было пугающим.

— Я могу забрать тебя из барака, — его голос был ровным, почти равнодушным, будто он предлагал чаю. — Никакой работы. Чистая одежда. Полноценная еда.

Глава 6. Соня

Тёмный барак, пропитанный запахом сырости и страха, наполнялся шёпотами, словно ядовитым дымом. Я, прижавшись затылком к холодной стенке за койкой, рассказывала Алине о предложении Руслана, выдавливая из себя слова, каждое из которых обжигало горло, как глоток кислоты. Её глаза расширились до предела, стали огромными, совсем детскими, в них плескался чистый, неразбавленный ужас. Её пальцы, тонкие и нервные, скручивали край моей рубашки, оставляя заломы на ткани. Она была всего лишь ребёнком — пятнадцать лет, узкие плечи, тонкие запястья, которые я могла обхватить двумя пальцами. Видеть такой всепоглощающий страх в этих ещё не успевших повзрослеть глазах было невыносимо. Во мне всё сжималось от боли и безысходности.

— Ты что, отказалась? — резкий, сиплый шёпот, полный немого осуждения, донёсся с соседней койки.

Я вздрогнула. Девушка с тёмными кругами под глазами приподнялась на локте. Её потрескавшиеся губы искривились в горькой, уставшей усмешке. Это была Катя, одна из девушек постарше меня. Её когда-то красивое лицо теперь напоминало потрёпанную, пожелтевшую фотографию.

— Дура, — выдохнула она, и в её голосе звучала не злоба, а некое странное, извращённое сожаление. — Руслан редко берёт к себе. Обычно возвращает через пару недель, но... — Она облизнула пересохшие губы, будто вспоминая вкус жизни, которой у неё не было. — Хоть немного пожить по-человечески. Постираться нормально. Поспать на чистом белье. А ты... ты добровольно отказалась от этого. Сама.

В груди что-то ёкнуло. Нет, я не сожалела о своем решении, но скрипнула зубами, чувствуя, как нарастает волна гнева — и на неё, и на себя, и на всю эту несправедливую вселенную. Значит, правила для него не писаны. Но тогда... тот человек в темноте — не он? Но как Руслан узнал, что мне нужен лазарет? Охранники, нашедшие меня, явно не докладывали — просто швырнули на койку, как мешок с картошкой. Глеб тоже не обратил внимания, пока не появился Руслан.

Мысли путались, как нитки в неумелых руках, заходя в тупик. Все же кто-то хотел помочь мне сбежать? Или как раз встреча с маньяком в темноте не случайна? Единственный, кто проявлял хоть каплю человечности — врач, но ведь я увидела его позже...

— Подумаешь, что не нравится, — Катя не унималась, её шёпот становился всё язвительнее. — Может, ты ждёшь принца? Здесь их нет. Здесь есть они. И выбор невелик: либо передышка, один и на выгодных условиях, либо купит какой-нибудь неадекват и найдут потом в канаве. Ты понимаешь, что ты сделала? Ты плюнула на свой единственный шанс. И не спасешь ты себя. И свою малявку тоже.

Её слова падали, как камни, прямо в душу. Одна мысль о том, чтобы согласиться на предложение Руслана, вызывала во мне такую дрожь, что зубы начинали стучать, будто в лихорадке. Да, возможно, все это звучало логично, но... Это было бы предательством самой себя, последней чертой, за которой я перестану быть человеком. Нет. Ни за что. Но теперь к этому «нет» примешивался едкий, отравляющий душу страх — а не подписываю ли я этим отказом приговор не только себе, но и Алине?

Весь следующий день в цеху я притворялась, что сосредоточена на работе, а сама изучала каждую щель, каждый угол, каждый взгляд охранника с болезненной, почти безумной интенсивностью. Последний ряд швейных машин стоял в трёх шагах от двери, куда охранники выходили курить. Не выход — крошечный загончик, заваленный ящиками. Но на стене...

Мои пальцы замедлили работу, когда я разглядела пожарную лестницу, старую, ржавую, но, кажется, ещё целую. Мысль о побеге зрела в сознании, как зерно в тёмной земле — медленно, но неотвратимо пробиваясь к свету, становясь единственной соломинкой, за которую можно ухватиться. С лестницы можно добраться до маленького окна на третьем этаже — кухня, где стояли огромные баки с отходами. Их вывозили каждый день перед обедом. Если отвлечь охрану у входа хотя бы на минуту...

План складывался в голове, обретая чёткие, пусть и безумные очертания. Совершенно ненадёжный, отчаянный, но единственный. Завтра. Мы попробуем завтра. Это «мы» относилось ко мне и Алине. Я должна была вытащить её. Это стало навязчивой идеей, искуплением.

Я уже собиралась сказать Алине о плане, наклонившись к ней, чтобы шепнуть на ухо обрывок надежды, когда услышала перешёптывание, заставившее кровь застыть в жилах:

— Сегодня вечером будет "выбор"... — голос одной из девушек дрожал, как лист на ветру, в нём слышались слёзы и паника. — Только что охрана обсуждала... Список немаленький.

Волна беспомощности, куда более страшная, чем та, что вызывало воспоминание о Руслане, прокатилась по спине. Я медленно подняла голову и тут же встретилась взглядом с Глебом. Он стоял у двери, его шрам растянулся в мерзкой, самодовольной ухмылке, а глаза блестели, как у кота перед тем, как сожрать мышку. Его взгляд скользнул по мне, потом медленно, с наслаждением переполз на Алину, и обратно — немой вопрос и обещание одновременно.

В горле пересохло, сердце заколотилось, отчаянно пытаясь вырваться из клетки груди. План. Надо менять план. Сегодня. Сейчас. Потому что после "выбора" может быть уже поздно. Поздно для меня. Для нас обеих.

Иголка снова соскользнула с ткани, оставив кривую, уродливую строчку. Я дышала глубже, пытаясь сосредоточиться, но пальцы не слушались — дрожали так, что нитка постоянно путалась и рвалась. Сообщение о "выборе" висело в воздухе, как ядовитый туман, обволакивая каждую мысль, отравляя последние крупицы надежды. Алина сидела рядом, её обычно ловкие, быстрые пальцы сегодня двигались неестественно медленно и неуверенно — она тоже знала. Мы украдкой обменивались краткими, испуганными взглядами, в которых читался один и тот же, невысказанный вопрос: "Кого сегодня заберут?"