— Девушка… — услышала я спиной и, не оборачиваясь, отрезала:
— Нет!
Почему в каждом баре происходит одно и то же? Я сижу за барной стойкой и напиваюсь не для того, чтобы подцепить какого-нибудь мужика. Причем я не сексуально потягиваю коктейль в красивом платье, стреляя глазами по сторонам, а сижу в джинсах и футболке, пялясь на батарею бутылок напротив.
— Но позвольте вас угостить, — парень оказался настойчивым, так что пришлось прибегнуть к самому действенному, но болезненному для меня методу.
Я чуть повернула голову и показала этому надоедливому безымянный палец с обручальным кольцом.
В будний день людей было немного, но иногда находились и такие, пьяные и настойчивые.
— Юля, — вышел из подсобки бармен, который уже не первый месяц смотрел на меня с жалостью и осуждением одновременно. – Опять надерешься.
— Может, я хочу надраться.
— Ты каждый день хочешь. В любое время суток.
— Слушай, Гена, — разозлилась я. – За выпивку плачу? Плачу. Пьяных дебошей не устраиваю? Нет. Тогда какого черта ты ко мне прицепился?
Бармен покачал едва заметно головой и начал натирать стаканы, а у меня на этот выпад ушли, казалось, последние силы. Я была человеком без эмоций, без целей, только с головной болью по утрам и душевной постоянно. И даже это мимолетное проявление злости стало для меня неподъемной ношей.
— Дай с собой бутылку, — попросила я и бросила на стойку деньги.
И одной тошно, и в баре невыносимо. Но все же лучше, чем под такими же взглядами родственников и друзей. Да последних уже и не осталось. Я сама отсекла их, даже сестра перестала звонить и приезжать. А толку, если я не отвечаю и не открываю.
Гена поставил бутылку, забрал деньги и спросил:
— Такси вызвать?
— Нет, — качнула головой. – Спасибо.
— Юлька, нарвешься когда-нибудь.
Я сделала бармену ручкой, слезла со стула, и пошла к выходу. Запахи бара сменились запахами летней ночи. Я уже знаю каждый. Даже в городе. Сколько раз я вот так бродила с бутылкой вдоль дороги или сидела в парке на скамейке. Иногда ходила на озеро, смотрела на огни города, отражавшиеся в водной глади, и обжигала горло алкоголем, понимая, что завтра будет новый день. Такой же день… Правда, бывало, что и в баре я надиралась так, что ходить до утра уже не могла. Но в этом состоянии я хотя бы могла спать, а не разрывать себя медленно на части по ночам.
Но сегодня я пошла по своему самому привычному маршруту. Я бы с закрытыми глазами, в любом состоянии нашла дорогу.
— Мышка, — тронул меня за плечо Слава, шепча почти в самое ухо, — ты на Балановского так пялишься каждую лекцию, будто сожрать его хочешь.
— Отстань, — зашипела я и снова уставилась на преподавателя.
— Может, Юлька влюбилась? – игриво поправив волосы, сказала моя соседка по парте, Инна, обернувшись к Славе всем корпусом.
— В этого старика? – уже громче удивился одногруппник.
«Он не старик!» — хотела я завопить.
Павел Алексеевич был мужчиной. Да, пусть старше нас, еще таких молодых и наивных, на полжизни, но все-таки мужчиной. И достаточно привлекательным. Осанка, движения, взгляд, голос – какой же он старик?
— Молодые люди, я вам не мешаю? – Павел Алексеевич улыбнулся, чуть повысив голос, и посмотрел в нашу сторону.
А у меня даже ладони вспотели. Казалось, эти голубые глаза смотрят прямо на меня.
И да, в этом я никому не могла признаться.
Влюбиться в преподавателя – это нонсенс!
Алкоголь затуманивал голову, но на ногах я еще держалась. И шла, шла… Упорно шла, потому что сегодня был особенный день. По-особенному болезненный. Кованый забор показался из-за поворота, и в маленькой будке охранников я увидела свет. Опять Степанович будет минут двадцать меня уговаривать идти домой, потом все-таки впустит меня на территорию, а утром я проснусь на старом диване в этой самой будке или дома, прямо в одежде, не помня, как дошла до дивана.
Я шла на маленькое окошко, чувствуя себя летящим на свет мотыльком. Сделала еще несколько глотков из бутылки, которые оказались, судя по всему, решающими.
— С Днем рождения, детка, — сказала я, приподняв бутылку, произнося тост.
И следующий глоток я уже не помню.
Дальше… Была пустота, к которой я, впрочем, привыкла.
Чужой потолок… Это точно чужой потолок, свой я знала до мелочей. Его я осматривала днями и ночами, пока не нашла другое занятие – пить. Пить, чтобы забыться, чтобы снова спать, чтобы не болело.
Я перевернулась на бок и уставилась в стену. Конечно, тоже не свою. Обои красивые… Почему-то я подумала именно об этом и начала часто моргать – в глазах защипало, стоило только вспомнить о последней поклейке.
«Юля, ты не должна плакать, вспоминая меня. Вспоминай хорошие моменты и улыбайся. Помнишь, как мы выбирали обои в нашу комнату? Вспомни и улыбнись…»
Легко сказать, точнее, написать. Я машинально потянулась к обручальному кольцу, но оно не прокрутилось по привычке, потому что пальцы наутро подпухли.
И все-таки где я?
Это квартира – все, что я смогла понять.
За стеной раздался звук, будто кто-то поставил сковороду на плиту. Может, я у соседки?
— Боже, — простонала я, пытаясь пошевелиться. — Эй! – позвала я черт знает кого.
Проснулась в чужой квартире, во рту Сахара, глаза режет от солнечного света. К тому же гудит голова, рука адски болит.
— Проснулась? – в дверях появился незнакомый мужчина и сложил руки на груди.
— Где я?
— В моей квартире.
— А вы?..
— Вчера ты называла меня уродом. Сегодня можешь называть персональным джинном, исполню три желания: душ, кофе и завтрак.
— А мы с вами?.. – думаю, он должен понять, что я имела в виду.
Ничего не ответил и, развернувшись, ушел.
Я не могла, нет. Нет, нет и еще раз нет! В моей жизни был, есть и будет только один мужчина.
Кажется, и похмелье сразу отпустило. Я не верю в доброту человеческую – людям плевать на подобных им.
Одежда моя лежала в кресле, и я, надеясь, что этот незнакомец не вернется, поднялась и быстро оделась. Зеркало на двери шкафа-купе отразило помятую, опухшую женщина в грязной одежде. И это я.
Докатилась умница-отличница, правильная девочка.
— Ты идешь или так сбежишь? – услышала я.
Признаться, такая мысль была. Но мало того, что понятия не имела, где нахожусь, так еще и не было телефона, чтобы вызвать такси. И впервые за долгое время мне стало любопытно. Не знаю почему, я даже толком не рассмотрела хозяина квартиры, если это он, конечно.
Я пошла по коридору на звуки, не глядя по сторонам. Меня еще немного шатало, и вместо кофе я бы сейчас с удовольствием выпила холодного пива, чтобы снова отключиться и проснуться, когда наступит ночь.
На кухне незнакомый мужчина стоял у плиты с самым беззаботным видом. Почему? Что вчера произошло?
— Где я? – повторила вопрос в надежде, что сейчас ответ будет более развернутым.
— Давно бухаешь по-черному?
Я растерялась. Прямолинейность – это здорово, но не так же. Или я просто не хотела принимать этот вопрос.
Смотрела на широкую спину, обтянутую серой футболкой, на темные взъерошенные волосы с легкой проседью, босые ступни, загорелые руки с выделяющимися черными волосками и выступающими венами.
Неожиданно даже для себя, но я улыбнулась и прошла к ближайшему стулу.
— Несколько месяцев, — ответила я честно.
— Привет из преисподней тогда тебе от твоей поджелудочной и печени.
Странный, очень странный разговор получается. Надеюсь, я не у какого-нибудь сектанта, который сейчас мне начнет вещать о свидетелях, обращении к богу, а не к бутылке и прочей чепухе.
Мама уже все испробовала, но после моего пьяного выступления в церкви махнула рукой.
— Вот только не надо меня лечить, — поморщилась я.
— Это моя работа.
Я так и разговаривала со спиной, но хотела увидеть лицо. Может, я еще не до конца протрезвела, но в комнате я не особо рассмотрела, а сейчас хотела, потому что спина и затылок живописные, но много информации они не дают.
— Как вас зовут?
С чего-то надо начинать, хотя я сама еще не понимала, зачем мне это надо. Но этот мужчина вызывал интерес. Нет, совсем не сексуальный, а скорее простой человеческий. Я что-то чувствовала в своей выжженной душе, я испытала хоть какие-то эмоции.
Наконец-то он обернулся, выключив плиту. Я заглянула в темные глаза и подумала, что у него должно быть необычное имя. Человек с такими глубокими глазами, с такой сеткой морщинок вокруг них не может быть обычным.
— Эрик, — ответил он.
— Эрик, — эхом повторила я и поняла, что так же пялюсь на него. – Выпить есть? – быстро нашлась.
Только бы он сейчас не начал мне говорить о вреде алкоголя. Меня от этих лекций от папы тошнит больше, чем от спиртного.
— Есть.
Кивок, все тот же зрительный контакт, пока Эрик делает шаг к холодильнику. Это самая абсурдная ситуация, в которой я могла оказаться с пьяных глаз. Казалось бы, даже проснуться в одной постели с двумя мужиками и конем не так интересно, как то, что сейчас происходит.
Когда Эрик скрылся за дверцей холодильника, я поняла, что мое похмельное тело было напряжено до предела, да я даже дышала через раз.
Такого не было с тех пор, как…
«Юля, ты молодая и красивая, помни об этом. Не запрещай себе любить. Ты встретишь человека, который заполнит пустоту. Ты однажды спросила, разрешу ли я тебе себя любить… Так вот теперь я разрешаю, нет, я прошу тебя полюбить другого…»
Не плакать, только не плакать. Зачем постороннему человеку мои слезы? Так, не опохмелившись, и уйду домой. Или уеду?
— Коньяк будешь?
Пока я всматривалась в окно, Эрик закрыл холодильник и теперь все так же смотрел на меня, как и минуту назад.
— Буду, — кивнула в ответ.
Вид за окном, чтобы определить, в каком я хотя бы районе, уже не привлекал. Снова эти темные глаза, которые, черт возьми, не могу понять, чем так завораживают.
— Только в медицинских целях.
Эрик подошел к столу, поставил бутылку и снова поднял на меня взгляд.
Я поняла… В этих глазах была такая же боль, как и в моих. Только совсем на дне, похороненная временем, покрытая пылью. Но я все равно не удержалась:
Я узнал ее не сразу. Когда включил свет в коридоре и всмотрелся в лицо с потухшими серо-зелеными глазами, понял, что мы где-то встречались. Но я видел столько лиц, что неудивительно.
— Мы встретились у городского кладбища? – спросила она.
При этом смотрела мне в глаза, хотя наверняка не помнила, что вчера было. В таком состоянии, собственно говоря, я даже удивился, что она стояла на ногах. Пусть нетвердо, но стояла.
Я сидел в будке Степановича, пока он жаловался мне на давление, и тут в закрытое шторкой окно постучали.
— Опять Юлька, — вздохнул Степаныч.
Я даже не успел спросить, что за Юлька, как услышал пьяный голос:
— Откройте! Я знаю, что вы меня слышите.
Охранник покачал головой, но с жалостью, а потом посмотрел на меня.
— Сил уже нет. Жалко девку, но и мне это ночью зачем надо? И так давление. Может, попробуешь ее домой отправить? – с надеждой посмотрел на меня. – И можно погрубее, чтобы больше не приходила. У нас тут часы посещений. Да и какой нормальный человек по ночам к нам шастает?
Разбираться с пьяной девицей не хотелось, но и Степановичу отказывать тоже. Вздохнув, я кивнул и вышел на улицу. Девушка уже дергала на воротах цепь с замком, будто могла сорвать десять килограммов железа.
— Вы что-то хотели? – поинтересовался я.
Она медленно. Нет, скорее заторможенно повернулась ко мне, держась за ворота, и попыталась сфокусировать взгляд.
— Ты кто? – наконец-то смогла произнести фразу.
Она пьяна конкретно. А когда человек в таком состоянии, разговаривать с ним бесполезно – по опыту знаю.
— Охранник, — сказал, чтобы не вдаваться в подробности.
Все равно она ничего не вспомнит.
— Пусти, а?
— Нет, идите, девушка, домой.
— Пусти, — повторила и убрала ладонь с ворот.
А вот это она зря. Попробовала сделать шаг ко мне, оступилась и полетела на землю, проехавшись голой рукой по воротам. Боли девушка, судя по всему, не почувствовала – алкоголь все-таки хорошая анестезия. Сидя на асфальте… Как же ее там Степанович назвал? Юля вроде бы. Так вот она, сидя на асфальте, расхохоталась. Истерика. Сколько я видел этих пьяных истерик, уже и не вспомнить, и сейчас поморщился.
— Давайте я вам вызову такси, — протянул руку, чтобы помочь подняться.
— Пусти меня, а?
— Приходите завтра.
— Мне надо сейчас. Сегодня особенный день.
Ага, поэтому она так и надралась. Что-то доказывать я не собирался, читать лекции – тоже. Это ее жизнь, и если эта Юля собирается угробить ее алкоголем, то это не мое дело, это ее выбор.
— Девушка, идите домой.
— Не пойду.
Так и не поднявшись, не подав мне руку, она прислонилась спиной к воротам, наверняка решив показать мне, что уходить она никуда не собирается. Я пожал плечами и вернулся в будку к Степановичу.
— Ну что? – спросил он. – Ушла?
— Сидит у ворот.
— Эх, — махнул он руку. – Пропадет же девка.
Я сразу хотел спросить, что у нее такого случилось, если она по ночам шатается по городу и пьет, но вовремя вспомнил: это не мое дело. Но если мы встретились ночью здесь, то причина есть. Это не просто алкоголизм – это залитое горе.
Снова воспоминания не из самых приятных… Пора ехать.
— Поеду я, Степаныч, — похлопал старика по спине. – Следи за давлением.
Он кивнул и вышел вместе со мной на улицу. Девушка так и сидела на том же месте – в свете фонаря ее было хорошо видно. Но я не сразу понял, что она спит. Я уже хотел двинуться к парковке, как остановился и вздохнул.
— Эх, Юлька, — покачал головой Степанович. – Может, мне полицию вызвать? А что? Посидит в клетке, авось одумается.
— Не одумается, — уверенно сказал я. – Знаешь, где она живет?
— Где-то в центре, но я точно не знаю.
Твою мать, Эрик, во что ты ввязываешься? Я девушку не жалел, но… Всегда есть это «но», которое сейчас мешает просто уехать.
Я присел на корточки и легонько похлопал ее по щекам. Степанович топтался рядом и больше напрягал своими вздохами. Она открыла глаза, бессмысленно на меня посмотрела и что-то попыталась сказать. Слов я не разобрал.
— Подняться можешь? – равнодушно спросил.
Ни жалости, ни злости, ни раздражения, ни отвращения. Слишком привычная для меня картина.
— Ага, — ответила девушка.
И зачем мне это все? Как будто мало до этого хлебнул. Жить с алкоголиком – это не сахар.
Дотащив до машины тело, которое снова отключалось, я сел на водительское место, положил руки на руль и опустил на них голову. Вот что мне сейчас делать? И, конечно, я не придумал ничего лучше, чем отвезти девушку к себе домой.
Около подъезда я будил ее минут пятнадцать, потом поддерживал, направляя, куда идти, но на выходе из лифта она снова умудрилась упасть. Уперлась ладонями и коленом в грязный пол, чертыхнулась, а я рывком поднял ее на ноги.
— Ты кто? – спросила она, посмотрев на меня все тем же неосмысленным взглядом. – Отпусти, урод! – неожиданно оттолкнула и чуть не полетела с лестницы.
— Не ори, людей разбудишь.
Я открыл квартиру и кое-как затолкал внутрь эту взбесившуюся девицу. Щелкнул выключателем, и она замерла. Просто стала истуканом посреди коридора и моргала. Тогда-то я и понял, что видел ее.
— Спать хочу, — осмотрелась и потянула вверх футболку.
Шрам на животе – значит, я видел ее на операционном столе. И даже вспомнил, когда это было. Как она кричала, как ее потом привязывали к кровати. Столько боли, сколько сосредоточилось в молодой девушке, я не видел никогда. Не может человек вместить так много. И она не смогла… Сломалась, потерялась, забылась.
И сейчас я наливал ей коньяк, так и не ответив, где мы встретились. Напоминать, где впервые, точно не стоит. А ночью…
— Я тебя подобрал на дороге.
— Так вы добрый самаритянин?
— Отнюдь, — покачал головой.
— Кстати, я Юля, — наконец-то опомнилась. – Будем знакомы, — приподняла чуть выше бокал.
— Налить еще?
Я знаю, что она попросит. Все, утро началось не с кофе. И теперь она будет пить, пока не отключится.
— Наливай… Эрик, — она произнесла мое имя как-то задумчиво, будто не могла привыкнуть к нему. – А ты почему не пьешь?
— Потому что сейчас утро, а вечером мне еще на работу.
— И где ты работаешь?
На старые дрожжи Юля хмелела быстро. Я видел по глазам, как они собирались в кучку, потом взгляд терял осмысленность.
— На работе.
— Скучный ты.
Юля опрокинула второй бокал, и я понял, что все. Приход пошел. Сейчас начнется непродолжительный подъем, а потом польются слезы. Эта застывшая на дне зрачков боль мне так знакома.
И я не хочу своим местом работы напоминать этой сломанной девочке о том, что она пытается забыть в алкогольной коме.
— Был бы веселым, работал бы в цирке.
— Наливай еще.
— Нет.
Нахмурилась, сведя брови к переносице, и почесала подбородок, спросив:
— В медицинских целях закончилось?
— Именно, — кивнул я и поставил перед ней тарелку. – Ешь.
— Не хочу есть, хочу пить.
Начинаются капризы – тоже норма для пьющей женщины. И ей уже плевать, что она в чужой квартире, с незнакомым мужчиной. Алкоголь и чувство самосохранения – вещи несовместимые. Что ж, придется ее везти домой, хотя наниматься нянькой для алкоголичек я не собирался.
Она все равно напьется. Здесь, у себя дома, у друзей или еще кого-нибудь. И мне до этого не должно быть никакого дела. Как я не должен и жалеть девчонку. Это ее осознанный выбор. Хочет таким образом притупить свою боль? Вперед!
Юля сама взяла бутылку и налила себе еще.
— Ты говорил, что сегодня можешь быть персональным джинном, вот мое желание: выпить еще.
— Зачем ты так с собой?
Черт! Я не хотел спрашивать, не должен был, но вопрос вырвался сам. Юля дернулась, замерла, не донеся спиртное до губ, по ее лицу пробежала волна отчаяния.
— Потому что моя жизнь не имеет смысла, — наконец-то пожала она плечами и снова опрокинула в себя коньяк.
«Потому что моя жизнь не имеет смысла…»
Потому что ты не хочешь его искать, девочка.
Я бы мог сказать, что знаю хорошего врача, предложить помощь, но пока она сама не захочет, все бесполезно. А она не хочет.
— Еще вопросы будут?
Юля подперла подбородок рукой и посмотрела на меня осоловевшими глазами.
— Руку надо обработать, — кивнул я на царапины от запястья до локтя.
— Ты редкостный зануда… Эрик, — так же, как и в прошлый раз, повторила мое имя и добавила: — Ты иностранец, что ли?
— Нет.
Как гласит народная мудрость, пьяный трезвому не товарищ. И задушевные разговоры с пьяной девицей в мои планы на это утро не входили.
— Что-то мне плохо.
Одну ладонь Юля приложила к губам, вторую – к груди и отчетливо икнула. А что она хотела после двухсот граммов коньяка на голодный желудок.
— Туалет там, — показал я рукой.
Рвотный рефлекс пока не атрофировался – не самый хронический случай, еще можно все исправить. Но снова же, если она захочет.
Отсутствовала Юля минут десять, а вернулась, пошатываясь, лицо приобрело зеленоватый оттенок. Чтобы бухать, тоже надо иметь здоровье.
Я налил из фильтра воды и поставил перед ней стакан.
— Ты угадываешь мои желания, — сказала Юля. – Может, ты действительно джинн.
— Я просто знаю, что у тебя сейчас обезвоживание.
Три стакана воды – и она наконец-то принялась за завтрак, правда, без особого удовольствия. Я успел переодеться, взял ключи от машины и вернулся в кухню.
— Я отвезу тебя домой.
— Ты помогаешь всем встреченным алкоголичкам?
— Только особо невменяемым.
Больше мы не разговаривали, Юля только назвала свой адрес. Молча спустились вниз, сели в машину, и через двадцать минут я остановился у обычной девятиэтажки, не глуша мотор.
— Спасибо, — повернулась ко мне Юля. – И прощай.
— Прощай, — кивнул я.
Только попрощались мы, как оказалось, ненадолго. Да, я вспоминал эту девушку, когда лежал ночью в ординаторской на кушетке, когда утром после смены ехал домой. Она слишком сильно напомнила мне бывшую жену, которой я, увы, помочь не смог.
Нет, я не собирался больше встречаться с Юлей или спасать ее из бездны пьянства, но никак не ожидал, что эта девушка будет ждать меня на лестнице в подъезде. Юля сидела, прислонив голову к перилам, и распространяла запах алкоголя.
Да я даже не сомневался, что она снова надерется. Но зачем она пришла ко мне и неужели просидела здесь всю ночь?