Разве к тебя идя не иду домой я?

Пролог

Я решила сократить путь и свернула в парк, хотелось быстрее вернуться домой и лечь спать, а не прокручивать его слова в своей голове снова и снова.

Тишина такая плотная, что я слышу биение собственного сердца. Как назло, в парке не горит половина фонарей, но сейчас я даже не думаю о призраках или маньяках, все мои мысли заняты одним человеком. Игорем Макаровым.
Все его слова… эхом в голове. Каждое, как удар.
" Ты сама всё испортила".
Разве можно быть таким козлом?

Из раздумий меня вырвал чей-то свист. Я вздрогнула и ускорила шаг, надеясь, что он адресован не мне. Кажется, сократить путь было второй глупой ошибкой за этот вечер. Первая — писать ему.

— Эй! Ты глухая, что ли? — донёсся сзади грубый голос.

Он был ближе, чем я ожидала.
В этот момент мне показалось, будто меня обдало кипятком. Мне стало так жутко, что я уже была на грани того, чтобы перейти на бег. Вот идиотка, зачем я вообще свернула в парк?

— Да я просто познакомиться хочу. Куда бежишь-то? — продолжил незнакомец и в ту же секунду, догнав, схватил меня за руку, заставив остановиться. В нос ударил резкий запах алкоголя.— Может, пойдём, прогуляемся?

— Отвали! — я дёрнулась, но он сжал пальцы сильнее.

— Тихо-тихо… — прошипел он, и в этом шипении было что-то хищное, ядовитое.

Я осмелилась поднять глаза. Лет двадцать семь, может чуть больше. Высокий, крепкий. Правильные черты лица, зелёные глаза, шрам на лбу. Наверное, в других обстоятельствах я бы даже назвала его симпатичным.

— Что ты хочешь?

— Я же сказал… прогуляться. Или ты не слышишь, детка? — он рассмеялся. Смех звучал неестественно и фальшиво, а потом и вовсе перешёл во что-то зловещее, от чего у меня перехватило дыхание.
Он потянул меня в сторону деревьев, продолжая крепко держать. Плечо жжёт от боли. Я оступилась, и каблук предательски хрустнул.

— Ты что, ненормальный? Отпусти меня сейчас же! — я вцепилась в его запястье ногтями. — Я закричу!

— Кричи, — он наклонился ближе, почти касаясь губами моего уха. — Всё равно никто не услышит. Знаешь почему?

Он не успел договорить. В следующую секунду его кто-то повалил на землю, ударив прямо в лицо. Я замерла от страха и шока, но потом узнала — это был Игорь.

— Ты охренел?! — Игорь занес руку над ним для нового удара.

— Ты кто такой вообще, а?! — незнакомец брыкается, но Игорь бьёт снова, на этот раз локтем в грудь.

Я стою молча, не в силах пошевелиться. Мне кажется, что я наблюдаю за всем происходящим со стороны. Видимо страх и правда может парализовать.

— Я тот, кто тебя закопает, если ещё раз к ней подойдёшь, понял?

— Слышь, придурок, это вообще не твоё дело! — Он кашляет кровью, лицо в пыли, но дерзит.

Щелчок. Ещё один удар прямо в скулу.

— Повтори, — спокойно говорит Игорь. — Давай, повтори.

Тишина. Только тяжёлое дыхание, мой пульс в ушах и дрожащие ноги.

— Свободен.

Мужик поднимается с трудом, сплёвывает, хромает прочь, даже не оборачиваясь.

Игорь подошел ко мне, а я безмолвно смотрю на него, не в силах понять, что, чёрт побери, творится у него в голове. Ещё час назад он сказал, что не хочет меня больше видеть, а теперь бросается с кулаками на незнакомца, чтобы защитить. Как он вообще оказался здесь?

Словно прочитав мои мысли, он сказал:
— Так и думал, что через парк попрёшься. Хотел убедиться, что ты нормально добралась до дома. Ты как? — тихо спрашивает он хриплым голосом.

Хотел. Убедиться.
После того, как разорвал нас.
После того, как ушёл, будто всё было ошибкой.
Но я ничего не ответила. Просто села на корточки, потому что ноги меня больше не держат и неожиданно даже для себя самой, расплакалась, обхватив себя руками, будто пытаясь защититься. От него? Или от собственных чувств к нему? Не понимаю.

Он медленно подошел, будто боясь спугнуть. Сел рядом, снял куртку и набросил ее мне на плечи. Меня окутал его запах — бергамот с примесью грейпфрута. Мой любимый.

— Эй, Оливка... Ну ты чего? Уже всё хорошо. Он же ничего не успел тебе сделать? — спросил Игорь с обманчивым спокойствием, но я нутром чувствую, как он пытается скрыть тревогу.

Я молча кивнула, подняла глаза и увидела в его взгляде страх. За меня ли?
Тишина.
Слишком много эмоций.
Слишком мало ответов.
И в эту секунду меня будто отбрасывает назад. В детство. В первый раз, когда он меня защитил...

Глава 1. Начало.

Я слышала про эффект бабочки. В теории, бабочка, хлопающая крыльями в Бразилии, может запустить цепь событий, способных привести к торнадо в Техасе. Думаю, что эта теория как нельзя точно описывает нас с Игорем. Один незначительный взгляд в прошлом привёл к нашему личному торнадо в настоящем. Одно лёгкое прикосновение вызвало всю ту бурю эмоций, которые мы переживаем сейчас. Боль, сомнения, принятие и, конечно же, эту проклятую любовь.
Всё началось давно. Как оказалось, даже намного раньше, чем я думала.

***

— Мам, мне жарко. Когда мы пойдём в номер? — спросила я с надеждой в голосе.

— Просто пересядь в тенёк, милая, — ответила мама, даже не взглянув на меня. Хотя я уже давно сидела в тени и всё равно умирала от жары.

Что ж, я уже давно поняла одну вещь: мнение семилетки для взрослых не так уж важно. Например, когда я говорю, что сегодня не хотела бы делать уроки, мама все - равно настаивает. Разве не ясно, что мне не хочется? Но я всё равно её очень люблю.

Смирившись со своим положением, я решила собрать больше ракушек, чтобы подарить их Ангелине Зотовой, моей подруге и по совместительству однокласснице. Геля напоминает мне куклу. У нее от природы до невозможности кудрявые волосы, с рыжим оттенком на солнце. Глаза голубые-голубые, как небо летом. Аккуратный прямой носик, длинные ноги, которые делают её выше меня почти на голову. Родители уверены, что из неё выйдет отличная баскетболистка, но я думаю, она могла бы быть балериной, ну или моделью.

Мы дружим с яслей, а теперь сидим вместе за одной партой. В этом году, мы обе, с большими бантами на голове, торжественно пошли в первый класс. Одинадцатиклассники, по традиции, завели нас в школу, держа за руку. Я смотрела на них и думала, что они такие взрослые и красивые, вот бы и мне скорее вырасти.

Наши родители тоже общаются, кажется, это называется «дружить семьями». Мы часто ездим вместе на дачу или остаёмся друг у друга ночевать. Тётя Галя, мама Гели, говорит, что завидует нашей дружбе, по ее мнению, найти кого-то настолько родного в таком возрасте — дорогого стоит. Я с ней полностью согласна. Мой папа даже помог дяде Диме, Гелиному папе, устроиться к себе на работу, и теперь у них много общих тем. Но всё началось с наших мам. Они познакомились на кружке по глиняной лепке, мама говорила, что в декрете это было её отдушиной, и каково было их удивление, когда выяснилось, что у них с тетей Галей дочки одного возраста. В тот же день было решено, что нас с Ангелиной отдадут в один детский сад.

Песок был горячим, будто раскалённая сковородка, и я прыгала от одной тени пальм к другой. Вдали кто-то жарил кукурузу, и запах поджаренной соли мешался с ароматом кокосового масла, которым мама мазалась с утра до вечера. Моё ведёрко было уже почти полным, когда я заметила странную, почти чёрную, будто покрытую лаком ракушку. Она была похожа на миниатюрное сердечко. Я была уверена, что Ангелина будет в восторге.

Пока я любовалась своей находкой, к нам подошёл мужчина, очень худой, в поношенной рубашке, с протянутой рукой. Я не сразу поняла, чего он хочет, но мама тут же вскочила с лежака.

— Уходите, пожалуйста, — холодно сказала она, не глядя на него. — Это пляж отеля.

Мужчина что-то пробормотал, но мама только сильнее сжала свою сумку и отвернулась. Он постоял секунду и ушёл. Я проводила его взглядом, он шёл медленно, будто уставший или больнойЯ хотела спросить маму, почему она так с ним, но почему-то промолчала. Вдруг я подумаю не то, скажу не то, и мама обидится. Хотя бабушка всегда говорит, что доброта — это главное, что может быть у человека. Интересно, мама это знает?

Когда мама наконец-то решила, что пора собирать вещи, чтобы не опоздать на самолёт, я как раз набрала достаточно ракушек. Поэтому мы вернулись в номер отеля.

Мы отдыхаем в Таиланде уже почти две недели, столько же длятся наши новогодние каникулы в школе. Не то чтобы мне не нравилось купаться в море с утра до вечера, но я очень скучала по дому. Вернее, по папе, он не смог поехать с нами из-за работы. Я всё время забываю, кем он точно работает, но бабушка говорит, что он "большая шишка на заводе". Хотя это неважно. Важно то, что он всегда покупает мне мои любимые круассаны с ванильным кремом, я думаю, он классный.

Я наблюдала за мамой, которая застёгивала чемодан, и не могла оторвать от неё глаз. Она такая красивая. У мамы длинные, мягкие каштановые волосы, которые красиво блестят на солнце. А ее глаза голубые, почти синие, как море на моих рисунках. Когда мама улыбается, у неё появляется маленькая ямочка на щеке. А еще, когда она делает хвост, у неё остаются тоненькие прядки по бокам, мне кажется, это она нарочно, чтобы выглядеть как в кино.

А у меня всё наоборот: глаза карие, волосы длинные, светло-русые, а ямочек никаких. Всё от папы. Но бабушка говорит, что моему вздернутому носику и длинным черным ресницам позавидовала бы любая модель. Иногда я думаю, что мы с мамой даже не похожи. Но всё равно я точно знаю: когда вырасту — стану такой же красивой. Просто чуть позже. Надеюсь.

— Милая, одевайся, иначе мы опоздаем, — выдернула меня из раздумий мама.

Мы добрались до аэропорта без задержек. Я проспала весь перелёт, а когда проснулась, мама уже надевала на меня шапку. Самолет шел на посадку, и я невольно залюбовалась большими хлопьями снега, которые кружились с такой легкостью, что это вызвало у меня восторг.

В аэропорту нашего небольшого городка нас встретил папа с широкой улыбкой и моими любимыми круассанами (говорила же, что он классный).

— О, боже мой, Оливия! Ты загорела даже сильнее, чем твоя мама, — сказал папа, целуя меня в щёку.

— Это потому что мама всё время лежала под зонтом,— буркнула я, вытираясь. Не люблю, когда меня целуют.

Папа рассмеялся и поднял меня на руки. Я прижалась к нему, вдыхая знакомый запах табака и чего-то мятного, папа всегда жевал жвачку после сигарет, чтобы мама не ругалась.

Глава 2.Новый ученик.

Каникулы закончились. Я бы могла расстроиться, как это обычно делают дети, но… я обожаю школу. Правда-правда.

Мне нравится наш учитель — Захарова Вера Васильевна. У неё всегда интересные истории, она не орёт просто так, и как-то умудряется объяснять так, что даже задачки по математике становятся почти захватывающими. Я никогда ещё не слушала взрослых так долго и с таким интересом.

А ещё я люблю перемены! Мы с Гелей играем в морской бой, плетём друг другу косички, болтаем обо всём на свете. Поэтому в этот день я с радостью проснулась пораньше и стала собираться в свой новый учебный день.

Всё шло замечательно. После школы нас с Гелей обещали отвезти в кафе за круассанами, а потом ко мне домой. Тётя Галя задерживалась на работе, а дядя Дима был в командировке. Настроение было лучше некуда.

Перед первым уроком мы рассматривали Гелину новую коллекцию ручек с блёстками. Прозрачные, сверкающие, с чернилами разных цветов — мечта! Она даже позволила мне выбрать половину.

— Вот эта сиреневая — моя, — сказала Геля.
— А вот эта с зелёным шиммером — навсегда моя, — подмигнула я.

Как только прозвенел звонок, мы быстро убрали всё в пеналы, встали и стали ждать учителя.
Но Вера Васильевна пришла не одна. Рядом с ней стоял мальчик — скромный, забавный, с растрёпанными тёмными волосами, и большими карими глазами, как у меня. Его ресницы были длинные, почти девчачьи, а брови — лёгкие, как нарисованные карандашом. Щёки — чуть круглые, но не пухлые, а нос с небольшой горбинкой. Он стоял неловко, будто не знал, куда девать руки, и сжимал лямку рюкзака, на котором были нарисованы зелёные и синие динозавры — один даже с открытой пастью и зубами.

— Дети, у нас новый ученик — Макаров Игорь. Прошу любить и жаловать, — сказала Вера Васильевна.

Со всех сторон послышались приветствия.

— Игорь, хочешь что-нибудь сказать своим новым одноклассникам? — спросила она.

— Нет, — тихо ответил он.

— Тогда присаживайся на свободную парту.

Он прошёл в конец класса и сел за самую дальнюю парту, один.

— Как бы ты себя чувствовала, если бы тебя перевели в другую школу? — прошептала я Геле.

— Наверное, я бы очень расстроилась… Но если бы тебя перевели вместе со мной, то нет, — хихикнула она.

На перемене мы с Гелей и ещё несколькими ребятами подошли к Игорю познакомиться. Но он не обратил на нас никакого внимания, просто что-то рисовал в тетради.

— Привет, я Фролова Оливия, — сказала я и протянула руку.

Он хмуро посмотрел на меня, а потом опустил глаза и продолжил рисовать.

— А ты Игорь, да? — не отступала я. Мама говорит, я упрямая, как трактор.

Но он не ответил. Как и на следующие десять моих вопросов.

Ангелина взяла меня за руку и потянула в сторону:
— Если он не хочет с нами дружить, то и не надо, — сказала она.

И я с ней согласилась.

А дальше началась настоящая школьная жизнь.
В первом классе мы учились читать вслух. Я так увлеклась, что каждый вечер читала маме перед сном. Она притворялась, что слушает, а сама засыпала под мои истории.

Во втором классе мне особенно запомнился День любимых игрушек. Во втором — был День любимых игрушек. Я принесла фею. Геля — своего мягкого зайца. Петя и Тимур — зверей, сделанных из конструктора лего. А Игорь принёс динозавра, которого сделал сам: из пластилина, с зубами из рисинок и когтями из зубочисток. Он выглядел дико круто.

А в третьем классе мы впервые играли в школьной сценке. Главная роль досталась Маше — она была лесной феей.

Маша похожа на настоящую принцессу: у неё длинные светлые волосы с мягкими локонами, большие зелёные глаза, а ещё она всегда носит тоненькие ободки и серьёзно относится к нарядам — даже школьную форму она как-то умудряется носить красиво.
Нас с Гелей поставили играть двух белок.
А Людка — маленькая, пухлая, с короткой чёлкой, чёрными глазами и в круглых очках в толстой оправе — была злой ведьмой. Мальчишки играли роль декорации, потому что никак не могли запомнить реплики и все время дурачились. Игорь, как ни странно, был деревом. Он стоял в зелёной накидке с ветками на голове. Почти не двигался. Но в какой-то момент, когда Маша произносила свой текст, он неожиданно крикнул:

— Гроза!

И так натурально изобразил, как дерево гнётся на ветру, что зал захлопал.

Мы с Гелей потом полдня хихикали, что «Игорь — лучшее дерево в истории деревьев».

Мы росли. Школа становилась нашей вселенной.
У нас была настоящая школьная жизнь, со смехом на переменах, секретами на ушко, записками, спрятанными в учебниках, и соревнованиями, кто быстрее съест бутерброд в столовой.

Я дружила не только с Гелей. Мы с Машей устраивали модные показы прямо в раздевалке, делали наряды из шарфов. С Верой — тихой девочкой с черными гладкими волосами, тонкими руками и невидимками по бокам — мы тайно выращивали кактус в школьном шкафчике. А с Петей и Тимуром играли в разведчиков. Однажды даже написали шпионский код, который потом случайно сдали вместе с домашкой.

— Фролова, почему в твоей тетради вместо упражнения шесть «план побега из школы»? — спросила Вера Васильевна.

Я покраснела. А Петя за партой пытался сдержать смех так, что у него вздулась вена на лбу.

Мы устраивали «школьные выборы» — играли в то, что голосуем за президента класса. Я, Геля и Петя писали плакаты, рисовали звёзды, листали книжку с идеями. Сначала Игорь сидел в стороне, но потом подошёл и просто сказал:

— А если победит Петя, то пусть в столовой дают двойную порцию макарон.

Мы расхохотались. Петя сразу добавил это в программу. Иногда Игорь подходил и кидал вот такие реплики, будто бы невзначай, но метко и забавно.

Я поняла: он не то чтобы не хочет общаться. Просто ему надо чуть больше времени. Или просто чуть меньше вопросов.

Глава 3. Не страх, а стыд.

Игорь стоял рядом с новой учительницей, чуть сутулившись и упрямо глядя себе под ноги. Класс оказался меньше, чем в прежней школе, тесный, светлый, с желтыми стенами, исписанными надписями, и странным запахом, будто тут всё время кто-то ел апельсины и прятал кожуру в ящики.

Дети сидели за партами и беззастенчиво смотрели на него, некоторые даже шептались. Когда Вера Васильевна представила его классу, кто-то вяло кивнул, кто-то буркнул "привет".

Страшно не было — было стыдно. Словно на спине у него висела табличка: "новенький, без отца, с мамой-алкоголичкой". Он боялся, что кто-то что-то узнает. Спросит, откуда он, почему переехал, а если не спросит, то может, догадается. И начнётся всё сначала, как в том прошлом классе, где он учился всего полгода.

Они с мамой уехали, потому что её уволили. Она много пьёт, и в их маленькой деревне никто больше не захотел её брать на работу. Пришлось собирать вещи и переезжать.

Игорь сел за последнюю парту. Так меньше шансов, что кто-то захочет с ним заговорить.

На перемене к нему всё же подошли. Один мальчик дал "пять", другой спросил, как его зовут, девочка предложила показать, где столовая. Все вроде бы были добрые, не дразнились, не смеялись. Только он сам, внутри, не верил в это тепло. Дружба — это разговоры, а разговоры — это риск. Слишком просто сболтнуть что-то, чего знать не должен никто.
В четвёртом классе он подрался с Матвеем из 4«Б». Слишком уж тот был задиристый. Такие, как говорил один из маминых ухажёров, должны получать сразу, чтобы отстали.

— Пацан, чего такой унылый? — сказал тот как-то. — Обижает кто? Если задирают, тресни как следует. Тогда пристанут к кому-то другому.

Игорь запомнил.

Матвей кричал на всю столовую, что у Оливии уши как у слона, и хохотал, подбивая других. Это было глупо и мерзко, у неё самые обычные уши, даже красивые. Да и вообще, обижать девочек — последнее дело. Оливия сидит впереди него с первого класса. Оливка — так Игорь называл её про себя. Ему бы такого друга, как она: весёлая, шумная, добрая. И с родинкой над бровью. Он её давно уже приметил.

Всё изменила драка и ветрянка Ангелины. Когда её отправили на карантин, Игоря пересадили на её место, рядом с Оливией.

Она была ужасно любопытной. Всё время задавала вопросы — про его любимые книги, фильмы, даже про то, чем он любит завтракать. Это одновременно злило и… цепляло. Словно ему впервые кто-то дал понять, что он интересен.

Он начал ждать утро, стал приходить пораньше. Иногда даже смеялся в ответ на её глупые шутки. Он не знал, к чему всё это ведёт, но впервые за долгое время чувствовал: может, он и не такой уж отрепье, как мама говорит в пьяном бреду. Может, в нём есть что-то хорошее.

Глава 4. Без слов.

— Ну мааам, так мы точно опоздаем! — простонала я, стоя в пороге полностью одетой.

Каникулы закончились, и сегодня был мой первый день в роли четвероклассницы. Но, как назло, мама постирала мою любимую шапку и теперь копалась где-то в недрах шкафа в поисках замены.
И как будто этого было мало, она ещё и сообщила за завтраком, что у Гели ветрянка.

— Что?! — я чуть не уронила ложку с кашей. — А как же болтать на переменах? Как же обед? Как же «морской бой»?!

— Придётся пока без неё, зайка, — вздохнула мама.
Начало учебного года, и уже катастрофа. Ни Гели, ни нормальной шапки.

Когда мы всё же добрались до школы, звонок давно прозвенел. Я прокралась в класс по стеночке и села на своё место, стараясь не встречаться взглядом с Веры Васильевной. Но вместо того чтобы ругать, она подошла ко мне после третьей перемены с новостью.

— Оливия, пока Ангелины нет, Игорь будет сидеть с тобой. Думаю, ему пойдёт на пользу твоё влияние.

— Чего?! — вырвалось у меня, но Вера Васильевна уже отошла.

Игорь. Тот самый Игорь, который с утра подрался с Матвеем из параллельного класса. Он был как крошечная буря в теле четвёроклассника — с вечной хмуростью, фингалом и взглядом, как у кота.
Он сел рядом. Не сказал ни слова. Просто сел, шумно выдохнув.

— Чего смотришь? — буркнул он, не отрывая глаз от своей тетради.

Я вздрогнула от неожиданности.

— Просто — пробормотала я. — Мы никогда не общались. Из-за чего ты подрался с Матвеем?

— Можно меньше болтовни, Оливка? — всё так же, не глядя на меня, ответил он.

— Какая я тебе Оливка?! — возмутилась я, но он только пожал плечами.

На уроке я украдкой заглядывала в его тетрадку. Он рисовал, странно. Очень странно. Там были какие-то фигурки, как будто герои комиксов, только грустные.

— Где ты так научился рисовать? — спросила я на перемене.

Он промолчал. Ну, неудивительно.

Оставшуюся часть уроков я провела в мечтах, представляла, как однажды выйду на ковёр с лентой. Такой длинной, цветной, она будет кружиться над моей головой, как радуга.

Летом я увлеклась гимнастикой: училась садиться на шпагат по видео урокам, тянулась на коврике в комнате и мечтала, что однажды смогу делать настоящие упражнения, как на соревнованиях. Мама заметила моё увлечение и записала меня в секцию художественной гимнастики. Сегодня должна быть моя первая тренировка. Я очень волновалась, но, несмотря на это, сидела за партой и думала только об одном — как круто будет выступить с лентой под музыку, и как все будут смотреть на меня, затаив дыхание.

После уроков я сидела на лавочке возле школы и ждала, когда за мной заедет папа. Игорь прошел мимо меня и остановился возле женщины, кажется – это была его старшая сестра. Она точно моложе моей мамы, неопрятная и все время поторапливала его, а потом и вовсе схватила за руку и потащила за собой. Он шёл рядом, опустив голову и сжав губы. Что ж, надеюсь, его мама не так груба с ним, как эта женщина.

А потом произошло кое-что странное. Он вдруг обернулся. Всего на пару секунд и посмотрел на меня. Не грубо. Не хмуро. Просто посмотрел. Как будто хотел что-то сказать, но передумал.

Всю дорогу домой я думала о нём. Раз уж нам делить парту ещё несколько недель, нужно найти с ним общий язык. Я перебирала в голове разные способы начать разговор. Но ничего не вышло. Ни завтра, ни послезавтра, ни в какой другой день на этой неделе.

На выходных мы поехали к бабушке. И пока она доставала пирог из духовки, я спросила:
— Бабуль, а если бы тебя посадили рядом с мальчиком, который ни с кем не разговаривает, что бы ты делала?

— Звучит, как будто ты говоришь о конкретном человеке, — улыбнулась она.

— Ну да. Со мной посадили мальчика. Его зовут Игорь, он мало и редко с кем общается.

— Может, он просто предпочитает компанию мальчишек? Или стесняется? — предположила бабушка.

— Нет. За все четыре года я всего несколько раз видела, как он разговаривал с кем-то. А когда я пытаюсь поговорить, он делает вид, что не слышит меня.

— Может, он просто ещё не нашёл кого-то, кто его поймёт, — сказала бабушка и подмигнула. — Попробуй без слов. Иногда молчание громче любого «привет».

— Без слов?

— Например, подари ему что-нибудь.

Я задумалась. Мне захотелось подарить ему не просто что-то, а вещь, которая что-то значит. Что-то особенное, по-настоящему тёплое. И я вспомнила о чёрной ракушке в форме сердца, которую нашла на море. Знаю, я хотела подарить ее Ангелине, но она так мне понравилась, что я оставила её себе. Спрятала под подушку и просила, чтобы мне снились хорошие сны — и они правда снились. Маленький, личный амулет. Моя ракушка.

Но вдруг я подумала: может, если я подарю ее Игорю, ему тоже начнут сниться хорошие сны. А если он будет видеть добрые сны, может, однажды он расскажет мне один из них. И тогда мы начнём понимать друг друга.

Я вручила ему подарок, молча, на второй перемене. Дома я положила ракушку в красивую коробочку, которая осталась от моего дня рождения, и написала записку: «Она волшебная. Если загадать добрые сны и положить её под подушку, то они обязательно приснятся». Было даже неловко, сердце колотилось как перед диктантом.

Игорь тоже ничего не сказал, только косо взглянул, открыл коробочку и прочитал записку. Он долго её рассматривал, потом неожиданно спросил:
— Она, правда, волшебная?

Я даже растерялась.

— Правда-правда, — клятвенно заверила я.

— Спасибо. Мне не помешают хорошие и добрые сны, — мне показалось, что он улыбнулся. Совсем чуть-чуть, почти незаметно.

С этого дня мы разговаривали каждый день. Рассказывали друг другу, что нам снилось, что мы ели на завтрак, какие мультфильмы мы смотрим. Его сны всегда были круче, чем мои. То он летал, как супергерой, то спасал динозавров, то разговаривал с морскими коньками.

Глава 5. Печаль, которая злее домашки по математике.

Некоторые ребята шептались о нём, например, вечно ходящие друг с другом Лизка и Ритка. Они были как две капли воды — обе маленькие, щуплые, с одинаковыми короткими чёлками и одинаковыми розовыми заколками в форме сердечек. Только Лизка была повыше и поозорнее, а Ритка — тише и почти всегда повторяла за ней. Пару раз слышала, как кто-то говорил, что Игорь бедный, что его мама работает на заправке. Один такой одноклассничек получил от меня пеналом по голове. Ну, разве он виноват, что у его мамы такая работа? Вот мне, например, это не кажется постыдным. Я так и сказала Игорю, а он искренне улыбнулся и взял меня за руку.

Теперь каждый день после школы мы вместе сидели на лавочке и ждали родителей. Я уезжала первой, и ни разу не видела его маму. Хотела спросить про сестру, но почему-то чувствовала, что он не ответит. Поэтому молчала.

Один хороший день сменялся другим. Так прошла неделя, а потом я узнала плохие новости, я бы даже сказала ужасные.

Это произошло на выходных, когда мы в очередной раз были на даче с Ангелиной и родителями.

— Я уезжаю всего до августа, — сказала мне Геля. — Уже летом вернусь, а в сентябре мы вместе пойдём в пятый класс. Мама и папа сказали, что они договорились, чтобы за мной сохранили место в школе.

— Но это ужасно! — воскликнула я. — Может, ты останешься тут? Будешь жить у нас, а летом, когда приедут твои родители, вернешься домой.

— Это было бы здорово. Давай спросим?

Мы направились на первый этаж, чтобы серьезно обсудить этот вопрос с родителями. Но не успели мы спуститься с лестницы, как услышали шепот взрослых. Поэтому, сами не понимая зачем, мы присели на ступеньки и прислушались.

— Он сидит с нашей Оливией за одной партой, — сказала мама с тем же выражением лица, как тогда на пляже, когда к нам подошел попрошайка. — Учителя говорят, что у него хорошая успеваемость, поэтому его взяли в нашу школу без проблем. Но, честно, я не понимаю, зачем. Некоторые родители уже хотят вынести этот вопрос на педсовет.

— О боже, — сказала тётя Галя. — Что им сделал бедный ребёнок?

— Да ничего, — пожала плечами мама. — Учится, нормально. Характеристика хорошая. Ну, засыпал на уроке пару раз — бывает. Хотя он подрался на прошлой неделе, и, конечно, не с простым мальчиком — у того мама в администрации. Она и начала давить, нашла информацию про его мать. Говорят, она бывшая наркоманка, родила в шестнадцать, семья неблагополучная. Честно, я не хочу, чтобы моя дочь сидела рядом с ним.

Неужели это они про моего Игоря? И что значит «наркоманка»? Надо у бабушки спросить, она все знает.

— А опека? — спросил дядя Дима.

— Проверяли, говорят, формально все в порядке. Мать якобы в завязке, но кто знает. Бабушек, дедушек нет, помочь некому. Подрабатывает, где придётся. Но с такими родителями у него нет будущего. Это факт.
Мы с Гелей переглянулись. Я почувствовала странное, смутно знакомое мне чувство. Кажется, это было сочувствие.

— Оливия говорит, что они ждут родителей вместе, — продолжил папа. — Я пару раз предлагал подвезти его, но он всегда отказывается. Говорит, что дождётся маму. Но один раз, когда Оли забыла сменку, я вернулся в школу и увидел, как он идёт домой один. Думаю, его никто не забирает. — Бедный мальчишка, — тихо добавил папа.

А потом он сказал, глядя на маму:
— Интересно, если бы это был наш сын, ты бы тоже хотела, чтобы его избегали?

Мама ничего не ответила. Я встала и потянула за собой Гелю, мы поднялись обратно в комнату. Так вот почему я никогда не видела его родителей. А та женщина, которую я считала сестрой, и есть его мама. Но она была с ним так груба, теперь понятно, почему он так редко улыбается.

— Знаешь, они бы всё равно не разрешили мне остаться здесь, — тихо сказала Ангелина.

— Значит, сегодня наша последняя ночёвка? — так же тихо спросила я, хотя мыслями была далеко.

— Да. Следующая будет только в августе.

— Что ж. Ты многое пропустила, пока болела. Хочешь, расскажу про Игоря? Не то что ты слышала сейчас про его маму, а про него самого?

— Конечно, хочу. Только сейчас поняла, что мы с ним знакомы четвёртый год, а я ничего о нём не знаю.

И я рассказала. Всё с самого начала. Про то, как мы не разговаривали целую неделю, хотя сидели за одной партой. Про его рисунки. Про ракушку. Про глаза, которые оказались не просто карими, а с зелёной радужкой — Игорь сказал, такие глаза называются хамелеонами. Про то, как с ним весело. Сто фактов, про динозавров, которые он знает. Про ямочки на щеках, когда он улыбается, хотя это я сначала хотела не упоминать. И про то, как меня расстроили услышанные разговоры. Почему так несправедливо: кому-то достаётся всё, а кому-то — даже нормальных родителей не досталось?

— Вот видишь. Тебе точно не будет скучно без меня. Знаешь, ему очень повезло, что ты рядом, я даже немного завидую, — призналась Ангелина.

— Но тебя никто не заменит.

— Мне тебя тоже, Лив. (Она всегда звала меня так — говорила, звучит круто.) Тем более у нас есть телефоны. Записывай всё-всё, чтобы потом рассказать мне.

— Ты тоже записывай.

— Договорились.

А потом мы уснули в обнимку. На фоне шел мультик про Золушку. И я точно знала — нам будет, что рассказывать друг другу каждый день.

В ту ночь мне приснился маленький мальчик. Он шёл один по дороге домой и плакал. Я проснулась вся в слезах. Кажется, теперь и мне нужна новая волшебная штука, чтобы снова видеть добрые сны.

Утро воскресенья мы провели в аэропорту, провожая Зотовых. Мы с Гелей ели мороженое и плакали, по-настоящему. Размышляли, как странно — раньше нам казалось невозможным не видеть друг друга и месяц, а тут целых одиннадцать.

Мы поклялись звонить друг другу каждый день. Даже решили писать бумажные письма, нам показалось это очень романтичным.

Глава 6. Тридцать минут после уроков.

На следующий день я пришла в школу раньше обычного. Хотелось увидеть Игоря первой. Он уже сидел на своём месте, и когда я вошла, поднял глаза и кивнул. Как будто всё было как всегда. И в этом было что-то успокаивающее.

На перемене он сказал:
— Хочешь, я покажу тебе своё секретное место?

— Конечно!

Мы сбежали в школьный двор, за старую берёзовую беседку, где в роли крыши выступали доски приколоченные друг к другу. Туда почти никто не ходил. Там лежал кусок ковра и старая банка с карандашами, рогатка и еще пару безделушек.

— Это мой штаб, — сказал он. — Когда мне грустно, я прячусь тут.

— А сейчас тебе грустно?

— Немножко. Но меньше, когда ты рядом.

Я кивнула.

— Слушай, а давай обменяемся телефонами? Чтобы, если я вдруг опоздаю или не приду, ты знал. Или просто если захочется что-то рассказать.

— У меня нет телефона, — спокойно сказал Игорь. — Никогда не было.

— О… — только и смогла издать я.

— Но если хочешь, этот штаб может стать наши и тогда, мы сможем обсуждать тут все что захотим. И никто нас не услышит.

Я улыбнулась.

— Это даже круче, чем телефон. Почти как в шпионских фильмах.

Мы с Гелей созваниваемся каждый день, как и пообещали друг другу перед её отъездом, а еще я отправила ей пару бумажных писем, в которых рассказывала все, то же самое, что и по телефону и получила в ответ такие же.

Я никогда раньше не чувствовала такой сильной тоски. Даже страшно представить, что было бы со мной, не появись в моей жизни Игорь. Надо бы поблагодарить Веру Васильевну за то, что посадила его со мной за одну парту. Кажется, это стало началом настоящей дружбы.

Шли месяцы. Уроки становились всё скучнее, сосредоточиться на них было почти невозможно. Мы с Игорем играли в крестики-нолики прямо на тетрадных полях. Я часто побеждала и даже заподозрила, что он поддаётся. Когда я прямо спросила об этом, он только усмехнулся:
— Ни за что на свете.

Почему-то не верилось.

Нет, мои оценки не стали хуже, я так же получаю пятерки за диктанты по русскому и четверки, за контрольные по математики, но концентрироваться на них стало сложнее. Всё чаще мысли уносились в наш общий тайный штаб.

После того как Игорь показал мне его, мы стали бывать там почти каждый день.
Я притащила из дома детский плед, пару безделушек и старые наклейки, в надежде сделать наше место более уютным, и, кажется, получалось.

Игорь учил меня стрелять из рогатки. Я почти всегда попадала в цель. Он говорил, что я способная и что гордится мной. А я в ответ учила его плести фенечки из бисера или заставляла повторять упражнения, которым научилась на гимнастике. Не скажу, что он был в восторге, но никогда не жаловался.

У нас было ровно тридцать минут после уроков, прежде чем приезжали родители. Мы проводили это время в нашем штабе: играли в морской бой, спорили, кто круче, и болтали без остановки. Оказывается, дружить с мальчишкой очень интересно. Кто бы мог подумать?

Он рассказывал о космосе, ракетах, динозаврах. Про динозавров, кажется, я теперь знаю больше, чем любой школьный учебник.

Как-то раз я принесла круассаны — мои любимые.
— Ты обязан их попробовать, — заявила я.

Он ел их так, как будто впервые пробует что-то настолько вкусное. Потом посмотрел на меня и серьезно сказал:
— Теперь они и мои любимые тоже.

С того дня я таскала из дома конфеты, печенье и прочие сладости, подкидывала ему в рюкзак. А он в благодарность улыбался так, что внутри становилось тепло, как от чашки какао зимой.

Однажды мама завела разговор:
— Милая, как тебе в классе без Гельки? Скучаешь, поди?

— Скучаю. Но в школе не скучно, я дружу с Игорем. Мы сидим с ним за одной партой.

— Это который Макаров?

— Ага.

— Будь аккуратнее, ладно?

— В смысле, аккуратнее?

— Просто… не уходи с ним никуда далеко. Играйте на территории школы.

Мы ведь никуда и не ходим. Но я всё же спросила:
— Почему?

— Потому что я волнуюсь.

— Почему? — повторила я вопрос.

Мама немного замялась, потом вздохнула:
— Послушай, Оли. Я ничего не имею против Игоря, правда. Но его семья… как бы это помягче... Ну, не очень. Учительница говорит, он замечательный мальчик, но я все равно переживаю.

— Ты расспрашивала про него учителя?!

Моему возмущению не было предела.

— Мам, я понимаю, когда одноклассники сплетничают и говорят о нём гадости. Но ты? Он хороший, весёлый. Да, у его мамы, может, и есть проблемы, но у него-то нет!

Мама обняла меня, чуть виновато улыбнулась:
— Ты права. Прости.

Я ушла в комнату и расплакалась. Было обидно за Игоря, за то, что все судят его, не зная, а ведь и я, если честно, знала о нём не всё.

***

Наступила зима, а мы всё так же бегали в наш штаб. Укутанные в шарфы, как снеговики, мы играли в снежки, строили башни из снега и спорили, у кого получится выше.

— Как ты будешь праздновать Новый год? — спросила я.

— Я не праздную.

— Что? Почему?

— Мама работает. Вот и всё.

— Это грустно. Может, придёшь к нам? — спросила я в надежде, что он согласится.

— Не получится, Оливка.

Он постоянно звал меня Оливкой. Раньше я злилась, а теперь привыкла. Кажется, мне даже нравилось.

— Пошли, за тобой скоро приедут, — сказал он.

И мы пошли. Молча. Каждый думал о своём.

***

Праздники прошли волшебно. Мы с мамой и бабушкой напекли целый таз имбирного печенья, пели новогодние песни, а под бой курантов мы с Гелей разговаривали по видеосвязи и пили газировку с плавающими в ней обгоревшими листочками желаний. Это наш ритуал с детского сада. Главное успеть выпить, пока бьют куранты, и мы каждый год успешно с этим справлялись.

Глава 7. Ты — своя.

Шли месяцы. Один день сменял другой, но неизменным оставалось одно — я и Игорь.

Лето уже чувствовалось в воздухе — пряное, терпкое, с запахом одуванчиков и горячего асфальта. Мы мечтали, как будем воровать ранетки с соседских деревьев, бегать босиком по траве, ловить жуков и смеяться, пока живот не заболит. Он обещал приехать ко мне в гости. А ещё — в августе должна была приехать Геля, и мы хотели показать ей наш штаб, наш тайный мир.
Но тогда я ещё не знала, что ничему из этого не суждено сбыться.

Мы сидели в столовой. Наш столик с Гелей теперь наш с Игорем. Когда я впервые привела его туда, остальные девчонки из класса просто перестали с нами садиться, они сказали что секретничать при мальчишках строго запрещено. Но оно и к лучшему, он намного разговорчивее, когда мы наедине.
Но в этот день всё было по-другому.
К нам подошёл противный Крылов Матвей, тот самый из параллели, с которым Игорь подрался в начале года. Вечно суёт нос не в своё дело.

— Это правда, что тебя отдадут в детдом? — протянул он с мерзкой ухмылкой.

У меня отвисла челюсть.

— Крылов… — начала я, вскипая, но Игорь не дал договорить.

— Нет, не правда, — резко сказал он, сжав челюсть. — Уйди отсюда.

— Ага, конечно. Ты, может, забыл, но моя мама в администрации работает. Слухи быстро разносятся.

— Особенно если их распространяешь ты, — я сощурилась. — Вера Васильевна, — крикнула я в сторону столовой, притворно.

— Да ухожу я, чё орёшь, — пробормотал он и скрылся.
Когда он ушёл, я обернулась к Игорю.

— Это правда? — спросила я тихо.

Я, конечно, слышала про его семью, кто-то из родителей шептался, одноклассники что-то обсуждали, но… мне казалось, это просто сплетни. Он ведь никогда ничего не говорил.

— Потом поговорим, — сказал он и ушёл. Просто ушёл.
Оставив меня наедине со своими догадками, страхами и злостью на саму себя.

Все оставшиеся уроки он молчал. Я тоже не трогала его, не хотела давить.

После школы мы всё же пошли в наш штаб. Там, среди старых досок и потрёпанного пледа, он сказал:
— Я должен был сказать раньше.

— Сказать что?

— Меня не забирают в детдом. Я уже живу в приюте. Неделю. Но нашлась семья, и они хотят взять меня хотя бы на время.

Сердце сжалось.

— Что? Но ты ведь никогда ничего не говорил, я даже не замечала.

— Я не хотел, чтобы ты смотрела на меня так.

— Как?

— Так как смотришь сейчас, с жалостью.

Я хотела сказать, что не жалею его, но не успела. Он продолжил:
— Мне даже стыдно рассказывать. Поэтому я старался держаться в стороне от всех, чтобы никто ничего не узнал. Но ты ведь моя Оливка. Ты — своя. Наверное, ты должна знать.

И он рассказал.

— Моя мама была наркоманкой, когда была беременна. Она родила меня очень рано, в шестнадцать лет. Сначала вроде заботилась, а потом всё реже стала приходить домой. Кто мой отец я не знаю, у меня нет ни любящей бабушки, ни строгого дедушки, только мама, которую я, кажется, не особо волную. Нет, ты не подумай, я люблю ее, просто она много работает и теперь часто пьет. Иногда она приводит мужчин, разных. Они не особо добры ко мне. Ты спрашивала, откуда у меня синяк, это сделал очередной мамин ухажер. Пару раз я засыпал на уроках, думаю, ты замечала, это потому что мама громко включает музыку, когда сидит со своими друзьями, и иногда я не высыпаюсь. А заболел я в новый год, потому что он сказал, что я мешаю им и выставил на улицу, я сидел возле дома несколько часов. Когда меня все таки пустили в дом, я не чувствовал пальцев, а на утро проснулся с температурой. Потом несколько месяцев все было хорошо, но, кажется, мама снова начала пить, потому что на работу она больше не ходит, оттуда и сообщили в опеку. Некоторое время шли разбирательства, а потом меня забрали в приют. Вчера сообщили, что меня возьмет другая семья, из другого города. Так что у Крылова ложные слухи, — ухмыльнулся Игорь, а потом замолчал.

Он рассказывал это так спокойно, как будто это все происходит не с ним. А потом я поняла, что он просто привык.

— Мама когда - нибудь забирала тебя из школы? Скажи, только честно.

— Нет.

— Тогда почему ты всегда сидишь со мной?

— Мне нравится проводить время с тобой, ты меня понимаешь, Оливка. Кажется, единственная на этой планете.

Я не верила своим ушам, я молча слушала его, а слезы предательски стекали по моим щекам.

— Не плачь, — попытался успокоить меня Игорь. — Все не так страшно как ты думаешь.

Но я думаю это страшно и даже очень.

***

В день, когда его должны были забрать, шел сильный дождь. Небо будто знало, что он уходит навсегда, и плакало вместе со мной. Последний раз я увидела его в школе. Он подошёл ко мне с мокрыми волосами, в старом свитере, и будто бы даже не собирался прощаться. Просто стоял, как всегда.

— Почему они увозят тебя сейчас? Осталось всего пару недель до конца учебного года.

— Они договорились, чтобы я заканчивал на дистанционке.

— Но мы будем приезжать друг к другу, да?

— Не знаю, Оливка, получится ли.

— Тогда звони мне, обязательно.

— Ты забыла, что у меня нет телефона?

— Не забыла, но может кто-то из новой семьи купит тебе его или будет давать свой.

Я написала свой номер на полях его тетради. Пусть будет, на всякий случай.

Об уроках думать не получалось. На самом деле ни о чем кроме его отъезда не получалось думать. Мы много болтали, а на последнем уроке он передал мне записку:
"Я оставляю тебе свою рогатку. Береги её".
Я улыбнулась сквозь слёзы и написала в ответ:
"Буду. Обещаю".

Мы пошли в наш штаб в последний раз. Ели круассаны. Дождь протекал сквозь крышу. Волосы прилипли к лицу, но нам было всё равно. Мир сузился до этого одного момента.