– Тебе же сорок шесть, Варя, не боишься в таком возрасте рожать?
Этот вопрос от коллег и знакомых я слышу чаще, чем “когда в декрет, Варя?”
Я даже удивлена, что отдел кадров, который я возглавляю вот уже десять лет, держался дольше всех и решил проявить любопытство ближе к концу срока беременности.
– Да, Варвара Леонидовна, я восхищена, что вы решились сохранить плод и не побоялись осложнений, – поддерживает моего зама новенькая из отдела снабжения, которая пока занимает стол в нашем кабинете, пока в их делают ремонт.
Работает она всего две недели, но уже успела обрести статус наглой и прямолинейной девицы. Вот только если большая часть женщин ополчилась на нее, явно завидуя молодости и красоте, то вот мужчины провожали ее с явной жаждой обладания в глазах.
Я уже и не помнила, когда мне также смотрели бы вслед. Сорок шесть – это, может, и не приговор, но даже самые дорогие крема не способны остановить естественный процесс старения. А уж когда мой живот стало уже невозможно скрывать, я растеряла привлекательность даже для самых преданных поклонников.
– Медицина шагнула далеко вперед, Ольга, – спокойно говорю я, не воспринимая уже все эти страшилки всерьез. – И не переживайте так, я осведомлена о рисках и регулярно проверяюсь у своего врача. Георгий Константинович, что там насчет нового прокурора? Во сколько он приедет?
– Собрание назначено на одиннадцать тридцать утра, – отвечает мой заместитель и больше вопросов по моей беременности не задает.
Он прекрасно слышит мой предупреждающий тон и видит красную линию, которую я очерчиваю. Остальные две сотрудницы, Ира и Яна, переглядываются и помалкивают, соблюдая субординацию.
– Говорят, Оля – любовница нового прокурора, поэтому и пристроили ее к нам по просьбе сверху, потому и ведет себя так нагло и бесцеремонно, – делится со мной сплетнями Яна, когда в кабинете перед собранием мы остаемся одни.
Мы с Яной работаем в городской прокуратуре больше двадцати лет. Она младше меня всего на два года, так что мы давно с ней числимся едва ли не как лучшие подруги. Шутка ли, провести бок о бок большую часть жизни.
Она берет у меня со стола карманное зеркало, поправляет свои черные короткие волосы и подкрашивает губы красной помадой, прихорашиваясь. Несмотря на четверых детей, ей удалось сохранить фигуру, так что по ней и не скажешь, что за плечами у нее внушительный опыт.
– Нам-то какое дело, чья она любовница? Не из нашего отдела – не наша головная боль, – цокаю я и медленно встаю, чувствуя, как слегка тянет живот.
– Что такое, Варь? Воды отошли? – пугается Яна, позабыв об Ольге и ее личной жизни.
– Какие воды, Ян? Я всего лишь на шестом месяце, по животу не видно, что ли?
Я раздвигаю полы пиджака, выставляя его на обозрение, чтобы продемонстрировать, что он не такой уж и большой, каким его видит мой муж, но в ответ подруга качает головой.
– Варь, я же застала две твои прошлые беременности, ты с таким же маленьким животом до самых родов проходила. А уж если объемные свитера надевала, так и вовсе не понять было, что ты на сносях.
– В молодости, если честно, только между нами, Ян, беременности легче проходили.
– И не говори, я же четвертого своего рожала в тридцать пять. Не сорок шесть, конечно, но радости тоже мало. Ноги отекали так, что становились похожи на плотные трехлитровые банки. Я как отстрелялась тогда, так и зареклась рожать. Приняла жесткие меры, чтобы больше не было осечек. Хотя сейчас не нарадуюсь, три сыночка и красавица-дочка, прям как из сказки. А уж когда вижу, как с ними муж возится, особенно с младшенькой, обо всех проблемах забываю. Не жалею все-таки, что родила, так что и за тебя держу кулачки, чтобы всё прошло без сучка, без задоринки.
Я хватаюсь за локоть подруги, пока она продолжает рассказывать о своей последней беременности, и мы вдвоем идем на первый этаж, где нам будут представлять нового прокурора, а сама вспоминаю, с какой досадой восприняли мою беременность не только муж, но и дети.
Конечно, страх мужа я могу понять, ведь мы оба давно не молоды, но в отличие от нашего состояния двадцатилетней давности, сейчас мы крепко стоим на ногах. Я руковожу отделом кадров в городской прокуратуре, он – совладелец и руководитель юридической компании “Нестеров, Асадов и партнеры”. В деньгах мы не стеснены, а значит, сможем поднять на ноги и нашего третьего ребенка.
Старшие дети ведь давно упорхнули из родительского гнезда. Дочке недавно исполнилось двадцать шесть, она уже сама мама трехлетней девочки и мачеха двух подростков. А сыну мы как раз полгода назад справили свадьбу и купили отдельную квартиру, чтобы молодые могли построить собственное счастье.
– А Влад как, ждет не дождется родов? Уже оформил детскую? Помню, какой он сюрприз тебе сделал, когда ты Мишку родила ему. Наследника, как никак.
– Влад? – растерянно переспрашиваю я, когда Яна застает меня врасплох.
Никто не задавал мне этого вопроса, даже родители.
По правде говоря, я надеялась вообще избежать темы эмоций и ожиданий мужа относительно родов, так как сама себе не хотела признаваться, что энтузиазма у него не наблюдается. Он каждый раз, когда натыкается взглядом на мой живот, если бывает дома между встречами и судами, морщится, будто съел целый лимон, а я не решаюсь завести с ним разговор о том, чтобы он сходил со мной на УЗИ.
Когда ты с большой скоростью несешься на американских горках с высоты вниз, твой позвоночник будто сжимается, а в животе всё ухает, готовя тебя к удару. Вот и сейчас я чувствую нечто похожее, но приятного в аттракционе под названием “семейная жизнь” оказывается мало.
Я смотрю на свое отражение и буквально вижу, как меняется собственный взгляд. Становится тоскливым и потухшим, будто из меня высосали всю жизненную энергию.
– Вы уверены?
Губы моего отражения шевелятся, лицо бледнеет, что заметно, несмотря на тональный крем, а я слышу в ухе чужой вздох. Врачу неприятно сообщать мне эти новости, но и утаить она от меня этого не может.
– Мне по ошибке пришли результаты анализов вашего мужа. У вас ведь одна фамилия. Нестеров В.В.
– Однофамилец?
Я не оставляю надежду, что произошла какая-то путаница, и всё это – телефонный звонок, просьба срочно явиться в больницу, половая инфекция у мужа, – окажется одной большой ошибкой.
– Я позвонила в лабораторию уточнить инициалы. Нестеров Владимир Викторович, семьдесят первого года рождения. Результат серодиагностики на трахомадис – положительный.
Она старается говорить научными терминами, чтобы сильно не пугать меня в моем положении, но мне сорок шесть, а не двадцать шесть, так что я прекрасно осведомлена, в какой глубокой заднице я оказалась.
Я прикрываю глаза и вдруг замечаю в зеркале обеспокоенное лицо Яны. Быстро уменьшаю громкость динамика, надеясь, что она ничего не услышала. Она не из тех, кто станет распускать про меня сплетни, но и говорить ей о личном я не стану. Хотелось бы, чтобы она вышла, пока я говорю по телефону, но не выгонять же ее грубо, когда она хочет мне помочь. Боится, что мне может стать плохо, и готова быть на подхвате. Не в моих правилах отвечать грубостью на руку помощи.
– Положительный? – переспрашиваю я врача. – Разве это не хорошо?
В прокуратуре меня знают, как довольно жесткого и компетентного руководителя, но когда дело касается семьи и личных вопросов я моментально превращаюсь в тряпку. Оборотень в погонах наоборот.
– Положительный результат свидетельствует о наличии в организме вашего мужа заражения. Инфекция поддается лечению, однако для беременных есть риск осложнений для плода, так что вам нужно как можно скорее сдать анализы, чтобы мы могли принять необходимые меры и предупредить негативные последствия.
– Но я хорошо себя чувствую. Я ведь была у вас на приеме четыре дня назад, вы меня осматривали. Какие там симптомы должны быть? Я ничего не чувствую, – повторяю я, стараясь заглушить стук сердца в ушах глубоким дыханием, но моя тревога с каждым мгновением лишь нарастает, и я хватаюсь свободной рукой за столешницу, надеясь болью унять страх.
– Инфекция может протекать бессимптомно, это довольно частое явление, – чуть мягче произносит Маргарита Никитична и забрасывает меня очередными терминами про инкубационный период, возможные осложнения и методы лечения.
– Хорошо, Маргарита Никитична, я утром подойду, – глухо произношу я, когда образуется пауза в ее монологе, и бросаю трубку, не в силах больше слушать ее голос. Он теперь стойко ассоциируется у меня со страхом и неприятностями.
Яна на удивление молчит, хотя обычно ее ничем не проймешь. Я ожидала, что она сразу же забросает меня множеством вопросов из любопытства, но она меня даже не трогает. Знает, что лучше меня не касаться, когда я сильно расстроена. Я не из тактильных людей, и чтобы прийти в себя, мне в отличие от других нужно одиночество. Оно придает мне сил.
– Я схожу вниз на собрание. Если спросят, прикрою тебя, так что не спеши, Варь, и решай свои дела, сколько понадобится.
Яна немного мнется и, так и не дождавшись от меня ответа, уходит, оставляя меня в уборной одну.
Я отворачиваюсь от зеркала, больше не в силах смотреть на свое отражение, и пытаюсь разложить всё по полочкам.
Как и всякой женщине, мне не хочется верить, что мой муж мне изменял. Он ведь не такой. Правильно Яна говорила, он всегда был моим защитником, который никогда никому не давал меня в обиду. Прошел со мной все круги ада во время всех беременностей, терпел мои капризы и плохое настроение, поддерживал в самые тяжелые времена, когда мне пришлось столкнуться сначала со смертью дедушки, а после и бабушки. Нас не испортил даже квартирный вопрос с последующим ремонтом.
Деньги и правда никогда не стояли во главе угла нашего брака. Он зиждился на взаимном уважении и поддержке, когда страсти молодости поутихли, оставив после себя лишь привычку.
Так что новость о том, что мой собственный муж, с которым я хотела встретить старость и понянчить внуков, изменил мне и заразил меня, беременную нашим третьим ребенком, не просто ставит на колени, а рвет на рваные ошметки. Заставляет сердце кровоточить и распространяет по телу физическую боль.
– Скажи мне, что это глупое стечение обстоятельств, – шепчу я, набирая из раза в раз номер телефона мужа.
Длинные гудки. Сброс.
Снова набираю.
Длинные губки. Сброс.
Повтор.
“На совещании, перезвоню позже”, – приходит автоматическое сообщение, но я-то знаю, что не перезвонит. Проигнорирует, так как найдутся дела поважнее. А вечером придет так поздно, что я уже буду спать и видеть десятый сон.
Когда я спускаюсь, собрание уже распущено, и нового прокурора я не застаю. Вижу только обеспокоенное лицо Яны, в то время как остальные расходятся по рабочим местам, обсуждая новое начальство.
– Пахомов тебя искал, – говорит она, выпучив глаза. Всегда так делает, когда чего-то опасается. Вот уж кого точно в разведку не возьмешь, ведь все тайны написаны у нее на лице.
– Пахомов?
– Новый прокурор, Варь, ты чего? Тихон Авдеевич, как Ольга и сказала. Кстати, они вместе ушли в его кабинет. Не зря говорят, что она его любовница.
Яна осуждающе качает головой, так как служебные романы не приветствует, но меня больше волнует причина, по которой меня искал этот Пахомов.
– Что он хотел? – спрашиваю Яну, пока она углубилась в дебри своих фантазий.
– Не знаю. Я сказала, что ты в больнице, но он попросил передать тебе, чтобы ты зашла к нему, как вернешься.
Интерес нового начальства вызывает беспокойство, но я успокаиваю себя тем, что в этом ничего пугающего и тревожного. В конце концов, я отвечаю за кадры, так что у него наверняка ко мне вопрос касательно работы. Нехорошо, конечно, что меня не было на собрании, но не скажу же я ему, что сейчас меня беспокоит нечто более серьезное, чем трудовые будни.
Выждав час, так и не сумев сосредоточиться на работе, я иду в кабинет к прокурору и киваю секретарше Любови Станиславовне, дородной женщине пятидесяти трех лет, с которой у нас сложились если не дружеские, то приятельские отношения точно.
Она поправляет свои очки, когда я подхожу к ее столу вплотную, и подается вперед, чтобы нас никто не услышал.
– Ты поосторожнее с Пахомовым, Варь, уже всех начальников отделов пропесочил. И вроде не орет, а голос такой ледяной, что мне самой хочется работать и работать, лишь бы к нему на ковер не ходить. Так что если косяки какие по твоей части есть, лучше готовься. Надеюсь, правда, что он сделает скидку на твою беременность, но слухи о нем ходят такие, что я бы не надеялась.
В это время я слышу повышенные голоса со стороны кабинета нового прокурора, вот только среди них распознаю Степаненко с информационного отдела и его зама Глушко.
– Неужели такой страшный, Люба? – спрашиваю я с легкой опаской и кошусь на дверь.
Прошлый начальник тоже хоть и был строгим, но довольно лояльным и никогда не повышал на подчиненных голоса. Будь моя воля, я бы лучше осталась работать под его руководством, но сверху решили, что ему пора на пенсию, так что придется как-то подстраиваться под новое начальство.
– Красивый, чего греха таить. Видный мужик, но с лица воду не пить. Говорят, как развелся три года назад, так с тех пор не узнать его. Лютует, – с важным видом заявляет секретарша, но расспросить ее дальше не удается.
Дверь в кабинет открывается, и оттуда выходят злой Степаненко и понурый Глушко. Первый что-то шипит себе под нос, а в это время дверь остается открытой, и я оказываюсь на обозрении Пахомова, который восседает на кресле и смотрит при этом на меня. Кивает, приглашая войти внутрь, и я, незаметно стараясь поправить пиджак, вхожу.
– Будьте добры, закройте дверь и присаживайтесь. Вы Варвара Леонидовна Нестерова, верно?
Я киваю, а сама разглядываю нового прокурора, удивляясь его контрасту с его предшественником. Тот был низкорослый колобок с залысиной, любящий шутки-прибаутки, а по виду нового сразу видно, что с ним шутки лучше не шутить.
Короткий ежик черных волос, широкие скулы с квадратным подбородком, широкие надбровные дуги, прямой нос. Из-за кресла не видно, но по ощущениям он ростом значительно выше меня, хотя я сама не дюймовочка со своими ста семьюдесятью пятью.
– К завтрашнему утру подготовьте мне дела всех сотрудников, график отпусков и занесите, – холодно говорит он, скрестив ладони на столе.
Я же выпрямляюсь, чувствуя, как сжимается отчего-то сердце, и хмурюсь.
– К завтрашнему утру? Можно к одиннадцати? Мне необходимо завтра сходить в больницу и сдать анализы.
Забор крови проходит с восьми утра, так что я могла бы успеть попасть на работу к девяти, как и полагается, но я так обеспокоена последствиями, если вдруг и правда окажусь заражена, что хочу успеть попасть на прием к своему врачу. Всё равно не смогу сосредоточиться на работе, пока не решу проблему.
– Вы только что вернулись из больницы, Варвара Леонидовна. Может, вам взять бессрочный отпуск на решение ваших проблем со здоровьем? А поработают за вас более ответственные сотрудники.
Мне становится неуютно под его ироничным взглядом, и я отвожу свой. В иной ситуации смогла бы придумать, как ему грамотно ответить, но сейчас не могу собраться с мыслями. Растеряла весь свой словарный запас и находчивость из-за переживаний. Изнутри поднимается гнев, когда я снова встречаюсь с холодным взглядом Пахомова, но в этот раз я не тушуюсь из-за его насмешливой ухмылки.
– Мои проблемы со здоровьем не мешают мне выполнять свои обязанности. Сожалею, что моя беременность так сильно вас тяготит, так что не переживайте, до декрета введу ответственных сотрудников в курс дела, – цежу сквозь зубы, чувствуя, как меня буквально рвет на части от злости и пренебрежения, с которым прокурор отзывается о моих профессиональных качествах.
Новость о моем положении становится для него открытием, так как он не успевает скрыть изумление и опускает взгляд ниже, к моему животу, скрытому не только полами пиджака, но и столом.
Поставив машину на надземную парковку, я спешу к зданию, придерживая пиджак под порывистым шквалом ветра. Погода портится с самого обеда, и судя по затянувшимся тучам, всю ночь ожидается дождь.
Попасть под ливень мне не хочется, так что я стараюсь идти как можно быстрее, а оказавшись под навесом здания, поправляю волосы, глядя в отражение в стекле, чтобы выглядеть перед подчиненными мужа презентабельно.
Сзади незаметно вырастает фигура, и мне любезно открывают дверь.
– За мужем пришла, Варвара? А я вот за дочкой, как раз сам с работы еду.
Голос принадлежит другу семьи Марку Алёхину. Он всего на полголовы выше меня, но выглядит внушительно из-за регулярного спорта, а легкая седина на висках придает ему солидности. Он единственный из всех друзей Влада, кто не борется с естественным старением, а принимает его с достоинством.
Я выдавливаю из себя улыбку и приветствие, не демонстрируя ту бурю, которая бушует у меня внутри.
– Да я тоже только после работы, Марк. Давно, кстати, не виделись, надо будет как-то семьями собраться. За дочкой, говоришь? А она что, тоже в этом здании работает?
– А ты не знаешь? Я же ее в фирму Влада пристроил. По блату, так сказать, с ним договорился. Марьянка моя в этом году же переводческий окончила, ты забыла? Собирались же все вместе за городом, на базе отдыха, обмывали ее красный диплом.
– Да, точно. Прости, с этой беременностью, сам понимаешь, всё в голове в кучу. И давно Марьяна у Влада работает? Он мне, кажется, говорил, но я что-то запамятовала.
Ничего мне муж не говорил. Такую новость я бы запомнила, так что сейчас, когда выясняется, что он вовсе перестал делиться со мной тем, что происходит у него на работе, заставляет меня напрячься сильнее.
– Так уже полгода где-то. Кого ждете? – кивает Марк на мой живот и слегка улыбается. – Вы, конечно, молодцы. Я тоже свою уговаривал, дочка ведь уже взрослая, скоро сама замуж выйдет и упорхнет, поминай, как звали. Но моя ни в какую, боится, возраст ведь, говорит. Так кто будет? Мальчик-девочка?
– Девочка, – выдавив скупую улыбку, отвечаю я и смотрю в сторону лифта.
Из него как раз выходит Влад, а рядом с ним идет Марьяна, которой он что-то энергично и заинтересованно втолковывает, размахивая руками. Всегда так делает, когда хочет в чем-то убедить собеседника.
– А вот и наши. Влад! – повышает голос Марк и привлекает к нам их внимание.
Я сосредотачиваюсь на муже, который хмурится при виде нас, но вскоре мрачное выражение его лица спадает, и он даже целует меня в висок, приобнимая за отсутствующую талию, когда подходит вплотную.
Я утыкаюсь носом ему в шею, вдыхая парфюм, который дарила ему на прошлый день защитника отечества, но никаких посторонних примесей, особенно женских, не чувствую. С беременностью мой нюх усилился, так что я даже испытываю некое облегчение, что от Влада не пахнет чужими духами.
Он вдруг дергает головой, когда я снова провожу носом по его шее, и мне становится неприятно, что он меня отвергает, но я не делаю резких движений и позволяю ему и дальше прижимать меня к себе. Рядом ведь Марк с Марьяной, им ни к чему знать, что у нас в семье разлад.
– В общем, в честь такого дела мы с Аней приглашаем вас к себе. Посидим почти по-семейному, отметим заключение контракта с этим вашим филиалом японским, моя дочурка, как никак, тоже внесла свой немалый вклад, – говорит в это время Марк, а я пытаюсь воссоздать предысторию всего разговора, который слушала вполуха.
Фирма Влада заключила контракт с японцами на представление их правовых интересов в России и ближнем зарубежье, а Марьяна, как переводчик японского языка, в этом им помогала.
– Давай в эту пятницу, Марк, не посреди недели. Я как раз снаряжу водителя поработать, чтобы самому за руль не садиться.
Я выдыхаю, когда Влад отказывает другу в посиделках прямо сегодня, так как лично мне сейчас не до веселья и празднования, когда на кону мой брак, уже давший трещину моими подозрениями.
Любая на моем месте сразу бы решила, что муж пошел налево, узнав о том, что у него половая инфекция, но я никогда не рубила с плеча, а предпочитала сначала уточнить все факты, а уже затем самой принимать решения. Вот и сейчас напоминаю себе, что я понимающая любящая жена, которая не станет закатывать скандал, не разузнав всю правду.
Пусть мы с Владом в последнее время не близки, погружены в работу и давно не проводим вместе свободное время, как в былые времена, когда не могли оторваться друг от друга, но мы слишком многое прошли вместе в прошлом, чтобы я оказала ему неуважение, не дав шанса ничего объяснить.
Мы с Марьяной во время разговора двух друзей молчим. И если она погружена в телефон, как и всякая молодежь, то я стараюсь внешне никак не выдать своего настроения и обеспокоенности.
А когда мы, наконец, расходимся, замечаю, как Марьяна поднимает взгляд с экрана смартфона и кивает мне, прощаясь. Проходится по мне взглядом сверху вниз и особое внимание уделяет животу. Взгляд у нее какой-то бегающий и настороженный, сразу же переключается на отца.
Я его узнаю. Именно такой взгляд был у меня в молодости, когда я узнала, что беременна, и боялась, как отреагируют на это мои родители, особенно отец.
В голову невольно закрадываются мысли о ней и Владе, но она ни разу не посмотрела на него во время разговора, лишь глянула равнодушно мимолетно на прощание и спокойно ушла.
Я совсем паранойю, раз решила, что дочка друзей семьи может заинтересовать моего мужа. Она ведь в дочери ему годится, даже младше нашей старшенькой, ровесница сына Миши.
Я молчу, пока мы с Владом не садимся в его машину и не отъезжаем подальше от офиса. Я не напоминаю, что приехала на своей, а он не спрашивает.
Наш разговор должен происходить тет-а-тет, но я никак не решаюсь задать свой вопрос и тяну время, то копаясь в бардачке, то в своей сумке в поисках влажных салфеток.
– Что происходит, Варь? – разрезает тишину его голос. – Ты давно не приходила ко мне на работу, да еще и так рано, без задержек на своей важной работе. А тут вдруг сорвалась, примчавшись ко мне в офис. А теперь молчишь, как партизан, ни слова не произнесла еще.
– Хватит молчать! Кто она? – кричу я, не контролируя себя.
Машина в этот момент виляет, и Влад тормозит у обочины, отчего я не удерживаю равновесие и ударяюсь головой о боковое стекло.
– Ты что творишь? Мы могли слететь с дороги и перевернуться! Столкнуться с другой тачкой и попасть в массовое ДТП!
Влад не кричит на грани, а цедит каждое слово сквозь зубы так жестко, что меня пробирает холодом и чувством вины. В крови гуляет адреналин из-за чуть не случившейся по моей вине аварии, и я замолкаю, пытаясь унять заполошное дыхание.
Молчу, не отвечаю Владу, а затем зажмуриваюсь и не могу сдержать слезы. Сама не замечаю, как уже рыдаю в голос, громко всхлипывая и пытаясь сквозь туман перед глазами найти в своей гребаной сумке несчастные салфетки.
– Хватит, Варь, мы же целы, – смягчается Влад, а когда тянет ко мне руку, я дергаю плечом и отодвигаюсь ближе к окну.
– Не прикасайся ко мне! Не трогай меня!
Никогда со мной не случалось такой истерики, даже в прошлые беременности, но мне вдруг становится противно от самого присутствия Влада.
Он мне изменил.
Пусть не ответил прямо, увильнул от вопроса, но я не могу больше обманываться, надеясь, что всё образуется, и всё это мне лишь кажется.
Я плачу, не в силах сдержать слезы, а сама корю себя за проявление слабости в присутствии неверного мужа. Не так я хотела провести наш разговор. Не так.
Я ведь всегда была гордой девчонкой, никогда не позволяла унижать себя или притеснять, а в итоге оказалась одной из миллионов женщин, которых предал муж. Втоптал меня своими извалянными в дерьме башмаками в грязь, растоптал всё то хорошее, что когда-то между нами было, а когда всё всплыло наружу, даже не может сказать мне в лицо правду. Ведь она омерзительна и неприглядна. О таком не расскажешь ни друзьям, ни родственникам, ни детям. Слишком стыдно. Слишком противно.
Да и что я кому скажу? Что муж на старости лет до того потерял голову, что заразился сам, а еще мог заразить и меня, его беременную жену?
На место истерике приходит прерывистый смех, от которого сжимается всё в груди, и я бью себя ладонью по левой стороне в области сердца. Надеюсь его унять и прекратить страдать хотя бы на время. Мне отчаянно нужна передышка, и я судорожно пытаюсь вспомнить, когда мы в последний раз делили постель. Две недели назад? Или месяц?
– Как давно ты с ней спишь? Неужели к своим годам обзавелся сединой, но не умом? Неужели тебе, как маленькому, нужно объяснять, что существует защита? Сейчас же двадцать первый век на дворе, Влад, – с горечью монотонно произношу я.
– Это всё, что тебя интересует? – досадно выдавливает он из себя и стискивает пальцами руль до побелевших костяшек.
Они сбиты в кровь, что я замечаю только сейчас, но вытравливаю из себя желание поинтересоваться, где он так поранился. Не мое это больше дело.
– Да! Ты заражен хламидиями, Влад! И да, это всё, что меня сейчас интересует! Господи! Ты заразил меня и нашего ребенка. Принес от любовницы инфекцию! – кричу я в слезах мужу, который даже не раскаивается, не падает к моим ногам и не кается.
Я ожидала хотя бы элементарного уважения к себе, попыток получить прощение, чувства вины в его взгляде, но никак не перекатывающихся желваков на скулах и его трусости, что он даже не может прямо посмотреть мне в глаза. Понимает, что виноват, но даже сейчас не готов этого признать.
– Анализ может быть ложноположительным, не паникуй, Варя. Я сдам еще раз, наверняка врачи ошиблись. К тому же, я консультировался с врачом, если принять меры заблаговременно и не тянуть с лечением, ребенок, возможно, родится здоровым.
– Возможно? И ты так спокойно говоришь об этом? Даже наличие любовницы не отрицаешь?
Меня захлестывает обида, щедро приправленная лютой ненавистью. Я могла бы закрыть глаза на мимолетную интрижку, сделать вид, что ничего не случилось, если бы он и правда раскаялся, и это было ошибкой, но никогда не смогу простить тот вред, который он мог причинить нашему ребенку.
Нет. Моему ребенку.
Если Влад был так безответственен и беспечен, что не подумал о последствиях, то ребенок ему не нужен. Он потерял право быть его отцом, как только изменил. И неважно, случайная ли была интрижка, или у него есть постоянная любовница, это не отменяет того факта, что мы с малышом находимся в зоне риска.
– Хватит молчать! Не будь трусом и скажи правду! – кричу я и бью его по лицу кулаком. Его голова дергается, но он даже не смотрит на меня, позволяя мне его избивать, пока я не выдыхаюсь.
– Ненавижу тебя! Какой же ты урод!
– Прекрати, Варвара. Я дал тебе спустить пар, но палку не перегибай. И не распространяйся об этом, у нашей семьи безупречная репутация. Врачам я приплачу, чтобы лишнего не болтали, так что об этом можешь не беспокоиться.
Он говорит об этом так обыденно, словно это всё, что должно меня волновать.
Мне страшно. Но не от того, что он настолько циничен, а от того, что я никак не могу вспомнить, когда мы исполняли в последний раз супружеский долг. Есть ли хоть шанс, что он заразился после?
– Твоя любовница сдала анализы? – спрашиваю я, стараясь успокоиться, но отворачиваюсь, не в силах смотреть на Влада дальше. Слишком противно.
– Да. Результаты будут готовы завтра, – спокойно отвечает он, будто это в порядке вещей. – Независимо от результатов, ты моя жена, Варвара. Веди себя прилично, никто из моего окружения не должен знать, что между нами разлад. И в пятницу у Алехиных не вздумай проболтаться Анне, она та еще сплетница.
После истерики у меня кружится голова, а в теле возникает слабость. Слегка колет внизу живота, и я молчу, опасаясь, что новый виток скандала плохо отразится на ребенке.
Гашу в себе гордость, и вскоре Влад, решив, что молчание – знак согласия, заводит мотор и снова вливается в поток машин на дороге.
Этой ночью Влад дома не остается. Высаживает меня у подъезда и дает по газам, оставляя после себя неприятный запах жженой шины.
– Когда в последний раз у вас был половой акт, Варвара?
– А в чем дело? – сразу настораживаюсь я, чувствуя, как перед глазами всё двоится.
У меня взяли кровь на анализ и соскоб для пущей убедительности, но результаты будут готовы только завтра, так что я сижу в кабинете у своего врача вся на иголках. Самое худшее время – это ожидание, которое тянет жилы и скручивает мышцы, лишая покоя.
– Если инфицирование произошло меньше двух недель назад, то результат на хламидиоз может быть отрицательным, и придется сдавать анализ повторно, чтобы наверняка убедиться, что вы здоровы и плоду ничего не угрожает.
Плод. Я вдруг в полной мере осознаю, насколько это слово бездушное и не несет в себе человечности. Обезличивает ребенка в моей утробе, чьего рождения я жду с такой надеждой, что не могу беспокоиться больше ни о чем другом. Даже предательство мужа отходит на второй план. Мне хочется крушить всё вокруг, но боль и гнев из-за переживаний о малыше перекрывают всё остальное и даже притупляют агонию преданной женщины.
– Так когда вы были близки с мужем? – снова переспрашивает Маргарита Никитична и поправляет дужку очков. – Помните примерную дату?
Я чертыхаюсь, злясь на себя, что не вела календарь, но больше всего из-за того, что моя слепота привела к тому, что я делила с мужем постель, даже не подозревая, что он ходил налево.
– Нет, – приходится признать вынужденно. – Может, две недели назад, может, полторы.
Опустив голову, я потерянно рассматриваю свои отекшие пальцы. Касаюсь вдруг золотого обручального кольца. Простого, без бриллиантов и узоров. На что в свое время у Влада хватило денег с его стипендии и подработки грузчиком.
– Тогда будем сдавать повторный анализ через неделю в любом случае, – деловито говорит Маргарита Никитична и заполняет мою электронную карту.
– А что если, – сглотнув, спрашиваю я со страхом, – у меня выявят положительный результат? Какие последствия для ребенка?
Я жду ответа с замиранием сердца, даже дыхание задерживаю, слыша, как в ушах стучит пульс. Кажется, из-за переживаний упало давление, отчего еще пульсирует и в висках.
Врач переводит на меня немигающий взгляд, в котором я не могу прочесть ни одной эмоции, так как она сохраняет самообладание, присущее ее профессии. Как никак, наверняка за столько лет практики встречала случаи и посложнее, и с более тяжелыми последствиями. Я этому даже рада в силу возраста. Сочувствие мне не нужно. Только профессионализм и четкий бесстрастный ответ, от которого я смогу отталкиваться.
Маргарита Никитична снимает очки, и это единственное, что позволяет себе в данной ситуации.
– Не буду приукрашивать и скрывать, что есть высокий риск задержки внутриутробного развития плода. Могут быть преждевременные роды, рождение ребенка с низкой массой тела. Всё зависит от своевременно принятых мер и лечения. В нашем случае, мы держим руки на пульсе, а значит, вооружены и готовы.
Слова врача обнадеживают, немного усыпляя мою тревогу, и я киваю, чувствуя себя в надежных руках.
Когда я выхожу из больницы, находясь в подвешенном состоянии в ожидании результатов, которые не будут готовы раньше завтрашнего дня, я заказываю в приложении такси к офису Влада, чтобы забрать оставленную на парковке вчера свою машину. Муж даже не позаботился о том, чтобы его люди пригнали мое авто к дому, как это бывало раньше, и это не улучшает мое настроение.
Остаток рабочего дня проходит, как в тумане. Даже прокурор Пахомов ни разу не вызывает меня и вообще не трогает мой отдел. В иной ситуации я бы сама пришла к нему, чтобы узнать, что насчет запрошенных им дел сотрудников, которые он получил еще утром благодаря моему заму, но сейчас мне совсем не до него и не до работы.
Все мои мысли занимает Влад, как бы я ни пыталась о нем не думать. И чем чаще я о нем вспоминаю, тем уверенней становлюсь в принятом решении.
Неважно уже, какие результаты покажут мои анализы.
Развод неизбежен.
За весь день он ни разу не звонил мне, так что когда я приезжаю домой и вижу во дворе его автомобиль, еще несколько минут не выхожу из салона. А когда, собравшись с духом, все-таки поднимаюсь в квартиру, его внутри не оказывается. Костюм на месте, туфли и портфель – тоже. А его самого нет.
Я так долго копила в себе гнев, не давая ему выйти наружу, что когда отпускаю себя, позволяю то, что никогда раньше даже не приходило мне в голову.
Открываю шкаф в спальне, выкидываю оттуда костюмы и рубашки Влада, бросая их безжалостно на пол. Беру самые большие ножницы и разрезаю ткань с каким-то садистским удовольствием.
Изрезанные тряпки выкидываю с балкона, с удовольствем наблюдая за тем, как они разлетаются по двору, повисая на ветках ближайшего дерева. Статуэтки, которые Влад коллекционировал со всего света, летят туда же, отчего по округе раздается звон, когда они разбиваются об асфальт. И всё это в полной тишине в квартире. Я не произношу ни звука, с удивлением подмечая, что даже не плачу.
А когда очередь доходит до ноутбука Влада, целюсь прямо на капот его машины. Ноутбук игровой и довольно тяжелый, так что оставляет внушительную вмятину. Сразу же срабатывает сигнализация, на звук которой из окон выглядывают соседи, а я захожу обратно в квартиру. На очереди спиннинг, зимняя одежда Влада и его гитара с молодости, которой он дорожит, как памятью. Я всегда ценила его вещи, никогда не позволяла себе разбивать хоть что-то из его коллекции во время наших ссор, но в этот раз он перешел черту. Покусился на самое дорогое, что может быть в жизни у женщины, поставил под угрозу здоровье моего ребенка. Так что никакого уважения он больше не заслуживает.
Когда я выхожу в коридор, чтобы закончить начатое, вижу, что входная дверь открыта, а передо мной с хмурым выражением лица стоит Влад. В домашней спортивке и кроссовках.
– Вот так вынес мусор, – протягивает он, разглядывая коридор, по которому будто прошло войско Мамая.
– Мусор сам себя не выносит, так что я с удовольствием тебе помогу! – цежу я сквозь зубы и разламываю пополам его спиннинг. Даже удивляюсь, откуда во мне столько силы.
К утру я остываю и хвалю себя за то, что не стала раскрывать перед Владом все карты. Выгнала его молча и не стала говорить, что прочитала сообщение от Марьяны. Хотела переосмыслить всё и начать действовать разумом, а не эмоциональными порывами.
Когда на следующий день гинеколог присылает результаты анализов, и я вижу отрицательный результат, чувствую, как распирает от облегчения грудную клетку. Вот только не обольщаюсь и помню предупреждение Маргариты Никитичны, что анализ нужно будет сдать повторно.
Но я всё равно рада хотя бы тому, что у меня есть отсрочка, и что еще не всё потеряно. Зато беспокойство отодвигается на второй план, уступая чувству куда более разрушительному.
Месть.
Вот чего я теперь хочу. Не просто развода, а сделать так, чтобы Влад страдал и раскаялся. Чтобы пожалел о содеянном и испытал на своей шкуре всё то, от чего сейчас мучаюсь я.
Так что козырь в моем рукаве, о котором муж не подозревает, становится моим шансом ему отомстить.
Когда наступает пятница, из-за которой Влад так переживал, ведь нас к себе в гости позвала чета Алёхиных, я сгораю от предвкушения. Ведь беспокоится он неспроста. Пусть сам Марк и из простой семьи, но вот его жена Аня – нет. За ее спиной стоит влиятельный род, чьи представители занимают весомые места в правительстве, посольстве, министерствах.
Там такие связи, о которых Владу только мечтать, так что даже его успешная компания и рядом не стоит с тем влиянием, которым обладает семья Анны. И если они узнают, что Влад опорочил их девочку Марьяну, будучи женатым, и это всплывет наружу, став достоянием СМИ, они сотрут его в порошок.
Я сжимаю кулаки каждый раз, как только думаю об этом, но в день ИКС делаю несколько вдохов и выдохов и, наконец, отвечаю на очередной звонок Влада. Он буквально затерроризировал мой телефон, но я ни разу не читала ни сообщения, ни слушала голосовые. Собиралась с мыслями и не хотела всё испортить, не подготовившись.
– Успокоилась? – сразу же наезжает на меня Влад, и голос его звенит от раздражения.
– Отправишь за мной своего водителя к семи. Не хочу видеть твою рожу, – выплевываю я, не сдержавшись, и прикусываю язык. Черт. Хотела же говорить с ним холодно, но злость прорывается наружу.
– Ты злишься, – констатирует он, но не грубит в ответ.
Видимо, понимает, что на кону стоит его репутация перед четой Алёхиных, которые известны в нашей среде, как ярые приверженцы верности и преданности семье.
– Перед Марком и Анной веди себя, как обычно, без глупостей. И не вздумай сплетничать с ней, не смей полоскать наше грязное белье перед чужаками.
Я едва не язвлю, что они уже ему должны быть не чужими. Не после того, как он разложил их дочурку на своем кожаном диване в офисе. Как только я представляю, где и как часто они спали, меня едва не тошнит, но я поглаживаю живот и напоминаю себе, что так сильно нервничать мне нельзя. И пусть Влад негодяй, который не может признать свои ошибки, это не значит, что мне нужно наплевать на свое здоровье и рисковать своим малышом. Мы и так с ним на волоске от беды.
– Помни, у нас дети, которым еще жить в этом городе. А тебе – перебирать бумажки в своей прокуратуре.
Я сжимаю челюсти, как только слышу в его голосе пренебрежение, но сдерживаюсь, чтобы не оскорбить его в ответ и не устроить очередной скандал.
Меня его мнение больше не должно волновать. Я, наконец, беру себя в руки и контролирую свои эмоции, надевая маску хладнокровной начальницы отдела кадров. Навыки, приобретенные на этой работе, пригождаются и в личной жизни.
– Не переживай. Мое белье останется при мне, – отвечаю я Владу и хмыкаю, расплываясь в язвительной улыбке.
Видь он меня вживую, насторожился бы, почуяв неладное, что я что-то задумала, но видеть сквозь пространство и через телефонный звонок он не может, оттого и успокаивается, решив, что я хочу пойти на мировую.
– Вот и умница. Я знал, что ты образумишься и поймешь, что из мухи слона делать не стоит. Мы с тобой женаты почти тридцать лет, и одна маленькая оплошность не должна разрушить наш брак.
– Ты прав, на кону наш брак, – повторяю я за ним, но вкладываю иной смысл. Не семейный союз, а некачественный продукт моей ошибки многолетней давности.
– Так я могу надеяться на твое благоразумие в гостях? Или мне позвонить и сказать Марку, что ты приболела?
Я стискиваю челюсти, буквально слыша, как скрежещут зубы, и прикусываю язык, чтобы не испортить собственный план. Нельзя, чтобы Влад что-то заподозрил и всё отменил. Вот только я не обольщаюсь, что он вовсе откажется от приглашения. Раз так цепляется за эту возможность, даже готов рискнуть и взять меня с собой, значит, ему что-то от четы Алёхиных нужно. И мне это на руку.
– Я не оплошаю, Влад, будь в этом уверен. Надену лучшее платье и твой подарок на мой день рождения.
Я бросаю трубку, а затем раскрываю найденный в одной из его уцелевших курток чек. На два одинаковых золотых браслета, один из которых сегодня будет красоваться на моей руке.
Гадать, кому был предназначен второй, не приходится.
Марьяне. Любовнице Влада.
Меня распирает холодная ярость при одной только мысли, что та маленькая девочка, которую я знаю чуть ли не с младенчества, выросла настолько, что стала поглядывать на чужих мужей, ровесников ее отца.
И для нее у меня припасена месть.
Будь на ее месте любая другая, которой Влад мог бы задурить голову, что он не женат, а холост, или на грани развода, я бы забыла о ней, как о страшном кошмаре, но Марьяна ведь знает нашу семью, знает меня и наших с Владом детей, даже дружила с нашим сыном Мишей, но всё равно решила, что ее счастье дороже моего.
От этого мне становится еще горше и противнее. Словно я впустила в дом змею, которая превратила мою жизнь в гниющую труху.
Единственное, что мне сейчас хочется знать. Кто из них первым подцепил хламидиоз? Циничный неразборчивый Влад? Или двуличная распутная Марьяна?
Дом Марка и Анны Алёхиной находится за городом, в элитном коттеджном поселке, в котором дома покупаются не просто теми, у кого есть деньги, а больше по связям. Несмотря на желание Влада и наличие денег и даже связей, мы пока не доросли до такого уровня. Дверь в мир очень влиятельных открывается далеко не всем. Даже если ты дружишь с некоторыми из них.
– В следующем месяце буду представлять Дмитриенко в суде, – говорит Влад Марку, когда мы все, наконец, садимся за стол. – Если выиграем в ближайшее время, компания выйдет на новый уровень.
Мужчины говорят о бизнесе, полностью погружаясь в эту тему, а вот Аня рассказывает о своем благотворительном фонде.
– Через месяц будем проводить аукцион. Филипповы хотят выставить часть своей коллекции картин, на которую я давно капаю слюнками.
У Ани так сильно блестят от предвкушения глаза, что я не решаюсь пока вставить ни слова. Даю возможность Владу и Марьяне самим признаться во всем, а сама в это время собираюсь с мыслями.
Смотрю по сторонам и вижу, как Марк горделиво рассказывает Владу о своей коллекции холодного оружия, сдержанно при этом улыбаясь.
Аня же продолжает расписывать, кто и что выставляет на аукцион, активно размахивая руками. Они с мужем, словно инь и янь. На фоне крупного мужа-брюнета она со своим метр шестьдесят и светлыми волосами выглядит его полной противоположностью. Вот только если он холодный рупор, действующий согласно разуму, то она, скорее – бушующее пламя, поглощающее всё на своем пути, словно саранча.
Они оба не плохие люди, никогда не отказывают в помощи и совете, не сплетничают за спиной и не ставят палки в колеса, проверены временем и неудачами. Они единственные, кто не отвернулся от нас из нашего окружения среди состоятельных, когда у Влада в компании были трудности, и он едва не обанкротился.
Мне горько от того, что именно их семья становится тем самым клином, который встает между мной и мужем. Грудную клетку весь вечер распирает от негодования и гнева на Влада, что он всё испортил, и от досады, что скоро и из этого дома уйдет смех.
Пока я молчу, почти ничего не слышу. Вздрагиваю, когда Аню озаряет что-то и она вдруг едва не подпрыгивает на месте, впиваясь в меня взглядом.
– А знаешь, что будет гвоздем вечера? Мы выставим на аукцион трех мужчин.
Новость до того шокирующая, что я несколько раз моргаю, чтобы сосредоточиться на ее лице, чтобы оно не расплывалось перед глазами, и прихожу в себя. Прекращаю ностальгировать о былых временах, которые уже не вернуть. Наслаждаюсь последними минутами хороших отношений между нашими семьями и покоем.
– Что значит, трех мужчин? Манекенов? Роботов? – делаю я самые вероятные предположения, которые в первую очередь приходят в голову.
– Настоящих мужчин. Мне еле как удалось уговорить брата. Он всегда имел магнетическую силу над женщинами, так что этот аукцион войдет в историю нашего города, как самый грандиозный. Сумма на пожертвование приютам в этом году должна выйти внушительной.
Она горит своим любимым делом, не подозревая, что творится у нее под носом.
Единственная, на кого я не смотрю весь вечер, это Марьяна. Это просто выше моих сил. Я всё никак не могу поверить в то, что эта девочка, дочь Алёхиных, и есть та самая разлучница, да еще и переносчица заболевания, которое…
При мысли об этом во мне снова разгорается гнев, а перед глазами появляется туманная пелена. Я выдыхаю, пытаясь прогнать ненужные сейчас эмоции, и всё-таки делаю над собой усилие и перевожу взгляд на Марьяну. Стараюсь смотреть на нее не как на девчонку, которую знаю с детства, а глазами жены ее любовника.
Светлые, как у Ани, волосы густой копной лежат на плечах. Гладкая идеальная кожа без рытвин и прыщей, какая бывает только в молодости по прошествии пубертатного периода. Длинные ресницы обрамляют насыщенные голубые глаза, а взгляд невольно касается пухлых розовых губ.
Мои пальцы машинально касаются собственных, явно уступающих ей, и в голове набатом бьется мысль, что у нее есть, чего никогда не будет у меня.
Молодость.
Пьянящая молодость, которая утекает сквозь пальцы, как вода.
Я буравлю Марьяну взглядом, уже не скрываясь, так как мое терпение лопается, но она даже не поднимает взгляда от своего телефона.
Улыбается вдруг и кидает мимолетный взгляд на Влада.
В этот момент он берет со стола завибрировавший телефон и читает пришедшее на него сообщение. Губы едва заметно подергиваются ухмылкой, он быстро что-то печатает, а затем кладет его экраном вниз. Снова вклинивается в разговор с Марком, как ни в чем не бывало, и именно эта наглость, с которой они продолжают украдкой миловаться, несмотря на случившееся, будто и нет никакой половой инфекции, становится для меня последней каплей.
– Может, хватит уже ломать комедию? – громко произношу я, перебивая всех присутствующих.
Аня с Марком замолкают и переглядываются, не понимая, в чем дело, а вот Марьяна вздрагивает и вместо того, чтобы хотя бы посмотреть мне в глаза, кидает взгляд на Влада. Просит его разобраться, боится, что в разборки втянут и ее. Физически она, может, и выросла, но вот умом… Нет. Ни капли. Передо мной сейчас сидит всё та же маленькая инфантильная девчонка, не научившаяся отвечать за свои поступки.
– Что-то не так, Варя? – осторожно и удивленно спрашивает Аня, ведь так грубо я веду себя впервые.
– А это не у меня нужно спрашивать, Аня. А у моего мужа. Вот что ты молчишь? – оборачиваюсь я к нему, даже не изумлена тому, как он весь сжимается на своем стуле, словно опасается сделать хоть одно лишнее движение. – Язык проглотил? Другого объяснения я не вижу. Как о делах говорить, так ты самый резвый да первый, а как за свои поступки отвечать, так показываешь истинное лицо, имя которому трусость?
Я говорю максимально холодно и спокойно, чтобы не скатиться в истерику. Тот, кто теряет контроль над своими эмоциями, не владеет ситуацией. А контроль мне сейчас необходим, как никогда раньше.