Развлечения для очень взрослых девочек

Глава 1

1.

Лёля, она же Ольга Владимировна Склодовская, загремела в больницу не вовремя. Впрочем, разве такие вещи с кем-то случаются в подходящее время?

Конец апреля - время, не подходящее от слова совсем. Потому что конец учебного года. Мероприятия ко Дню победы, потом экзамены.

А она удумала уехать на скорой прямо с работы. Хорошо, хоть уроки закончились. Да ещё и в экстренную кардиологию. Скажите спасибо, что не в реанимацию.

Про то, что она не сдала журнал инструктажей по технике безопасности, ей всю дорогу до больницы бухтела в трубку заместитель директора по безопасности. Носатая бесцветная Ниночка.

Лёля слабым голосом отвечала, что всё обязательно сдаст. Вот только никак не поймёт, почему нельзя напечатать список класса на компьютере, и какую юридическую силу имеют подписи одиннадцатилетних пятиклассников.

Ей в ответ на полной громкости летело что-то вроде "Ольга Владимировна, Вы как всегда хотите казаться умнее всех".

В какой-то момент врач скорой, простая тётка с крашеными хной волосами, одним движением забрала у неё трубку. Рявкнула туда: "Если у меня пациент помрёт, засужу тебя, суку!".
- Спасибо, - только и прошептала Лёля, откидываясь на носилки.
- Обращайся, - хмыкнула врач, пристраивая тонометр, - А ещё говорят, что в скорой собачья работа.

Из машины скорой помощи ей не дали выйти своими ногами. Вывезли на каталке.

Лёля прижимала к боку свою сумочку и думала о том, насколько по-дурацки она сейчас выглядит. В сапогах на шпильках, узкой тёмной юбке ниже колена и тонком кремовом джемпере. Наверное, не переобуйся она, выглядело бы совсем смешно. В лодочках на каблуке и в очках она смотрелась бы и вовсе эпично. Хотя и в сапогах тоже фигня какая-то. Она плотно сжала колени. Под юбку задувало.

Весь этот поток мыслей пронёсся в голове, пока её, как бревно, грузили в большой лифт со скрипучими металлическим дверями. Пока катили в приемное отделение.

В приёмном она очередной раз поразилась медицинской бесцеремонности. С ней обращались как с неодушевленным говорящим предметом. Уж точно лишенным всякого интеллекта и права на мнение.

Она так же лежала на каталке в странной позе "ножки иксиком", пока ей задавали все положенные при приёме в стационар вопросы.

Голова кружилась. В груди пекло. В глазах плясали зелёные круги. А Лёля всё силилась понять, зачем её сейчас спрашивают про место работы и семейное положение. Потом решила, что, возможно, это важно. И почти отключилась.

Тут вопросы как-то резко иссякли. Сумочка вывалилась из ослабевших рук. Ей послышалось что-то вроде "Твою мать...", и почувствовалось, как каталка пришла в движение.

Очухалась она на какой-то диковинной кровати, подключенная к куче приборов. Боль в груди отступила.

И первая мысль была о дырке на колготках. Ведь кто-то же снял с неё одежду, пока она была без сознания. И облачил в больничную рубаху. А значит, видел дырку на правом носке. Лёля покрутила головой. За окном была уже ночь. В палате их было трое. На тихо пикающих аппаратах только она одна. Всё же не реанимация.

За стеклянной дверью мелькнул силуэт. В палату тихо зашёл врач. Подошёл к её кровати.

- Как Вы себя чувствуете? - едва слышно спросил мягкий мужской голос.

- Уже лучше, - так же шёпотом ответила Лёля.

Сказать мужчине, что ей нужно в туалет она стеснялась.

- Если нужно в туалет, то я позову нянечку. Она подаст утку, - будто прочитал её мысли доктор.

Лёля густо покраснела. Врач был явно молод. Хотя в темноте она видела только его светящиеся глаза и чёткий профиль.

- А самой как-то можно? - умоляюще прошептала она.

- Можно. Со мной можно. Только без резких движений.

Мягко подставив Лёле под спину свою тёплую ладонь, врач приподнял её. В сидячем положении голова закружилась снова.

- Минуту. Датчики я отключу.

Он быстро нажал несколько кнопок на аппарате. Лёля и пикнуть не успела, как её, уже освобожденную от проводов, подхватили на руки и понесли. Недалеко. В палате был туалет.

- Справитесь? Если что, я прямо за дверью.

Стыд, конечно, никуда не исчез. Но это все равно в тысячу раз лучше, чем утка.

Через минуту Лелю доставили обратно в кровать.

- Я зайду утром. Сейчас с Вами уже всё хорошо. Спать хочется?

- Нет, если честно.

- Надо.

Доктор вышел. Вернулся со шприцем.
- Поворачивайтесь, Ольга Владимировна, на бок. Тихо, спокойно.

Не зря говорят, что есть люди, у которых лёгкая рука. У этого доктора она была легче пуха. Лёля ничего не почувствовала.

Минут через пятнадцать после ухода врача и его тихого : "Спокойной ночи". Веки сомкнулись. Дыхание стало ровным.

Утром ей вообще показалось, что все, произошедшее вчера было ужасным сном. Если бы не факт: она таки в больнице.

____________________

Друзья, я рада приветствовать всех в новой истории. Мы, сколько бы лет нам ни исполнилось, остаёмся девочками. Нам хочется счастья.

В этой книге нет сцен 18+. Есть любовь. Взрослая и настоящая. Нет стрельбы и миллионеров. Герои ходят по улицам рядом с вами.

По статистике Главу 2 читает только 25% от тех, кто дошёл до этих строк. Иногда это обидно. Самое интересное - дальше 1 главы.

Приходите читать!

Кроме этой, на моей странице ещё пять бесплатных книг о любви. Их называют "таблетками нежности и позитива".

Традиционно буду рада любой вашей поддержке. Если история легла вам на душу, смело добавляйте её в библиотеку, чтобы не потерять.

В Блог постараюсь выкладывать дополнительные интересности.

Подписка, звёздочки ⭐❤️ и комментарии греют душу любого автора. Я не исключение.

Глава 2

2.

Утром казалось, что она просто смотрит кино с собой в главной роли.

Рука у вчерашнего ночного гостя была действительно лёгкой.

Как говорится, почувствуйте разницу.

Молоденькая медсестра долго возилась, чтобы поставить "бабочку" - внутривенный катетер.
-Почему они Вам в приёмном не поставили? - раздражённо спрашивала Лёлю.
Та тоже внутренне бесилась от резкого тона в свой адрес. Хотелось сказать : "Я то откуда знаю!".
Но хватило только на беспомощную улыбку и пожатие плечами.

Подумала, что вот так и формируется это профессиональное хамство. Когда не отвечают, не ставят на место. В школе тоже так. Ученик слабее. Он не ответит. Поэтому слабые духом взрослые используют не самые лучшие методы добиваться результата. А потом эти ученики приходят и работают с людьми. Результат налицо.

Тот доктор так и не зашёл к ней, как обещал. Лёля успела погрустить по этому поводу.

Зато зашёл её лечащий врач. Средних лет. Со следами былой смазливости. Разговаривал ласково, прям как доктор Айболит, но глаза то холодные и отстраненные, то масляные. И руки ледяные и жёсткие.

- Ну, что, голубушка, Ольга Владимировна Склодовская. Вы часом не Кюри? Нет? Ну, да какие Ваши годы. Рассказывайте, что может болеть у совсем молодой женщины.

Он долго слушал Лелино сердцебиение, бесцеремонно задрав на ней больничную рубаху. Из его рук очень хотелось вывернуться.

По его словам выходило, что у Лёли в её тридцать четыре просто не может быть проблем со здоровьем. А вчерашнее состояние она себе надумала. Побеспокоила людей. И вот сейчас продолжает отрывать этого самого Виктора Алексеевича Краснова (судя по бейджику, кандидата медицинских наук) от великих свершений на медицинском поприще.

От вопросов, почему она ещё и "не Кюри" Лёля за все годы успела и устать, и перестать обращать на них какое-то внимание. Её отец, носитель и единственный наследник фамилии, был контр-адмиралом на Северном флоте. И кандидатом технических наук. Дед - профессором Московского университета.

Но к Марии Склодовской их семейство вряд ли имело прямое отношение. Прадед работал в порту в городе Велиж Смоленской губернии. Где обладателей польских и еврейских фамилий на "-ский" было в базарный день пятачок пучок, как говорил отец.

Сомнения в пролетарском происхождении семьи всё же закрадывались. Едва значимые детали в историях, рассказываемых родственницами по папиной линии, наводили на мысль, что всё было не так просто, как написано в биографиях деда и прадеда.

Взять хотя бы рояль, который стоял в доме прадеда и прабабки. И под которым было место детских игр двоюродной сестры деда тёти Эмилии.

Конечно же Лёля не удержалась. Прочитала всё, что было доступно про известную всему миру Марию Соломею Склодовскую-Кюри. И даже была в её музее в Варшаве.

Нашлись, конечно, некоторые параллели. Ведь отец Марии был учителем математики. Именно о поездке Марии в Париж в университет, когда той пришлось ехать в вагонах третьего и четвёртого классов, думала юная Оля Склодовская, направлявшаяся после окончания школы из Североморска в Москву к бабушке и дедушке. Поступать.

Глава 3

3.
- Ну, вот, Ольга Владимировна, сделаем Вам полное обследование. Сегодня ЭКГ с нагрузкой, завтра УЗИ утром, потом Холтер, - потирал ладони лечащий врач, - Вот, Степченко, Вы сделаете УЗИ, - Краснов ткнул пальцем в худого бедного юношу-интерна, мнущегося рядом. А Вы, Вересова, проследите за ЭКГ. Холтер я проконтролирую, если успею с кафедры вернуться.

Лёля кивнула, соглашаясь.

Виктор Алексеевич вёл себя весьма значительно. Всем своим видом демонстрируя, что его время дорого и на мелочи разбрасываться он не намерен.

Степченко смотрел на него с неким сарказмом во взгляде, а вот Вересова, полноватая и русоголовая, с благоговейным ужасом. Все эти нюансы взглядов были хорошо знакомы Лёле. Всё-таки она проработала в школе уже почти пятнадцать лет.
- А надолго я здесь? - таки решилась спросить она.
- Это как пойдёт. Дней десять. А куда вам торопиться? Весна ж на дворе. Лето скоро.
- У меня экзамены.

Эту реплику врач оставил без внимания, собрав бумаги и засунув ручку в карман белоснежного крахмального халата, выплыл вместе со свитой из палаты.

Ещё утром, когда санитрака, громыхая ведром, ввалилась в палату и принялась возить тряпкой, не особо дотягиваясь до углов, Лёля слышала, как в коридоре медсестры обсуждали предстоящий обход с заведующим. И полный ахтунг в отделении. Ибо сейчас всем мало не покажется.

Правда потом доносилось ещё "Срочно в приемное" и "Он на операции". Лёля решила, что Краснов и есть тот самый страшный завотделением.

Лёля никогда не думала, что лежание в больнице отнимает столько сил. Правда был ещё вариант, что этих самых сил у неё просто не осталось. И брать было неоткуда. Едва она задремала после визита врача, пришла медсестра с лекарствами и уколами.

По фамилии Лёлю не называли с института. Сама она ко всем ученикам обращалась исключительно по имени. А к старшеклассникам ещё и "на Вы". Знаком её особого внимания было обращение по имени отчеству. Особенно это радовало почему-то именно пятиклассников.

Здесь так баловать её не собирались. "Склодовская, таблетки", "Склодовская, капельница", "Склодовская, укол".

Хорошо ещё про Кюри не вспомнили. А может были не в курсе существования первой в мире женщины - нобелевского лауреата.

После обеда, к слову, вполне приличного, чем-то напоминающего детсадовский, Лёля очень надеялась отключиться. Но зычное: "Склодовская, на ЭКГ" не оставило ей шанса.

Лёля сползла с кровати. Голова снова кружилась. Ноги дрожали. Когда медсестра заглянула во второй раз "Склодовская, ну где ходите то?", Лёля как раз почти дошла до двери.

Медсестра смерила её взглядом. И умчалась куда-то. Видимо, показывая дорогу. Лёля как раз выползла в коридор. И стекла на ближайшую банкетку. Прислонилась затылком к стене.

В такой позе её и застала интерн Вересова Ирина Александровна. Только взгляд у девушки был совсем не такой, каким она смотрела на своего руководителя практики. И откуда только взялась эта надменность?
- Склодовская, ну и сколько я должна ждать?

Ох, зря она это.

Лёля умела переключаться в режим "Ольги Владимировны" даже в бессознательном состоянии.

- Ничего, Вересова, не переломитесь, - точно в тон ответила ей уже Ольга Владимировна, - Вам в голову не пришло, что пациенка, которая поступила в отделение без сознания, не может развить через двадцать два часа вторую космическую скрость? Кто Вам, Ирина Александровна, позволил общаться со мной в таком тоне?

Пухлая физиономия Вересовой пошла красными пятнами.
- Извините, - едва слышно выдавила из себя молодая доктор.
Лёля подумала, что это прям талант у девушки - быть таким хамелеоном.

От мысли, как собраться с силами, её отвлек Сергей Анатольевич Степченко собственной персоной. Сделав покерфейс, он подвез к сидящей Лёле коляску. Подхватил её на руки и мягко переместил в кресло. Лёля успела рассмотреть в его глазах весёлые искры.

"Стоило выглядеть, как привидение, чтобы мужики меня, наконец, носили на руках, " - мелькнуло в голове.

___________________

Друзья, в Блоге появилась заметка про Марию Склодовскую-Кюри. Несколько штрихов биографии великой женщины.

Всем сердечное спасибо за поддержку на старте! Вы замечательные!

Ещё пять готовых и бесплатных книг ждут всех на моей странице.

Глава 4

4.
Сергей, несмотря на свою худобу, оказался крепким парнем. Из кресла Лёля тоже была подхвачена и перемещена на кушетку.

Он осторожно придержал больничный халат, из которого она неловко выпутывалась. Стал вместе с Вересовой размещать электроды, предварительно грея каждый ладонями.

На "нагрузку" её бережно подняли. Лёля сунула ноги в казенные тапочки. Сама дошла до дорожки. Медленно пошла по ней.
- Голова не кружится? - Степченко стоял рядом, готовый поймать.

Вересова старалась глаз на пациентку не поднимать. Что ж, значит ей хоть сколько-то действительно стыдно.

Уже доставив Лёлю обратно в палату, Сергей ещё раз переспросил про самочувствие.
- Спасибо, доктор, уже неплохо.
- Ольга Владимировна, Вам есть кому вещи привезти? - кивнул на больничные тапки и халат, - Я могу помочь. Телефон есть чем зарядить?
- Спасибо большое, вечером подруга должна приехать. Всё привезти. А вот от зарядки не откажусь.
- Вы ведь учительница?
- Да. Математик. Прочитали в карте?
- Нет, это чувствуется. У меня старшая сестра в школе работает. Только она историк. И у неё получается ставить на место всего несколькими фразами, - улыбнулся Лёле интерн, прежде чем скрыться за дверью.

На самом деле Лёля ненавидела применять этот менторский тон голоса. Все её ученики знали, что для привлечения внимания Ольга Владимировна говорит очень тихо. А сердитая - так и вовсе замолкает.

Единственный человек, не воспринимавший эти манипуляции голосом, её мама, произносила одинаковые фразы и дочери, и мужу :"Лёлик, выключи учительницу! Вова, выключи адмирала!" Оба мгновенно подчинялись.

Как только начались часы посещения, появился сын Лёлиной соседки по палате, пожилой очень полной дамы со сложной причёской. Третью женщину выписали ещё утром.

Мужчина смерил Склодовскую презрительным взглядом. Она поежилась. Действительно, мало кто будет уютно себя чувствовать в казенной одежде и без возможности почистить зубы.

Дальше эти двое разговаривали и вели себя так, будто никакой Лёли рядом нет вовсе. Ей отчаянно захотелось выйти в коридор и не слушать чужие разговоры. Но первый лечебный день вкупе со вчерашними приключениями не оставили сил. Оставалось только прикрыть глаза и терпеливо ждать, когда придут к ней.

Глава 5

5.

Кирка налетела вихрем. Звук её шагов Лёля услышала за минуту до появления подруги на пороге палаты.

Сначала каблуки звонко стучали по коридору, потом послышалось сдавленное: "Verflixt und zugenäht!" (Блин!), и в дверях появились сначала объёмные пакеты, а потом и она, поправляя синюю бахилу, болтающуюся на острие её умопорачительных каблуков.

- Всем добрый день! Вот скажи, Лёлик, зачем эти бахилы нужны? Тем более на мою обувь. Посмотри, на кого я похожа! Как пингвин, ей богу, - пропела Кира  Виртанен и кинулась к подруге. 
- Привет! Хорошо, что ты приехала, а то мне тут совсем грустно.
- Да, уж, весёлого мало, - оглядела её Кира, взглядом показала на соседку с сыном.

Те поначалу вытаращились во все глаза. На приветствие не ответили. А теперь старательно делали вид, что им совершенно не интересно, о чем говорят подруги.

А зрелище и вправду того стоило. Носительница северо-европейских генов была чудо как хороша.

Натуральная блондинка со стильной короткой стрижкой. Кукла, а не учитель иностранного языка. Кира одевалась просто. Но в этой простоте остро ощущалась реальная стоимость такого гардероба. "Мы не дешевле денег!" - цитировала она старый советский фильм. *

Лёля очень ценила эту дружбу. Кира была на три года моложе. И с первых дней ее работы в школе, они как-то прикипели друг к другу. Виртанен стала третей в их компании. Тем самым закрепив "нечеловеческий треугольник" или "чумовое трио", как звали их коллеги, ученики и родители.

Ольга Склодовская была полькой. Так было указано ещё в её советском паспорте.

Кира Виртанен - финкой.

А вот Дарья Андреевна Вашкина, урожденная Тодорова - болгаркой.

А, как известно, полька, финка и болгарка - не люди, а танец, ножик и инструмент.

И если Дашуту Лёля знала с детства, та была ученицей её бабушки, то Кира появилась тогда, когда друзья зводятся уже не так быстро.

Недостаточно поделиться совочком и сказать "Давай дружить!". Должно мгновенно совпасть множество параметров, иногда совсем неявных. Они с Кирой совпали. И это было великое счастье.

Даже начальство, с трудом терпевшее инакомыслие, старалось это трио не разбивать. Ибо себе дороже.

Если с классом работают одновременно эти трое, значит результаты будут. И премии тоже.

Вот и в этом году пятый "А" и оба десятых вели втроём. Русский язык и литературу Дарья Андреевна, математику и информатику Ольга Владимировна, английский в одной группе и немецкий в другой - Кира Витальевна. Четвёртой взяли молоденькую Галину Михайловну, только выпустившуюся из университета. Она вела английский и немецкий в паре с Виртанен.

- Ну, как там в школе? 
- Лёлик, ты с ума сошла совсем  о работе спрашивать? Тебя ж только  вчера с сиреной из школьного двора увозили! Ничего со школой не стало. Твоих я сегодня подхватила. В столовую отвела. Булками никто не кидался. Аня Феоктистова пришла, как ни в чем не бывало. 
- Ох, слава богу. Спасибо тебе большое! С меня тортик. 
- А какой? 
Худышка Кира обожала сладкое. А торт в исполнении Лёли - отличное предложение. 
- Вишнёвый, например? 
- Годится! 

Лёля краем глаза увидела, как сглотнул сын соседки. Ей стало весело. 

К ночи Лёля наконец почувствовала себя человеком. Очень усталым, нечастным, больным и одиноким. Но человеком. 

Ей бы порадоваться. Кира привезла мягкий спортивный костюм, короткий халат на молнии, футболки, белье, носки, туалетные принадлежности и даже фен. Помогла сходить в душ.

Но стоило каблучкам подруги стихнуть, на Лёлю накатило. Хотелось пожалеть себя и на ручки. Хотя на руках её минувшие сутки носили больше, чем последние десять лет.

Стоило расслабиться и из-за причины её вчерашних волнений. Пропавшая вчера пятиклассница Аня Феоктистова нашлась. А они обегали вчетвером все окрестные дворы, залезли в каждую подворотню и даже в открытые люки. 

Девочка, оказывается, была у бабушки, куда ушла самостоятельно после бурной ночной ссоры матери с сожителем. Наутро мамаша протрезвела. И утверждала, что дочь ушла в школу. На уроках ребёнка не было.

О наличии в жизни Ани бабушки по папиной линии, с которой, оказывается, ребёнок сохранял самые тёплые отношения, её классный руководитель не знала. Но несла за жизнь и здоровье ученицы уголовную ответственность.

Лёле хотелось кефира и конфетку. Но кефир стоял, как положено, в холодильнике в коридоре. Подписанный готическими буквами рукой Киры. "Чтоб точно никто не перепутал". В коридор топать сил не было совсем. Конфетка обнаружилась в тумбочке. Лёля зашелестела фантиком.

- Ну что ты все шуршишь? Спи уже, - отозвалась в темноте соседка. В голосе не было ни тени злобы.
- Конфетку захотела. Будете?
- А какая у тебя?
- Батончик Рот-Фронт.
- А давай! Лежи только, я сама подойду.
Большая фигура приблизилась.
-Меня Елена Михайловна зовут.
- Ольга Владимировна. Но можно Оля.

Вдвоём они дожевали конфеты. Почти синхронно запили водой из чашек на тумбочках. Соседка почти сразу уснула. 

А Лёля ещё какое-то время разглядывала, как мелькают в коридоре тени. Слушала шаги. Пока её окончательно не сморило. 

___________________

*речь о фильме "Не могу сказать прощай" 
 

Глава 6

6.

Рано утром на пороге появился наконец высокий молодой доктор. В хирургическом костюме яркого синего цвета. Светлая широкая улыбка.

Лёля синхронно с Еленой Михайловной просияли в ответ. Доктор  бросил быстрый взгляд на Склодовскую. Коротко кивнул. Но подошёл сначала к её соседке.

Разговаривал тихо. Мягко. Считал пульс, поставив длинные пальцы на запястье и глядя на свои массивные часы. Лёля не могла удержаться. Разглядывала из-под опущенных ресниц. Ждала своей очереди.

И даже начала волноваться, а вдруг он не подойдёт. Вдруг это лечащий врач Елены Михайловны, а ей положен Виктор Алексеевич Краснов и его подлиза Вересова.

В палату заглянула санитрака, снова громыхнув ведром. Увидев врача, спешно ретировалась в коридор, подозрительно тихо закрыв дверь.

Доктор  даже голову не повернул. Занимался пациенткой.

Лёля уткнулась в журнал, принесенный вчера Кирой. В интервью ещё одна актриса рассказывала, как ночевала на вокзале, когда приехала в Москву. Создавалось впечатление, что абсолютно все актёры, приехавшие в столицу, обязательно жили на вокзале.

От мыслей её отвлек голос врача. Совсем рядом с ней. Он что-то разглядывал под кроватью. Потом выпрямился во весь рост.

- Доброе утро. Вы простите, я не зашёл вчера. Из приемного дёрнули. А оттуда сразу в операционную. Мне сказали, Вы вчера даже ЭКГ с нагрузкой выдержали. Или наврали? - доктор устроился на стуле возле кровати.

- Доброе утро, - с удовольствием отозвалась Лёля и посмотрела прямо на врача. Не смогла себе отказать. Хотя несколько и минутами раньше мысленно обещала не пялиться и не вести себя вызывающе, - Немножко приврали, конечно. Я даже догадываюсь, кто. Но в целом вчера было точно лучше, чем позавчера.
- А сегодня? Готовы выдержать УЗИ? Там точно не придётся никуда идти. Только лежать. Единственное неудобство - холодный гель.

Доктор явно забавлялся их диалогом. Лёле тоже все нравилось. Давно у неё не было возможности поговорить, не заботясь о последствиях беседы.
- Ну, если только лежать, то я постараюсь найти в себе силы, - взгляд скользнул на беджик.
Доктор его перехватил.
- Ох, простите. Ночью я не представился. Меня зовут Александр Евгеньевич. А то, что вы - Ольга Владимировна, я уже знаю, - и он повертел Лёлиной картой, - Нашли общий язык с лечащим врачом?

После слова "ночью" Елена Михайловна как-то даже телом подалась в сторону Лелиной кровати. Видимо стало интересно, чем они тут с доктором ночью занимались. Эх, знала бы она, что ничем романтическим.

- Наверное, нашла ... Я не очень понимаю, может ли быть у меня с ним общий язык. По-моему, я его мало интересую. Не тот случай, - Лёля пожала плечами.

Заметила, как в глазах доктора мелькнула тень. Видимо, сказала она что-то не то.
- Вы не подумайте, Виктор Алексеевич, наверное, отличный врач. Просто у меня ничего серьёзного. Интерны вполне спрявятся.
- Ну, с чем у нас интерны справятся, я ещё подумаю. Я в приемном вас не смог опросить. А они вчера, видимо, не посмотрели.

Лёля ещё раз быстро глянула на бедж. "Кузьмин Александр Евгеньевич, д.м.н". Доктор наук? Ну ничего себе! 
- Спашивайте, доктор. Расскажу всё, что знаю и что не составляет государственную тайну.

- Елена Михайловна, - глянув на часы, обернулся Кузьмин к Лёлиной соседке, - Вас диетолог ждёт через семь минут. Я для Вас выцарапал консультацию.  Послушайте его со всем вниманием, пожалуйста. Это правда очень важно. 
- Хорошо, Александр Евгеньевич, уже бегу. 

Елена Михайловна с поразительным проворством засобиралась. И через минуту почти выпорхнула за дверь.

За это время Кузьмин успел спросить Лёлю про хронические заболевания.
 

Глава 7

7.

Едва за Еленой Михайловной закрылась дверь, взгляд у Кузьмина стал очень серьёзным. Лёля похолодела. Неужели так всё плохо? А она то ни сном, ни духом.

- Значит, гастрит. Ясно. Беременности?
- Четыре...., - Лёлю начинало колотить.

Этот простой вопрос, который задают все врачи, каждый раз будто раскаленный шомпол в сердце.

У Кузьмина дернулось веко. Он поднял на неё глаза.
- Роды?
Взгляд серых глаз с жёлтыми ободками вокруг зрачков был похож на сканер.
- Одни.
- Дети?

Склодовская уже практически не дышала. Ладони были липкими.

Кузьмин был первым врачом за пять лет, кому она говорила правду. Обычно она отвечала отрицательно на первый вопрос. Это исключало остальные.

-Нет.

Кузьмин старался незаметно глянуть на лицевую сторону карты. "Не замужем".

Четыре беременности. Одни роды. Ребёнок не выжил. Отец этих детей не рядом с ней.

Александру Евгеньевичу стоило большого труда сейчас удержать лицо. Он молча протянул Леле кружку с водой. Та кивнула, принимая. Сделала пару глотков.

Это было самым сложным в его работе. Остаться человеком, будучи врачом. И остаться врачом, будучи человеком.

- Ольга Владимировна, я сейчас должен спросить, когда и почему. И понимаю, что делаю Вам больно.

В носу у Лёли уже щипало. Плакать хотелось просто невероятно. Хорошо, что доктор отправил отсюда соседку. А при нем плакать было почему-то не страшно. Она всхлипнула.

Слёзы горячим потоком просто лились по щекам. Лёля неловко утирала их ладонями. Доктор молчал. Потом полез в карман и протянул ей чистый носовой платок. Не салфетку. Такой обычный мужской носовой платок, размером с половину наволочки. В серую клеточку. От платка пахло стиральным порошком. Склодовская благодарно кивнула.

Она была рада, что доктор не кинулся к ней с сочувствием. И ещё, что не сказал: "Я Вас понимаю" и "Вы молодая, ещё родите". Просто сидел на стуле рядом. Опершись локтями на колени. Собрав руки в замок и положив на них подбородок. Смотрел исподлобья. Молча. Ровно столько, сколько ей было нужно, чтобы привести дыхание в норму.

- Ольга Владимировна, ваш организм сейчас функционирует на каких-то скрытых внутренних резервах. В основе всего, что с Вами происходит - состояние нервной системы прежде всего. И сосудов, конечно. Мы постараемся за ближайшую неделю обследовать Вас максимально, насколько это в наших силах.

- У меня что-то серьёзное с сердцем?

- Я не могу сказать однозначно, что нет. Сердце позавчера выдало нормальную реакцию либо на стресс, либо на то, что нарушен венозный отток, - Кузьмин показал на себе, где именно, - Мышцы пережимают сосуды. Сердце начинает качать кровь быстрее. Возникает тахикардия. Поднимается давление. И боли появляются.

- И что мне делать?
- Во-первых, снизить нервную нагрузку.
- Это невозможно!
- Почему?
- Я работаю в школе.
- Да, я видел. Что преподаете?
- Математику.
- Ого!
- А во-вторых, что?
- Во-вторых, есть препараты, помогающие сосудам иметь большую эластичность. В третьих, физиотерапия. Массаж, гимнастика, плавание. Танцы, наконец. И эмоции. Положительные, конечно. Неважно, какого происхождения. От гастрономического до тактильного.
- Как сложно..., - Лёле после этих его слов захотелось съесть хачапури и дотронуться до светлой щетины на щеках Александра Евгеньевича. Аж кончики пальцев зачесались.

- Не переживайте. Мы начнём с малого. С УЗИ сегодня. И Холтера на сутки. Перед обедом я приду. Сделаем.
- Хорошо. Спасибо.

- Может быть Вам уже сейчас хочется чего-то приятного?
-А смеяться не будете?
- Честное пионерское!
- А Вы были пионером?
- Да, но совсем не долго.
- Ну, тогда хачапури. Такую лодочку.С яйцом в середине.

Про порыв пройтись кончиками пальцев по лицу едва знакомого мужчины Лёля решила благоразумно промолчать.

У Кузьмина заурчало в животе.
- Простите. Я не успел позавтракать. Давайте так, - тон стал заговорщеским, - я добуду хачапури и составлю Вам компанию. Годится?
- Годится! - Лёля даже улыбнулась.
- Тогда до встречи.
- Спасибо, доктор. Возьмите конфетку.
- Батончики? Мои любимые. Спасибо.
И Кузьмин тут же запихал в рот конфету целиком. Ещё раз оглянулся вокруг. Взял с тумбочки документы.

Через пару минут вернулась Елена Михайловна. Воодушевленная и будто помолодевшая. Стала взахлёб рассказывать о чудесном диетологе Феликсе Александровиче, консультацию у которого добыл ей чудо-доктор Александр Евгеньевич.

Ещё через пару минут в палату, предварительно постучав и получив разрешение войти, тихо ступая, проникла заплаканная санитарка. Тщательно выжимая тряпку, она вымыла каждый отдалённый угол под всем кроватями и тумбочками. Протерла подоконник отдельной тряпкой. Вымыла туалет и душ до белизны и скрипа. И так же тихо удалилась.

Лёля с соседкой переглянулись.

_________________

Друзья, я с удовольствием приветствую своих новых читателей! Такая радость видеть, как книга попадает в ваши библиотеки! Приятно, когда растёт число подписавшихся.

Снимаю шляпу перед всеми, кто поддерживает меня в уже не первом походе за интересной историей и счастливым концом! С вами рядом очень тепло!

Огромное спасибо за награды! Очень постараюсь оправдать доверие.

Надеюсь, вам нравятся герои.

Глава 8

8.

Часа через полтора Кузьмин приоткрыл дверь в палату.

- Ольга Владимировна, жду Вас у себя через пять минут. Кофту наденьте. Не торопитесь. Мой кабинет справа в конце коридора.

Голос ровный, почти равнодушный.

Лёля стала собираться. Подошла к зеркалу. Пригладила медные кудри. Очень старалась не спешить. Через силу медленно побрела мимо прогуливающихся будто по бульвару больных. Миновала весь длинный больничный коридор. В этом крыле она ещё не была.

Табличка на правом кабинете: "КУЗЬМИН А. Е. заведующий отделением". Лёля перечитала ещё раз. Заведующий? Он?

Видно успокоительные тут были мощные, раз мозг так размяк. Ну, конечно же. Он решит, что могут интерны. И санитрака появилась после его визита и заглядывания под кровати. Значит, "ахтунг " всё же был. И это его вызывали в приемное и операционную. А не этого индюка Краснова.

Лёля обнаружила, что стоит, взявшись за ручку двери, уже порядочно.

Кабинет вдруг открылся изнутри. На пороге с той стороны стоял Кузьмин. Лёля глянула на него снизу вверх. Прикинула, какого же он роста. До этого было ясно, что высокий. Но рядом с её метр шестьдесят, это было особенно заметно.
- Метр восемьдесят восемь.
- Что, простите?
- Вы же мой рост сейчас прикидывали в уме?

Лёля покраснела и опустила голову.
- Заходите, Ольга Владимировна. Садитесь вот туда. На диван, - сделал приглашающий жест Кузьмин.

Лёля просеменила к дивану. Уселась. На низком столике стояло два высоких пластиковых стакана с рубиновой жидкостью внутри. И лежало два свертка, укутанных фольгой.

Александр Евгеньевич уселся в кресло с торца.
Склодовская снова на него уставилась.
- Ольга Владимировна, я уменьшу дозу успокоительного. Налетайте!
- Что?
- Это хачапури. Или уже не хочется? К ним бы вино. Но Вам нельзя. Да и у меня ещё рабочий день. Так что свежевыжатый гранатовый сок. Ваше здоровье! - поднял станак Кузьмин и принялся раскрывать свёрток.

Запах стоял умопомрачительный! Горячие румяные "лодочки" с сыром и яичным глазом посередине. Лёля снова уставилась на Кузьмина.

Он ел. Своими длинными красивыми пальцами отламывал хлебную часть, макал в яйцо. И сосредоточенно жевал. Она вспомнила, что доктор не успел позавтракать. Тоже отломила корочку, макнула и не удержалась - застонала тихонько, так это было вкусно. Это ведь замечательно - получить желаемое. Не завтра, не через год. А вот сразу. Сейчас.

Теперь Кузьмин смотрел на свою пациентку. Разглядывал кудрявую прядь, сбившуюся на лоб. То, как она поправила волосы. И как с наслаждением ела, ничего из себя не изображая. Жмурясь от удовольствия, как рыжая кошка на солнце.

- Знаете, доктор, а это, пожалуй, круче интима, - вытирая губы салфеткой, вдруг выдала Склодовская и откинулась на спинку дивана.
Кузьмин удивлённо поднял светлую бровь.
- Вот такая трапеза. Молча.
- Вкусно было?
- Очень! Спасибо большое!
- Отлично! Я рад. Через час у Вас УЗИ. Дежурная медсестра подойдёт.

Лёля уже отчаянно пожалела о том, что ляпнула. Стыдно то как! Вот что значит, мозги напрочь отключились. И что он теперь о ней подумает? Ровный и деловой тон врача спустил её с небес на землю.
- Хорошо, - тихо ответила она и поднялась.

Пока шла до двери, за её спиной Кузьмин быстро и проворно убирал со стола и открывал окно.

Глава 9

9.

Александр смотрел ей в спину. Обиделась. Расстроилась. Он, дурак, всё испортил. Хотя, может быть, так и правильно. А ещё вернее, только так и правильно. Не может быть между врачом и пациентом интима. Даже гастрономического. Ведь это правда было очень тонко. Молча есть вдвоём.

Когда два дня назад Кузьмин увидел её, сломанной рыжей куклой лежащую на каталке без сознания, всё сразу было не по канону.

Во-первых, он тут же вслух выругался. Слава богу, никого рядом не было.

Во-вторых, на него накатила липкая волна страха за неё. И не отпускала всё время, пока они в четыре руки с лучшей медсестрой отделения Татьяной Сергеевной не подключили это создание к аппаратуре.

Пока медсестра проворно переодевала пациентку, всего несколькими отточенными движениями избабив её от юбки и джемпера, Кузьмина хватило только на один сапог.

- Отойдите уже, Александр Евгеньевич. У меня быстрее получится.

Кузьмин тогда дёрнулся, кинулся ставить датчики. Потом стало ясно, что пациентка уже просто спит. Отключилась. Пульс и давление пришли в норму. Спазм сняли.

Врачи скорой сказали, что стресс. Ещё бы. В школе работать - это как на передовой.

Ощущение неправильности усилилось. Александр тогда заставил себя выйти из палаты. Но к середине ночи внутренний голос проел ему плешь, что проверить пациентку лично будет логично. И в темноте палаты встретился наконец с ней глазами.

Пришлось признаться себе, что ни одну свою пациентку он не носил на руках до туалета. Любой другой пригласил бы санитарку. И в голову бы не пришло другое решение.

Вколов успокоительное, ушёл с сожалением. Но ругая себя за слабость и неадкватность. Нельзя так. И не было с ним такого. Даже зелёным интерном.

Заведующим Александр Евгеньевич Кузьмин стал недавно. Сменил ушедшего на пенсию заслуженного доктора.

В отделении он был человеком относительно новым. А больницы, так же, как школы - заведения консервативных нравов.

Назначение заведующим кардиологией "варяга" (два года в этой больнице не делали его своим) да еще и в обход местных кандидатов - это была просто бомба.

Краснов, претендовавший на это место и уже занимавший кабинет заведующего, пока прежний руководитель был в отпуске перед увольнением, устроил тогда настоящую истерику.

Коллектив принял его не сразу. И до сих пор приходилось дожимать некоторых сотрудников. Младший персонал его побаивался. Кузьмин не допускал разгильдяйства. Особенно в деталях. Заглядывал всегда в каждый угол, каждый шкаф. Потому что, как говаривал его учитель профессор Валеев: "В нашем деле действие и бездействие могут иметь последствия. А мелочей так и вовсе не бывает".

Кузьмин был женат на работе. Практически жил там.

Первая супруга подобного образа жизни не понимала, хотя они с ней учились на одном курсе в Первом меде.

Вера второй раз вышла замуж за шведа, с которым познакомилась на какой-то фарм-конференции. Увезда туда их дочь Катю. Теперь она активно подбивала клинья к бывшему мужу, чтобы сменить дочери фамилию. Катерине Свенсон, по её мнению, будет легче жить в Европе, чем Кате Кузьминой.

Александр сопротивлялся. И тянул время.

И вот теперь она. Ольга Владимировна Склодовская. Со своей историей. Которую и историей болезни не назовёшь. Анамнезом тоже язык не поворачивается.

И надо как-то запретить себе её. Потому что так правильно.

Следующая мысль пришла ясным лучом. Он должен продержаться десять дней её госпитализации. Вернее, уже семь, если не считать сегодняшний. А потом она перестанет быть его пациенткой.

Принятое решение всегда приносит моральное облегчение. Кузьмину сейчас хотелось закурить.

Он позволял себе сигареты крайне редко. Уже даже вытащил одну из пачки, припасенной в столе. Покрутил в пальцах. Потом подумал, что если сейчас выкурит её, то пальцы будут пахнуть табаком. А ему ещё УЗИ делать.

Черт! Вот и как выбросить Олю из головы? Если она всё время перед глазами. Она ведь Оля? Или её как-то по-другому называют? Хотя, как ещё?

Глава 10

10.

Ещё полтора часа до обеда. Как же тянется этот проклятый день! Но деваться с "подводной лодки" некуда. Надо дотерпеть. Если не считать сегодняшний день, то ещё максимум неделю. Она выдержит. И не такое выдерживала.

- Склодовская, на УЗИ. В дальнее крыло, после лестницы второй кабинет. Александр Евгеньевич Вас ждёт, - дежурная медсестра, милая женщина средних лет, заглянула в палату, - Найдёте, Ольга Владимировна, или проводить?
- Спасибо, найду.

Ноги не хотели идти. Мысль, что можно в конце концов написать заявление и уйти из больницы в любой момент, определённо грела душу. Правда, тогда нужно будет выйти на работу. Уже завтра. А завтра пятница. Значит, у неё все шесть уроков. Столько она пока просто не потянет.

Доползла до нужного кабинета. Теперь же надо войти. Лучше как-то изящно. Независимо. Она в конце концов взрослая серьёзная женщина. А не студентка какая-нибудь.

Естественно, изящно не вышло. Запнувшись, Лёля всем весом навалилась на дверь и ввалилась в кабинет, как пьяный матрос в кабак, стукнув дверью об стену. И, конечно, полетела бы носом, если бы не реакция Сергея Степченко.

Вытянутое лицо Вересовой и испуганные глаза Кузьмина Лёля увидела потом. Взгляд, брошенный Вересовой на заведующего тоже увидела. Как на добычу, которая вот-вот сорвётся. Неужели он у неё "на крючке"? Всё за долю секунды. Дурацкая способность видеть детали.

- Извините... Спасибо, доктор...

- Испугались? Подышите, - ладони интерна на её плечах.

- Проходите, Ольга Владимировна. Сначала пытка гелем. Потом сделаем из вас робота, - криво улыбнувшись, попытался пошутить Кузьмин, - Верх снимайте. Ложитесь на кушетку.

Лёля прошла ближе к кушетке, стоявшей в дальнем углу возле стены. Стянула спортивную кофту и футболку. Тут же ей на плечи легла одноразовая кофта с разрезом. А она раздумывала, снимать ли лифчик. Под тремя взглядами было неловко.

- Верх снимайте, - это Вересова голос подала.

- Сергей Анатольевич, принесите для Холтера ремешок, пожалуйста. Тут слабая липучка, попросите у Татьяны Сергеевны, у неё в столе есть запас.

Кузьмин стоял, опираясь на подоконник спиной, скрестив руки на груди. Голос ровный. Но в тоне Лёля угадывала какие-то эмоциональные нотки. Потом решила не выдумывать то, чего нет. Доктор. Он просто доктор. Не человек. И не мужчина. Потянулась к крючкам застежки.

- Ирина Александровна, что Вы забыли сделать сейчас? - жёсткие ноты, будто металл.

Бледнеющая перед его суровостью Вересова доставила Лёле эстетическое удовольствие.
Интерн засуетилась, не понимая, что от неё хотят.

- Пелёнка, ширма. Бегом! Почему я должен Вам, доктор, это напоминать?

Пока Кузьмин разводил весь этот цирк, а то, что делал он это специально, Лёле было почему-то очевидно, она успела снять лифчик и надеть рубашку с разрезом впереди. И даже усесться на кушетку поверх постеленной пелёнки.

Вересова дёрнула ширму. Кузьмин явно злился. Вернулся Степченко с ремешками.

- Сергей Анатольевич, что Вы увидели, когда вошли в кабинет?

- Вас увидел. Ольгу Владимировну.

- А что должен был увидеть Сергей Анатольевич? А, Ирина Александровна?

- Ширму.

- Верно. Так чего мы все ждём. Вам было бы приятно, если бы в кабинет, где Вам делают исследования, входили люди и видели Вас без одежды?

- Так мы же врачи..., - пыталась оправдаться интерн.

- А пациенты - живые люди. На монитор смотрите.

Кузьмин надел перчатки. Лёля снова зависла взглядом на его руках. Одернула себя. Закрыла глаза. Холодный гель коснулся её кожи прямо в середине груди. Потом датчик начал движение. На короткие мгновения к ней прикасались пальцы в перчатке. Горячие даже сквозь латекс. Кузьмин что-то говорил интернам, указывая в монитор и называя какие-то параметры. Пояснял.

Лёля старалась не думать, какую картину сейчас видят все. Волоски на теле стояли дыбом. Она приоткрыла глаза.

Вересова старательно что-то записывала. Степченко смотрел в монитор. Прищуривался. Странно, что он не носит очки, видит-то явно не очень хорошо. Кузьмин водил датчиком по её груди. Будто специально не поворачиваясь. Вслепую.

Лишь на долю секунды глянул ей в лицо. Они столкнулись взглядами. То, что Лёля увидела в серых глазах врача, противоречило его голосу и резким движениям. Не вязалось. Склодовской хотелось посмотреть подольше. Разглядеть повнимательнее. Но Кузьмин отвернулся к монитору. Рука с датчиком заскользила медленнее и осторожнее. Потом салфетка прошла по следам прибора, аккуратно собрав гель.

- Готовьте Холтер. Ольга Владимировна, белье и футболку можно надеть. Кофту потом сверху.
Кузьмин отошёл от кушетки, вытеснив интернов за ширму.

А потом они в шесть рук надевали на Лёлю аппарат, крепили провода на датчики. Склодовскую трясло. Она, похожая на маникен, который поворачивали. Вересова, старающаяся плечом, локтем или пальцами столкнуться с заведующим. Веселящийся Степченко, подмигивающий пациентке. И Кузьмин, державшися из последних сил.

Всё вместе заняло минут двадцать - двадцать пять. Склодовской показалось, что вечность. Её едва хватило в обед на суп и компот. Пообещав себе заполнить дневник действий, Лёля вырубилась. А очнулась от мягкого родного голоса над ухом. Дашута приехала.

Глава 11

11.

Дашута умела быть мягкой в жизни и твёрдой на работе. У неё вообще всё получалось делать хорошо. Уж если бралась, то исполняла непременно на высший балл.

Лёля помнила и её золотую школьную медаль, и красный диплом в институте. Теперь вот ещё и серебряная свадьба у них с Федякой не за горами. И девочки такие хорошие и уже совсем взрослые.

Рядом с ней всегда спокойно. Любые проблемы потихонечку теряют свою остроту и значимость. Тринадцать лет разницы в возрасте уже почти не ощущаются.

Вот и сейчас только от её тёплого голоса Лёле стало легче. И ощущение, что её переехали катком, медленно отступало.
- Пирожки будешь?
- А с чем? - с Дашей можно было "сыграть в маленькую девочку".
- С яблоками. С картошкой. Федяка вчера весь вечер у духовки. Где ж это видано, его любимца в больнице, - улыбалась Дашута.

Отношения Лёли с Дашиным мужем Фёдором были предметом семейных шуток. Федя Вашкин учился с Дашей Тодоровой в одном классе. Это был последний выпуск Лёлиной бабушки Валентины Николаевны.

Когда Тодорова отказалась выйти замуж за Фёдора, тот пригрозил, что женится на Лёле. Той было семь лет. Дарья согласилась только с четвёртой попытки, когда они оба уже закончили институты.

Лёля жевала пирожок. Сначала с картошкой. Потом сладкий. Вспомнила, что за сегодня это уже не первая выпечка. Замерла со вторым в руке.
- Не вкусно?
- Очень вкусно! Я просто тут лежу и ем. Ни в одну юбку потом не влезу.
- Значит, пойдём и купим тебе юбку другого размера.

Ни Кира, ни Даша никогда не беспокоились о фигуре. Но если Кира обладала волшебным метаболизмом и не поправлялась, сколько бы ни съела, то Даша просто не заморачивалась. Да, корма пятидесятого размера. Ну и что?

Лёля же время от времени предпринимала попытки худеть. И вот этот третий пирожок уже ни в какие ворота. Но вкусно же! И сколько ещё радостей в жизни? Только и остаётся, что вкусно поесть!

Подсластив Лёле жизнь пирогами, Дарья достала из сумки пачку зелёных тетрадей.
- На. Пришлось контрабандой из дома выносить. Федяка убил бы. Ты с ума сошла, контрольные проверять в больнице?
- Дашут, я их в среду провела. Если до пятницы оценок не будет, мне обзвонятся родители. Пока тишина. У моих, слава богу, всё в порядке с совестью. Я быстренько проверю. И списочек тебе пришлю. Или, если журнал у меня откроется, сама проставлю.

Получив со Склодовской обещание лежать, лечиться, отдыхать, слушаться врачей и вообще быть хорошей девочкой, Дарья отбыла домой. Там её ждало шестьдесят сочинений десятиклассников.

А Лёля почти с удовольствием достала красную ручку. Привычная работа была похожа на медитацию.

По почерку, не глядя на обложку, она знала, чья это работа. Вот Серёжки Голованова. Зачёркнуто. Написано заново. Ещё раз зачёркнуто. Решено верно. Следующая Таси Теплицкой. Аккуратная такая девичья тетрадочка. Но обидная ошибка. А это Димы Горгошидзе. Размашистый почерк. Как сам Димка - громкий и быстрый. Большой талант. Но трудно переживает развод родителей. Не может надолго сосредотачиваться.

Двадцать девять детских лиц. Двадцать девять судеб и характеров. Лёля отложила ручку. Устала.

Слезы накатили. Её привычная жизнь из-за больничных стен выглядела чуть иначе. Будто мутной пеной всплыли все тёмные и страшные моменты. То, что тщательно заталкивалось в дальние пыльные углы подсознания. То, о чем в ежедневной учительской гонке некогда было вспомнить и подумать. А может и хорошо, что не было.

Потому что пускать к себе в душу не хотелось категорически. Но и изображать из себя девочку-припевочку без тревог, проблем и зыбкого прошлого, сил не было. В конце концов, со всеми этими людьми ей детей не крестить. А здоровьем нужно заняться. Иначе организм, как оказалось два дня назад, просто откажется с ней сотрудничать. Значит, надо. И она будет. Капельницы, провода Холтера. Дневник. Записала время. Во вторую графу честно написала: "Проверяла контрольные работы".

Плевать на эти их местные "подводные камни". Больница, видимо, тоже тот ещё бассейн с крокодилами. Пусть сами между собой разбираются. Кто за кем бегает. Кто кого подсиживает.

Глава 12

12.

Утренняя планерка в отделении - всегда немного нервное мероприятие. И пора бы её давно переименовать в "головомойку". Потому что никаких других желаний Кузьмин сейчас не испытывал. Исключительно оторвать бошки всем, кто попадётся.

- Татьяна Сергеевна, пожалуйста, доведите до санитарок мысль, что в палатах должно быть чище, чем у них дома. Вам нужно какое-то моё содействие? Или к хозяйственникам претензии?
- Нет, Александр Евгеньевич, не нужно. Я прослежу.
- Да, будьте добры.

Вежливый тон Кузьмина не предвещал никому ничего хорошего. "Добрый" Кузьмин рассказывал байки и улыбался. "Злой" - говорил витиевато и вежливо. Почти ласково.
- Ирина Александровна, к Вам два вопроса. Где ваш научный руководитель? И что с пациентами на выписку?

Вересова под взглядом руководства аж сжалась.
- Виктор Алексеевич сегодня снова на кафедре. На выписку сегодня только Соловьева.
- Имя и отчество.
- Что? Ирина Александровна.... Ой...
- Соловьева? Разве?
Вересова полезла в карту.
- Правильно ли я понимаю, что за десять дней, пока Виктория Львовна Соловьева занимала у нас отдельную палату, а Вы, доктор, её курировали, Вы не удосужились выучить, как зовут пациента? Она ведь, обратите внимание, даже не Мария Ивановна.

Версова потупилась. Ей оставался ещё месяц до конца практики в этом отделении. И если бы не Кузьмин, доктор наук, заведующий и свободный, она бы не заморачивалась. А так приходилось терпеть Краснова, который только и говорил, что о своём вкладе в медицинскую науку. И более талантливого, чем она сама, Степченко с его вечными подколами. А теперь ещё и эту рыжую ведьму из седьмой палаты. Из-за которой Кузьмин был явно сам не свой. А её шансы на внимание этого мужчины таяли, как грязный снег на апрельском солнце.

- Я вынужден, коллеги, очередной раз напомнить вам всем, что пациенты - это не только ваш объект исследований, а в первую очередь люди. С проблемами. С собственной жизнью и историей. И эта история от проблем со здоровьем, которые мы тут пытаемся решать, неотделима.

Кузьмин старался смотреть на людей, когда говорил. Но глаз зацепился за приоткрытую дверь. Там в коридоре мелькнула плечо в бордовой спортивной куртке и яркий локон. Или показалось? Свернул совещание быстро, оговорив ещё пару организационных моментов. И удержал себя на месте. В коридор он сейчас не пойдёт. Дел куча. Бумаг - вагон. Вот этим и займётся. Глядишь, голова посвободнее станет.

Лёля, как велели, прогуливалась по коридору. В дневник записала: "Ходила". Получалось не очень энергично. Коридор утром был практически пуст. Пациенты по палатам, персонал на совещании. Было интересно, у них это такая же скукотища, как в школе? Сама Склодовская на таких собраниях старалась сесть в угол подальше и успеть проверить тетради.

Голос Кузьмина было слышно метров за пять до приоткрытой двери. Вот он какой, "ахтунг". За вежливым тоном лёд. Оказывается, Александр Евгеньевич бывает очень колючим. Лёля зависла в полуметре от двери. Подслушивать, конечно, нехорошо. Но уж очень интересно.

Вдруг задвигались стулья. Лёля спешно развернулась и весьма резво потопала в другую сторону. Обернулась. Кузьмин не появился. Только Вересова бросила на неё странный взгляд и скрылась в одноместной палате. Там обитала весьма яркая дама. Ухоженная блондинка неопределённого возраста с кучей колец на всех пальцах. Лёля сегодня с удовольствием пообщалась пару минут с Викторией, как та представилась. Обменялись приветствиями, улыбками и взаимными комплиментами. Мелочь, а приятно.

Лёля добрела до палаты. Вздохнула, сунула в рот конфетку. По-хорошему, стоило воздержаться. Но сила воли сбоила последние дни. Вот такие у неё теперь нехитрые развлечения. Подслушивать Кузьмина, общаться с соседками, читать пустые журналы и вот, конфетку есть. А ещё Федякин пирожок можно.

Решила, что попросит у Дашуты учебник болгарского языка. Надо же наконец хоть немного выучить. Каждое лето она собиралась этим заняться, прилётая в очередной раз к Дашуте в её квартиру на побережье. И каждый год обогащала свой словарный запас только парой новых слов.

От мыслей об отпуске стало светлее на душе. Но до отпуска и моря ещё надо дожить. Два месяца. И в Североморск до родителей хоть на три дня слетать. Больше под строгим взглядом мамы она не выдерживала. Каждый день, будто экзамен. И да, сегодня надо будет ей позвонить. Лучше самой. А то мамин звонок всегда бывает очень некстати. Будто талант у матери такой - звонить в самый неудобный момент.

Глава 13

13.

Какие простые вещи начинают вдруг радовать! Лёля испытала невероятное облегчение, когда Степченко освободил её от датчиков и проводов. Пошутил что-то про разминирование. Потом вдруг посерьёзнел.

- Вы не думайте, я в армии же сапером служил. Знаю, что говорю.
- Вы служили?
- Ну, да. Не поступил в первый год. Пошёл в армию. Тогда ещё два года было. Этот опыт потом очень пригодился. Решения принимать. И к жизни чуть по-другому относиться.
- А что поменялось?
- Спокойнее стал. Перестал тревожиться из-за мелочей. Ясно стало, что важно, а что нет.

- И что же важнее всего?
Лёле было интересно послушать.
- Важнее всего жизнь. Сам факт, что ты жив. Тогда возможно почти всё. И любовь. Потому что она - смысл жизни.
- Доктор, да Вы философ, - улыбнулась Склодовская, - И я с Вами согласна. Пока живы, всё сможем. Спасибо Вам, Сергей Анатольевич.
- И Вам, Ольга Владимировна.
- Мне то за что?
- За умение слушать и видеть детали, - Степченко достал из кармана халата очки.
- А почему вы их до этого не надевали?
- Сложно сказать. Они у меня недавно. Забывал. А Вы на меня так строго глянули, пока УЗИ делали, что сразу вспомнил. Заметили, что я плохо вижу, - улыбнулся интерн.

Теперь осталось самое сложное на сегодня. Звонок маме. Рассказывать, что она в больнице, Лёля не собиралась. Толку от этого все равно никакого. А выслушивать, что ещё в своей жизни она сделала не так, сил не было.

Когда в детстве она заболевала, то получала форменный допрос. Где и когда она умудрилась так влипнуть? Какие обстоятельства или её личные упущения привели к болезни? А хотелось, чтобы укутали и пожалели. Поэтому, нет. Ни за что.

Подгадав время под окончание седьмого урока, Лёля выбралась на дальнюю лестницу. Часы посещения ещё не начались. Пациенты отдыхали. А на лестнице пусто. Туда редко кто заходит. И акустика похожа на школьный коридор.

- Привет, мам! - бодрым голосом проговорила Лёля в трубку,
- Как вы?
Нормальный голос.
Шесть уроков и факультатив.
Не забыла.
Поеду. Мам, на кладбище грязно ещё. Я в годовщину схожу.
Приеду. Как отпуск будет, конечно.
Нет. Нет, мам. Я не знаю. Я не интересуюсь его жизнью.
Как, почему? Потому что он мне никто! У него другая семья и другая жизнь.
Я не знаю. Когда-то.
Папу обними.
И я вас люблю.

Вот и весь разговор. Всего то две минуты на вопросы и ответы.

Лёля села прямо на ступени пролетом ниже их отделения, спиной к стене. На лестницу кто-то вышел.

- Да, мам! - раздался голос Кузьмина.
Лёля вжалась в стену.

-На лестницу вышел.
В кабинете моют полы.
Ел. Точно. Не помню. Суп ел.
Приеду, конечно.
Нет, мам. Не надо.
Конечно я помню Юлю, дочку тёти Гали. Вы меня всё детство ей тыкали: "Юля уже читает, Юля уже считает."
Ты думаешь я в качестве мести теперь должен на ней жениться?
Не надо, говорю тебе. Себе зови, кого хочешь.

Нет у меня романа.

Что, Шура?

Я уже тридцать семь лет Шура!
Я не знаю, про что тебе напела Марина Борисовна.
Да, просил.
Просто консультацию для своей пациентки. Я что, не могу назначить обследование невролога? Или мне обходить твоих подруг десятой дорогой?
Всем нужен, мам. Некоторым даже психиатр нужен.
В школе человек работает.
Не знаю.
Не звонила. Давно. Три месяца уже.
Нет, мам. Я не интересовался.
Купить что-то?
Хорошо. Я заеду на хлебозавод в Медведково.
Пока, мам. И я тебя. Папе привет.

Кузьмин достал сигарету. Закурил. И только потом заметил Лёлю, сидящую на ступеньках и сжавшуюся в комок. Тут же затушил сигарету.

- Почему Вы тут? Снова подслушиваете, Ольга Владимировна?
- Я не подслушивала. Утром ходила. Вы же сами и велели. А сейчас так случайно получилось. Я тоже с мамой говорила.
- Почему здесь?
- Потому что в палате это неудобно. Елена Михайловна отдыхает. А мне нужно было, чтобы мама думала, что я на работе.
- Вы ей не сказали, что в больнице?
- Нет. Родители далеко. В Североморске. Незачем их волновать. Дадите сигарету?
- Не дам.
- Жадничаете?
- Вам нельзя курить.
- А вам?
- А мне можно, но при Вас не нужно. Пойдёмте, здесь дует.

Лёле не хотелось в палату.
- Когда вы меня отпустите?
- Хотите уйти? Вас кто-то ждёт?
- Дети. В школе.
- Вот завтра проконсультирует Вас прекрасный невролог. Сделает свои обследования. Мы расшифруем Холтер. И отпустим. Во вторник, я думаю.
- Ещё четыре дня?
- Тяжело здесь?
- Очень.
- По УЗИ пролапс митрального клапана видно. Вам ставили этот диагноз?
- Нет. А что это?
- Если коротко, то следствие общей патологии соединительной ткани в организме. Провисают стенки сердечного клапана. Но не критично. Сейчас не должно никак мешать.
- А когда может мешать?

Кузьмину пришлось сделать вдох и выход прежде, чем ответить.
- Это может влиять, например, на родовую деятельность.
- Поняла. Спасибо. Я пойду лягу.
Лёлино лицо стало маской.

Кузьмин обругал себя. Он опять ткнул по больному. Снова расстроил. Придурок. И как с ней говорить? На вся из нервных окончаний и солнечных лучей. Хрупкая.

А он сейчас врач. Не друг, не мужчина. Только так правильно.

Глава 14

14.

Утром на обходе снова явился-не запылился Краснов. Со свитой, конечно.

Милостливо оглядел Лёлю. Мельком глянул в карту.
- Ну, вот, Ольга Владимировна. Мы почти все, что могли сделали. Я назначил консультацию невролога. И договорился с одним из лучших наших врачей. Марина Борисовна очень опытный специалист. Но мне удалось получить для Вас место. И, может быть, мы Вас переведём в неврологию. А там они уже решат, что с Вами делать.

Вересова победно свернула глазами. Ага, значит это её идея с переводом. Детский сад.

"Ах, ты, индюк! Павлин ощипанный! Назначил он! Это же всё Кузьмин", - неслось в голове.

- Виктор Алексеевич, Вы хотите от меня избавиться? - спросила она вслух почти кокетливо, - Только я почувствовала, что мной занимается специалист высокого уровня. В таких надёжных руках я чувствую себя гораздо увереннее.

Краснов приосанился.
- Ольга Владимировна, я подготовлю свои рекомендации. Подберём Вам поддерживающую терапию, - с чувством собственной важности перечислял Краснов.

Боже, как всё примитивно! Вот уж точно, у каждого павлина под хвостом обычная куриная жопа.

Степченко прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть усмешку. Но глаза, конечно, смеялись.

Лечащий врач гордо выплыл из палаты, как крейсер из залива. Степченко, закрывая дверь, подмигнул Лёле. Та приложила палец к губами. Он кивнул.

Ну, хоть один нормальный человек. Не строит из себя не весть что. Сразу видно, надёжный, сильный и серьёзный парень. Неважно, что молодой и худой совсем. А очки ему очень идут, кстати. Влюбиться бы в такого лет в двадцать. Чтобы точно каменная стена. Подхватит, не уронит. Позаботится и не обидит. Простые такие вещи.

А Кузьмин? Он какой настоящий? Тот, что несёт её на руках? Тот, который кормит её в своём кабинете? Или тот, который разговаривает равнодушно? Лёля смутно понимала, что в его поведении что-то не так.

На неё снова накатывала тоска. А ещё мама со своими расспросами про бывшего мужа. Зачем ей эта информация? А главное, зачем она сама сейчас всё это в голове снова и снова прокручивает. Будто смотрит кинодраму тысячный раз.

Первые две замершие на одном и том же сроке беременности.

Потом их чудесная девочка. Которую Лёля таки почти-почти доносила. Да, работала. Да, никто поблажек на делал. И, видно, она виновата, что её малышке отмерили всего два часа жизни.

И каждый раз Паша предлагал "просто забыть". Это его "Не думай об этом". И ещё "Просто живи дальше". Как же мерзко!

А может быть это была его форма защиты? Может быть и он горевал по потерянной дочери? А Лёле все время нужно было об этом говорить. Снова и снова. Кто угодно свихнется.

А вот четвёртая беременность сорвалась, когда Паша ушёл. Ещё точнее, когда он назвал сыновей той женщины "мои пацаны". И выяснилось, что они начали встречаться до рождения и смерти их дочери. Кровотечение у Лёли открылось через час истерики. Срок небольшой.

Только Кира и Дашута слушали её столько раз, сколько у неё было сил про это говорить. Тогда Федя предложил забрать Лёлю в Болгарию на пару недель. С тех пор она ездила туда каждый год.

Кира не отходила от неё неделями после каждой сорвавшейся беременности. И только мужу и отцу её детей она сама была не нужна. Пашина мать назвала её "дефектной" прямо в глаза.

Как так случилось? Что она в своей жизни сделала не так? Чем провинилась? И главное, как довезти этот груз, который бесконечно давит? Как перенести боль, которая не желает утихать?

Будь неладна эта больница! Она дотерпит. Но никогда и никому она больше не скажет правды. Потому что вытерпеть это нереально. И никому её правда ничего хорошего не приносила.

Невролог разглядывала Лёлю. Откровенно. Даже слишком. Будто оценивала, стоит ли Склодовская её внимания. Да ещё и в субботу.

Расспрашивала. Лёля отвечала скупо и односложно. Было ощущение движения по минному полю. Каждое слово может быть как-то истолковано. Причём совсем не так, как хочется ей. Лёлина задача была сейчас получить максимум информации с минимальными моральным потерями.

На голову ей надели шапку с электродами. Перемазали все волосы гелем. Потом надо было смотреть на экран.

На просьбу объяснить медицинские термины, дама-доктор среагировала странно: "Вы что - врач?". Вот если бы она спрашивала "Вы что - учитель?" каждого родителя, задающего ей вопросы. Странная реакция.

- Я поняла. Спрошу у Александра Евгеньевича. Спасибо за исчерпывающую консультацию, доктор, - не сдалась Склодовская.

Невролог вытарашилась на неё пуще прежднего.

Лёля подняла голову, выпрямила спину и медленно вышла из кабинета, аккуратно закрыв дверь. Поняла, что кастинг у подружки матери Кузьмина она не прошла. Теперь дамам будет, о чем поговорить. Плевать!

Глава 15

15.

В воскресенье кабинет Кузьмина закономерно оказался закрыт. На обходе была дежурная врач.

Возникшая в коридоре из неоткуда Вересова, глянув на Лёлю, выдала: "Александр Евгеньевич на операции". И на том спасибо.

Около поста её поймал Степченко.
- Вы в выходной тоже работаете?
- Я дежурю сегодня. Хотел к шефу набиться на операцию, но не успел. Там всё очень срочно. А вы как?
- А я к Вашему шефу хотела набиться на объяснения медицинской терминологии, - улыбнулась Склодовская, - Но не успела.
- Давайте я попробую, если позволите.
- А давайте!

Слово за словом Сергей распутал таки всю головоломку. И про сниженный кровоток и про повышенный тонус. Вкупе с пролапсом. Просто пора, наконец, взяться за себя серьёзно. И кроме лекарств подключить массаж и спорт. А главное убрать факторы стресса и добавить удовольствия.

Уже в понедельник утром Лёле выдали на руки компьютерную выписку за размашистой подписью доктора Краснова. И сообщили, что после обеда она может ехать домой. А может и до обеда. Как хочет.

Это волшебное "как хотите" грело душу. Лёля засобиралась. С соседкой прощались тепло, будто с дальней родственицей. Оделась. На улице совсем тепло. Тридцатое апреля.

В коридоре увидела наконец Кузьмина. Тот разговаривал с коллегой. Задержал взгляд на Лёле. Она прошла к лифтам. Услышала, как у него зазвонил телефон.

- Прости, дочь звонит, потом договорим, - сказал коллеге, - Алло, Котенок, привет! Как ты? Как мама? - уже в трубку, широко улыбаясь.

Лифт открылся. Лёля зашла. Обернулась. Кузьмин что-то радостно говорил в трубку, глядя прямо на неё. Дочь. У него есть дочь. И у дочери есть мама.

Двери стали закрываться. Кузьмин не отрывал взгляд.

В лифт буквально впрыгнул Степченко. Взял у Лёли сумку.
- Я провожу.
Она кивнула.

Вышли на улицу. Солнце слепило. Первая зелень радовала глаз. Лёля застыла на минуту.
- Вас встречают?
- Нет. Вон моё такси.
Сергей довёл её до машины. Поставил вещи в багажник.
- До свидания, Ольга Владимировна.
- До свидания, Сергей Анатольевич.
- Серёжа. Какой я Вам теперь Анатольевич.
- Спасибо, Серёж, за всё.
Она порывисто обняла парня. Поцеловала в щеку.
- Ольга Владимировна, если что-то вдруг понадобится, любая помощь, вот. Это мой телефон.
-Лёля. Какая я тебе теперь Владимировна.

Он посадил её в машину и помахал рукой. Она махнула в ответ. И, глянув на окна последнего этажа больницы, отвернулась.

Кузьмин стоял у окна процедурой, оно выходило на улицу. Оттуда было отлично видно, как Степченко усадил её в машину. Уехала. Всё.

Но не поговорить с дочерью впервые за три месяца, он не мог.

Вышел в коридор. Из дверей лифта появился Сергей. Подошёл.

- Александр Евгеньевич, можно я Вам не как интерн скажу?
- Валяй!
- Дурак Вы. Она плакала, когда уезжала. Я видел.
- Кто?
- Лёля. Ольга Владимировна.
- М-да..., - Кузьмин почесал затылок, - Ты прав, Сергей. Прав.

Лёля, значит...

______________

Друзья, честно говоря, очень сложно писать про любовь, когда моя внутренняя русско-украинско-польская девочка рыдает.

Но я БУДУ ПИСАТЬ ПРО ЛЮБОВЬ. Потому что нынче это единственная вещь, которая держит людей.

Огромное спасибо всем, кто читает.

Глава 16

16.

Повод, по которому звонила дочь, был действительно серьёзным. И Кузьмин предпочёл обсудить это не с двенадцатилетней девочкой. А со своей бывшей женой Верой. Поэтому, вернувшись в свой кабинет после разговора с Сергеем, он набрал её номер.

- Вер, почему Катя так расстроена? Что происходит? Что-то в школе?
- Нет, Кузьмин. Это твоё упрямство ослиное происходит. Ничего нового!
- Объясни.
- Петеру предложили должность в канадском филиале. Он может взять туда семью. Я его официальная семья. А Катя - нет. Ты же отказываешься подписывать документы. А Петер согласен её удочерить и дать свою фамилию.
- Катя моя дочь.
- Вот про это я и говорю. Два осла. Ты упёрся. Далось тебе это отцовство! Ты ж её не видел, ни когда она пошла, ни когда первое слово сказала. Ты где был, Кузьмин? А я тебе скажу, где. Ты был в больнице.
- Это моя работа.
- И дочь, что странно, тоже вся в тебя! Не хочет она с нами в Канаду. И фамилию менять тоже не хочет. И что делать? Мне разорваться?
- Что ты хочешь?
- Подпиши документы на отказ от отцовства.
- Нет.
- Тогда в сентябре Катя переезжает к тебе. Она так сказала. И крутись, Кузьмин, как хочешь! Может наконец будешь ей настоящим отцом. А не мифологическим.
- Хорошо. Договорились.
- Что?
- Ты меня слышала, Вера. Я согласен. Не переживай, у меня теперь новая должность, большая зарплата, и за доктора наук тоже платят. А времени свободного больше. Я согласен, Вер.
- Пеняй на себя, Кузьмин. Катя уже совсем не та маленькая девочка.
- Я понял. И моё решение не изменится.

У Александра закружилась голова. Дочь будет с ним. С этим надо что-то решать. Вопросов много. Хорошо бы какой-то план набросать. Что нужно? Комнату подремонтировать. Что ей теперь нравится? Не пони же... В школу надо. В какую? Куда-то поближе к больнице, чтобы он рядом был, если что. Шестой класс только.

А ещё нужно найти Лёлю. И просто, наконец, поговорить.

Она не Оля, оказывается. Или просто не для всех она не Оля. Рыжая кукла Лёля.

Она плакала. Почему? Из-за него?

Кузьмин отматывал назад момент, когда Лёля шла по коридору мимо него. О чем он говорил?

Вот, блин... Да! Он сказал, что ему звонит дочь. А потом спросил ещё, как дела у мамы.

Что в этот момент могла подумать Лёля? Понятно ведь, что! Что он женатый мужик, который бесстыже смотрит ей прямо в глаза.

Прав же Сергей. Он дурак. Идиот клинический. Надо было хватать и тащить. Как первобытному человеку. А теперь как ей на глаза показаться?

"Здравствуйте, Ольга Владимировна, я не женат, но со мной живёт двенадцатилетняя дочь. И я хочу, чтобы Вы тоже со мной жили."

Подумал и испугался своей мысли. Лишь на мгновение стало страшно. А потом снова ощущение правильно принятого решения.

Завтра утром он должен быть на даче у родителей. У мамы день рождения. Не поехать нельзя. Что ж. Отличный повод обсудить с родителями перспективы. Тем более, что их помощь, похоже, ему понадобится.

Правда придётся потерпеть нотации мамы. И эту её вездесущую подругу тётю Галю с дочерью. Ну, ничего. Он потерпит.

Глава 17

17.

Леля ехала в такси из больницы. Всего за неделю листья стали совсем зелеными. Город под бесконечными ливнями очистился от грязи. Смыл пыль и зимнюю заторможенность. Засияли окна и купола. Асфальт высох.

Весенняя Москва была прекрасна и нежно любима Лелей. Долго жившая с родителями на Севере, она была все же москвичкой.

Теперь нужно было снова как-то собрать себя по частям. Или, как говаривал все тот же Паша, "просто жить дальше". Идиотская фраза, которая, как ни странно, точно характеризовала её нынешнюю задачу.

Просто.
Без особых наворотов и усилий. Не делая резких движений.

Жить.
Дышать, ходить, смотреть, читать. Замечать красоту. Разговаривать. Работать. Отдыхать. Путешествовать.

Дальше.
Это по времени. Или по расстоянию. Можно будет выбраться в Питер одной. Побродить. А летом снова к Дашуте в Болгарию. Море. Солнце. Прекрасные планы.

Так какого ж лешего ей так тяжко на душе? Не от того ли, что снова напридумываа себе невесть что.

Где он? И где она? Доктор наук. Жена. Дочь. И она - дефектная учительница. Ни семьи, ни детей.

Разве можно было мечтать?

Разве можно было представлять себе, как кончики пальцев коснутся его светлой щетины на подбородке, какие на вкус у него губы?

Зачем выковыривать из памяти ощущение, как он нёс её на руках?

А ещё покрываться мурашками снова и снова, вспоминая, как он осторожно стирал салфеткой гель с её груди и как не дал никому её увидеть?

Завтра она выспится дома. А второго соберёт всех, как каждый год, на даче бабушки и дедушки. Чтобы шашлык, домашнее вино и смех. Пятьсот раз слышанные байки и семейные истории.

Глава 18

18.

То, что Кузьмины-старшие скромно называли дачей, было самым настоящим загородным домом совсем недалеко от Москвы на берегу Пироговского водохранилища.

Здесь они проводили всё больше и больше времени. С перспективой через несколько лет совсем забросить городскую жизнь.

Елена Васильевна, врач-педиатр, была весьма общительна. И в загородном посёлке давно обросла обширным кругом знакомых. Евгений Сергеевич за городом из маститого руководителя большого строительного комбината превращался в прораба и верного раба деятельной супруги.

Александр любил этот просторный дом. Но чаще приезжал сюда один. Семью привозил всего несколько раз. Хотя Вера с его матерью прекрасно ладила.

Сегодня был объявлен "большой сбор". Значит будут его двоюродные братья с семьями. Тётушка - старшая сестра матери, с супругом. И многочисленные подруги Елены Васильевны. От школьных до уже совсем недавних.

Мамин день рождения - повод для длинного застолья с воспоминаниями и разговорами. Эдакая семейная повинность сидеть и слушать все это тысячный раз.

Сейчас у Елены Васильевны появился новый повод для гордости сыном. В прошлом мае он ещё не был ни доктором наук, ни заведующим отделением. Не было среди её подруг никого, чьи дети добились большего, чем её Шура.

Сам Александр таких сборищ побаивался по двум причинам.

Во-первых, на него тут же нападали с медицинским вопросами. Причём совершенно не считаясь с тем, что он хирург-кардиолог. Спрашивали про все, от пересадки волос до геморроя.

А во вторых, с тех пор, как он развёлся, за ним стали охотиться, как за потенциальным мужем. В ход шло всё. Подкаты с медицинской стороны. Травмы в его присутствии. Лесть его родителям. Демонстрация кулинарых способностей и отдельных частей женского тела.

Плелись интриги, сталкивались интересы разных группировок, составлялись многоходовки. Всё это было шито белыми нитками. Ни в одних женских глазах он не видел искреннего интереса. Добродетель и смирение изображались, истинные мотивы прятались, но "уши" всё равно торчали.

Иногда это было смешно. Часто было жалко расстраивать. Женщины же старались. И он выслушивал, терпел, улыбался, брал телефон. И никогда не звонил.

Вот и сегодня прямо рядом с ним опять посадили Юленьку, дочь вечно всем недовольной тёти Гали.

Сегодня тётя Галя была недовольна состоянием медицины. И требовала от Кузьмина комментариев.
- Саша, вот скажи, почему, когда я прихожу к окулисту....

Дальше Кузьмин даже не слушал. Его коробило это "Саша, вот скажи..". Дома его звали исключительно Шура. Никак иначе.
И только его закадычный друг по пионерской переписке Йохен Ратт, ныне директор школы под Лейпцигом, звал его Алексом. Никаких Саш.

Пытаясь отодвинуть свою коленку от прижимающейся к нему ноги Юленьки, Кузьмин мечтал сбежать. И даже знал, куда. Вернее, к кому.

Он поймал умоляющий взгляд матери.

Пришлось попробовать салат, который "своими ручками Юленька приготовила". Учитывая, что они ровесники, а значит Юленьке было уже глубоко за тридцать, и за плечами маячили два неудачных брака, умение делать салат с большим количеством майонеза никаких очков ей не добавляло.

- Саш, вкусно? - пошла она в наступление, снова двигая своё бедро к бедру Александра.
- Юль, нормально. Но тебе бы холестерин снизить. Это я как доктор советую.

Юленька вспыхнула. Толстый намёк на её неидеальные формы. Кузьмину даже стало немного её жалко.

Мысли метнулись к совсем другой женщине. Той, что ела руками хачапури, отхлебывая сок из высокого стакана. У которой в тумбочке был мешок конфет. Которую хотелось трогать. Держать на руках. Разглядывать.

Кузьмин выбрался из-за стола. Подошёл к матери. Обнял со спины.
- Мам, я пройдусь. Вернусь, самовар растоплю.
- Шур, всё хорошо? - шепнула Елена Васильевна. Уж больно задумчивое у сына было лицо.

Глава 19

19.

У Лёли от бабушки и дедушки осталось богатое наследство. Двухкомнатная квартира на Филях. И дача. Настоящая послевоенная московская дача.

Гектарные участки на Дмитровском шоссе давали генералам после войны. Прадед получил. За боевые заслуги. Сейчас от гектара осталась половина. Огромный кусок елового леса. И деревянный дом. Окна со сложным перелётом. Витражи на террасе. Мансарда. Лестница с витыми периллами.

Никакого огорода. Ну, почти никакого. Две грядки под зелень. Теплица - один ряд огурцы, другой - помидоры. Две старые яблони, которые сажал ещё прадед. И кусты смородины с крыжовником.

Беседку со столом посередине строили вместе дед и отец Лёли. Это она помнила. Потому что сама тогда наступила на гвоздь. Каменную печку-мангал тоже делал её отец в один из отпусков.

В доме водились два кресла-качалки. И игрушки, в которые играла ещё её мама, когда была маленькая.

Одной в таком доме было грустно. Бабушки не стало семь лет как. Деда не было уже больше десяти. Поэтому Лёля приглашала своих друзей, которые, в сущности, и были её семьёй.

Федя всегда приезжал с инструментом. Мало ли, что надо починить или подновить. Своя дача была у его родителей. И они с Дашутой регулярно отбывали там "огородно-консервную повинность".

А у Лёли можно было просто сидеть в гамаке и читать. Просто собирать грибы прямо на участке. И есть крыжовник с куста.

Вашкины-младшие, сестрёнки Света и Рита, тоже предпочитали приехать к Леле. А не полоть редиску у бабушки.

Кирка всегда приезжала одна. Сколько они всем вместе ни уговаривали её показать кавалера.
- Правильно, Кир, - шутил Федяка, - Чего нам с ними знакомиться? Они у тебя каждый месяц разные.

А Кирка только посмеивалась и мчалась играть в бадминтон с кем-то из девчонок.

В этот раз Лёля приехала первая. Еле открыла навесной замок на воротах. Въехала на участок. Подарок деда - серебристую Тайоту, она нежно любила.

Вошла в дом. Вдохнула запах. Распахнула настеж окна. Помыть их она ещё успеет. Сняла чехлы с мебели. Вытряхнула покрывала. Поставила на газовую плиту пузатый чайник со свистком. И пошла выгружать вещи и продукты из машины. Помня, что Сергей сказал про позвоночник, старалась много сразу в руки не брать.

Через два часа явилась Кирка. На такси. Лёгкая, весёлая. Будто и не конец учебного года. И не упал на неё пятый класс "А" на целых две недели. Ей в этом году свое классное руководство не дали. Она в прошлом выпустила одиннадцатый. Имела право на год перерыва. Правда, нагрузку взяла больше. Но зато не ЕГЭ. Пятые и десятые классы.

Кира сразу забралась на мансарду.
- Лёлик, чур мы с тобой справа, а малышки слева. Федяка пусть внизу спит. Он храпит. И как только его Дашута терпит? - закричала из окна вниз Лёле, - О, смотри, вот и они! Нарисовались, не сотрешь!

И она энергично замахала руками, обозначая прибывшим свое присутствие и радость по случаю их приезда.

Фёдор доставал из багажника сумки. На десятой Лёля сбилась.
- Вашкины, вы чего? Всю квартиру вынесли что ли? У меня тут всё есть.
- Того, что я привезла, у тебя нет, - Даша водрузила на стол две банки, - Внимание! Грибы и земляничное варенье Лёлику! Кто сунет ложку, откушу нос! Все слышали?

Со всех сторон дружно подтвердили, что слышали. Это была Лёлина слабость. Солёные грибы. С баночкой наедине её нельзя было оставлять. И земляничное варенье. Что могло быть вкуснее?

Конечно она не собиралась есть всё "в одно лицо". Но приоритетные права на эти баночки - это прекрасно.

Вот и огонь уже горит. И мясо-рыба-курица на решетках. Лаваш из какой-то узбекской пекарни рядом с её домом привезла Кира. Зелень пока покупная. Своя будет в теплице чуть позже.

Не понятно, обед это или полдник, перетекающий в ужин. Чай с мятой. Мед в сотах - гостинец от Кириного папы. У него пасека в Карелии.

- А помнишь, Даш, как я тебе стул подменил прямо на контрольной по алгебре? - Федя помешивал чай в огромной чашке с надписью "Ленинград - город-герой".
- Ещё бы! У меня до сих пор шрам на спине от железных ножек! - отозвалась Дашута.
- Нет там у тебя шрама. Это в седьмом классе было.
- В восьмом. Я точно помню. Где ты его взял то, этот стул на трех ножках?

Лёля посмотрела на Вашкиных. Они знают друг друга сорок лет. Кажется, каждый шрам, каждый изгиб за такое время становится родным.

В памяти Лёли всплыл тонкий белый шовчик между большим и указательным пальцами на красивой мужской руке, прощупывающей пульс у неё на запястье. И крохотная родинка прямо над левой светлой бровью.

Глава 20

20.

- Наташа, где карты тех, кого выписали перед праздниками?
- Что-то в архив утром отправили. А что-то ещё лечащие дописывают, Александр Евгеньевич. А вы кого ищите?
- Склодовскую. Из седьмой.
- Эту я точно в архив не уносила. Может, у интернов? Там же Краснов лечащий.
- Хорошо. Спасибо. Спрошу.

Идея посмотреть телефон в карте была из серии примитивных. Одно опасение тревожило. Кузьмин не помнил, на каком этапе опроса в приёмном пациентка отключилась. Осталось, собственно, найти карту. А та как сквозь землю провалилась.

Кузьмин в ночное дежурство посмотрел во всех столах в ординаторской. Спрашивать интернов впрямую не хотелось. Был, конечно, вариант, что Степченко просто знает её телефон. Но после той короткой беседы возле лифта Кузьмин был откуда-то уверен, что Сергей сам отдал бы ему номер.

Вопросы по устройству дочери в школу в Москве тоже нужно было решать. И желательно до конца учебного года. Пока педагоги в отпуск не ушли. Но с какого борта к этому подступиться, он пока не знал. Надо бы в интернете отзывы почитать. Но это в спокойной обстановке. После дежурства.

- Коллеги, у меня будет ко всем просьба. Не затягивайте с заполнением карт выписанных пациентов и отправкой в архив, - вещал он на утренней планерке, обводя усталым взглядом всех присутствующих, - Я намерен устроить выборочную проверку. Кто сегодня до вечера не сдаёт карты, тех на вторые праздники ставлю дежурить.

Фокус не прошёл. Карта не появилась. Ни в архиве, ни в отделении. Краснов божился, что сдал всё. Тянуть было уже некуда.
- Сергей Анатольевич, Вы карты все сдали, - выловил Кузьмин интерна.
- Я всё сдал. Точно. Вы что-то замученный какой-то, Александр Евгеньевич.
- Да, вот, понимаешь, дочь надо в школу в Москве устроить, - вдруг поделился Кузьмин. Ты сам где учился?
- Я в обычной школе на Домодедовской. Хорошая школа. А что?
- Это далеко. Мне бы чтобы тут рядом.

Несколько секунд Сергей соображал.

- Знаете, Александр Евгеньевич, я бы на Вашем месте попробовал в 1299 гимназию. Это тут пара кварталов. Может тогда и карты не понадобятся. Я побежал?
- Да, бегите, Сергей. Конечно, - Кузьмин снова чесал в затылке. Прошёлся по коридору туда-сюда. Пока всё сказанное только что Сергеем не сложилось, как пазл.

- Степченко! Вернитесь! И ко мне в кабинет!

Кузьмин с силой хлопнул дверью за спиной у вошедшего интерна.
- Говори.
- Что именно?
- У тебя есть её телефон?
- Нет. И карты нет. Я сам искал. Может, Вересова?
- С Вересовой потом разберёмся.
- Просто я запомнил номер школы. У меня 129, а тут похоже. Это на Пречистинке.

Кузьмин ринулся к выходу.
- Александр Евгеньевич, стойте. Сейчас 17.40. Начальства в школе все равно нет. Да ещё и между праздниками. А у Ольги Владимировны больничный до одиннадцатого мая. Я сам оформлял.
- Ясно, - Александр тяжело опустился на диван. Похлопал себя по карманам, нашёл сигареты, - Будешь?
- Нет, спасибо. Я после армии бросил.
- Сядь. Я покурю, пока никого нет.
- Конфетку хотите? - Степченко достал батончик. Лёля ему сунула всё, что у неё оставалось.

Кузьмин посмотрел на конфету. Взял в руки. Покрутил. Засунул в рот целиком.
- Спасибо. Её?
- Да.

Глава 21

21.
Восьмого мая Кузьмин капитулировал. Впереди три дня праздников.

Решил, что просто пройдётся днем до этой хваленой гимназии. Действительно ведь не очень далеко. Может быть удастся поговорить с руководством. Хотя, кого он обманывает? Просто хотел попасть туда, где она работает.

Через Садовое, по Пречистинке. И вот слева жёлтое кирпичное здание послевоенной постройки. Четыре этажа. Кузьмин бросил взгляд на окна. Интересно, где её кабинет. Вот там, кажется, на втором этаже на стенах формулы.

Небольшое крыльцо, тяжёлые двери. Ноги уже несли внутрь. Вестибюль с таким знакомым школьным запахом. Кажется, во всех старых школах он одинаковый. Сам Кузьмин тоже учился в спецшколе. С углублённым изучением немецкого языка.

У входа нашёлся охранник, разомлевший от весеннего тепла и тишины.
- Добрый день, как я могу найти директора?
- Вам назначено?
- Нет. Хочу перевести сюда дочь. Из Стокгольма.

То ли вид у Кузьмина был солидный. И не зря он напялил костюм. То ли упоминание Стокгольма подействовало. Через минуту после формальностей он уже поднимался на второй этаж в кабинет директора.

Миновал секретаря. В кабинете было две женщины. Одна из них директор Иоланта Семёновна. Вторая оказалась завучем. Тамарой Павловной. Кузьмина обе приняли благосклонно. Выслушали его ситуацию.

Ребёнок учится в школе при Российском посольстве в Стокгольме. С сентября будет жить в Москве. Шестой класс.

- Александр Евгеньевич, вам очень повезло, - пропела директор, - У нас на шестых классах будет уникальный состав педагогов сейчас. Лучшие учителя русского, математики и иностранных языков. И в нынешнем пятом "А" двадцать девять человек, а в "Б" тридцать. Вашу девочку мы как раз можем взять в "А".

- Если хотите, можете познакомиться с классным руководителем, - вступила завуч.
- Она же на больничном вроде, - не поняла директор, - Виртанен пока за нее.
- На больничном. Да. До двенадцатого. Но Ольга Владимировна сейчас здесь. Я её видела. Пригласить?

Кузьмин подумал, что упасть в обморок прямо тут на ковре в кабинете директора будет очень несолидно. Взрослый здоровенный мужик в костюме. И такая сопля. Потому что сердце сейчас бухало прямо в ушах. Пальцы стали ледяными. Язык присох к нёбу.
- А можно? - только и смог сказать.

- Конечно, Александр Евгеньевич. Вы пока заполняйте анкету. Личное дело мы ждём с пятнадцатого августа, - завуч набрала номер на телефоне, - Ольга Владимировна, вы в школе? Подойдите, пожалуйста, в кабинет директора.

Звук её шагов он услышал. Почувствовал. Она вошла очень спокойная. Такая тоненькая в этом бежевом платье и туфельках. Кудри собраны на затылке. Прядь снова болтается на лбу.

Лёля открыла дверь. Увидела и узнала Кузьмина сразу. Костюм ему необыкновенно шёл. Зачем он тут? Случайно? Глянула на него мельком. Собрала волю в кулак. Взгляд только на директора.

- Иоланта Семёновна, Вы звали?
- Да, Ольга Владимировна. Вот, знакомьтесь. В вашем классе с сентября будет новая ученица. Кузьмина Екатерина. Это её папа. Александр Евгеньевич.

Кузьмин поднялся. Уронил стул. Засуетилась завуч. Лёля протянула руку.
- Здравствуйте, Александр Евгеньевич.
Про "приятно познакомиться" не стала. Зачем это вранье. Но про то, что они знакомы, Ёлке и Палке, как в школе называли тандем директора и завуча, знать не надо.
- Здравствуйте, Ольга Владимировна.
Кузьмин тоже не стал ничего добавлять. Только смотрел в упор.

Он пожал её пальцы. Горячие. Хотя предпочёл бы поцеловать ей руку.
- Может быть, Ольга Владимировна, Вы покажете Александру Евгеньевичу школу? - Иоланта Семёновна заулыбалась, прочитав анкету. Родитель был из солидных.

- Конечно. Пойдёмте, Александр Евгеньевич, - Склодовская сделала приглашающий жест.

Глава 22

22.

Они молча сделали десяток шагов по коридору.

- Почему Вы вышли на работу раньше времени? - нарушил невыносимую тишину Кузьмин.
Лёля остановилась. Посмотрела на него внимательно.
- Так не пойдёт, Александр Евгеньевич. Выключайте уже доктора. Тут Вы на моей территории.
- И тут Вы задаёте вопросы? - улыбнулся Александр.
- Да, примерно так. Вопросы буду задавать я.
- Значит легко мне не будет.

Их со спины обогнал черноволосый шустрый мальчишка. Обернулся.
- Ой, Ольга Владимировна, Вы вернулись? - радостно кинулся в распахнутые Лелины объятия. Глянул на Кузьмина оценивающе, - Извините, что прерываю.
- Нет, Димка, я ещё не до конца вернулась, вот после праздников буду точно.
- А у меня "пять" в триместре будет?
- Если Вы, Дмитрий Давидович, напишите ещё две контрольные так же, как прошлую, то точно будет, - улыбнулась ему Лёля, - Кстати, ты чего в школе?
- Так у меня баскетбол ещё. Я Тимофею Ильичу скажу, что вы вернулись? Он обрадуется.
- О, нет. Не сегодня. Давай он после праздников мне расскажет, кому вы опять шнурки завязали, и кто подделывает записки от родителей.

Кузьмин слушал во все уши и смотрел во все глаза. Вот она какая! Учительница математики, которую обожают дети. И которая искренне любит своих учеников.

Тревожило упоминание физрука. Но это он, если что, после разберётся, с чего это он так обрадуется.

- Ну, рассказывайте.
- Что именно?
- Что Вас беспокоит?

Лёля открыла ключом кабинет.
-Проходите. Тут точно тихо. У нас диван есть. Чаю?
- Да, можно.
Кузьмин удивился обстановке. Огромный кабинет. Три ряда по пять парт. Ровно на тридцать человек. А сзади пространство с ковром и двумя небольшими диванами. Шкаф с настольными играми.

Лёля принесла две чашки. Коробку печенья.
- Вы не удивляйтесь. Мы иногда и на ковре занимаемся. Сейчас тепло станет - на улице будем мелом на асфальте решать. Так расскажите про дочь. Почему и откуда она переходит? Какая она? Что любит? Чем ещё занимается? Как вы её дома называете? Есть ли проблемы со здоровьем?

Кузьмин и не думал, что классного руководителя могут волновать такие вещи.
- Честно сказать, я её плохо знаю.

Признание далось ему непросто. Но камень с души определённо упал.
- Это как?
- Мы с её мамой развелись, когда ей было пять. Они почти сразу уехали к новому мужу Катиной мамы. Теперь я вижу дочь примерно раз в год лично. И чуть чаще по видеосвязи и телефону. Перед последним разговором я не слышал её три месяца.

Лёля замерла. Конечно, от сердца отлегло, когда стало понятно, что Кузьмин не женат. Но ситуация то очень непростая.
- И почему сейчас было принято решение о переезде Вашей дочери в Москву?
- Катя не хочет, чтобы её удочерял муж мамы.Не хочет менять фамилию. У них там конфликт. И она сказала, что хочет жить со мной. Я согласился, - выдохнул Кузьмин и умоляюще глянул на Лёлю.
- Чем Катя ещё занимается, кроме учёбы? - Склодовская смотрела в глаза и продолжала спрашивать.
- Она неплохо рисует. И ходит в бассейн. Если уж совсем честно, то я не самый примерный отец. И если Вы сейчас спросите размер её ноги, я не смогу ответить.

У Лёли чесался язык спросить, знал ли он размер ноги своей жены. Но она решила не язвить. Мужику, видно, и так плохо. Вон взгляд какой. Будто о помощи просит, а вслух не говорит.

- Бассейн есть на "Парке культуры". А вот у нас в школе прекрасный кружок рисования. Там чудесный педагог Алексей Викторович. У них оборудованная мастерская на четвёртом этаже. Они много ходят в музеи. Ездят на природу. Можно уже в этом году записать Катю в группу. Тогда она сможет начать уже в сенябре. Там места быстро разбирают. Хотите?

- Хочу. Конечно. Спасибо, - закивал Кузьмин.

Больше всего на свете он хотел закончить эти "ролевые игры". То в доктора, то в учительницу. И поговорить просто. Как обычные люди разговаривают.
- Когда Вы заканчиваете? - выдал он вслух. Подумал, что это не самая удачная фраза, чтобы потом предложить её проводить. Но ничего изящнее в голову не пришло.
- А я сегодня и не начинала. Просто зашла занести тетради. Я их в больнице проверяла. И забрать одно пособие. Там чертежи интересные.
- Может быть тогда мы..., - Кузьмин замялся.
- Александр Евгеньевич, скажите, то, что Вы пришли устраивать Катю в нашу гимназию, это случайность?
Вот это был контрольный в голову.
- Нет. Мне посоветовали эту гимназию. Она недалеко от больницы, - ответ был бледненький, на слабую троечку.
- Могу спросить, кто посоветовал?
- Коллега. И да, Ольга Владимировна, я знал, что Вы тут работаете.

Склодовская нахмурилась. А Кузьмин по-настоящему испугался. Если он всё испортил, ни в жизни себе не простит.
- Думаю, нам лучше пройтись, - выдала Лёля.

Значит, приговор не окончательный. Кузьмина трясло.

Он дождался, пока она закроет кабинет, сдаст ключ, тепло попрощаться с охранником. Наконец, они вышли на улицу. Лёля вдохнула глубоко.

- Ну, вот теперь, когда Вы не врач, а я не учитель, скажите, чего Вы хотели от меня?
- Всего.
- Не поняла...
- Я хотел в Вами всего. Что бывает между двумя людьми. Встреч, прогулок, разговоров, впечатлений, споров, надежд. Всего, Лёля.

Кузьмин сам не понял, откуда только взялись силы, смелость и нужные слова в этот момент. Наверное, пришли из её больших серо-голубых глаз, которыми она смотрела будто вглубь, в центр сердца.

- Чего тебе сейчас больше всего хочется? Хачапури?
- Нет. Хачапури - это и тогда было не первое желание. Ты помнишь, что сказал мне тогда?
- Я сказал, что сейчас важны любые удовольствия...
- От тактильных до гастрономических, - продолжила она его фразу, - Я хотела потрогать твою щетину, - Лёля потянулась пальцами к его лицу. Замерла в нескольких сантиметрах, - Можно?

Александр сам прижался щекой к её ладони. Закрыл глаза.

Большой, сильный, умный, талантливый мужчина. В её руках.