Сонн

От нервов влажнели руки. Бросало то в жар, то в холод. Казалось бы, что сложного — предложить мужу погулять вечером вдвоём? Однако для Сонн это было почти что непосильным трудом.

Она всё приготовила. Собрала корзинку с фруктами, высушила, причёсывала ворсистый плед. Хотелось просто побыть вдвоём. Устроить небольшой пикник где-нибудь во дворе дома или сходить на луг на закате. Вечно занятой, раздражённый, он часто отмахивался: то слишком много работы, то нет настроения, то вот-вот дождь нагрянет. Всё время было какое-то «то», словно книга мужчине была намного более интересна, чем жена. Из раза в раз, изо дня в день.

Он много работал. Сонн это понимала, старалась не лезть, не мешать. Но всё же иногда хотелось вспомнить, что они всё ещё пара. Что они всё ещё друг друга любят.

Вроде как.

Стиснув зубы, она шагнула в дом. Её муж — красивый, спортивный, высокий. Длинноволосый брюнет с прямыми блестящими прядями, вечно лежащими на спине в тугом хвосте. С острыми скулами, прямым, точёным носом, высоким лбом. Арнст словно сошёл со страниц журнала. Мало того — отлично зарабатывал. Делал жизнь Сонн простой, беспроблемной и тихой. Муж, который даже после свадьбы казался недосягаемым, словно ночная звезда. Холодным и далёким.

Поэтому она раз за разом собирала корзинки с фруктами. Раз за разом ждала, что он кивнёт, улыбнётся и скажет: «Да, конечно, давай проведём время вдвоём».

Скажет: «Я люблю тебя». Он никогда не говорил.

* * *

На кой чёрт он вообще женился? В последнее время Арн всё чаще задавал себе этот вопрос. Был от жены хоть какой-то толк, кроме секса? Она раздражающе лезла под руку, что-то бубнила, пыталась обратить на себя внимание. А потом — любой скрип или звук за окном, и её тут же уносило ветром. «Скучный» муж не был намерен отвлекаться от работы — и её уносило. Всегда.

Мужчина со скептицизмом бросил взгляд на свадебное фото, что стояло на тумбе в аскетичной, тёмной рамке. Там длинноволосая, голубоглазая блондинка клала ему голову на грудь вместо того, чтобы поцеловать — просто не доставала до губ. Её голова заканчивалась там, где начиналась его шея. В скромном белом платье, без фаты, она обхватывала тонкими бледными руками своего жениха, что стоял в чёрном, как смоль, костюме, с недвижимым взглядом серо-зелёных глаз, уставившись в объектив.

Она была счастлива. А он — словно делал фото на паспорт. И всё равно был счастливее, чем сейчас. Шесть лет назад, вроде бы… был счастливее. Однако жениться, будучи студентом, всё же плохая идея. Особенно — на восемнадцатилетней девочке, которая только окончила школу.

Семь лет прошло.

За окном медленно садилось солнце. По сизому небу рваными нитями плыли облака, которые казались жёлто-розовыми на закате. Там, где увядали последние лучи, начинали медленно загораться огни ночного города. Далёкие силуэты многоэтажек становились всё контрастнее, темнее.

Арн медленно встал с кресла и подошёл к окну. Здесь, за чертой города… по идее, должна была быть самая высокая точка на многие-многие километры, но из-за медленного возвышения, из-за гигантских многоэтажек это было совсем не заметно. Словно обыкновенная равнина за лесом. Небольшой загородный район с редкими частными домами.

Скрипнула дверь. Мужчина с раздражением покосился на выход, когда в комнату заскочила молодая девушка с растрёпанной длинной косой, которую перехватывала белая резинка.

— Привет, — с улыбкой выпалила она, глядя на высокий силуэт, который то ли с пренебрежением, то ли с конфузом смотрел ей в лицо. — Ну что, ты закончил? Хочешь пройтись перед сном?

— С какой целью прогулка? — Арн опустил брови. Бесцельно бродить по округе ночью, слушать вой собак… Всё это не то чтобы звучало для него как хорошее времяпровождение.

— А, ну, просто, — девушка заметно смутилась и замялась. По лицу полз едва заметный румянец. — Там очень свежо. Поют цикады… мне показалось… романтично. Я вообще хотела взять корзинку с фруктами, плед и сходить к реке. Может, вечерний пикник устроить.

— Отлично, — мужчина прищурился и вздохнул, прикрыв глаза. — Чтобы нас заели комары, да? Или клещи. Хотя, постой — ты же собрала всех клещей в округе. Что мешает поесть за столом, как люди?

— Не всех… — она сконфузилась и опустила грустный взгляд.

— Будем сидеть, мёрзнуть, смотреть на воду. Жевать бананы вместо нормального ужина, — Арн сложил руки на груди. От собственных рассуждений он начинал раздражаться. — Вот это, по-твоему, романтично? Серьёзно? Сонн, тебе не пятнадцать лет. В двадцать четыре года должен появиться хотя бы зачаток интеллекта, разве нет?

— Что ты так набросился? — Девушка поёжилась, отступая на шаг назад. — Я просто хотела пройтись вместе. Зачем оскорблять сразу?

— Пройдись с собакой, если тебе так надо, — мужчина сжал руками подоконник, но тут же отпустил и обернулся. — Собери всех насекомых, как обычно, все листья и ветки — и иди ночевать во двор, в будку. Ты сколько грязи в дом нанесла?! — Он заглянул за спину жене, прищурился, щёлкнув зубами. На полу лежало несколько головок цветов, которые вывалились из растрёпанной косы.

— Почему ты такой злой?.. — Она вновь опустила глаза, с неловкой грустью глядя себе под ноги. Складывалось впечатление, что девушка уже жалела о своём предложении, хотя сперва очень хотела его озвучить. — Просто… с ними красиво было. Ладно, забей. Пойду погуляю с собакой.

Арнст

Он в очередной раз попросил её уйти. Расслабился. «Наелся» — вдоволь, эмоциями, которых хотел, физическим удовольствием. Пожелал спокойной ночи и попросил оставить его одного. Иногда Сонн замечала, что после секса муж на недолгое время становился мягче: не третировал, не цеплялся, не обижал. Она просто опустила глаза, отчуждённо вздохнула и вышла.

Комната, в которой сидел Арн, всегда казалась тёмной, даже в самый яркий солнечный день. Восход был где-то сбоку дома — и закат тоже, — и свет проходил мимо окон мужчины. Тёмно-коричневые, практически чёрные шторы не пропускали никаких, даже случайных, лучей. Одинокая двуспальная кровать напротив окна всегда была заправлена однотипными белыми комплектами постельного белья. На полу слегка бликовал дубовый паркет линейной укладки. Ближе к стене стоял небольшой бежевый мягкий диванчик, на котором профессор по утрам пил кофе. Пил кофе и смотрел на компьютерный стол рядом с панорамным окном. Тусклым, хотя и огромным. Но всё же из него была видна часть города.

Самая высокая точка на многие километры — именно тут, в этой глухомани, Бауэр купил дом, застеклил чердак и установил там телескоп ценой под полмиллиона долларов. Звёзды были одной из немногих вещей, которые действительно интересовали мужчину. Занимали, заставляли анализировать. Думать.

Арн был одним из немногих, кто популяризовал космологию: «переводил» научную литературу на язык массового обывателя и продавал её под соусом самообразования и саморазвития. Мог бы преподавать в университете на хорошей должности, но преодолеть сильную интроверсию вкупе с некоторой мизантропией так и не смог. Просто иногда давал дорогие лекции или приезжал по настойчивому приглашению уважаемых лиц университета.

Его легко узнавали коллеги-астрономы, заискивающе пожимали руки, рекламировали свои затеи с намёком на инвестиции, но Бауэр часто скептически отмахивался. У него были свои проекты, чтобы в них вкладываться. Просьбы других людей часто звучали для Арнста как нечто, что сотрясает воздух — и не более того.

Писателем он не любил себя называть: звучало как-то слишком инфантильно и пресно, потому как профессор Бауэр никогда не мнил себя человеком искусства. Учёным — да, сколько угодно. Писателем — нет, ни за что. Он просто занимался научно-популярной литературой и делал на своих трудах большие деньги. Правда, к роскоши мужчина тоже не стремился. Дом с небольшим цветочным садом и стеклянной крышей его более чем устраивал. Некоторые комнаты он даже находил «лишними». Когда-то работал в кабинете напротив своей огромной спальни, но потом внезапно понял, что нет смысла идти три с половиной метра по коридору, чтобы поработать, — и перенёс стол к себе. Называл это рациональным использованием окружающего пространства, хотя на деле просто утомился дважды за день менять комнаты.

В свои тридцать два года Арн почти не выходил из дома. Вечно сидел за монитором возле открытого настежь окна, скользил пальцами по клавиатуре. Не нуждался ни в чьей компании: даже голова жены в дверном проёме изрядно раздражала. Поэтому Бауэр, бывало, запирался. А она понуро уходила прочь.

Он не всегда был таким.

Однако своих изменений он не отслеживал, и любые фразы о прошлом воспринимал как упрёки. Какая разница, каким он был? Бауэр больше не студент, он профессор. И Сонн больше не школьница. Она… неизвестно кто. Бесплатное, симпатичное приложение к именитому мужу.

После секса он был доволен. Практически целый день после, вплоть до самого вечера. Вечером намекал снова — и, если чувствовал, что ему хотят отказать, злился. А иногда молча уходил, но на следующее утро давил с удвоенной силой. Давил, пока не получал своё, затем расслаблялся и просил уйти. Казалось бы, что сложного — заняться с мужем любовью под вечер?

Но у Сонн не поворачивался язык назвать это любовью. Арн выбрасывал её, словно тряпку за порог, желал спокойной ночи и запирался. Затем, на следующий день, иронично поджимал губы, критикуя приготовленный ею обед. Долго присматривался, прежде чем начать есть, и с кислой миной жевал. Что бы ни было. Кидал едкие комментарии насчёт внешнего вида.

Однако девушка не сдавалась. В очередной раз, глядя на дверь, сжимала зубы, вытирала влажные от нервов ладони о джинсовые шорты. Словно не к мужу хотела заглянуть, а пришла сдавать экзамен у профессора.

Просто хотела поговорить. В очередной раз. Среди солнечных лучей мерцала пыль, свет заливал широкий коридор. Едва ощутимо пахло сухим, дорогим деревом.

Сонн занесла кулак над тёмной дверью. Однако та тут же открылась, и супруги столкнулись взглядами в дверном проёме. Мужчина поднял одну бровь, а девушка обречённо выдохнула.

— Доброе утро, — она понуро опустила глаза и с ходу выдала: — Арн, так больше продолжаться не может. Я живу словно не с мужем, а с его приведением. С каждым годом — всё хуже. Хватит рассказывать мне про мои недостатки, пожалуйста. Я просто хочу сесть и поговорить об этом. Об этом, а не о том, какая нелепая на мне рубашка сегодня. — Девушка обиженно отвернулась. Чуть ему не нравилась тема — он тут же вспоминал про рубашки. Всё время.

— Надевать лёгкую блузку с жабо дома — весьма анекдотично. — Бауэр оскалился в ироничной усмешке, но тут же выдохнул и прикрыл глаза. Вечерний секс, всё же, сделал ему отличное настроение с утра. — Что ты хотела мне сказать? Упрекнуть в том, что я не собираю с тобой клещей в лесу? Или пригласить меня в суд — на развод?

— Если ты не любишь со мной гулять, мы могли бы провести вместе время как-то по-другому, — тихо ответила Сонн. — Мне просто хотелось, чтобы мы стали ближе. Чтобы ты… обнимал меня. Чтобы говорил комплименты.

Ночные тени

Полная жёлтая луна светила сквозь оконное стекло своим мрачным, жутким светом. Иногда мимо неё нитями плыли чёрные облака, где-то вдалеке печально выла собака. Кто-то говорил — к смерти, кто-то — к дождю. Сонн опасливо выглядывала наружу и облегчённо вздыхала. В тёплой летней будке дремал Дик — пёс хаски, которого пару лет назад супругам подарили родители мужа. Породистого щенка от титулованной суки привезли из Аляски и вручили Арну, который с кислым лицом просидел остаток вечера. Мужчина не то чтобы любил животных, но подарок от родителей — есть подарок. В частном доме они могли его себе позволить.

А что? С детьми не складывалось — пусть хоть собака будет. Как-то так рассуждали мистер и миссис Бауэр, но ни за что не рискнули бы сказать свои рассуждения вслух. Невестка и так ходила неприкаянная, посвящая свободное время чтиву об идиопатическом бесплодии. Печальное зрелище.

Сонн медленно поднялась с постели и, словно зомби, направилась в коридор. Чуть-чуть качались бежевые шторы на широком окне, шелестела на тумбочке открытая книга. Какая-то странная тревога захватывала тело — тяжёлая и токсичная. Иногда дома раздавались случайные скрипы — девушка вздрагивала, оборачивалась и тут же нервно улыбалась себе под нос. Она что, ребёнок, чтобы бояться шума?

В такие моменты хотелось прийти к мужу. Лечь под бок, обнять, ощутить знакомый запах и успокоиться. Арн, правда, не был бы такому рад. Из-за приоткрытой в его комнату двери светил тусклый свет ночной лампы, вновь раздавался шелест страниц. Мужчина читал. Читал — и тени ползали рядом с ним.

Ему не было страшно одинокой ночью. После заката Бауэр чувствовал себя словно в своей среде, частью чёрной полуночной пустоты. Упорно стерёг свою тень — иногда до самого рассвета.

Она почувствовала, как дрогнул подбородок. Неловко отвела глаза, вспоминая корзинку с фруктами. В горле снова распухал ком. Сонн всё же двинулась к спальне мужа. Может, хотя бы в тишине, но они посидят вместе. Может немного, совсем чуть-чуть. Хотелось посидеть рядом с любимым, почувствовать тепло его холодной мёртвой руки.

Тепло безучастного, уничижительного взгляда.

— Арн... — мямлила девушка, застыв в дверях тёмной широкой комнаты. — Можно я посижу тут с тобой? А то неуютно у себя. Не могу заснуть.

— Снотворное — на нижней полке второго справа ящичка, на кухне, в домашней аптечке, — чеканил Бауэр. Волосы падали на оранжевые от тусклого света листы бумаги.

— Можно я тут немного посижу? — Сонн с надеждой подняла взгляд.

— Я хочу побыть один, — раздражённо цедил мужчина. — Я не могу сосредоточиться, когда кто-то меня глазами сверлит.

— Ладно... — она чувствовала, как дрогнула нижняя губа. Девушка отошла от двери.

Ноги сами несли её на жуткую ночью улицу. Хлопковая сорочка щекотала колени, слегка зябла от нервов кожа. На душе завывали холодные ветры, словно в груди выгорала гигантская дыра. Ничего, вроде бы, не случилось, а дыра только увеличивалась и болела. Гноилась с чудовищным воспалением.

На улице всё было не так страшно, как виделось из окна. Трещали цикады, пахло далёкими кострами, мягкая, нежная трава едва трогала прохладные щиколотки. Хотелось пройтись. Погулять, освежиться. Быть может, если жгут костры, то... веселятся. Общаются, убирают мусор. Иногда Сонн тоже хотелось пообщаться, но ни с кем из местных, кроме Корнелия, она не зналась. И то — из-за его навязчивого флирта.

Девушка проглотила очередной ком, усаживаясь на ступеньки возле дома. Ветер нёс запах сирени с далёких соседских участков — мягкий, вкусный, сладкий, едва ощутимый. Им было хорошо дышать, края гнойной раны чуть заветривались и болели не так интенсивно. Едва слышно трещали высоковольтные провода.

В будке раздался какой-то скрежет, и через пару мгновений оттуда высунулся пёс, с грустным недоумением глядя на хозяйку. Тихо подошёл, начал обнюхивать руки, затем принялся их лизать, тыкаться мокрым носом в тёплые ладони.

— Что такое, хороший мой?.. — дрожащими губами спросила Сонн. — Что ты, милый?.. Беспокоишься за меня, да?.. — она принялась гладить его голову со светлой шелковистой шерстью, а собака всё пристраивалась ближе. Тянулась мордой к лицу в попытке слизнуть случайные слезинки. — Ну чего ты?.. — голос дрожал. — Я в порядке, родной... в порядке...

В конце концов, не выдержав, девушка схватилась руками за тело пса, уткнулась носом в шерстяную шею и тяжело, горько разрыдалась. Тот протяжно заскулил, всё ещё пытался тыкаться носом, помогал себе лапами.

— Я в порядке, хороший мой... — всё ещё бубнила Сонн. — Чего ты так разволновался?.. — бледные пальцы гладили собаку по спине. Раздавались частые всхлипы. — Всё хорошо... — дрожащим голосом, словно мантру, повторяла девушка. — Я тебя люблю, пёсик мой...

В лесопосадках пел соловей. Небо над далёким городом всё ещё казалось чуть-чуть оранжевым, и там, где тысячи окон горели светом жёлтых ламп, берегли свой хаос люди. Должно быть, всем им бывало страшно одиноко.

Иногда.

* * *

«Как убедить мужа сходить к семейному психологу»

«Что сделать, чтобы муж стал мягче — советы психолога»

«Как быть, если не сходимся характерами»

«Сколько стоит госпошлина на развод»

Красными от недосыпа глазами Сонн таращилась во двор, пристроившись на прохладном подоконнике. Пальцы скользили по экрану смартфона, куча статей навязчиво пестрела рекламой о продаже курсов семейного счастья. Под веками пролегли уродливые синяки, раскалывалась голова.

Болезненное бремя красоты

Какой-то странный в доме запах. Арн чуть скривился и принюхался, затем рефлекторно опустил глаза на тёмную деревянную стойку для обуви. Прищурился, затем резко раскрыл глаза. Мужские туфли — кожаные, чуть затёртые с носков. Челюсти смыкались сами собой. У них что, гости? Но кого Сонн могла приволочь в гости в такой час и, главное, зачем?

Сверху раздавалась какая-то возня. Сами собой напрягались мышцы в теле, дыхание учащалось. Глаза скользили по поверхности блестящего орехового паркета. Бауэр стал быстро подниматься наверх.

Странный запах всё усиливался. Становился более едким и отчётливым, напоминал мужской антиперспирант средней ценовой категории с сильным ароматическим компонентом. Настолько сильным, что свербело в носу.

Резко послышались шаги — словно кто-то бежал вдоль по коридору. Звук распахнувшегося окна, что ударилось о стену. Шум воды.

Арн заскочил на этаж, включил свет и вытаращил глаза.

Возле двери в спальню, опираясь на стену, на дрожащих ногах стояла Сонн. Всё пыталась прикрыться болтающимся полотенцем, в ужасе глядя на пол. Вздрагивали губы, мокрые ресницы. Увидев мужа, девушка облегчённо выдохнула. Хотела было побежать навстречу, но тут же схватилась за стену и замерла. Её тошнило, она едва сдерживала тяжелейшие рвотные позывы.

Мужчина медленно осмотрел коридор: смятый бежевый ковёр, раскрытое окно. В помещении гулял ветер, разносил остатки мерзкого парфюма. Чуть трещали на потолке встроенные круглые лампы.

Он медленно подошёл. Железной рукой взялся за ручку двери спальни жены.

Щелчок.

Бауэр заглянул внутрь, и меж бровей пролегла глубокая морщинка. Лицо исказилось от омерзения.

Полумрак. Привычные гардероб с резными вставками, комод, круглое зеркало над ним. Белые обои в бежевую полоску. Смятая постель, раскиданные подушки, одеяло, которое частично лежало на полу. Разлитая бутыль с вином возле него, содержимое которой волнами выливалось наружу, впитываясь в мягкий белый ковёр. Запах лёгкого алкоголя. Несколько использованных презервативов у кровати с вязким, тошнотворным содержимым, поблёскивающим в свете мутной луны.

Девушка также застыла в дверном проёме своей комнаты, отшатнувшись от этого зрелища. Вновь подкатывала тошнота, тряслись ноги, руки. Тело бил мелкий тремор.

— Арн, я не знаю, что это, — шёпотом говорила Сонн. — К нам в дом влез человек. Он набросился на меня, когда я вышла из ванной, — голос срывался. — Я клянусь, я не знаю, что это. Набросился и почти сразу сбежал, когда ты пришёл.

— Босиком? — хрипло, с мерзкой улыбкой спросил мужчина.

— Нет, он был в обуви... — В горле встал ком. Девушка зашаталась и попыталась ухватиться за мужа, однако тот брезгливо отошёл на шаг в сторону.

— Ты… меня за дурака держишь? — В голосе слышалась едкая, пренебрежительная ирония. — Вот куда ты ходишь гулять всё время. Шлюха. Мразь.

— Арн... — Она продолжала вздрагивать, опираясь рукой о стену. — Я клянусь всем, что у меня есть, это какой-то абсурд. Я принимала ванну. Я принимала ванну, а тут были какие-то шаги… Наверное, тогда он делал всё это.

— Вода всё ещё налита? — ледяным голосом спросил Бауэр.

— Нет... — В воздухе раздавались редкие всхлипы. — Я слила её. Я думала, это ты пришёл. Этот человек имел запись твоего голоса на диктофоне.

— Сонн, ты полная дура, — мужчина с яростью опустил глаза на жену, едва сдерживая гнев. — Так открыто изменять… На что ты надеялась? Что потрахаешься, проводишь любовника — и всё на этом? Просто… клиническая идиотка. И выдумки как у трёхлетнего ребёнка. — Он резко схватил жену за шею, откинув той мокрые волосы назад.

Та издала тяжёлый хрип. Посинело в глазах, в очередной раз пробил тремор. На шее, груди, ключицах пятнами красовались свежие кровавые засосы.

— Он накинулся на меня в коридоре... — сипела она, видя, как муж рассматривает её верхнюю часть тела. — Арн, пожалуйста… я прошу...

Тот резко отпустил. Она закашлялась и отшатнулась к стене. По виску стекал холодный пот, вновь накатывала тошнота. Сонн шокировано таращилась на пол, не в силах отдышаться. Лицо раз за разом искажалось, девушка из последних сил держалась, чтобы не разрыдаться. Голова не принимала весь тот сумбур, что в одночасье случился, не принимала и не понимала. Словно то был тяжёлый, мерзкий сон. Безумный кошмар.

— Я никогда тебе не изменяла, я клянусь, — хрипела она. — Клянусь всем, что у меня есть.

— А знаешь... — Арн прищурился. — Ты права. Нам стоит развестись. Мне не сдалась шлюха в качестве жены. Мало того, что шлюха, так ещё и феерически тупая. Скажи, ты так хотела детей, что пытаешься залететь от кого угодно? Или ты так снимаешь напряжение после случки со «злым» мужем? — В комнате раздался едкий, озлобленный смех. — Видеть тебя не хочу. Слышать. Исчезни отсюда.

— Арн!!! — с хрипом закричала Сонн, схватившись за рукав его чёрной рубашки. — Ничего не было! Я чем угодно могу поклясться, что ничего не было!!! Я всегда любила только тебя, тебя, хотя ты говорил мне такие вещи, какие животным не говорят!!

— Пусти меня, — рычал мужчина.

— Просто послушай…

— Я сказал: отпусти меня! — Бауэр замахнулся тыльной стороной ладони, и тут же послышался звон тяжёлой, хлёсткой пощёчины.

Семь лет в пепел

Ноги ощущались ватными. От нервов закружилась голова, но девушка устояла, когда вылезала из автомобиля. Муж тяжёлым, режущим взглядом провожал её до самого дома. Сонн чувствовала, словно осы роились в животе. Отчего-то страшно было проходить мимо него, будто Арнст вот-вот должен был наброситься, схватить за шиворот и потащить в дом. Никогда так не делал, но его взгляд пугал, а воображение рисовало именно такие картины.

Лицо любимого человека казалось ненавидящим, насмехающимся и пустым. Она пыталась твердить себе, что он был любимым в прошлом — сейчас всё это ничего не значит. Даже если бы не подстава, Бауэр всё равно планомерно долбил её самооценку, обесценивал, унижал. Несколькими словами мог загнать под плинтус и отвернуться, словно так и должно быть.

Стоит ли скучать по такому человеку? Стоит ли что-то ему доказывать? Когда Сонн вспоминала, что он делал, что говорил… когда вспоминала, кто перед ней, становилось немного легче. Быть может, в перспективе злонамеренный аноним оказал ей большую услугу.

Как только девушка вошла внутрь, говор на кухне стих. Дом был в полном порядке: вся мебель на своих местах, чисто, свежо. На окнах висели новые сиреневые шторы. Судя по всему, Арн быстро прибрал последствия собственного психоза перед приездом адвокатов. Ничто не должно их смутить — даже если таким образом один злой человек выплескивал эмоции в одиночестве и никто не пострадал.

Даже подозрительный взгляд в свою сторону Бауэр не мог стерпеть. Репутация была одной из тех вещей, которой он дорожил сильнее всего. В какой-то мере развод — тоже пятно на репутации, но блеклое и незаметное, если учесть, что развод из-за измены жены.

Пятно на репутации. Только и всего.

За круглым деревянным столом на кухне сидели трое человек в костюмах. В корзинке в центре стояли нетронутые вчерашние лимонные кексы, тёмно-красные шторы слегка поднимались от сквозняка. Блики скользили по лаковой поверхности кухонного мебельного гарнитура из светлой липы.

— Миссис Бауэр, — сходу сказал один из мужчин среднего возраста, чья коротко стриженная борода была с небольшой проседью. — Каковы ваши требования, претензии? Вы принимаете позицию вашего мужа?

— Позицию насчёт чего? — сдавленно прошептала Сонн.

— Насчёт раздела имущества, конечно. За отсутствием брачного договора... Так или иначе, вы, миссис, не работали последние годы и жили полностью на обеспечении мужа. Это актуальная информация? Или вы можете предоставить трудовой договор?

— Не могу, — девушка проглотила ком. — Я правда не работаю официально. Плачу налоги за диджитал-продажи по востребованию.

— Понятно всё с вами, — довольно протянул адвокат. — Развод состоится по причине измены с вашей стороны, правда же?

— Я не изменяла, — тут же выдала Сонн, но сразу себя одёрнула. — Хотя, если так считает мой муж — пусть так. Я не буду судиться, мне ничего от него не нужно. Я ни на что, ни на какое имущество не имею претензий.

— Готовы подтвердить это своей подписью и письменным отказом? — Мужчина вскинул брови. Нарочитая, фальшивая улыбка становилась жабьей.

— Да, — одними губами ответила девушка. — Я напишу, что скажете. Арну принадлежит всё здесь, всё, что он заработал. К этому заработку я не имею никакого отношения. У меня есть только одна просьба, — взгляд потемнел. — Хочу… забрать собаку. Всё, на этом.

— Забирай, — тут же послышалось из-за спины.

— Мистер Бауэр, вы уверены? — осторожно спросил адвокат.

— Абсолютно. Она любит побегать по полям — вот пусть собака составит ей компанию. Я, по своей природе, домашний человек, — послышался мерзкий смешок, от чего девушка вздрогнула. Опустила глаза, чуть дрогнул уголок рта.

Для кого она собирала корзинки с фруктами все эти годы? Позади стояло ядовитое чудовище, которое не упускало шанса её поддеть. Арн не мог расстаться спокойно. Просто не мог, и ей, должно быть, стоило радоваться, что не она — те сорванные ночью шторы. Не она — та расколотая пополам тарелка.

— Я подпишу отказ, — хрипло продолжила девушка. — И буду бегать по полям — это уже моё дело. Мистер Бауэр больше не будет беспокоиться о моих пятках.

— Рад видеть вашу сговорчивость, — мужчина достал из объёмного портмоне несколько бланков. — Прочтите, и если согласны — подпишите, будьте так любезны. — Он вздохнул, глядя на практически бывших членов одной семьи. — Итак, мистер, миссис... С завтрашнего дня у вас есть тридцать дней. Если по какой-то причине передумаете разводиться или надумаете всё же идти в суд... — Вздох. — Либо не появляйтесь по указанному адресу в назначенный час, либо отзывайте документы. Можно в одностороннем порядке. Тогда наша с вами встреча состоится повторно.

— Вряд ли это произойдёт, — Арн растянулся в широкой, мерзкой улыбке. — Спасибо за оперативное реагирование, господа.

Мужчины повставали со своих мест, и Сонн медленно подняла брови. Она даже не думала, что всё будет так быстро. Так просто и так… не скандально, если не считать «булыжники», которые словесно кидал муж в её «огород». Всё ещё ощущалось, как Бауэр испепелял взглядом её спину, как заходился в собственной злобе и стирал зубы в пыль от челюстного нажима.

В какой-то мере было страшно оставаться с ним наедине после случившегося, но девушка силой воли брала себя в руки. Если к нему не подходить — то… ничего и не сделает. Не трогай лихо, пока оно… злобно косится в твою сторону, но не спешит нападать первым. Не трогай. Быть может, повезёт.

Праздник лицемерия

Она слышала, как хлопнула входная дверь, и вздрогнула. Не хотелось сталкиваться с мужем у входа, не хотелось идти вместе с ним по улице рядом, слышать циничные шутки и сарказм. Всё внутри царапало оттого, что он пошёл, хотя это больше… не её забота. Её забота — позаботиться о своей безопасности в сложившейся ситуации. Арн… пусть идёт. Пусть развлекается, пусть делает что захочет. В конце концов, они подали на развод.

Что надеть на неформальную вечеринку у соседки, которая созывала к себе всю округу? Возможно, сегодня, всё же, рубашка с шортами будет выглядеть совсем гротескно. Порывшись в шкафу, девушка достала оттуда прямое чёрное платье до колена, которое не надевала уже тысячу лет. А что? Вроде как классика. В таком можно и на вечер сходить, и в город выйти. Как говорится, и в пир, и в мир, и в добрые люди. Сонн не очень-то любила платья, у неё их было всего два. И это, как ей казалось, больше подходило по случаю. Вслед за платьем она достала из шкафа небольшие туфельки на квадратном, приземистом каблуке. Совсем не вызывающе — и не кеды. И… не босиком, что самое важное.

Волосы разрозненными прядями лежали на спине, кое-где были заплетены в случайные тонкие косички с головками цветов. Совсем не подобает такому платью, но Сонн махнула на это рукой. Всего лишь в гости к малознакомой соседке, где будет ещё куча людей. Не стоит этот поход ни макияжа, ни лаковой причёски.

Спустившись на первый этаж, девушка нервно высунулась в окно. Мужа уже не было, и сегодня от этого было… легче. Как ни странно — легче.

Ноги подкашивались в неудобных туфлях, хотелось плюнуть, снять их и дойти до праздника босиком. Мягкая сухая трава была в этих краях гораздо менее разрушительна для нежной кожи, чем некоторая обувь. Очень хотелось плюнуть, однако Сонн держалась. Что подумают гости? Не нужно ей сегодня лишнее внимание.

Внизу, дальше по склону, раздавалась лёгкая электронная музыка. Сегодня она перебивала собой пение соловья, беспорядочный треск проводов, шум цветов. Двадцать шестой дом был одним из немногих, который обнесли высоким, прямым, деревянным забором. Зачастую люди здесь заборы не строили и прятаться не пытались.

От волнения подводило живот. С каждым шагом к нужному дому сердце всё сильнее стучало в груди, глаза носились по бордовой черепичной крыше. Не покидало чувство, что слышался ещё и разрозненный говор, а значит, Патриции действительно удалось собрать у себя кучу гостей. Стыли влажные от нервов ладони. В любом случае Сонн будет выглядеть сегодня глупо. Пришла без мужа, который уже должен был быть там, слегка опоздала. Наверняка Арн уже бросил что-то про развод.

Девушка поёжилась.

Темно-красные железные ворота на участок были раскрыты настежь, и сквозь них хаотично ходили люди. Смеялись, тут же заходя назад. Пахло жареным на гриле мясом, дымом и каким-то алкоголем. Судя по всему, многие из приглашённых приходили сильно заранее, чтобы помочь красавице устроить торжество.

Сонн неловко заглянула на участок. Крупная дорожная красная плитка вела от ворот прямо к гаражу, а с левой стороны от этой дороги, среди аккуратно стриженных кустарников и карликовых деревьев, стояли люди. Небольшими группками что-то активно обсуждали, смеялись. В центре двора перед домом находился мелкий круглый бассейн с розовой подсветкой, правда, там никто не плавал. Вода пахла едким хлором — сильнее, чем было задумано, — так что к ней вообще не хотелось подходить. Широкая веранда дома была увешана светлыми, жёлтыми гирляндами, сквозь панорамные окна внизу просвечивалась кухня.

Никого из этих людей Сонн не знала. В основном молодые — от двадцати до тридцати лет, ещё четверть гостей была примерно от тридцати до сорока. Тяжело было осознать, что в районе, среди посадок и холмов, жило так много народу, и каждого из них можно неофициально назвать своим соседом. Иногда складывалось впечатление, что девушка жила на отшибе, в глуши, но сейчас полчище незнакомцев вылезло словно из-под земли.

Мужа среди них не было видно.

Она пыталась зацепиться хоть за чьё-нибудь лицо, узнать хоть кого-нибудь. Чужие глаза неустанно на неё натыкались, бегло осматривали лицо, тело. Те, кто видел Сонн, начинали ухмыляться. Провожали заинтересованными взглядами, иногда подмигивали. Она рефлекторно отходила от них в сторону, затем нервно улыбалась, грустно глядя вниз. Холодный ветер обдувал худые обнажённые предплечья — становилось холодно.

Даже Корнелия не было видно, хотя он с братом обязан был быть где-то тут. Девушка неуклюже топталась на месте, размышляя, как глупо будет подходить и спрашивать: «Извините, а у вас обувь не пропадала, часом? Я пытаюсь понять логику моего сталкера, чтобы закрыть вопрос о собственном преследовании, спасибо».

Внезапно где-то у входа в дом мелькнул знакомый силуэт, отчего Сонн вздрогнула. Арнст. В одной из множества своих чёрных рубашек, в чёрных джинсах. Стоял, премило улыбался, глядя на…

Девушка прищурилась. Патриция? Плохо помнилось, как та выглядела, но, вроде бы, то была именно она. Настоящая королева своего бала — в блестящем, тёмно-красном платье с мелкими пайетками, которое сидело точно по фигуре и кончалось немного ниже, чем начинались ноги. Мужчина качал в руке бокал с вином, прикрывал глаза и… что-то рассказывал. Вряд ли отпускал шутки в адрес хозяйки, скорее уж правда что-то рассказывал, возможно, даже пытался заинтересовать.

В горле распухал ком. Оказывается, Арн не такой уж и затворник, каким позиционировал себя много лет. Сонн не могла понять, почему, но чувствовала бессильную боль и опустошение. Хотелось отвернуться, но она смотрела на это зрелище словно под гипнозом.

Ненужная нелюбимая жена

Кондиционер в машине согревал, волосы обсыхали, и, несмотря на бокал вина, Арн всё равно сел за руль. Молча таращился на пустую вечернюю дорогу в город. Час пик давно прошёл, ветер гонял случайные травинки и лепестки цветов по асфальтовому покрытию. По небу разрозненно проступали яркие ночные звёзды.

Она без эмоций смотрела в окно — на далёкие ветряные мельницы, вернее, на их чёрные силуэты. Ёжилась, хотя руки согрелись. Иногда косилась на тёмный профиль мужа, прищуривалась, сжимая зубы.

«Он тебе изменяет. А ещё он убийца» — пульсировало в голове. Настолько категорично, что даже глупо, но именно из-за этой категоричности сейчас по телу шёл нервный озноб. Арн безэмоционально смотрел вперёд, казалось, ему было всё равно — смотрят на него или нет. Сонн чувствовала, как влажнели ладони. Просто дешевая манипуляция, но почему-то сердце больно сжималось в груди. Накатывал страх.

— Раз мы разводимся... — глухо заговорила девушка, теребя меж пальцев влажную ткань платья. — Скажи, ты… изменял мне когда-нибудь? Мне просто любопытно. И всё.

— Что? — Мужчина с усмешкой поднял брови. — Это типа… проекция? Или хочешь очистить совесть?

— Нет. Повторюсь, мне просто любопытно. — Зубы сжимались всё сильнее.

— Что будет, если я отвечу «да», и что будет, если отвечу «нет»? — Арн бросил холодный, насмешливо-снисходительный взгляд на жену. — Хотелось бы увидеть реакцию на оба варианта.

— Не уходи от ответа. — Сонн продолжала стискивать ткань платья. — Никакой реакции не будет, потому что мне всё равно. Меньше чем через месяц нашего брака тоже не будет. Это просто любопытство.

— Тогда и ответа не будет. — Он продолжал ухмыляться, глядя вперёд. — Какая разница, если мы вот-вот чужие люди? — Арн лязгнул зубами. — Тебе не всё равно, дорогая. Иначе бы этого вопроса не было.

— Ненавижу тебя, — вдруг выдала девушка, со злостью глядя на свои руки. — Ещё и ерничаешь. Ненавижу. Женись на своём телескопе — отличная пара будет. У него как раз есть, куда сношать.

— На ком я буду женат и кого буду сношать — не твоё грёбаное дело, — взгляд становился жутким. — Знай своё место, Сонн. Раньше оно было со мной в постели. Теперь — на улице. И только по своей милости я не вышвырнул тебя в тот же день.

— Моё место — подальше от тебя, Арн.

— Хоть в чём-то мы теперь с тобой солидарны, — он тихо, мерзко рассмеялся. — Хоть в чём-то.

Она, тяжело дыша, провалилась в свои мысли. Отчего-то не было благодарности за то, что муж выловил её из бассейна и повёз в больницу. Не обязан, но повёз. Однако приятно не было. Ощущалось так, словно злой отец схватил за шиворот дочь после удара и повёз лечить, попутно отпуская разного рода мерзости. Хотя, вроде, она начала диалог, но всё равно тоскливо. И что самое главное — легче не стало. Наверное, как-то, где-то, когда-то, с кем-то… теоретически, измена была возможна. Мог бы изменять человек, который её в грош не ставит? Легко, наверное.

От этих размышлений передёргивало. Арн злой. Довольно жестокий, циничный, жуткий. Всё время в браке Сонн пыталась добиться от него хоть каких-то чувств, какой-то теплоты, нежности, ласки — но не получала ничего, кроме: «Оставь меня в покое, я занят». Измена стала бы вишенкой на торте такого отношения. К чему были все эти годы? Ради чего? Ради наивной мечты изменить сформированного взрослого мужчину?

Больно. Прямо сейчас девушка думала, как было бы хорошо — мочь выбирать, кого любить. Полюбила бы солнечного доброго парня и жила себе счастливо. Но нет. В юности горячий озноб она ощущала, стоя рядом только с одним человеком, который так странно на неё смотрел. Вроде бы с симпатией, а вроде бы… свысока.

В больнице пахло привычно — антисептиками, спиртом. На ватных ногах Сонн бродила вслед за врачами, делая флюорографию, слушая встревоженные советы про возможность отёка лёгких. Как робот снимала платье, позволяя себя слушать, трогать свои конечности и лицо. Ей предлагали остаться в больнице на ночь, но она почему-то отказалась. Не покидало какое-то мерзкое предчувствие, нежелание оставаться одной. Даже если «не одной» значило вернуться к Арну в дом. Руки дрожали, но терапевт успокаивал, заботливо ткнув в ладонь рецепт с успокоительным и лёгким антидепрессантом. Её предупреждали о панических атаках после утопления, но девушка не думала, что ей это грозит.

Муж долго о чём-то говорил с доктором. Что-то записывал, щурился, качал головой. Затем подошёл к Сонн и мрачно кивнул на выход. Пора возвращаться.

— У тебя мог быть отёк мозга, — цедил Арн, глядя куда-то перед собой. — Врач сказал, тебе нужно отлежаться несколько дней и ничего не делать. Минимум. В тепле. Пена из лёгких может идти ещё примерно сутки. Скажи, как ты умудрилась кувыркнуться в бассейн?

— Меня толкнули, — глухо ответила девушка. — Сказала же.

— Как толкнули? Задели плечом? Подножку подставили?

— Руками со спины толкнули, прямо в воду. — Сонн сглотнула ком. — Кто-то хотел, чтобы я упала. Арн, скажи, кто меня трогал, когда я была в обмороке?

— Я трогал, — он прищурился.

— И всё?

— Тебя полрайона кинулась спасать, — мужчина закатил глаза. — Кто-то ноги придерживал, кто-то руку — я уже не помню. И какая, к чёрту, разница?!

— Никакой, — она устало опустила голову. — Забей. Мне… нужно побыть одной.

Нет

— Доброе утро, дорогая, — мужчина широко, мерзко улыбнулся. — Вижу, тебе уже лучше, да? Время звать на огонёк любовника, пока меня нет, правда? Удивительная скорость. — Ветер закидывал волосы назад. Арн запер машину ключом и медленно подошёл ко входу. — А ты у нас кто, блаженный?

— Доброе, мистер Бауэр, — ответил Корнелий и прищурился. — Оставьте свою паранойю при себе.

— Так она и так при мне, — улыбка становилась всё шире. — Не подскажешь, какого рожна ты топчешься на порожках моего дома?

— Я зашёл поговорить с Сонн, это и её дом, — гость отошёл на полшага назад.

— Нет, ребёнок, это мой дом. У Сонн нет дома, она бомж, — в улыбке показались зубы. — И живёт здесь только потому, что я ей позволил. Так что ты, прямо сейчас, забыл на порожках моего дома? Что-то хотел мне сказать? Ну, я весь во внимании.

— Вы разводитесь, так? — вдруг выпалил Корнелий, скрестив на груди руки. — Раз вы разводитесь, пусть Сонн поживёт у меня. Я не против, я только за. Вы не будете мозолить друг другу глаза и трепать друг другу нервы.

— Надо же, какой поворот... — Бауэр медленно поднял брови, и было едва заметно, как задёргалось его нижнее веко. Кулаки на руках сжимались сами собой. — Проваливай отсюда, мелочный недоумок. Ты мазохист — подбирать за мной объедки? Тебе это нравится? Или женщины без неудачного брака тебе не дают, м?

— Да куда уж мне, — с сарказмом прошептал Флорес. — До вашей непревзойдённой маскулинности. Вам, наверное, все дают. Начиная от самок человека, заканчивая коровами и козами.

— Мне даёт женщина, которой ты нахрен не сдался, — Бауэр сверкнул глазами. — Этого вполне достаточно. А тебе, я полагаю, не даст даже корова или коза. — Смех. — Ты для них даже не пахнешь как особь мужского пола.

— То есть не пахну как козёл? — Корнелий щурился всё сильнее. — Очень хорошо.

— Не пахнешь тестостероном, — Арн наклонился над гостем. — У тебя хоть член есть? Или он втянулся в полость таза, пока мы разговаривали? Ребёнок, я вот что тебе скажу: мои вещи — это мои вещи, запомни. Претендовать на мою вещь ты можешь только тогда, когда я сознательно отправлю её на помойку. Усёк?

— Сонн — не вещь, — прохрипел Корнелий. Лоб поблёскивал от нервного пота, но всё равно молодой человек заставлял себя парировать в диалоге. Что может быть хуже, чем унижение, которое будет видеть понравившаяся девушка?

— О, вот, значит, как? — Бауэр состроил притворное удивление. — Раз она, в твоём понимании, не вещь, почему ты не спросил её? Хочет она переехать к тебе или нет? Ты стал отпрашивать её у меня, значит, ты смотришь на неё как на вещь, лицемерная гнида. — Он прикрыл глаза. — Давай на чистоту. Она действительно не вещь, но я её муж, и я несу за неё ответственность, так что...

— Арн, — прошипела Сонн, стоя в дверях. — Неси ответственность только за себя. А если тебе просто необходимо её за кем-то нести, то пусть мистер Флорес к тебе переедет. Правда ведь, Корнелий? Ты же не против въехать сюда вместо меня? — Она зло прищурилась. — Извини, что забыла спросить. Я думала, ты не против, тебе самому это нужно. Просто ты ещё не осознал. Вот переедешь — начнёшь ценить. Можешь заниматься тут любыми делами, какие только придут в голову, мистер Бауэр всё равно вечно сидит в своей комнате. Почему у тебя такое лицо? Он не притязателен, у него есть свободное место.

— Сонн, не ломай комедию. Иди в дом, — стальным голосом произнёс Бауэр. — Иди. В дом.

— Ладно, Арн, — она горько улыбнулась. — Я сама отправлю себя на помойку, не утруждайся. — Она медленно развернулась и пошла в дом.

А что? Сумки собраны. Документы сложены, деньги готовы — можно и отчаливать. Отвязать собаку, прогуляться до шоссе. Вызвать там себе такси, уехать в город, который сильно изменился за все те годы, что она провела вдали от него. От ядов, которыми поливали рану униженной невзаимной любви, пришла пора избавляться. Она — не вещь, даже если самоуверенные, озлобленные индивиды так считали. Пусть считают — это уже будет не её ума дело. Можно назвать себя хоть царём земли или её. Будет ли это соответствовать действительности?

Вещью можно быть лишь до тех пор, пока человек сам себя ею считает. Но Сонн не нравилась такая роль.

Ноги сами несли её на второй этаж. Дверь чуть скрипела от сквозняка. Девушка вошла в комнату и перекинула через плечо большую спортивную сумку. Не так уж и много вещей, как оказалось. С остальными пусть Арн делает что хочет — хоть выбросит.

Если рану долго не лечить — может начаться заражение крови. Сепсис с гнойными метастазами.

Глаза блестели в случайном свете, подбородок вздрагивал сам собой. Опускались уголки рта. Девушка бросила ноутбук в сумку, повесила на шею фотоаппарат. Самое важное — с ней. Всё остальное приложится. Как бы там ни было, даже если Дику первое время придётся пожить с мамой — главное унести себя. Всё остальное непременно приложится.

— Решила сегодня спать на вокзале? — послышался глухой голос у двери. Мужчина оперся на косяк, скрестил руки и прикрыл глаза.

— Сниму кровать в хостеле. Дик пока побудет у мамы, я думаю, она сможет взять его на пару недель, — отчуждённо ответила Сонн. — Прощай, Арн. Я… тебя любила. Но мне было с тобой так плохо, что лучше бы меня сбил автобус семь лет назад. Прощай. Будь счастлив.

— Поставь сумку, — он нервно прищурился. — Поставь сумку. Сейчас.

Загрузка...