Развод. Больше не люби меня

Глава 1

Саша

— Костя, ты закончил с завтраком? Отвезешь нас?

Муж активно печатает что-то в телефоне и не сразу отлипает от него. Поднимает взгляд на меня, да так и замирает с чашкой в руке.

— Что, прости?

— Я говорю, отвезешь нас с Милкой?

— Куда? — спрашивает так, будто забыл, что я говорила вчера.

А ведь я накануне рассказывала о планах на сегодня. Хочется закатить глаза, но мне не до того.

Вместо этого подхожу ближе и оплетаю мужа за шею руками, целую в колючий подбородок:

— Ты меня совсем не слушаешь, да, милый?

Костя кладет руку мне на талию и прижимает к себе скорее машинально.

— Да что-то я пропустил мимо ушей, походу. Куда ты хотела, чтобы я отвез вас?

— Милка выздоровела, я хотела взять справку и завтра отвезти ее в сад.

Муж берет чашку с недопитым кофе и отходит от меня, выливает остатки в раковину, а я машинально складываю руки на груди, лишаясь его тепла.

— Отвезу, само собой, Саш. Только прости, пойти с вами не смогу, в девять важная встреча с партнерами.

— Я все понимаю, Кость. У тебя работа, конечно. Мы вернемся на такси.

Подхожу к мужу со спины и обнимаю его. На секунду прижимает к груди мои руки и отстраняется:

— Пойду машину прогрею.

— Да, спасибо, — рассеянно провожаю его взглядом.

Что-то не так или мне кажется? Будто мои касания ему неприятны. Какая-то холодная отстраненность или он просто переживает перед важной встречей?

Заглядываю в комнату к старшему сыну. Ему четырнадцать.

— Федь, ты как, готов? Папа отвезет нас.

— Ага, — поднимается с кровати и подходит ко мне.

Федька у нас бунтарь. Что мы с ним только ни делали, но исправить это не выходит. Учится хорошо, а вот в остальном…

— Что с рубашкой?

Мятая. А я ведь полчаса назад отдала ему идеально отглаженную вещь.

— Да я че-то лег… ну и помялась, видимо.

— Федька-Федька, — стону.

— Ну мам, — фыркает и проходит мимо меня.

— Снова Татьяна Дмитриевна будет мне жаловаться на тебя, — бормочу уже привычно.

— Ей только дай повод, — усмехается.

— Так вот и не давай!

— Оно само, ма! — и улыбается во весь рот, гад.

Беру за руку Милку, младшую. Она уже давно собрана и готова к выходу. За неделю болезни дома ей стало страшно скучно.

— Поехали, дочь.

Дружно выходим на улицу, грузимся в машину. Федька сразу надевает наушники и закрывает глаза — он досыпает по дороге в школу.

— Наконец-то! — произносит муж, сидя за рулем машины, когда я открываю дверь, чтобы устроить в детское кресло Милку.

— Ну прости! Спешила как могла.

Дерганый Костя какой-то в последнее время.

Пристегиваю дочь и сама сажусь на переднее сиденье.

— Саш, вот скажи: почему машина моя, а коннектится с твоим телефоном в первую очередь?

Смеюсь и кокетливо веду плечом.

— Потому что твой железный конь, как истинный джентльмен, отдает предпочтение дамам!

Костя смеется уже более расслабленно.

— Ладно, давай врубай свою Асти.

Выезжаем. Сначала у школы высаживаем Федю, потом Костя останавливается у клиники.

Тянусь к мужу с поцелуем и говорю тихо, чтобы Милка не слышала:

— Федя сегодня ночует у друга. Я приготовлю твою любимую лазанью, устроим романтический ужин? Мы давно не оставались наедине.

Жду какой-то вау-реакции, но Костя реагирует скорее разочарованно:

— Посмотрим, Сашк. Работы до жопы, правда. Возможно, сегодня даже задержусь, так что не спеши готовить лазанью.

— Задержишься? — переспрашиваю растерянно. — Ладно.

— Пока, Саш, — целует меня спешно. — Я правда опаздываю.

— Да, конечно.

Рассеянно выхожу из машины и вытаскиваю Милу, медленно идем с ней по парковке. На телефон падает сообщение от подруги, и я, чтобы не печатать ответ, быстро записываю ей голосовое, а сама смотрю, как машина мужа выруливает с парковки, провожаю ее взглядом.

В клинике мы с Милой быстро берем справку, и я выхожу на улицу. Звонит телефон.

— Привет, Юль! — отвечаю подруге.

— Саш, я ничего не поняла, — ее голос нервно дрожит. — Это что такое было? Что ты мне там записала?

— В смысле? А ты разве не слышала?

— Я-то как раз хорошо слышала. Только не поняла, почему твой муж признается в любви какой-то Веронике и все это в голосовом, отправленном мне?

— Что…

Кусочки пазла медленно складываются воедино.

Век современных технологий на самом деле безжалостен. Под маской заботы и упрощения жизни человека может обнаружиться и обратная, неприкрытая сторона.

Например, когда твой телефон коннектится с автомобилем мужа.

Тебя в этом авто уже давно нет, а связь с динамиком есть.

Ты наговариваешь голосовое на улице, а телефон записывает то, что происходит в салоне автомобиля.

Например, как твой муж признается в любви другой женщине.

Дорогие читатели, добро пожаловать ❤️
Буду очень благоларна вам за лайк на книгу (для вас секунда, а для меня стимул)

Глава 2

Саша

Мила убегает в зону игровой, а Юля придвигается ближе и протягивает мне свой телефон.

— Вот. Видишь, сообщение от тебя.

Да, вижу. Мое сообщение.

Нажимаю на треугольник воспроизведения и вместо моего голоса раздается голос мужа, который звучит иначе. Мягко, даже ласково:

— Да, я знаю, зайка… Еду, я еду! Буду через двадцать минут... Жена попросила… Да, нужно было дочь к врачу отвезти… — интонация меняется и становится сладкой патокой. — И я скучаю по тебе, зайка… Люблю, Ника!

Верчу в руках телефон, не веря во все это.

— Сань, я не поняла ничего, — говорит Юля робко.

В глазах ее жалость.

— Ничего не понимаю, — лепечу бессвязно.

— Я сама не сразу поняла. Думаю, почему твой муж записывает мне такие сообщения, еще и шлет с твоего номера. А когда в конце он назвал ее Никой, стало ясно, что это какая-то накладка.

— Накладка… — повторяю болванчиком.

Это не накладка.

Это удар. В спину. С ноги.

Я с Костей с двадцати лет. Сколько всего у нас было, боже… через что мы прошли вместе. Съели вместе не один пуд соли. Осилили долгий путь в развитии бизнеса, встали на ноги. Вместе.

Ночевали на работе, экономили на всем.

Федькой я забеременела незапланированно. Ничего, жили. Поднимали его и поднимались сами. Берегли каждую копейку, пока наконец не стали нормально зарабатывать.

Семья Кости, как только узнала, что он связался со мной, по словам свекрови, деревенской лимитчицей, отвернулась от сына.

Вернее, поставила ему ультиматум: деньги или я.

Костя выбрал меня даже не раздумывая. Отказался от каких-то благ. Взял все в свои руки. Открыл продуктовый магазин. Потом второй, третий.

Он занимался налаживанием связей с поставщиками и закупками, я — кадрами и вела бухгалтерию.

Сейчас у нас сеть розничных магазинов, собственная торговая марка. Территория покрытия небольшая, но мы растем…

Мы…

А можно ли так сказать теперь про нас?

В общем, когда родился Федор и стало понятно, что у нас не примитивная интрижка, его родня возобновила общение с Костей. Меня же… меня скорее терпели.

— Кто такая эта Ника, ты знаешь? — голос Юли вытаскивает меня из мыслей.

— Ника? Нет, не знаю. — Ума не приложу.

— Может, секретарша?

— Нет, секретарю Кости под пятьдесят. Ее не Ника зовут.

Костя ни разу не упоминал это имя.

— Что будешь делать? — спрашивает Юля аккуратно.

Что я буду делать?

Шестеренки в голове не крутятся совсем. Там только скрип.

Сердце отказывается верить в происходящее, а мозг вопит о том, что это не может быть ошибкой. В каждой фразе Кости все было ясно и понятно, никакого двойного дна.

И слова о любви звучали отчетливо, даже слишком.

— Не знаю, Юль, — шепчу, глядя на дочь, скатывающуюся с горки. — Не знаю.

— Сань, мне на работу ехать надо, — Юля смотрит на часы. — Я только на час отпросилась.

— Конечно, Юль. Прости, что ты стала свидетелем…

— Чего?

Свидетелем моего позора.

А ведь я даже не придала значению его отстраненности. Занят на работе, много дел… я все понимала и не доставала мужа лишний раз.

Выходит, надо было лезть в душу, выискивать, добиваться правды.

Или все-таки я что-то не так поняла? Ну мало ли?

Дура ты, Сашка. Дура дурой.

Подруга уезжает. Я забираю Милу, и мы едем домой. Никак не могу найти себе места.

Включаю дочери мультики, а сама закрываюсь в спальне и потрошу вещи мужа. Проверяю на наличие каких-то улик, возможно чужих вещей или пятен на рубашке, но все выглядит как обычно.

Ничего предосудительного, никаких намеков на то, что у мужа другая.

Вечером, когда Федор уходит к другу с ночевкой, а мы остаемся с дочерью вдвоем, у меня звонит телефон. На экране высвечивается имя мужа.

— Да, — стараюсь говорить как ни в чем не бывало.

— Сань, мне сегодня нужно задержаться на работе, — голос мужа звучит как обычно.

— А я лазанью приготовила… — сделала я это скорее машинально, просто чтобы руки были чем-то заняты.

— Я же еще утром говорил: много работы, не успеваем сегодня все закончить. Жаль, конечно, что не смогу попробовать твою лазанью. Не жди меня к ужину.

— Понятно, — еле двигаю губами. — Хорошо.

— Все, я побежал. Пока, детка!

Не дожидаясь моего ответа, муж отключается.

Так вышло, что после того, как бизнес встал на ноги, я забеременела Милкой. Ей уже четыре, и я вполне могла бы вернуться на работу, но Костя настоял на том, чтобы я сидела дома.

Я не стала с ним препираться. Когда мы поднимали бизнес, упахивались до состояния овоща. Это потрепало мне нервы, подорвало здоровье. Так что я решила — почему нет?

Даже на работу к мужу перестала приезжать. Он все сам, теперь у него был большой штат на каждую функцию.

Кажется, настало время навестить его.

Звоню няне, с которой мы периодически оставляем Милу, когда нужно отъехать ненадолго, а сама переодеваюсь. Достаю красивое черное платье и туфли на каблуках.

С собой беру лазанью.

Скорее как предлог. Мало ли? А вдруг я приеду, а он там вправду разговаривает с подчиненными.

По дороге нервничаю.

Я чувствую, как моя жизнь рушится. Фундамент размывает дождем, а крепость превращается пыль. Это ощущение накрывает меня тяжелым одеялом, которое тут же начинает душить.

В офис меня пропускают. Охрана меня знает.

Иду в кабинет к мужу. Коридоры пусты, рабочий день давно окончен, персонал разошелся.

В приемной нет секретаря, свет приглушен, а вот из-под двери виднеется полоска желтого света и слышна возня.

Медленно нажимаю на ручку, но дверь не поддается. Закрылись.

Уже тут я понимаю, что это никакая не встреча с сотрудниками и внутри происходит явно не совещание.

У бессменного секретаря Кости порядок как в аптеке, запасные ключи лежат всегда в одном месте. Выдвигаю нижний ящик и из-под стопки бумаг достаю ключ.

Глава 3

Саша

Что есть измена?

Половой акт с проникновением?

Поцелуй? С языком, без? В щеку?

Виртуальный секс с взаимным обменом обнаженными фотографиями или же просто переписка об очень личном?

А может, достаточно взглядов, чтобы обвинить в измене?

Моему мужу отсасывают прямо на рабочем месте. Считается ли это изменой — ведь, по сути, он не делает ничего?

Над моим мужем старательно так работают ртом, чавкающие звуки раздаются на весь кабинет. Костя сидит в широком офисном кресле. Голова откинута, глаза прикрыты.

Одной рукой он держится за подлокотник, вторая рука находится в волосах девицы. Он сжимает ее волосы в кулаке, чтобы те не мешали тщательно вылизывать его член.

Заботливый какой.

Его лицо напряжено, видимо, кульминация наступит вот-вот. Меж бровей пролегла складка, челюсть плотно сомкнута, дыхание учащено. Вот почему мои ковыряния замка оказались не слышны изнутри. Тут чересчур увлечены друг другом.

Сколько мы вместе? Пятнадцать лет.

Пят-над-цать. Один, два, три, четыре… пятнадцать. Двое детей. Совместный бизнес, который мы поднимали с нуля, вдвоем. Нам никто не помог, ни единый человек. Дом. Две машины. Планы, планы, планы. Отпуск, дача, брекеты, школа для Милки — и так по кругу.

Меня будто разом покидают силы.

Приваливаюсь к дверному косяку.

Муж закусывает губу. Он вот-вот кончит.

— Мило, — произношу громко.

Сегодня, дорогой, ты точно не кончишь.

Голова мужа дергается. Он резко подается вперед, тут же подрывается на ноги, пытаясь натянуть брюки на стояк, но получается это не совсем хорошо. К тому же он затягивает в молнию прядь волос так усердно работавшей ртом девицы.

— Ай! — она вскрикивает.

Через пару секунд муж все-таки приводит себя в порядок и выпрямляется.

— Саша, — дышит быстро и нервно.

Глаза бегают от меня к девушке, от нее ко мне.

— Совещание, значит? — выгибаю бровь.

Хочется пойти проблеваться, ощущение такое, будто объелась тухлой рыбы. Так, чтобы внутренности наизнанку, чтобы избавить себя от мерзких ощущений.

Я ему, значит, дом, очаг, детей, надежный тыл. Всю себя на блюде.

А ему, получается, оно и не надо вовсе.

— Это… — у Кости бегают глаза.

— Дай угадаю? Я все не так поняла?

— Да!

Костя всегда был умным, грамотным мужчиной, который взвешивает в своей голове все «за» и «против», находя баланс и оптимальный вариант. Сдержан и дипломатичен.

Но кажется, сейчас что-то пошло не так…

Перевожу взгляд на девушку. Молодая. Двадцать-двадцать два года. Красивая и ухоженная, в дорогой брендовой одежде.

Смотрит на меня, взгляд непроницаемый.

У меня, конечно, не идеальные пропорции, как у нее. Нет у меня этих пресловутых девяносто-шестьдесят-девяносто. Но тем не менее я выгляжу хорошо и слежу за собой. Мне не в чем себя упрекнуть.

Насмотревшись тупых роликов в интернете, на баб, учащих, «как правильно», я не ношу дома растянутые футболки и шорты с пятнами, а стараюсь радовать глаз мужа.

А выходит, дело-то вовсе и не в этом…

Недостаточно быть хорошей женой, хозяйкой, матерью. Во всем поддерживать мужа и не отказывать ни в чем. Выдавать ему красивую картинку.

Этого всего недостаточно!

Мало прожить с ним пятнадцать лет, чтобы заработать хотя бы уважение.

Никто не застрахует тебя от того, что, будь ты хоть трижды идеальной, муж выберет другую.

Считается ли минет изменой? Да или нет?

На самом деле, ответ вовсе не важен.

Все это про другое.

Про предательство.

Про прожитую жизнь и гребаные лучшие годы. Про разбитое на осколки доверие и мое сердце. Про обесценивание чувств и ложь.

Костя молчит, ждет моей реакции. А мне, к собственному стыду и позору, хочется разреветься, как пятилетней девочке Тане, которая уронила в речку мячик, — с той лишь разницей, что сейчас я уронила в болото всю свою жизнь.

Не самостоятельно уронила, конечно. Помогли.

Вот они, два помощничка передо мной.

Когда я ехала сюда, думала, что, если застану мужа на собрании с коллегами, извинюсь, оставлю лазанью и уеду домой.

Если увижу мужа с другой, то устрою скандал. Разгромлю весь кабинет, обматерю мужа и его пассию. Устрою ему настоящий хаос в жизни.

Педант Костя не переносит, когда в его жизни бардак. Даже его гребаные трусы я складываю треугольником, потому что так они не мнутся.

Но сейчас я понимаю, что если не уйду, то с позором разревусь. Перед девкой этой, перед мужем-предателем.

Показывать слабость нельзя. Тот, кто еще утром был самым дорогим, теперь враг.

Медленно отлипаю от двери и шаг за шагом иду по прямой, к мужу и стоящей рядом девушке. Та сразу дергается, отступает на шаг назад и заходит за моего мужа.

Ее жест дает мне понять, что у них не просто интрижка. Между этими двумя нечто большее, чем просто секс. Она знает, что Костя ее защитит при необходимости.

Ноги ватные, на высоких каблуках двигаться непросто, но я мысленно уговариваю себя держаться. Тут иначе нельзя.

Подхожу вплотную к столу, взвешиваю в одной руке стеклянную форму с лазаньей.

— А я тут тебе, милый, ужин принесла. Думала, голодаешь, наверное, бедненький. А ты мало того, что не голодаешь, так еще и девушку накормил, — намекаю на минет. — Молодец какой. Значит, лазанья не пригодится.

Не дав себе ни секунды усомниться, выставляю руки и переворачиваю форму.

Лазанья с чавкающим звуком вываливается на стол мужа. Куски попадают на клавиатуру, мышку, бумаги и его телефон.

— Пиздец!.. — орет Костя и хватается за голову.

А я отшвыриваю в сторону форму. Та совершенно случайно попадает в напольную вазу, и оба предмета разлетаются на мелкие кусочки. Эта акция спланирована не была, но так даже лучше.

— Саша, еб твою мать! Что ты тут устроила?! — орет муж и принимается носиться по кабинету как угорелый.

Глава 4

Саша

Из офиса мужа я выскакиваю как ошпаренная.

Минуя охранников, с интересом поглядывающих на мое зареванное лицо, вылетаю на улицу и сажусь в свою машину, тут же завожу мотор и срываюсь с места, будто за мной гонится стая чертей.

Бесцельно мотаюсь по городу.

Я теряю себя сегодня и не могу понять, куда двигаться дальше.

Еще вчера все представлялось ясным, я знала, что будет завтра, послезавтра. А сегодня я оказываюсь в тупике.

Мне не страшно остаться одной, я никогда не буду одна. У меня есть дети, родители, бабуля, сестра.

Мне страшно осознать, что мой горячо любимый, тщательно оберегаемый мир, моя крепость рушится. Столько лет сметаются в бездну похотью мужа.

Я катаюсь час, второй. Няня давно отписалась, что уложила Милку спать, так что дома меня никто не ждет.

Торможу у окошка фастфуда, становлюсь в очередь за другими тачками. Она идет полукругом, поэтому я вижу машины, которые стоят передо мной.

Везде парочки. Молодые парни и девчонки. Кто-то целуется, кто-то смеется. Всюду кипит жизнь, у них все впереди. Они еще не думаю о том, что, возможно, через пятнадцать лет застанут мужа со спущенными штанами и девицей на коленях перед ним.

Кто ж думает о таком, когда бабочки, единороги и все в этом духе? В счастливые моменты мысли лишь о свадебных платьях, кольцах и клятвах. Чтобы, как положено, и в горе, и в радости.

И непременно до конца своих дней.

Чушь собачья на постном масле!

Подходит моя очередь. Беру себе кофе и бургер, забираю заказ и заезжаю на парковку. Выхожу из машины, опираюсь о капот и медленно жую резиновую булку.

Молодняк дрифтует на парковке, крутят жучка, как они говорят. Воняет жженой резиной и плесенью, покрывшей мою жизнь.

На улице свежо. Лето настанет только через неделю, и ночи прохладные.

Выбрасываю мусор и сажусь обратно в машину, медленно выезжаю по направлению к дому.

Я не знаю, приехал Костя или нет. Может, решил не обламывать себя и закончить начатое?

Как бы ни хотелось исчезнуть с лица земли, но никто не решит эту проблему за меня. Надо возвращаться и посмотреть правде — или точнее предателю в глаза.

И думать о том, как жить дальше, тоже нужно.

Еду нарочито медленно, оттягивая момент истины, а когда приближаюсь к дому, вижу машину мужа. Машины няни нет.

Значит, Костя вернулся и отпустил ее.

Щелкаю сигнализацией и прохожу за калитку, открываю дверь и тут же попадаю в освещенный коридор.

Скидываю туфли, быстро прохожу в гостиную.

— Саша! — рявкает муж, но я, не обращая внимание на его крик, пролетаю мимо и закрываюсь в ближайшей ванной.

Не хочу, чтобы он видел меня с размазанным макияжем и заплаканной.

— Александра! — бьет кулаком в дверь. — Немедленной открой!

— Хватит орать! Милу разбудишь, — отвечаю ему. — Через пять минут выйду.

Костя отходит от двери, а я смотрю на свое отражение.

Мама дорогая. И я в таком виде каталась по городу?

Идеальные стрелки растеклись, тушь осыпалась комками, тени размазаны по коже. Лицо красное, капилляры в глазах видно невооруженным взглядом.

Тщательно умываюсь и снова смотрю на себя. Конечно, следы от слез видны. Скорее всего, их будет видно и завтра, но хотя бы остатки боевого раскраса ушли.

Выдыхаю и говорю себе:

— Ты справишься, Александра.

Расправляю плечи и выхожу из ванной.

Костя сидит в кресле. На подлокотнике у него стакан с коньяком. Галстука на муже нет, рубашка мятая, с оранжевыми пятнами от лазаньи.

На руке пластырь.

В том, что убирал бардак, устроенный мною, он самостоятельно, уверена на сто процентов.

Костя никогда бы не понес сор из избы и не позвал уборщицу, чтобы она навела порядок в его кабинете. Интересно, девица помогла ему или он сам, собственными рученьками, убирал жирную массу со стола.

На Косте нет лица. Под глазами мешки, взгляд бесцветный.

Я сажусь в кресло напротив и закидываю ногу на ногу, смотрю на мужа в упор.

Буравим друг друга взглядами. Запал пропал у обоих.

— Давно у тебя интрижка с ней?

— Месяц, может два, — тихо отвечает муж.

Киваю.

— …и ты трахаешь ее прямо на рабочем месте. Фу-у, Завьялов. Как тебе, нормально? Не стыдно? А потом к тебе в кабинет приходят уважаемые люди. Или что, адреналин так кайфово разгоняет кровь из-за страха быть застигнутыми врасплох?

Желваки Кости ходят от злости, он залпом выпивает коньяк и даже не морщится.

— Тебе не понять меня, Саша, — смотрит исподлобья. — У тебя кругозор сузился до двухсот метров нашего дома. А я живу в большом мире и работаю в корпорации, где есть девушки. Молодые, такие, что мозг взрывают одним взмахом ресниц.

— Так вот чего тебе не хватало? Чтобы мозг выносили? — делаю над собой усилие и усмехаюсь, хотя хочется заорать от боли.

— Не утрируй. Я про другое, — качает головой.

— Кость, у тебя просто член встал на молодую цыпочку, которая тут же поспешила раздвинуть перед тобой ноги да заглотить поглубже.

Муж морщится.

Как человек, воспитанный в более интеллигентной среде, он всегда бесился, когда я скатывалась до, как он это называл, деревенского слэнга. Но во-первых, я и есть из деревни и не строю из себя городскую цыпочку, а во-вторых, это называется правда.

Просто неприятно, когда ее вываливают прямо в лицо. Но разве это мои проблемы?

Стучу пальцами по подлокотнику кресла:

— Я думаю, самое время тебе начать рассказывать о любви к своей ненаглядной Веронике.

Костя фыркает и закатывает глаза:

— Естественно я не люблю ее, — замирает. — Подожди, откуда ты знаешь, как ее зовут?

— Я телепат.

— Саша!

— Мучайся теперь, Костя.

Муж подается вперед, ставит локти на колени и хватается за голову:

— Кто тебе донес? Тимофеев, да?! Он, урод?

— Вау, — округляю глаза. — Твой зам, выходит, знает. Раз знает он, то и его жена тоже. А также, видимо, все ее подруги. Кто еще, Костя?

Глава 5

Саша

Я ему так и говорю:

— Ну и скотина же ты, любимый.

Костя кривится.

— Называй как хочешь. Заслужил, знаю.

— О, ты так щедр! — кладу руку на грудь, изображая сердечную благодарность.

— Прекрати паясничать! — рявкает на меня и переводит дыхание, пытаясь говорить спокойнее. — Я мужчина, Саша, понимаешь? По своей природе мы полигамны. У льва вообще прайд львиц.

— Вот только ты не лев, а козел.

Тяжелый вздох.

— Жизнь проходит, Саша, — произносит он мрачно. — У меня половина головы седая. Артириты, простатиты, а у меня кроме тебя, можно сказать, и не было никого. Мне захотелось попробовать что-то новое. Еще когда я начинал интрижку с Никой, знал, что это на месяц-два, не больше. Развеюсь, и все вернется на круги своя. Ты не узнаешь, и у нас все будет по-старому, как раньше.

— Как раньше, — смакую эти два слова, пробую их на вкус, понимая, что ничего, кроме тухлятины, не чувствую. — Ты ей в любви признавался, Костя.

— Слушай, она юная и наивная, — отвечает раздраженно. — Для них, молодых, эти слова означают не то же, что, например, для тебя.

Например, для меня, старой и дряхлой, — читается подтекст.

— Я ляпнул раз, Ника прицепилась к этим словам. Я ей их выдавал по требованию, чтобы раскрутить быстрее. Но никакой любви в классическом понимании нет, Сашка. Ну трахнулся я пару раз с ней. В ресторан сводил. Все, Саш! Развеялся — и на этом конец.

Киваю.

Мило.

— Кость, давай так: я тоже схожу, развеюсь с кем-нибудь?

Дергаю бровями, а у мужа глаза наливаются красным.

— Найду себе молодого, сильного. Сейчас милф любят. Ты ведь в курсе, что я милфа? — бо-о-оже, я бы хотела запечатлеть охреневшее лицо мужа и поставить его на заставку телефона. — А что, я вполне еще ничего. Даже целлюлита нет!

Вскакиваю на ноги и выставляю бедро. Муж опускает взгляд на разрез.

— Вот, смотри! Я, что ли, зря в зале упахиваюсь и калории считаю? Да и в остальном я ухожена, найдется свой ценитель, — одергиваю подол.

Ноздри мужа раздуваются, того и гляди из них полыхнет огонь.

— Знаешь, что у полигамии нет полового признака? А в мире вообще есть страны, где у женщин по несколько мужей. А что, трахнусь с молоденьким, он меня прокатит на каруселях оргазмов, а потом я непременно вернусь в семью и скажу тебе: «Мне просто захотелось попробовать что-то новое, и вот теперь у нас все будет по-старому, как раньше!» А? Нравится тебе, Кость?

Я никогда в жизни не пошла бы на измену. Но смотреть на этот цирк нет сил. Пусть и он посмотрит на происходящее с другой стороны. У него все так легко и просто, как два пальца об асфальт.

— Ты что несешь такое?! Что за мысли? Убью! — рявкает на меня.

— О как! Тебе, значит, можно, а мне нет? Где же равноправие и демократия, Костя?

Он игнорирует мой вопрос.

— Если ты хотела ударить меня побольнее, у тебя получилось, — цедит зло.

— Если бы я хотела ударить тебя побольнее, я бы пошла и сделала то, о чем сказала.

Тупик.

Падаю обратно в кресло.

— Саша, давай так: мы перелистываем эту страницу и двигаемся дальше, как семья, каковой мы и являемся. Крепкая, сильная. Мы столько всего пережили вместе, Саш! Вспомни, через что мы прошли, чтобы достичь того, что имеем.

— Жаль ты об этом не думал, когда на свою Нику лез.

— После того как ты ушла сегодня, я порвал с ней. Отправил ее домой и сказал, что это последняя наша встреча. Завтра она заберет документы из отдела кадров, и больше мы не увидимся.

— Зря уволил, Костя, — цокаю. — Кто теперь тебе отсасывать будет-то?

Муж поднимает брови — мол, знаешь кто.

— Да ну! Ты серьезно сейчас? — охреневаю от наглости мужа. — Хочешь, чтобы я доедала за твоей любовницей? Костя, ты не можешь быть настолько тупым!

Он резко поднимается со своего места и отходит к бару, наливает в стакан еще коньяка, выпивает разом. Я бы тоже не отказалась напиться, чтобы забыть обо всем, но позволить себе этого не могу. Мне нужна трезвая голова и свежие мысли, чтобы рассуждать здраво и, не дай бог, не повестись на его «мы перелистываем страницу».

— Да что ты делаешь трагедию из происходящего? — вспыхивает Костя. — Это же примитивный трах! Механические движения, не больше. Это даже не измена, я просто сбросил напряжение, и все.

— Нормальные мужики сбрасывают напряжение в спортзале.

— По-разному сбрасывают. Самое главное, что ты должна знать: я не чувствую к ней ничего. Ни-че-го, понимаешь? Это просто физика, без всякой химии чувств. Ты по-прежнему моя единственная и любимая женщина. Жена, мать моих детей. Мое все! Все, что я делаю, — для тебя, Феди и Милки!

Костя подходит ближе, садится у меня в ногах, кладет руки на колени и произносит сдавленно:

— Саш, я ведь правда ничего к ней не чувствую. Тебя люблю.

— Костя, скажи, ты правда веришь в то, что я вот так закрою глаза на все? Забуду легко и просто? Как ты выразился, переверну страницу?

— Я пытаюсь до тебя донести, что для меня эта мимолетная интрижка не значила ничего, поэтому не должна значить и для тебя.

— Вот именно, Костя. Мимолетной интрижкой ты разрушил наши жизни, то, что мы строили… сколько? Пятнадцать лет? Ты хоть помнишь, через какое количество трудностей и лишений мы прошли, чтобы быть сейчас здесь? В этом красивом доме?

— Я не обесцениваю тебя! Естественно, я все помню. Поверь, было бы мне насрать на тебя, я бы даже не разговаривал с тобой. Но ты мне нужна, я люблю тебя.

— О, спасибо, господин, за великую честь!

Костя роняет голову мне на колени.

Руки так и тянутся привычно запустить пальцы ему в волосы. Мой любимый муж, почему бы и не сделать так?

Только это уже не тот человек, которого я любила. Мой любимый никогда бы не скатился столь низко.

Аккуратно высвобождаюсь из рук мужа, поднимаюсь на ноги и отхожу к окну:

— К сожалению, а может к счастью, фарш обратно провернуть не получится, Костя. Предлагаю поступить так: через три дня у Феди заканчивается школа. Я забираю его и Милку и уезжаю к родителям.

Глава 6

Саша

Все дни до отъезда прошли в напряженной атмосфере.

Костя то не разговаривал со мной, то угрожал, то умолял остаться — и так по кругу.

Детям мы ничего не сказали. Я посчитала так: решение уйти мое, да. Но кто виноват во всем? Явно не я. Вот пусть муж и объясняется. Рассказывает о причинах или молчит о них. В любом случае дети должны узнать о том, что мы расходимся, из его уст.

Несправедливо?

Плевать! Обо мне он не думал, когда трахал другую, вот и я переживать не стану.

В итоге до детей информация о нашем грядущем разводе так и не дошла, чему я, собственно, не была удивлена.

Костя привык выходить сухим из воды.

Помню, когда мы открывали первые магазины, нас прессовали различные инстанции. И кому выпадала честь ходить и сраться со всеми, кто вставлял нам палки в колеса? Конечно, мне.

Очереди, бюрократические разборки и каменные лица чиновников портили настроение и ауру интеллигентного Константина, а мою деревенскую ауру уже ничем испортить нельзя было.

Вот и сейчас он хочет так же: чтобы дети видели во мне плохого полицейского, раз я сообщаю им эту информацию. И если маленькой Милке можно как-то замять детали и рассказать полуправду, то с Федором подобное не прокатит.

— Саша, я предлагаю тебе поступить так, — выдал вчера мой муж. — Ты уезжаешь к родителям. Хорошо, я принимаю это. Но с формальным разводом давай пока повременим. Вернешься через месяц-два, и обсудим еще раз.

Муж наивно полагал, что за два месяца без него я взвою и скажу, что возвращаюсь.

А я как будто воочию видела картины, как он тут кувыркается со своей Никой, пока нас нет.

Трахает ее прямо на нашей постели, на простынях, которые я заботливо подбирала любимому. А затем на нашем обеденном столе. Потом же они непременно пойдут мыться в нашу родительскую ванную.

Наберут полную ванну воды, взобьют пену и за бокалом красного премило обсудят, какая у Костика лохушка-жена.

С рыком срываю с вешалки футболку и отправляю ее в чемодан.

Я физически не смогу забрать из дома все свои вещи. За пятнадцать лет их скопилось достаточно. Упаковываю самое важное и то, что точно пригодится в ближайшие три летние месяца, плюс немного по мелочи.

— Саша, — муж заходит в спальню и замирает на пороге.

Я выпрямляюсь и оборачиваюсь к нему.

— Останься. Пожалуйста. — Два слова, и все.

Никаких тупых отговорок и слов о любви, в которые я больше не верю.

— Нет, — отвечаю так же просто.

Внутри у мужа будто переключается какой-то тумблер, и взгляд его меняется на мрачный.

— Ты не сможешь забрать сына.

— Уже решил детьми меня шантажировать? — выгибаю бровь.

— Милка всегда была твоей, поэтому только Федей, — отводит взгляд.

У мужа с дочерью пропасть во взаимоотношениях.

Когда родился Федор, мы втроем были тесно связаны. Надо было поднимать бизнес, каждая минута на вес золота, и мне часто приходилось брать Федю на встречи и проверки.

Я могла закрываться в каких-то каморках и кормить его.

А что поделать? Есть хотелось всем, а проблемы решать в одиночку невозможно.

Федя всегда был третьим, неизменным элементом семьи.

Милу мы не планировали. Если честно, я хотела остановиться на одном ребенке, но судьба расставила все так, как было надо ей. Возраст позволял, материальное положение тоже, поэтому я решила устроить себе настоящий декрет.

Пока Костя продолжал поднимать бизнес, я была с Милкой.

Костя приходил поздно — она уже спала.

Уходил рано — она еще спала.

Редкие выходные мы не всегда проводили вместе, так что можно сказать, что с Милкой муж не нянчился, поэтому такое разделение детей ожидаемо. Тем не менее слова мужа причиняют боль.

И будто по заказу Федя — настоящая копия отца, в Миле же нет ничего от отца. Вообще ничего.

— Мила и твоя дочь, — выгибаю бровь. — Я даже слушать не хочу, как ты рассуждаешь о дележке детей!

— Не хочешь? — хмыкает Костя. — Но тебе придется меня слушать, милая.

— Федору четырнадцать, любой суд будет учитывать его пожелания: с кем он хочет остаться, с матерью или отцом.

— Думаю, мы оба знаем, кого выберет наш сын, — нахально усмехается Костя.

Он просто закидывает удочку. Пытается вывести меня из себя, чтобы я сморозила глупость и совершила что-нибудь непоправимое.

И к своему стыду, я глотаю эту наживку.

— Это мы еще посмотрим, — мой голос предательски дрожит.

Всеми силами я пытаюсь не выдать себя, не показать, как слова мужа выбивают почву у меня из-под ног.

— Ты вечно пропадаешь на работе. Когда ты собираешься участвовать в его жизни? Школа, секции, куча чатов — и ответственность.

— Найду время. А нет, так найду того, кто найдет на него время.

— О, круто! Ты еще Нику приведи и познакомь их. Переложи свои родительские обязанности на нее.

— Если ты уходишь из семьи, то мои решения относительно сына тебя не касаются, — произносит как ни в чем не бывало.

Так спокойно, что хочется залепить ему хорошую пощечину, чтобы зазвенело в ушах.

— Я не ухожу из семьи, Костя. Все это, — обвожу комнату рукой, — твоих рук дело и результат принятых тобою решений. Я достаточно уважаю себя, чтобы выйти из этого круга. А вот ты, по всей видимости, меня совершенно не уважаешь, не так ли? Раз пытаешься прогнуть и насильно оставить в семье.

— Я? — переспрашивает так, будто оскорбляется. — Милая, ты, верно, что-то попутала. Я тебя ни к чему не принуждаю. Просто говорю как есть: сын останется со мной. И не потому, что я упираюсь рогом, а потому, что он сам так решит!

Произносит это с такой гордостью, что мне становится дурно от его слов.

И ведь я правда не знаю наверняка, кого выберет Федя: меня или отца. А если отца? Что делать, если он решит остаться с ним?

Тем временем Костя продолжает как ни в чем не бывало, явно наслаждаясь произведенным эффектом:

Глава 7

Саша

Какой же дурой я была, когда поверила в наш брак! Когда стояла горой за мужа и всем знакомым говорила: «У нас все построено на доверии!»

Где-то в глубине души всегда сидел крохотный червячок сомнения и нашептывал: «Сашенька, любовь любовью, а денежки врозь!»

Но я же не такая! Мы не такие. Нам не нужна была личная подушка безопасности. Все мое — наше общее. Все твое — наше общее.

Никто никогда не попрекнул меня рублем, и я никогда никого не попрекала.

Хочет, например, Костя сделать импульсивную покупку — картину, которая мало того, что напоминает чей-то простудный чих, так еще и стоит как крыло самолета, — пожалуйста!

Мы для того и пахали как загнанные лошади, чтобы позволить себе все, что хочется.

А надо было! Надо было, черт возьми, оформлять все юридически, разделять счета, переводить средства в какой-нибудь оффшор, куда не дотянутся ничьи руки.

А я глупая и наивная дура, которой судьба решила напомнить об этом, приложив накрашенным ртом об асфальт.

В сказочку поверила? Ненаглядному доверилась? А надо было верить себе. В этой жизни вообще можно верить только себе!

Ну и что, что любовь?

Где она сейчас, эта самая сука-любовь, когда меня закидывают словами, как снарядами: сына заберу, украшения заберу, деньги уже забрал, на бизнес не рассчитывай.

Вот это любовь?

Вот это благодарность за пятнадцать лет? За то, что всегда были бок о бок? Плечом к плечу? В конечном итоге вместо адекватного и уважительного отношения оказываешься за бортом лодки, которую построил собственноручно.

Костя меня уничтожил. Весь мой запал просто иссяк.

Я собиралась уйти с гордо поднятой головой, забрать с собой детей и то, что мне полагается. Куда идти, я пока не решила.

Не могу сказать, что я фанат городской жизни. Мне больше по душе покой, тишина. Отсутствие пафоса, лживых взглядов.

По долгу службы Косте часто приходилось бывать на приемах, презентациях, открытиях магазинов, и я всегда сопровождала его. А как иначе? Нравится, не нравится — а тыл моему мужу нужен был.

Был.

Двадцать тысяч мне оставил.

Вот сколько стоят пятнадцать лет верности — двадцать тысяч. Теперь я знаю цену и этому.

Сутки мы с Костей не разговаривали. Спать я ушла в гостевую спальню и отсиживалась там, пока он не уехал на работу, а после вышла и, даже не позавтракав, ушла заканчивать сборы.

По дороге заглянула в его кабинет. За книгами сейф. Пароль я знаю, помню его как собственное имя, но сейчас он не подошел… ну сволочь…

Выдыхаю и иду к детям. Собрать мне нужно было не только себя, но и Милу, а также посмотреть, что взял с собой Федя.

Закрыв молнию на первом чемодане, выкатываю его на улицу и подхожу к своей машине.

Тачка оформлена на меня. Наверное, поэтому Костя и не заикнулся о ней — забрать ее он не может, так как она была куплена и оформлена еще до брака.

Да и нужна ли она ему вообще?

Это пятнадцатилетняя «Камри». Уверенная и бодрая пенсионерка, которая видела все. И то, как мы, невзирая на запрет Костиной родни, остались вместе. И то, как поднимались, как любили друг друга. Нередко прямо в ней. Потому что по вечерам валились с ног от усталости.

Не удивлюсь, если Федьку мы заделали прямо тут.

Потом я катала в ней новорожденного Федора. Кормила его, иногда укладывала его на дневной сон прямо в машине.

Много всего повидала эта старушка и вот теперь видит падение.

Наше с Костей?

Навряд ли.

Мое.

Она видит именно мое падение и по-прежнему, как верный конь, остается рядом.

Почему мы не продали ее? Я не смогла. Слишком о многом она напоминала мне.

Почему не купила себе новый, современный автомобиль? Потребности вроде как и не было. Часто меня возил Костя, иногда его водитель на служебной.

И вот теперь я с точностью могу сказать — я горжусь тем, что не позволила Косте избавиться от нее.

Пусть старая, пусть изредка ломающаяся, жрущая бензин, но моя!

Открываю багажник и укладываю чемодан так, чтобы поместились еще как минимум парочка таких.

— Костя мне обо всем рассказал, — слышу голос позади себя.

Рывком закрываю багажник и разворачиваюсь. Тут же встречаюсь с пренебрежительным взглядом.

Боже, столько лет прошло, а меня как считали необразованной лимитчицей, так и считают. Похрен, что я была с их сыном в самые сложные моменты, плевать, что родила ему детей.

Что бы я ни сделала, я навсегда останусь той, кто забрал у нее сыночку и не дал ему жениться на Стелле.

Стелла — «своя».

Дочка близких друзей… что там еще в арсенале? Диплом французской Сорбонны. Стелла именитый архитектор, чьи работы презентуют в различных столицах мира и кого приглашают к сотрудничеству крупные предприятия.

Длинноногая блондинка, высокомерная, красивая, как картинка. Манерная, такая, за которую не стыдно. Которая должна была, но… случилась я.

Деревенская Сашка-лимитчица. Не блондинка и даже совсем не длинноногая. Нормальная, обычная женщина.

Стелла должна была выйти замуж за Костика. Так решили его родители. Мысль об этой Стелле всегда будто возникает в воздухе, едва только я вижу Иду Адамовну.

— И вам доброе утро, — складываю руки на груди.

Свекровь, как всегда, при параде, не то что я — спортивные штаны да футболка.

И конечно, она знает. Она всегда и все знает, у нее есть уши даже, кажется, в дырке туалета.

— Я была уверена, что однажды ваш брак развалится, — произносит беззлобно.

Она вообще все говорит беззлобно, безэмоционально в принципе, просто слова бьют похлеще кнутов.

— Вот как?

— Да. Александра, несмотря на твои… — подбирает слова, — стремления, ты все-таки из другого теста, понимаешь? Костя воспитан иначе, чем ты. Я даже удивлена, что вы так долго прожили вместе. Я давала вашему браку максимум пять лет.

— Вина в том, что брак развалился, не в моей невежественности, Ида Адамовна, а в том, что ваш сын не может держать в узде свои сексуальные желания.

Глава 8

Саша

— А не пошли бы вы нахер, Ида Адамовна?

У той открывается рот от шока.

— Думаете, я молча проглочу и это? Для вас вообще существуют хоть какие-то границы? Вы постоянно называете меня хамкой и плебейкой за моей спиной. Допускали, что я не знаю? Вся прислуга перемывает мне кости, обсуждая, какое же ругательство вы придумали для меня сегодня. Знаете что? В жопу ваше высокое общество, в нем ничего высокого, кроме гонора. Не считаете Милу своей внучкой? Да пожалуйста. Поверьте, вы от этого теряете больше, чем моя дочь, потому что у нее есть бабушка, которая ее любит и очень ждет.

Свекровь вжимается в стену дома, руки поднимает к груди, будто я могу на нее напасть и она готова защищаться.

— Саша! — рявкает позади меня Костя, и я оборачиваюсь.

В его глазах сплошная ненависть. Ида Адамовна тут же ориентируется в ситуации и хватается за сердце, тон голоса мигом превращается в жалобный, едва слышный.

— О господи, Костенька, как же хорошо, что ты приехал. Я так испугалась! Саша, она… говорила ужасные вещи! Даже замахнулась на меня, ты видел?! Представляешь, послала меня туда… в… Ох, я даже не могу вслух произнести этих слов. А я что? Всего лишь хотела проведать ее да спросить, как дела, может, помощь какая нужна? Ох, — кривится натурально, — сердце.

— Мама! — Костя подхватывает ее и бросает на меня уничижительный взгляд. — Пойдем в дом.

— Да, Костенька, идем. Там таблетки сердечные, мне нужно выпить. Ох… как же дыхание спирает.

Они уходят, я а облокачиваюсь о багажник и пытаюсь выровнять дыхание. Это сложно. Вот у кого-кого, а у меня точно сердце болит. Дышать и вправду тяжело, голова кружится.

Костя скрывается за поворотом, ведущим к дому матери и отца, а я захожу в наш дом.

Хотя какой он наш, да?

И похрен, что имущество совместно нажитое. Когда у тебя есть деньги и власть, законы меняются.

Захожу в нашу с Костей спальню, наваливаюсь на чемодан, чтобы закрыть его.

— Мам, это че было? — Федя заходит следом за мной.

Увидев, как я практически лежу на чемодане, отпихивает меня локтем и поправляет молнию, придавливает, застегивает и выпрямляется во весь свой уже немаленький рост, ловит мой взгляд.

— Слышал, да? — хоть бы не слышал.

— Вы так орали, что даже соседи слышали.

Поджимаю губы.

— Что она говорила про вас с папой? — смотрит на меня внимательно. — Вы расходитесь?

Можно было бы, конечно, трусливо сбежать от вопроса или направить сына к отцу, но, раз уж он пришел ко мне, придется отвечать.

— Пока что мы хотим пожить отдельно.

— Так вот почему ты едешь с нами. А папа сказал, что бабушке плохо и ты должна помочь с хозяйством.

Вот гад, а? Набрехал! Внаглую причем! Ведь мог сказать правду.

— У бабушки все отлично.

Сын хмурится. Мальчишка умный, может сложить два и два.

Он то опускает взгляд в пол, то поднимает на меня. Думает, анализирует.

— Если хочешь о чем-то спросить, я готова честно ответить на твои вопросы, Федь, — говорю твердо.

Сын отрицательно качает головой и отводит взгляд.

— Хотя нет, — снова смотрит на меня. — Это точно? Вы не передумаете?

Надежда.

Вот она. Искорка надежды в родных глазах.

— Полагаю, что нет, Федь, — тушуюсь, да.

Мне стыдно перед ребенком за разрушенную семью. Отец изменил с другой, но выразил желание сохранить семью.

Решение о разводе приняла я. И мне стыдно за свое эгоистичное решение. Я бы могла…

Попытаться…

Горло себе перекусить, но забыть, закрыть глаза, сделать вид, что ослепла, оглохла, заработала амнезию. Могла… да.

Но не сделала.

Отворачиваюсь от сына, потому что боюсь увидеть в его глазах осуждение.

Подхожу к окну и слепо смотрю вперед.

— Я отнесу чемодан, — говорит Федор и уходит.

А я опускаюсь на пол у кровати и кладу голову на сложенные руки. Очень хочется плакать. А еще побежать за сыном и сказать, что передумала. Что все будет как прежде.

Что я не рушу его привычную жизнь, не лишаю отца и бабушки с дедушкой.

Я бы смогла — ради него, ради Милки. Я бы смогла проглотить свою боль и обиду…

— Почему ты сидишь на полу? — Костя подходит ближе, но остается стоять. — Решила играть новую роль — королева драмы?

Я медленно встаю, потому что валяться у него в ногах не собираюсь.

Так же медленно поднимаю глаза и смотрю на мужа. Как там в стихотворении? «Любимый был, а теперь чужак».

— Твоя мать в очередной раз вывалила на меня…

Он не дает мне договорить, выставляет вперед руку:

— Даже слушать ничего не хочу! Ты чуть до инфаркта ее не довела! Она там пластом лежит!

Муж разъярен.

— Она сказала, что Милка не твоя дочь, — я тоже закипаю. — Что отправляла тебя на анализ ДНК! Как прикажешь мне к этому относиться?

Костя шумно выдыхает и тянет с шеи галстук, скидывает его на кровать.

— Ну, знаешь, Саша, я уже тоже сомневаюсь в том, что Мила действительно моя дочь.

— Ты больной, Кость? — Милка его.

Естественно, его дочь. Просто она «с изъяном», а этого мой ненаглядный муж и его семья так и не могут принять...

Глава 9

Саша

Минут двадцать Костя пытался доказать мне, что я валенок.

Вернее, что Милка не его дочь. Доводы были как под копирку с Идой Адамовной: и внешность не та, и поведение не то. Прицепились даже к тому, что говорит не те вещи, что должна.

Видимо, в их понимании Мила должна цитировать Ницше в свои четыре.

Не преминули пройтись и по ее ручке.

Так бывают, что детки рождаются неидеальными. Кто-то болеет невидимыми болезнями, которые можно распознать, когда ребенок уже взрослый, а мы о том, что у нас будет особенная девочка, узнали, еще когда Милка была у меня в животе.

Костя эту неидеальность принял тяжело. Ринулся по врачам — узнавать, можно ли сделать аборт и почистить меня.

Я же слепо смотрела в одну точку и не понимала, что за муха его укусила.

Нет указательного пальца.

Все остальные органы развиты отлично, ребенок сильный, здоровый.

Да и хрен бы с ним, с этим пальцем! Мне вообще было плевать.

В итоге Костя добился консилиума, участники которого шокированно переглядывался между собой. Я же вообще ушла из больницы, не дожидаясь результатов. Плевать мне было на них. Это мой ребенок, и я не дам к нему прикоснуться. Рожу! И вырастет у меня счастливая девочка.

Надо отдать должное врачам, которым пихали деньги по карманам, чтобы приняли верное решение, — они не поддались. Видимо, совесть все-таки взыграла. Вердикт был вынесен: рожать.

Костя рвал и метал, а я поглаживала живот.

А сейчас вот они с матушкой решили, что ребенок не их.

Да и пожалуйста!

Я уговаривать принять свое дитя не собираюсь. У Милки есть прекрасные бабушка с дедушкой, так что ее есть кому любить.

— И куда ты пойдешь с двумя детьми? Кому ты нужна, Саша? — Костя усмехается, а я не могу поверить, что это мужчина, которого я любила больше жизни.

Я устала от наших диалогов, от скандалов, от криков и ругани, так что молча поднимаюсь.

— И куда это ты?

— Искать нового отца своим детям, — бурчу.

Костя больно перехватывает меня, дергает на себя:

— Совсем охренела, а? Как ты смеешь такие вещи говорить!

Выдергиваю руку, причиняя себе еще больше боли, но плевать сейчас на это. Я не хочу, чтобы муж меня касался.

— А что такое, Костенька? Сам же сказал, что тебе нет особого дела до детей!

— Не до детей! Не во множественном числе.

— А-а-а, — тяну понимающе, — это ты меня так подводишь к торговле за Федьку.

— Он пацан умный, решение примет верное. За него я даже торговаться не собираюсь, ведь в конечном итоге он вернется сюда. И я не позволю тебе крутить с левыми мужиками у него под носом.

Фыркаю:

— Расслабься, Костенька. Это только твоя прерогатива, крутить леваком под носом у наших детей. И бабки верни мне, дорогой. Не вернешь, найму штат адвокатов!

— У тебя нет бабла! — вижу, что начинает суетиться.

— А я гонораром процент обозначу, — хмыкаю. — Предмет спора весит немало бабок, тебе ли не знать.

А потом я уехала. Забрала детей, села в свою старушку и рванула на юг, через желтые поля. Костя верещал, что я дура, раз увожу детей в ночь, но не останавливал.

Федя искоса поглядывал на отца и на меня, но не вмешивался. А Костя, увидев сына, тут же изменился — стал заботливым, улыбчивым и страшно переживающим.

Да. Я сбежала. И ни капли не жалею об этом.

— Федь, возьми плед, поспи, — пытаюсь нащупать плед на заднем сиденье.

Час ночи, в пути нам быть еще часов десять, так что лучше поспать.

— Бери пример с Милки, — улыбаюсь и смотрю в зеркало заднего вида.

Дочь мирно посапывает.

— Не, мам. Я буду тебя контролировать, вдруг ты уснешь, — Федя говорит абсолютно беззлобно, он и вправду будет контролировать.

— Я норм! — отвечаю бодро.

Скашиваю взгляд на сына:

— Ты как вообще, Федь? Расстроился, что я потянула вас в деревню?

— Я, конечно, думал, что каникулы проведу иначе, — вздох.

— Да, прости. Испания накрылась медным тазом.

Ни о каком совместном отпуске и речи быть не может.

— Да и хрен с ней, — отмахивается.

А я никак не комментирую этот «хрен», будь моя воля, я б что-нибудь позабористее выдала.

— У тебя девочка дома не осталась? — бросаю взгляд на сына.

В отблеске фар видно, как удивленно взлетают его брови.

— Ты чо, мать?!

— В смысле «чо»? Тебе четырнадцать, не четыре. Гипотетически такое возможно, вот я и переживаю.

— Забей, ма. У нас в классе одни козы.

Давлю в себе смешок.

— Не надо так о девочках.

— О девочках нет, о козах можно.

Гогочет.

Федька так и не засыпает, а на рассвете просыпается Милка, и под дружный хохот едем дальше.

Телефон молчит. Костя даже не интересуется, как мы.

Наверное, довольный и свободный, побежал к Нике, а я… мне под сорок, и я возвращаюсь к родителям.

Глава 10

Саша

— Приехали! Витя, они приехали!

Мама, обмахиваясь кухонным полотенцем, несется нам навстречу.

Открывает калитку и первой ловит Милку, которая с криком «бабуся!» влетает ей в объятия.

Мила, наверное, как и любая девочка, очень контактная. Обнимашки наше все! Хоть убей, я не понимаю, как можно добровольно, собственноручно отказаться от нее!

Пальчика у нее нет? А у вас, дорогие мои бывшие родственнички, нет сердца! Как только в ваших головах родились мысли о том, что Милка нагулянная?

Непохожа она.

Ну и что?! И слава богу, что на вашу голубую кровь не похожа!

Мама зацеловывает Милу, потом как трофей передает ее подоспевшему отцу, а сама переключается на Федора.

— Боже мой! — мама хватается за сердце при виде Феди.

Это да.

Он уже жених. Что тут сказать — четырнадцать лет, как-никак! Высоченный, разворот плеч такой, что ух!

— Привет, ба, — Федя смущенно улыбается и заключает бабушку в объятия.

— Федор! Ты ли это? — папа шокированно потирает усы. — Да когда вы расти успеваете?

И снова объятия.

Меня оставляют напоследок.

— Доченька! — мама прижимает к себе нежно и шепчет: — Что же у вас случилось?

— Жизнь случилась, мамуль.

Перетряхивать грязное белье не хочу. Не сейчас так точно. Может, потом, когда перестанет так сильно болеть, я смогу рассказать маме правду.

— Костя не с вами, да? — спрашивает тактично.

— Нет, — отвечаю более резко. — Его нет и не будет, мама.

Мать поджимает губы и кивает, осознавая, что происходит.

— Ну чего стоять, идите в дом.

Дом у родителей обычный, самый что ни на есть провинциальный домик. Тем не менее в нем прошло мое детство, каждый уголок уникален и уютен.

Вещи мы не разбираем — просто сбрасываем их в одной комнате.

Нам еще предстоит понять, как тут разместиться.

Мама хлопочет на кухне, а я сижу на стуле и пялюсь в одну точку.

Сил нет.

Даже, блин, моргать — и то тяжело. Я бы и хотела помочь маме, но и правда, усталость после долгой дороги плюс отсутствие сна сказываются.

— Федя, Милка, идите обедать! — зовет мама, и дети прибегают, рассаживаются.

— Сашуль, накатим, а? За приезд? — папа активно подмигивает.

— Давай, пап, — вздыхаю. — Отчего ж не выпить за встречу.

Дети едят с аппетитом — сосиски на заправке были на редкость мерзкими, а с собой еды нам, естественно, никто не дал. Кто мы такие для семьи Костика?

Ну да ладно, это теперь только моя проблема, чем кормить детей.

Федор съедает обед первым и уходит из-за стола под предлогом того, что хочет полежать. Милка належалась за дорогу, поэтому отправилась вслед за братом, будет его доставать.

— Ушла от него, значит, — констатирует отец.

— Витя! — шикает на него мать.

Она хотела мягко обойти неудобные вопросы, а батя спрашивает в лоб.

— Ушла, пап, — решаю, что родители заслужили право знать.

Принимаюсь вяло ковыряться в тарелке с супом. Аппетита совсем нет.

Папа подпирает подбородок ладонью и вздыхает:

— А дети?

— Это сложный вопрос, па, — опускаю взгляд.

— Заберет?

— Федька взрослый, я прислушаюсь к его решению, — об этом больно даже говорить.

А ведь он может выбрать отца. Отец для него авторитет. Да и возраст… чего за мамкиной юбкой прятаться?

Выберет Костика.

Больно?

Уф… это не совсем подходящее слово.

— Я не хотела бы возвращаться в город, мне здесь больше по душе. Но если Федя захочет остаться с отцом, то мне придется обосноваться там, — вздыхаю. — И начинать жизнь сначала.

— Ну вы же поделите имущество? Бизнес? — папа говорит так уверенно, что мне становится стыдно за свою тупую доверчивость. — Купишь квартиру, да и будешь жить себе спокойно.

— Да… хм, насчет этого, — поднимаю взгляд. — Не отдаст он мне ничего, па.

— Сань, ты же пахала как проклятая! — мама хватается за сердце. — Недосыпала, жизни спокойной не видела!

— Ну вот так, мам. Да. Дура?

Мама смаргивает подступившие слезы и подходит ко мне, гладит по голове, как когда-то очень-очень давно.

— Если он на мировую не пойдет, я буду в суд подавать, адвокатов искать.

— Прорвемся, Санечек, — мама улыбается приободряюще. — Прорвемся, дочь.

Она садится обратно за стол, и воцаряется тишина, сопровождаемая только тиканьем настенных часов.

— А эта, Адамовна, что? — мама и Ида Адамовна невзлюбили друг друга.

Я не стала плясать под дудку свекрови, а мама и подавно. Впрочем, мать Костика пыталась перекроить даже ее. Сыпала замечаниями. То сидеть нога на ногу нельзя, то мама не теми приборами за столом воспользовалась. Одна колкость за другой.

— Перекрестилась, как мы уехали.

— Значит, так! — папа бьет ладонью по столу и задумчиво дергает усы. — Пойдете жить к бабушке.

Бабушка ушла из жизни пять лет назад. Домик ее небольшой, но хороший. Папа у нас рукастый, поддерживал в нем порядок.

— Только вот переклеить обои там надо. — Все, у бати идет полет фантазии, как только поднимается тема дома. — Розетку сделать и купить стиралку.

— Угу-угу, — кивает мама. — И кухонный гарнитур новый нужен. Тот уже отслужил свое.

— Кровати Феде и Милке. Матрасы.

— И письменный стол хороший, — поддакивает мама.

Из глаз моих текут слезы, когда я слушаю эти планы.

А я ведь разучилась бороться. Сытая жизнь этому не способствует.

— Не реви, Санька, — папа по-свойски треплет меня за щеку. — Оформим дом на тебя. Мало ли, вдруг нагрянет опека, черт его знает, что у Костяна в башке. А тут у нас все чисто-красиво, еще и дети упакованы, а?

Как ребенок, растираю слезы по щекам и киваю быстро-быстро.

— Что бы я делала без вас, — произношу сдавленно.

— А не надо без нас, — папа подмигивает. — Надо с нами.

Глава 11

Саша

— Теперь мы будем жить ту-у-ут? — с восхищением произносит Милка и уносится смотреть комнаты.

— Что скажешь? — толкаю локтем Федьку.

Сын сжимает губы в тонкую линию и тихо вздыхает.

— Что скажу… — Я чувствую, как он пытается подобрать слова, чтобы тактично высказать свое мнение.

— Давай правду, Федь? — улыбаюсь сыну.

Да знаю я все, чего уж тут.

Это не загородный дом Завьяловых. Тут все просто, потолки низкие, комнаты совсем небольшие, коридор узкий.

— Жить можно, — выдает после тихого вздоха.

Беру его за плечи и разворачиваю к себе:

— Я знаю, это не то, к чему ты привык. Понимаю, что условия совсем другие. Ванная общая, комната маленькая, новую мебель тут особо не поставишь. Твои приставки и комп остались дома, как и друзья. Я все понимаю, Федь. Не нужно беречь меня, ты можешь сказать, что думаешь.

Сын мою тираду слушает отвернувшись, но когда я заканчиваю, оборачивается:

— Если я не буду беречь тебя, то кто будет? — спрашивает без наезда или претензии.

У меня к горлу подкатывает ком, который я с трудом проглатываю, и подхожу ближе к сыну.

В отличие от тактильной Милки, он, наоборот, как большой и очень колючий ежик. Я провожу по его волосам рукой и улыбаюсь:

— Я твоя мама, это я должна беречь тебя, а не ты меня.

Федя привычно дергает головой:

— Может, когда я был маленький, то и должна была, но сейчас уже все, ма. Тем более когда папы нет рядом.

Открываю рот от шока:

— Федь, это ведь не значит, что ты должен становиться во главе семьи и брать на себя обязанности отца.

— Тебе нужна помощь.

— Федя! Феденька, — сжимаю его плечи, — ты подросток, вот и будь им. Не навешивай на себя обязанности взрослого!

Не хватало еще, чтобы сын возложил на себя это бремя.

Федька молчит, только буравит меня взглядом.

— Ладно. Но обещай: если тебе потребуется помощь, ты скажешь мне?

— Скажу конечно, Федь, — выдыхаю.

Хорошо, что не пришлось отбиваться от сына и доказывать ему, что он должен оставаться тем, кем он является на самом деле, — моим ребенком.

— Что по дому? Честно.

— Да нормальный дом, мам. Одноклассников, конечно, я бы в такой не привел. Но мы же только на лето тут?

— Да… наверное, на лето, — отворачиваюсь.

— Ма-ам? — не дает мне уйти.

— Ну что, Федь? Не знаю я. В город не хочу. Тут тебе не мило.

Замолкаем, лишь переглядываемся друг с другом.

— Ладно, разберемся. Я, чур, эту комнату забью себе.

— Без проблем, — я рада, что мы сменили тему разговора.

Мне проще разговаривать о доме, обустройстве и уюте — о чем угодно, лишь бы не о дальнейшей жизни.

— Мам, я планшет дома оставил. А я без него три месяца не смогу, у меня уроки. Купишь новый? — спрашивает как бы между прочим.

Сын выпросил дорогущие курсы по графическому дизайну. Оплатить и не посещать их — кощунство, тем более у Федьки талант.

— Планшет? Да, посмотрим, конечно.

— Я ссылки покидаю, оплатишь, ладно?

— Ага.

Отворачиваюсь.

А твой папенька нас без денег оставил, сынок. Сказал, все, что нажито непосильным трудом, принадлежит его семье, а я больше не семья и поэтому теперь побоку.

Деньги у меня разлетаются, как осенние листья. В дом надо было докупить разной мебели, ко всему прочему еще и колонку менять пришлось.

Отложенные запасы того и гляди закончатся.

А это значит что?

Мне нужна работа. Желательно вот прям щас, потому как отказывать сыну в этой покупке я не хочу. Это его мечта, и зарубить ее на корню из-за отсутствия планшета я не хочу.

А ждать, когда Костик вернет деньги не надо, эта история может сильно затянутся.

Вечером снова иду на поклон к маме, детвора гуськом за мной.

По дороге срываю лист подорожника, кладу на руку и хлопаю по нему.

— Вау! Это че? — Федя тут как тут.

— Так хлопушка, — смотрю на сына удивленно. — Эх ты, мое дите каменных джунглей! Иди научу.

— И меня! — ластится Мила.

— И тебя, конечно.

Так и доходим до дома родителей, прилично подчищая подорожники по пути.

Детвора остается на улице с моим отцом, а я спешу к маме. Жалуюсь. Прошу помощи с работой.

— Слушай, ты помнишь Михалну? Ее дочь в декрет собиралась. Может, ты на ее место?

— А она кто?

— Так экономист в больнице.

— Экономист в больнице, — повторяю задумчиво. — Узнаешь, мам? Я согласна на все.

Глава 12

Саша

Два месяца спустя

Как выяснилось, в работе экономиста сложностей нет. Все-таки я прошла хорошую школу жизни, когда помогала Костику поднять бизнес и встать на ноги, так что сейчас просто влилась в поток и поплыла по нему.

Всему научили, а тому, что непонятно, учит интернет и Мария Павловна из здравоохранения. Великой души женщина, которая взяла меня на поруки и прониклась ко мне моментально.

Хочется думать, это потому, что я произвожу хорошее впечатление. Без ложной скромности — я усидчива, внимательна, все схватываю на лету.

Близится окончание моего испытательного срока, и я очень надеюсь на то, что вопросов к моей работе не возникнет. Я не знаю, насколько мне придется здесь задержаться, но хочу делать все идеально.

— Давай, Санечек, переделывай отчет и снова присылай мне, — командует Мария Павловна.

— Там снова что-то поменяли?

Я не успеваю отслеживать изменения, они происходят слишком часто.

— Привыкай, Саш. То ли еще будет. Кстати, твой испытательный срок подходит к концу, ты же помнишь?

— Да, конечно. Как считаете, меня оставят?

— Давно у нас не было таких ответственных молодых сотрудников, — смеется по-доброму. — Думаю, у тебя все будет отлично.

— Спасибо! — выдыхаю. — Мне очень нужна эта работа и деньги.

— Не переживай. В понедельник я поговорю с начальством и сообщу тебе результаты.

— Спасибо вам тысячу раз!

— Ой, перестань, — хмыкает.

Я дорабатываю до вечера и еду за Милкой в сад.

Я пристроила дочь в детский сад. Не знаю, куда закинет нас судьба, но пока что уезжать отсюда мы не планируем.

Милка пересказывает мне весь свой день. В большом государственном саду дочери нравится куда больше, чем в частном и супернавороченном со сложной не по годам образовательной программой.

Не успеваем мы приехать домой, как тут же на крыльцо выбегает Федя. Встревоженный, перепуганный.

— Что случилось?

— Ма, там папа… — начинает испуганно.

Костя мне названивал все это время. Боже, что он только не говорил мне. В какой-то момент я подумала, что у него случилось биполярное расстройство личности, потому что мужа словно мотало из стороны в сторону.

То он рассказывал мне, что я единственная и неповторимая. Любовь всей его жизни. Самое главное и самое ценное. Что дом без меня и детей потух.

Жаловался на жизнь и работу, говорил, что ничего не хочет больше. Умолял вернуться, просил прощения.

А на следующий день звонил и кричал, какая я сука, что никому не буду нужна с двумя детьми, а особенно с больным ребенком.

Каждый разговор непременно сводился к тому, что деньги он мне не вернет, говорил, чтобы я не рассчитывала на алименты.

Что с ним происходит, я не понимаю.

Что происходит со мной, я тоже не понимаю.

Да, круговорот проблем затягивает, и времени у меня остается совсем немного, но вот ночами… ночами я периодически вою в подушку, осознавая, как печально просрана оказалась жизнь.

Начинать заново всегда тяжело — все новое, начиная от места жительства и заканчивая окружающими людьми.

Хотя я еще надеюсь на то, что Костик придет в себя и с миром вернет мне мои деньги.

— Мам, папа в доме, — Федя смотрит на меня испуганно.

— Ты впустил его? — округляю глаза.

— А что мне делать было? — разводит руками.

— Да, конечно, прости, Федь.

— Папа приехал?! — Милка складывает ладошки и счастливо улыбается: — Мой папочка приехал! Папуля!

Срывается первой, забегает в дом.

— Он один приехал? — спрашиваю у Феди и тоже иду в дом.

— Да, сам.

— Что хочет, не сказал?

— Не-а, — разводит руками. — Мы с ним только про меня говорили. Он спрашивал, как у нас тут. Просил комнату показать.

— Ты показал?

— Ну да.

Злость на сына необоснована, я это понимаю. Он оказался меж двух огней. Но для него не изменилось ничего по отношению к отцу или ко мне. Как и прежде, он любит его. Любит меня. Нет причины, по которой он не может пустить отца в свою комнату.

— Хорошо, прости, Федь. Я просто запереживала.

Заходим в дом и как раз наблюдаем картину — Милка подбегает к отцу с криком:

— Мой папулечка приехал!

Хватает его за ноги, прижимаясь щекой к коленям отца.

Костя стоит как прибитый. Медленно опускает взгляд на дочь и похлопывает ее по плечу, будто это чужой ребенок.

— Привет, Мил, — говорит отстраненно.

Прямо сейчас мне хочется его прибить.

Черт, ведь это твой ребенок! Твоя дочь! Плоть и кровь твоя! Да и хрен с ним, что не похожа она на отца, да ты в глаза ее любящие посмотри!

— Мы можем поговорить? — выгибает бровь, глядя на меня.

Слов нет, эта картина меня просто убила.

— Федь, сходите с Милкой к бабушке, — прошу сына. — Она пирожков нажарила и просила забрать.

— Хорошо.

Сын подходит к Миле, буквально отлепляет ее от ног отца.

Дочь быстро моргает, ничего не понимая, но брат ее уводит.

— Чего тебе? — спрашиваю не шибко любезно.

Костя выпрямляется, вздергивает подбородок и выгибает бровь:

— Хочу, чтобы ты вернулась. Хватит скитаться по деревням.

Глава 13

Саша

— Хочу, чтобы ты вернулась. Хватит скитаться по деревням.

— А о том, чего я хочу, ты не думаешь, да?

— И чего же ты хочешь? — А вид такой, будто ему вообще плевать на мои желания.

— Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома! — вздергиваю подбородок.

Костя улыбается. Так мерзенько, словно я малолетний ребенок, сморозивший какую-то глупость:

— Саш, разве это дом? — презрительно обводит взглядом маленькую кухоньку, на которой мы стоим.

Складываю руки на груди и поднимаю голову, осматривая мужа.

Он не изменился. Вообще.

Все тот же уверенный в себе взгляд, слегка приподнятая бровь. Не похудел, не поправился. Не осунулся от боли из-за потери собственной семьи.

Эти два месяца никак не сказались на нем. Хотя нет — ощущение такое, будто он, наоборот, отдохнул от нас.

О-о-о да, он отдыхал, я уверена… И в этом отдыхе ему непременно помогала Вероника. Или Маша. Или Даша.

Смотрю и не могу поверить своим глазам. Где ж мы свернули не туда?

— Саш, — Костя будто чувствует заминку и двигается в мою сторону, глядя на меня с любовью. — Сашка, милая, я так скучаю по тебе! Сил моих нет!

Я вяло пытаюсь отступить назад, но Костя перехватывает меня, прижимает к себе. Я утыкаюсь носом в грудь мужа, а он кладет голову поверх моей макушки.

— Санька, ну хватит. Побегала — давай домой.

Тихо вздыхаю и выворачиваюсь из объятий, отхожу к окну.

— Сашка, я все понял, осознал свои ошибки. Ты сложная женщина, которой тяжело простить несовершенства мужчины, я понимаю и принимаю это. Мне не стоило поддаваться соблазнам, нужно было бороться упорно, более активно. А я поддался от усталости — или, может, возраст тому виной. — Нервно проводит руками по волосам и смотрит прямо мне в глаза: — Она молодая, вот я и дрогнул… такое искушение.

— К чему ты говоришь мне все это?

— Я прошу у тебя прощения, — и даже голову склоняет. — Моя вина, да. Да и после я перегнул палку, столько всего наговорил, не стоило так.

— Правильно я понимаю, что ты отдашь мне половину совместно нажитого имущества в случае развода? — криво улыбаюсь.

— Нет, — отвечает после небольшой паузы. — Но не потому, что я жадный или что-то в этом роде, а потому, что хочу вернуть тебя.

Отлипаю от подоконника и подхожу к мужу, убираю соринку с его пиджака и похлопываю по груди:

— Да нет, Костя. Как раз таки ты жадный сыч. Удавишься за каждую копейку. Деньги застилают тебе глаза, и ты ошибочно полагаешь, что они помогут тебе манипулировать мной.

Муж перехватывает мою руку, прижимает к себе.

— Может, и так, Сашка. Но я был растерян, даже напуган! Я не знал, как мне удержать тебя! По-хорошему просил — ты отказывалась остаться, значит, следовало давить на что-то другое. Я люблю тебя, нашу семью, мне плохо без вас! Без вас меня нет. Ни работать, ни есть не могу.

— Что-то ты не выглядишь заебавшимся ждать, милый, — усмехаюсь, а Костя морщится:

— Эти твои словечки просто мерзость какая-то! — и качает головой. — Сашка, я просто умею держать лицо, потому и не выгляжу, как человек, который страдает. Но это только оттого, что приучен держать марку.

Это правда.

Что бы ни происходило в нашей жизни, с какими бы сложностями мы ни сталкивались, Костя всегда выглядит так, будто в любой момент готов идти на прием к королю Великобритании.

Уж не знаю, педантичная натура тому виной или привитые семьей правила жизни, но Костя таков.

Помню, как меня всегда это восхищало. И одновременно бесило.

Ведь я-то никогда не смогу так, как он, — держать все в себе и идти с гордо поднятой головой.

— Так и что там по бабкам, Кость? — усмехаюсь.

Ловко он съехал с темы и перевел фокус внимания.

— Будет развод, Костя, — произношу серьезно. — Это хорошо, что ты приехал, не пришлось решать вопрос по телефону.

— Я против развода, — взглядом словно прожигает во мне дыру.

— Кость, твои слова о нужности, любви и тому подобное уже будто попахивают, понимаешь? — отвожу взгляд. — Вот вроде и говоришь ты все правильно, а лимит доверия исчерпан.

— Одна ошибка! — выкрикивает он, срываясь. — И ты отреклась от меня, от семьи! Одна сраная ошибка!

О как заговорил.

— Ты трахал другую! Несколько месяцев! Это не одна сраная ошибка! — тоже начинаю кричать, сдержаться не могу. — В любви ей клялся, а потом мне угрожал, что сына отберешь. Забрал все мои деньги. Честно заработанные, прошу заметить! Даже цацки отобрал. Фу, Завьялов! Просто мерзко! А дальше что? Наденешь их на свою Веронику? Ты дарил мне их на дни рождения, на рождение детей, на самые памятные даты. А сейчас приходишь и как ни в чем не бывало и говоришь: «Возвращайся, Сашка!» А мне куда все то, что ты сделал со мной, сложить?! В себя поглубже запихнуть? Или сделать вид, что все так и должно быть? И существовать так до конца жизни, боясь, что однажды ты снова даешь мне пинка под жопу и мне придется уйти, как побитой собаке?

Муж закатывает глаза.

Он просто закатывает глаза, будто все, что я сейчас сказала, ему смешно слышать!

Я тяжело дышу.

Два месяца мне было по-всякому. Сложно, легко, больно, спокойно. Но вот муж на пороге, и я не могу вдохнуть из-за ощущения, что меня придавило многотонной плитой.

— Значит, так, Саша. Или ты возвращаешься ко мне, или…

— Или что? — кривлюсь от его слов. — Чем же ты мне будешь угрожать?! Тем, что детей заберешь? Слышала. Бабками? Даже если ты не вернешь мне их, я устроилась на работу и в состоянии содержать себя и двоих детей! А параллельно адвокат отсудит то, что причитается мне.

— Не пугай меня судом, Саша. И что ты там про работу, говоришь? — усмехается, сволочь. — Это легко исправить.

— Только попробуй!

Муж хитро улыбается и двигается в сторону выхода.

— Слышишь, Костя! Только попробуй! У тебя ни черта не получится!

Верить бы еще самой в эти слова.

Девочки, очень жду вас в новой истории про бывших
Взрослый сын, мать-одиночка и будущий мэр. Помотаем нервишки?
https://litnet.com/shrt/uPEI

— Аленка, включай телевизор! Там твоего сына показывают! — вопит подруга в трубку.
На экране пресс-конференция кандидата в мэры, прямой эфир.
— Скажите, Иван Геннадьевич, — спрашивает мой сын-подросток, — вы женаты?
Камера показывает Островского. Изменившегося. Статного, с тяжелым взглядом, которым он смотрит на моего сына.
Нашего...
— Официально нет, но моя будущая супруга будет представлена, — Островский говорит расслабленно. — Предвижу следующий вопрос и отвечаю: детей у меня нет.

Глава 14

Саша

Я заколебалась всего бояться.

И эти очередные угрозы от Кости просто омерзительны.

Он пал в моих глазах очень низко. Человек, который всегда был для меня стеной, превращается в чужого человека, с которым совершенно не хочется контактировать.

Выходные я провела как на иголках.

Все ждала, что благоверный заявится с новыми угрозами, но ничего не произошло. Костя ушел и словно испарился. Я уж думала, что он вернулся в город, но в воскресенье в обед Федя спросил у меня:

— Мам, можно я встречусь с папой?

— Он не уехал? — у меня аж ложка выпала из рук.

Сын начал переминаться с ноги на ногу:

— Нет. Он сказал, что остановился в гостинице, и предложил погулять по городу.

Опираюсь о столешницу и сжимаю пальцы:

— Он тебя одного пригласил или Милу тоже?

Федя опускает взгляд в пол. Сын-то ни при чем. А меня злость душит.

Что за разделение между кровными детьми? Мы что, в викторианской эпохе, где девочки были не в чести?

— Он позвал только меня.

На Федю больно смотреть. Мой взрослый мальчик меж двух огней.

Подхожу к сыну и взъерошиваю ему волосы, а сама ободряюще улыбаюсь:

— Иди конечно, Федь. Если что, будь на телефоне, чтобы я тебя не потеряла. Хорошо?

Кивает.

— Мам, а почему папа Милку не позвал?

У Феди сложный возраст, он часто пытается сбежать от Милки. Она его очень любит очень громко и постоянно лезет с обнимашками. Какое-то время сын терпит, но ершистая натура не особо любит контакт, поэтому периодически он избегает сестру.

Тем не менее он любит ее, возится с ней, гуляет. Я могу доверить ему дочь, зная, что все будет хорошо.

Сын не маленький, прекрасно понимает и видит все, что происходит.

Как ответить на его вопрос, если даже мне непонятно поведение мужа?

— Этот вопрос тебе лучше задать папе.

— Я задавал, — удивляет меня сын.

— Ответил?

— Не-а. Скажешь мне, почему так?

Поджимаю губы. Я не хочу выливать все это на сына, но и оставлять его без честного ответа тоже не хочу.

— Папа и бабушка Ида думают, что Милка не их.

— Это как?

— Они почему-то считают, что у Милы другой папа, — на последних словах мой голос прерывается.

— Но… — Федя быстро моргает и облизывает губы. — Почему?

— Потому что она не похожа на них. Ни внешне, ни поведением. Потому что она не такая, как им надо, слишком взбалмошная, да и с пальчиками у нее проблема.

— Мам, — сын до сих пор растерян, — а Мила, ну… она от папы?

Подхожу к сыну и кладу руку ему на плечо, притягиваю к себе, обнимаю:

— Федя, я клянусь тебе — твой папа также и отец Милы. У вас один папа и одна мама. Да, она другая. Не похожая ни на кого, к тому же у нее проблемы с пальчиками. Но это не значит, что она… она…

— Я понял, мам, — сын выдавливает из себя улыбку. — Спасибо, что сказала мне.

Киваю.

Он отходит от меня:

— Знаешь, мам, я, наверное, папе напишу, что у меня сегодня не получится с ним увидеться.

Замираю, неверяще смотря на сына.

— Я к бабушке с дедушкой пойду. И Милку с собой возьму.

Тело мое становится непослушным, неподвижным.

Я пытаюсь переварить услышанное, но это сложно.

Когда дети уходят из дома, я съезжаю на пол и реву.

Слезы льются и льются непрекращающимся потоком, не переставая, и я никак не могу их «выключить». Мой большой мальчик. Проницательный и внимательный. Понял все.

Поверил мне.

И встал на мою сторону.

Естественно, это разозлит Костю, даже, вероятно, он придет ко мне ругаться, кричать и рассказывать о том, что я настраиваю сына против него.

Весь день я жду, что вот-вот распахнется дверь и муж вихрем ворвется в мой дом, чтобы разрушить тут все, но Костя так и не появляется. Даже не звонит мне.

Может, уехал?

В единственной гостинице нашего города у меня работает бывшая одноклассница, и, в принципе, можно попробовать разузнать, уехал Костя или нет, но я решаю не пороть горячку.

Ближе к вечеру воскресенья я более-менее успокаиваюсь.

Сплю тревожно. Мне постоянно снится, что моих детей хотят украсть, и наутро просыпаюсь разбитая.

Утро не задается. Все валится из рук, ко всему прочему еще и Милка сопливит, поэтому я пишу воспитательнице, что в детский сад дочь не придет, отправляю ее дальше спать, а сама тихо пробираюсь в комнату сына, бужу его.

— Федь. Федя… сынок.

Сын не реагирует. Наверное, снова до полуночи сидел в телефоне.

— Чего, мам? — еле-еле открывает один глаз.

— Побудешь с Милкой сегодня? У нее сопли, я оставила ее дома.

Стонет и откидывается на подушки.

— Я попрошу маму прийти к вам в обед. Завтрак на столе, Мила смотрит мультики.

— А ты не можешь остаться сегодня дома? — стонет еще сильнее.

— Не могу, — развожу руками. — Я без году неделя в больнице работаю. Сегодня должны сказать, прошла я испытательный срок или нет.

— Да прошла, конечно, — отвечает беспечно и снова заваливается спать. — Иди, мам. Само собой, побуду с мелкой.

Убегаю на работу, потому что вот-вот опоздаю.

В больнице работа кипит и днем и ночью, так что в суете никто особо и не заметил моего опоздания. Тем более что наш отдел с врачами не пересекается.

Сажусь за компьютер, включаю его, принимаюсь готовить отчеты и документы на подпись главному врачу.

Половину дня провожу на иголках, все время смотрю на телефон, боясь пропустить важный звонок. Когда же наконец раздается звонок, я отвечаю трясущимися губами.

— Здравствуйте, Марь Пална.

— Привет, Санечек, — вздох.

Нет… нет… нет!

— У меня для тебя плохие новости. Руководство спустило приказ о твоем увольнении в связи с тем, что испытательный срок ты не прошла.

— Нет, — выдыхаю.

— Я не понимаю, что происходит. Попыталась перед руководством защитить тебя, ведь ты действительно отлично отработала, но бесполезно, Саш. Они сказали: увольнение, и точка. Кому ты там дорогу перешла?

Глава 15 

Саша

Если бы у меня была в руках лазанья, я бы вывернула ее на голову Кости.

То есть мало того, что он уничтожил меня своим мерзким предательством, так ко всему прочему решил добить меня лишением работы?

Руки у Кости длинные.

По факту, конечно, ни к больнице, ни к департаменту образования он не имеет никакого отношения, но у Завьялова о-о-очень много связей. Всегда можно найти выход на нужного человека.

Костя умеет дружить, оказывать некоторые услуги, а после собирать ответную дань.

Вот и сейчас ему кто-то неплохо подсобил.

Потрясающе, что тут скажешь.

Я просто срываюсь. Какой смысл оставаться сидеть на работе? Меня уже уволили.

В документах порядок, я хотела приняться за отчеты, но это лишено всякого смысла. Теперь, по крайней мере.

Побежденная и уничтоженная, я забираю свои вещи из кабинета, который уже не имеет ко мне никакого отношения. Кружка, цветок, зеркальце, кое-что из косметики.

Пальцы непослушные, не двигаются совсем. К глазам подкатывают слезы, в горле нарастает ком. Обида просто уничтожает.

Ухожу из больницы, сажусь в машину и сильно сжимаю руль, причиняя рукам боль. Так я могу хоть немного сдержаться и не разреветься в голос.

Злость на мужа душит, перекрывает кислород в легких. Бездумно срываю машину с места и направляюсь в гостиницу.

У здания криво паркуюсь и вбегаю внутрь. За стойкой администратора моя знакомая. Я как чумная подлетаю к ней.

— Вика!

Девушка, которая только что спокойно подпиливала ногти, подпрыгивает на стуле и смотрит на меня испуганно.

— Ого, — она аж отшатывается от меня, — привет, Саш.

— Завьялов в каком номере остановился?

Вика выпрямляет спину и закатывает глаза:

— Саша, я не имею права разглашать информацию о постояльцах.

У меня нет времени на эти игры. Я как сумасшедшая переваливаюсь через стойку и хватаю девушку за грудки:

— Номер! Быстро!

— Ладно! Ладно! Отпусти! — вырывается из моих рук. — В сорок восьмом он!

— Ключи! — протягиваю руку.

— Да ты с дуба рухнула? Меня же уволят!

— Не уволят! Я жена его. Скажешь, поссорились.

Недовольно протягивает мне ключ, и я бегу по коридору. У нужной двери останавливаюсь и без прелюдий и предварительного стука сразу же проворачиваю ключ в замке и распахиваю дверь.

В номере играет музыка. Классика, обожаемая мужем.

Сам он стоит у большого зеркала. На бедрах полотенце, волосы на голове мокрые после душа, в руках стакан с алкоголем, на столешнице початая бутылка виски. Выражение его лица говорит о том, как он доволен собой и этой жизнью в целом.

С видом победителя он отпивает виски, морщится.

— Ну ты и сволочь, Завьялов.

Муж дергается, жидкость расплескивается, и он смотрит на меня так, будто увидел привидение. Но постепенно успокаивается и вальяжно произносит:

— В этой дыре с конфиденциальностью беда, да?

У меня нет времени на разговоры, поэтому я с грохотом захлопываю дверь и надвигаюсь на мужа:

— Ты сделал так, что меня уволили!

Наверняка со стороны звучит жалко.

Муж усмехается и делает маленький глоток из стакана:

— Один звонок, Сашенька. Один короткий звонок, и тебя выгнали, как побитого пса, пинком под жопу, — снова с видом победителя отпивает виски. — Представляешь, что я могу сделать с твоей жизнью, если захочу?

— Когда ты успел стать таким?! — спрашиваю неверяще.

Я правда не могу поверить, что это мой муж. Он никогда бы так со мной не поступил! Я не могу это даже осмыслить.

— Каким таким, Сашка? — подмигивает мне.

— Конченым уродом, который только и может, что насрать под дверью! — выкрикиваю ему в лицо.

Костя окидывает меня взглядом и цыкает:

— Мама была права: пройдет сотня лет, но ты так и не научишься манерам.

Звучит это с таким превосходством, что я готова убить собственного мужа голыми руками, ей-богу!

Бездумно подлетаю к мужу и выбиваю из его рук стакан. Он падает на пол, разбивается, коричневая жидкость разливается по полу.

Немая пауза. Костя смотрит на растекающуюся лужу, я тяжело дышу.

Муж делает резкий шаг ко мне, больно хватает за локоть.

Костя никогда не поднимал на меня руку. Он вообще не агрессивен.

Был.

Но то, что я сейчас вижу, пугает.

Завьялов встряхивает меня. Достаточно болезненно, так сильно, что зубы мои стучат друг о друга.

— Приди в себя, Александра! — рявкает на меня.

Я вырываюсь из его хватки, где-то в процессе проходясь ногтями ему по лицу. Костя шипит и толкает меня. Сначала на кровать, но оттуда мы быстро летим на пол.

Я больно ударяюсь затылком, тело мужа наваливается на меня сверху. Я дезориентирована, перед глазами все плывет. Естественно, ни о каком сопротивлении больше нет речи, тут бы хоть немного собраться.

— М-м-м, — мычу бессвязно.

— Саш! — а муж не унимаясь трясет меня. — Саш, ты чего?

И ощупывает меня, делая еще хуже.

— Отвали, — отвожу его руки и подтягиваюсь выше, сажусь на полу, опираясь спиной о кровать. — О боже, прикройся!

Кривлюсь, глядя на причиндалы мужа. Видимо, в процессе нашей перепалки с него слетело полотенце.

Костя тяжело вздыхает:

— Помнится, раньше у тебя мой член не вызывал отвращения. — Но все-таки протягивает руку и накидывает на себя полотенце.

— Раньше — это до того, как я узнал, что ты макаешь его в кого попало, блядуешь налево и направо? — скашиваю взгляд на Завьялова.

Снова вздох, будто его заколебало все.

— Кость, скажи честно, чего ты хочешь от меня? Вот эти увольнения, к чему это?

— Я предлагал тебе вернуться по-хорошему, ты отказалась.

— И что, теперь надо меня уничтожать? Думаешь, добьешься того, что у меня не будет работы, отберешь детей и начнешь мною манипулировать таким образом?

Молчит.

— Ты серьезно, Кость? — спрашиваю тихо. — За что ты так со мной?

Глава 16

Саша

— Ой, что же теперь будет, доченька, — причитает мама и хватается за сердце.

— Новую работу начну искать, — стараюсь говорить спокойно и пожимаю плечами. — А что мне еще остается?

— Думаешь, у Костика руки и до новой работы не дотянутся?

— Не знаю, — поднимаюсь со стула и подхожу к окну. Разглядываю улицу, обнимаю себя за плечи, чтобы хоть как-то унять тревогу в груди. — Надеюсь лишь на то, что до Кости дойдет мой посыл и он больше не будет вставлять мне палки в колеса.

Верить бы еще мне самой в это.

— Как у тебя с деньгами, Саш? Подкинуть? — спрашивает мама участливо.

— Дожила, — усмехаюсь, а у самой ком подкатывает к горлу. — В тридцать пять прошу деньги у родителей. Как так вышло, мам?

Оборачиваюсь к ней и при виде маминого лица, полного сострадания, не сдерживаюсь и начинаю плакать. Роняю лицо в ладони и реву белугой.

— Ну все, доченька, не плачь, — мама сразу подходит ближе, обнимает меня, гладит по голове. — Не плачь. Все образуется, Сашенька, все образуется.

А я реву и поделать ничего с собой не могу. Вою так, будто это как-то может исправить ситуацию и помочь мне.

Я и так держалась два месяца, а сейчас все, выдохлась.

Даю себе несколько минут на истерику, решившись вывалить на маму все, что только можно:

— Работы меня лишил! Денег лишил! Все отобрал! А детей мне на что кормить, мам? Это он меня так наказывает! Но за что? Не я в койку к другому полезла — он налево пошел! На мне нет вины! Разве виновата я в том, что не захотела терпеть унижения? Ма-ам, — плечи трясутся, голова свинцовая, а я все вою.

Мама тоже причитает, у самой глаза на мокром месте.

Когда поток слез стихает и становится более-менее легче, я трясу головой:

— Так. Хватит.

Выпрямляю спину, поднимаю подбородок, трясу головой.

— К Ольге пойду.

Оля моя школьная подруга. Совсем недавно она, так же, как и я, приехала сюда от мужа-изменника. Только Оле повезло меньше. Со мной хотя бы уехали дети, а вот ее старшая дочь выбрала отца и отказалась оставаться с матерью.

— И чем же тебе поможет Ольга?

— Она работает главным бухгалтером, мам. Может, у нее найдется для меня какая-то работа?

— Сходи конечно, Сашенька.

Я спешу к подруге. Она живет совсем недалеко. Прохожу за калитку и стучу в дверь.

— О, Сашка, привет! — встречает меня с улыбкой, но она быстро меркнет, едва Оля видит мое зареванное лицо. — Так, а ну-ка быстро проходи!

Затягивает меня в дом, сажает к столу и кивает:

— Рассказывай.

И я выкладываю все, что накопилось. Даже слишком.

— Я думала, может, ты сможешь мне помочь с работой, Оль?

— Саш, — она растерянно облизывает губы, и я понимаю, что ничем Ольга не поможет, — там же пекарня и цех заморозки. Платят совсем мало. Очень мало, Саш. Да и работа тяжелая.

— А в офисе ничего нет?

— Да какой там офис, Саш? — вздыхает подруга. — Там мой кабинет, кабинет начальства — и все. Погоди, сейчас я позвоню кое-куда, спрошу.

Оля набирает чей-то номер, недолго разговаривает, а потом отчитывается мне.

— Саш, там ревизора в продуктовые магазины ищут. Пойдешь?

— Конечно!

Обнимаемся с Олей, а на следующий день я выхожу на новую работу.

Работа непростая, контингент тот еще, да и зарплату обещают не ахти какую — но это лучше, чем ничего.

Под конец второй недели меня зовет к себе начальство:

— Вот, Александра, забирай свою трудовую книжку и иди с богом.

Закрываю глаза.

— Вот значит как, — говорю тихо скорее себе.

— Я ни при чем, Саша, — продолжает начальник, а я распахиваю глаза. — Мы люди подневольные. Мне сказали, я делаю. Знаешь, как сложно вести частный бизнес? Конкуренты, инстанции, еще и это — не хватало мне проблем в связи с тем, что я не того человека на работу взял.

Забираю книжку и ухожу, не сказав ни слова, а начальник продолжает бубнить и жаловаться на жизнь и правительство.

На улице оседаю на ступеньки продуктового магазина.

Внутри разгорается огонь.

Достаю мобильный и набираю номер мужа. Он отвечает только после пятого гудка. Выжидает, сволочь. Вместо приветствия говорит:

— Как низко ты пала, Александра, — и смех мерзкий. — Коробки таскаешь? Ну и жуть.

— Удовлетворен наконец? — спрашиваю ядовито.

— Ты должна быть мне благодарна! Это даже не работа — так, самоубийство.

Проглатываю. Все проглатываю.

— Бойся, Костя, — мой голос звенит от холода.

— Чего же мне бояться, детка? — вроде веселится, но я-то слышу в его словах страх.

— Помнишь, я обещала тебе, что буду бить в ответ?

В трубке гробовая тишина.

— Я исполню свое обещание, — произношу тихо, но твердо.

— Лучше тебе вернуться домой, Сашенька, — приходит в себя и усмехается нагло. — Ни черта у тебя не получится, милая.

Отключаюсь.

Вот теперь все. Назад дороги нет. Впереди только война.

Глава 17

Саша

Вещи собраны. Чемоданы уложены.

Я стою на пороге домика, в котором мечтала жить. Да, маленький, да несуразненький. Но именно в нем я была спокойна и счастлива.

Теперь уже понятно, что жизни тут мне не будет.

Костя попросту не даст жить спокойно. Так и будет тянуться адова вереница увольнений. Я хочу, чтобы все это закончилось.

И у меня есть ресурс.

Один. Последний. По крайней мере, я так думаю.

Я надеюсь на него.

Имя ему Ардашев Тимур Заурович. Давний друг Кости, а ныне конкурент.

Мой муж не оставил мне выбора, кроме как отправиться туда, в логово врага.

С Тимуром я общалась несколько раз на вечеринках. Это обычно был достаточной сухой разговор ни о чем. Никогда о личном. Потому что во время практически при всех этих встреч я хотела сбежать от мужчины.

Властный, грозный. Не мое.

Ага, Санька… твое легло под молодую деваху и сделало так, что тебя уводили. Дважды.

— Мам, там какие-то тетки пришли.

— Тетки? — оборачиваюсь.

Федя пожимает плечами.

— Сказали, из опеки.

Нормально.

Еще одну свинью мне подложил, да, Костя?

Иду их встречать. Дамы проходят в дом и с энтузиазмом принимаются всюду совать нос.

— Постельного нет.

— Угу. И, Наталь Сергевна, глянь — в холодильнике шаром покати.

— Да и на полках в кухне пусто. Даже посуды, можно сказать, нет.

— Александра Викторовна, как объясните?

Вздыхаю. Женщины переглядываются, потирая ручки.

— Переезжаем мы. Для кого тут держать полный холодильник? Постельное белье отнесли к родителям, зачем ему тут лежать?

— Куда переезжаете?

Мне хочется их послать. Прямо от души отправить в пешее эротическое.

— Так мы к папе домой едем, — Федя становится передо мной.

— К папе? — непонимающе переспрашивают женщины.

— Конечно. Школа же скоро, а мы у бабушки с дедушкой на каникулах были, теперь вот собрались домой.

Смотрю на сына с улыбкой. Тот подмигивает мне. Опора моя подрастающая. Если бы не он, я бы, наверное, села прямо тут и заревела. Снова, да.

— Н-но у нас совершенно противоположная информация!

— Нам поступил сигнал.

И далее они как квочки принимаются рассказывать то, о чем я и так догадалась.

— Вам уже ответил мой сын. Мы едем домой, к моему мужу и отцу Феди и Милы.

Еще полчаса разборок, звонков непонятно куда и непонятно зачем.

Мила куксится, страдает. Ей это все вообще неинтересно, у нее по плану дневной сон в машине. Федя мается.

В итоге выезжаем мы позже, чем нужно. Мама прощается с нами, плачет. Папа тяжело вздыхает.

Поездка выходит какая-то нервная, меня постоянно подрезают, ко всему прочему попадем в жуткий ливень. Ближе к девяти вечера я решаю, что это не дело, и мы останавливаемся на ночь в небольшой гостинице, а утром продолжаем путь.

У меня нет в городе никого, кто бы мог приютить нас троих. Не обзавелась верными друзьями или просто хорошими знакомыми, поэтому едем мы в очередную гостиницу.

Весь вечер я кручу в руках телефон.

К Тимуру и на кривой козе не подъедешь, нужно записаться через секретаря, но я намеренно оттягиваю время до того момента, когда звонить уже неприлично, потому что рабочий день окончен.

На следующий день собираюсь с силами и звоню по номеру, который нашла в интернете. Меня приветствует любезная девушка и уточняет причину обращения.

— Меня зовут Александра Завьялова. Я к Тимуру Зауровичу. Передайте ему, что у меня есть информация, которая может его заинтересовать.

Я предательница? Или же просто женщина, которая пытается защититься? Кто я?

— Тимур Заурович готов принять вас сегодня в восемнадцать ноль-ноль.

А не поздновато ли для аудиенции, Тимур Заурович?

— Я буду, — отвечаю после судорожного вздоха.

— Возьмите с собой паспорт, я выпишу вам пропуск.

— Благодарю.

Отключаюсь и понимаю: мне… пиздец!

Но обратной дороги нет. Отступлю сейчас — Костя мне в городе жизни не даст. Еще и детей отберет.

— Федь, ты сегодня куда-то пойти с ребятами хотел? — спрашиваю сына.

Сынишка почти три месяца не видел своих одноклассников, соскучился.

— Да, а что? — закатывает глаза, знает, о чем я снова буду просить его.

Я лишь молча складываю ладони, умоляя.

— Пожалуйстаа-а-а.

— Ладно. Но завтра я пойду! — выставляет вперед руку.

— Договорились! — расцеловываю сына.

— И я! И меня! — лезет ко мне Милка и попадает под настоящую поцелуйную очередь. — Мамуль, а можно завтра в парке на катамаранах покататься?

Я им столько всего наобещала. Где бы еще денег найти?

— Погуляем, — стараюсь улыбаться искренне.

Убегаю в душ. Привожу себя в порядок. Прохожусь по телу скрабом, потом кремом для тела, делаю маску.

В груди растет красный цветок, который неприятно давит. Не могу избавиться от ощущения, что я предатель!

Гардероб свой оцениваю пристально. Мне нужно одеться прилично, по-деловому, но с изюминкой. А что может быть лучше, чем черное платье мести?

Изысканное, приталенное, подчеркивающее все, что надо, а что не надо скрывающее. Серьги — бриллиантовые гвоздики, который были на мне и которые не успел забрать Костик. Маленькую сумочка, черные лодочки.

Волосы собрать. Макияж нюдовый.

Изысканно и аккуратно. Отлично.

Ты на свидание идешь или к конкуренту мужа, Завьялова?

Я иду спасать себя!

Выдвигаюсь.

Если Ардашев мне откажет — это будет конец.

Глава 18

Саша

Офис компании Ардашева находится в новом бизнес-центре.

Меня встречает охранник. Вежливо просит паспорт, и я отдаю книжку нервно подрагивающими пальцами. Взамен мне выдают пропуск с номером.

— Он одноразовый, для посетителей. Нужно его вернуть, когда будете уходить.

— Поняла, — киваю. Это стандартная практика.

— На самом дальнем лифте поднимайтесь на последний этаж, там отдельная кнопка.

— А что, на других лифтах я не смогу подняться? — киваю в сторону просторного холла.

— Нет, — отвечает уже немного нервно.

— Хорошо, спасибо.

Иду к нужному лифту и нажимаю на кнопку, ожидая, когда откроются двери.

А ты понторез, Ардашев, да? Отдельный лифт, чтобы не кататься с простыми смертными. Очень интересно. И на последний этаж забрался, куда ж еще! Не в подвал же.

Даже еще не поговорив с Тимуром, начинаю злиться. На кого, непонятно. На Костю, который не оставил мне выбора, или на себя, за принятое решение предать мужа.

Приходит лифт, и я поднимаюсь до последнего этажа.

Длинный коридор, в конце него приемная, в которой сидит секретарь.

Я выпрямляю плечи и решительно шагаю вперед. У меня есть цель. Это ради детей — и только ради них!

Дохожу до приемной, толкаю дверь от себя и прохожу внутрь.

За столом сидит девушка. Под тридцать. Красивущая. Я даже залипаю на ней взглядом, потому что она идеальна!

Блондинка, волосы собраны в аккуратный пучок, сдержанный макияж. На ней белая блузка, а также юбка по колено и убийственные шпильки.

— Добрый день. Чем могу вам помочь? — спрашивает профессионально, не разглядывая меня.

— Здравствуйте. Меня зовут Александра Завьялова.

— У вас назначена встреча с Тимуром Зауровичем на восемнадцать ноль-ноль, верно?

— Да. Все так.

— К сожалению, у Тимура Зауровича затянулась встреча, вам придется подождать. Можете присесть в зоне ожидания, — ведет рукой, и я оборачиваюсь.

Позади меня диванчики и кресла. На кофейном столике — стопка свежих газет и журналов.

— Я могу вам что-нибудь предложить? Чай, кофе?

— Воду, пожалуйста.

— Конечно.

Присаживаюсь на диванчик, а сама не могу отвести взгляд от девушки. Она делает все быстро, движения отточены. Меньше чем через минуту передо мной появляется бутылка с минеральной водой и стакан. Рядом маленькое ведерко со льдом.

Затем разворачивается на высоченных шпильках и уходит на свое рабочее место.

Интересно, Ардашев трахает ее?

Конечно трахает, она идеальная! Даже я, женщина, не могу отвести от нее взгляд.

Я жду.

Жду и накручиваю себя. Эмоции раскачиваются как маятник. Туда-сюда.

Наконец дверь распахивается и выходит Ардашев с пожилым мужчиной.

— С вами приятно иметь дело, Тимур Заурович. — Мужчины пожимают друг другу руки.

— Это взаимно, Дмитрий Юрьевич, — после кивка отвечает Ардашев.

Посетитель довольно улыбается и уходит из приемной, вежливо кивнув мне и помощнице Ардашева.

Та подскакивает на ноги:

— Тимур Заурович, к вам госпожа Завьялова.

Я поднимаюсь, выпрямляю спину:

— Добрый вечер.

Ардашев окидывает меня взглядом. С ног до головы. Неспешно так и совершенно не стесняясь, будто имеет на это право.

Я выгляжу идеально. Не так, конечно, как его секретарша, но идеально для меня, поэтому держу лицо, лишь краснею немного.

— Добрый вечер, Александра, — ведет рукой, приглашая меня в кабинет. — Проходите.

Оборачивается к секретарше:

— Оксана, на сегодня ты свободна.

— Но я не успела свести отчеты… — звучит растерянно.

— Закончишь завтра.

— Как скажете, — принимается собираться, а я прохожу в кабинет Ардашева, чувствуя, как трясутся коленки.

Почему он ее отпустил? Я не хочу оставаться с ним один на один. Вернее, я понимаю, что в любом случае мы будем разговаривать наедине, но думала, что в приемной останется еще эта самая Оксана.

Страх, нервозность — накатывает все и сразу.

Тем временем Тимур Заурович спокойно огибает меня и отодвигает для меня стул, затем обходит стол и садится в свое кресло.

Только в этот момент я понимаю, почему он отодвинул мне стул. Это нихрена не галантность и не вежливость. Просто это единственная точка, где я буду ему видна от макушки до пяток. На всех остальных местах угол обзора другой.

Ардашев складывает руки в замок и кладет их на стол, смотрит пристально мне в глаза. Я теряюсь под этим взглядом, и вся моя скрупулезно подготовленная речь летит в тартарары.

Мужчина не красив, вовсе нет. У него строгое лицо, колючий взгляд. В волосах кое-где видна седина. Костюм безукоризненный. Весь вид Ардашева завораживает и молниеносно вынуждает склониться перед ним.

Аура мощная. Тяжелая, сильная.

Такого мужчину нельзя иметь во врагах — уничтожит.

— Значит, слухи о том, что в королевстве Завьялова все не так уж спокойно, верны, — произносит Ардашев.

Это не вопрос, а констатация факта.

Официально с Костей мы не разведены. Он все грозился подать заявление, но до дела не дошло. Я тоже не подаю, потому как вопрос денег не закрыт. Для всех я уехала в деревню с детьми на лето. И точка.

Но у Ардашева, видимо, везде есть уши.

Давай, Александра, соберись. Держи лицо. Ты можешь.

Медленно кладу ногу на ногу, естественно, это приковывает взгляд Ардашева. Чуть выгибаю грудь и расслабленно улыбаюсь:

— И о чем же судачат, Тимур Заурович?

Ардашев явно забавляется, на его лице тоже появляется улыбка:

— Что Костик трахает свою секретаршу при живой жене и детях.

— Вы тоже трахаете свою секретаршу? — выгибаю бровь.

Что. Мать твою. Я несу?!

Какое, блин, мне дело до этого? Ардашев не женат, официально не состоит в отношениях. Он может делать что хочет и иметь кого хочет.

Мужчина закидывает голову и начинает смеяться.

Выглядит это мегастранно. Я даже не понимаю, бояться мне или расслабиться. Замираю, даже дышать перестаю.

Глава 19

Саша

— Сразу хочу обозначить свою позицию: топить этот бизнес я не хочу. Я вложила в него слишком много сил и труда, чтобы просто разрушить все. Тем более это наследство моих детей.

Или, учитывая отношение семьи мужа к Феде, хотя бы его.

Ардашев прищуривается:

— Чего же ты хочешь, Александра?

Откидываюсь на кресле и снова перекрещиваю ноги. Внутренний голос стебет: «Шерон Стоун недоделанная»!

Я расслабленно выдыхаю и мягко улыбаюсь.

Ардашев реагирует. Обводит меня взглядом. Что у него в этот момент в голове, непонятно, потому что его лицо словно маска, но интерес заметен.

— Я хочу прижать мужа.

— Разборки из девяностых? — хмыкает. — Мне этого хватило с лихвой.

— Вы не похожи на мужчину, который вел бизнес в девяностые, — выгибаю бровь.

Ардашев откидывается в кресле и выдвигает ящик стола.

— С твоего позволения, — отточенными монотонными движениями закуривает сигару.

Я терпеливо жду, никак не выдавая своего волнения.

— Мой отец вел бизнес в девяностые, — поясняет Тимур Заурович. — Так что я не понаслышке знаю о том, как было весело в те времена.

— Криминал меня не интересует, — обозначаю сразу.

— Тогда я тебя очень внимательно слушаю.

— С вашей помощью мы немного «уроним» бизнес Завьялова, — двигаю пальцами. — Я знаю слабые места и чувствительные точки, куда можно уверенно ударить. Официально подведем к банкротству. Далее бизнес перейдет в руки Росимущества. Ну а после честные торги, в результате которых этот бизнес и будет мною по дешевке приобретен.

Молчит. Смотрит на меня оценивающе: спасую или нет?

— Ты хоть понимаешь, куда лезешь, Саша? — прищуривается.

— Ваш брат работает в Росимуществе, — криво улыбаюсь. — Так что я точно знаю, что пришла по адресу.

Снова отвечает не сразу, переваривает:

— Какая моя выгода?

— Бизнес мы приобретем в равных долях.

— Дальше, — я чувствую момент, когда мужчина входит в раж.

— А дальше на ваше усмотрение. Можем переименовать магазины и присоединить к вашей сети или оставить текущий бренд. Я в дела лезть не буду, но акции и доход с моей доли пойдут мне.

Тимур Заурович набирает в рот дым и медленно выдыхает его со странной улыбкой на лице, будто прямо сейчас оргазмирует. Я чувствую, как краснею под этим неоднозначным взглядом.

— Ты страшная женщина, Александра, — выдает наконец.

Напряжение немного отпускает меня.

— Еще с утра я была вполне себе ничего, — криво улыбаюсь.

— Как женщина ты великолепна, Саша, — снова тянет дым. — Даже, я бы сказал, идеальна. А вот твой план… неужели ты не знала, что он трахается на стороне уже несколько лет?

Цепенею.

Это манипуляция!

Игра в подавление и доминирование.

Видя смену моего настроения, Ардашев сразу же переключается на деловой тон, на его лице ходят желваки, будто он недоволен тем, что сказал.

— Мы все задокументируем. Мои юристы подготовят соглашение, ну а ты на момент всех этих манипуляций должна быть разведена и не иметь никакого отношения к бизнесу.

Я до сих пор не могу отойти от услышанного. Он мне соврал или нет? Не понимаю.

Неужели Костя… вправду изменял мне и раньше?

— Я не против соглашения, но у меня тоже будет пара условий. Думаю, на встрече с вашими юристами мы все обсудим и придем к результату, который устроит нас обоих.

— Это не все, Александра.

Что, будет новый шок-контент?

— Я слушаю.

— У меня к тебе встречное предложение. — Ардашев беспощадно тушит сигару и подается вперед: — Я желал бы, чтобы твой муж бился в истерике не только от потери бизнеса. Я хочу забрать и его дело, и тебя.

— Я же сказала, что не буду с вами спать, — качаю головой.

— Этого не потребуется. Пока, — улыбается нагло.

Вот зараза, а!

— Устроим ему прилюдную порку. Его семья терпеть не может, когда сплетники треплют их имя.

О да! Мне ли не знать, как эта семья не выносит полоскания в желтой прессе.

— Чего вы хотите?

— Через месяц у Шмидта юбилей. — Шмидт — человек из мэрии. С ним лучше дружить. — Твой муж приглашен. Ты пойдешь со мной.

Сглатываю.

— Но до того подай все соответствующие документы для развода и раздела имущества. За пару дней вопрос не решится, зато все будут знать, что ты первая сделала этот шаг.

Я боюсь представить, что устроит Костя, если узнает.

— Ты пойдешь на прием в качестве моей спутницы. Никаких фривольностей с моей стороны не будет. Все чинно-благородно. Зато когда все закончится, твою бывшую семейку от этого разорвет.

— Вы тоже жестокий человек, Тимур Заурович. Я согласна.

Поднимаюсь на ноги.

Выбора у меня нет. Если я ввязываюсь в игру, значит, надо довести ее до конца.

— До встречи на юбилее. И попросите своих юристов связаться со мной.

Иду к двери.

— Саша. — Оборачиваюсь. Ардашев дерзко улыбается. — Прекращай мне выкать. Тебе это будет неудобно делать… в дальнейшем.

Глава 20

Саша

Как и обещала, на следующий день я с Милкой еду в парк кататься на катамаранах.

Федьку уломать не получилось, но я старалась не особо давить. Он давно хотел увидеться со своими одноклассниками, так что пусть развеется без мамки.

С Милой мы отрываемся на полную катушку и после обеда возвращаемся домой. Федя тоже вернулся.

Меня ждет много работы, поэтому оставляю детей одних и еду на встречу с адвокатом. Пока что я решила прощупать почву и посоветоваться о кое-каких документах.

— Мы подготовим иск в суд, — спокойно рассказывает адвокат. — Затем я соберу пакет документов и подам их в канцелярию суда. В ближайшее время вам лучше мирно определить с супругом место проживания общих детей, а также уладить имущественные споры. Кстати, насчет споров: вы будете претендовать на движимое и недвижимое имущество?

— Дом отдан Константину через дарственную, так что тут ничего не выйдет, а машины оформлены на отца мужа.

— Мы можем через суд доказать, что средства на покупку автомобилей или других ценных предметов были изъяты из семейного бюджета.

Закусываю губу, раздумывая.

— Пока что мне бы хотелось вернуть свои деньги. Там была приличная сумма, которой хватит на безбедную жизнь. — Или покупку части бизнеса.

— Здесь также мы можем пойти через суд и доказать, что перевод был совершен без вашего согласия, а средства заработаны вами. Но быстро и действенно вернуть деньги вы можете только одним способом.

Киваю своим мыслям.

— Так что в ваших интересах договориться с мужем.

Или пригрозить ему.

— Хорошо. Я попробую.

— Это будет самое правильное, простое и безболезненное решение. А я пока займусь иском.

С адвокатом на этом расходимся. После встречи я звоню Косте.

Сама.

Едва ли не впервые за последние два месяца.

— Что же могло случиться, Александра, что заставило тебя наступить себе на горло и позвонить мне? — усмехается Костя. — Неужели деньги закончились?

Вот сука! Самая настоящая сволочь!

Меня трясет, как при высокой температуре, мне дурно. Я, блин, разучилась играть во все эти игры, навыки борьбы утеряны. Кое-как держу себя в руках, хорошо хоть муж не видит моего лица.

— Костя, — произношу с надрывом, даже немного покаянно, — мы вернулись в город, и мне нужно поговорить с тобой.

В голос добавляю мягкости.

Слышу шорох, будто Завьялов садится ровнее, и из голоса его действительно исчезает надменный тон.

— Что-то случилось, Саш?

— Я… — сглатываю. — С детьми все в порядке.

— А ты?

— Со мной тоже… наверное. Кость, мы можем встретиться?

— Конечно могу, приезжай домой, поговорим, — его голос тоже меняется, и я понимаю, что все делаю верно.

— Я не могу вернуться в тот дом, воспоминания приносят слишком много боли, разочарования и печали. Мы можем встретиться на нейтральной территории?

— Давай в «Азизе»? — это его любимый ресторан. — Я заказу ВИП-кабинку, где нам никто не сможет помешать.

— Хорошо, Костя. Спасибо. И до встречи.

Нажимаю на отбой, иду в ванную комнату, включаю холодную воду и полощу рот, умываюсь.

По правде сказать, мне хочется склониться над унитазом и выблевать в него все содержимое желудка. Меня тошнит.

От ситуации. От Костика, который не оставил мне выбора, от себя самой, потому что делаю то, что не хочется. Оттого, куда лезу со своими «гениальными» идеями и собираюсь собственноручно придушить то, что выращивала много лет вместе с мужем.

После того как я выхожу из ванной, иду в свою комнату. Федя с Милкой вышли погулять, так что я снова в одиночку решаю, что надеть.

В итоге останавливаюсь на шелком платье-сорочке, сверху надеваю пиджак. Туфли на шпильках. Нейтральный макияж — обхожусь без румян, чтобы придать коже бледность.

Отправляюсь в ресторан не на машине, заказываю такси. По дороге пишу сообщение Федьке, что уехала ненадолго, перекидываю ему деньги и прошу заказать доставку готовой еды.

Обязательно… непременно, когда мы съедем отсюда, я буду готовить сама, но пока это попросту невозможно.

В машине меня потряхивает. Чем все закончится? А самое главное, как мне выдержать это представление?

Костя уже в ресторане, меня к нему проводит хостес.

— Привет, — он поднимается при виде меня и смотрит оценивающе.

— Здравствуй, — присаживаюсь напротив.

— Я заказал ужин на свой вкус.

— Спасибо. В блюдах у тебя всегда был превосходный вкус, — улыбаюсь и опускаю глаза.

— Хочешь сказать, лучше, чем в женщинах? — намекает на любовницу.

Поднимаю руку:

— Костя, я пришла сюда не за этим.

Он склоняет голову набок:

— Зачем же ты пришла?

Делаю паузу, во время которой входит официант, неся заказанные блюда. Он также ставит по бокалу с вином передо мной и Костей, а после уходит.

Я опускаю взгляд в тарелку. Рыба и овощи. Все выглядит аппетитно, только, скорее всего, кусок встанет у меня поперек горла, поэтому я отпиваю вина.

Костя прищуривается, разглядывая меня, и будто с удовлетворением отмечает факт того, что я выпиваю. Значит, пришла не воевать…

Ох, милый… ты даже себе не представляешь!

— Так и по какому поводу ты решила меня порадовать своим присутствием?

— Я пришла сказать, что вернусь к тебе.

Глава 21

Саша

Костя замирает. Всматривается в меня, будто ищет насмешку с моей стороны или ложь.

Я же делаю еще один глоток вина.

— Вкусное, — верчу бокал в руке. — Ты всегда знал, как мне угодить.

— Что ты только что сказала? — спрашивает Костя сдавленно.

— Что вино вкусное, — включаю дурочку.

— До этого! — повышает голос, и я дергаюсь, делая вид, что пугаюсь.

На самом деле у меня поджилки трясутся.

— Я долго думала, Костя. И пришла к неутешительным выводам, — как тургеневская дама, опускаю взгляд и тереблю уголок хлопковой салфетки. — Очень бы мне не хотелось это признавать, но я не могу без тебя. И дело даже не в финансах.

— Ты любишь меня, — пытается не показывать победную улыбку, но она все равно проскальзывает по его лицу.

Внутри все горит.

От ненависти к себе и злости на мужа.

Ведь все можно было решить нормально, по-человечески.

Отдать то, что принадлежит мне, и не вынуждать меня делать то, что я делаю сейчас, не мешать налаживать жизнь. И если Федор захочет остаться с отцом, я приму это решение достойно. В конце концов, сын взрослый, разумный и может четко обозначить свои предпочтения.

Дурак ты, Костик…

Ну изменил, предал, да… Так и прими свой промах достойно, как велит светское общество!

Не я первая ударила в спину, не я лишила тебя средств к существованию. Черт! Ты даже брюлики мои забрал! Украл! Сначала подарил, а потом выкрал их, как крыса!

Ты сам сплел эту паутину, в которой я и запуталась. Вот только есть один нюанс. Я не буду умирать в ней одна, милый. Потяну и тебя за собой.

Я бы никогда не пошла на этот цирк, если бы муж не поступил так со мной.

Киваю.

— Да, Костя. Я люблю тебя, — сообщаю ему без улыбки.

— Я знаю, детка, — теперь уже он широко улыбается. — И я тоже люблю тебя.

Ага. Так сильно, что полез на другую. И не факт, что это был единичный случай, судя по тому, что вчера сказал Ардашев.

— Что ж, Саша, я жду тебя с детьми дома. Там все осталось, как прежде.

Печально улыбаюсь и снова опускаю глазки в пол.

— Ты же знаешь меня, Костя, — говорю мягко. — Я твердолобая, непробиваемая. Тяжело мне пережить твое предательство, и вернуться прямо сейчас я не смогу.

Улыбка замирает на лице мужа:

— Тогда я ни черта не понимаю.

— Я предлагаю тебе начать все сначала, — смотрю ему прямо в глаза. — Я люблю тебя, но мне больно. И мне нужно время переболеть, прийти в себя. Я устала воевать, Костя. У меня не осталось сил — на борьбу со своими чувствами тоже. И да, я скучаю по тебе.

— Понятнее не стало, Саша, — Костя говорит мягко, все-таки я смогла пробить его броню.

— Дай мне развод. И свободу. На время, — уточняю тут же. — Мы начнем все с самого начала. Вернемся назад, во времена, когда ты звал меня на свидания. Возил на пикники, засыпал цветами. А я каждую нашу встречу ждала так, будто это самое важное событие в моей жизни. Что скажешь?

Костя молчит, смотрит на меня, сверлит взглядом, пытается залезть мне в голову и понять, с чего вдруг все это.

Я кладу руку поверх его и смущенно улыбаюсь:

— Знаешь, я ходила недавно на свидание, — его рука напрягается, и я веду по ней пальцем, успокаивая. — Это было ужасно! Разница с тобой не измерится ничем. Так-то я и поняла, что обречена всю жизнь любить одного мужчину, то есть тебя.

Усмехаюсь и печально поджимаю губы.

Я пытаюсь убрать руку, но Завьялов сжимает пальцы, удерживая ее.

— Если ты мне врешь…

Приближаюсь к его лицу:

— Я устала от вранья. Теперь все по-честному.

Костя кивает, и я убираю руки, кладу их на колени и сжимаю в кулаки.

— Тогда, с твоего позволения, я подам документы на развод. Имущество и бизнес — все останется за тобой. Костя, я бы хотела получить назад свои драгоценности. Они важны мне как твои подарки.

— Я погорячился тогда, отправлю их тебе сегодня же. Где вы остановились?

— В отеле «Мирида».

— Это где вообще? — хмурится.

— Поверь, ты не захочешь знать. Район не очень, да и отель так себе… но на что хватило денег.

Тяжелый вздох.

— Костя, — зову мужа, и он подается ко мне, — дети очень скучают по тебе. Давай договоримся завтра погулять где-нибудь все вместе?

Я не манипулирую детьми. Встречи с ними — прямая обязанность отца.

Тем более они давно не виделись.

— Я приеду завтра, заберу вас, — кивает тут же.

— Спасибо, — улыбаюсь и встаю. — Тогда я пойду, Костя, а то дети одни.

Делаю шаг в сторону выхода и останавливаюсь:

— Прости, я не могу заплатить за себя, у меня… у меня практически не осталось денег.

Голос срывается, я разворачиваюсь и выхожу.

Пулей пролетаю ресторан, а на выходе Костя меня перехватывает и тянет в сторону, прижимает к стене, сразу же берет мое лицо в руки и страстно целует.

Я отвечаю, постанываю и льну к Косте, делаю все как полагается.

Обмануть тело не получается: на знакомые ласки некогда любимого мужа оно реагирует, и оттого мне становится еще более тошно.

Разум не щадит меня, напоминая, что все-таки когда-то мы были счастливы. Всякое бывало, но никогда я не ощущала себя нелюбимой.

— Я верну тебе деньги, — шепчет горячо, отрываясь от моих губ. — Верну бриллианты. Ты не должна скитаться по вшивым отелям, тем более с детьми.

Неужели ты понял это, придурок?!

Льну к мужу, оплетаю его руками за талию, придвигаюсь совсем близко.

— Господи, как же я мучилась без тебя.

— Поехали домой, Саш? — прижимается ко мне, и я ощущаю его возбуждение. — Поехали!

Явно не чай пить…

— Там дети одни, я не могу. Обещала им через час вернуться.

Уезжая на такси, я не отвожу взгляда от мужа, а когда его фигура, а когда такси поворачивает, до боли сжимаю зубы.

Тебя ждет большой сюрприз, милый…

Но до того я должна с тобой развестись и получить назад свои деньги.

Глава 22

Саша

— Папа, смотри, как я умею! — кричит Милка.

Костя оборачивается.

Дочь садится на горку и отталкивается ногами. Костя отворачивается.

Он не смотрит больше на дочь, а у меня внутри все кипит.

Ну что тебе, сложно пару секунд посмотреть, как она скатится с горки?

— Папочка, ты видел? — Мила дергает его за брючину, Костя отмахивается:

— Видел-видел, Мил. Ты иди погуляй, а мы с мамой поговорим.

Вообще-то, я предложила встретиться всем вместе, потому что Костя давно не виделся с Милкой. После нашего разговора в кафе их встреча сорвалась — дочь приболела, и Костя виделся только с Федей.

Сын вернулся хмурый и не стал делиться со мной.

Что у них случилось, я не поняла, а Федя закрылся в себе.

С тех пор прошло две недели, и вот сегодня должен был состояться день семьи, но Федя сослался на то, что договорился встретиться с одноклассниками, поэтому мы встретились втроем.

Мила сникает.

Она скучала по отцу. Маленькая еще, расставание ей выносить нелегко, но даже сейчас отец отказывается уделить ей внимание.

Мне хочется его огреть чем-нибудь потяжелее, но я терплю, напоминая себе, ради чего все это.

Присаживаюсь перед дочерью на корточки:

— Смотри, какие возле клумбы чудесные камушки. Можешь мне найти парочку красивых?

— Да! — убегает, а я поднимаюсь на ноги и смотрю на мужа.

— Я перевел тебе часть денег.

Костя вернул лишь четверть того, что у меня было, но даже это очень солидная сумма.

Деньги уже выведены на другой счет. На мой счет, к которому доступ не имеет никто, кроме меня.

— Да, спасибо тебе, Костя, — мягко улыбаюсь.

Он тоже улыбается, довольный собой и моей реакцией.

По правде говоря, мне хочется плюнуть ему в лицо, потому что благодарить мужа не за что. Это мои деньги! Мои. Я сама их заработала.

— Вы съехали из того клоповника? — спрашивает важно.

— Да, я сняла трешку в центре. Через недельку, как обустроимся, позовем тебя в гости.

Приближается, кладет руку мне на талию.

— А ты когда приедешь ко мне в гости? — дергает бровью.

Приглашение весело провести ночь?

Какой же ты, милый… примитивный!

— Я же говорила тебе, — надуваю губки, — мне тяжело возвращаться в этот дом.

— Как насчет романтического вечера в отеле?

Прелестно. Будто с самой настоящей шлюхой.

— Давай не будем спешить? — ласково провожу рукой по его плечу. — Как дела на работе? — стараюсь перевести тему.

— Все по-старому, что ей будет-то? — отмахивается. — Ты же знаешь, у нас все давным-давно налажено. Процессы отточены.

Знаю я твои процессы, Костя.

И хорошо, что ничего не изменилось, значит, болевые точки те же.

— Мамочка, смотри, я собрала тебе камушки. Мне вот такой и такой понравился. А тебе?

— Вот этот очень красивый, Мил.

Дочка поворачивается к Косте и тянет ручку.

— Папа, а тебе какой нравится?

Костя, хмурясь, опускает взгляд.

Милка как раз держит камушек в той ручке, на которой нет пальчика.

Только попробуй скривиться! Клянусь, я наплюю на свой план и отпизжу тебя прямо тут.

— Вот этот, — Костя тыкает не глядя.

— Папочка, а хочешь, я тебе тоже найду камушек?

— Найди, — говорит абсолютно равнодушно.

Саша, молчи. Ты все испортишь.

У Кости звонит телефон, и это спасает меня от необдуманного поступка.

Муж смотрит на экран, потом поднимает взгляд на меня и скидывает звонок.

Телефон снова звонит.

— Прости, — кивает мне и отходит: — Алло.

Я слышу в трубке женский голос.

И да, конечно, это может быть кто угодно. Секретарь, мать, рандомная сотрудница, спамер… действительно кто угодно.

Но что-то мне подсказывает, что звонит его любовница.

— Прости, мне надо отъехать, — бросает, не сводя взгляда с экрана.

— Конечно, — натянуто улыбаюсь.

Костя чмокает меня и уходит, я провожаю его взглядом.

А с дочерью ты, сволочь, даже не попрощался…

— Мам, а куда это папа? — спрашивает Мила расстроенно. — Я ему камушек красивый нашла.

Протягивает на ладошке белый камень.

Присаживаюсь на корточки перед дочерью:

— У папы возникли срочные дела, но он попросил передать тебе, что ему очень жаль. В следующий раз мы погуляем подольше.

— Ладно, — вздыхает.

Я отвратительная мать. А еще лгунья.

Но как я объясню четырехлетке, что отец ее просто не любит? Как?

Снова отвлекаю внимание дочери, будто пытаясь загладить чужую вину, покупаю ей всякие мелочи, но Милка как держала в руках камень для папы, так и продолжает держать.

У меня звонит телефон, и я отвлекаюсь на звонок. На экране появляется имя Ардашева.

— Да, Тимур, — отвечаю сразу.

Я слышу шум дороги, видимо, он находится за рулем.

— Александра, юристы переделали документы с учетом наших правок. Тебе будет удобно сейчас подъехать и подписать их?

— Если честно, то не очень. Я в центральном парке с дочерью, и оставить мне ее не с кем.

— В центральном парке? Я неподалеку, сейчас подъеду заберу вас. Если ты, конечно, не против.

— Не против.

Ардашев — оригинальный мужчина. А может, мне просто так кажется. Ведь кроме Костика я других мужчин и не знала.

Тимур как две полярности. То холодный, собранный и даже отстраненный, то такой, что… кажется, прямо сейчас завалит меня на стол и покажет небо в алмазах.

Какая из его масок настоящая, я пока не поняла.

Когда к выхожу из парка подъезжает машина Тимура, я подхожу ближе и помогаю дочери сесть назад, пристегиваю ее и сама сажусь рядом.

— Привет, — Тимур оборачивается и смотрит на Милу.

— Привет, — она сразу же начинает стесняться.

— Какая красивая у тебя шляпка.

— Это мама купила.

— Я Тимур, — протягивает руку, и она вкладывает свою ручку в его.

— А я Мила.

Детская ладонь тонет в огромной лапище Ардашева. Тимур раскрывает руку и смотрит на ее пальчики. Замирает на секунду, потом снова сжимает ладонь.

Глава 23

Саша

— Федор, с кем из родителей бы ты хотел остаться?

Я с грустью выдыхаю.

— С мамой.

Резко поднимаю лицо и смотрю на сына.

Я не ослышалась? Это не игра моего воображения?

Костя смотрит на Федора тяжелым взглядом, но выбор сына будто бы не сюрприз для него.

Милка тоже остается со мной. Как Костя и говорил, воевать за дочь он не будет.

Когда мы выходим на улицу, я перехватываю сына.

— Федь, что случилось?

— А что? — спрашивает с претензией. — Ты не хочешь, чтобы я жил с тобой?

— Федька, да ты чего? Знаешь, как я рада? Но я должна понимать: у вас с отцом что-то произошло?

В этот момент выходит Костя, идет к нам.

— Саша, можешь оставить нас? — просит прохладно.

Я киваю и отхожу. О чем они говорят, я не слышу, но вижу хорошо. Разговор короткий и напряженный. Костя кладет руку на плечо сына и сжимает, потом кивает мне и уходит.

— Федь, — становлюсь перед сыном.

— Все нормально.

— Федя!

— Ну что, мам? Что ты хочешь от меня?! — срывается.

Так и не получается ничего выведать, и мы уезжаем домой.

Нас с Костей официально развели. Деньги он мне отдал не все. Сумма большая, вернуть ее за один раз нельзя, так что на руках у меня пока что половина.

Которая уже лежит на другом счете. На собственных ошибках я учусь быстро.

На съемную квартиру возвращаемся в молчании.

На самом деле, никакой радости этот развод не приносит. Слитые в никуда пятнадцать лет брака я не смогу простить.

И то, как потом поступил со мной Костя, тоже.

И да, сейчас он ведет себя иначе. Вернул мне цацки. Правда, что смешно — не все, лишь часть. Как он сказал, остальное лежит в банковской ячейке.

Но что-то мне подсказывает, что мой благоверный врет. Вот только зачем? Куда он дел их?

Явно же не продал?

У Кости обеспеченная семья, он не будет страдать после того, как потеряет бизнес. И голодать тоже не станет. Я уверена, у него достаточно денег выведено в офшоры, не пропадет.

В этой трешке мы временно. На месяц, может чуть больше.

Риелтор уже нашел мне квартиру, кстати, недалеко от этой. Тоже три комнаты, но на сорок квадратов больше и со свежим ремонтом.

Завтра я еду подписывать договор купли-продажи. Я бы сделала это раньше, но не хотела оформлять сделку до расторжения брака.

Няня, которая сидела с Милой, пока нас не было, уходит, а мы устраиваем с детьми ужин с вредными вкусняшками и просмотром фильмов.

— Федь, я завтра еду договор заключать, поедешь со мной?

С завтрашнего дня Милка идет в новый сад, так что мне больше не придется просить Федора присмотреть за дочкой.

— Не, мам, я поеду кое-что куплю к школе.

Федя ходит в частную школу, где выдают все необходимое, даже ручки там фирменные.

Но в дела Феди я не лезу, если бы хотел сказать — сказал бы, а давление не поможет.

На следующий день оформляю квартиру.

Часть средств оставляю на счете, большую часть вкладываю.

Ближе к вечеру звонит Ардашев.

Мы с ним созваниваемся только по конкретным поводам, и если он звонит сейчас, значит, ему что-то действительно нужно.

— Через неделю прием у Шмидта, — произносит вместо приветствия.

— Я помню.

— Ты не передумала? Это запустит процесс, который будет необратим, а, как я понял, у тебя наладилось с мужем.

— У меня наладились с ним отношения, только потому что я говорю то, что он хочет слышать, а не то, что думаю на самом деле. Так что наше налаживание отношений — спорный момент. Откуда ты вообще все это знаешь?

— Я обязан быть в курсе, — хмыкает. — Раз ты настроена серьезно, будь готова в субботу к восьми.

— Но прием начинается в шесть, — хмурюсь.

— Именно. Появимся, когда этого никто не будет ждать.

Коварно, что уж тут скажешь.

В течение следующей недели я всячески избегаю Костю, при этом он делает мне еще один перевод, предпоследний. Но теперь я понимаю, что четвертой частью придется пожертвовать, потому что после приема Завьялов сто процентов остановит передачу средств.

Спишем это на издержки.

В назначенный день я еду в салон, чтобы меня собрали профессионалы. Я бы и сама справилась, но теперь у меня есть возможность заплатить за себя.

Новое платье, непривычный макияж, прическа тоже другая.

Я выхожу из салона, и водитель Ардашева распахивает передо мной дверь автомобиля. Тимур уже сидит внутри, что-то активно печатает в телефоне.

Увидев меня, он отрывает взгляд от экрана и проходится оценивающе по моим голым плечам, бедре, видном в разрезе платья, и декольте.

— Я бы сказал, что ты великолепна, но, полагаю, это будет банально.

— А ты скажи небанально, — веду плечом.

Ардашев хитро улыбается.

— Готов поспорить, что сегодняшний вечер закончится мордобоем, виновницей которого будешь ты.

Усмехаюсь:

— А я думала, ты скажешь что-то в духе: «Твой внешний вид слишком возбуждает».

— Ах да, и у меня на тебя стоит.

Округляю глаза и в шоке смотрю на Тимура, но тот невозмутим.

— Вов, давай, — тянет руку, и водитель вкладывает в нее длинный футляр.

Ардашев открывает его. Внутри колье-змейка из бриллиантов и серьги. Комплект потрясающе эстетичен и элегантен.

— У меня же есть… — демонстрирую ему свои украшения.

— Все знают, что их подарил тебе Костя. А эти увидят свет впервые.

Не спорю. Да и надо отдать должное, комплект Ардашева больше подходит к моему наряду.

Верчусь на сиденье и поворачиваюсь спиной к Тимуру, тот застегивает на мне колье, я же вдеваю серьги в уши.

— Я верну их после приема.

— Саша, это подарок, — отрезает.

— Думаешь, я не знаю, сколько они стоят? У нас договорные отношения…

— Это не обсуждается.

Кто я такая, чтобы спорить?

— Они прекрасны. Спасибо.

Кивает благосклонно.

Когда мы приезжаем, мандраж достигает пика, но Ардашев берет меня под локоть и держит уверенно. Вспышки камер, шок на лицах собравшихся и самое главное — выражение лица Костика.