Муж изменил мне. Цинично, подло, больно. В тот день прежняя я… умерла.
Четыре долгих года я училась жить заново.
Но стоило мне встретиться с ним лицом к лицу… и вся моя жизнь вновь пошла кувырком…

Я поправила шаль на плечах и скользнула взглядом по отражению в стекле иллюминатора. Те же карие глаза — ясные, чуть уставшие. Лицо почти не изменилось с тех пор, как я покинула Москву. Только взгляд стал другим: в нём больше не было наивности.
Мюнхен, так похожий на Москву своим рабочим ритмом, в то свободное время научил меня спокойствию. Там даже воздух казался тише: длинные прогулки по вымощенным улицам. Запах кофе в маленьких кафе. Всё было будто специально создано для того, чтобы замедлиться — и услышать себя.
Но никакая гармония не смогла вытеснить то, что жгло внутри. Ни новый язык, ни другая страна, ни даже успех — не стали лекарством от того, что осталось не прожито. Не проговорено.
Я закрыла глаза. Но прошлое было живым. Оно приходило, как сквозняк: запах краски, осенняя прохлада мастерской, его пальцы, тёплые, уверенные, немного загрубевшие. Голос, который когда-то так часто произносил моё имя. И который стал теперь чужим.
В тот год он всё чаще обычного говорил о будущем. О ребёнке. Говорил с воодушевлением, с такой горячей надеждой в голосе, что моё сердце каждый раз таяло.
— Работа — работой, любимая. Но я хочу уже видеть нас троих, — ты станешь прекрасной мамой. Подари мне малыша. И пусть у него будут твои прекрасные глаза. – шептал он мне, сжимая меня в объятиях.
Я была из тех, кого называют «перспективными»: хорошее образование, быстрая карьера, заметные проекты. После выставки в Москве, где присутствовали кураторы из Европы, мне пришло письмо — официальное приглашение от галереи в Мюнхене. Проект, жильё, контракт — всё складывалось идеально.
Я колебалась. Очень хотела. Но всё больше думала о другом. О доме, о нём, о детских ладошках в его руках, о крошечных кофточках и штанишках. И однажды решила. Отказалась. Написала вежливое письмо, поблагодарила за доверие — и ощутила что-то похожее на счастье.
Я выбрала тепло, уверенность и дом.
Тем утром я заварила кофе, надела его любимый наряд, уложила волосы. И пошла к нему. Улыбалась, идя не торопясь — шла не просто в мастерскую, а навстречу новой жизни.
Я взбежала вверх по ступеням, открыла дверь — внутри играла тихая музыка. Прошла дальше и… остолбенела.
Совершенно обнажённая девица сидела на столе. Растрепанные волосы, губы припухли. Его руки были на её теле. Он что-то говорил — шёпотом, как мне накануне. Его слова перемежались поцелуями и её звенящими смешками. Кисть валялась рядом, словно оброненное оружие.
Я стояла там достаточно долго, чтобы понять: это совсем не случайность. Они меня не заметили. Я не сказала ни слова. Развернулась и пошла вниз по лестнице. Прочь. Сначала из студии. Потом из дома. Потом — из страны.
Я требовала развод – он не дал. Он звонил. Сначала каждый день. Уговаривал, умолял. Потом злился. Потом писал. Письма были длинные, сбивчивые. Он повторял, что любит только меня. Что это была ошибка. Что сойдёт с ума, если я не вернусь. А мне было так больно, что я не верила.
Потом — замолчал.
Я не проверяла социальные сети. Не искала. Удалила фотографии, очистила почту. И осталась в Мюнхене.
Сначала — как в тумане. Потом — с ясностью. Немецкое агентство предложило работу. Один проект, второй. Я учила язык. Училась снова жить.
Но Москва всегда оставалась незакрытым окном. Сквозняком в сердце. И вот — я возвращаюсь.
Московская галерея предложила курировать международный проект. Выставки, художники, партнёры. Отказать было невозможно.
И всё же, прежде чем начать новую главу, нужно закрыть старую. Окончательно. Без запятых и многоточий.
Мы всё ещё официально женаты. Мне тридцать лет. У меня ясные цели, новые контракты, хорошие рекомендации. И ни одной иллюзии. Ни одной…
— Простите, это ваша сумка? — негромкий голос прервал мои мысли и мужчина по соседству слегка наклонился, указывая на ручную кладь, сдвинувшуюся на общий подлокотник.
— Да, извините, — я подтянула её ближе к себе.
Он вежливо кивнул. На вид ему было шестьдесят пять, может чуть больше. Волнистые седые волосы, аккуратные усы, очки в тонкой оправе. На коленях — раскрытая книга в тёмном переплёте.
Мы летели молча. Свет в салоне уже приглушили, и мягкая полутьма размыла контуры лиц и силуэтов. Я подумала, что он уснул, когда снова услышала негромкий, вежливый голос:
— Вы не из Москвы?
— Я москвичка, — ответила я после короткой паузы. — Хотя я давно не была дома.
Он чуть улыбнулся.
— Я тоже. Уже сорок лет как не живу там. Но прилетаю — то по делам, то по памяти. – Он закрыл книгу, вкладывая в неё тонкую закладку. А Вы?
— Я возвращаюсь… по работе.
Какое-то время он молчал, глядя в иллюминатор, в темноту за стеклом.
— Этот город не ждёт, — тихо сказал он. — И не отпускает. Даже если ты сам решил уйти.
Я смотрела на его профиль, спокойный, задумчивый.
— Мрачновато. Но город Вы, кажется, всё же любите, — сказала я.
Он кивнул.
— Люблю. Но это не выбор. Это как старая песня, которую помнишь наизусть, даже если не хочешь больше слушать.
Я промолчала.
— У вас всё получится, — вдруг добавил он. — Главное — не пытайтесь быть прежней. Москва не любит прежних. Ей интересны только те, кто умеет меняться.
Он снова открыл свою книгу и углубился в чтение.
Самолёт коснулся земли, и вместе с дрожью фюзеляжа дрогнуло моё сердце. Сквозь окно мелькала тёмная взлётная полоса — влажная от тающего январского снега. Москва встречала меня. Та самая — знакомая до боли, но теперь чужая, будто выцветшая копия прошлого.
Четыре года. Целая жизнь, помещённая в эти годы, прожитая в ритме большого города, среди серых стен Мюнхена. Я растворилась в работе: выставки, контракты, бесконечное сотрудничество с художниками. Всё это сначала казалось триумфом. Мечта, которой я жила, сбылась. Но за короткой эйфорией пришла пустота. То, что вдохновляло, стало давить, превращая каждый проект в рутину.
Предложение вернуться в Москву и возглавить галерею современного искусства пришло неожиданно — как внезапный глоток свежего воздуха. Я не колебалась. Согласилась сразу. Это было не просто предложение, а шанс. Побег от застоя, новая глава, возможность начать сначала. И закрыть дверь в прошлое.
Шереметьево встретил меня привычным хаосом: ритмичный гул голосов, сухой механический голос объявлений, грохот чемоданов по кафелю. Воздух — густой, насыщенный запахом кофе, металла, бензина и чем-то ещё неуловимо знакомым. Поток людей двигался вперёд, и я двигалась в нём, чувствуя, как нарастает внутреннее напряжение. Чем ближе был выход, тем сильнее колотилось в груди сердце.
Я на мгновение замерла, ощущая, как внутри поднимается волна эмоций. Четыре года назад я уезжала отсюда с уверенностью, что никогда не вернусь. Но вот — я снова здесь. Значит, так тому и быть. Я сделала глубокий вдох и шагнула вперёд, в свет, пробивавшийся сквозь стеклянные двери.
У выхода из терминала я сразу заметила его. Высокий, собранный, он стоял чуть в стороне от толпы — как будто эта суета его не касалась. Чёрное пальто подчёркивало прямую осанку, в его фигуре читалась сдержанная сила. Камера не передавала этого — холодного блеска глаз, энергии, которая казалась почти физически ощутимой.
— Вера? — его голос, низкий и хрипловатый, в жизни тоже звучал немного иначе.
— Артём, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Мы переглянулись, словно сверяя реальность с образом, созданным за месяцы переписки и редких видеозвонков.
— Рад, что вы добрались, — сказал он, позволяя себе лёгкую улыбку.
— Я тоже, — кивнула я, подавляя дрожь, вызванную вовсе не морозом.
— Как дорога? Всё прошло без сюрпризов?
— Всё отлично. Спасибо. — Я плотнее закуталась в шаль — холодный вечер пробирался сквозь ткань. — Москва встретила меня спокойнее, чем я ожидала.
— Это хорошо, — заметил он, делая приглашающий жест в сторону выхода. — Но вы же знаете, она умеет удивлять.
Я пошла за ним, чувствуя, как с каждым шагом напряжение сменяется тревожным предвкушением. Галерея. Команда. Выставки. Это было всё, о чём я думала последние недели. А теперь рядом был он — человек, о котором говорили, и не всегда с восторгом.
— Вы очень любезны, — сказала я, когда мы подошли к машине. — Не ожидала, что вы приедете сами.
— Хотел встретить лично, — ответил он, открывая передо мной дверцу. — И убедиться, что вы не передумали.
— Считаете, я могла?
— Надеялся, что нет. Команда уже ждёт вас, — сказал Артём, заводя машину. — Завтра первая встреча. Познакомитесь с Павлом и Юлией — нашими художниками-оформителями.
— Павел — тот, кто шутит так, что не понять, серьёзно он или нет?
— Он самый. Но работает блестяще. Юлия тоже — вы быстро найдёте общий язык.
— Рада это слышать.
За окнами проплывали огни вечерней Москвы. Бесконечный поток фар, вывесок, силуэты прохожих. Мне казалось, что всё изменилось: здания, маршруты, даже небо над головой стало каким-то иным. Но это, скорее всего, я изменилась — и теперь смотрела на родной город глазами человека, который давно перестал быть его частью.
Мы ехали молча, но тишина не тяготила.
— У галереи серьёзные планы на этот год, — наконец сказал Артём, не отрываясь от дороги. — Весной открытие нового зала. Мы хотим начать с громкой выставки.
— Что-то конкретное на примете? — деловой тон было поддерживать куда легче. – Кроме немецкого кандидата.
— Думаем о ретроспективе Нестерова. Есть интересные идеи. Но нужны свежие решения — нестандартные. Я надеюсь, вы сможете внести в нашу галерею что-то…новое.
— Надеюсь, я Вас не разочарую.
Он кивнул.
— Не сомневаюсь.
Машина свернула на тихую улицу. Старые дома, облупленные фасады, редкие прохожие. Здесь не было суеты центра, только сонная, почти деревенская тишина.
— Здесь вы будете жить, — сказал он, останавливаясь. — Квартира от галереи. Когда-то здесь жил я. А сейчас – иногда размещаем гостей. Ничего особенного, но удобная. Потом решите, останетесь ли или подыщете что-то своё.
Я посмотрела на подъезд. Старый дом, высокие окна, вход с резной дверью. В окне на втором этаже горел жёлтый свет. Теплый и домашний.
- Здесь всегда так спокойно?— спросила я, выходя из машины.
— Всегда, — кивнул Артём и направился к массивной двери, жестом пригласив меня следовать за ним.
Он открыл тяжёлую дверь подъезда, и отступил, пропуская меня вперед. Я шагнула внутрь. Тёплый воздух старого дома окутал меня. Просторный вестибюль с высокими потолками, колоннами, покрытыми следами времени, и массивной лестницей с изящными чугунными перилами выглядел как кадр из фильма о девятнадцатом веке.
Ступени под ногами поскрипывали, откликаясь на каждый шаг мягким звуком. На втором этаже Артём остановился, достал ключ и, не торопясь, вставил его в замок.
— Проходите, — сказал он, задержавшись на пороге.
В прихожей, залившейся мягким светом, стояла деревянная консоль с зеркалом в тонкой резной раме. На ней — две чаши для мелочей, вырезанные из дерева. Я невольно остановилась, разглядывая их, затем прошла вглубь квартиры.
Высокие потолки с лепниной, дубовый паркет, спокойные оттенки стен — всё дышало умиротворением. В углу — зелёный бархатный диван, рядом — низкий журнальный столик.
Я двигалась медленно, боясь упустить детали, совершенно забыв, что я не одна. Пространство было наполнено тонкой, естественной гармонией: мягкий свет настольной лампы падал на пол, рисуя уютные тени. Всё казалось настоящим — не показным, а живым.
У книжного шкафа из тёмного дерева я остановилась. Книги соседствовали со статуэтками: рядом с фарфоровой балериной — альбом «Мастера эпохи Возрождения», чуть дальше — чёрно-белые фотографии старой Москвы, книга о Климте, мерцающая в свете лампы. На верхней полке — бронзовый Пегас, ниже — стеклянная ваза с сухой лавандой.
Я провела пальцами по корешкам и раскрыла том с иллюстрациями Боттичелли. Изящные страницы — тонкие, как шелк — раскрывали нежную красоту, как дыхание весны.
— Хороший выбор, — прозвучал голос Артёма.
Я вздрогнула и обернулась. Он стоял чуть в стороне с лёгкой улыбкой.
— Кто это подбирал? — спросила, кивнув на полки и надеясь скрыть смущение.
— Я. Почти всё, — он подошёл ближе.
— У Вас потрясающий вкус. – его слова или приближение? Заставили меня смутиться ещё больше.
— Думаю, у Вас не хуже, — его взгляд задержался на мне. — Мы ведь для этого и встретились, да? Чтобы создать что-то красивое.
И в этих его словах не было ничего особенного, но внутри что-то дрогнуло. Я отвела взгляд, делая вид, что увлечена книгами.
— Давай на «ты»? — предложил Артём.
— Конечно, — я улыбнулась.
— И ты ещё не всё видела, — усмехнулся он. — Пойдём, покажу спальню.
Его слова прозвучали чуть двусмысленно, и я собралась отказаться, отшутившись, но он уже уходил, не оборачиваясь. После секундного колебания я последовала за ним.
Спальня была наполнена приглушённым светом и тихой, интимной атмосферой. Просторная кровать с кованым изголовьем, тяжёлое кремовое покрывало. У окна — столик с изящной лампой, в углу — зеркало в широкой золотистой раме.
Я коснулась гладкой ткани покрывала и подошла к окну. Во дворе, кажется, застывшем во времени, стояла старые качели, а кусты сирени укрывались под снежным покрывалом в углах сада.
Артём стоял в дверях, опираясь на косяк.
— Спасибо Вам… тебе — сказала я искренне, отворачиваясь от окна.
Он подошёл ближе, достал из кармана ключи и протянул мне.
— Твои.
Я протянула руку за ключами и на секунду наши пальцы соприкоснулись — как искра. Сердце сбилось с ритма, щеки вспыхнули жаром.
— Отдыхай, Вера, — сказал он, тише и мягче, чем прежде.
Я кивнула, сжимая ключи.
— Спасибо. До завтра.
Он задержал на мне взгляд, словно собираясь сказать что-то ещё, но, просто молча вышел, закрыв за собой дверь.
Оставшись в тишине, я ещё раз прошла по комнатам, касаясь мебели, штор, дерева. Это место было новым, незнакомым — и каким-то образом моим.
Снова оказавшись в спальне, я остановилась у кровати. Свет лампы мягко освещал пространство. Я всё ещё держала в ладони ключи. И ярко вспомнила момент — прикосновение, взгляд, искру.
И вдруг подумала: может, Москва действительно решила дать мне шанс начать заново. Всё начать заново.
Первое утро в Москве встретило меня тихим, густым снегом. Крупные, тяжёлые хлопья падали медленно, как будто кто-то наверху небрежно встряхнул подушку. Я вышла из квартиры рано. Холод бодрил. Город просыпался неохотно — как человек, только что вынырнувший из долгого, тревожного сна.
Я решила дойти до галереи пешком. Каждый шаг будто перелистывал страницу прошлого: облупленные фасады, лавки, утонувшие в сугробах, запотевшие окна булочных, потрескавшихся кирпичные стены Воздух пах дымом, мокрым камнем и чем-то детским — может быть, пирожками из соседнего ларька.
Галерея располагалась в старинном доходном доме у Патриарших. Каменные ступени были уже покрыты снегом — невысокий мужчина в чёрной куртке аккуратно расчищал их лопатой, не поднимая на меня глаз. Я поднялась, остановилась у дубовой двери. Глубоко вдохнула и потянула ручку.
Внутри царил запах краски и цемента. Пространство гудело пустотой: бетонный пол, открытые балки под потолком, гигантские окна, впускающие серое утро. Всё ещё было в стадии становления — зыбкий миг между хаосом и порядком.
Я сняла перчатки, огляделась. Артём стоял у лестницы, разговаривал с рабочими. Завидев меня, кивнул и чуть улыбнулся:
— Доброе утро. — Его взгляд задержался на моём лице. — Ты отлично выглядишь.
— Спасибо. — Я тоже улыбнулась. — Отлично выспалась. И… спасибо за квартиру. Очень уютная.
— Рад, что подошла. — Он повернулся и жестом пригласил следовать. — Пойдём, познакомлю с командой.
Я последовала за ним, чувствуя, как отступает уличный холод.
Зал, в который мы вошли, пока не был готов к приёму публики. На полу — инструменты, в углу — свёрнутые ткани, куски декора, коробки. Пространство будто затаило дыхание в ожидании. Огромный стол завален макетами и документами.
— Итак, — сказал Артём, — это Вера. Новый куратор выставки.
Юля — хрупкая, с платиновыми волосами и броскими серьгами — оглядела меня с любопытством. На пальце у неё сверкал массивный серебряный перстень. Она сидела на краю стола, сдвинув гору бумаг назад. Рядом стоял Павел — небрежно растрёпанный, с открытой искренней улыбкой.
— Вера будет отвечать за концепцию и структуру, — продолжил Артём. — И, кстати, именно благодаря ей у нас будет один из ключевых участников — Петер Хольц.
— Хольц? — Павел приподнял брови. — Ты шутишь?
— Нисколько, — спокойно сказал Артём. — Его работы прибудут завтра. Сам он приедет позже. Вера работала с ним в Мюнхене, она убедила его принять участие.
Юля кивнула, и в её взгляде промелькнуло уважение.
— А Сухова ты случайно не знаешь? — внезапно спросила она. — Было бы просто фантастика, если бы он присоединился.
Имя прозвучало так неожиданно, что я , кажется, не сумела сдержать эмоций. Я кинула на Юлю быстрый взгляд, а желудок сжался и сердце застучало, как по железу.
— Сухова? — переспросил Артём. Спокойно, но с лёгким раздражением.
— Михаила Сухова, — уточнила Юля. — Сейчас он вроде в Питере. Но если бы согласился — это был бы взрыв. Выставка взлетела бы моментально.
— И оставался бы в он Питере, — холодно сказал Артём. — Почему вдруг он?
— Его последняя серия — бомба, — вставил Павел. — Критики в восторге.
— Если бы его заманить… — мечтательно выдохнула Юля.
Слова доносились как будто сквозь воду. Я едва держалась, сцепив пальцы. Они были ледяные и влажные. Внутри всё кричало: «Нет. Только не он. Не сейчас. Не здесь».
Это было бы надругательство — над моей жизнью, над моими планами.
— Вера? — Голос Артёма пробился сквозь шум в ушах.
Я моргнула. Ещё раз. Мир вернул себе привычные очертания.
— Сухов… на сколько я знаю— проговорила я наконец, осторожно подбирая слова, — Не уверена, что он вообще участвует в коллективных выставках.
— Мы просто мечтаем — вмешался Павел. — В конце концов, мы же посылали ему приглашение. И не раз.
— У него выставка в Петербурге, — сказала Юля. — Может быть, по этому не отвечает.
Я слушала их разговор как сквозь ватную стену. Слова растекались, теряли смысл. Михаил. Петербург. Выставка. Гений. Новая серия картин.
В горле стоял ком. Сухой и тяжёлый. Сухов. Художник. Гений поколения.
А для меня он был и остаётся — мужем. Лжецом и предателем.
— Вера, ты уже добыла нам шикарного участника — раздался голос Артёма, спокойный, ровный. Видимо, несколько мгновений назад поток восторженной речи Павла и Юли иссяк — Но если ты уговоришь короля снизойти до коллективной выставки, мы будем только в выигрыше.
Я кивнула.
— Ну, если что, у нас есть план «Б», — сказал Павел, уже разворачиваясь к какому-то ящику с инструментами.
— Какой ещё план «Б»? — фыркнула Юля. — Сухов и Хольц — это тот коктейль, с которым ничто и никто не сравнится.
Я сделала шаг назад. Потом ещё один. Хотелось воздуха. Хотелось умыться ледяной водой.
Они продолжали обсуждать логистику, имена, художников, будто ничего не произошло. А внутри меня что-то начало раскручиваться — медленно, туго, как пружина. Словно я снова открыла дверь в прошлое, которое так отчаянно хотела оставить закрытым.
— Пойдём, покажу тебе кабинет, — сказала Юля, спрыгивая со стола.
Мы прошли через несколько коридоров, мимо складских помещений и ещё одной небольшой выставочной зоны.
— Вот здесь – наше с Павлом логово, — Юля показала на одну из дверей. А вот здесь – мы прошли ещё несколько метров и она распахнула передо мной другую – будет теперь твоё.
Кабинет оказался довольно просторным, с высоким окном, большим рабочим столом и полками вдоль одной из стен.
— Не сказала бы, что я привыкла к такому шику, — я оглядела кабинет. — Обычно приходится работать в полевых условиях. Мне кажется, я смогу это оценить, — улыбнулась я.
— Поверь, полевых условий тебе тоже хватит. Просто Артём, к его чести, старается чтобы всем было более менее комфортно. Ладно, не буду тебя отвлекать, осваивайся. – Она махнула рукой и вышла, оставив меня одну.
Когда рабочий день подошёл к концу, в галерее постепенно стихли голоса, приглушился звон шагов, и наступила та особенная тишина, которая бывает только ближе к вечеру.
Я машинально продолжала щёлкать по клавишам, хотя последние полчаса не могла сосредоточиться. Мысли упрямо возвращались к одному и тому же: ему нужно написать. Ему придётся написать.
Михаил. Имя, которое я надеялась услышать только в суде о вынесении заключения о разводе.
И весь день я ходила, словно по острию — на иголках, на взводе. Поймала себя на том, что рука тянется к телефону, а потом замирает. Пальцы зависают над клавиатурой, но сообщение так и не складывается.
Боялась, что, стоит мне нажать «отправить», как всё то, что я так долго запирала внутри, вырвется наружу. Как будто раскручу крышку на баночке с ядом.
Но ближе к вечеру я всё-таки решилась. За полчаса до конца рабочего дня я села за компьютер, открыла официальную почту галереи. Спокойно, ровно.
«Уважаемый Михаил Сергеевич, приглашаем вас принять участие в предстоящей выставке NN…
Кураторская команда галереи».
Коротко. Деловито. Ни единого намёка на личное. Ни шанса, что он догадается, кто именно отправил это письмо.
Малодушно? Наверное.
Но я не могла иначе. Это был компромисс — между долгом и страхом, между прошлым и настоящим. Пусть он отвечает, если захочет сотрудничать с галереей — не из-за меня, а ради проекта. Ради работы.
Я нажала «Отправить» и несколько секунд смотрела на экран. Отправлено.
Ну вот, я и сделала всё, что могла. Выполнила задание. А выставка будет замечательной и без картин Михаила. Один только Хольц уже гарантия успеха. Но как ни странно, облегчения я не почувствовала.
Я встала, медленно накинула пальто, привычным жестом пригладила волосы, достала шарф. В коридоре почти никого не осталось. Несколько сотрудников молча собирали бумаги, кто-то тихо разговаривал у выхода.
День пролетел, как одно короткое дыхание. И в то же время он казался длиннее недели. Я захлопнула дверь кабинета и поспешила к выходу.
В холле, у выхода, уже одетые, стояли Юля и Павел, оживлённо о чём-то болтая.
— О, а мы думали, ты уже ушла, — удивился Павел. — Пойдёшь с нами поужинать? Суши?
— Спасибо, но нет, — улыбнулась я. — Первый рабочий день меня вымотал. Лучше подскажите хорошую доставку.
Павел уже открыл рот, чтобы ответить, но послышались шаги, и мы все обернулись. Это был Артём.
Судя по всему, он тоже задержался и только сейчас покидал галерею.
— Ужинать? — спросил он, остановившись рядом.
— Мы с Юлей — да, — тут же ответил Павел. — А Вера хочет домой.
— Я тебя подвезу, — спокойно сказал Артём, глядя прямо на меня.
Юля с Павлом переглянулись настолько синхронно, что это было почти комично. Затем оба уставились на меня, как на школьницу, которую неожиданно пригласил на танец капитан старших классов.
— Спасибо, не нужно, — пробормотала я, смущённая и его предложением, и их реакцией.
— Я настаиваю, — коротко отрезал он, уже направляясь к выходу. — Подъеду через пять минут.
Дверь за ним закрылась, и я осталась под взглядами двух пар глаз, полных красноречивого удивления.
— Что? — спросила я.
— Он предложил тебя подвезти, — многозначительно сказал Павел, скрестив руки на груди.
— Просто вежливость, — пожала я плечами.
Юля фыркнула:
— За такую "вежливость" некоторые дамочки тут глотки бы перегрызли.
— Серьёзно, — подтвердил Павел. — Ты не представляешь, сколько раз у нас пытались с ним "остаться после работы", "вместе выйти на перекур", "попросить помощи с презентацией", и всё мимо. Ни одного намёка на интерес. Ни. Одного.
— Угу, — Юля наклонилась чуть ближе ко мне, глаза её сверкали. — А на тебя он смотрит так, будто бы с удовольствием съел тебя вместо ужина.
Я почувствовала, что краснею, с чего бы это, и отшутилась:
— Вам точно не показалось?
— Я уверен, что нет, — сказал Павел. — Он сегодня, между прочим, прервал разговор со спонсором, когда ты вошла в зал. Просто повернулся и уставился на тебя, как будто мужик испарился.
— Я этого не заметила, — пробормотала я.
— Конечно, ты не заметила, — подхватила Юля, — потому что слишком новенькая, чтобы за кем-то шпионить. В отличие от нас.
— Мы за ним как за редкой птицей наблюдаем, — вставил Павел.
— Да ладно, — вздохнула я, чувствуя, как ещё сильнее горят щёки. — Может, у него просто хорошее воспитание. Он вообще производит впечатление сдержанного.
— Вот именно, — Юля подняла палец. — Сдержанного. Держит дистанцию. Со всеми. Ну, видимо, кроме тебя.
— Я не преувеличиваю, — добавил Павел. — Он не просто предложил подвезти. Он настоял. Для него это вообще-то почти публичное признание.
— Это просто жест, — попыталась я увести разговор, глядя в сторону двери.
— Удачи, Вера, — Юля подмигнула и взяла Павла под руку. — И если он скажет что-то вроде "пойдём выпьем кофе", соглашайся. Даже если ты не пьёшь кофе. Даже если вообще собиралась в ванну и спать.
— Хорошей дороги домой, — добавил Павел, уже отходя с ней. — И включи внутреннего разведчика. Хоть раз.
— До завтра, — сказала я и, почувствовав, как кровь отливает от лица, быстро направилась к выходу.
На улице было холодно, дыхание вырывалось облачками пара. Я натянула воротник пальто повыше и спустилась с крыльца.
Снег скрипел под ногами. Небо было тёмное, беззвёздное.
Я огляделась. Артём уже стоял у машины, опираясь на капот и что-то печатая в телефоне. Свет фар мягко выхватывал его силуэт из полумрака. Он поднял взгляд и, заметив меня, сразу выпрямился.
Почему-то у меня внезапно пересохло во рту.
— А я уж думал, ты сбежишь через запасной выход, — усмехнулся он, пряча телефон в карман. — Или останешься ночевать в галерее, чтобы не пришлось со мной ехать.
— Есть такая мысль, — я натянуто улыбнулась, но всё же пошла к нему. — Только вот охрана, говорят, не одобряет.
— Он был моим преподавателем на последнем курсе. До того, как стал известен, — ответила я, стараясь сохранить спокойствие и решив не посвящать своего начальника в подробности моей личной жизни.
Артём медленно кивнул.
— Понятно.
На несколько секунд повисло молчание. Машина плавно ехала по вечернему городу, фары выхватывали из темноты обочины и редких прохожих. Я чувствовала, как в груди начинает подниматься лёгкая, почти незаметная тревога.
— Ты… недавно с ним общалась? — спросил он как бы между прочим, не отрывая взгляда от дороги.
Я посмотрела на него, но он оставался предельно спокойным. Лицо было сосредоточенным, почти безразличным, словно вопрос родился случайно. Но теперь стало явно понятно, что Сухов и моё с ним знакомство интересует его явно сильнее, чем он пытался показать.
— Нет, — ответила я — Давно. Четыре года назад, если не больше. — А ты? — решила я попробовать сменить нападающего. — Откуда ты его знаешь? Вы работали вместе?
Он промолчал. На несколько секунд в машине стало слишком тихо — слышен был только шум шин по мокрому асфальту.
— Как-то так, — наконец бросил он. — Это было давно.
— «Как-то так»? — повторила я. — Ты увернулся от ответа.
— Скажем так, я тоже давно с ним не пересекался.
Значит, они знакомы. Этого ещё не хватало. Кажется, я побледнела. Не от страха, скорее — от неожиданности.
Артём мельком бросил взгляд в мою сторону. Не удержался. Я заметила. И он понял, что я заметила.
— Проект, который ты будешь вести, — продолжил он, — важен для галереи. Он даст нам имя. И охват. Но нужен кто-то, кто сможет удержать процесс. Михаил… сложный персонаж. Но если ты сумеешь наладить с ним диалог — мы только выиграем.
Я сжала руки на коленях.
— А если не получится?
— Честно? Я совершенно не расстроюсь. Михаил это тот человек, общения с которым мне бы хотелось меньше всего.
Я с интересом посмотрела на него.
- да. На самом деле, я бы не отказалсь о того, чтобы он так же как и до меня игнорировал вашу галерею. Хоть это и не на пользу проекту.
Некоторое время мы молчали. Атмосфера в машине стала плотнее, воздух — чуть более насыщенным, чем минуту назад.
— Ты… интересный человек, Вера, — неожиданно сказал он.
Я подняла брови:
— Это комплимент?
— Просто наблюдение.
Я сдержанно улыбнулась:
— И часто делаешь такие наблюдения?
— Редко. Обычно люди не интересуют меня вне работы.
Я опустила взгляд, сжимая пальцы на коленях.
— А ты не слишком строгий начальник, — заметила я, стараясь сменить тему.
— А ты ожидала другого?
— Как я уже говорила, ходят слухи, что ты требовательный деспот.
Артём усмехнулся:
— Справедливо. Я не люблю халтуру.
— Я тоже.
Мы снова замолчали. Он свернул на нужную улицу, сбавляя скорость.
— Рад, что ты теперь в команде, — сказал он, притормаживая у дома.
— Спасибо.
Я уже потянулась к ремню, но вдруг он добавил:
— Если появятся вопросы… или просто захочешь обсудить что-то вне работы — обращайся.
Я внимательно посмотрела на него.
— Спасибо.
Я отвела взгляд, снова взялась за ремень и, расстегнув его, открыла дверь.
— Спокойной ночи, Артём.
— Спокойной ночи, Вера.
Я вышла, чувствуя на себе его взгляд.
Машина не уехала сразу. Я слышала, как мотор работал, пока за мной не закрылась дверь подъезда.
Очень хочу с вами поделиться тем, как я вижу героев книги.
Вы, конечно же можете представлять их иначе!
Тем не менее, вот о ком думаю я, когда пишу эту историю.
Знакомьтесь)))

Вера Лебедева — галеристка с острым умом и чувством вкуса. Привыкла держать всё под контролем — от выставок до эмоций. Но в душе она ранимая девушка, которая мечтает о любви и заботе, хотя и не показывает этого.
Один нехороший человек разрушил ее жизнь. Теперь она собирает себя заново, аккуратно, шаг за шагом.

Артём Захаров — идеальный начальник: сдержанный, точный, спокоен как гладь океана… перед бурей. Про таких говорят: он опасен, потому что никогда не говорит ничего просто так. Надёжен. Недоступен ( как дева Мария 😅) и сердце своё отдаст только той, которая достойна!
Друзья, спасибо, что присоединились к моей новой истории! Надеюсь, герои вам понравятся.
Героиня у нас волевая и обижать себя никому не позволит!
А мы давайте ее поддержим лайками, репостами, комментариями!
СПАСИБО!
Первую неделю прода каждый день!
В квартире было тихо. Я скинула пальто на спинку кресла в гостиной и включила настольную лампу. Мягкий свет залил комнату, оставив углы в тени. На кухне мирно тикали часы, я прошла и поставила чайник. Голода совсем не было. Я налила себе зелёного чая, добавила мёда. Вернулась в комнату и присела на диван. Обхватила кружку ладонями и уставилась в полку с книгами, блуждая невидящим взглядом по корешкам.
Михаил Сухов. Для всех — известный художник, редкая возможность, трофей для выставки. Для меня — муж, от которого я уехала, захлопнув за собой дверь, с которым я не хочу иметь ничего общего. Официально — да, мы всё ещё женаты. Но в мыслях, в чувствах, в сердце – он чужой, ненавистный мне человек.
Я считала, что порвала с ним все нити. Думала, приеду, оформлю развод, сделаю красивый проект и уеду обратно или останусь, но — налегке, одна, без него. Всё должно было быть просто. Но оказалось, что нет.
Я видела, как Юля загорелась, когда поняла, что у меня есть связь с Суховым. В её голосе звучало то же, что и у Павла — ожидание. Надежда. В их глазах это шанс. Уникальный. И вся команда хочет именно его. Не кого-то из «плана Б», не других художников, не компромиссы.
Они хотят Михаила. И профессионально я понимаю, почему. Но неужели я — единственная, кто может с ним договориться?
Даже если не я договорюсь, то мне всё равно придётся снова увидеть его, говорить с ним. Быть вежливой. Профессиональной. И скрывать всё, что на самом деле думаю и чувствую.
А, Может, он вообще откажется участвовать, узнав, что над выставкой работаю я. Или, наоборот, будет вести себя так, будто ничего и не было. Как будто я — просто бывшая студентка. Или просто сотрудница. Или… никто.
Я глотнула остывающий чай. Не оторопь — нет. Скорее, холодная ясность. Я должна быть готова. Если уж я решила завершить всё окончательно, значит, надо пройти и через это.
И если придётся работать вместе — пусть. Это будет мой способ довести всё до конца.
Я уже отставила кружку, когда зазвонил телефон. Экран мигнул знакомым именем — Лена.
— Ну, как твой первый день? — даже не поприветствовавши меня , поинтересовалась она. В её голосе, как всегда, лёгкая усмешка, немного иронии и много тепла.
— Насыщенно, — выдохнула я, откидываясь на спинку дивана. — Место классное, команда хорошая. Но…
— Но? — тут же подхватила она. — Что уже пошло не так?
— Не то, чтобы не так— я провела пальцем по ободку чашки. — Просто… им нужен художник на крупный проект. И, кажется, это будет Михаил.
На том конце повисла короткая пауза.
— Твой Михаил?
— Представь, — я закрыла глаза. — Как оказалось, он теперь суперзвезда. И практически единственный, кого все хотят видеть на афише.
— Ты шутишь.
— Хотела бы.
— А у тебя есть с ним связь? — осторожно спросила она.
— Есть старый номер. И старые обиды. — Я усмехнулась, но смех вышел натянутым.
— Вера…
— Лен, я думала, что просто приеду и всё оформлю. Сделаю проект и уеду. Ну или останусь. Но что наша вероятная встреча будет короткой. А теперь — может, придётся работать вместе.
— И ты готова?
— Нет. Но придётся. Мне важно довести это до конца.
— Значит, так и делай, — твёрдо сказала Лена. — Я позвоню тебе в пятницу, когда вырвусь с работы.
Я положила телефон и несколько секунд просто смотрела в потолок. На сегодня у пеня оставалось ещё одно важное дело. Позвонить Глебу. Моему адвокату. Тому самому, которого Михаил в своё время послал к чёрту, отказавшись подписывать документы о разводе. Тогда я не стала бороться — не хватило сил, ни моральных, ни физических. Я просто сбежала. Теперь же оттягивать больше было нельзя. Я взяла телефон, поискала в памяти номер — он так и остался записан под коротким «Глеб Адвокат».
Пальцы дрожали. Я сделала глубокий вдох и нажала вызов. Гудки.
— Вера? — голос на том конце прозвучал чуть удивлённо, но тепло. — Привет. Ты в Москве?
— Привет, Глеб, да. Вернулась недавно, — сказала я, стараясь говорить спокойно.
— Звучит отлично. Как ты?
— Хорошо, — усмехнулась я, но он, кажется, и сам понял, что всё непросто.
— По делу звонишь? — мягко уточнил он.
— Да. Надо заново подать на развод. И на этот раз — довести дело до конца.
На том конце провода послышался лёгкий вздох.
— Михаил… всё ещё сопротивляется?
— Понятия не имею, — честно призналась я. — Мы не общались с того момента.
— Тогда действовать будем через суд, без его согласия, — спокойно ответил Глеб. — С учётом сроков раздельного проживания это реальный вариант. Но тебе нужно будет подтвердить, что вы давно не ведёте совместного хозяйства.
— Легко, — горько усмехнулась я. — Мы даже в разных странах жили.
— Отлично, — сухо отозвался он. — Тогда подготовим заявление. Подашь в районный суд по месту его регистрации.
Если он не явится — разведут без проблем. Это в России нормально: одну-две явки пропустит — суд всё равно вынесет решение.
— Сколько времени это займёт? — спросила я.
— От подачи до решения — месяца три-четыре. Может, быстрее, если повезёт с судьёй. Но через месяц где-то уже будет первое заседание.
— Значит, в середине февраля?
— Примерно так, — подтвердил Глеб.
— Спасибо.
— Не за что. Я всегда на твоей стороне, Вера. Держись. И помни: теперь ты действуешь. Он — реагирует.
Я сжала телефон крепче.
— Спасибо, Глеб. Я перезвоню тебе на днях по документам.
— Жду.
Мы попрощались.
Я положила телефон на стол и медленно выдохнула.
— Вера!
Я вздрогнула и подняла голову от ноутбука и записей. В дверях стояла Юля, сияя от возбуждения.
— Картины Хольца уже разобрали. Идём смотреть.
Я кивнула, поднимаясь. Работа ждала — а значит, можно было хотя бы на время выбросить Михаила из головы.
— Так, эту точно на центральную стену, — Юля нахмурилась, разглядывая работы Хольца.
— Думаешь? — Павел склонил голову набок. — По-моему, сюда больше подойдёт вот эта, — он указал на другую картину, более агрессивную, насыщенную яркими цветами.
Я посмотрела на обе работы, затем медленно кивнула:
— А давайте попробуем повесить их рядом. Дадим зрителю столкновение эмоций.
Павел одобрительно свистнул.
— Нравится ход твоих мыслей.
— Держись, Павел, теперь мы работаем с профессионалом, — усмехнулась Юля.
Я улыбнулась. Всё-таки работа по-настоящему захватывала меня.
— Значит, здесь мы оставляем пространство, чтобы зритель мог воспринимать две картины в диалоге друг с другом, — Юля уже с воодушевлением продолжала развитие идеи.
Я кивала, соглашаясь, но мысленно была совсем в другом месте.
Михаил…
Я старалась не думать о нём долгие годы. Убеждала себя, что всё это давно в прошлом. И эти откровенные картины вокруг. Я перевела взгляд на полотно перед собой.
Огромная картина, почти в человеческий рост. Девушка с запрокинутой головой, тени мягко обтекают изгибы тела, тёплый свет скользит по ключицам, животу, бёдрам… Картина пробуждала что-то древнее, инстинктивное. Желание прикоснуться, почувствовать тепло чужой кожи под пальцами. Внутри что-то откликнулось. Я сделала полшага назад, раздумывая.
Раньше я бы сказала, что это — его стиль. Михаила. Те же размытые грани света, та же чувственность, на грани приличия. Я даже помню, как он любил именно такие полутона. Как мог стоять перед холстом часами.
Я стояла среди картин, одна, окружённая полутемными образами, запахом масла, холста и лака, и понимала, что внутри меня Всё это — краски, свет, обнажённость образов — вызывало странное возбуждение.
Я словно внезапно осознала: четыре года. Четыре года без близости. Без прикосновений. Без желания. Я загнала это вглубь, отворачивалась, делала вид, что оно мне не нужно. Работала, выживала. Но сейчас…
Сейчас я чувствовала себя женщиной, красивой и интересной. И живой. Снова.
— Вера?
Я вздрогнула и резко обернулась. Артём стоял в полуметре от меня, чуть склонив голову. Смотрел не на картину, а прямо на меня.
Не как начальник. Не как куратор. Как мужчина. И я поняла, что он что-то почувствовал. Что-то увидел. Я не знала, что именно отразилось у меня на лице — Смущение? Желание? — но он это уловил.
И от этого взгляда внутри всё будто поплыло.
Меня внутренне трясло — не от страха. От нахлынувшего желания жизни. От слишком долгой, болезненной паузы, после которой тело начинает просыпаться.
Я хотела сделать шаг назад. Сказать что-то остроумное, отвести глаза, заговорить о работе, о картинах, о чём угодно…
Но не смогла. Он молчал. И я молчала. Между нами повисло то самое напряжение, от которого по коже бежит дрожь.
Я вдруг поняла, что больше не хочу быть холодной. Не хочу притворяться. Не хочу держать дистанцию ради чьего-то удобства или своего страха.
Я отвела взгляд, будто испугалась собственной мысли.
А потом снова посмотрела на него и почувствовала, как жар медленно и предательски поднимается вверх по шее.
— Мы… э… обсуждаем компоновку, — я постаралась улыбнуться.
— Вижу, — сказал Артём.
Я ощущала его взгляд. Пристальный, оценивающий.
— Что скажешь? — спросила я, цепляясь за профессиональную тему, молясь, чтобы он сосредоточился на картинах, а не на… на том, что только что мелькнуло у меня на лице.
Артём скользнул взглядом по залу и снова посмотрел на меня.
— Интересная расстановка, — сказал он наконец. — Очень смело.
— Ты говоришь так, как будто собираешься добавить «слишком смело», — усмехнулась я.
Он тоже чуть усмехнулся.
— Если бы так думал, уже сказал бы. Но… — Он на мгновение замолчал, словно выбирая слова. — Это действительно провокация. Некоторым зрителям может быть некомфортно.
— Разве не этого мы добиваемся? — вмешалась Юля, явно довольная собой.
— Именно, — кивнул Артём. — Вопрос только в том, выдержит ли выставка этот накал или превратится в скандал ради скандала.
— О, для этого нам нужен Сухов, — вставил Павел, ухмыляясь. — Он бы идеально дополнил эту вакханалию.
Я сжала пальцы на планшете.
— Я ему написала, — бросила я, будто между делом.
Юля резко обернулась ко мне.
— Лично?
— С почты галереи, — уточнила я.
Она скептически вскинула бровь.
— А не проще было бы просто найти его номер?
— Это рабочий вопрос, — ответила я ровно. — Посмотрим, ответит ли он.
Артём молчал, но я знала — он внимательно слушал.
— С почты галереи мы ему уже писали, — наконец сказала Юля. — Но вдруг случится чудо. — Она фыркнула. — И он ответит именно на это послание.
— Или снова проигнорирует, как все предыдущие, — добавил Павел, пожав плечами.
Я промолчала.
— Хорошо, — подвёл итог Артём. — Продолжайте. Потом хочу увидеть финальную схему.
Я кивнула, но внезапно ощутила, что больше не могу здесь находиться.
— Я на минуту, — пробормотала я и быстро направилась к выходу.
Слышала за спиной, как Юля и Павел вновь начали обсуждать что-то, но не оборачивалась.
Я шла быстро, почти убегая. Почему вообще я рассказала им, что написала Михаилу? Почему мне стало так неуютно под взглядом Артёма?
Я тяжело выдохнула, заходя в свой кабинет.
Закрыла за собой дверь. Прислонилась к ней спиной и на мгновение закрыла глаза.
Картины. Голые тела, их плавные линии, напряжение в движении, контрасты света и тени… Всё напоминало мне о нём.
О Михаиле.
Я выпрямилась, подошла к столу и открыла ноутбук.
Конец недели пролетел быстро. В конце рабочего дня в пятницу, когда мысли уже путались от усталости, я закрыла ноутбук и потянулась. Ответа от Михаила так и не было. И, странное дело, я чувствовала облегчение. Значит, всё идёт так, как я и хотела.
Я взяла сумку, собралась выходить, когда в кармане завибрировал телефон. Глянув на экран, я улыбнулась.
— Лена?
— Вера! — в голосе подруги прозвучала тёплая радость. — Ты где?
— В галерее, заканчиваю.
— Отлично. Я вырвалась с работы.. Давай поужинаем!
Я взглянула на часы.
— Ты где?
— В центре.
— Идеи, куда пойдём?
— Мне только не галерейную богему, пожалуйста, — рассмеялась Лена. — Хочу обычную еду и разговор без нудных концепций.
— Тогда выбирай место ты, а я приеду.
— Договорились!
Выйдя на улицу, я вдохнула морозный вечерний воздух. Город медленно погружался в сумерки, огни витрин зажигались, шум машин смешивался с приглушёнными голосами прохожих. Я поймала такси и отправилась к месту встречи, оставив рабочий день за спиной. Водитель мягко затормозил у входа в модный клуб-ресторан. Я вышла из машины, огляделась, но Лены пока не было видно. Внутри клуба, сквозь стеклянные панели, мелькали силуэты людей — кто-то сидел за столиками, кто-то общался у стойки бара. Атмосфера гудела, наполняя воздух приглушёнными голосами, звоном бокалов, музыкой.
— Вера!
Я повернулась на знакомый голос и увидела Лену. Она быстро шла ко мне, уверенная походка, ухоженные волосы, стильный брючный костюм под распахнутым пальто подчёркивал её фигуру. Всё та же Лена, только ещё более успешная и взрослая.
— Лена, боже, сколько лет! — я шагнула к ней, и мы обнялись.
— Четыре года, представляешь? Четыре! — Она отстранилась, оглядела меня и улыбнулась. — Ты совсем не изменилась.
— А ты стала ещё красивее, — улыбнулась я в ответ.
— Ну, мне положено, — рассмеялась она, закатывая глаза. — У нас же в научной среде только так: если не умна и не хороша собой, то сиди в архиве и не высовывайся.
— Ты и умна, и хороша собой, — пожала я плечами.
— Поэтому я и на свободе, — подмигнула Лена. — Пойдём внутрь, я забронировала хороший столик.
Мы вошли в ресторан, и сразу стало ясно, почему он был в тренде. Полумрак, мягкий свет дизайнерских светильников, современные картины на стенах, насыщенные цвета в интерьере. Здесь было дорого, но не вычурно, с претензией на «элитное место для своих».
— Ты часто здесь бываешь? — спросила я, пока мы пробирались между столиков.
— Нет, но мне советовали, и я решила, что с тобой можно рискнуть, — улыбнулась Лена.
Столик оказался в уютном уголке, немного в стороне от основного зала. Мы устроились напротив друг друга, официант тут же подскочил с меню и картой вин.
— Так, что будем пить? — Лена сосредоточенно изучала список. — Вино? Коктейли?
— Я буду белое вино, — решила я.
— И я, — одобрительно кивнула она. — А ещё я голодная. Может, сначала выберем еду?
— Точно, давай еду, а то после вина я забуду, что хотела, — рассмеялась я.
Мы погрузились в меню. Выбор оказался сложнее, чем казалось.
— Господи, а где просто нормальная еда? — пробормотала я, пробегая глазами по описаниям блюд.
— В другом месте, — рассмеялась Лена. — Но говорят, тут вкусно, не смотря на названия. Возьми пасту или что-нибудь из морепродуктов.
Я в итоге выбрала лосося с овощами, Лена— ризотто с трюфелем. Сделав заказ, мы наконец расслабились.
— Я всё ещё не верю, что ты вернулась, — сказала Лена, подперев подбородок рукой. — Ты же так уверенно говорила, что остаёшься в Германии.
— Да, но жизнь делает неожиданные повороты.
— Как и всегда, — вздохнула она. — Но я рада. Хотя, боюсь, чаще видеться мы не станем.
Я улыбнулась. Мы действительно редко общались, но всегда чувствовали связь. Даже четыре года разлуки не сделали нас чужими.
— Я до сих пор не верю, что ты решилась, — Лена облокотилась на стол, её бокал с вином раскачивался в пальцах. — Настоящее чудо, Вер.
— А я до сих пор не верю, что он вообще умудрился всё это время делать вид, будто ничего не происходит, — усмехнулась я, пряча руки под столом. Пальцы всё ещё немного дрожали от напряжения. — Четыре года. Четыре. Как можно так легко вычеркнуть человека?
— Он не вычёркивал, — возразила Лена, голос её был тихим, но твёрдым. — Он держал тебя на поводке.
Я опустила глаза.
— Я столько раз просила его подписать бумаги… — прошептала я. — Столько раз. И каждый раз — тишина. Либо игнор, либо отговорки. Как будто я должна вечно ждать.
Лена осторожно положила ладонь на мою руку.
— Но теперь ты здесь. И ты готова, да?
Я медленно кивнула.
— Я хочу закрыть эту дверь. Закрыть навсегда. Даже если он опять начнёт выкручиваться. Даже если придётся тянуть это через суд. Я устала быть на полпути. Устала жить, будто что-то недоделала.
Лена мягко улыбнулась.
— Ты сильная. И ты сделаешь это. Просто шаг за шагом.
— Спасибо, — выдохнула я.
Мы сидели молча несколько секунд. Музыка мягко накатывала, растворяясь в ритмичном гуле голосов. Официанты скользили между столиками, разнося бокалы и тарелки, где-то рядом кто-то смеялся, звенело стекло, вспыхивали огоньки зажигалок. Всё было будто в лёгком дымке — винном, вечернем, безмятежном.
Я потянулась за бокалом, сделала ещё один глоток и облокотилась на спинку кресла, позволяя себе расслабиться. Лена что-то говорила, живо жестикулируя, но я не сразу уловила суть — взгляд на секунду уплыл в сторону.
Я обернулась, чтобы оглядеться. И в следующее мгновение замерла.
У барной стойки стоял он. Мой начальник. Артём.
Спокойный, уверенный, собранный — и такой красивый в этом свете. Тёмная рубашка подчёркивала линию плеч, глаза — как всегда внимательные. Он о чём-то разговаривал с барменом.
Он не видел меня. Пока не видел.
Я вжалась в кресло, как будто могла раствориться в полумраке. Сердце забилось сильнее. Что он здесь делает? У него свидание? Ужин с друзьями.?
Артём выглядел почти непринуждённо: рубашка расстёгнута на первую пуговицу, руки в карманах брюк, взгляд лениво скользил по залу. И через мгновение его взгляд встретился с моим. Холодный, сосредоточенный.
Я почувствовала, как тепло разливается по щекам, и быстро опустила глаза в бокал.
— Вер, ты чего? — Лена заметила моё смущение.
— Ничего. Просто… кажется, вечер становится ещё интереснее, — прошептала я, цепляясь пальцами за бокал, как за спасательный круг.
Лена обернулась через плечо.
— Кто это? — спросила она с интересом.
— Мой начальник, — пробормотала я. — Артём.
— Тот самый красавчик из галереи? — глаза Лены загорелись. — Ты шутишь. Что он тут делает?
— Понятия не имею, — призналась я, снова бросив украдкой взгляд в его сторону.
Артём всё ещё стоял у барной стойки. Только теперь его внимание было сосредоточено исключительно на нашем столике. И спустя несколько долгих, обжигающих секунд он медленно двинулся к нам.
— Чёрт, он идёт сюда, — прошептала я, чувствуя, как жар заливает лицо.
— Отлично, — усмехнулась Лена и сделала глоток вина. — Сейчас мы на него посмотрим, когда он не начальник.
Я едва успела поставить бокал обратно на стол, когда он оказался рядом.
— Добрый вечер, — сказал Артём, его голос был чуть ниже обычного, обволакивающий, как мягкий бархат.
Я подняла голову, стараясь держаться спокойно.
— Добрый вечер.
— Не ожидал тебя здесь увидеть, Вера, — его губы дрогнули в лёгкой улыбке. — Приятный сюрприз.
— Артём, это Лена. Моя близкая подруга. Лена, это Артём – мой начальник в галерее.
— Очень приятно, — Артём коротко кивнул ей.
— Взаимно, — улыбнулась Лена, явно развлекаясь моим замешательством.
— Вера – наш гений, — улыбнулся он Лене— Выставка набирает обороты. Большая часть этого — только её заслуга.
— Спасибо, — сдержанно улыбнулась я. — Команда тоже отлично поработала.
— Умение отвести внимание от себя, — с лёгкой усмешкой сказал Артём. — Это редкий навык. Особенно в этом мире.
Лена фыркнула, не выдержав.
— В мире мужчин, привыкших считать, что всё крутится вокруг них?— заметила она лукаво.
— Возможно, — сказал он. — Но в этом случае всё крутится вокруг искусства. И тех, кто умеет его правильно подать.
— Вы здесь надолго? — спросил Артём.
— Мы будем здесь ещё какое-то время, — сообщила она с озорным блеском в глазах. — Так что кто знает, может, ещё увидимся.
Артём чуть склонил голову в знак согласия.
— Тогда не буду мешать, — сказал он. — Приятного вечера. Мне ещё нужно поговорить кое с кем здесь.
Он легко поднял свой бокал, чуть улыбнулся — и ушёл обратно к барной стойке, оставив за собой странное ощущение нереальности происходящего.
— Вера, — протянула Лена, наклоняясь ко мне. — Я, конечно, понимаю, что у тебя там развод и всё такое… но, чёрт возьми, если этот мужчина хоть раз на тебя так посмотрит, как сейчас, — она хихикнула.
— Я как-то не ожидала сегодня встретить кого-то из знакомых. И точно никого с работы. Тем более его.
Лена откинулась на спинку стула, перекидывая ногу на ногу с грацией кошки.
— Мне он нравится, — заявила она. — И смотрел на тебя… Как на аппетитное пирожное.
Я рассмеялась, благодарная ей за лёгкость.
— Лена…
— Что? Я серьёзно! — Она поставила бокал на стол. — И вообще… — Лена понизила голос. — Может, это знак? Начало чего-то нового?
Я покачала головой.
— Мне бы старое закрыть для начала. Михаил… — я вздохнула. — Он четыре… Четыре года, Лена. Игнорировал все мои письма, мои просьбы, мои попытки решить всё мирно.
Лена хмыкнула.
— Он считал, что так ты вернёшься. Или забудешь. Или сломаешься. Такая вот логика. Жалкая.
Я кивнула.
— Завтра подам заявление в суд, — сказала я. — Без его участия. Через адвоката. Всё. Конец.
— И никакого шанса, что он тебя уговорит остаться? — Лена прищурилась, словно проверяя меня.
— Нет, — ответила я тихо. — Ни единого.
— Ты молодец, — сказала Лена.
— Мне было страшно, знаешь? — прошептала я. — Что если я приеду — и всё рухнет. Или наоборот, ничего не изменится. А я так хотела, чтобы изменилось.
— Изменилось. Посмотри на себя, — Лена протянула руку и коснулась моего запястья. — Ты сияешь, Вера.
Мы расплатились и вышли. На улице шёл тихий снег, падая крупными хлопьями. Шум ресторана остался за дверью, а вместе с ним — тепло, смех, музыка и… Артём. Мы так и не увидели его больше. И почему-то было обидно. Глупо.
— Такси вызываем? Или прогуляемся? — спросила Лена
Я открыла рот, чтобы согласиться на прогулку, но позади нас раздался голос:
— А я уж решил, что вы сбежали.
Мы обернулись одновременно. Артём стоял на крыльце, застегивая пальто. Его дыхание паром таяло в воздухе.
В золотых ореолах фонарей неспешно кружились снежинки. Время тоже замедлилось, подчиняясь какому-то тихому, неслышному ритму. Мы шли по тротуару, и каждый наш шаг оставлял чёткий отпечаток на свежем снежном покрывале.
Лена оживлённо рассказывала историю про коллегу, который умудрился перепутать пробирки и чуть не устроил химический фейерверк в лаборатории. Я смеялась — больше, чем того заслуживал рассказ, потому что смех сейчас был спасением от собственных мыслей.
Вдруг у неё завибрировал телефон. Она остановилась, нахмурилась, поднесла аппарат к уху:
— Да… сейчас… приеду…
Разговор был коротким, но когда она вернулась, лицо у неё уже было другим — сосредоточенным, собранным, деловым.
— Извините, — сказала она, натягивая перчатки. — Техника глючит… В общем, без меня всё встанет.
Я кивнула. Я знала: Лена не просто работала — она жила своей профессией.
— Всё в порядке.
Она обняла меня на ходу — крепко, по-дружески.
— Завтра созвонимся! — крикнула, почти уже убегая.
Такси послушно вынырнуло из заснеженного потока. Через секунду её уже не было.
— Не холодно? — спросил Артём?
— Нет, — ответила я. – я скучала по снегу.
Он кивнул, улыбнулся.
— Тогда давай ещё немного пройдёмся.
Мы пошли медленно и молча.
— Ты часто гуляешь по ночной Москве? — спросила я.
Он пожал плечами:
— Не особо. Раньше я гулял чаще. Когда нужно было подумать. Или наоборот — перестать думать.
— Да, прогулки помогают чувствовать себя лучше.
Он повернулся ко мне:
— Приятная случайная встреча помогает лучше.
Я опустила глаза. Почему-то улыбка сама коснулась губ.
Снег ложился густыми хлопьями, укрывая улицу пушистым покрывалом.
— Хороший вечер, — сказал он.
— Очень, — отозвалась я, улыбнувшись.
Мимо проезжали редкие машины, скользя по заснеженной мостовой. Мы шли ещё долго, перед тем, как холод всё таки заставил нас решить отправиться по домам. Артём поднял руку и через пару мгновений к нам плавно подъехала светлая машина. Водитель опустил стекло, выглянул.
— Свободен, — коротко сказал он.
Артём открыл передо мной дверь, придерживая её. Я скользнула внутрь, в тепло салона. Машина тронулась. Воздух пах кожей сидений и тонким ароматом его парфюма, смешавшимся с его собственным запахом.
Я вдруг поняла, что не знаю, куда деть руки.
— Ты выглядишь напряжённой, — его голос стал тише, почти интимным.
И тут водитель резко затормозил перед светофором.
Меня качнуло вперёд, и прежде чем я успела опомниться, рука Артёма мягко легла мне на запястье, удерживая.
На секунду я перестала дышать. Касание было едва заметным, но оно пробежало по моей коже разрядом тока. Я посмотрела на него. Он не отдёрнул руку сразу.
Время будто замерло.
Пальцы Артёма слегка сжали моё запястье, а потом он медленно убрал руку, как будто ничего не произошло.
— Всё в порядке? — его голос был низким, чуть приглушённым.
Я кивнула, не уверенная, что смогу сказать что-то внятное. Он не улыбнулся. Только посмотрел. А затем снова откинулся на спинку сиденья, будто не замечая той бури, что поднялась внутри меня. Я отвернулась к окну, надеясь, что он не увидит, как щёки предательски залил жар. Машина тронулась вперёд. Теперь тишина между нами стала другой. Когда такси остановилось возле моего дома, я выдохнула, но напряжение не ушло. Артём вышел следом.
— Спокойной ночи, Вера.
— И тебе.
Короткая пауза. Я развернулась и пошла к подъезду, чувствуя на себе его взгляд. Открыла дверь, вошла в тёмный холл, а когда обернулась, Артёма уже не было. Дома было тихо и очень тепло. Я сбросила одежду, накинула на плечи тонкий халат и прошла в комнату. Сумка с ноутбуком скользнула на кресло. Я включила настольную лампу — мягкий свет осветил полки с книгами, диван.
Телефон. Я взяла его, но уведомлений не было. Михаил не ответил.
И я чувствовала… облегчение?
Я прошла в спальню и, бросив телефон на тумбочку, легла и закрыла глаза. Но стоило мне провалиться в полудрёму, как сознание услужливо нарисовало чужие руки на моей коже. Чуть жёсткое касание запястья. Тёплый выдох рядом. Приглушённый голос: «Ты выглядишь напряжённой». Я вздрогнула, отгоняя картинку. Но тело помнило. Помнило то мгновение в машине, тот невидимый заряд между нами. Я перевернулась на бок, прижала ладони к лицу. Это просто усталость. Просто момент.
Я улыбнулась в темноте. Только почему сердце стучало так быстро?
Работа над выставкой шла в напряжённом и захватывающем ритме. Времени не хватало, но каждый день был наполнен вдохновением и ощущением важности того, что мы делаем. Артём, как руководитель, держал всё под контролем, а его умение сочетать профессионализм и внимание к окружающим добавляло уверенности всей команде.
Он уделял мне особое внимание, а я очень старалась отстраниться, напоминая себе, что приехала сюда работать. Что официально я ещё замужем. Что мой муж не ответил ничего на приглашение галереи участвовать в выставке. Что впереди суд. Но где-то между напряжёнными встречами и короткими беседами с Артёмом я поняла, что жду этих моментов. Они наполняли моё сердце теплом. Его сдержанные улыбки, саркастичные шутки и редкие, почти незаметные прикосновения стали той искрой, которая возвращала мне себя.
Незаметно приблизилась и дата вечеринки перед открытием.
Клуб утопал в мягком, приглушённом свете, который отражался в бокалах шампанского и коктейлей, создавая атмосферу утончённого праздника. Всё вокруг было тщательно спланированным: музыка идеально подстраивалась под настроение гостей, и даже шум разговоров звучал как часть общей симфонии. Алексей, владелец заведения и близкий друг Артёма, мастерски организовал это мероприятие, приглашая московскую элиту провести вечер в его уютном клубе.
Я разговаривала с Антиповым. Высокий, а вельветовом пиджаке, с растрёпанными седеющими волосами и цепким, насмешливым взглядом. Он держал бокал с вином, от него пахло дорогим табаком и ветивером. Поэт, куратор, эстет, у которого даже тени под глазами казались частью тщательно продуманного образа.
— Вера! — голос у него был хрипловатый, прокуренный, как старая виниловая пластинка. — Вы сегодня… трагически прекрасны.
— Почему же трагически? — слегка удивилась я, поддерживая беседу.
— Даже и не знаю. Возможно, атмосфера... — Антипов неторопясь поправил волосы. — Артём говорит, выставка обещает быть… нетривиальной. Правда он говорил загадками, как всегда. Но я точно знаю: что это будет грандиозно.
— Без сомнений. — коротко ответила я.
— Вы такая сдержанная. — Он улыбнулся. — Это делает вас опасной.
Разговор утомлял. Я не ответила, лишь тоже улыбнувшись. На таких вечеринка все говорят друг другу абсолютно бесполезные фразы. Он сделал глоток вина и, видимо чувствуя моё напряжение, отступил, отсалютовав мне своим бокалом.
— Не прощаюсь.
Он растворился в толпе, оставив после себя лёгкий аромат сигары. Я осталась у возле длинной стойки бара, поглаживая пальцами тонкую ножку бокала с шампанским. Гул голосов и смех заполнял пространство, но мне казалось, что я наблюдаю за всем происходящим как будто через стекло.
— Ну, наконец-то я могу с вами познакомиться, — раздался сбоку мелодичный голос.
Я обернулась и увидела женщину с огненными кудрями, уложенными в идеальный беспорядок. Она выглядела так, словно сошла с полотен эпохи модерна — изящная, хрупкая, с горящим вызовом в глазах.
— Кира, — представилась она, протягивая руку с длинными пальцами, покрытыми кольцами. — Арт-критик, коллекционер сарказма. И ваш искренний поклонник.
Я улыбнулась, но интуитивно сделала шаг назад. Кира была неприятной.
— Приятно познакомиться, — ответила я.
Кира чуть заметно кивнула в сторону галереи.
— Серьёзно, Вера, как вам удалось собрать всех вместе? Или это магия вашего шефа?
— Это командная работа, — ответила я, стараясь звучать дипломатично.
— О, конечно. Захаров же известен своим… хм, давайте назовём это командным духом. Правда, Дмитрий?
Я перевела взгляд на её спутника. Высокий мужчина с тёмными, идеально зачёсанными назад волосами и строгим, почти аскетичным лицом стоял чуть в стороне. Его серый костюм сидел безупречно, но в нём было что-то хищное, настораживающее.
— Дмитрий, — представился он глубоким, уверенным голосом. — Коллекционер, меценат. И, по совместительству, терпеливый слушатель Киры.
Я невольно улыбнулась.
— Слушатель? Это редкое качество.
— Это даётся не всем, — заметила Кира. — А вот вам, кажется, дано умение балансировать между всеми этими… как бы это сказать?
— Экстраординарными личностями? — предложила я. Кира рассмеялась, а Дмитрий лишь чуть приподнял уголок рта в подобии улыбки.
— А где же Захаров? — вдруг спросил Дмитрий, лениво оглядывая зал.
— Кстати, Вера, подтвердите, говорят, любит делать всё по-своему. – снова защебетала Кира.
— Захаров — профессионал, — сказала я, подавляя раздражение. — Он знает, как добиваться результата.
— И всё же, — настаивала Кира, — скажите честно, он же манипулятор?
Я выдержала её пристальный взгляд.
— Это зависит от того, как вы воспринимаете его действия.
Кира чуть прищурилась, изучая меня.
— А ещё я слышала, что то, что вы планируете будет весьма скандально. Но не говорит, кто будет в списке художников. Может быть, мы увидим самого Сухова — вдруг хихикнула она, и я почувствовала, как всё внутри напряглось.
— Нет, Сухова не будет— уточнила я.
— О, а вот и он сам! – внезапно воскликнул Дмитрий, делая небрежный жест рукой с бокалом куда-то в сторону толпы.
— Захаров? – я воспользовалась возможностью не отвечать на вопрос Киры полагая, что поиски Дмитрием Артёма в толпе увенчались успехом.
Мой взгляд устремился за его рукой и я еле сдержалась, чтобы не выдать своих истинных эмоций. Высокий, уверенный, привлекая к себе взгляды через толпу к нам двигался Михаил. Его каштановые волосы были слегка взъерошены, а едва заметная улыбка на губах была той самой, из-за которой я когда-то теряла голову.
Очень хочу с вами поделиться тем, как я вижунашего драгоценного.
Вы, конечно же можете представлять его иначе!
Тем не менее, вот о ком думаю я, когда пишу эту историю.
Знакомьтесь)))
Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка?
