Развод. Чужая P.S.Твоя

Пролог

«Всё стереть из памяти, забыть обещания,

выплюнуть яд со вкусом предательства».

Отец Лемиш

— Дан, — я с нежной осторожностью уткнулась губами в затылок мужа.

Запах мятного шампуня, исходящий от тёмных коротких волос, приятно обволакивает обоняние, разливается внутри, невольно вызывая дрожь от нахлынувших чувств. Я знаю, он не любит, когда его отвлекают от работы. Пальцы Данила быстро перемещаются по клавишам ноутбука, а на экране светится вкладка с чертежами. Он весь там, в мире виртуальной архитектуры — где нет места посторонним звукам, а особенно вопросам.

Вот только по-другому поступить не могу. В сознании упорно засела мысль: мой организм, работающий словно швейцарские часы, дал сбой не просто так.

— Да-а-анька-а… А если вдруг я забеременею… Пусть у нас будет ребёнок?

Данил мгновенно замирает. В ожидании ответа в комнате становится глухо и, кажется, что даже вентилятор на подоконнике перестаёт гудеть. С минуту он осмысливает сказанное, а потом поворачивает голову — его взгляд, всегда живой, горящий, уходит в сторону, после чего он резко отрезает:

— Нет!

— Но почему?

— Мы же с тобой всё давно обговорили: дети подождут, — резче чеканит, отчего я невольно закрываю глаза. Слова Данила как мощный удар — выбивают из меня возможность дышать.

— Сначала нам нужно твердо встать на ноги, — продолжает он, будто не замечает моей реакции. — Ты учишься — впереди диплом. Работаешь за копейки в студенческой забегаловке. Мои проекты, сама знаешь, не всегда стабильны. Не мне тебе говорить, как мы едва сводим концы с концами, чтобы оплачивать элементарные расходы и коммуналку. А ты говоришь о детях…

— Но всё же, если… — предпринимаю попытку продолжить я, но Данил перебивает:

— Нет! Не ко времени. Ты же знаешь: я работаю над серьёзным проектом и сейчас на финишной прямой. Конкурс — это шанс встать на ноги, — его голос чуть смягчается. Подняв руку, он нежно гладит меня по щеке, вот только я ощущаю совсем не нежность: Данил — не со мной, муж там, где стеклянные фасады и трёхмерные модели, однако, он убеждённо продолжает: — Если я выиграю конкурс, мы заживём по-другому и всё у нас будет, Лия. Обещаю.

Я расстроенно вздыхаю. Его слова, такие логичные и обоснованные, больно отзываются под ложечкой. Да, конечно, мы действительно об этом договаривались. Как же иначе? Наша жизнь — не сказка. Двухкомнатная квартира, в которой мы живём принадлежит не нам, а тёте Зое — родной сестре моего отца. Она вдова, детей у неё в браке не было, тётя любит меня, как родную, вот и приютила молодую семью у себя. Сама же Зоя уехала в Тулу к сестре: не захотела нам мешать, да и вдвоём женщинам в возрасте жить вместе проще.

Всё это правда, наша реальность укладывается в эти несколько фактов: мы поженились почти год назад и только встаём на ноги.

Я студентка. После пар бегаю на подработку в небольшое кафе (которое Данил окрестил «забегаловкой»), расположенное между домом и институтом, что очень удобно. Но как бы и сколько я ни улыбалась клиентам — чаевые там давать не принято. Все посетители такие же, как и я, считают каждую копейку.

Данил — архитектор-фрилансер. После окончания университета он устроился работать в маленькое бюро, вот только долго там не задержался. Через полтора года, попав под сокращение, ушёл в свободное плавание. Частные заказы стали источником дохода. Он брался за любые проекты: от простых беседок до элитных коттеджей, а полгода назад решил участвовать в престижном конкурсе. С тех пор для него нет ни нормального сна, ни отдыха. Только чертежи, расчёты, поездки к заказчикам, и бесконечные доработки к защите проекта.

Я горжусь мужем и верю в него больше, чем в себя. Каждый его чертёж, каждая бессонная ночь — вклад в будущее, в ту самую стабильность, о которой говорит Дан. Но… мне безумно хочется ребёнка. От него — любимого мужчины. И когда в положенную дату «эти дни» не начались, сердце ёкнуло не от страха, а от облегчения и тайной надежды. Я ведь не стремилась к беременности, не высчитывала лучшие для зачатия дни. Просто где-то глубоко в душе — ждала чуда, представляя его лицо, озарённое счастьем. Объятия. Строила грандиозные планы на будущее, мысленно вела диалог придумывая имя для мальчика или девочки.

Но… не срослось. Его резкий отказ выбил почву из-под ног.

С трудом преодолевая ком в горле, я нахожу слова:

— Дан, ну если вдруг… это правда. Мы бы справились. Не всё так страшно. Люди и не в таких условиях детей растят. Мы вместе…

Мой голос дрожит, мысли путаются. Образы будущего, такие яркие минуту назад, будто испаряются. Я не знаю, как объяснить это желание, не вызвав у него раздражения.

Данил отодвинувшись от стола, резко встаёт. Старенькое потёртое офисное кресло отъезжает с глухим скрежетом и ударяется в стену. Лицо мужа искажено напряжением.

Глава 1

Лия

Шесть лет спустя…

— Лия!

Дверь распахнулась рывком, в кабинет врывается довольная Рената, мой верный партнёр и лучшая подруга. Щёки её горели румянцем, глаза сияли, а пальцы до побеления костяшек сжимали телефон, словно он был не просто гаджетом, а самым настоящим талисманом на удачу.

— Нам всё же удалось получить заказ «Premier Interior Group»! — радостно восклицает она, и звонкий смех разносится по комнате. Практически с разбега, чуть не сбив стопку бумаг, Рената приземляется в дизайнерское офисное кресло, стоящее возле стола переговоров.

Я зажмуриваюсь. В груди щемит от напряжения, тугим узлом завязавшегося где-то под сердцем. Её появление похоже на момент наивысшего ожидания перед самым важным результатом, когда всё внутри замирает, и ты боишься даже дышать, чтобы не спугнуть удачу.

Мягкая мебель, купленная нами на распродаже в интернет-магазине, предостерегающе скрипнула под резким движением Ренаты, но, к счастью, выдержала.

— Теперь мы обеспечили себя работой капитально, — на ближайшие полгода точно, да и гонорар — шикарный, — с нескрываемым торжеством сообщает она, закидывая ногу на ногу, потирая ладони, будто выиграла на торгах что-то гораздо большее, чем обычный тендер. — Нам хватит кредит на половину сократить!

Я открываю глаза. Выдыхаю с облегчением, чувствительно, с шумом, словно из меня выходит накопившееся напряжение последних недель. Подруга озвучила то, о чем я только что отчаянно думала, стараясь не произносить вслух, чтобы не сглазить. Мы слишком долго к этому шли, изо дня в день просыпаясь в шесть утра и несясь на работу с тревогой, ощущали липкий страх перед неизвестностью, которая ждала за порогом каждых новых будней.

— И заживёшь по-человечески, не то, что с Огневым, — вдруг вспоминает о Дане Рената, рассуждая: — Да посмотри на себя, Лия! Ты и без этого зануды добилась всего, о чём мечтала! Если бы он сейчас тебя увидел, сожрал бы локти. В двадцать семь ты состоявшаяся личность, а он… полный кретин, раз бросил беззащитную жену.

Я грустно улыбаюсь, отгоняя воспоминания, которым лучше бы навсегда остаться в забвении. Рената, конечно, права, но её слова причиняют неприятную ноющую боль. Легко говорить, когда не знаешь, как и что было между нами. Легко судить, когда не ощущаешь той пустоты, которая поселилась внутри после его ухода.

— Да ладно тебе, Ренат, — я предпочитаю сменить тему. — Проехали. Главное, у нас есть работа и есть перспективы.

Но она непреклонна, в глазах подруги плещется сочувствие, которое сейчас совершенно не нужно.

— Нет уж! Ты должна выговориться. Помнишь, как ты выглядела после того, как он ушёл? Худая, бледная, с кругами под глазами… Я тогда думала, ты сляжешь в больницу от истощения.

Воспоминания тех дней яркими вспышками проносятся перед глазами. Холодная квартира, гулкое эхо собственных шагов и ощущение, что из тебя выкачали всю энергию. Я до сих пор не забыла подробности и даже запах того дня.

…Хлопок двери оглушил. Я резко поднялась с постели, сердце дико колотилось. Накинула халат и вышла в коридор. Пусто. На вешалке не было его куртки, на подставке — ботинок. Лэптопа на столе в зале не оказалось тоже. Ни бумажника, ни телефона. Он действительно ушёл?

Не понимая, что происходит, я обняла себя руками, по телу пробежала дрожь. Обида, острая, жгучая, подступила к горлу. Мы практически никогда не ссорились. Да, порой у нас бывали разногласия, мелкие споры, но, чтобы так… Хлопнуть дверью и уйти куда-то на ночь глядя? Это не в характере Данила. Я никогда не спорила с ним, а он… не было случая, чтобы он повышал на меня голос или грубил. Мы любили друг друга.

Обида сменилась тревогой. В памяти оживали обрывки последних недель. Он стал каким-то отстранённым, задумчивым. Словно погрузился в гениальный мир, куда мне вход был заказан. Из тактичности я не задавала лишних вопросов, списывала отстранённость на усталость, на нервную работу. Но теперь, когда Данил ушёл, эти штрихи сложились в тревожную картину.

С декабря… Именно тогда он начал работать над конкурсным проектом. Постоянные поездки, дежурные созвоны, утомлённый взгляд… Неужели я, слепо любя, не заметила, как он отдалился?

Внезапно в голову закралась мысль: может, Дан устал жить со мной? Может, я ему надоела? Поэтому он так остро отреагировал на желание родить ребёнка?

Неприятное предположение ядовитым червём вгрызалось в мозг. И чем больше я думала об этом, тем больше убеждалась в собственной правоте.

А вдруг — сердце болезненно ёкнуло — у него появилась другая?

Такое ведь бывает. Мужчины иногда влюбляются, заводят романы на стороне, и потом уходят из семьи, оставляя жён в абсолютном недоумении. И все разговоры о совместном, о будущем, детях и планах… всё это оказывается враньём, ширмой, за которой скрывается измена.

Его поездки к заказчикам, задержки допоздна… Кто знает, чем Данил там занимался? И с кем на самом деле проводил он время?

Не находя себе места, я взялась за уборку. Нужно было чем-то занять руки, чтобы не думать о страшном. Пылесос, ведро, швабра, тряпка — я мыла полы, вытирала пыль, а затем наводила порядок в шкафу, заглушая навязчивый, гнетущий страх.

Глава 2

Лия

Жёстко.

Данил всё решил…

Окончательно, не оставив места для сомнений.

Дыхание спёрло, словно кто-то перекрыл мне кислород. В груди возник ледяной сквозняк, будто окна распахнули в самый лютый холод. Воздуха отчаянно не хватало. Судорожно сглотнув, я проглотила комок, вставший поперёк горла, но он никуда не делся.

Данил договорился со знакомой своей матери…

Мысли хаотично метались в голове. Путались, наскакивали друг на друга, а по телу медленно, противно расползалось что-то вязкое — смесь из оглушающей боли, шока и первобытного страха. А ещё… отторжения. К нему? А может быть к парадоксальной ситуации?

Я не могла понять. Знала только одно: я совершенно не была готова к такому повороту. Не ожидала от человека, с которым делила постель, с которым строила планы на будущее, что он просто возьмет и… решит всё в одностороннем порядке за нас.

Словно меня не существовало рядом.

Словно я — не женщина, не жена, а оболочка, некий образный сосуд. Контейнер, не имеющий права голоса. И если вдруг в контейнере зародится новая жизнь — он отнесет меня, как бездомную кошку, к ветеринару, по чьему-то внезапному звонку, без малейшей возможности повлиять на ситуацию.

Из последних сил я пыталась дышать, но горло предательски сжималось в удушающем спазме. Это был удар не в лицо, и не в тело — в самую душу. Собрав остатки воли в кулак, мне с трудом удалось оторвать от столешницы взгляд и посмотреть на Данила. Осторожно, с опаской, словно он мог обжечь холодными серыми радужками.

— Возможно, ещё ничего нет, — прошептала я, сдерживая дрожь в голосе. — Нужно подождать несколько дней, а потом сделать тест. Не стоило тревожить Эльвиру Алексеевну.

— Хорошо, если так, — скупо кивнул Данил, уткнувшись взглядом в тарелку, с остервенением разламывая вилкой яичницу, вымещая на ней злость.

Я замолчала, не зная, что сказать. Он тоже молчал, погрузился в свои размышления. Я отчаянно пыталась подобрать слова, способные изменить ситуацию, но боялась, что любые из них усугубят и без того напряжённую атмосферу. Мысли продолжали биться с бешеной скоростью в черепной коробке, но ни одна из них не находила выхода наружу.

И всё же, я прекрасно понимала — сейчас с ним говорить нельзя. Иначе просто не выдержу, если он начнет спорить, убеждать, и что ещё хуже — давить. Или просто смотреть отстранённым взглядом, в котором больше не отражалось ни капли любви.

Мы доедали завтрак в тягостной тишине. Каждый из нас ушёл в свою сторону, избегая зрительного контакта. Я автоматически убрала со стола посуду, сложила тарелки в раковину, как запрограммированный робот, когда он допил кофе. А затем собиралась в университет, переодеваясь в полнейшей прострации. Движения были механическими, я застёгивала пуговицы и молнию на ощупь, не придавая значения боли и непониманию, вибрировавшим внутри.

Почему он так поступил?

Почему вдруг решил всё в обход моего ведома?

Почему не хочет ребёнка — потому что от меня?

А ведь раньше мы мечтали стать родителями вместе. Или это были только мои мечты?

Я словно впервые смотрела на Данила по-настоящему. Под новым, жестоким углом. Он стал другим. Не тем мужчиной, которого я полюбила. До свадьбы, до проекта, до этой одержимости работой.

Помню, как в прошлом году мы поехали в Туапсе к его бабушке — в душный августовский зной, от которого асфальт плавился под ногами. Предложение пожениться он сделал мне спонтанно. В дороге. А по приезде мы смеялись над этой идей, но следующим утром уже стояли в вестибюле ЗАГСа, заполняя бланки. Родители (его и мои), знакомые приехали в срочном порядке на юг спустя несколько дней. Кто-то на поезде, кто-то вылетел первым же рейсом. Их было всего десять — самых близких людей. Друзья Данила и Рина – его младшая сестра. У нас была скромная, но очень душевная свадьба.

Радость, счастье, надежды…

Помню, как мы, подъехав к ЗАГСу, вышли из машины. Данил заметно волновался, хоть и пытался не показывать вида. И вдруг Вадим — его друг, неожиданно спросил:

— Бро, ты кольца не забыл?

Данил испуганно похлопал по карманам пиджака, облегчённо выдохнул и достал бархатную коробочку. Остановился у ступеней здания, торжественно открыв её — и в этот злополучный миг… коробочка выпала из рук Данила. Кольца, звеня, покатились по асфальту. Девушка с медными волосами в кружевном свадебном платье, торопливо проходя мимо, нечаянно задела его локтем. Бабуля тогда тихо пробормотала, перекрестившись:

— Плохая примета. Недолгий брак, не дай Бог.

А я… Я лишь усмехнулась, подумав:

«Это глупые предрассудки. Нас они точно не коснутся».

Наивная. После регистрации я поцеловала Данила — крепко, с безграничной любовью, веря в наше долгое, совместное будущее.

Глава 3

Дорогие читатели, давайте познакомимся с главными героями романа.

Лия Огнева — 27 лет, целеустремлённая женщина и любящая мама

и Данил Огнев — 31 год, талантливый архитектор и карьерист

Следующая глава, листаем дальше >>>

Глава 4

Лия

Поторопились…

Словно ледяная вода окатила с головы до ног. Не предполагала, что он сожалеет. Что наши клятвы и месяцы, проведённые вместе, оказались фальшивой игрой. Я не знала, что делать дальше. Как уйти из кухни, как продолжить дышать. Ясно было только одно — Дан больше меня не любил. Или любил, но какой-то странной любовью? Не такой как раньше. Или… всё же предложил разъехаться по иным причинам?

Но никаких других объяснений не последовало. Данил удалился в зал, а я осталась стоять в кухне, глядя на белую полоску теста с безмолвным вопросом: в какой момент пошло всё прахом? Когда пропала любовь? Казалось, она выскользнула из рук, когда я мыла посуду или засыпала в одиночестве, ожидая его с работы.

День пронёсся как в кошмаре. А утром Данил молча собрал вещи в спортивную сумку. Стоя в дверях квартиры, он лишь сказав:

— Поживу пока у родителей, — ушёл.

Я осталась одна. В тишине пустых комнат терзающий вопрос — «Он устал от меня?» — звучал навязчивее прежнего. Вдобавок, не отпускала мысль о тесте. А что, если он, правда, был бракованный?

На следующий день я купила другой — более чувствительный. Руки подрагивали, пока ждала результат. Символ плюс. Чёткий, недвусмысленный. Положительный.

Я была беременна, о чём узнала уже без Дана.

Шок сменился глухой апатией. На фоне расстройства и полного опустошения не было сил ни позвонить, ни сообщить ему об этом. Разве могло это что-то изменить?

В первое время мне было очень тяжело без него, но жизнь постепенно налаживалась. Шесть лет назад, расставшись с ним и едва родив нашу дочь, я, поддавшись на уговоры Ренаты, решилась на шаг, казавшийся чистым безумием — начать собственное дело — дизайн и установка востребованной мебели.

Идея принадлежала Ренате. У неё всегда хватало смелости и авантюризма для нас обеих. В тот момент, в моей жизни был полный хаос. Давали знать о себе бессонные ночи из-за плача Кати и гормональные качели из-за разорванной материнством психики. Но подруга убеждала, что второй шанс не появится. Нам отчаянно нужны были деньги. Мне — на жизнь с ребёнком на руках, а Ренате — доказать родителям, но в первую очередь себе, что она способна стать значимой персоной в бизнесе, реализовать честолюбивые амбиции и вырваться из-под опеки предков.

Первый год мы хватались за любую работу, оббивали пороги заказчиков, договаривались с поставщиками, выкраивая время на сон и скудное питание. Принимая мелкие заказы создавали унылые стеллажи для провинциальных школ, клепали примитивные эскизы горок и платяных шкафов для небольших мебельных компаний.

Мы работали до изнеможения. Иногда казалось, что я забываю, как зовут дочь, и пугалась этой мысли до дрожи. От усталости и хронического недосыпа хотелось выть в подушку, но мы упорно продолжали дело. Плакали, смеялись, спорили до хрипоты, ругались, а затем мирились — и снова работали, потому что верили в успех. Верили в себя, в удачный дуэт и в то, что однажды маленький бизнес превратится во что-то большее, чем фриланс на дому.

Так и происходило.

А со временем стало ясно: без офиса и уникального названия нам не обойтись. Представительство — это доверие. Серьёзность. Клиенты, пусть даже не самые платежеспособные, хотят видеть воочию, с кем работают. Не каждый готов впустить в дом двух женщин с планшетами и рулетками — они хотят убедиться, что имеют дело не мошенниками, которые исчезнут с предоплатой в неизвестном направлении. Но стоимость аренды даже маленького офиса в центре Москвы была космической. Только мы понимали без респектабельного адреса не вырасти, можно так и остаться на уровне шабашников-энтузиастов.

В общем, трудно было, Рената тогда практически сдалась. Неделю она думала о чём-то, а потом решилась на отчаянный шаг. Перешагнув через собственную гордость, обратилась к родителям за помощью. Попросила у них деньги, не взаймы, а в дар. Удивительно, но они поддержали её, дали необходимые средства.

Но я тоже не осталась в стороне.

Через три мучительно долгих месяца пришёл черёд внести свою долю. И я внесла. Рискнув недвижимостью. Той самой двухкомнатной квартирой, в которой жили мы с Даном. Своей единственной собственностью — подарком тёти Зои. Когда она узнала, что у меня будет ребёнок, не задумываясь, отписала жильё.

Именно под залог квартиры я и взяла кредит. Несколько походов в банк, оформление документов — руки тряслись, когда подписывала кипу юридических бумаг. Но я знала: по-другому никак. Нужно было двигаться дальше или навсегда остаться на любительском уровне.

И вот — мы на коне. Почти.

— Ну что, отпразднуем? — возбуждённо предлагает Рената. Её глаза вовсю горят предвкушением. — Давай мотанём на выходные в конный клуб. Бери Катюшку, Виктора и приезжайте в «Березин Парк» в субботу.

Прикусываю губу, обдумывая предложение.

— Не знаю, — вздыхаю я. — Катя на даче у родителей, а Вик… Ты же знаешь его отношение к подобным вылазкам, ему бы плед, диван и книгу. А ещё тишину, и чтобы никто не трогал.

Рената закатывает глаза, изображая крайнюю степень пренебрежения. Подруга — женщина действия: ей нужны красочные эмоции, бурное времяпрепровождение, общение в компании. А Виктор… он совсем другой.

Глава 5

Лия

Тихий звук приехавшего лифта возвращает меня из мыслей в пустынный холл. Я шагаю в прохладную кабину, Инга следом. Погасшие цифры сменяются мягким светом, створки с шипением съезжаются. Пока мы спускаемся вниз, в голове эхом отдаётся риторический вопрос: «Не от Данила ли этот Лавров звонил?»

Определённо от него.

Этот звонок — отголосок из прошлого.

Мысль оформилась с отчётливой ясностью, как только тронулся лифт. Кто бы ещё мог прислать юриста?

Никто.

Особенно сейчас.

Потому что мы с Данилом… до сих пор муж и жена. Этот факт, как заноза, сидел где-то на задворках сознания долгие годы, но теперь, с появлением посредника, вылез наружу. Острый и болезненный.

Почему так вышло?

Вначале — во мне жила глупая, изматывающая надежда. Возможно, наивная, но я искренне верила, что Данил одумается. Что его уход — просто кризис, временное помешательство на проекте, а усталость пройдёт. Я ждала, задавив мысли о другой женщине. Месяц, два, полгода. Ждала звонка, стука в дверь, извинений, но время шло, а Данил растворялся в новой, отдельной жизни, словно его никогда и не было.

Надежда медленно и мучительно умирала. А потом, как уже известно, меня подхватил водоворот собственной жизни. Развитие компании и заботы о дочери, цель встать на ноги, кредит, первые победы, Виктор.

Когда мы начали встречаться, я и мысли не допускала о чем-то серьёзном. Я была замужем — пусть и формально. Пусть муж исчез. Свидетельство о браке было последней, хрупкой ниточкой, связывающей меня с счастливым прошлым, с той Лией, которая верила в «вместе навсегда». И каждый раз, когда воспоминания о Даниле становились невыносимыми, когда говорила себе «пора ставить точку», рука сама тянулась к телефону, чтобы позвонить ему и оповестить: «Я подаю на развод». Но… что-то останавливало.

То страх окончательности, то бешеный график мегаполиса, то мысль: «А вдруг он завтра вернётся?»

Однако все абстрактные причины растворились благодаря Кате — моей маленькой егозе. На днях, когда она, обнимая Виктора перед садиком, радостно крикнула: «Папа, пока!» — во мне что-то щёлкнуло.

Яснее ясного.

Больше нельзя жить в подвешенном состоянии: ни жена, ни разведёнка. Нельзя позволять прошлому висеть тенью над настоящим. Виктор стал для Кати настоящим отцом, к тому же он в тот же день сделал мне предложение. Мешает лишь одна бумажка. И эта бумажка вдруг показалась не просто формальностью, а предательством по отношению к ним обоим. Вот тогда решение развестись с мужем созрело окончательно.

Как можно быстрее.

Сегодня утром, освободив первую половину дня, я съездила в суд и подала на развод.

А Данил, видимо, узнав о шаге жены, решил поторопить события?

Или, что более вероятно, ему самому для чего-то понадобился развод.

Лавров…

Звучит как раз как фамилия адвоката по семейным спорам.

Лифт мягко останавливается, лёгкий толчок выводит из раздумий. Двери разъезжаются, пропуская нас в вестибюль.

— Хорошего вечера, — я машинально прощаюсь с Ингой, ловлю её улыбку в ответ и выхожу на прохладный вечерний воздух.

Спустившись по ступеням, я останавливаюсь возле здания, ища Виктора. Странно, его нет. Приёмы у него сегодня были до обеда, он должен был отогнать машину на техообслуживание. Осматриваюсь, но нигде на стоянке не видно знакомого Ford'а. Он же должен был забрать меня.

Неужели до сих пор в автомастерской? ТО ещё не сделали?

Почему он тогда не позвонил?

В груди поднимается раздражение, смешанное с усталостью. Который час? Достаю телефон и всматриваюсь во вспыхнувший голубым светом экран.

Двадцать ноль семь. Хмурюсь. Ещё раз оглядываюсь по сторонам и в конце концов набираю знакомый номер.

— Вик, ты где? — спрашиваю, как только он снимает трубку, надеясь, что его что-то задержало. — В автомастерской?

В ответ — тяжелый выдох и виноватый тон.

— А-а-а… нет, я дома. Извини, Лия, забыл предупредить. Меня на работу вызвали, так что машину я отогнал позже. Она будет готова завтра, к обеду.

Выдыхаю. Глухо. Обречённость опускается на плечи тяжёлым грузом, заставляя сесть на скамейку.

— Завтра к обеду? — уточняю я. В этот момент рушатся намеченные планы забрать Катю.

— Да, — спокойно подтверждает он и тут же спрашивает: — У тебя появились срочные дела?

— Мы же собирались съездить к родителям за Катей, — напоминаю Виктору о предстоящем визите, но пока не говорю про приглашение Ренаты.

— К четырём часам приедем на дачу. Не волнуйся.

Опять выдох. Ничего нового. Виктор такой всегда, немного погруженный в себя.

— Хочешь, я вызову тебе такси? — предлагает он, проявляя заботу.

— Не надо. Я вызову сама, — хочется как можно быстрее прекратить разговор, чтобы переосмыслить ситуацию. Рената точно обидится.

Глава 6

Лия

Мысль о взаимном разводе отливается свинцом, ложится плечи толстым, холодным одеялом, но не даёт опустить голову. Напротив — держит меня в каком-то странном, почти боевом тонусе. Я продолжаю сидеть на продуваемой ветром скамейке и уже не пытаюсь анализировать — я механически прокручиваю в голове прошедший день, как плёнку старого фильма, и эпизоды, которые раньше казались случайными, вдруг начинают срастаться, ложатся один к другому. Как при восстановлении повреждённой фрески, где находишь утраченный фрагмент, и изображение становится ясным, хотя секунду назад представляло собой лишь хаотичные догадки.

Сначала — утром, я подала исковое заявление, а вечером объявился некто Лавров. Одно и второе — не совпадение. Слишком странно для совпадения. Слишком прямолинейно. Как будто Данил всё это время следил за мной из-за угла и ждал, пока я сделаю свой ход.

Вопросы, гипотезы, сомнения даже не успевают толком оформиться. Вместо них внезапной волной приходит устойчивая, почти осязаемая уверенность: да, юриста нанял Данил. Синхронно со мной, так в жизни бывает. Я рискнула шагнуть навстречу разводу и он, похоже, решил выйти из затяжной зоны комфорта и встретить обстоятельства, наконец-то покончить с тем, чего годами избегал.

С этими мыслями я поднимаюсь со скамейки. Свет фар жёлтого «Хендая» полосует пространство, бьёт в глаза, на секунду ослепляя, вырывая из напряжённого раздумья, где всё крутится вокруг одного имени.

Подхожу к машине на автопилоте. Ноги сами идут, словно живут отдельно от тела и знают, что делать. Пальцы бездумно тянутся к ручке, дверца мягко поддаётся, и я опускаюсь на заднее сиденье, ощущая, как тёплый воздух салона окутывает, но вовсе не согревает.

— На Сыромятническую набережную? — уточняет водитель, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида.

— Да, — отвечаю также автоматически, не задумываясь, что сказала.

Мегаполис за окном движется подобно старому видео без звука: размазанные огни витрин, безликие силуэты прохожих, влажный асфальт, в котором расплывчато отражается всё сразу. Я смотрю, но ничего не фиксирую, объекты проплывают мимо, будто за стеклом аквариума. Где-то глубоко в груди тихо клокочет тревога. Не из-за того, что Виктор не приехал, не из-за вечернего прецедента — от того, что будет впереди, и от того, что шесть тягучих лет я не знаю, в какой части света находится Данил.

Семь месяцев спустя после его ухода, когда наивная Лия ещё жила иллюзией, произошло то, что до сих пор щемит внутри, — встреча с его матерью…

…Как-то я зашла в центральный универмаг за детскими вещами, когда была глубоко беременна. У выхода, возле эскалатора, заметила знакомую фигуру. Эльвира Алексеевна — безупречно одетая, с прямой осанкой и контролируемым выражением лица, в котором всегда было что-то снисходительное. Но в этот раз, когда её взгляд упал на мой живот, я впервые увидела, как свекровь потеряла самообладание. Всего на мгновение, остановившись напротив.

— Здравствуйте, — я искренне обрадовалась нашей встрече.

— Здравствуй, Лия, — ответила она ровным тоном, но взгляд, то и дело скользивший по округлившейся фигуре, был острым и, кажется, осуждающе-оценивающим.

— Как у вас дела?

— Хорошо. Ты как поживаешь?

Её тон оставался ровным, но я заметила, как чуть дрогнула идеально подведённая бровь, а в глазах Эльвиры Алексеевны мелькнуло нечто неуловимое — не то удивление, не то недоверие. Она явно не ожидала такого поворота разговора, точнее, такого вида снохи.

— Неплохо, — немного сконфузилась я, инстинктивно положив ладонь на живот, и проявила элементарную вежливость, которую ценила в людях свекровь. — Эльвира Алексеевна, передайте мои поздравления Данилу… Я видела трансляцию церемонии, он выиграл конкурс.

«Лучший дом. Профессиональная архитектура — самый престижный, и это был непредсказуемый, оглушительный успех.

— Я очень рада за него.

Она кивнула, холодно поблагодарила и, выдержав паузу, предложила:

— Может, посидим где-нибудь? Тут рядом есть бистро.

Я согласилась. Наверное, надеялась, что этот разговор станет хоть каким-то мостиком между нами. Мы зашли в тихое, полупустое бистро, расположенное неподалеку от универмага. Эльвира Алексеевна выбрала столик в углу. Заказав чай, она разгладила салфетку на коленях, приняв свой обычный безупречного контроля доцента кафедры филологии.

— Ну, расскажи, как ты? Поподробнее, — начала интересоваться она издалека, отхлебнув чай. Её расположение было тактичным, но не чувствовалась былой теплоты. — Жизнь наладилась? Диплом защитила?

— Да, защитила, — кивнула я, сдерживая комок, подступивший к горлу. Отстранённость свекрови была ощутимой.

— Работаешь?

— Пока всё также в кафе, — озвучила правду.

В тот момент было так. Побегав до октября по собеседованиям после окончания института, я осталась на прежнем рабочем месте, потому что соискателю уже с заметной беременностью никто не перезванивал.

— Ах вот как… — Она отреагировала так, словно отметила данный факт для галочки. Пальцы легонько постукивали по фаянсовой чашке. — Дан, кстати, сейчас не в Москве, — резко сменила тему свекровь. — После конкурса — раз ты знаешь, что он выиграл — ему поступило очень выгодное предложение. От одной… международной компании. Дан подписал контракт и уехал за рубеж. Надолго.

Глава 7

Лия

Минута замешательства.

Всего одна бесконечная минута между мерными шагами и прозрением сознания. Имя, облик, голос — всё сливается в огромную точку, — да, Огнев здесь. Он не призрак из прошлого и не плод встревоженного воображения, вполне материальный, досягаемый и… одновременно незнакомый. Повзрослевший, возмужавший, чужой.

Это знание и незнание некогда близкого мужчины выталкивает на поверхность сознание сквозь лёд оцепенения. Я поднимаю на Данила взгляд. Расстояние между нами сокращается до нескольких шагов. Меня ещё больше сковывает на месте.

Он смотрит прямо в глаза — цепко, пристально, с тем прищуром, от которого когда-то становилось не по себе. Сердце грохочет так, что кажется, его слышит весь двор. Губы невольно приоткрываются от возмущения и изумления, в горле враз пересыхает, а пальцы немеют, словно я стою босиком на холодном металле. Воздух вокруг густеет, становится едким, и я ловлю себя на том, что не получается полноценно вдохнуть грудью.

Я столько раз прокручивала момент этой встречи в мысленных репетициях. Думала, как спокойно пройду мимо, с гордо поднятой головой, не удостоив его даже взглядом. Как он, стоя за спиной, будет провожать меня глазами, понимая, что я выстояла, не сломалась, добилась желаемого в жизни без него. И вот — это случилось. Впервые за шесть лет мы стоим друг перед другом.

Он изменился. Очень. Не только внешне, но и внутренне — в его осанке, в походке, в том, как он держит подбородок, чувствуется новый статус, уверенность, даже превосходство. На нём идеально сидят светло-серая рубашка и зауженные брюки, на запястье поблёскивают дорогие часы. Аккуратная щетина шотландки придаёт дерзкой брутальности, а короткая стрижка подчёркивает контур лица.

Занятно.

Раньше он не был требовательным к своей причёске — вечно непослушные пряди падали на лоб и виски, создавая ощущение намеренной небрежности. Сейчас же — безупречно отполированный образ его успеха, подобен живой рекламе дорогого бутика.

Что поражает и разъедает изнутри.

Мы молча смотрим друг на друга, изучая новых незнакомцев в знакомых телах. Его взгляд скользит по лицу, дальше по фигуре, и по мимолётной искре в глазах, я с горечью понимаю — Данилу нравятся перемены, произошедшие во мне (возможно, стройность, которая плохо давалась до родов). Но он тут же прячет интерес за маской сдержанности.

Я ломаю голову — чем закончится встреча? Столько лет молчания. Я так и не узнала, чем он жил после той ужасной сцены в бистро. Наверное, всё так же работает в архитектуре… а может, его жизнь устроена и в личном плане.

Невольно скольжу взглядом по правой руке.

Обручальное кольцо на пальце. Но разве это что-то значит? Скорее всего, ведь нереально для мужчины годами быть одиноким, за рубежом у него появилась женщина.

— Привет, — первым разрывает тягостное молчание он.

— Здравствуй, — прогоняя смятение и тревогу искусственно равнодушно бросаю я, а дальше и сказать-то нечего, но из гордости делая вид, что он всего лишь незнакомый человек, как остальные прохожие на улице, спрашиваю: — Ты давно в Москве?

— Вчера приехал.

И снова молчание.

Он продолжает изучать меня, явно размышляя, как продолжить диалог. Лицо Огнева — каменный фасад уверенности, но я вижу, как трещит он от мельчайших сколов. Указательный палец сбивчиво постукивает по бедру.

Не припомню, чтобы он нервничал.

Его веки смыкаются чуть чаще обычного, вероятно, отгоняет навязчивую мысль. А когда его взгляд на мгновение соскальзывает с моего лица куда-то за спину, я ловлю резкое движение кадыка. Этот жест, знакомый с прошлой жизни, выдаёт внутреннюю бурю, тщательно скрываемую под слоем хладнокровного спокойствия. Даже дыхание Данила, кажется, поверхностнее, чем должно быть у человека, полностью владеющего ситуацией и собой. Под прицелом напряжённого осмотра у меня возникает эффект дежавю.

Он произносит слишком ровным тоном:

— Лия, нам нужно поговорить.

Впечатление, будто мы находимся на старой кухне в последний день совместной жизни, он ведёт себя так, будто не было в природе шести прошедших лет.

— О важном, — не получив ответной реакции, он делает шаг вперёд, сокращая и без того короткую дистанцию до минимума. — Полчаса найдёшь?

Тембр Данила такой же как прежде, проникновенный и глубокий, когда-то сводил меня с ума. Он мог довести до исступления одним шёпотом. Сейчас же он бьёт током по позвоночнику, заставляя и без того грохочущий пульс зашкаливать. Непроизвольно обжигающие картины прошлого проносятся перед глазами: его губы у виска, руки на талии, тихие обещания... Я резко отбрасываю их, приказывая себе, выжечь воспоминания из памяти. Ностальгические порывы об утраченном — ни к чему.

— Если ты приехал поговорить о деталях развода, — с усилием принимаю такой же бесстрастный вид, — здесь обсуждать нечего. Претензий к тебе у меня нет, у тебя ко мне, надеюсь, тоже. Нас могут развести на первом слушании, тем более, давно надо было это сделать.

Поставить точку в формальности. Хватит быть чужими, связанными лишь строчкой записи в реестре.

Но вместо ожидаемого согласия, на лице Данила промелькнула растерянность, сменившаяся искренним, почти детским удивлением. Его брови взметнулись вверх, а уголки губ застыли в несостоявшейся усмешке. На мгновение, как и я при виде пропавшего мужа, он лишается дара речи. Моргает, переваривая сказанное. Мне непривычно видеть его таким. Обычно собранный и уверенный, сейчас он выглядит озадаченным, и это сбивает с толку.

Глава 8

Лия

Моё заявление растворилось в едком вечернем воздухе. Данил не дрогнул, ни одним мускулом. Только в глубине всё тех же серых глаз, которые некогда читали мысли, мелькает что-то стремительное, неумолимое — впечатление, что захлопнулся затвор. Веки опускаются на секунду дольше обычного, значит, есть трещина в броне. А потом... всё исчезает — и детская растерянность, и сбитый тон, и тень томительного напряжения.

Данил выравнивается во весь рост и походит ещё больше на «живую рекламу», которая меня бесила мгновение назад.

— Пойдём, — Огнев коротко кивает в сторону машины, чей глянцевый бок тускло отсвечивает в рассеянном свете фонарей.

Не дожидаясь ответа, он разворачивается и идёт. Расчетливо даёт понять: следуй за мной — не обсуждается. Звон его шагов — мерных и уверенных, разрезает тишину двора. Расстояние между нами разрастается тёмной невидимой пустотой, однако я стою на месте. Без движения.

Мысли рвутся одновременно в разные стороны:

«Послать Данила и уйти! Сейчас же!»

Но я почему-то торможу.

«А что, если правда важно? Что, если он знает о Кате и всё-таки хочет поговорить о ней?..»

Ловушка.

Гордость кричит бежать, но материнский страх и возникшее любопытство гвоздями прибивают к асфальту. Проиграв внутренний спор, я медленно сдвигаюсь с места, отрывая ноги от земли.

Данил ждёт у машины, откинувшись на боковину. Как только подхожу — галантный жест.

— Садись, — он открывает заднюю дверцу.

Я проскальзываю в салон, утопая в запахе кожи и едва уловимого хвойного ароматизатора. Пространство роскошное и тесное, сжимается сильнее, когда он садится рядом. Не напротив и не у окна. Прямо здесь, в считанных сантиметрах от меня.

Бедро Данила почти касается моего. Исходящее от него тепло волной накатывает сквозь тонкую ткань юбки. Он слишком близко. Невыносимо близко. Непрошенная дрожь пробегает по коже. От внезапного, запретного вторжения в личное пространство, которое много лет охраняла пустота.

Я прижимаюсь к дверце, создаю иллюзию дистанции, но его присутствие заполняет салон, как плотный, согревающий туман.

— Как жизнь? — вопрос звучит спокойно, буднично, немного небрежно, но в тишине салона он кажется оглушительно громким.

Не сразу, я отрываю взгляд от лобового стекла и фокусирую на Даниле. Его лицо такое же спокойное. Правильные черты с холодной отточенностью, невозмутимый вид, но в глазах — то ли искренность, то ли игра.

Я не моргаю и не отвожу глаз. Во мне уже нет страха, стеснения и растерянности — только настороженность и… жгучая обида, которая копилась годами. Скрещиваю руки на груди. Отгораживаясь от него невербально барьером, хмурюсь.

— Время позднее, что ты хотел обсудить? Хотя, ты ведь ценишь честность, я не представляю, что мы можем обсуждать.

Он поворачивается в полоборота, локтем опирается на спинку сиденья, устанавливая со мной зрительный контакт. По привычке проводит пальцем по дуге брови, словно отгоняя невидимую соринку или корректируя мысль. Едва заметный наклон головы. Пальцы сцеплены, как у людей, которые что-то просчитывают или уже приняли решение.

— Нас, — лаконичный ответ, я бы даже сказала, обескураживающий.

Нас?!

Нет, меня, правда, это обескураживает. Это наглость в свете осознанного ухода и нежелания нормально объяснить причины. Конечно же… зачем? После всего, что было.

— И твою жизнь.

Я тихо хмыкаю, мысленно взрываясь от сарказма: «Ты сильно опоздал!»

А вслух роняю фразу:

— Данил, я считала, что моя жизнь давно тебя не интересует, раз ты счел возможным... пожить шесть лет раздельно. За это время от тебя ни слова, ни звонка.

Замолкаю. Специально. Даю словам осесть в пространстве между нами, прежде чем произношу:

— Так что вопросы о моей жизни сейчас... кажутся несколько запоздалыми. И неуместными.

— Злишься? — спрашивает он с невыносимой обезоруживающей мягкостью, отчего я вздыхаю.

А он как думает?

— Лия, — Данил словно считывает мысли, — ты думаешь, я просто из прихоти ушёл? Бросил тебя? Без причины?

Именно так, смотрю ему в глаза.

— А что я должна думать? — отвечаю вопросом на вопрос и не ожидаю от него реакции. Данил накрывает своей ладонью мою руку, после чего вдаётся в долгожданные объяснения:

— Я не бросал тебя, мне нужно было время, чтобы доделать проект и добиться идеального результата. Ты помнишь тот конкурс? Проект коттеджного городка, над которым я работал? У меня получилось выиграть. И не просто выиграть — меня заметили международные компании.

— Я слышала. Поздравляю, — ёрничаю, одёргивая руку.

В голосе Данила прорывается искра старого азарта, но она быстро гаснет из-за молчания.

Глава 9

Лия

Суббота...

Виктор, чуть пригнувшись к рулю, закатывается в открытые дачные ворота, медленно проехав по шуршащему гравию, тормозит под тентом. Я с облегчением выдыхаю: наконец-то ненадолго избавлюсь от гнетущих мыслей, суеты мегаполиса и проведу хотя бы полдня в окружении родных.

В самом бесподобном месте, в окрестностях городка Пушкино, что в получасе езды от МКАД. Сосновый бор здесь подступает к посёлку, а рядом речка Вори с её крутыми берегами, поросшими ольхой. Среди этого зелёного царства стоит наш семейный дачный дом — одноэтажный, из натурального бруса, с уютной мансардой под покатой крышей и летней кухней-верандой, увитой разросшейся виноградной лозой.

В этом уютном доме с интерьером в стиле кантри я проводила в детстве и юности каждое лето. А сегодня устремилась сюда не только за дочкой.

Позволив себе отказаться от протянутой руки Виктора, я покидаю машину и быстро поднимаюсь на крыльцо, но в дом войти не успеваю. Из-за массивного полотна, сияя широкой улыбкой, неожиданно появляется мама:

— Слава богу, вы доехали! — а я ловлю себя на мысли, что хочу не просто отдохнуть, а хочу поговорить с ней по душам и спросить совета: как лучше поступить в возникшей щекотливой ситуации?

Мама, с присущей ей общительностью, встречает нас с распростёртыми объятиями. Обнимает меня, обволакивая лимонным ароматом вербены, что очень трогает.

— Привет! — я улыбаюсь, одновременно вглядываясь в глубь дома. — А папа с Катей где?

— Пошли рыбачить. Дай хоть на тебя посмотрю.

Мама разжимает объятия, но её руки остаются на плечах, пока она внимательно, по-матерински всматривается в моё лицо. Мы не виделись целый месяц — пока в квартире шёл ремонт, в течение которого я иногда ночевала у Ренаты или на работе, а с родителями лишь созванивалась вечерами. Приличный такой срок.

— Замечательно выглядишь, — одобрительно кивает она, но я чётко считываю молчаливую ремарку «только что-то ты грустная» по её чуть обеспокоенным, изучающим глазам.

Почувствовав неловкость из-за пристального, любящего взгляда, я переключаю внимание на Виктора, тем временем поднимающегося на крыльцо.

— Марта Юрьевна, — он поднимает ладонь в приветственном жесте, как делает это обычно.

— Здравствуй, Витя.

— Как у вас дела?

— Хорошо, — мама по привычке протягивает ему руку, — а теперь ещё лучше. Все свои в

сборе, можно накрывать на стол и заняться шашлыками. Пойдёмте на веранду, — она приглашает нас в дом, украдкой поглядывая на меня.

Мы с Виктором, следуя за мамой, оказываемся на веранде. Я с улыбкой оглядываю знакомое пространство и, прежде чем мама успевает засуетиться, мягко, но уверенно останавливаю её: — Мам, не суетись. Мы с Витей сами всё сделаем, отдохни.

Я прошу его помочь передвинуть стол, стоящий в дальнем углу, ближе к деревянным диванам. Пока он справляется с задачей, сама прохожу в застеклённую часть кухни, открываю холодильник, достаю кастрюлю с замаринованным мясом и аккуратно подаю Виктору:

— Возьми. Я принесу тебе шампуры.

Он кивает, а я же достаю из серванта скатерть, тарелки, вилки, стаканы и берусь за сервировку. Делаю это методично, концентрируясь на бытовой рутине, но мысли всё равно ускользают куда-то. Слишком много всего накопилось, слишком многое навалилось, нужно всё обдумать… и это не ускользает от мамы.

Когда Виктор уходит к вымощенной серой плиткой площадке, где стоит мангал, она присаживается на край дивана. Ставит на стол солонку, которую только что принесла из кухни, и мягко спрашивает:

— Лия, что-то случилось?

— Да, — раскладывая вилки, односложно говорю я и на несколько мгновений замолкаю.

Мама не торопит и не заваливает чередой вопросов, просто терпеливо ждёт, когда я расставлю посуду и сяду на противоположный диван.

— Данил на днях вернулся в Москву, — вполголоса озвучиваю новости.

— Вот как? — удивляется мама и тотчас догадывается, что он являлся к забытой жене. — Приходил к тебе?

— Вчера. Я думала, он появился, чтобы обсудить развод, но нет.

— А… что хотел?

— Поговорить о своей проблеме, — иронично усмехаюсь я и вдаюсь в подробности «дивного» общения. Изложив позицию Данила относительно развода, его предложение и свою убеждённость, что Эльвира Алексеевна утаила часть правды от него, ещё тише признаюсь маме: — Как думаешь, что с этим делать?

Опёршись щекой о руку, она берёт тайм-аут. Её внимательный взгляд ненадолго отрывается от меня и следит за фигурой Виктора — в этот момент он возвращается на веранду. Не замечая приватной беседы, направляется к мешку с углём, стоящему сбоку холодильника.

— Подсыплю немного, огонь подыхает, — коротко поясняет он, пересыпая топливо в свободное ведро.

Мама лишь кивает, используя небольшую паузу, чтобы обдумать, какой мне дать совет. Её пальцы бессознательно выравнивают и без того идеально ровную скатерть. Она ждёт, когда Виктор, закончив с углём, снова удалится к мангалу, и только после этого возобновляет разговор.

Глава 10

******

Ошибочно было полагать, что мамину задумчивость Виктор не заметил. Выходит, заметил, но сделал из приличия равнодушный вид.

— Да так, об одном деловом случае, — осторожно подбираю слова, подходя к серьёзному разговору, контролируя интонацию, чтобы она звучала нейтрально, обыденно. — Вчера, когда я возвращалась домой…

Я вынужденно прерываюсь — со стороны калитки доносится густой бас папы, радостный смех и следом — пронзительный, полный восторга возглас, привлекающий внимание:

— Баба, смотри, сколько окуней мы поймали!

Голос дочери пронзает воздух, и мы с Виктором почти синхронно оборачиваемся на звук. Из-за кустов сирени показывается фигура папы с удочками на плече, а рядом — Катя, изо всех сил тащащая за ручку маленькое, поблёскивающее на солнце ведёрко. Увидев нас и машину под тентом, она тут же забывает про рыбу.

— Ма-мо-о-чка, ты приехала!

Её глаза, загоревшиеся от счастья, расширяются, дочь бросает ношу и, подпрыгивая, мчится к нам. Чуть загорелые ноги, обутые в растоптанные сандалии, быстро мелькают по утоптанной тверди тропинок, а шустрые руки хватают и отрывают попадающиеся колосья травы и цветущие маргаритки, на ходу собирая причудливый садовый букет.

Со всего маха Катя впечатывается в меня и тут же обвивает за талию руками.

— Я соскучилась по вам, — тараторит она, поднимая счастливое лицо. — Дядя Витя, привет!

Оторвавшись, Катя так же искренне обнимает Виктора, но стоит ему погладить её по волосам, как снова льнёт ко мне, протягивая сорванный, слегка помятый букет.

— Вот! Это тебе — вручая цветы, дочь гордо объявляет: — Я сама его сделала.

— Спасибо, счастье моё, — не могу удержаться от проявления своей любви. Наклонившись, я целую Катю в щёку, как это делаю всегда, отмечая, что в её внешности стали проявляться и черты Данила, а ведь с рождения она была похожа больше на меня.

— Тебе нравится? — интересуется она, сияя от радости.

— Очень, — киваю, откладывая диалог с Виктором.

Кажется, он тоже забывает про напряжённость минуты, активно вникая в детские будни Кати.

— Дядя, Витя, мы с дедом полдня на речке рыбачили, и знаешь, кого видели? — Озорной блеск в глазах дочери сменяется интригой, когда она переключается на него.

— Лису? Или бобра? — подыгрывая ей, предполагает Виктор, и в его глазах появляется тёплый, почти отеческий отблеск.

— Не-а, — переходит она на шёпот, — во-о-от таку-у-ущего ужа, — разводя как можно шире руки в стороны. — Он вот так плыл по воде, — Катя тут же сползает на землю, изображая «нечто» шевелящееся ёрзая на коленях.

— А ты не испугалась? — интересуется он, принимая эстафету в общении.

— Не-е-е! — перестав трепыхаться, Катя мотает головой. — Он не страшный.

— Точно ужа? — и я подключаюсь к игре, вопросительно глядя на дочь.

На что в ответ она активно кивает «Да-да!»

— Ну-ка, Котёнок, как ты отличила ужа от других змей? — спрашивает Виктор, опускаясь напротив Кати на корточки.

— У ужа голова, как огурец — гладкая, а на ней два оранжевых пятна. А ещё у него хвост тонкий, длинный и глаза круглые, как у рыбы.

— Ого! — удивляется он и, хваля, похлопывает её по плечу. — Вот это познания! Прямо научный подход. Ты большая умница!

— Это дед умник, — засмущавшись, Катя поднимается с колен и прижимается щекой ко мне.

Она не особо стеснительная и справедливо сказать бойкая девочка, но сейчас, от повышенного внимания и похвалы, следует типичная детская реакция — спрятаться и переложить заслуги на другого.

В этот момент к нашей компании присоединяется папа. Передав ведро с уловом маме, он неспешной уверенной походкой подходит к мангалу.

— Ну что, Катюша, помогать будем? — его бас разливается спокойствием, которое он всегда приносит с собой.

Так начинаются общие хлопоты. Я, всё это время сжимавшая в одной руке шампуры, наконец кладу их на табурет, стоящий здесь же на островке, а Катя с охотой поднимает крышку кастрюли.

— Я буду тебе помогать, — деловито сообщает она и просит: — Мам, дай мне шпажку.

— Только осторожно, — даю наставление и показываю дочери как нужно нанизывать мясо.

В приготовлениях и последовавшем семейным ужином незаметно пролетает время. Уже вечереет, когда мама ставит на стол заварник с чаем из мяты и листьев смородины. Она достаёт из серванта небольшой йогуртовый торт, которого так ждала Катя, но дочь, умаявшись за день, потихоньку засыпает, положив голову мне на колени.

Погладив своё ненаглядное чудо по щеке, я тихо говорю:

— Жалко её будить, но надо ехать домой.

На что мама предлагает:

— Оставь Катю у нас на неделю, пока отец в отпуске, — негласно намекая: «Тебе надо расставить точки над «i» с мужем».

Я быстро прикидываю: так будет лучше, если предположение насчёт Данила не оправдается и мне всё же придётся контактировать с ним. Катя будет в безопасности и далеко от возможных нервотрёпок.

Глава 11

Лия

Понедельник

Мысли о нагрянувшем и в субботу муже не отпускали меня всё воскресенье и преследуют даже сейчас, в кафе, которое мы облюбовали с Ренатой.

— Эй! — она хлопает ладонью по столу и я, вздрогнув, поднимаю на неё взгляд. Меню падает на стол от неожиданного резкого удара. — Ты чего зависла, Лия? Выбирай давай! — подхватив ламинированный каталог, она суёт его мне в руки, поторапливая: — Долго засиживаться мы не можем, на обед с перекуром у нас только час.

Взяв меню, я снова утыкаюсь в текст. Но строки, как у дислексика, прыгают перед глазами, из-за чего невозможно ничего прочесть. Образ Данила будто отпечатался на сетчатке, мешая сосредоточиться.

— Да что с тобой такое происходит? Ты какая-то потерянная, — хмурится Рената с тревогой всматриваясь в моё лицо. — Ты с утра сама не своя. По сути, это я должна обижаться, ведь ты проигнорировала массу моих приглашений в клуб. Но видно, мне тебя утешать ещё придётся. Что-то случилось с Катей? Родителями? Или Виктором?

Отрицательно мотаю головой. Я колеблюсь, взвешивая, стоит ли вываливать на Ренату возникшие проблемы. Вернее, возможно наши совместные проблемы, если согласиться и выполнить желание Данила — тогда придётся лететь в Сочи, оставив фирму на неё. В ответственное и не самое простое время.

Безмолвная пауза затягивается. Рената не сводит вопросительного взгляда, а я отдаю себе отчёт, что скрывать незаурядное событие бесполезно.

— Дан вернулся, — наконец выдавливаю я.

Теперь Рената роняет меню и удивлённо откидывается на спинку стула.

— Огнев? Я не ослышалась? Этот… — на мгновение она осекается, прикусывая язык, а потом, помедлив, продолжает словно выплёвывая: — Засранец вернулся? И какого чёрта ему нужно? Интеллигентная мамаша нашептала о Кате?

Непроизвольно ёжусь при упоминании имени свекрови.

— Нет, он приехал попросить помощи.

— Какой?..

Глаза Ренаты округляются, в них разрастается живой интерес, и она, забыв об этикете (о котором постоянно печётся), подаётся вперёд, опираясь локтями о стол.

— Давай рассказывай.

Даже не знаю с чего начать, но излагаю всё по порядку, затрагивая также вчерашний эпизод…

…— Я оставлю машину на стоянке и поднимусь через пять минут», — бодрый голос раздался почти как приказ, когда Виктор затормозил у подъезда.

Он уже выключил зажигание, потянулся к ремню безопасности, и по тому, как он расслабленно держался в кресле, было ясно: мужчина настроен продолжить вечер и наверняка рассчитывал на чашечку кофе и моё женское общество.

— Вик, подожди… — я мягко, но решительно положила руку ему на запястье, останавливая. — Прости, но сегодня я слишком вымотана. Давай перенесём? Сходим завтра в кино, а после я организую романтический ужин при свечах.

Неудобно было отказывать, только… Я опасалась возможности столкновения мужчин. Данил не подозревал, что в жизни его «жены» появился серьёзный поклонник, а Виктор, понятное дело, не был готов к личной встрече с ним. Что уж говорить об этом.

Я корила себя за упущенный момент, за несказанную правду, и теперь отсроченный диалог давил непомерным грузом.

Виктор застыл, его взгляд стал пристальным и сканирующим. Он молча изучал лицо, ища подтверждение усталости, с тенью слабого разочарования. Но, будучи терпеливым и воспитанным, кивнул.

— Как скажешь.

Он не стал настаивать, но в его уступчивости читалась капля неохоты. Мы попрощались лёгким, но затяжным поцелуем, в котором чувствовалась нежность и немой вопрос, и обещание продолжить позже.

Неспешно, я ретировалась на улицу, поднялась по двум ступеням на крыльцо и растворилась в недрах подъезда. Но вместо того, чтобы подняться в квартиру, стояла на первом этаже, прислонившись лбом к прохладной побеленной стене. Сердце ненормально колотилось. Идти наверх и ждать Данила, или же выйти и доходчиво, раз и навсегда, объяснить — ему здесь не рады!

Эмоции, конечно, перевешивали. Шумно вздохнув, я с силой толкнула тяжёлую подъездную дверь и чуть не ударила её металлическим ребром по голове Данила. Он пошёл за мной, кто бы сомневался…

— Что тебя опять принесло? — недовольно высказалась я и уставилась на Огнева, стараясь уловить ответную реакцию. Второй раз и во дворе — присутствие мужа здесь я сочла абсурдным.

— Ты вчера не дала мне сказать и двух слов, — парировал он с холодным раздражением. — Считай, это дубль просьбы. Я не привык, когда меня обрывают на полуслове.

— Ты шутишь или издеваешься?

Неудобно было оставаться между улицей и подъездом. Сжав зубы, я спустилась назад и направилась к старой скамейке у детской площадки, заросшей сиренью. Данил, конечно же, последовал за мной.

— Я похож на шутника? — резко, без тени привычной иронии, спросил он, и его лицо стало непроницаемым. — Ты, наверное, забыла, клоунада — это не моё.

Глава 12

Дорогие читатели, давайте познакомимся с остальными героями романа. Итак, визуализация второстепенных героев:

Дочь Лии и Данила — Катя, любознательная девочка с роскошными волосами, 5 лет

Виктор — врач-педиатр, спокойный, но с некоторых пор ревнивый поклонник Лии, 32 года

и Рената — импульсивная, немного циничная подруга Лии (имеет тайны), 27 лет

Глава 13

Лия

Дома в тишине гостиной, я сижу одна, и мысли о Даниле накатывают тягучей, неотступной волной. Вспоминать его до сих пор больно. Каждое слово, каждый жест и взгляд, полный рационального расчёта, напоминают о предательстве, о годах, которые я прожила в статусе брошенной жены.

Первым порывом — когда он посвятил меня в суть дела — было желание врезать ему пощёчину, а потом хлопнуть тяжёлой подъездной дверью, как когда-то хлопнул он.

Но… всплывшее перед глазами лицо дочери остановило. Ровно так же, как сейчас, из-за чего копившаяся обида даёт трещину. Рената права. Разве я имею право быть эгоисткой. Данил — её отец, хоть и не знает о её существовании. Это же пороховая бочка, с зажжённым закалом, а я хочу на ней построить новую жизнь.

Нет.

Так нельзя.

Рано или поздно правда всплывёт наружу, и я с ужасом думаю о том, как отреагирует на новость Огнев.

Будет ли злиться? Потребует ли права видеться с дочерью? Или, что ещё страшнее, равнодушно отвернётся, снова продемонстрировав свою непричастность?

Все варианты пугают меня, ведь каждый из них означает рецидив забытой боли.

Однако, благодаря этому, в голове, холодно и расчётливо (так же, как у него), рождается другая мысль. Авантюра в Сочи — не просто самаритянская помощь, к которой взывает муж. Это шанс. Мой шанс заключить сделку с Огневым на своих условиях. Данил — прагматик и карьерист, а значит, оценит выгоду. Его проекты, его будущее в «Veridian Horizons», конечно, важнее всего, и я могу использовать это. Его просьба даёт мне рычаги, о которых он даже не подозревает.

Я продумываю каждый пункт будущего соглашения. Безоговорочный развод. Полное, юридически заверенное отступление из нашей «общей» жизни. Его уход. Окончательный. Никаких прав на общение с Катей, никаких попыток войти в её судьбу, по крайней мере, пока она ребёнок. Он не должен мешать нам с Виктором строить нашу совместную, счастливую жизнь. Я буду диктовать условия, и он будет вынужден их принять. Цена за его дальнейшее молчание и невмешательство — его же свобода.

Как здравомыслящий человек, я понимаю, что принимаю решение за дочь единолично. Пока Катя мала, это моё право и моя ответственность. Как мама, я смотрю далеко вперёд. Жизнь длинная и непредсказуемая. Возможно, однажды ей понадобится помощь влиятельного и состоятельного отца — поддержка в учёбе, карьере, связях.

Не спорю, лишив её общения с отцом, когда-нибудь могу пожалеть об этом. Но сейчас, в настоящем, мой долг — оградить дочь от потенциальной боли и разрушения хрупкого мира, который с трудом удалось выстроить. Я выбираю меньшее из двух зол. Сначала — гарантировать безопасность Кате и покой. А дальше… видно будет.

Виктор…

Мысли обращаются к нему. Я встаю из кресла. Измеряя шагами гостиную, подхожу к окну, медленно отодвигаю штору. Вечер на улице, практически ночь — сверкают яркие огни, но я смотрю сквозь свет. Обдумывая полдня одно и тоже: как сказать надёжному мужчине, что мне нужно уехать из города? Как подобрать слова, которые не покажутся искусственными или странными, не вызовут подозрений? Как донести до Виктора правду, но не всю, а определённую часть, которая не касается общего прошлого с Данилом. Он не должен знать с кем именно я поеду.

Неприятный комок подкатывает к горлу. Стыдно. Невыносимо стыдно.

Чувствую себя предательницей. Каждое возможное начало разговора звучит в голове фальшиво и тут же отвергается.

«Мне нужно уехать в командировку по контракту», — это правда, но лишь её крошечная часть.

Правда кажется ужасно уродливой и опасной, как минное поле, где каждый неверный шаг грозит обернуться катастрофой. Главное — имя Данила, его присутствие в Москве и наши «случайные» встречи — для него остаются тайной.

Я боюсь. Не гнева Виктора — к нему я почти готова. Боюсь повтора той разочарованной, ошеломлённой тишины, что повисла в машине, и утраты доверия, которое может воцариться между нами. Боюсь увидеть, как потухнет искра в его глазах и вырастет глухая стена. Нашим отношениям всего четыре месяца. Романтичные и пока не близкие, несмотря на предложение, которое он сделал и прошедшее воскресенье. Они — тонкий, уязвимый сосуд, а моя история с Данилом — тяжёлый камень, который может разбить его вдребезги.

Мысли. Бесконечные мысли заполняют каждый закоулок мозга. От переживаний и анализа идёт кругом голова, но я пытаюсь найти логичные, деловые причины. Предложение и впрямь заманчивое. Я делаю акцент на этом, мысленно выстраивая аргументы: рост нашей с Ренатой компании — залог финансовой стабильности. Но тут же меня захватывает бесконечный стыд. Манипуляция — вот как это называется. Я знаю, что использую доверие Виктора ко мне как профессионалу, чтобы утаить истину.

Но и сразу сообщить ему, что моим спутником в поездке будет почти бывший муж, с которым вот-вот начнётся развод, не могу. Это прозвучит как абсурдная, плохая шутка или как признание, что между мной и Данилом ещё что-то есть.

Представляю какие последуют вопросы.

«С кем едешь?»

«Где будешь жить?»

«Почему именно ты, а не Рената?»

И на каждый имеется готовый, отрепетированный ответ, отчего злосчастный ком сильнее сжимается в горле. Я постараюсь вжиться в роль делового партнёра безупречно, но и выбраться из этой ловушки пока не вижу возможности.

Глава 14

Лия

Два дня спустя

— Спасибо, что согласилась.

Благодарность Данила выводит из задумчивости. Я отрываюсь от созерцания облаков за иллюминатором и поворачиваю голову в его сторону.

Мы сидим рядом в салоне бизнес-класса. Расстояние между нами — всего несколько сантиметров, но ощущается целая пропасть. Снаружи спокойствие, внутри — зудящая, колючая заноза. Я согласилась. Приняла его предложение, озвучив часть своих условий. И теперь сижу в самолёте, рядом с мужчиной, который до неузнаваемости изменился и снова ворвался в мою жизнь, упрямо решив, что можно просто отмотать назад плёнку. И я, несмотря на стойкую принципиальность, нахожусь здесь.

Несмотря на принятое решение, всё нутро скребёт: правильно ли поступаю? Не изменяю ли себе? Не совершаю ли непоправимую ошибку? Свербит, зудит, сверлит ядовитая мысль:

«Я продалась?»

За бесстрессовое расставание, за обещание островка стабильности, за пополненный счёт в банке (о чём мужа не просила и догадываюсь, как он узнал о сумме долга) и за... покой, который в последние дни казался недостижимой роскошью.

Я неотрывно смотрю на Данила. В стальные глаза. Не прячусь, не ищу посторонние предметы. Оцениваю его таким, какой он есть. И, к удивлению, впервые за долгое время серый взгляд не кажется мне жёстким и холодным. В нём — что-то другое. Усталость? Сдержанная сила? Тень сожаления? Или обычное переутомление от перелётов и переговоров?

И только сейчас, неожиданно для себя, замечаю в уголках его глаз появились тонкие, почти невидимые лучики морщин. Вроде бы мелочь, но они — как штрихи на портрете. Явный признак времени, прожитого отдельно. Да, он очень повзрослел, в его чертах появилась властная твёрдость, незнакомая мне раньше, и я не помолодела. Жизнь шла своим чередом, без нас друг в друге, но оставила неизгладимые следы.

В ответ на его благодарность я медленно киваю. Короткий, ничего не значащий жест, который должен означать «не за что» или «всё в порядке», но на деле он маскирует клубок противоречий. Я не могу выдавить ни слова, боюсь, что голос выдаст изрядное смятение с головой.

— Деньги у тебя на счёте, — вдруг с опозданием информирует Данил. — Ты можешь спокойно погасить кредит.

Его щедрость попадает прицельно в больное место.

Я слегка вздрагиваю, прочищаю горло и бормочу что-то невнятное — вроде «спасибо». А затем отворачиваюсь обратно к окну, к спасительной облачной картине. Пронзающее, отчётливое, постыдное ощущение — продалась, не покидает. Оно липкое, неприятное, бьющее по самолюбию.

«Нет, это не продажность», — яростно убеждаю себя. — «Это его решение, разумная плата за положение Данила в обществе. Это содействие ради всеобщего блага. Быть сильной — значит уметь принимать решения в сложных ситуациях. Даже если они горькие и оставляют привкус металла на языке, разъедая изнутри».

Но всё равно — осадок остаётся.

Его поступок сбивает с толку. Я была уверена: если он и вернётся к вопросу помощи с кредитом, то мы обговорим эту возможность после завершения партнёрства, но он… поставил меня в позицию неоплатного должника, перевёл в эквиваленте половину стоимости квартиры. Сразу. Без лишних условий и уточнений. Просто — взял и сделал.

Что сбивает меня с ритма. Не вписывается в типичный образ Данила: практичного, предусмотрительного, продумывающего каждый шаг. Может, он поменял взгляд на жизнь? Или это новая тактика? Заранее купить мою лояльность, чтобы чувствовала себя обязанной.

— Не ищи подводных камней в помощи, — произносит он, наклонившись ко мне тихо. Словно мысли считал или просто знает, слишком хорошо. — Я хочу, чтобы ты чувствовала себя уверенно. Не дёргалась из-за работы и долгов. В конце концов, мы пока женаты. Считай эту поездку совместным отдыхом. Вся твоя забота — быть на людях любящей женой.

Я второй раз киваю. Не доверяю голосу. Если сейчас открою рот — не факт, что не сорвусь. Слишком много чувств ожило, слишком много рвётся наружу.

— Расслабься, — добавляет Данил, то ли ненароком, то ли умышленно, касаясь моей руки и, плавно откидывая кресло в почти горизонтальное положение, удобно устраивается с видом человека, который полностью контролирует ситуацию и пространство вокруг.

А я снова остаюсь наедине с мыслями. Они давят, крутятся по кругу, не дают передышки, но я держусь. Потому что иного выбора уже нет. Потому что самолёт летит вперёд, и обратного билета нет тоже. Остаётся только сжать зубы и принять новую реальность, надеясь, что в конце пути я смогу посмотреть на себя в зеркало без сожаления.

******

Колёса машины бесшумно катятся по идеальному асфальту, увозя меня всё дальше от стеклянно-бетонной стерильности аэропорта. Я сижу, плотно пристёгнутая, и машинально смотрю в окно. Воздух за стеклом кажется иным — влажным, тёплым, наполненным солёным дыханием моря и сладковатым ароматом цветущих магнолий. Этот запах обволакивает, словно плед, мягко погружая в иное состояние, в другой мир, совершенно не похожий на московский мегаполис.

Водитель, встречающий нас с Данилом, уверенно ведёт автомобиль по извилистой трассе, которая то уходит в полумрак кипарисовых аллей, то снова открывается солнечным бликам. Слева, между мощными стволами пальм, мерцает бирюзовая лента моря, сверкающая, словно россыпь бриллиантов. Справа — бесподобные склоны гор, густо покрытые зеленью: пихты, сосны, кустарники — южное буйство, дикое и роскошное одновременно.

Глава 15

******

Оставшись одна, я какое-то время стою посреди комнаты, не думая ни о чём, собираю себя в кучу. Пространство вокруг кажется странно чужим — слишком идеальное, гармоничное, сотворённое вдохновением дизайнеров. Мне некуда спешить, не за что зацепиться, даже поводов злиться нет. Уже всё спланировано, расписано, организовано, уверена на две недели вперёд. Даже обед готов, хотя… это мило. Я прохожу по дому, с интересом осматриваясь, пока не оказываюсь у встроенной библиотеки. Пальцы сами тянутся к корешкам книг — бумага, слова, сюжет. То, во что я могу провалиться, на несколько часов, чтобы не чувствовать себя актрисой в любительском спектакле.

Вечерний ужин… Мы должны будем сидеть рядом за одним столом, изображая любящую пару. Смогу ли я? Смогу ли непринуждённо улыбаться людям, касаться его руки, ловить взгляд Данила с нежностью? А он? Вдруг его поведение окажется слишком грубым, неубедительным или, наоборот, он будет холоден и отстранён?

Я не знаю. Давно не знаю его. Совсем. Не знаю, о чём он думает, когда уединяется один. Что ест, что читает, как проводит выходные, где отдыхает? Любит ли мюсли на завтрак как раньше и смотрит ли артхаусное кино? Мы стали чужими за долгие годы, изменились до неузнаваемости, и эта мысль пугает больше всего. Как подыгрывать человеку, в котором не знаешь ровным счётом ничего?

В ожидании вечера и стилиста я устраиваюсь на диване с книгой, найденной на полке. С трудом сосредотачиваюсь. Текст плывёт, но постепенно строки втягивают, и, наконец, я погружаюсь в чтение, забывая о времени.

Это психологическая проза — про тонкости характеров, про молчание между строк, про одиночество, которое приходит в дом под видом рутины. Я читаю залпом, страница за страницей, неотрывно, пока язык не начинает ощущать сухость, а губы не просят глотка чего-нибудь прохладного. Только тогда я закрываю книгу, не сразу сообразив, сколько прошло времени.

Осторожно поставив том на полку, я поглаживаю корешок пальцами, как будто прощаюсь с живым существом, и направляюсь на кухню. По пути разглядываю другую часть дома: такие же пастельные стены, деревянные вставки, большая столовая зона с овальным столом и плетёными креслами у стеклянных дверей, выходящими на террасу.

Кухня просторная, с серыми фасадами, гранитной столешницей, встроенной техникой и керамической раковиной у окна. На столе стоит ваза с фруктами, рядом — деревянная доска с ножом. Я открываю холодильник и нахожу стеклянную бутылку абрикосового сока. Абрикосового. Мой взгляд фокусируется на этикетке. Значит, не всё изменилось. Данил всё ещё предпочитает этот вкус. Невольно улыбаюсь. Это радует.

Я наливаю сок в высокий стакан и делаю пару глотков. Вкус — знакомый до боли, такой же мягкий, чуть вязкий, с лёгкой кислинкой. Но в горле, помимо прохлады, разливается тревога. Потому что после ужина, мне придётся озвучить Данилу то, чего он пока не знает. Вторую часть нашей договорённости, самую главную, о которой предусмотрительно умолчала в Москве (мы договорились только о сроке и о том, что вне мероприятий каждый будет сам по себе). Ему предстоит услышать, что у него есть дочь.

И что я прошу не просто развода.

Мне нужно его согласие на удочерение Кати Виктором. Это единственное юридически верное решение. Чтобы удочерить ребёнка, необходимо получить согласие биологического отца. Но…

Я также не смогу ему позволить присутствовать в жизни Кати.

Мандраж проходит по спине. Наверное, я буду просить невозможное, но, по сути, это справедливо.

Я в два глотка допиваю сок, услышав, как где-то на этаже скрипит пол. Гулкие шаги — кто-то входит. Не успеваю обернуться. Дверь открывается, и в холл впархивает команда из четырёх человек — мужчина и три женщины, подчёркнуто элегантные, энергичные, внимательные. Возглавляет их мужчина с идеальной стрижкой, острым взглядом и голосом, мягким как шёлк:

— Привет, Лия. Я — Артём, твой стилист. Ну что, готова к преображению?

Не ожидала, но перевоплощение начинается моментально. Как только мы входим в гостиную, меня усаживают в кресло у окна, раздвигают шторы, впуская дневной свет. Один из мастеров бережно берёт мои руки, наносит масло на кутикулы, затем выбирает оттенок лака — тёплый бежевый. Второй мастер опускается на колени, подаёт ванночку, и я уже ощущаю стопами тёплую воду и аромат лаванды.

Парикмахер — молодая девушка с тёплым, кофейным взглядом — ощупывает мои волосы, что-то шепчет косметологу, которая тем временем раскладывает кисти, баночки, палетки на аккуратной подставке.

Артём извлекает из стильного кейса планшет, несколько альбомов с тканями, эскизами, палитру с оттенками краски, делает пометки.

— Пока девочки работают с образом, поговорим о твоём платье. Сегодня ужин в «Барселоне». Светское событие, но без пафоса. Ключевое слово — дорогая сдержанность в одежде.

Он демонстрирует три варианта, уверенно указывая на один:

— Платье миди свободного кроя, васильковый цвет, чистый шёлк. Минимум украшений — только серьги-пусеты из серого жемчуга. Туфли — с каблуком не выше пяти сантиметров. Тебе идеально подойдёт.

Я слушаю и не сопротивляюсь. Несмотря на внутреннюю настороженность, захватывает лёгкость — предложенный вариант мне нравится. Этот уход в другого себя, игра в новую Лию. И команда помогает мне. Всё в их движениях — точно, заботливо, профессионально, а в центре внимания я. Процесс по преображению в полном разгаре…