Развод. Дорогая, ты вышла в тираж!

Глава 1

Когда тебе исполняется пятьдесят, первым делом, заходя в дамскую комнату, смотришь на себя в зеркало. Изучаешь, не появились ли новые морщины, не опустились ли еще больше щеки, как у шарпея, не появились ли новые седые волосы, которые нужно срочно закрасить в салоне красоты.

В этот раз освещение в уборной ресторана, где компания моего мужа празднует двадцать пять лет со дня основания, странное. Голубоватое, словно сошедшее с экрана плохой ночной драмы, но в нем лицо выглядит вполне свежо. Даже неплохо, учитывая долгий вечер, коктейли и напряженную улыбку на лице.

Протягиваю руку к сумочке, поправляю волосы. Все еще ничего, думаю я, смотря на свое отражение, будто убеждаясь в этом. Сама себе киваю. Улыбаюсь и вдруг думаю о том, что супруг был прав, когда настоял, чтобы я не уродовала свое лицо пластикой и ботоксом.

– Ты красива без всей этой мишуры, Катя, дашь фору любой молодой, – вспоминаю вдруг слова мужа и улыбаюсь своему отражению.

Тридцать лет счастливого брака, основанного на уважении и верности. Многие наши студенческие и школьные друзья, кто переженился одновременно с нами, успели развестись и обзавестись кто вторыми, а кто третьими семьями. И только мы с Виктором среди них как два оплота лебединого союза.

Мы поженились тридцать лет назад, еще на третьем курсе архитектурного. Спустя два года, как только закончили университет, я почти сразу после получения диплома забеременела, а вот Витя нашел работу в архитектурном бюро, где и трудился следующие пять лет.

Когда нашей старшей дочери Ане исполнилось три года, я уже было хотела выйти на работу, договорившись со знакомой, которая работала в строительной фирме, что заменю ее, пока она побудет в декрете, как вдруг оказалось, что я снова забеременела.

Виктор тогда уже хорошо зарабатывал, так что мы посовещались, и я не стала идти на прерывание, а родила нашего старшего сына, которого мы назвали Андреем.

А спустя два года Витя со своим другом решили основать свою строительную компанию на свой страх и риск. Первые годы работа шла ни шатко, ни валко, так что его друг отказался от этой, как он считал, бесперспективной идеи, и продал свою долю нам.

К тому моменту умерла моя бабушка, оставившая мне в наследство трехкомнатную квартиру в центре города, и хоть нам и самим нужно было жилье, я всегда верила в своего мужа, потому квартиру мы продали и вырученные деньги вложили в бизнес.

Не обошлось и без спонсоров, которые поверили моему мужу, так что спустя годы строительная компания “Звягинцев, Звягинцева и Ко” считается одной из самых востребованных и крупных фирм в стране.

В этот момент, прерывая мои воспоминания, дверь в уборную распахивается и внутрь влетает шумная компания. Я поворачиваюсь к кабине, успеваю скрыться за дверью, прежде чем они меня замечают.

Пусть в моем возрасте это нормально – смотреть в зеркало и задаваться вопросом, не увяла ли моя красота, но всё равно стыдно. Не хочу, чтобы по офису ходили сплетни, что жена владельца и по совместительству финансовый директор – морщинистая неуверенная в себе старуха.

Я всегда была красивой, так что уверенности во мне было хоть отбавляй, но возраст берет свое, и я уже не та звонкая стройная комсомолка, в которую когда-то влюбился Виктор Звягинцев, основатель и генеральный директор крупнейшей международной строительной компании.

Молодые девчонки, которые входят в дамскую комнату толпой, чтобы явно попудрить носики и посплетничать, звонко смеются.
Я не обольщаюсь насчет того, что в компании за спиной руководства не крутят служебные романы, но предпочту не показывать, что сплетни и шуры-муры на рабочем месте – это норма.

– Видела эту? – слышу голос одной из них, кажется, стажерки, которую Виктор взял в компанию всего месяц назад. – Снова короткую юбку нацепила. Как будто это ей поможет.

Мое сердце грохочет, ударяя в виски, и я замираю, вдруг ощутив тревогу.

Поправляю свою короткую юбку и качаю головой. Мне такой наряд идет, Виктор сам попросил меня одеваться поэффектнее. Наверняка девчонки говорят об одной из сотрудниц.

– Да, – подхватывает другая. – Ну, знаешь, когда климакс подбирается, начинаешь молодиться. Хотя ее уже давно никто всерьез не воспринимает.

Слово климакс вызывает у меня прилив жара. Не от неизбежного климакса, который настигает любую женщину в определенном возрасте после сорока, а от стыда и гнева одновременно.

– А волосы, ты видела? Красит, сто процентов! Да и груди – висят уже, как тряпки.

Я сжимаю губы, чувствуя, как в груди поднимается глухая волна ярости. Единственной женщиной в компании, подходящей под описание, пусть и нелицеприятное, являюсь я.

Становится до горечи противно, и я впиваюсь ногтями в ладони.

Меня бросает в пот, затем резко в холод, и я обмахиваю себя рукой, пытаясь убедить себя, что я ошибаюсь, принимая всё на свой счет.

Вот оно, да? Все эти разговоры за спиной. Грязные сплетни, от которых хочется отмыться. К своим пятидесяти годам я сталкиваюсь с таким впервые, так что нет ничего удивительного в том, что стою в кабинке, как вкопанная, и не знаю, как лучше отреагировать. Сделать вид, что ничего не слышала, или наоборот, выйти и поставить их троих на место.

– Ты чего, в самом деле? – смеется третья, кажется, самая младшая. Ирина из бухгалтерии, если я правильно распознаю голос. – Он верный, все знают. Так что какая разница, какая у нашего генерального жена? Не ты первая, кто об него зубы-то обломал. Были до тебя за эти годы и покрасивее, и с ногами подлиннее, и с образованием не местного ПТУ. Зачем выдумываешь, что он за тобой ухлестывает?

Глава 2

Это голос моего мужа. Ошибиться невозможно. Он говорит о трусах со своей молоденькой стажеркой как о чем-то обыденном, а я поверить не могу, что мой Виктор мог опуститься до измены. Накатывает тошнота, и я с болезненным стоном зажимаю рот рукой. Но делаю это бесшумно, чтобы меня не заметили. Я всё еще пытаюсь сохранить остатки самообладания, хотя больше всего мне хочется выскочить из тесной кабинки и заставить молодую мерзавку выключить видео.

– Убедились? – хвастливо спрашивает она, выполняя мое желание.

Правда, мне не легче. Ничуть не легче оттого, что я больше не слышу голос мужа.

Он был с ней. Без трусов. Снова волна тошноты от ряда картинок, возникающих в мозгу. Как он срывает с нее одежду, мнет молодое, упругое тело, наслаждается им. Виктор занимается спортом, он прекрасно выглядит для своих лет. Крепкий, поджарый, ни капли жира. Он следит за собой, не имеет вредных привычек.

Боже мой! О чем я думаю? Наверное, о чем угодно, лишь бы о не том, что мой муж трахает молоденькую стажерку за моей спиной.

– А как же его жена? – Ирина спрашивает уже не так уверенно, чувствуется по голосу, что растерялась. – А если узнает?

– И пусть узнает! – заявляет наглая девица, которая соблазнила моего мужа. – Пусть узнает, что вышла в тираж! Да не надо так смотреть на меня, девочки. Вы что, не согласны? Ну она ему уже не подходит, такой мужчина, как Виктор, должен иметь рядом с собой достойную женщину, а не старую кошелку, которой пора на свалку. Вот я – его уровень! Давайте будем называть вещи своими именами. Ей жаловаться не на что! Он ее полностью упаковал, оставит ей и младшему квартиру. Двое других детей уже взрослые. Он своих детей не обидит.

Она еще и о детях моих думает! Глядите-ка, на нее. Уже распоряжается нашим имуществом!

Боже мой, приходит мысль, она же моложе наших старших детей, ей лет двадцать, Витя, мой Витя спутался с наглой, глупой малолеткой!

– Ты всё распланировала, да? – удивляется вторая коллега. – Надо же, не ожидала от тебя, Сонь. Далеко пойдешь, – она мямлит и наверняка думает про себя, что общается с будущей женой хозяина компании, а это значит, что нужно наладить дружеские связи.

Приваливаюсь к стене туалета, надеясь не упасть на пол.

Представляю лица этих троих. Молодая мерзавка бы, скорее всего, и бровью не повела. Улыбается. У нее момент триумфа. Конечно, она же своего добилась.

А как же я? Как же наша семья? Тридцать лет вместе, трое детей, дом – полная чаша. Чего ему не хватало? Неужели всё готов променять на молодую куклу? Он уйдет к ней? Как я объясню это Игореше? Он же обожает отца.

А эта дрянь говорила о нашем разводе как о решенном дело, как будто они это с моим мужем обсуждали. А вдруг он и правда готовит развод? А как мы работать вместе будем?

Вот козлина! Меня преследуют слова, которые она сказала. Каждое жалит и жалит!

Старая кошелка, вышла в тираж, упаковал…

Всё это неправда! Мне всего лишь пятьдесят, я совсем не старая, у меня ребенку еще десять лет, в школу его привожу на машине, все улыбаются, комплименты мне делают.

Да и в интимном плане у нас с мужем всё хорошо… Как мне казалось.

Да, не фонтан, как в двадцать, но оно и понятно, за столько лет пыл угас, но всё же я жалоб не слышала, и всегда он инициативу проявлял, а я всегда старалась в постели, все эти присказки про головную боль никогда не применяла.

Вот прямо сейчас, в эту самую минуту, понимаю, что это он, скорее, отлынивал от супружеского долга. Оказывается, пока я лелеяла мечты, что мой любимый муж пойдет со мной бок о бок до самого конца, он воткнул нож в спину и без зазрения совести разрушил наш многолетний брак.

Витя, Витя, как же так? Неужели ты готов променять нашу дружную, сплоченную семью на эту молоденькую стажерку с упругой задницей? Неужели ты не понимаешь, что все от тебя отвернутся? Как ты это объяснишь родне? Как ты им объяснишь, что у тебя что-то там зачесалось и ты просто перечеркнул всю нашу жизнь?

Неужели оно того стоит? Мой муж всегда был надежным как скала, правильным, любил осуждать тех, кто сбивается с правильной дороги, я порой ругала его за это, говорила, что нельзя быть таким категоричным. У каждого своя правда и свои причины поступить так или иначе. Что с ним случилось? Может, его околдовали? Что эта стерва с ним сделала, что он с ней без трусов валяется и позволяет ей планировать их будущее без “старухи”?

Неужели Витя, моя любимый Витя не осуждает ее, когда она называет меня вот так? Мне страшно, жутко становится от мысли, что он и правда меня такой считает.

Надо узнать. Надо выяснить. Хочу ему в лицо посмотреть и спросить, правда ли всё то, что я услышала. Внутри звенит боль, сердце бьется с пульсацией, оглушая меня своим тревожным стуком, пока я на подгибающихся ногах иду на поиски своего благоверного.

По мере приближения к залу спина у меня выпрямляется, я чувствую острую необходимость не ударить в грязь лицом перед всеми сотрудниками компании, у которых заслужила авторитет за эти годы. Не могу себе позволить позорно истерить или устроить прилюдные разборки с мужем. Что бы там меня ни ждало, мне нужно выдержать это с достоинством.

Вот только то, что я вижу, приводит меня в ступор…

Глава 3

Событие сегодня поистине грандиозное, как-никак, двадцать пять лет существования нашей фирмы. Мы сняли ресторан, я лично занималась меню, хотела, чтобы всё было по высшему разряду. Я долго готовилась к этому мероприятию и думала, что мы с мужем сегодня будем стоять на сцене, вместе праздновать этот праздник.

Но никак не того, что я буду собирать себя по частям в туалете, а в это время мой муж, ничтоже сумняшеся, вытащит на сцену свою стажерку.

Соня, самодовольно улыбаясь во все тридцать два зуба, держит моего мужа под руку, словно она его законная жена. Не знай я, о чем она говорила в туалете с двумя подружками, может, и не заподозрила бы их обоих в том, что у них любовная связь, но теперь, когда я обо всем знаю и даже не только по слухам, а по звукам, с каким-то мазохизмом наблюдаю за тем, как они вдвоем уверенно идут к сцене.

Стажерка, хлопая ресницами, даже кивает особо ретивым сотрудникам, которые поздравляют моего мужа с юбилеем компании, а я сжимаю зубы и не могу сдвинуться с места.

Ошеломлена увиденным, ведь даже в кошмарном сне не могла представить себе, что Витя, мой Витя даже скрывать свою измену не станет. А меня подвинет в сторону в такой важный для нашей совместно созданной компании день.

Мы ведь вместе писали речь, которую он произнесет для своих сотрудников. Нервничала, редактируя каждое слово, чтобы его речь была грандиозной, а когда он оказывается на сцене, да еще и в сопровождении стажерки, которая в фирме без году неделя, он вдруг говорит со сцены совершенно другое.

Видимо, я пропустила торжественную часть, а он не стал меня дожидаться. Или решил вообще не говорить то, что мы написали с ним вместе.

Витя стоит к своей стажерке близко-близко. Еще чуть-чуть, и обнял бы ее.

Она улыбается вовсю. Улыбка фальшивая, но такая довольная.

– Рад представить вам Софью Львовну, с которой вы все, конечно, уже познакомились. Она у нас совсем недавно, но уже показала себя с лучшей стороны. Очень перспективный сотрудник, далеко пойдет. Прошу любить и жаловать. Софья Львовна Комарова, новый заместитель финансового директора нашей компании!

Я стою и обмираю. Должна находиться на сцене, но вместо этого оказалась среди обычных сотрудников. Не рядом со своим мужем, не рука об руку, а как обычный сотрудник, который все новости узнает последним, непосредственно от руководства. Они гремят, как гром среди ясного неба. На секунду наступает тишина, а потом по залу бегут шепотки.

Сотрудники удивленно переглядываются. Видимо, не знают, как реагировать. Меня находит взглядом Лариса, которая является моим заместителем, а также моей подругой.

Мы дружим семьями уже десять лет, с того момента, как она пришла сюда работать, переехав из другого города.

Я крестная двоих ее детей, у нее мальчики, пятнадцать и восемнадцать лет, ее муж Сергей работает у нас начальником отдела снабжения, и теперь она не понимает, каким это образом вместо нее заместителем будет какая-то выскочка, которую сейчас чествует мой муж на сцене, хотя вместо нее рядом должна стоять я.

Ее губы удивленно складываются, а глаза расширяются, и она как будто спрашивает у меня, что происходит. Да будто бы я знала! Я меньше всех сейчас понимаю, что происходит.

Мне кажется, что мой муж сошел с ума. Всегда казался таким крепким, твердо стоящим на ногах, а сейчас его будто повело от молоденькой девчонки, и мозгов совсем не осталось.

А еще никакого уважения ко мне, к своей супруге, с которой прожил столько лет, иначе стал бы он так во всеуслышание расхваливать свою подстилку!

– Наша Софья Львовна, конечно, еще слишком молода и неопытна для должности финансового директора, но и мы когда-то все начинали с низов, а на сегодняшний день наша компания – одна из самых востребованных в сфере строительства. Так и нашу дорогую Софью Львовну ждут большие перспективы!

Муж продолжает говорить какую-то чушь, а я обтекаю от стыда, когда многие сотрудники начинают оборачиваться и смотреть на меня с недоумением. Никто не понимает, что происходит, ведь раньше, когда компания праздновала и двадцать, и пятнадцать лет со дня существования, никого из новеньких никогда не выводили на сцену.

По всему залу звучат перешептывания, а я всё смотрю на то, как старый пень, которого я всю жизнь поддерживала и уважала, чествует на сцене другую женщину. Молодую и уверенную в том, что сможет занять мое место как в компании, так и в доме.

Из ступора меня выводит Лариса, трогая за локоть.

– Что происходит, Кать? Я думала, сегодня с утра Виктор пошутил, – шепчет она, чтобы никто нас не услышал.

– О чем ты?

Я слушаю подругу, затаив дыхание.

В этот момент Виктор заканчивает свою речь, и все начинают дежурно хлопать, растерянные тем, что девчонку, которая работает здесь всего ничего, уже повышают до такой высокой и денежной должности. Многие работают тут десятилетия, так и не продвинувшись в карьере, а какой-то вертихвостке стоило вильнуть хвостом, и сразу в дамки.

– Так Виктор сказал мне перенимать часть твоих дел, я подумала, вы собираетесь в отпуск на море, у тебя ведь скоро юбилей, пятьдесят лет, как-никак. Видела у него на столе две путевки на Мальдивы. Я, конечно, всё понимаю, стажерка не глупая, но ты уверена, что должность моего зама на время твоего отсутствия – не та должность, которую доверяют таких неопытным сотрудникам?

Она пытается выражаться помягче, но я вижу, что и она недовольна подобным поворотом. А я краснею от стыда еще сильнее. Вот что я могу ответить Ларисе? Что муж сказал мне, что мои пятьдесят лет мы отметим в кругу семьи на неделю позже, так как у него срочная командировка в Турцию?

Лариса слишком хорошо знает меня, так что по моему лицу сразу замечает, что всё это мне не нравится, и ни о какой поездке я не в курсе.

– Думаю, Виктор имел в виду, что хочет назначить тебя финансовым директором на постоянной основе, – выдавливаю я из себя и сжимаю зубы, наблюдая за тем, как муж общается с приглашенными чиновниками и даже не ищет меня, ни взглядом, ни делом.

Глава 4

Как добираюсь до дома, не помню. Голова гудит, мне плохо, шатает даже немного. Одолевает мигрень. Все тридцать три “удовольствия” сразу. Спасибо, Витя! Взбодрил, так взбодрил на старости лет. Вот уж не думала, что на свой юбилей и на юбилей совместной жизни получу такой подарочек!

Ищу таблетку в коробке с лекарствами. Невольно осматриваю наше жилище. Здесь всё сделано моим трудом, я всем занималась, продумывала каждую деталь интерьера. Витя только важно кивал, одобряя. Я уют обустраивала, а он считал, что меня облагодетельствует? Как он там сказал? Я дал тебе сытую жизнь.

Он! Он мне дал! Как это понимать? Нет, нельзя, невозможно это понять!

Что стало с моим Витей? Его как подменили. Эта девка обработала…

Замираю с таблеткой у рта и сама себя ругаю. Что за дурацкая философия? В твои-то годы, Катя, пора бы уже понимать, что вся эта история с “увела” не работает.

Витя тоже так-то участие принимал, и очень активное.

Тошнота подступает к горлу, и я зажимаю рот рукой…

Жалко себя становится, до боли, до слез.

Если б он просто изменил, ну, мало ли, бес попутал. Седина в бороду, бес в ребро. Молоденькая девочка поманила пальчиком, не выдержал, сорвался.

Как-то еще худо-бедно можно понять, но он иначе себя повел.

Начал с угроз, оскорблений, втоптал меня в грязь, “Софочку” защищал, боялся, что я ее обижу! Да что я могу с ней сделать? А документы? Зачем он меня насчет них предупредил? Он решил, что я перед увольнением испорчу документы? Какой бред. Правда, я вообще не понимаю, почему я должна увольняться? Это меня унизили, мне изменили, меня бросают, а я должна вещички собрать – и на выход?

Неуютно будет? Кому будет неуютно? Им или мне?

Это они краснеть должны. И мы еще посмотрим, кто откуда уйдет.

Когда звонит телефон, я даже не понимаю, откуда раздается звук, который бьет по ушам. Кажется, сумку и туфли я бросила в коридоре, просто свалила в одну кучу.

Прошлась по паркету босыми ногами, а в гостиной замерла, застигнутая своими мыслями.

Иду обратно в холл. Дом пустой, от моих шагов по первому этажу разносится эхо.

Иду и думаю – а из дома тоже попросят?

Нехило так девочка забралась! Из своей халупы сразу во дворец.

Сказок начиталась про Золушку. Паскуда…

– Мам! – голос дочери, которая спускается со второго этажа так бесшумно, что я не замечаю ее приближения, звучит бодро, что очень резонирует с моим состоянием. – Как прошел корпоратив? Жаль, я не смогла попасть.

С тех пор, как у Ани несколько месяцев назад погиб в аварии муж, она живет с нами. Боится оставаться в своей квартире одна, ведь у нее уже пошел девятый месяц беременности, и со дня на день ей рожать. Младший сын Игорек уже спит, так как на дворе поздний час, а вот сонная дочка явно спустилась попить воды.

Несмотря на то, что я вернулась из ресторана уже как полчаса назад, всё никак не могу успокоиться, и появление дочки застает меня врасплох. Я совсем забыла о детях, а теперь вдруг столкнулась с осознанием, что слова Виктора о разводе и моем увольнении – это только начало. Ведь нужно как-то объяснить нашим детям, что родители больше жить вместе не смогут. Что у отца… другая женщина.

В груди огнем вспыхивает ярость, и я, немного поколебавшись, решаю ничего не скрывать от Ани. Она ведь работает с нами в компании и рано или поздно и так узнает все офисные сплетни. К тому же она взрослая и должна понять всё, не идеализируя отца, как это часто бывало в детстве.

Во рту образуется горечь. Виктор ведь всегда был для Ани любимым папой, самым лучшим защитником и примером для подражания.

Раньше я ревновала, что меня она любит не настолько сильно, а сейчас… Неприятно, что мне придется разбить ее розовые очки и показать, каков ее герой-отец на самом деле.

Герой-любовник престарелый…

– Эпично, дочь! – с горечью заявляю я. – Очень эпично прошел корпоратив.

– Мам, опять твой сарказм? Ты так шутишь, когда всё плохо. Последний раз, когда у тебя ошибочно нашли миому.

Дочь права, даже морщится, когда вспоминает об этом.

Сама я уже забыла об этом, хотя помнится, что тогда я спасалась юмором, чтобы окончательно не расклеиться. С шутками и прибаутками собиралась на кладбище, решив, что моя жизнь окончена.

И когда всё изменилось, что теперь мне совсем не до смеха?

Если вспомнить, я всегда отличалась веселым нравом, пела, танцевала и старалась никогда не унывать. Именно такой меня впервые Виктор и увидел, когда мы пересеклись с ним на одной из студенческих вечеринок наших общих друзей, кутили вместе едва ли не целый месяц в перерывах между лекциями.

Как-то у нас всё быстро завертелось-закрутилось, а потом мы уже и сами устраивали сначала в общежитии, а затем и в собственном доме такие шикарные праздники, что многие до сих пор вспоминают, какими мы были пробивными и активными.

В браке по молодости я всегда старалась разнообразить наш досуг. Совместные выезды на природу, посиделки с друзьями на даче…

И когда всё прекратилось?

Я ведь считала, что мы повзрослели, остепенились, а выходит, что мужу всё это время не хватало бурной жизни, захотелось второй молодости, которую я, как он решил, обеспечить и дать ему уже не могу. Выкинул меня в утиль. Единолично. Безжалостно.

От воспоминаний юности снова становится горько, а сердце ощущается болезненным комком, который никак не оставляет меня в покое.

Как же так быстро и мимолетно пролетела жизнь, что я не заметила, как всё одним махом разрушилось, оставив меня смотреть на оставшееся после пожара пепелище? Неужели были сигналы, которые я проигнорировала или… закрывала глаза на правду?

– А сейчас твой папа нашел себе молодуху, – усмехаюсь, с досадой прикусывая губу.

Вот

– Что?

– Что слышала, дочка. Прямо со сцены объявил, что дорогая и разлюбезная Софья Комарова займет место в моем кабинете и в моей постели! – выговариваю я четко каждое слово, а в груди всё так остро горит, словно там щедро разлили щелочи. Больно так, что я даже вздоха сделать не могу, практически задыхаюсь, но продолжаю не показывать слабости. Не хочу выглядеть в глазах дочери слабой никчемной брошенкой.

Глава 5

Я принимаю успокоительное, как только чувствую, как меня бьет дрожь. Боюсь словить паническую атаку и напугать дочь. Она беременна, может в любой момент родить, а я сейчас не в том состоянии, чтобы носиться в панике и вызывать скорую. Водителя я уже отпустила, а вести машину самостоятельно сегодня уже не в силах.

В груди, несмотря на передышку, всё еще печет, и я стою на кухне спиной к дочери, намывая под краном кружку после себя до такой степени, что в ней уже практически вижу свое отражение.

– Мам? – осторожно спрашивает Аня, и в ее голосе я слышу вкрадчивые нотки. Так обычно обращаются к умалишенным или психическим, от кого не знают, что ожидать.

Я поджимаю губы и сжимаю зубы, чувствуя, как болит челюсть.

Не отвечаю дочери. Боюсь сорваться и сказать что-то грубое и резкое.

– Относись проще, – кручу я в голове ее последние слова, после которых мне резко поплохело, и я решила временно укрыться в кухне и переждать, пока в моей душе уляжется буря.

Я трепетно отношусь к ее беременности, так как сама носила под сердцем дитя целых четыре раза. Зажмуриваюсь, когда вспоминаю о последней беременности.

Нет-нет.

Нельзя об этом думать. Нельзя вспоминать.

Ты ведь только-только перестала вздрагивать по ночам от кошмаров, Катя…

– Иди к себе, Аня, – хрипло говорю я, а голос звучит так визгливо и высоко, что я его не узнаю. Будто не мой он вовсе.

– Я не оставлю тебя в таком состоянии, мам, – упрямо произносит Аня и со скрипом отодвигает стул. Садится на него и не собирается уходить.

Упрямая. Вся в отца.

Если что задумала, то не сдвинуть с места.

– Уже поздно. Иди спать. Я доделаю дела и тоже пойду в постель.

Я стараюсь говорить спокойно и бодро, чтобы она не поняла, как сильно мне плохо.

Руки дрожат, пока я мою кружки, и когда дочь снова зовет меня, она соскальзывает и со звоном падает на пол. Раскалывается на три части, да так ровно, что я смотрю на осколки сверху вниз, не мигая.

Так и моя жизнь резко разделилась натрое.

Сначала муж неприятно удивил, а теперь и дочь его защищает, разбивая мне сердце.

– Давай я уберу, – хочет было встать с места Аня, но я отмахиваюсь от нее, сама собирая осколки в совок, а затем в мусорное ведро. Чувство, будто выкидываю в него и свою прежнюю жизнь.

Рука невольно тянется к животу, и шрам от кесарева многолетней давности, как по закону подлости, начинает ныть. Хочется прикусить собственный кулак и реветь во весь голос, но я боюсь окончательно расклеиться и держусь изо всех сил. Молча.

– Долго ты будешь молчать, мам? – резко вырывается из Ани. – Все мужчины изменяют, а ты реагируешь так, будто это трагедия вселенского масштаба!

Я оборачиваюсь, решившись столкнуться с дочкой лицом к лицу. Тяжело, когда твои чувства обесценивают, а уж когда это делает твоя плоть и кровь – хуже вдвойне.

– Аня… Андрей что… Он что, тебе изменял? – спрашиваю я и тут же прикусываю язык.

Зря я сказала это, но брать слова назад поздно. Они уже произнесены и возврату не подлежат. Вот только дочка реагирует не так, как я ожидала. Не плачет, не опускает голову. Прищуривается и даже смотрит на меня с дерзостью во взгляде.

– Изменял, – с какой-то обидой выплевывает Аня и сжимает зубы. – За день до смерти объявил мне о разводе, сказал, что полюбил другую. А знаешь, что самое обидное? Он с ней даже не спал. Но готов был бросить беременную жену, чтобы жениться на ней. Так что я знаю, о чем говорю. У отца всего лишь легкая интрижка, а ты ведешь себя так, будто он эту Соню любит.

– Ты ничего не знаешь, Аня, – возражаю я, а сама смотрю на нее не отрываясь, ведь новость о том, что у них с мужем был разлад, слышу впервые.

Становится обидно, что она не поделилась со мной, но я сглатываю и молчу. Замечаю, что во взгляде дочери превалирует обида. Словно это я виновата в том, что произошло.

– Нет, мама, я всё знаю. А вот ты как раз ничего дальше своего носа не видишь. Считаешь всех хорошими девочками, подпустила Соню к отцу, а к моему мужу… – Аня сипло вдыхает, делая паузу, и я замираю, предчувствуя, что ее слова мне не понравятся. – Он хотел уйти к Инге, младшей сестре твоей подружки Ларисы. Это ведь ты… ты их познакомила… Так что… теперь и ты меня поймешь, мама! Как тебе вкус измены? Горький?

Обвинения дочери для меня, словно хлесткая пощечина. Неожиданная. Болезненная.

Я помню тот день, о котором говорит дочь. Инга как раз переехала в наш город, поселилась неподалеку от Ани и Андрея, так что я сама попросила их подвезти Ингу. Девочка только пережила тяжелый развод, в городе никого не знала, и я подумала, что раз они все ровесники, то мои ее поддержат, а дочка с ней подружится.

А выходит, что… Я своими руками разрушила брак дочери?

Я уже хочу было что-то сказать, чтобы поддержать Аню, но она вдруг громко стонет, а затем я понимаю, что у нее отходят воды. Но для нее это первые роды. Она стоит выпучив глаза, испуганно глядит себе под ноги, на небольшую лужицу.

– Мам?..
_______
Дорогие мои! Надеюсь, история вам нравится. Буду благодарна вам, если поставите книге заслуженную звездочку-лайк и добавите в библиотеку, сделать это можно так: https://litnet.com/shrt/uuxQ

Глава 6

– Господи! Мама, мамочка, что делать?!

От удивления и шока я даже немного теряюсь. Дочка, которая только что высказывала мне претензии, была грубой и злой, вдруг хватает меня за запястье, крепко держит, смотрит на меня умоляюще и просит о помощи.

– Мама, скорую, да?

Скорую, конечно, надо скорую.

Обиду на Аню как рукой снимает, и я забываю обо всем, когда вижу, как она беспомощно корчится от боли. Больше нет обиженной женщины, кого оскорбили несправедливыми претензиями, есть только мать, которая должна взять себя в руки и делать то, что надо.

– Так, дочка, сядь, – говорю ей, усаживая на диван.

Стараюсь держаться спокойно, чтобы своей уверенностью придать ей сил. Хотя внутри кипит жерло вулкана, где вместо лавы бурлят эмоции. Меня трясет, как только я представляю белые стены больницы, и что мне снова придется переступить порог роддома, где меня ждут не самые приятные воспоминания.

Те, о которых стараются забыть. Похоронить и никогда больше не вспоминать.

Меня на мгновение обдает испариной, но, когда я снова кидаю взгляд на бледную беспомощную дочь, для которой эти роды первые, и она не знает, что делать, я беру эмоции под контроль.

– Сейчас мы вызовем скорую, они быстро приедут, сиди тут, я побегу за сумкой…

Хватаю телефон, набираю нужный номер, общаюсь с диспетчером, называя адрес.

Мы, конечно же, давно собрали сумку в роддом, она наготове, поэтому быстро добираюсь до комнаты дочери, беру сумку и иду к ней, как раз закончив разговор.

Конечно, мелькает мысль позвонить Вите. В поисках поддержки, его холодного разума. Это абсолютно стандартная, привычная для меня мысль. Она буквально вросла в меня – эта потребность общаться с ним по всем возможным поводам. Мы ведь прожили вместе тридцать лет, и я привыкла сначала советоваться с мужем, ища у него одобрения.

А как иначе? Мы муж и жена. У нас вся жизнь вместе, на двоих. Каждая прожитая минута моей жизни отражалась в нем, и я думала, что это взаимно. Так я считала…

Он же будущий дедушка, отец Ани, и, по сути, он должен знать, что она рожает. Должен же? Мне нужно ему позвонить? Роды дочери – это то, из-за чего нам нужно забыть о наших распрях?

Тем более младший сын останется дома один, ему бы присмотреть за ним. Как я оставлю ребенка без присмотра? С другой стороны, он уже не малыш, я буду звонить по телефону. Разберемся. Иду в комнату сына, будить его жалко, но приходится. Говорю, что уеду в роддом с Аней, он кивает сонно и убеждает меня, что переживать не о чем. Он уже взрослый. Это так, я доверяю Игореше и знаю, что его можно оставить дома одного.

И все-таки, конечно, лучше бы с отцом…

Разве это не повод позвонить Вите? Что-то в груди болезненно тянет, ноет.

Напоминает, что ситуация кардинально изменилась: теперь нет больше нашей семьи. И нашему папочке наплевать, что его дочка рожает, что сын дома один. Да что бы там вообще ни случилось, ему плевать на нас, бывшую семью, ведь теперь у него новая жизнь! Лишь бы только дражайшую Софочку никто не обижал! Вот что его теперь интересует.

А я…

Отчетливо понимаю, что кроме меня дочери помочь некому. Вити ведь нет здесь сейчас. Сомневаюсь даже, что теперь, когда он поставил меня перед фактом, что разводится со мной, он вообще придет ночевать. Да и вообще возьмет трубку…

Я стараюсь о нем не думать, но, едва я оказываюсь возле Ани, как она смотрит на меня с вопросом в глазах.

– Мам, ты позвонишь папе? Он же там насчет палаты договаривался, и вообще.

– Это я договаривалась, – поправляю ее, невольно вспоминая, что вопросы деторождения всегда решала я сама, что меня, конечно, обижало. Но так было заведено в наше время.

Роды и воспитание грудных детей я тянула на себе и никогда не жаловалась, как бы трудно ни приходилось. И мужчины раньше при родах не присутствовали, как-то не принято это было, зачем бы мужчине видеть такие неприглядные вещи. Правда, Витя обеспечивал нас по полной, чтобы я не думала ни о чем, кроме детей, и посвящала им себя по время декрета, а когда они подросли, стал отличным отцом. Братьев и сестер у него не было, как и опыта обращения с детьми, так что в этом вопросе он полностью полагался на меня.

Свекры это одобряли и поддерживали, Любовь Николаевна, мать Виктора, больше всего заботилась о том, чтобы Витенька продвигался в карьере, а мне она не помогала, хвасталась, что она сама всегда со всем справлялась и мужа не тревожила. Именно этого она ждала и от меня.

Моя мама рано умерла, так что, не получив материнской ласки от свекрови, я обещала себе, что в моей семье всё будет иначе. Свою дочь я буду поддерживать и помогу ей с ребенком.

– Позвони отцу, мам, пусть он нас отвезет. Он ведь обещал, что будет меня сопровождать в роддом, – едва не плачет Аня, и мое сердце дрогнуло.

Я вдруг вспомнила, что такое и правда было, когда Анин муж умер, и она ходила первое время сама не своя. Часто плакала, и я даже опасалась, что ее горе может отразиться на ребенке. Мы с мужем старались окружить ее заботой и любовью, чтобы она не чувствовала себя одинокой и всеми покинутой. И я помню, как Виктор сказал, что всегда будет рядом, отвезет ее в роддом, как это сделал бы Андрей, который так трагично погиб.

– Хорошо, Анют, сейчас, – вздохнув, соглашаюсь я и дрожащими пальцами нахожу контакты мужа в телефоне.

Звонить ему мне не хочется, да и фантазия подбрасывает картинки одна ярче другой, чем же сейчас он занят. Всё усугубляется, когда я слышу длинные долгие гудки, когда он не принимает мои вызовы. Я делаю несколько попыток, не собираясь позволять ему развлекаться и игнорировать меня, когда наша дочь рожает.

Пусть сделает милость и отвлечется от своей молоденькой зазнобы и уделит внимание своей старой семье.

– Виктор, срочно езжай домой, – говорю я скороговоркой, когда он наконец соизволил принять вызов. – Аня…

Договорить я не успеваю.

– Если я не беру трубку, значит, занят! Хватит названивать, Катя. Домой ночевать я не приду! – рявкает взбешенный муж, и я едва не отшатываюсь.

Глава 7

Новость о том, что муж не просто разводится со мной, потому что ему захотелось чего-то свеженького и новенького, а по уважительной, как посчитают другие мужчины, причине, выбивает меня из колеи настолько, что я не сразу слышу, как дочка жалобно меня зовет.

– Мама! Мама!

– Да, Анют, я тут. Скорая уже близко, сумку я собрала, Игорьку инструкцию оставила, так что давай тебя оденем.

Я помогаю дочери встать со стула и веду ее в коридор. Не подумала о том, что нужно принести ее вещи, но в этот момент замечаю Игорька, который с испуганным видом стоит у лестницы. Знает уже, что его старшая сестра рожает, но не понимает, что ему делать.

Становится горько оттого, что в его взгляде я вижу решимость чем-то помочь. В отсутствие отца он берет на себя ответственность, хоть всего лишь маленький мальчик.

Будь с нами Виктор, сын бы не выглядел таким обеспокоенным, и оттого злость на предателя-мужа усиливается во сто крат.

– Чем помочь, мам? – шепчет сипло Игорек, и я прошу его принести теплые Анины вещи.

Он буквально летит обратно на второй этаж, пока я помогаю дочке сесть на пуфик около входной двери. Посматриваю нервно на окна, но мигалки скорой не вижу, начинаю переживать, что что-то может пойти не так.

Заметив испуганный взгляд Ани, быстро беру себя в руки. Я ведь в доме самая взрослая, так что несу ответственность, не могу позволить дочери думать, что я слабая и не смогу ее сопровождать, что с отцом ей было бы гораздо лучше.

От одной только мысли о том, что она хотела бы видеть рядом с собой Виктора, а не меня, у меня в груди всё неприятно сжимается, но я стараюсь не впадать в уныние и отчаяние.

Давно научилась контролировать свои эмоции, ведь уже много лет возглавляю финансовый отдел, имея внушительный опыт общения с налоговой и другими государственными инстанциями, которым только дай волю откусить большой кусок от лакомого пирога в виде нашей компании.

– Мама… Ты же со мной рядом будешь, не уходи никуда, пожалуйста, как я там одна справлюсь? – жалостливо смотрит на меня Аня, держит за руку, и у меня создается ощущение, что я привела ее в детский сад, а она не хочет меня отпускать.

Взрослая рожающая женщина вдруг становится испуганной девчонкой.

Вот что с ней делать? Как привести в чувство? Как же жестока к ней судьба, что забрала мужа, но ведь есть я! Я не оставлю ее, если ей больно, страшно, я буду рядом.

– Ань, хватит! Ты не о том думаешь! Лучше скажи, как ты? Живот болит? Тянет?

– Схватки… ужасные… – стонет она и поддерживает живот, другой рукой опираясь на подлокотник дивана. – Очень болит. Я думала, будет не так больно…

– Всё будет хорошо, родная, – уговариваю ее, растирая ей поясницу, – я буду с тобой рядом.

– Ты дозвонилась до папы, мам? Когда он приедет? – спрашивает Аня в перерыве между схватками.

– Он… не взял трубку, – отвечаю я после секундной заминки.

Не хочу расстраивать дочь. Опасаюсь за ее самочувствие и что из-за расстройства что-то во время родов может пойти не так.

В этот момент слышу мигалки и выдыхаю с облегчением, не в силах выдержать требовательный взгляд дочери. Мне чудится в ее глазах разочарование, что я не сумела справиться даже с такой ее просьбой, но вниз спускается Игорь, подавая нам вещи, и дочка отвлекается, с трудом натягивая на себя свитер.

Наказав сыну закрыться на все замки и никому не открывать, я с тяжелой душой сажусь в скорую, держа волнующуюся дочку за руку. Она боится, и я ее понимаю. Сама помню, как рожала впервые. В окружении медперсонала и ни одного близкого рядом, кто мог бы меня подбодрить и оказать поддержку, в которой я тогда сильно нуждалась.

Но у Ани есть я, ее мама, и я не оставлю ее одну в такой момент. Буду рядом до самого конца, не оставлю ее ни на секунду.

По дороге в роддом, в котором уже всё было заранее оговорено, я созваниваюсь с персоналом. Акушерка, которая должна была принимать роды у Ани, уехала в соседний город, взяв отгул, но я стараюсь не показывать дочери, что обеспокоена. Ведь акушерку, Валентину Михайловну, выбирала тщательно, по рекомендациям знакомых. От нее ведь многое зависит.

Аня несколько раз поднимает вопрос о том, что нужно еще раз позвонить отцу, и каждый раз это как ножом мне по сердцу. Оно сопротивляется и не желает вообще вспоминать о предателе-муже, который сейчас находится в другой больнице. С другой беременной женщиной.

Стараюсь выбросить мысли о муже и Соне из головы, сосредоточившись на более важном, но, когда мы оказываемся в роддоме, там меня ждет неприятный сюрприз.

Дочку быстро увозят, а вот я лицом к лицу сталкиваюсь с хмурым Виктором, который о чем-то спорит с врачом.

Мне нужно переодеться и привести себя в порядок, так как в родильное отделение меня в таком виде не пустят, но я стою, как вкопанная, и хватаю ртом воздух, неверяще глядя на Виктора.

Он чувствует мой взгляд и оборачивается. Мрачнеет и быстро заканчивает разговор. Чеканя шаг, идет в мою сторону, а затем резко хватает за локоть, больно сдавливая кость.

– Ты что здесь забыла? Следишь за мной? Я тебе всё сказал, так что только попробуй испортить настроение Соне, я тебя в порошок сотру, ей нельзя нервничать, – цедит муж и толкает меня в угол. Его не волнует, много ли вокруг народу. Он зол и выплескивает на меня свой гнев.

– Отпусти мою руку немедленно! – отвечаю я грубо, пытаясь выдернуть локоть из его хватки. – Много чести следить за тобой!

– Тогда что здесь забыла? – насмешливо спрашивает Виктор и прищуривается. – Ни за что не поверю, что это совпадение.

Мое сердце болит и надрывно ноет. Муж никогда не позволял себе общаться со мной в таком пренебрежительном тоне, а сегодня будто сбрасывает многолетнюю маску, показывая свое истинное лицо и отношение ко мне, его законной жене, партнеру по бизнесу, а самое главное, матери троих его детей.

– Думай что хочешь. Объясняться не собираюсь. Твоя дочь рожает, а ты шляешься непонятно с кем. Отпусти руку, я сказала, мне нужно к Ане!

Глава 8

Замираю, не в силах пошевелиться или произнести хоть слово, язык будто онемел. Воздуха в легких не хватает, и от шока я всё никак не могу прийти в себя.

Мне хочется проснуться и вынырнуть в прошлое, где мы с Витей были счастливы.

Ведь это было совсем недавно…

Я жила в счастливом неведении о том, что он делает за моей спиной. Готовилась к юбилею, к дню рождения, строила планы.

Я смотрю и смотрю в его холодные глаза, пытаясь найти в них хотя бы частичку тепла и понимания. Но в них плещется Северный ледовитый океан.

И я никак не могу понять, что стало с Витей?!

Как посторонняя женщина, да будь он хоть какой красивой и молодой, может украсть у меня его навсегда и сделать таким равнодушным?! Как?

Да, он сказал, что я уже вышла в тираж, но как же наша дочь?

Неужели и ее он решил вычеркнуть из жизни? Наша Аня, которая так трагически потеряла мужа, еще и беременная. Ей плохо сейчас, она звала его, он нужен ей.

У него что, вообще совести нет?

– Софочка, ты подожди меня в машине, я скоро выйду, – он наконец делает свой выбор, от которого меня простреливает с головы до ног, и обращается к своей любовнице мягко, с заботой, от которой меня всю корежит.

– Я здесь ненадолго, – добавляет он, и эта фраза только подчеркивает, насколько неважны мы с детьми стали для этого стареющего ловеласа, кто поставил свою молодую любовницу выше всех.

Меня швыряет из холода в жар, а от того, как они стоят близко друг к другу, как влюбленная пара, берет оторопь.

Софочка надувает пухлые губы, и я задаюсь вопросом, неужели эта глупая кукла действительно нравится моему мужу? И тут же я натыкаюсь на ее взгляд. Глаза молодой подстилки Вити светятся злорадным торжеством, чего он не видит, ведь продолжает стоять напротив меня, хоть и обратился к ней, попросив подождать в машине.

Она прекрасно знает, что делает. Расчетливая зараза!

Внутри снова закипает обжигающая лава, и я еле-еле сдерживаюсь, чтобы не взорваться прямо тут, перед всеми работницами роддома, которые снуют мимо нас в коридоре. И только железобетонная выдержка, выработанная с годами, не дает мне опуститься на уровень торговки на базаре и скандалить, хоть ситуация к этому и располагает. Именно эта выдержка помогает мне не только устоять на твердых ногах, но еще и спокойно общаться с мужем, пусть я и медленно умираю внутри.

– Ненадолго? – цежу я с тихим скрежещущим звуком, напарываясь на ледяной взгляд мужа. – У тебя совсем мозги отшибло и ты не понял, что наша дочь рожает? Или подстилка тебе дороже?

У мужа надуваются щеки от недовольства моим выпадом, только меня не волнует, что он злится. На злость у него нет никакого права. Нет на земле такого человека, кто сейчас бы не осудил его.

Бросить собственную дочь в такой час? Мне даже интересно, какое оправдание придумал себе муж, ведь даже серийные убийцы как-то оправдывают свои преступления, так что я вскидываю подбородок и жду, что же скажет мой благоверный.

– Не заводись, Екатерина, – бубнит он, наклоняясь ко мне, – ты же тут? Что мне предлагаешь делать? С вами в родовой толкаться или Аньку за руку держать? Это не мужское дело, сама знаешь. Так что нечего тут устраивать мне разнос.

– О, я даже еще не начинала устраивать тебе разнос, – бросаю тихо, оглядываясь по сторонам, вовсе не желаю наводить шорох в больнице, да и мне уходить надо, но поставить на место Виктора необходимо!

– Вот и не начинай. Не время и не место! Ты, Катя, лучше к дочери иди. Ты ей нужна. А я приеду через час, будь ты человеком, право слово, Софе плохо, она не доберется одна. А вот Аню есть кому поддержать. Ты же знаешь судьбу девочки, ей несладко пришлось, а сейчас чуть выкидыш не случился.

– Несладко? – взвиваюсь я, хоть и продолжаю говорить тихо, но мне кажется, у меня внутри звенят и дребезжат натянутые струны. – Витя, ты точно не в своем уме. О какой ты девочке говоришь? Наша девочка мужа потеряла, наша! Вот кого жалеть надо, она будет матерью-одиночкой. Хотя что я говорю? Ты и сам всё знаешь, но тебе наплевать!

– Да ничего не наплевать! Что ты устроила, Катя? Я отъеду на час, ничего тут за час не случится. Вспомни, как ты сама рожала, отлично справилась, – говорит и становится похожим на насупленного голубя.

Я качаю головой, моя вера в него рушится по кирпичикам, а любовь корчится в агонии. С каждой минутой мне становится всё хуже, и я не знаю, как избавиться от этой боли. Он уничтожает всё, что было между нами, не испытывая при этом ни капли жалости. Никаких угрызений совести.

– Я помню, как я рожала, – говорю сипло, – я всё помню. Как ты не присутствовал при родах, я тоже помню. И как я сама возилась с маленькими. Со мной ты не бегал вот так, как с ней, – киваю в направлении, куда на высоких каблучках процокала его болезная, а Витя вновь поджимает губы.

– Какая ты, Катя, забывчивая. Я же тебе сказал, что хочу по-хорошему расстаться. И помнить только хорошее. Разве плохо мы жили? Разве я был плохим отцом и мужем? Ты хочешь всё это перечеркнуть?

– Кто еще перечеркнул, Витя? Кто перечеркнул?! Как тебе не стыдно?

– Не стыдно мне, Катя, не стыдно, ясно тебе? Сначала было, а потом я понял, что не могу чувствам сопротивляться и тебя обманывать. Жить во лжи не видел смысла. Наш брак уже давно превратился в рутину, а с ней я как мальчишка влюбился.

От искорок в его глазах, возникших при этих словах, меня опаляет ярость, и я едва не поднимаю руку, чтобы вмазать ему по щеке и стереть его довольное выражение с наглой морды. Но из опасения, что он потом использует это против меня, я торможу. Насмешка кривит мои губы, глаза выражают безразличие. Я всеми силами стараюсь не показать своего истинного состояния, не доставить ему такое удовольствие.

– Мне ясно, Витя, мне всё с тобой ясно. Ладно, беги, мальчишка, – усмехаюсь, – а то заждалась тебя твоя Софочка. Можешь, в принципе, и не приезжать. Ты прав. Дело женское, ты тут не нужен.

Глава 9

– Почему прекратилась родовая деятельность?

– Почему-почему? Не хочет потому что сама рожать. Говорит, боится боли, просит кесарево.

Грубые слова акушерки, сказанные в порыве злости и отчаяния, приводят меня в состояние боевой готовности. Я быстро забываю о предателе-муже, который вместо семьи и рожающей в муках дочери выбрал свою беременную любовницу, хотя та и сама прекрасно могла бы добраться до дома, и сосредотачиваюсь на Ане, чье лицо искажено напряжением.

– Анютка, ты же ходила на курсы для беременных, знаешь, как всё будет, в чем дело? – спрашиваю я у нее как можно мягче и поглаживаю по влажным волосам.

Выглядит она неважно и измученно, словно роды длятся не час, а целых десять. Как женщина, я ее понимаю, ведь помню свои собственные первые роды, когда каждая минута казалась мне каторгой, где не видать ни конца, ни края. Вот только меня успокоить было некому, так что я вынужденно терпела оскорбления санитарки и некомпетентность врачей, которые хотели поскорее отработать смену и уйти домой.

Я в этом мешала им, потому они со мной не церемонились, хамили и орали, что надо меньше ноги перед мужиком раздвигать, чтобы вот так не плакать и не страдать.
По молодости я была стеснительной и зажатой, боялась сказать им слово поперек, потому терпела до конца, сжав зубы, но кто бы знал, как сильно мне тогда не хватало поддержки Виктора, который только-только возвращался из командировки.

Свекровь же даже не соизволила просто приехать в роддом, чтобы посидеть в коридоре. Махнула рукой, когда меня забрала скорая, и проворчала что-то о том, что устала от меня.

Как же мне было обидно, но я ни разу не упрекнула ни ее, ни мужа, что его мать была ко мне так жестока, что даже удачи не смогла пожелать. А сейчас вдруг задумываюсь о том, что я сама виновата. Зачем вообще что-либо скрывала от Виктора и старалась его не беспокоить по пустякам? Может, если бы я говорила обо всем, что происходило вокруг, и что чувствовала лично я, он бы относился ко мне не как к партнеру, а как к жене? Бережно и ласково, как сейчас относится к своей лани Софочке?

– Я не хочу рожать сама, мама! Пусть мне делают кесарево! – кричит вдруг Аня, отвлекая меня от нерадужных воспоминаний и мыслей, хватает больно за кисть.

Я едва не шиплю, но сдерживаюсь, напоминая себе, что Ане сейчас во сто крат страшнее и больнее.

– Нельзя, Анютка. У тебя нет противопоказаний к естественным родам.

Я стараюсь подбодрить дочь, переубедить ее и уберечь от ошибки. Сейчас она находится под влиянием страха родов, но не задумывается о том, что кесарево увеличивает риск осложнений для повторной беременности и нового зачатия. К тому же не понимает, какие проблемы может вызвать кесарево. Как-никак, это полостная операция, которая выполняется только если естественные роды невозможны в принципе.

Может, и хорошо, что Виктора здесь нет. Он никогда не мог выдержать слезы и страдания дочери, так что и в этот раз мог бы поднять на уши всю больницу и заставить их делать ей кесарево на свой страх и риск. Не внял бы моим мольбам, что это негативно скажется на дочери в будущем, ведь думать наперед он привык только в бизнесе.

– Почему ты хочешь, чтобы я страдала, мама? Сама так рожала, а теперь хочешь и меня заставить? – выпаливает Аня, но я не обижаюсь на нее. Понимаю, что она говорит это мне не со зла, а в порыве эмоций.

– Что ты такое говоришь, солнце? – говорю я и беру ее ладонь в руку. – Тужься, Аня, иначе у ребенка могут быть проблемы.

Мной на пару минут овладевает животный страх, когда я поднимаю взгляд и обвожу взглядом родильную палату. Вспоминаю вдруг, как и сама когда-то в последний раз находилась в подобном месте. Была полна надежд, что у нас с Виктором вскоре родится еще один ребенок. Вот только…

Встряхиваю головой, прогоняя самые страшные воспоминания прошлого. Нет. Больше я не позволю произойти в семье очередной трагедии. Не дам Ане из-за страха потерять ребенка.

– Аня, – наклоняюсь я над дочерью. – Постарайся не впадать в панику, хорошо? Ты ведь не хочешь, чтобы у ребенка были проблемы?

Она качает головой, а затем вместе со мной старается ровно дышать. Успокаивается, вот только с этого момента роды идут с трудом. Не так, как когда-то у меня, и это беспокоит, заставляет нервничать.

Когда врачи отходят переговорить, меня обдает испариной, но я стараюсь заговорить Ане зубы, чтобы она не заметила, что что-то идет не так.

– Плод застрял в родовых путях…

Мое сердце бьется в грудной клетке, как в тисках, сдавливается, казалось, чужим кулаком, мешая дышать. Пот градом льется по телу, и мне несколько раз приходится вытирать лоб салфеткой, чтобы он не застилал глаза, а уж на дочь и подавно страшно смотреть.

Она слабеет с каждым часом, выглядит бледной и готовой вот-вот потерять сознание, а я сама стараюсь не дать ей пасть духом, хотя у самой болит поясница, сводит страхом низ живота и крутит внутренности. Мне казалось, что, как у женщины, у меня уже всё позади, но, оказывается, что когда у тебя есть собственная беременная дочь, все страхи еще впереди. Чужая боль, особенно когда она принадлежит твоему ребенку, воспринимается куда тяжелее, чем когда-то собственная.

Не знаю, сколько проходит времени, но, когда раздается долгожданный крик ребенка, моему облегчению просто нет предела.

Аня теряет сознание, вызывая у меня панику, но врачи, проверив пульс и зрачки, уверяют меня, что она просто уснула от усталости, и вот о ней мне переживать не стоит.

– Семь баллов по Апгар, – слышу я и оборачиваюсь.

– Что с ребенком? – спрашиваю я в страхе, увидев, что врачи что-то обсуждают, а затем увозят моего внука из родильной палаты.

– У него произошло сдавливание головки в родовых путях. Роды были слишком длительными, так что произошла гипоксия плода первой степени. Обычно последствия быстро проходят сами, но мы будем наблюдать за ребенком, так что о быстрой выписке вашей дочери из больницы не может быть и речи.

Глава 10

– Мне нужно забрать ребенка, – слышу чей-то голос и резко вздрагиваю, поняв, что рядом с кроватью дочери стоит молоденькая медсестра в белом халате, протягивает руки, чтобы взять младенца.

А я настолько погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как открылась дверь и она вошла. Бросаю взгляд на дочь, она смотрит на меня испуганно, как будто ждет помощи.

– Забрать? – мямлит, не выпуская малыша из рук.

– Почему нужно забирать ребенка? – выступает вперед Виктор, насупившись.

Мне хочется закатить глаза. Чем они оба слушали? Не поняли, что ребенок должен быть под присмотром какое-то время? Хотя что я от них хочу? Дочка только впервые родила, ничего не смыслит. А Виктор никогда не вникал в подобные вещи. Да и пришел недавно, не успел ничего ни с кем обсудить.

Но при этом старается выглядеть самым главным, командовать тут собрался, деятель, спрашивать у медицинского персонала отчета, что они собираются сделать с ребенком. Ведет себя так, как будто присутствовал в роддоме с того самого момента, как мы сюда привезли Аню.

– Ребенок родился с показателями семь по Апгар, его нужно держать в специальном боксе, я его на время принесла, – терпеливо объясняет медсестра и все-таки забирает ребенка, ободряюще улыбается Ане, – я обещаю за ним присматривать. С ним всё будет в порядке, с вами тоже.

– Я хочу поговорить с главным врачом, – заявляет Витя, его голос пропитан плохо скрываемым возмущением, – где я могу его найти?

– Зачем тебе с ним разговаривать? – я встреваю, но он предупредительно поднимает руку, говорит с привычной интонацией: – Катя, не вмешивайся.

Боковым зрением вижу, что Аня явно одобряет решение отца поговорить с доктором, а медсестра смотрит на нас немного в растерянности, крепче прижимает к себе спокойного ребенка.

– Пойдемте, я вас провожу.

– Катя, ты идешь со мной, – приказывает и кивает на дверь Витя.

– Зачем?

– Мама, иди, поговорите, – влезает Аня, и ее обвиняющий взгляд находит мой.

В удивлении приподнимаю брови. Вот так номер. Что вообще происходит?

– Катя! – торопит меня Витя.

Спорить не вижу смысла и следую за ним.

– Зачем тебе нужен врач? – останавливаю его. – Я тебе и так всё могу объяснить. Я там присутствовала, вообще-то!

– Не нужно бить себя в грудь, Екатерина, – морщится он, стоя напротив меня в коридоре. – Или ты сейчас хочешь устроить мне разнос из-за того, что я не держал Катю за руку в родовой? Сказал же, не мужское это дело. Вот я приехал и сразу начал действовать. Почему нужно постоянно несколько раз повторять? И если уж ты такая деловая, чего ж ребенка не уберегла?

От возмущения я дрожу, а его слова вгоняют в ступор.

– Я не уберегла? Ты в своем уме? Витя, побойся бога, о чем ты говоришь?

– Пойдем к врачу, пусть он всё объяснит, – продолжает он настаивать и, как бык, настырно прет в кабинет.

Садимся напротив немного опешившего доктора, который был занят своими делами, а теперь вынужден рассказывать нам о ходе родов. Он посматривает на меня, вроде как намекая, что я там присутствовала и могла бы сама всё рассказать, но Вите нет дела. Сидит и слушает, важно кивает, а когда врач рассказывает об остановке родовой деятельности и предпринятых потом действиях, я чувствую, как муж напрягается, атмосфера буквально накаляется от его злости.

– Я за что вообще вам плачу? И почему уехала нанятая акушерка, с которой я заключил договор? – буянит Витя, и так за него стыдно, сил нет.

Сидит тут и права качает, а сам уехал, когда был нужен здесь. Хотя на самом деле ничем бы он тут не помог, я это понимаю, но не могу на него не злиться.

– При чем тут акушерка? У нас все акушерки опытные. Все врачи квалифицированные и с большим опытом работы. Какие у вас вообще претензии? От роженицы тоже, знаете ли, многое зависит. Мы всё сделали согласно инструкции, – настаивает врач, снова перечисляет проделанные манипуляции, а именно о том, что дочери пришлось разрезать промежность, чтобы извлечь застрявшего ребенка.

Витя на секунду смущается, но потом резко поднимается с места.

– Так почему не сделали кесарево?! Зачем нужно было так долго ждать? И я не понял, вы мою дочь в чем-то обвиняете?

– Никто никого не обвиняет, сядьте, мужчина, успокойтесь. Еще раз повторяю. Ребенок застрял, кесарево было делать уже поздно. Мы с вашей супругой обговорили всё, когда они с Анной поступили в роддом. И приняли решение рожать самостоятельно.

– Мне всё ясно! Пойдем, Катя, – Витя просит меня выйти, а к врачу наклоняется: – Я вас засужу! Понятно?! Благодарите бога, чтобы ребенок выжил!

– Что ты устроил, Витя? Господи! – обхватив голову руками, качаю ею из стороны в сторону, когда мы уже выходим в коридор и отходим к окну. – Зачем ты напал на доктора?

– Я всё правильно сделал, – говорит не терпящим возражений тоном, грудь от своей важности надувает. – Объясни мне, Катя, почему ты настояла на естественных родах? Ты подвергла опасности дочь и внука! Есть современные способы родоразрешения – кесарево.

– Я настояла? Я что, врач? Я доверилась врачам.

– Доверилась она! А теперь у ребенка сдавление черепа! Кто знает, как это на нем отразится? Глупость ты сделала, дорогая моя!

– Ничего еще непонятно, угомонись, Витя! Еще и врачу угрожал. Совсем сдурел.

– Я не сдурел, я просто подготовился, в отличие от тебя. Литературку умную нужно читать, Екатерина! Там всё сказано.

– Зачем мне читать, Витя? Я сама трижды мать, мне этого не нужно.

– А вот и зря. Медицина не стоит на месте. Ты закопалась в своих цифрах и бумажках! Наряд-то на корпоратив успела себе купить новое, вместо этого лучше бы больше к родам готовилась! Узнала бы, что сейчас многие выбирают рожать через простой разрез. Быстро, безопасно. Шов не видно почти, все звезды так делают. Необязательно стремиться рожать в поле, как в дремучем совке. Вот с Софочкой не будем геройствовать. Она родит через кесарево, – горделиво заявляет муж, снова выпячивая грудь, лицо светится довольством, но глаза остаются строгим.

Глава 11

Меня так и подмывает вышвырнуть сапожки из моего дома. Из моего! Потому что это не просто обувь. Это знак того, что молодая гадина посмела прийти на мою территорию и с удовольствием потопталась своими стройными ножками по ней.

Прислоняюсь к стене, меня ведет, накатывает тошнота.

Я адски устала, даже нет сил стоять, где же мне взять силы, чтобы бороться?

Но я должна. Это мой дом, здесь я пока еще хозяйка, и планирую ей оставаться.

Если Витя решил гульнуть, пусть живет где угодно, а я останусь в доме, в котором жила долгие годы, я здесь каждый сантиметр люблю, каждую маленькую вещицу.

Да я, черт побери, уже не в том возрасте, чтобы менять место жительства.

Ни за что не уеду. Пусть только попробуют меня отсюда выселить!

Решительно иду на поиски разлюбезной Софочки, эту мерзкую гадину нахожу на кухне, где она фланирует летящей походкой, наливая себе чая.

Эта картина, которую я вижу сейчас перед собой, никак не хочет гнездиться в моем мозгу. Она застревает на входе, всё мое нутро ее отталкивает.

Она абсолютно нереальна, как сон, как галлюцинация.

Только, к сожалению, ее никак не выключить и не убрать.

Она стала моей реальностью.

– Что ты здесь делаешь? – стараюсь говорить ровно, хотя от ярости готова придушить малолетнюю дрянь.

Софья оборачивается ко мне, удивленно хлопая своими оленьими глазами, но если я ждала, что станет смущаться, то явно не на ту напала. Она опирается на столешницу упругой задницей и встречает меня наглой улыбкой, как хозяйка – гостью.

– Осматриваюсь, – отвечает, сделав глоток чая. – Витя сказал, что дом хороший, просторный. Я решила посмотреть, где буду жить.

Будет жить? Как она сказала? От шока открываю рот, шлепая губами, как рыба, выброшенная на берег, но снова беру себя в руки.

– С чего ты взяла, что будешь здесь жить?

– С чего я взяла? Тетя, не задавайте глупых вопросов, – она снова отпивает чай, и во мне рождается неодолимое желание отобрать у нее кружку из любимого сервиза, которую она взяла без зазрения совести.

– Ах, глупых, – складываю руки на груди, чтобы было не видно, как меня трясет. – Сейчас я вызову полицию и скажу, что ты явилась сюда без спроса, и мы посмотрим, кто тут глупый.

– Ха! – она изгибает тонкую шейку и насмешливо смотрит мне в глаза, отставляя кружку в сторону и доставая из кармана узких, в облипку, джинсов связку ключей. – Я вошла с разрешения Вити. Он сам дал мне ключи.

Бренчит передо мной ключами с глупым брелоком в виде какой-то розовой зверушки.

– Ну а я тебе не разрешаю здесь быть. Закатай губу, девочка, это мой дом, и я отсюда никуда не денусь. Даже не мечтай, что поселишься здесь.

Малолетняя тварь снова смеется, ничуть не стесняясь ни моего возраста, ни положения, ни своего статуса разлучницы. И я не понимаю, как вообще таких земля носит? Как они спят? Их совесть не мучает? Как не стесняются осуждения посторонних за то, что увели мужа у другой женщины, мужа, который прожил жизнь со своей второй половинкой?

– Еще как поселюсь, – щелкает она довольно языком, проводя наманикюренными пальцами по дорогой столешнице, которую Витя заказал ради меня в Италии. Мне очень понравился орнамент.

Как мой муж из того, кто обещал достать Луну с неба, превратился в старого козла, который позволил творить такое своей молодой писюхе?

Ведь это с его подачи! Это по его вине я терплю унижения от этой дряни в своем доме.

– Еще как поселюсь, – повторяет зараза, явно желая меня разозлить, – Витя сказал, что у вас с ним уже всё. Вы сданы в утиль, понимаете? Вышли в тираж. Пора уступить молодым дорогу, тетя.

– Витя может говорить всё что угодно, – отрезаю я, проглатывая жуткую боль, что полосует сейчас горло. – Но, пока я здесь, ноги твоей не будет в моем доме.

Она делает шаг вперед, приближаясь ко мне, и смотрит прямо в глаза.

– А Витя сказал, что скоро это будет мой дом. А вы отсюда съедете. И я переделаю тут всё на свое усмотрение. Смиритесь. К чему унижаться? Всё, тетя, ваше время прошло.

– Не тебе решать, прошло мое время или нет, дрянь. Убирайся, – указываю на дверь, выхватывая из ее рук ключи, и мне плевать, что будет. – Ты еще получишь свое, девочка, – говорю издевательски, оглядывая ее стройную фигурку. – Не высоковато ты прыгнула, а? Не боишься, что будет больно падать?

– Падать? Куда мне падать? Я всегда добиваюсь, чего я хочу. И вы мне не помешаете!

– Я тоже всегда добиваюсь своего, – произношу уверенно, – так что зря ты затеяла со мной войну.

– Вы мне угрожаете? – возмущается Софочка. – Слабая попытка. Витя к вам не вернется. Что вы можете ему предложить со своей дряблой кожей и тусклым цветом лица?

Она откидывает волосы назад, улыбается надутыми губами, выгодно выставляя свое тело передо мной, гордясь им, только вот эта глупая бабочка не понимает, что мозгов в ней ни на грош.

– Да забирай, не проблема, если охота возиться со стареющим козлом, – говорю небрежно, закатывая глаза.

– Вот так-то вы про Витю? А он переживал, как вы отреагируете на то, что он вас бросает, – уличает она меня с удовлетворением, – а вам, оказывается, всё равно!

“Нет, девочка, знала бы ты, как мне не всё равно! Как меня размазывает, перемалывает эта ситуация. Мне не всё равно, да я подыхаю, истончаюсь изнутри, как тонкий лист бумаги, упавший в огонь. Но при тебе я ни за что этого не покажу”.

– Я расскажу ему. Пусть не боится обидеть вас. Я поняла. Вы просто равнодушная дрянь, которая жила с ним из-за денег! – делает она вывод, наслаждаясь тем, что якобы узнала у меня, и теперь ей не терпится поведать правду моему мужу.

– А ты по любви, да? – подлавливаю ее и втайне улыбаюсь от того, как ее перекашивает.

Не знает, что ответить, ведь меня ей обмануть не удается. Я не мужик, которого она может завлечь молодым телом и пышными формами. Я вижу ее насквозь, как затем замечаю вдруг и то, что красуется на ее ушах. Мои серьги. Те самые, что пропали две недели назад, а Витя обвинил меня в том, что я безалаберно отношусь к его подаркам.

Глава 12

Не замечаю, сколько времени проходит, только в конце концов поток слез иссякает, и я, ослабевшая и с мутной головой, тяжело встаю, опираясь на столешницу. Меня покачивает, в груди давит, дышать больно, но я просто не могу больше предаваться страданиям. Не могу себе этого позволить. В этом нет никакого смысла.

Мне пора готовить обед, скоро Игорек придет из школы, его нужно накормить, да и Ане позвонить не помешает, узнать, как она там с ребенком. Впрочем, нет, пока звонить не буду, там с ней драгоценный папуля, пусть они сами там разбираются.

Обида на дочь всё еще не прошла, я не ожидала от нее ничего подобного, и на душе противно от того, как она поступила с собственной матерью. Наверное, не стоило так бегать вокруг нее, хотя как я могла не бегать? Разве могла бросить дочь во время родов? Это исключено. Мозг неустанно подкидывает мне варианты развития событий.

Перерабатывает мысленную жвачку, от которой так трудно избавиться.

А если бы муж мне не изменил…

А если бы не погиб Анин муж…

Если бы не поругались с ней перед родами, если бы она легла на сохранение заранее, если бы ее акушерка не уехала, если бы в роддоме работала другая бригада врачей, если бы мы вообще поехали в другой роддом…

Если бы, если бы…

Стоп, хватит, толку рассуждать о вариантах. Всё случилось, как случилось. Витя с Аней, он должен обо всем позаботиться, и с малышом будет всё в порядке.

Перво-наперво я принимаю душ, горячая вода помогает немного взбодриться, потом намазываюсь кремом. С возрастом кожа стала суше, цвет лица и правда тусклый, да и седина проявляется. Но я не чувствую себя старой!

Не чувствовала, пока Витя не спутался с молодой фифочкой.

“Близости у вас нет уже много лет, у него даже не стоит…” – слова безмозглой Софочки поднимают в душе новую бурю отчаяния, и я закрываю лицо руками. Растираю его, взбадривая себя. Нельзя предаваться унынию, надо готовиться к войне, которую мне обещала любовница мужа.

Не то чтобы я восприняла ее слова всерьез, но всё же и Витя говорил, что надеется на справедливый и мирный раздел имущества, а если я обидела его Софочку, он может передумать и решить оставить меня ни с чем. Решив, что мне нужен адвокат, я связываюсь с лучшим и консультируюсь по вопросам развода и раздела имущества, после чего готовлю обед на скорую руку, поглядываю на часы, всё это меня немного отвлекает. Беру телефон и проверяю входящие, удивляясь количеству спама, смахиваю его не глядя. От Вити пока ничего нет, дочка пишет в мессенджер, что ей нужно во что бы то ни стало привезли молокоотсос, и от ее тона меня коробит.

Я никогда не замечала в ней таких небрежных ноток, но, возможно, я просто была слепа? Не поняла же, что мне мой драгоценный муж рога наставляет.

Замерев возле плиты с побулькивающим мясным гуляшом, размышляю, что делать. Не хочется мне рвать связь с дочкой, но и нестись к ней сломя голову тоже не считаю правильным. Что же делать?

Отвлекает меня хлопок двери, а потом громкий топот ног. Улыбаюсь. Игорек всегда шумит. В тишине дома его шаги раздаются особенно громко. Это удивительно, как мы узнаем своих близких по звуку. Когда приходил Витя, он неторопливо вешал сумку на крючок, выкладывал на тумбу в холле портмоне, а ключи от машины кидал в вазочку. Ничего этого теперь не будет, и душу снова охватывает глухое отчаяние, а на поверхности я строю из себя заботливую маму, стараясь удержаться на плаву.

– Привет, мам, – Игорек влетает в кухню и сразу же бросает взгляд на холодильник. – Покормишь меня? А где, кстати, все?

Сердце, дрогнув, замирает, я закусываю губу и отворачиваюсь, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Ты садись, сынок, сейчас накормлю тебя. Мне надо с тобой поговорить.

– Это долго, мам? Мне уроки надо делать, и ко мне Макс придет, мы поиграть в комп хотели.

– Сынок, это очень важно. Ты должен послушать.

– Кто-то умер? – сын бледнеет, ведь он, скорее всего, вспоминает тот страшный день, когда нам сообщили о гибели его дяди, тихо садится за стол, становясь очень серьезным.

– Нет, никто не умер, – верчу головой, обхватив себя за предплечья, – дело в твоем папе. Мы с ним больше не будем жить вместе. Мы разводимся.

Ну вот, я это сказала, откладывать дальше не было смысла. Единственное – я очень злюсь на Витю, что он переложил эту неприятную обязанность на мои плечи.

– Мам, ты это серьезно? – сын не сводит с меня ошарашенного взгляд, и я вижу в его глазах надежду, что всё это неправда.

Мы всегда до последнего не хотим верить, что наша жизнь рушится и никогда не будет прежней.

– Да, Игорек. Совершенно серьезно.

– Но что случилось? Почему папа ничего мне не сказал? – он начинает волноваться, в голосе дрожь, а также обида на отца.

– Это тебе лучше спросить у него, – я говорю спокойно, но на деле безумно злюсь на Витю за то, что страдает наш ребенок.

Он заставил страдать нашего сыночка, ни в чем не повинного, кто должен сейчас переживать из-за папочки, у которого что-то там зачесалось. На этом фоне даже собственная боль отступает, уступая место злости на Витю и жалости к сыну. Иду к нему, сажусь и раскрываю руки, чтобы обнять. Он охотно бросается мне на грудь, отчего меня охватывает всеобъемлющее тепло. После того, как поступила со мной дочь, абсолютное доверие сына подкупает, оно как бальзам на сердце. В отличие от Ани, Игорь ищет утешения у меня и ни в чем не обвиняет, просто хочет знать, что случилось.

– А когда он придет? – спрашивает, глядя на меня, в глазах блестят слезы.

А еще я вижу в них потрясение от новости, которую он не осознал. Судя по вопросу, всё еще надеется, что папа придет и убедит его, что никакого развода не будет.

– Я не знаю. Ты можешь позвонить ему. Он сейчас с Аней. Она родила мальчика.

– Правда? Я хочу на него посмотреть. И я хочу увидеть папу. Мам, может, мы поедем туда? – оживляется сын. – Давай поедем? Прямо сейчас.

Глава 13

– Он такой крохотный и какой-то весь сморщенный, – говорит Игорек, разглядывая новоиспеченного племянника. В его голосе одновременно звучит и благоговение, и сомнение. Он никогда не видел новорожденных, так что удивляться есть чему.

– Он же только родился, Игорь, но всё равно видно, что станет таким же красивым, как и я, – качает головой Аня и воркует над сыном.

– Тоже будет вечно крутиться у зеркала? – фыркает Игорь.

– Да много ты понимаешь, Игорек, – миролюбиво замечает Аня и смотрит на меня. – Мам, а ты привезла молокоотсос?

– Прости, я…

Сначала я хочу по привычке извиниться, но потом меняю тон:

– А чего ты не попросила отца? Он же был тут.

– Ма-а-м, ну ты чего? Он же мужчина. Как я могу его о таком просить? Да и уехал он так быстро, почти сразу после тебя, я не успела ничего попросить.

– Тогда проси свою новую маму, если нужно прямо срочно. Если подождешь, я привезу после офиса, меня туда позвал твой папа, и я сейчас уже поеду.

– Какая ты стала ядовитая! – замечает она с обидой, пока Игорек смотрит на нас, не понимая, что к чему.

К счастью, заходит медсестра, которая переключает внимание дочери на себя, сын уходит к автомату за лимонадом.

Я же сижу в кресле и не могу никак сосредоточиться на детях и внуке, всё думаю о словах подруги Ларисы. Видимо, я ошиблась, посчитав, что Виктор позвонит и выскажет мне претензии если не в лицо, то хотя бы лично по телефону. А он даже не соизволил отправить мне сообщение, что созвал членов правления.

Я не дура и понимаю, что после вчерашнего заявления на корпоративе о новом финансовом директоре он решил взять быка за рога и выгнать меня немедленно. Лишить должности и пристроить свою любовницу на теплое местечко.

Посматриваю на время. С минуты на минуты должен подъехать старший сын Андрей, которого я попросила присмотреть за Игорем. Не стала вдаваться в грязные подробности, но сообщила о предстоящем разводе и о том, что Аня родила ребенка.

Раньше после звонка о срочном совещании я бы сразу помчалась в офис, причем впопыхах и нервничая, что опаздываю, так как ответственность для меня не пустой звук, но сегодня что-то во мне ломается.

Нет ни тревоги, ни беспокойства. Вообще-то, мне сообщили о сборе всех директоров и членов правления только час назад, так что подождут еще столько же.

– А кто это тут у нас? Что за кроха тут сделал меня дядькой? – слышу я вдруг голос сына Андрея и улыбаюсь, глядя на него. При взгляде на меня он слегка хмурится, в его глазах я вижу беспокойство, но качаю головой, намекая, что подробный разговор будет позже.

Выхожу из палаты первой, следом за мной Андрей, который трогает меня за плечо, но я держу себя в руках, не собираясь расклеиваться. Сейчас не время жалеть себя, нужно держаться когтями за то, что принадлежит мне. Раз Виктор решил со мной воевать, то пусть не думает, что я буду вести себя как прежде. В конце концов, и я себя не на помойке нашла.

– В чем дело, мам? С чего вдруг развод? У отца характер, конечно, не сахар, но вы же нормально жили. Ты вроде с ним умела всегда управляться.

Я с горечью ухмыляюсь, ведь Андрей завуалированно намекает, что Виктор – деспот и домашний тиран, который привык, чтобы всегда всё было так, как он скажет. Андрей поэтому и ушел из дома сразу, как только ему исполнилось восемнадцать. Выпорхнул из гнезда, чтобы стать самостоятельным, хотя Виктор хотел, чтобы сын пошел по его стопам.

Долгие годы между ними царили разногласия, но Андрей устоял, из него вышел прекрасный айтишник и разработчик приложений для иностранных заказчиков. Пожалуй, он единственный из детей, кто никак не зависел от Виктора.

– У отца новая женщина, и она беременна, – отвечаю я тихо, чтобы не греть чужие уши, и пожимаю плечами. – Так что разводу точно быть. Я сегодня сказала об этом Игорю, он вроде адекватно отреагировал. Но ты всё равно присмотри за ним, пока я не вернусь с офиса. Виктор созвал срочное совещание, наверняка поднял вопрос о снятии меня с должности финансового директора. С глаз долой, из сердца вон, как говорится.

– Чего?! – у сына отвисает челюсть. – Он совсем офонарел? Снять тебя? Реально?

– Подожди, Андрей, никто никого не снимет, но поехать я должна.

– И кого он, интересно, на твое место поставит? Любовницу свою? И сколько этой дуре лет?

Андрей задает правильные вопросы. Он вообще очень умный парень.

– Двадцать, – вынужденно отвечаю я.

– Отец совсем из ума выжил? Очередную голддигершу завел? Я, конечно, знал, что каждый переживает горе по-своему, но не думал, что дойдет до такого.

Я перевожу взгляд на сына и хмурюсь, так как внутри всё леденеет, когда я слышу слова сына. На что это он намекает? Что у Виктора это не первая любовница?

– Поговорим об этом позже.

Я снова посматриваю на время и ухожу, оставляя детей в больнице. Я хотела набраться сил, чтобы противостоять мужу в офисе, но выходит всё наоборот. В офис я приезжаю потерянная и измученная подозрениями и догадками, от которых внутренности скручивает узлом.

Как только я захожу в конференц-зал, все ждут только меня. Виктор недовольный сидит во главе стола и сжимает челюсти при виде меня, а сидящая рядом с ним Софья гордо вздергивает подбородок. И ее наглый претенциозный вид неожиданно придает мне сил куда больше, чем обычный сон.

– Долго же вы ехали, Екатерина Геннадьевна, – выплевывает ядовито при всех Виктор, не замечая, с каким недоумением на него посматривают члены правления.

– Пробки, – холодно отвечаю я. – Если бы вы удосужились предупредить меня заранее, не пришлось бы ждать.

– Вы живете в десяти минутах от офиса, – цедит сквозь зубы Виктор, и я его совершенно не узнаю.

Где тот хваленый хладнокровный бизнесмен, построивший строительную империю? Вместо него во главе стола будто сидит подросток, дорвавшийся до власти и требующий заменить старые игрушки на новые. И плевать, что качество новых оставляет желать лучшего, ведь главное для него – не успех компании.

Глава 14

Катя

– Я предлагаю вот что, – делаю паузу, чтобы убедиться, что все меня слушают, и, находясь под пристальным взором злющего мужа и гневно пыхтящей Софочки, заканчиваю: – На правах члена правления предлагаю Софье Львовне пройти аттестацию на должность. Это же в порядке вещей, правда? – обращаюсь ко всем, видя, что присутствующие вроде как утвердительно кивают, но тут же смотрят на Виктора.

– Что ты хочешь, Катя? – буравит меня взглядом Витя, барабаня пальцами по столу.

Его любовница, ощутив идущую от него агрессию, направленную на меня, принимает важный вид.

– Как что? У тебя со слухом проблемы, Виктор? Старость не радость, да?

– Не ерничай мне тут, Екатерина! – цыкает он на меня, поежившись в кресле, пока остальные скрывают кто смешки, кто смущение от всей разыгравшейся сцены.

На самом деле все прекрасно понимают, что происходит: гендир сменяет старую жену на новую, и они хоть и относятся ко мне уважительно, не готовы терять тепленькие местечки, поэтому приходится делать хорошую мину при плохой игре и изображать неведение, участвуя в этом фарсе.

– Ничуть не ерничаю, – произношу спокойно, – но всё же все согласятся, что опыта у Софьи Львовны маловато, она нигде еще толком не работала, да и тут не успела перенять дела. Справится ли с такой серьезной должностью? Ничуть не умаляю ваши умственные способности, Софья Львовна, – миленько улыбаюсь, – всякое бывает. Может, у вас в роду вундеркинды рождались, однако правила есть правила. Я за аттестацию, чтобы мы все понимали, что вы сможете достойно работать на этой должности.

Виктор пыхтит, нервно вытирая вспотевший лоб, но сдаваться точно не собирается.

– Это всё замечательно, Екатерина, – медленно говорит он, и я сразу настораживаюсь. У него появляется та самая ухмылка, которая не обещает ничего хорошего. – Но есть один момент, который ты, видимо, упустила. Анна передала мне свои акции, так что права голоса у тебя нет. Решающее – у меня.

Я моргаю. Раз, второй. Секунда, и внутри меня разливается разочарование.

– Прости, что? – голос, к счастью, звучит ровно, не выдавая моего шока. – Аня передала свои акции тебе?

– Да, – с удовольствием кивает Виктор, глядя мне прямо в глаза. – Ей сейчас не до управления компанией. Все-таки ребенок, грудное вскармливание, бессонные ночи… Ты ведь знаешь, как это бывает.

Знаю ли я? Уж получше, чем он. Правда, я никогда не просила себе поблажек, когда занималась детьми или своим здоровьем, наоборот, работа всегда спасала, помогала отвлекаться. Но сейчас важно не это.

– Понимаю, – киваю я, стараясь сохранять невозмутимость, хотя руки так и чешутся швырнуть в него что-то тяжелое, чтобы стереть с лица это гадкое выражение самодовольства. – В таком случае, если у тебя решающий голос, я думаю, мы все поддержим твою инициативу по обновлению кадрового состава. Я совсем не против, чтобы молодые и перспективные работники имели шанс проявить себя. Правда, коллеги?

Я оглядываюсь по сторонам, и несколько человек согласно кивают. Вижу, как Софья вытягивается и пытается придать себе уверенный вид, но не выходит. Бедняжка.

– Виктор Викторович, – перехожу я на официальный тон, сознательно отдаляя себя от супруга. – Значит, вы на сто процентов уверены, что Софья Львовна готова к такой ответственной должности и ручаетесь за нее? – невинно интересуюсь я, не планируя вот так просто отступать и дарить должность какой-то сикильдявке, решившей, что может добиться высот через постель начальства.

– Абсолютно, – рубит Виктор, сжимая челюсти. – Она уже показала себя.

– Пусть покажет еще раз, – предлагаю я с милой улыбкой. – Прямо сейчас. Думаю, все здесь хотели бы убедиться, что Софья, действительно, соответствует столь высокой должности. Давайте начнем с базового. Софья Львовна, можете рассказать нам о последних изменениях в налоговом законодательстве?

Софья резко моргает, словно я заговорила на китайском. На то и был расчет, так как я прекрасно знала, что никакими особыми талантами, особенно умственными, она не обладает. За исключением постельных навыков, они, видимо, и впечатлили моего мужа, который в этот момент находится под пристальными взглядами всех членов правления.

Мы оба с ним знаем, что никто самоуправства ему не простит. Когда на кону стоят большие деньги, ставить на должность финансового директора глупышку, чье главное достоинство – это внешность, даже самый неискушенный инвестор не станет.

А теперь они все могут убедиться в ее глупости сами. Наглядно и показательно.

– Эм… Ну… – мечется Софья и кидает быстрый взгляд на Виктора, но тот лишь поджимает губы, так как помочь ей не в силах. Он и сам в этом вопросе плавает, ведь давно привык заниматься больше управлением, чем такими финансовыми нюансами. – Это… налоги, да… они…

– Да, налоги, – с серьезным видом киваю я, осознавая, насколько важна эта тема в нашей работе. – Но что вы скажете о текущих валютных рисках? Как компания планирует их минимизировать?

Софья, казалось, была готова ответить, но вдруг открывает и закрывает рот, ее лицо краснеет, а пальцы начинают нервно теребить прядь волос.

– Я… это… Виктор Викторович говорил, что… – ее голос срывается, и я вижу, как она начинает паниковать.

Члены правления начинают переглядываться и даже переговариваться друг с другом, качая головой, так как новую кандидатуру не одобряют, но моя цель не показать ее глупышкой. Нет. Основная цель – вывести их обоих на чистую воду.

– Понимаю, – спокойно киваю я, стараясь цинично не ухмыляться при виде того, как она плавает даже при простейших вопросах. – Но Виктор Викторович – не вы. Вы же будущий финансовый директор, верно? Это ваша работа – принимать решения и отвечать на вопросы.

Демидов прикрывает рот рукой, пытаясь сдержать смех, и я не могу не улыбнуться в ответ. Виктор, сидящий на своем месте, буравит меня взглядом, но я лишь пожимаю плечами, как бы говоря тем самым, что на войне все средства хороши. Кто же виноват, что его орудие туповато. Во всех смыслах.

Глава 15

– Выйдите все! – рявкает Витя, поднимаясь с места и упираясь кулаками в столешницу. Смотрит на всех из-под кустистых бровей. – Нам с Екатериной нужно поговорить.

Я сижу, откинувшись на спинку кожаного кресла, внутри всё дрожит, но я не подаю вида. Я одержала победу в этом раунде и чувствую невиданный прилив сил, но мне нужно и дальше держаться, чтобы выиграть войну.

Члены правления гуськом покидают конференц-зал, даже не переговариваются, но я знаю, что, как только они выйдут за дверь, начнут перемывать нам кости. Пусть. Это нормально. Конкретно мне нечего стыдиться, Софочку я на место поставила и раздраконила Виктора, но я была в своем праве, и никто меня ни в чем не может упрекнуть. Кроме собственного мужа.

Он медленно подходит ко мне. Напоминает вальяжного медведя, который решил поиграть с жертвой. Но мне уже не страшно, потому что нечего терять. И всё-таки я надеюсь, что он не опустится до причинения мне физического вреда.

– Что ты задумала, Екатерина? – спрашивает грозно, задумчиво посматривая на меня, как будто я его сильно удивила.

– Я ничего не задумала, – развожу руки в стороны, – или в чем ты меня подозреваешь? Это ты у меня за спиной забираешь у дочери акции, воспользовавшись тем, что она плохо всё осознает после родов и ей не до того.

– Вот не надо меня обвинять! Просто Аня мне доверяет, знает, что я не пущу бизнес на ветер.

– Какое интересное заявление. Хочешь намекнуть, что я пущу? Очень странно, Виктор, слышать это от тебя, от человека, который пытается поставить на место опытного финансового директора молодую девчонку, когда та даже в налогах не разбирается.

– А Софочку ты не трогай! – предупреждает он, пыхтя как паровоз. – Зачем ты ее вообще унизила перед всеми? Ты должна была сидеть и помалкивать и просто передать свои обязанности. Мы бы тут без тебя разобрались. Вот чего ты кочевряжишься, Кать? Понятно же, что мы не сможем вместе дальше работать! Я что, отрицаю, что ты хороший финансовый директор? Найди себе другое место работы. В чем вообще вопрос? Нормальная женщина давно бы догадалась, что нужно тихо уйти в сторону, а не унижаться и не мозолить глаза!

А вот это обидно.

Очень больно и обидно слышать, как всё это выглядит для моего мужа. Он изменил, он сломал всё, он променял меня на молодуху. И ему стыдно, я знаю своего мужа, я прекрасно понимаю, что все-таки он стыдится этой ситуации! И ему важно, как другие сотрудники к этому относятся. Он понимает, что они его осуждают.

Именно поэтому он хочет убрать меня с глаз долой. Неосознанно хочет избавиться от источника стыда.

Убрать меня под ковер. Как мусор.

Сжимаю пальцы в кулаки до хруста, рот наполняется желчью, а от злости я едва могу сидеть на месте и сохранять спокойный вид.

Какая же он все-таки сволочь!

Медленно расслабляю пальцы и протягиваю руку, чтобы смахнуть несуществующую пылинку со своей юбки. Поднимаю взгляд, уверенно глядя Вите в глаза.

– Я остаюсь, Витенька. Может быть, тебе уже всё равно на нашу компанию, но мне нет. Я не позволю ей развалиться из-за твоих выкрутасов. Пока я могу исполнять свои рабочие обязанности и ко мне нет нареканий, я буду здесь работать. Ты не имеешь права меня выгнать. И думаю, что все члены правления поддержат мою кандидатуру. И советую тебе прийти в себя и не позориться. Над тобой уже все смеются.

Я обманываю его сейчас, ничего такого я не слышала, хотя уверена, что именно так все и говорят.

– Подумай, стоит ли так настаивать насчет должности для Софочки. Деньгами ты ее так и так можешь обеспечить, для этого ей не нужно просиживать в офисе часами, тем более когда она беременна. Кстати, давай, беги за ней, надо успокоить девочку.

– А ты мне не говори, что надо делать! Ишь раскомандовалась тут! Мы еще посмотрим, кто кого!

– Пожалуйста, смотрите. Только мне воевать некогда, я беспокоюсь о делах компании, и сейчас, с твоего позволения, я пойду работать.

Поднимаюсь с места. Виктор выпячивает подбородок, смотрит на меня зло прищурившись.

– Какая ты стала, Катя! Гордая, королева! Вот что бы тебе раньше такой не быть?

– Ты о чем? Я тебя не понимаю.

По спине бежит холодок, охватывает недоброе предчувствие, особенно когда Витя подходит ко мне ближе и вроде как заводит руку мне за спину. Пытаюсь сразу же отскочить как ошпаренная и ударяюсь задом о столешницу. Неужели мой изменник муж захотел меня обнять? Что вообще происходит?

– Всё ты понимаешь, Катя. Пыл у нас угас, всё опостылело. Я заскучал. Ты меня не зажигала. А теперь смотрю – есть порох в пороховницах!

– Прекрати, Виктор! – едва не кричу я, когда его рука пробирается под мою юбку.

Меня охватывает паника, когда он оказывается так близко, и я всё никак не могу выбраться, так как он зажал меня между собой и столешницей.

Его грудная клетка ходит ходуном, когда он кидает взгляд на мои губы, а мне вдруг становится противно. У меня даже времени подумать не было, как бы я отнеслась к нему, вздумай он отыграть всё назад, а теперь ответ приходит сам собой.

Омерзение. Неприятие. Вот какие эмоции теперь вызывает у меня некогда любимый муж.

Смогу ли я его простить, если он захочет вернуться и сохранить семью?

Нет.

Назад уже не отыграть, как бы сильно кто этого не хотел.

Все слова произнесены, назад их не вернуть.

Он мне изменил и предал, решив выкинуть гнусно из компании, где я сыграла некогда не последнюю роль, так что нет прощения предателю, которому вскружила голову молоденькая потаскуха.

– Не кочевряжься, мы, как-никак, муж и жена, а, Катюш?

Виктор грубовато хохотнул, вызывая у меня отвращение, а затем вдруг наклонился, хватая меня рукой за челюсть. С места не двинуться. Вот же гад. Я бы закричала, да теперь и рта раскрыть не могу.

К счастью, в этот момент открывается дверь, и кто-то входит внутрь, вызывая у меня облегчение, но длится оно недолго.

– Ах ты, старая кошелка! Отошла от моего Вити!

Глава 16

– Ты уверена, что ничего не перепутала, мама? – спрашивает хмуро Андрей, когда я возвращаюсь в больницу к детям.

– Отец показал мне все документы, комар носа не подточит.

– Не отец он мне! – повышает голос старший сын и сжимает челюсти, едва ли не разбивая мне своей реакцией сердце.

– Не говори так, Андрей, какой-никакой, а вам он отец, и этого не изменить, – вздыхаю я и присаживаюсь на стул в кафетерии у больницы.

К счастью, младший Игорек настолько воодушевлен появлением у него племянника, что почти не обращает на меня внимания и не против того, чтобы мы с Андреем отошли. Так что со старшим разговор у нас происходит наедине.

– Отец? Разве отец может говорить сыну, что тот ему никто, раз не хочет продолжать дело всей его жизни? – хмыкает Андрей и качает головой. К сожалению, в его глазах я вижу застарелую обиду и чувствую за это собственную вину. Может, если бы я готовила Виктора к тому, что Андрей не хочет идти по его стопам, еще два десятка лет назад, то между ними не случилось бы скандала.

В отличие от мужа, я всегда знала и видела, что наш старший сын не горит желанием вливаться в наш бизнес, хотел заниматься тем, что ему было по душе.

Это была мечта Виктора – чтобы дети продолжили его дело, прославляя его фамилию на несколько поколений вперед, и он с самого их рождения планировал, как введет их в бизнес, и они займут в нем положенное место. Вот только не брал в расчет, что у детей могут быть свои желания, и что подчиняться ему они не обязаны.

Может, если бы я не струсила, а сразу сказала мужу, что Андрей хочет работать в сфере программирования, всё бы обошлось, и между ними не разгорелась бы ссора, перетекшая в многолетнее отлучение сына от дома.

Мне долгое время приходилось скрывать от Виктора, что я общаюсь со старшим сыном и перевожу ему деньги на учебу, чтобы не обострять ситуацию, а теперь, когда вспоминаю об этом, злюсь. На себя, в первую очередь.

Так что сыну на его риторический вопрос не отвечаю. Принимаю тот факт, что он взрослый и сам может решать, как относиться к отцу. У них и без того были натянутые отношения, которые мне в свое время так и не удалось наладить, а теперь и подавно не стоит думать в эту сторону.

В конце концов, Виктор – взрослый, я бы даже сказала, стареющий мужик, который сам может отвечать за себя. Если он считает, что может променять детей на нового ребенка от Софьи и забыть о первенце, заменив его, то бог ему судья.

– В общем, Аня передала свои акции под управление отца, а после развода, уверена, попытается получить опеку над Игорем, чтобы, как опекун, распоряжаться его акциями.

Я вздыхаю и ставлю чашку с недопитым чаем обратно на стол. Тру переносицу, пытаясь унять головную боль, но помогает мало. Слишком много стресса за последние сутки и не такое способны сотворить. Мне бы поспать, но когда я нервничаю, на меня нападает бессонница. Неприятно, но терпимо. Но если раньше я знала, что любая проблема легко решаема, то сейчас уже в этом не уверена. Это навсегда. Как никак, Виктор – отец моих детей, как бы я не хотела изменить этот нелицеприятный факт.

– Я перепишу на тебя свои акции, мам, – говорит Андрей, вынуждая вернуться в реальность. – Наймем с тобой адвоката, так что отстоим Игорька. Отец ведь особо в нашем воспитании участия не принимал, тем более, что все теперь знают, что он изменил тебе, так что никто ему Игоря не доверит. Ни один суд не встанет на его сторону, так что мы справимся.

Поддержка сына радует, и я даже выдавливаю насилу улыбку, чтобы дать ему понять, что не падаю духом, но по правде говоря, я не сказала ему самого главного. Кажется, теперь меня в офисе считают озабоченной теткой, готовой переступить через гордость, чтобы вернуть мужа.

Я тоже надеюсь, что мне не придется бороться с Виктором за опеку над младшим сыном, но если раньше я могла бы с уверенностью сказать, что сотрудники, с которыми я работала бок о бок много лет, поддержат меня и не станут клеветать, то после сегодняшнего конфуза уже сомневаюсь.

Я видела их взгляды, которые они хоть и отводили, но этого было достаточно, чтобы я заметила, что они боятся потерять свои должности. Это меня Виктор не может уволить по велению своей левой пятки, а вот обычных работников может попросить на выход в любой момент. Формально, он сейчас до сих пор генеральный директор нашей компании, так что если у него будут основания, он может щелкнуть пальцем и выгнать из фирмы любого.

Я надеюсь, что власть его сохранится ненадолго, но за это время, пока над людьми висит дамоклов меч, мне не стоит полагаться на их преданность. Каждый сам за себя.

– Нет, сынок, не нужно мне ничего отдавать, просто напиши на меня доверенность, что я могу управлять акциями от твоего имени. Тогда я стану мажоритарным акционером и смогу сместить Виктора с его должности.

Андрей соглашается, а когда мы возвращаемся в палату, я пропускаю его внутрь, когда меня перехватывает врач Ани, чтобы поговорить со мной наедине. Я и не против, так как просто не знаю, как смогу вести себя с дочкой, как и прежде. После того, как она выбрала Виктора. Не только решила назвать в честь него сына, но и отдала свои акции.

Думаю о том, что она сделала это под влиянием гормонов, но по правде говоря, она всегда тянулась к Виктору больше, чем ко мне. У них была особая связь, которой не было у нас с Аней. Разве я могу в этом винить ее? Потому мне и нужна передышка, чтобы привести свои эмоции в порядок.

– Екатерина Геннадьевна, мы хотели бы оставить Анну с новорожденным в клинике на недельку, чтобы провести все необходимые процедуры и анализы, но дело в том, что ваша дочь категорически против, как и ваш муж. Мы не выпишем ребенка, у нас есть все основания для этого, но вот удерживать Анну силой мы не сможем. Однако новорожденного мы забрали, поместив его в бокс.

– Я поговорю с ней.

Поджимаю губы, чувствуя нарастающий гнев, что и тут муж успел поучаствовать. Совсем не понимает ничего в родах и послеродовых проблемах, но хочет показать дочери, что он на ее стороне. Не видит, что оказывает ей медвежью услугу.

Глава 17

– Богдан?! Как ты… Ты же… Мне сказали, ты погиб…

Я еле держусь на ногах, разглядывая мужчину передо мной. Он словно призрак из моего прошлого. Вот только если в воспоминаниях – молодой парнишка со смешинками в глазах и задорной улыбкой, только-только закончивший школу, то в реальности – взрослый статный мужчина с серьезным видом.

Если бы не глаза, может, я бы и не узнала Богдана, но его глаза… Они очень долго снились мне по ночам, напоминая о наших с ним мечтах, которым, увы, не суждено было сбыться.

– Как видишь, я жив, – лаконично ответил Богдан, с интересом рассматривая мое лицо.

Оно явно покраснело, и я сжала зубы, борясь с желанием поправить прическу. С сожалением подумала о том, что с нашей последней встречи прошло больше тридцати лет, и я уже не та звонкая тонкая Катюша, в которую он когда-то влюбился.

Я постарела… Мы оба постарели…

В груди горит огнем гнев, смешанный с болью и отчаянием, и я не могу выдавить из себя ни звука, как и двинуться с места. Хочется одновременно наброситься на него с кулаками, чтобы выплеснуть на него боль из-за того, что я считала его мертвым, и вместе с тем обнять, чтобы убедиться, что он жив.

– И это всё, что ты можешь мне сказать?

Мой голос хрипит, и я касаюсь рукой горла. Боюсь расплакаться, но ощущаю, как к горлу подкатывает ком, а к глазам – слезы. Когда первая волна радости спадает, на ее место приходят вопросы, ответы к которым мне может дать только он. Богдан.

Когда-то мы были первой любовью друг у друга, мечтали пожениться, завести детей, состариться вместе, а сейчас нас разделяет пропасть в тридцать два года.

– Что ты хочешь услышать, Кать? – слегка усталым голосом отвечает Богдан и взъерошивает волосы. Всегда так делал раньше, когда не знал, как себя вести. Этот жест так напоминает мне прошлое, что щемит в груди.

В этот момент мне всё равно, что вокруг люди, его коллеги, что у него уже давно другая жизнь, что я всё еще замужем. Я подлетаю и обнимаю его со всей силой, на которую способна. В этом нет ничего предосудительного, ведь когда-то мы были близкими людьми, и я имею право радоваться тому, что он оказался жив.

– Богдан, – шепчу, едва не плача, и не сразу замечаю, что его руки застыли вдоль тела деревянными палками.

Сначала он будто нерешительно поднимает их, а затем и сам меня приобнимает.

Будто ему неловко, и он не уверен, что поступает правильно.

– Я думала, что ты умер. Твоя мать сказала, что на тебя пришла похоронка, – говорю я скороговоркой, когда мы оба отстраняемся.

Когда мы закончили школу, его забрали в армию. Не прошло и полугода, как пришло письмо. Что он трагически погиб.

– Я знаю. Это была ошибка, Кать, – качает он головой. – Со мной служил мой однофамилец с теми же инициалами, и письмо ушло не туда. Выяснилось всё не сразу, только когда мать приехала в часть, а когда она вернулась в город, тебя уже там не было.

– Когда я закончила школу, отца повысили, и мы всей семьей переехали сюда.

Я сглатываю, чувствуя, как в горле встает ком, и мне становится тяжело дышать. Я стараюсь этого не показывать, не хочу прерывать его рассказ, впервые за многие годы слыша тот голос, который никогда не могла забыть.

– Если бы я только знала… А как же… Моя бабушка… Она ведь осталась жить в той же деревне неподалеку, правда… Твоя мама ведь о ней не знала…

– Первым делом я поехал к Серафиме Сергеевне, как только срок службы подошел к концу, она и дала мне твой новый адрес.

– Так почему ты не приехал? – выдыхаю я и делаю шаг назад, вскидывая голову, чтобы понять, о чем думает новый Богдан.

Я вдруг осознаю, что это совсем не тот юный мальчишка, который стал для меня когда-то первой любовью. Совсем другой человек. И его я совсем не знаю. Даже о прошлом он говорит не так, как к нему отношусь я. Он ни о чем не сожалеет, в отличие от меня. Всё это время я никак не могу избавиться от мысли, а что если…

Как бы сложилась наша жизнь, если бы я вышла замуж за Богдана? Была бы счастливее? Или всё это иллюзия прошлого, за которое я так усиленно цепляюсь?

Богдан после моего вопроса молчит. Думает над ответом, и я цепенею, чувствуя, что его ответ мне не понравится.

– Я приехал, Катя, – грустно улыбается он, и в его глазах я впервые вижу затаенную боль, которую он давно похоронил. Он с ней смирился и принял ее, как часть себя. Спокойно спит по ночам и не думает о том, как всё могло бы сложиться.

– Приехал? – сиплю я, хватаясь рукой за горло. – Нет. Не может быть… Я тебя не видела! Ты мне врешь!

Не знаю, почему именно эта встреча выводит меня из себя куда сильнее, чем измена мужа. Может, потому что Богдан в моих мыслях всегда был идеалом, чей нимб ничем не испортить, в то время как Виктор всегда оставался реальным. Со своими пороками и недостатками.

– Я не вру, Кать. Я и правда приехал по тому адресу, который дала мне твоя бабушка. Но до вашего дома так и не дошел. Увидел тебя с цветами и Виктора, вы целовались у подъезда. Я знал, что ты считала меня погибшим, и решил не вмешиваться. Я не виню тебя за то, что ты стала жить дальше и строить свое счастье. Знаю, ты потом вышла замуж за Виктора, доходили слухи.

Богдан говорит сухо, словно отчитывается перед начальством, а не рассказывает мне о прошлом, которое навсегда изменило наши жизни. Мое сердце грохочет, словно гидроэлектростанция, в голове шумит, а перед глазами двоится, но я продолжаю стоять, до сих пор не веря в новую реальность.

– Слухи? Я не общалась ни с кем, кроме Гали, – спрашиваю я, еле-еле разомкнув губы.

Корю себя за то, что за все эти тридцать с хвостиком лет ни разу не приехала в родной город. День, о котором говорит Богдан, я помню так четко, словно это произошло вчера.

Виктор был моим одноклассником, а Богдан учился в параллельном. На будущего мужа я не обращала особого внимания, так как у меня был Богдан, но когда мы с семьей переехали, Виктор приехал следом, чтобы поступить в местный университет. Поселился в общежитии, и иногда мы с ним виделись, так как были единственными, кто вырвался из родного городка.

Глава 18

Женат, двое детей, уважаемая профессия, и всё сложилось…

Слушаю Богдана и губы сжимаю, пытаясь выдавить из себя вежливую улыбку. Ведь такое поведение уместно у взрослой, уверенной в себе женщины, которая сама жена и мать, когда она встречает свою первую любовь?

Я не должна показать, как взволнована, как взбудоражена этой встречей, как мыслями уношусь в прошлое и снова становлюсь той юной влюбленной девчонкой, которая наивно верила в любовь и думала, что эта любовь навсегда.

– Рада за тебя, Богдан, – говорю сухо и безэмоционально, сохраняя на лице бесстрастное выражение, он какое-то время смотрит на меня молча, потом кивает, принимая официальный вид.

Разговоры о прошлом закончились, и теперь передо мной стоит исключительно врач, и тут до меня доходит, что именно он будет заниматься Витенькой. Меня привлекли именно к нему. Возможно, Богдан даже будет оперировать моего внука. Что за превратности судьбы? Это мог быть любой врач, но почему-то именно сейчас я встретила мою первую любовь. Нам придется какое-то время провести вместе, потому что Аня не хочет заботиться о ребенке и всё это бремя ложится на меня. Я же не могу бросить внука. Я не смогу просто взять и уйти, как это собралась сделать она.

– Ты расскажешь мне, что с ребенком? – спрашиваю у него взволнованно, глядя на то, как профессионально он прощупывает головку Витеньки.

От волнения сердце не на месте – только бы с малышом всё было в порядке!

Пальцы пробегают по черепу, Богдан о чем-то раздумывает, а мне настолько страшно услышать вердикт, что даже дышать становится больно. Дети такие хрупкие, а роды были такими долгими и тяжелыми…

– У него что-то серьезное? – не выдерживаю, спрашиваю, заглядывая в глаза Богдана, надеясь увидеть в них в ответ.

Замечаю, что стою слишком близко, и, будь это обычный врач, это не выглядело бы неприлично. Но это Богдан, и он не должен подумать ничего такого, так что я оступаю на полшага назад, задирая голову и продолжая смотреть ему в глаза.

Янтарные, с зелеными отсветами, а крапинки темные. Красивый цвет, ни у кого таких глаз я не видела. Интересно, его дети унаследовали их?

Боже, о чем я думаю?

Богдан, кажется, ничего не замечает, он хмурит брови и размышляет.

– У меня сегодня первичный осмотр. Я бы не хотел пока ставить скоропалительных диагнозов.

– Но ты же хирург, и если тебя вызвали, то дело серьезное?

– Не нагнетай, Катя. Ты всегда была той еще паникершей, – замечает, убирая руки от младенца. – Мы проведем все нужные обследования, а потом решим, что делать. Кстати, а где мать ребенка? Она не подойдет?

После этого вопроса он обращает взгляд на дверь, будто оттуда сейчас появится мать Вити. Будто она задержалась и сейчас придет.

От этого вопроса я теряюсь, и отвечать мне на него, честно говоря, не хочется. Потому что стыдно. Стыдно признаваться в том, как всё обстоит на самом деле. Не хочу я этого.

Пусть узнает потом, но не сейчас. Либо не придется узнавать, когда Аня одумается и сама будет заботиться о малыше.

А сейчас я не хочу позориться перед Богданом. Потому что его жизнь сложилась – у него счастливый брак, любимая жена и двое детей, а у меня муж ушел к молодухе, а дочка бросила новорожденного.

Богдан замечает мою заминку и не настаивает на ответе, он снова кивает и подзывает медсестру, которая зашла в палату, просит ее присмотреть за ребенком, а мне говорит:

– Ты не обедала? Пойдем в буфет, Кать?

– В буфет?

– Да, пообедаем, поговорим. Давно не виделись. Расскажешь о себе.

Он говорит это запросто, ведет себя со мной как со старой знакомой, и будто бы даже нет уже того напряжения, которое промелькнуло на его лице в первые секунды нашей встречи. И я даже думаю, может, показалось? Может, это только у меня остались чувства, а Богдан и думать забыл о какой-то там Кате из прошлого, а сейчас только как пациентку меня воспринимает? Кто знает?

Так или иначе, но нам необходимо пообщаться по поводу ребенка, и раз он приглашает, отказываться я не вижу смысла. Покидаем палату, я только бросаю взгляд на Витеньку, о котором не хочет заботиться собственная мама, и сердце так сильно сжимается, что я снова чувствую в груди боль. В последнее время, из-за всех этих переживаний, я не спала нормально, не ела, не отдыхала. А возраст уже не тот, чтобы это не сказывалось на здоровье. Мне бы себя поберечь, но как и когда? Не представляю.

– Что ты скажешь об этой больнице? – завожу я разговор, пока мы с ним идем по коридору к буфету.

Богдан сначала шагает широкими шагами, идет засунув руки в карманы, он такой высокий, что я по сравнению с ним просто Дюймовочка. Раньше его это умиляло. А теперь это просто неудобство, из-за которого мне приходится задирать голову и семенить за ним, ускоряя шаг, просто чтобы догнать.

Правда, он тут же замечает, что я не поспеваю, идет медленнее.

– А почему ты спрашиваешь?

– Да я как-то не уверена, как прошли роды, кто виноват в том, что малыш в реанимацию попал, и тебя вот вызвали. Разве у них нет своих хирургов?

– Просто, Кать, я лучший, – Богдан заявляет это настолько безапелляционно, что я приподнимаю брови, но в принципе не удивлена – он всегда был амбициозным.

Неудивительно, что пришел к своей цели и стал лучшим. Но мой вопрос был не об этом, и я продолжаю ждать ответа насчет родов.

– Если в родах была допущена ошибка, я выясню, Катя, – обещает он мне, – сейчас пообедаем и пойдем возьмем карту.

Когда мы садимся за стол в столовой, ничего обсудить нам не удается. В нашу сторону с воинственным видом направляется слегка полноватая незнакомая женщина в халате, явно не из медицинского персонала.

– Снова ты за свое, Свиридов?! – шипит она, оказавшись рядом, на Богдана, и я узнаю ее. Именно по голосу, ведь он совсем не изменился.

– Галя? – выдыхаю я, но счастья в моем голосе нет.

С того момента, как я узнала о том, что она украла у меня Богдана, я знала, что рано или поздно мне придется встретиться с ней лицом к лицу, чтобы спросить, за что она поступила так со мной. Но не думала, что этот момент наступит так быстро.
_______
Приглашаю в остросюжетный роман о предательстве и втором шансе После развода. Право на сына
https://litnet.com/shrt/ugCi

Глава 19

Наше общение с подругой Галей как-то само собой прекратилось, как только я вышла замуж. Она перестала мне отвечать, а однажды, когда я приехала в родной город, чтобы завершить дела и оформить продажу бабушкиного дома, она даже в квартиру к себе меня не пустила. Всё оглядывалась по сторонам, будто чего-то боялась, и сослалась на занятость.

Я тогда, конечно, обиделась, решила больше ей не навязываться, раз общаться она так очевидно не хотела, но теперь до меня постепенно доходит, в чем заключалась истинная причина ее такого странного поведения.

Галя боялась, что я узнаю правду о том, что Богдан жив. Что мы снова с ним будем вместе.

Первое, что я чувствую при виде бывшей подруги, лживой до мозга костей, это горечь. Годы не пощадили ее, превратив в неузнаваемую стареющую тетку с морщинами вокруг глаз и рта, и я не сразу осознаю, что это та самая Галя, которую я когда-то считала идеалом верной подруги.

Услышав свое имя из моих уст, она замолкает и прищуривается, разглядывая меня куда внимательнее. А когда узнает, едва не отшатывается, в глазах ее нет радости от долгожданной встречи. Только неприязнь и страх, который она не сумела скрыть.

– Катя? Что ты здесь делаешь? – вырывается у нее невольно.

– Даже не скажешь, что рада видеть меня?

Я усмехаюсь, но в моей горькой усмешке больше обиды, чем гнева.

– Я… Я рада, просто… – врет Галя и не краснеет.

Кидает взгляд на мужа, изучает его, словно пытается понять, знает ли он уже о ее предательстве, а когда понимает, что нет, хватает вдруг его за руку. – Кать, давай потом поговорим, у меня срочное дело к мужу, у нас сын болеет, нам сейчас не до тебя. Бодя, скажи ей, разговор не терпит отлагательств!

– Галя, что с Даней? – требует он ответить, и у меня всё нутро сжимается от того, как он волнуется за своего ребенка.

Ведь у нас бы могли быть дети, если бы мы тогда… Господи, почему спустя годы я всё еще тоскую по прошлому?

– Я потом объясню, пойдем, Бодя!

Богдан, вопреки ее желаниям, не спешит пойти с ней, наоборот, хмурится и кидает на нее странный взгляд, который я не могу распознать. Что-то снова говорит ей, но я не слышу, так как в этот момент кто-то вздергивает меня из-за стола, да так резко, что у меня болит рука. Кажется, что-то хрустнуло в локтевом суставе.

– Не успела развестись, уже с каким-то мужиком кофе распиваешь? Не стыдно перед детьми? Внук из-за тебя травму при родах получил, а ты успеваешь чужим мужикам глазки строить?

Этот противный голос я узнаю из тысячи.

Виктор собственной персоной. В очередной раз не может обойтись без гадостей в мой адрес.

– Руку убрал! – говорю я холодно и не теряя достоинства. Выдергиваю локоть из хватки мужа и краснею от стыда, что Богдан стал свидетелем безобразной сцены с Виктором.

Мне есть что сказать мужу, но не хочу скандалить на людях.

Не при Гале и Богдане. Только не при них.

– Извини, Богдан, обсудим всё позже, – говорю я и толкаю Виктора к выходу. Раз ему снова вожжа попала под хвост, то пусть показывает свой характер в другом месте. Я терпеть его гнев больше не намерена.

– Уже Богдан и уже на “ты”? – шипит Виктор и бычится, сжимая ладони в кулаки. Даже выдвигается вперед, словно нарывается на драку, и его поведение выглядит совсем по-идиотски, учитывая, что я ему практически больше не жена.

– А ты совершенно, Вить, не изменился, язык что помело, сначала говоришь и делаешь, и только потом думаешь, – ухмыляется Богдан, но взгляд у него настороженный.

Он смотрит на меня вопросительно, спрашивает мысленно, нужна ли мне помощь. Я едва заметно качаю головой, а сама сжимаю зубы, злюсь от одной мысли, что теперь он знает, что я соврала. Моя жизнь сложилась куда хуже, чем у него.

– Здравствуй, Виктор, ты извини, но встречи одноклассников не выйдет, я заберу мужа, хорошо? – ехидно говорит Галя, не давая Виктору опомниться.

Галя вцепилась в Богдана клещом, не отцепить, практически повисла, и мне за этой идиллией наблюдать становится неприятно.

Я ухожу, оставляя их в столовой, хотя раньше осталась бы с мужем, чтобы спасти его от очередной стычки.

Сейчас же мне всё равно, и я вся горю от осознания того, что упала в глазах Богдана ниже плинтуса. Будущая разведенка под пятьдесят, муж которой топчет ее и оскорбляет. Нечем похвастать.

Медленно бреду по коридору, пытаясь прийти в себя. Хотя бы пару минут побыть наедине с собой. Какое-то время стою у окна, слепо глядя на унылый пейзаж, голые деревья, высотки рядом с больницей. В груди словно что-то застряло, как заноза, и эту занозу никак не вытащить, ничем ее не выбить. Она не дает мне свободно дышать.

Снова хочется куда-то спрятаться, укрыться, но есть кое-что, что держит меня в стабильном состоянии – это маленький беззащитный ребенок, которому нужна моя помощь, ведь его мама не хочет заботиться о нем.

Надо найти Богдана, чтобы узнать об операции, а всё остальное подождет.

Меня не было минут десять, может быть, все уже ушли, но стоит проверить.

А Витя где? Зачем вообще приехал? Аня позвонила?

Неужели он до сих пор в столовой, затеял с Богданом драку? Если так, то почему?

Произойди подобное месяц назад, я бы предположила, что он меня приревновал, но ведь он сам потребовал у меня развода, так что это вряд ли возможно.

Я иду обратно, чтобы проверить свои догадки, но в столовой никого из троицы не оказывается.

Когда я хочу уже спуститься на очередной лестничный пролет вниз, резко останавливаюсь, словно меня ударили под дых. Внизу раздаются раздраженные знакомые голоса. Один из них принадлежит Виктору, а вот второй женский. Сначала мне кажется, что это Соня его нашла первой, но, когда я прислушиваюсь, узнаю Галю. Они только вдвоем. Без Богдана.

– И что ты тут забыла, Галя? Принесла же тебя спустя столько лет нелегкая, – недовольно ворчит Виктор.

– Не твое дело. Лучше объясни мне, как ты позволил дочери рожать в клинике, где работает Богдан? Что, так сложно было список врачей просмотреть? Поручил бы подчиненным, не переломился бы.