Развод. Доставлено курьером

Глава 1

Андрей застегивал пуговицы на новой белоснежной, идеально отглаженной рубашке. А я стояла в дверях спальни с влажной после мытья посуды тряпкой в руках и не сразу поняла, что происходит. В теле пульсировала усталость, такая знакомая, вязкая, оседающая в костях после бесконечного дня.

— Ты куда собираешься? — вырвалось у меня с искренним недоумением.

Он даже не поднял глаз, продолжая возиться с запонками. Запонки. Серебряные, дорогие, переливающиеся в свете люстры. Когда он успел их купить?

— Корпоратив, — бросил он сухо, словно речь шла о походе в магазин за хлебом. — Забыл сказать.

Забыл сказать. Как забывают сказать о покупке молока или о том, что нужно оплатить счет. Мимоходом, небрежно.

— Корпоратив? А почему я не иду с тобой?

Вопрос прозвучал наивно, по-детски. Я сама услышала эту растерянность в своем голосе и мгновенно пожалела о сказанном. Но было уже поздно.

Вот тут он, наконец, посмотрел на меня. Быстро, скользнув взглядом и тут же отвел глаза. В этом взгляде было все: неловкость, раздражение, что-то похожее на стыд и одновременно досаду на меня за то, что я заставляю его испытывать этот стыд.

— Оль, ну серьезно? — в его голосе звучало напряжение, едва сдерживаемое нетерпение. — Лизу куда денем? Не оставишь же ее дома одну до ночи.

Я растерянно моргнула. Логика была железная, безупречная.

— Если бы ты предупредил заранее, я бы отвезла ее к маме. Она всегда рада с внучкой посидеть. Мама могла бы...

— Оля, давай без этого, — Андрей резко обернулся ко мне. На его лице было то самое выражение: смесь раздражения и усталости, которое я научилась распознавать мгновенно за последние пару лет. Выражение человека, которому задают слишком много лишних вопросов. — Ты опять начнешь причитать, что тебе нечего надеть. Потом вспомнишь, что поправилась. А это так и есть, между прочим. Ты вообще перестала за собой следить. Совсем.

Тишина обрушилась на комнату, как лавина. Тяжелая, вязкая, перекрывающая дыхание. Слова повисли в воздухе, и я физически ощущала их вес, их острые края, впивающиеся в кожу, в мысли, в самое сердце.

Я стояла и не могла пошевелиться. Внутри что-то медленно сжималось, скручивалось в болезненный узел. Щеки вспыхнули жаром — от стыда, унижения, от той беспомощной ярости, которую я не имела права выплеснуть. Руки сами сжались в кулаки, ногти впились в ладони до боли.

Он продолжал, уже не глядя на меня, проверяя содержимое карманов, как будто только что не выпотрошил мою душу:

— Да и мероприятие всего на пару часов. Я быстро вернусь. Не устраивай из этого трагедию.

Не устраивай трагедию. Из-за того, что твой муж стыдится взять тебя на корпоратив собственной компании. Из-за того, что он только что назвал тебя толстой и запущенной. Из-за того, что он смотрит на тебя так, словно ты неудачная покупка, от которой неловко избавиться, но и показывать людям не хочется.

Я стояла, и внутри поднималась волна — горячая, обжигающая, требующая выхода. Хотелось кричать, швырять в него что-нибудь, вцепиться ногтями в эту новую рубашку и разорвать ее в клочья. Хотелось наговорить ему столько всего — про то, почему я так выгляжу, про то, на чьи деньги мы живем, про то, кто стирает эту чертову рубашку и гладит ее до идеального состояния. Про то, что я умираю. Медленно, незаметно, день за днем умираю в этой квартире, в этой жизни, которая высасывает из меня все соки, не оставляя ничего.

Но я промолчала. Потому что если открою рот, то не закричу, а зарыдаю. И это будет еще хуже. Это будет последней каплей его презрения.

— Хорошо, — я расправила плечи, подняла подбородок, заставила себя посмотреть ему в глаза. Мой голос, когда я заговорила, прозвучал на удивление ровно, почти холодно. — Иди. Только телефон держи при себе.

Он кивнул, быстро чмокнул меня в щеку — формально, как целуют дальнюю родственницу на похоронах — и направился к выходу. От него пахло дорогим парфюмом, который я не покупала.

— Не жди меня, ложись спать, — бросил он уже из коридора, и в его голосе звучало облегчение.

Входная дверь щелкнула. В квартире повисла оглушительная тишина, в которой отчетливо слышалось тиканье часов на стене, далекий гул машин за окном и мое собственное прерывистое дыхание.

Я стояла посреди спальни и не могла сдвинуться с места. Ноги налились свинцом. Руки бессильно повисли вдоль тела. А внутри медленно, неотвратимо разливалась боль — тупая, всепоглощающая, затапливающая каждую клетку.

Наконец, я медленно, как во сне, подошла к большому зеркалу на дверце шкафа. Свет был ярким, беспощадным. И то, что я увидела, заставило меня зажмуриться.

Но я заставила себя смотреть. Смотреть на чужую женщину в зеркале.

Волосы, давно не видевшие нормальной стрижки, торчали клочьями из растрепавшегося пучка. Седые пряди у висков — когда их стало так много? — предательски блестели в свете люстры. Лицо бледное, осунувшееся, с глубокими тенями под глазами и новыми морщинами у рта — морщинами усталости, разочарования, невыплаканных слез.

Старая домашняя футболка, которую я подобрала с пола этим утром, потому что некогда было искать чистую. Пятна на груди от завтрака? От вчерашнего ужина? Не помню уже. Серые спортивные штаны, растянутые на коленях, с протертой резинкой на поясе. И фигура...

Я провела дрожащей ладонью по животу, по бокам, по бедрам. Лишние килограммов пять-семь. Я перестала взвешиваться год назад, не выдержав того, что показывали весы.

Когда я в последний раз покупала себе что-то новое? Не Лизе — себе? Когда ходила в парикмахерскую не для того, чтобы остричь кончики, а чтобы сделать красивую укладку? Когда наносила макияж не в спешке, между завтраком и выходом на работу, а спокойно, с удовольствием, глядя на результат?

Не помню. Просто не помню.

Горький смех вырвался из моего горла — резкий, истеричный. Андрей был прав. Абсолютно, полностью, безжалостно прав. Я перестала за собой следить. Я превратилась в эту... в это существо в зеркале, от которого он стыдится, которое не хочет брать на люди.

Глава 2

Сколько я так просидела? Не знаю. Может, минут десять. Может, полчаса. Когда слезы иссякли, я подняла голову. Лицо горело, глаза опухли, во рту был горький привкус.

Я встала на ватных ногах, подошла к зеркалу снова. Посмотрела на свое заплаканное, жалкое отражение.

— Так больше продолжаться не может, — прошептала я хрипло, и мой голос эхом отразился от стен пустой спальни.

Я не знала, что буду делать. Не знала, как изменить эту жизнь, которая медленно убивает меня. Но я знала одно: если я не сделаю что-то прямо сейчас, то через год, через два окончательно исчезну. Растворюсь. Перестану существовать как личность.

И тогда Андрею вообще не придется стыдиться меня. Потому что меня просто не останется.

Я умыла лицо холодной водой, вытерлась жестким полотенцем. Расправила плечи. Глубоко вдохнула.

В детской еще горел свет. Лиза сидела за письменным столом, склонившись над тетрадкой. Она что-то бормотала себе под нос, учила стихотворение.

Я остановилась в дверях, глядя на дочку, и почувствовала, как сердце сжимается от нежности. Ради нее я выдержу все. Ради нее я найду силы измениться. Она не должна видеть мать-тряпку, мать-прислугу. Она должна видеть сильную женщину.

— Лиз, давай проверим стих, — я присела рядом на край стула, коснулась ее руки.

— Мам, я уже почти выучила. Послушаешь?

Она продекламировала отрывок из Пушкина — «У лукоморья дуб зеленый» — старательно, с выражением, иногда запинаясь. Я поправила пару слов, похвалила, обняла ее хрупкие плечики, вдохнула запах детских волос — сладкий, родной.

— Молодец моя умница. А теперь ужинать. Я гречку с котлетами сделала, твои любимые.

Мы сидели на кухне вдвоем под уютным светом бра. Лиза болтала про школу, про то, что Настя Петрова принесла новую куклу, про то, что завтра контрольная по математике и она боится. Я слушала, кивала, подбадривала, но мысли были далеко. Я смотрела на дочку и думала: вот она, моя жизнь. Мое сокровище. Моя единственная радость в этом сером, беспросветном существовании.

— Мам, а где папа? — вдруг спросила Лиза, отправляя в рот последнюю ложку гречки.

— На работе, солнышко, — выдавила я и удивилась, как легко слетела с языка эта ложь.

Лиза кивнула — для нее это было привычно. Папа вечно на работе. Папа важный. Папа занятой. Она уже привыкла засыпать без него, завтракать без него, жить без него.

Как и я.

В десять вечера я уложила дочь спать. Почитала ей сказку, поцеловала в макушку, поправила одеяло. Она сопела в подушку, проваливаясь в сон, а я стояла у двери и смотрела на нее в полутьме. Такая маленькая, беззащитная. Моя девочка.

Ради нее я должна быть сильной. Ради нее я должна что-то изменить.

Я вернулась в гостиную. Села на диван, укрылась пледом. Включила телевизор — там показывали какое-то ток-шоу, но я не слышала слов. Просто смотрела на мелькающие картинки и думала. Думала о своей жизни, о том, куда она катится, о том, что я больше не узнаю себя.

Часы показывали одиннадцать. Половина двенадцатого. Без пяти двенадцать.

Полночь.

Андрея не было. «Пара часов», — сказал он. Уже прошло пять.

Я взяла телефон, нашла его номер, долго смотрела на экран. Нажала вызов. Длинные гудки. Раз, два, три, четыре... Он не берет. Пятый гудок. Шестой.

Наконец, щелчок.

— Да? — голос был громким, веселым, на фоне слышалась музыка, хохот, звон бокалов, женский смех.

Женский смех.

— Андрей, уже полночь, — я с трудом выдавила из себя слова, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Ты говорил, на пару часов.

— Ой, Оль, извини, засиделись тут, — в его голосе было что-то виноватое, но совсем чуть-чуть. Ничего страшного. Мелочь. — Я уже еду, скоро буду. Ложись спать, не жди.

— Андрей, я... — начала я, но он уже отключился.

Гудки. Короткие, безжалостные.

Я еще какое-то время сидела с телефоном в руках, глядя в темный экран. Потом медленно положила его на журнальный столик. Женский смех. Музыка. Веселье.

А я здесь. В квартире. Жду. Всегда жду.

Я не пошла спать. Я так и сидела на диване, кутаясь в старый плед, и смотрела в темное окно на огни ночного города. Он жил своей жизнью — яркой, шумной, наполненной. Где-то веселились люди, смеялись, танцевали, целовались. Где-то мужья обнимали жен и спешили домой. А где-то жены сидели и ждали, как я.

Сколько таких, как я? Сколько женщин по всей стране сидят сейчас в темноте и ждут? Ждут мужей с корпоративов, с «важных встреч», с «задержек на работе»? Сколько из нас стирают, гладят, готовят, воспитывают детей и медленно умирают внутри, теряя себя по крупице?

Слишком много. Гораздо больше, чем хотелось бы верить.

Ключ в замке повернулся в час ночи. Андрей вошел тихо, стараясь не шуметь. Я слышала, как он неловко возится с ботинками в прихожей — явно выпил немало. Как вешает пиджак на крючок, промахиваясь. Как бормочет что-то себе под нос.

От него пахло. Даже с расстояния я чувствовала — алкоголь, сигареты и духи. Чужие, сладкие, тяжелые женские духи.

Внутри все сжалось в ледяной ком. Я быстро легла на диван, отвернулась к спинке, закрыла глаза, притворяясь спящей. Не хотела сейчас разговаривать с ним. Боялась, что не сдержусь, наговорю лишнего. Или что еще хуже, заплачу.

Он заглянул в гостиную, постоял немного в дверях — я чувствовала его взгляд на своей спине. Потом тяжело вздохнул и поплелся в спальню. Шорох одежды. Скрип кровати. Тишина.

Через несколько минут его дыхание стало ровным, глубоким. Он заснул. Просто так, мгновенно. Без мучительных мыслей, без вопросов к себе.

А я лежала на неудобном диване, с открытыми глазами, и смотрела в темноту. Плед сполз на пол, но я не поднимала его. Было все равно. Холод снаружи не идет ни в какое сравнение с холодом внутри.

Я смотрела в потолок, где тени от уличных фонарей складывались в странные, пугающие фигуры, и думала об одном.

Моя жизнь превратилась в ад. Тихий, незаметный ад, в котором я медленно сгораю дотла, а все вокруг делают вид, что ничего не происходит.

Глава 3

Утро началось, как всегда, с пронзительного звука будильника в шесть часов. Я открыла глаза — они были опухшими, воспаленными от вчерашних слез и бессонной ночи на диване. Тело ломило, шея затекла от неудобной позы. Несколько секунд я просто лежала, глядя в потолок, где рассветный свет рисовал бледные полосы.

Вчерашний вечер. Слова Андрея. Запах чужих духов в час ночи.

Обида накатила снова, острая, режущая. Но я глубоко вдохнула и заставила себя встать. Не сегодня.

Я быстро умылась ледяной водой, пытаясь смыть следы слез, привести лицо в порядок. Густо нанесла тональный крем, маскируя темные круги под глазами. Немного румян на щеки, чтобы не выглядеть как призрак. Накрасила губы нейтральной помадой. Посмотрела на себя в зеркало. Лучше. Не идеально, но терпимо.

Расчесала волосы, собрала их в аккуратный хвост. Надела чистую домашнюю футболку и джинсы. Расправила плечи. Улыбнулась своему отражению — неуверенно, натянуто, но все же улыбнулась и отправилась на кухню.

Там я включила кофеварку, достала из холодильника яйца, сыр, помидоры. Руки двигались на автомате, сколько таких утренних завтраков я приготовила за десять лет? Тысячи. Каждый день одно и то же. Но сегодня, накрывая на стол, я чувствовала странную отстраненность, словно смотрела на себя со стороны.

Вот я жарю яичницу. Вот нарезаю хлеб. Вот наливаю кофе в его любимую кружку, с логотипом его компании. Все правильно. Все как всегда. Идеальная жена.

Андрей вышел на кухню в половине седьмого, уже одетый. Выглядел свежим, бодрым, словно и не приползал домой в час ночи, пропахший чужим парфюмом.

— Доброе утро, — сказала я, и мой голос прозвучал удивительно ровно.

Он бросил на меня быстрый, настороженный взгляд. Наверное, ожидал сцены, упреков, холодной войны. Я видела, как он напрягся, готовясь к конфликту. Но я улыбнулась. Широко, светло, искренне. Как улыбалась когда-то, много лет назад.

— Садись, завтрак готов. Твой любимый — яичница с беконом.

Растерянность мелькнула на его лице, но он быстро взял себя в руки.

— Спасибо, — пробормотал он, усаживаясь за стол.

Я разбудила Лизу, помогла ей одеться, заплела косичку. Дочка еще зевала, сонная, но послушно ела кашу, которую я поставила перед ней.

За столом мы сидели втроем — образцовая семья. Муж читал что-то в телефоне, не поднимая глаз. Дочка болтала о предстоящем дне в школе. Я молча пила кофе, держа на лице легкую улыбку.

— Как корпоратив? — спросила я невинным тоном, подливая Андрею еще кофе.

Он на мгновение замер, но ответил небрежно:

— Нормально. Обычное дело. Скучновато даже. — Ложь лилась из него так легко, так естественно.

— Жаль, что скучно, — я склонила голову набок, продолжая улыбаться. — Зато теперь отдохнешь от таких мероприятий.

Он хмыкнул и снова уткнулся в телефон. Я же встала и начала собирать посуду. Андрей допил кофе, встал из-за стола.

— Ну, я поехал. До вечера.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня на прощание формально, как всегда. Я подставила щеку, все так же улыбаясь.

— Хорошего дня, дорогой.

Дверь за ним закрылась. И только когда звук его шагов растворился в лестничной клетке, моя улыбка сползла с лица, как маска.

Внутри не было ничего. Ни боли, ни злости. Просто ледяная пустота и четкое понимание: я знаю, что делать.

— Лиза, солнышко, собирайся быстрее. Нам нужно выезжать.

Мы собрались за десять минут. Я помогла Лизе натянуть куртку, завязала шарф, проверила портфель. По дороге к машине я крепко держала ее за руку.

— Лиза, — сказала я, усаживая дочку на заднее сиденье и пристегивая ремень безопасности. — Сегодня тебя заберет дедушка.

— Дедушка? — Лиза удивленно подняла глаза. — А почему не ты?

— Потому что завтра у тебя начинаются каникулы, — я улыбнулась, на этот раз по-настоящему, глядя в ее ясные карие глаза. — А ты давно хотела погостить у бабушки и дедушки, помнишь? Ты просила поехать к ним еще месяц назад.

Лицо Лизы засветилось от радости.

— Правда? Я поеду к ним? На всю неделю?

— На всю неделю, — подтвердила я, чувствуя, как внутри теплеет от ее восторга. — Бабушка обещала испечь твои любимые ватрушки.

— Ура! — Лиза захлопала в ладоши.

Я завела машину и выехала на дорогу. Утренние пробки были в самом разгаре, но мне было все равно. Я вела машину спокойно, слушая болтовню Лизы о том, чем она будет заниматься у бабушки с дедушкой.

У школы я припарковалась, помогла дочке выйти, поправила ее шарф, который съехал набок.

— Хорошо учись, солнышко, — я присела на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне, обняла, крепко прижала к себе.

— Люблю тебя, мама, — прошептала Лиза, целуя меня в щеку.

— И я тебя люблю, моя хорошая. Больше всего на свете.

Я стояла у машины и смотрела, как Лиза бежит к школьному крыльцу, ее розовый рюкзак смешно подпрыгивает на спине. Она обернулась у дверей, помахала мне рукой. Я помахала в ответ. Потом она скрылась внутри здания.

Только тогда я достала телефон и набрала мамин номер.

— Мам, привет, это я, — голос прозвучал спокойно, деловито. — Лизины вещи я собрала. Попроси папу заехать ко мне в офис за ними, хорошо? Я выйду, передам.

— Конечно, Оленька, — мамин голос был осторожным, встревоженным. Она всегда чувствовала, когда со мной что-то не так. — Доченька, у тебя все в порядке? Ты какая-то... странная.

— Все хорошо, мам, — соврала я легко. — Просто устала. Неделька отдыха от быта мне не помешает. Ты же понимаешь.

— Понимаю, — мама помолчала. — Оля, если нужно поговорить...

— Спасибо, мам. Я знаю. Потом обязательно поговорим. И спасибо тебе огромное за помощь. Я не знаю, чтобы без вас делала.

— Мы всегда рядом, помни об этом.

Рабочий день тянулся бесконечно. Я сидела за своим столом, смотрела в монитор, водила мышкой по экрану, открывала таблицы Excel, сверяла цифры. Но ничего не видела. Мысли были далеко.

Глава 4

Я приехала домой около десяти вечера. Припарковала машину, взяла сумку со спортивной одеждой и, несмотря на гудящие ноги и усталость, почувствовала странную легкость. Будто с плеч свалился невидимый груз, который я таскала годами.

Квартира встретила меня полутьмой и синеватым светом телевизора из гостиной. Андрей сидел на диване, уставившись в экран, насупившийся, с мрачным выражением лица. Перед ним на журнальном столике стояла грязная тарелка. Конечно же, он не убрал за собой.

— Привет! — я вошла в гостиную, сбрасывая куртку на спинку кресла. В моем голосе звучала неподдельная бодрость. — Ты не представляешь, какой у меня был день!

Андрей бросил на меня тяжелый взгляд из-под насупленных бровей, но ничего не сказал. Я прошла на кухню, включила свет, поставила чайник.

— Знаешь, я сегодня познакомилась с тренером, — я открыла холодильник, достала бутылку воды, сделала большой глоток. — Ее зовут Марина, она потрясающая! Так все доступно объясняет, показывает. У нее индивидуальный подход, понимаешь?

Тишина. Андрей молчал, но я чувствовала, как напряжение в гостиной нарастает.

— Мы делали базовые упражнения. Я, конечно, еле справилась, — я рассмеялась, доставая кружку. — Но представляешь, какое чувство! Я занималась! Я реально занималась спортом! И знаешь, мне понравилось. Очень понравилось.

Я заваривала чай, говорила, говорила, и слова лились легко, свободно. Я не спрашивала, как дела у него. Не интересовалась, как прошел его день. Не выпытывала, устал ли он, не голоден ли. Впервые за десять лет я не крутилась вокруг него, не подстраивалась под его настроение.

И это было упоительно.

— Ольга! — наконец его резкий, раздраженный голос прервал мою болтовню.

Я обернулась, прислонившись к кухонной столешнице, с кружкой чая в руках.

— Да?

Он встал с дивана, прошел на кухню. Остановился в дверях, скрестив руки на груди. Поза была обвиняющей, властной.

— Я рад, что ты решила привести себя в форму, — начал он, и в его словах сквозило покровительственное одобрение, как будто он давал мне разрешение. — Но в доме тоже должен быть порядок. И ужин. Нормальный ужин, а не эти гребаные пельмени.

Я сделала глоток чая, не спуская с него глаз. Внутри что-то холодно сжалось, но я продолжала улыбаться.

— Андрей, я просто физически не успею, — сказала я мягко, рассудительно. — Работа, спортзал, дом. А по ночам я тоже хочу спать, знаешь ли. И вообще, если ты пришел домой первым, мог бы и приготовить ужин. Нормальный ужин.

— Я приготовил! — огрызнулся он. — Сварил эти чертовы пельмени! Но их осталось меньше, чем на порцию! Этого мало! Я не успел сегодня пообедать!

Я поставила кружку на столешницу, склонила голову набок.

— Мог бы сходить в магазин и купить еще, — предложила я с невинным видом. — Магазин же рядом, пять минут пешком.

Андрей открыл рот, закрыл, потом развернулся и вышел из кухни, бормоча что-то себе под нос. Я слышала обрывки фраз: «охренела совсем», «что на нее нашло».

Я осталась на кухне и оглядела поле боя. Грязная кастрюля с остатками воды и прилипшими пельменями, жирные пятна на плите, крошки на столе. Конечно, он не помыл. Даже не попытался.

Тяжелый вздох вырвался из груди. Усталость навалилась разом — ноги ныли, спина болела, руки дрожали. Хотелось просто лечь и не двигаться. Но я знала: если оставлю это на завтра, утром будет еще хуже.

Я быстро, на автомате, домыла посуду. Протерла плиту. Подмела пол — крошки и какие-то загадочные пятна, которых утром не было. Вытерла столешницу. Закрыла пакет с хлебом, который Андрей оставил открытым.

Когда на кухне снова стало чисто, я выключила свет и прошла в ванную. Горячий душ смыл усталость, пот, напряжение. Я намылила тело гелем, потом взяла с полки баночку скраба — дешевого, из масс-маркета, с запахом шоколада.

Открыла крышку. Срок годности истек три месяца назад. Я усмехнулась. Ну конечно.

Но сегодня это не имело значения. Я нанесла скраб на кожу, растирая круговыми движениями. Жесткие частички массировали, кожа краснела, покалывала. Я скрабировала бедра, живот, руки — методично, сосредоточенно, словно стирая с себя старую жизнь.

Смыла. Кожа стала гладкой, нежной, пахнущей шоколадом.

Завтра зарплата, подумала я, вытираясь полотенцем. Надо купить новый скраб. И крем для тела. И для лица. Давно пора обновить всю косметику. А еще записаться в парикмахерскую — нормальную, не в дешевую забегаловку у дома, где стригут за триста рублей.

План складывался в голове, четкий и ясный. Я записывала мысленно: абонемент в спортзал на месяц — пять тысяч. Парикмахерская — около трех тысяч, если выбрать хорошего мастера. Косметика — тысячи три. Итого одиннадцать тысяч.

Раньше я бы ужаснулась такой трате. Раньше эти деньги ушли бы на продукты, на одежду для Лизы, на коммуналку.

Но сейчас мне было все равно. Хватит. Десять лет я вкладывала в семью каждую копейку. Десять лет я отказывала себе во всем. Пора уже вложить в себя.

Я завернулась в халат и прошла в гостиную. Пахла шоколадом и свободой. Сделала увлажняющую маску для лица — тоже, наверное, просроченную, но плевать. Села в кресло у окна, включила торшер, взяла книгу.

Детектив. Я читала его месяца три, по паре страниц перед сном, когда хватало сил. Сегодня открыла на закладке и погрузилась в текст.

Минут через двадцать в гостиную заглянул Андрей. Встал в дверях, оперся плечом о косяк.

— Ужинать будем? — спросил он, и в голосе слышалось ожидание. Он ждал, что я встану, пойду на кухню, что-нибудь приготовлю.

Я подняла глаза от книги.

— Я не хочу, — сказала я спокойно. — Если ты хочешь, можешь пожарить себе яичницу. Яйца в холодильнике.

Он нахмурился.

— Серьезно?

— Абсолютно. — Я вернулась к книге. — А, и еще. Завтра нужно заехать в магазин за продуктами. Я напишу тебе смс со списком.

Пауза. Тяжелая, напряженная. Я чувствовала его взгляд, сверлящий меня.

Глава 5

Рабочий день пролетел незаметно. Обычно время тянулось мучительно, но сегодня было по-другому. Я работала сосредоточенно, быстро, и даже поймала себя на том, что напеваю себе под нос какую-то мелодию.

В час дня я закрыла программу и решительно встала из-за стола.

— Девочки, кто со мной в кафе? — спросила я, натягивая кардиган.

Света и Марина переглянулись с удивлением. Обычно я обедала на рабочем месте — разогревала контейнер с вчерашним ужином в микроволновке.

— Ты что, в кафе? — Света подняла брови. — С нами?

— Угу, — я улыбнулась. — Или вы уже собрались без меня?

— Да нет, мы как раз идем! — обрадовалась Марина. — Пошли!

Мы спустились вниз и прошли квартал до ближайшего кафе — уютного местечка с большими окнами, деревянными столиками и запахом свежей выпечки. Здесь обедали почти все из нашего офиса. Раньше я заходила сюда редко, раз в месяц от силы.

Мы сели за столик у окна. Я взяла меню и неторопливо изучала — салаты, горячее, супы, десерты. Раньше я всегда смотрела на цены в первую очередь, выбирая что подешевле. Сегодня смотрела на названия блюд.

— Я возьму греческий салат и куриную отбивную с овощами гриль, — сказала я официантке, закрывая меню.

Принесли заказ. Салат был свежим — хрустящие огурцы, сочные помидоры, брынза, оливки. Отбивная золотистая, нежная, с румяной корочкой. Овощи яркие — болгарский перец, цукини, баклажаны.

Я ела неспешно, наслаждаясь каждым кусочком. Смотрела в окно на прохожих — люди спешили по своим делам, кутаясь в куртки и пальто, прячась под зонтами от мелкого дождя.

— Оль, ты чего такая задумчивая? — Света толкнула меня локтем. — Все нормально?

— Все отлично, — я повернулась к ней и улыбнулась. — Просто думаю о хорошем.

— О-о-о, интригующе! — Марина наклонилась ближе, глаза блестели от любопытства. — Колись, что случилось? Ты какая-то другая сегодня.

— Другая?

— Ну да. Светишься изнутри. Как будто влюбилась, — хихикнула она.

Влюбилась. В себя, наверное. В новую себя, которую я только начинаю открывать.

— Может, и так, — загадочно ответила я, допивая чай.

После обеда мы вернулись в офис. Я уселась за компьютер, проверила почту и тут телефон булькнул — уведомление из банковского приложения. Зарплата.

Обычно эти деньги испарялись за первую же неделю — продукты, коммуналка, одежда для Лизы, бензин. Но сегодня будет по-другому.

Я не стала медлить. Достала телефон, нашла номер салона красоты, который рекомендовала мне Света. Она всегда выглядела ухоженно — волосы блестящие, укладка идеальная, ногти с маникюром. Я тогда записала номер, но так и не решилась позвонить. До сегодняшнего дня.

— Салон красоты «Магнолия», добрый день, — приятный женский голос ответил после второго гудка.

— Здравствуйте, — я сглотнула, почувствовав неожиданное волнение. — Я хотела бы записаться на стрижку. И окрашивание, может быть.

— Замечательно! На какое время вам удобно?

— Сегодня возможно? Вечером?

Пауза. Щелчок клавиш.

— Сейчас посмотрю... О, вам повезло! Как раз освободилось место в шесть вечера. Мастер Елена. Подойдет?

Повезло. Мне повезло. Первый раз за долгое время.

— Отлично, запишите, пожалуйста.

Я положила телефон на стол и выдохнула. Руки дрожали. Внутри росло странное ощущение — смесь предвкушения, радости и легкого страха. Перемены. Настоящие, видимые перемены.

Остаток дня прошел быстро. Я разобрала накопившиеся бумаги, составила отчет для директора, ответила на письма. В четыре часа подошла к начальнику.

— Михаил Петрович, можно мне сегодня уйти на час пораньше? — спросила я, стараясь звучать уверенно. — У меня личные дела.

Он поднял глаза от монитора, прищурился.

— Личные дела? У вас? — в его голосе прозвучало удивление. Я никогда не просила отгулов, никогда не уходила раньше. — Ну ладно. Работу сдали?

— Отчет на вашей почте, все остальное в порядке.

— Тогда идите.

— Спасибо!

В пять я уже была в машине. Завела мотор, включила музыку и поехала.

Салон красоты «Магнолия» находился в центре города, в старом кирпичном здании с витражными окнами. Я припарковалась неподалеку и, взяв сумочку, пошла к входу. Дверь открылась с тихим звоном колокольчика, и меня окутал теплый воздух с запахом дорогой косметики, кофе и чего-то сладкого.

Внутри было уютно и элегантно. Мягкие кресла, большие зеркала в золоченых рамах, приглушенный свет, тихая музыка.

— Добрый вечер, вы Ольга? — улыбнулась девушка у стойки администратора.

— Да, это я.

— Отлично, проходите, раздевайтесь. Елена уже готова вас принять.

Я сняла куртку, повесила на вешалку и прошла в зал. Там работали три мастера, каждый у своего кресла. Пахло краской для волос, лаком, шампунем. Тихо жужжал фен.

— Ольга? — ко мне подошла женщина лет тридцати пяти, стройная, с короткой стрижкой пикси и яркими серьгами. — Я Елена, ваш мастер. Приятно познакомиться.

— Взаимно, — я пожала ее протянутую руку.

— Присаживайтесь, — она кивнула на кресло перед большим зеркалом. — Давайте посмотрим, что у нас тут.

Я села. Елена встала позади, провела руками по моим волосам, приподнимая пряди, оценивающе глядя на мое отражение.

— Расскажите, чего вы хотите? Какой образ?

Я замялась. Не знала. Просто хотела измениться, но как именно?

— Я... не уверена, — созналась я. — Хочу что-то новое. Свежее. Чтобы выглядеть... лучше.

Елена улыбнулась, и в ее глазах мелькнуло понимание.

— Доверьтесь мне? — спросила она мягко.

Я посмотрела на нее через зеркало, на ее уверенное, профессиональное лицо. И кивнула.

— Да. Доверяюсь.

— Отлично, — она потерла ладони. — Вот что я вижу. У вас хорошая структура волос, но им нужен объем. Сейчас они тяжелые, прямые, висят. Я предлагаю сделать стрижку каскадом, чуть укоротим длину, примерно до плеч, добавим слои. Это придаст воздушность, лицо визуально станет моложе. И осветлим. Не кардинально — сделаем мелирование, добавим бликов, закрасим седину. Получится естественно, но ярко. Что скажете?

Глава 6

Я прикрыла за собой дверь спальни и на мгновение прислонилась к ней спиной, выдыхая. Сердце колотилось от волнения, от странного ощущения победы. Его реакция. Этот ошарашенный, потрясенный взгляд. Он смотрел на меня так, словно видел впервые. И это было... приятно. Неожиданно приятно.

За дверью было тихо, но я чувствовала его присутствие. Слышала, как он переминается с ноги на ногу. Представляла, как он стоит посреди коридора с пакетами в руках — растерянный, не знающий, что делать дальше. Словно его ударили чем-то тяжелым по голове.

В спальне я быстро переоделась в домашнее — мягкие серые штаны и просторную футболку цвета мяты. Подошла к зеркалу, в очередной раз провела рукой по новой стрижке. Легкие, воздушные пряди послушно ложились, блестели в свете лампы. Я выглядела свежей, отдохнувшей, помолодевшей.

Я улыбнулась своему отражению и вышла из спальни.

Андрей все еще стоял в коридоре с пакетами в руках, но когда увидел меня, словно очнулся.

— Пошли на кухню, — сказала я, проходя мимо него.

Он молча последовал за мной. На кухне остановился посреди комнаты с пакетами в руках, глядя в одну точку перед собой, явно погруженный в какие-то мысли.

— Поставь на стол, пожалуйста, — попросила я мягко, начиная доставать продукты из своих сумок.

Он вздрогнул, словно его окликнули, и молча поставил пакеты на столешницу. Я достала стейки — красивые, с мраморными прожилками, овощи, разделочную доску, специи. Включила плиту — конфорка щелкнула, вспыхнула синим пламенем.

— Будешь ужинать? — спросила я.

— Да.

— Тогда помоги, — я с улыбкой обернулась. — Помой овощи и нарежь для салата, ладно?

Пауза. Долгая, неловкая. Андрей смотрел на меня с нескрываемым недоумением, словно я только что попросила его построить космический корабль.

— Эм... — он замялся, явно не зная, как реагировать.

— Я займусь мясом, ты — салатом, — объяснила я, доставая сковороду-гриль. — Разделение труда. Справишься?

Последний вопрос прозвучал с легким вызовом, и я видела, как что-то мелькнуло в его глазах. Он хмыкнул, но кивнул и направился к раковине. Включил воду, достал из пакета помидоры черри. Я слышала, как льется вода, как он перекладывает овощи с руки на руку, споласкивая их.

Я же занялась стейками — выложила их на разделочную доску, посыпала крупной морской солью, свежемолотым черным перцем, добавила щепотку сухого розмарина. Смазала оливковым маслом, массируя мясо, чтобы специи впитались. Разогрела сковороду-гриль, она накалилась докрасна, от нее шел жар.

Выложила стейки. Мясо зашипело, запах поднялся мгновенно — дразнящий, аппетитный, мясной с нотками трав. Я прикрыла глаза, вдыхая аромат.

Спустя пару минут перевернула мясо щипцами, следя, чтобы корочка была ровной, румяной. Андрей тем временем резал огурцы для салата крупновато, неровно, складывая кусочки в глубокую миску.

Между делом я полезла в сумку, достала стопку квитанций: за свет, воду, газ, домофон и положила на стол перед Андреем, прямо рядом с разделочной доской.

— Кстати, — сказала я, переворачивая стейки в последний раз, — коммунальные платежи. Оплати до двадцать пятого числа, пожалуйста.

Он замер с ножом в руке, поднял глаза от разделочной доски.

— Что?

— Коммуналку, — повторила я спокойно, снимая мясо с огня и выкладывая на тарелку. — Оплати. Квитанции вот, суммы указаны.

Андрей нахмурился, вытер руки о полотенце, взял квитанции, пробежал глазами по цифрам и откладывая их в сторону, буркнул:

— Хорошо.

Я налила в сковороду немного масла, бросила туда болгарский перец, нарезанный полосками, цукини — овощи зашипели, запахло летом и дымком. Помешивала лопаткой, следя, чтобы не пригорели.

— Кстати, — я обернулась к нему, опираясь бедром о столешницу, — продукты, которые я тебе в смс написала, ты купил?

Андрей на секунду замялся, потом кивнул.

— Что? А, да, купил, — он вернулся к салату, принялся резать зелень. — Правда, булгур не нашел. Черт его знает, что это вообще такое.

Я улыбнулась — искренне, с легкой насмешкой.

— Ничего страшного. Переведи мне на карту денег, я завтра сама куплю. Сколько потратил?

— Две с половиной тысячи, — ответил он, не поднимая глаз.

— Хорошо, переведи три, с запасом. Надо еще кое-что докупить.

Он снова хмыкнул, уже привычно, примирительно, достал телефон из кармана и начал что-то постукивать по экрану. Через минуту мой телефон, лежащий на столе, булькнул — уведомление о переводе. Три тысячи рублей.

— Готово, — буркнул он.

— Спасибо, — я сняла овощи с огня, переложила их на тарелку рядом со стейками.

Мы вместе накрывали на стол — молча, сосредоточенно. Стейки ароматные, с аппетитной корочкой и розовой серединкой. Овощи гриль, блестящие от масла. Салат — кривоватый, неравномерно нарезанный, но вполне съедобный. Свежий хлеб. Графин с водой и ломтиками лимона.

Мы сели друг напротив друга за кухонным столом. Я положила себе еду на тарелку, разрезала стейк — мясо оказалось идеальным, сочным, тающим. Отправила кусочек в рот и закрыла глаза от удовольствия.

Андрей молчал. Ел медленно, задумчиво, и то и дело поглядывал на меня украдкой — быстрые взгляды из-под опущенных ресниц. Я чувствовала его растерянность, недоумение, любопытство. Но делала вид, что не замечаю.

— Знаешь, — заговорила я между кусочками, небрежно, словно делясь пустяковой новостью, — мои коллеги на днях ходили в кино. Смотрели новый триллер, который все обсуждают. Как его... «Последняя ночь», кажется. Марина прямо восторгалась, сказала, что сюжет закрученный, актеры шикарные, и там такой финал, что она всю ночь не могла уснуть.

— Ага, — пробормотал Андрей, явно не слушая, уставившись в свою тарелку.

— Было бы неплохо и нам сходить, — продолжила я легким, непринужденным тоном, отправляя в рот кусочек овощей. — На этих выходных, например. В субботу или в воскресенье. Давно мы с тобой в кино не ходили, даже не помню когда. А Лиза у родителей, время свободное. Можно устроить себе культурный вечер, как раньше. Помнишь, мы так любили?

Глава 7

Неделя пролетела незаметно. Каникулы Лизы тоже — словно их и не было. Но для меня эта неделя стала переломной.

Я продолжала ходить в зал. Каждый вечер после работы я ехала не домой, а в «Пульс». Марина встречала меня с улыбкой, мы занимались час-полтора, и с каждым днем мне становилось легче. Приседания, которые в первый раз давались с таким трудом, теперь я делала подходами по двадцать. Планку держала уже минуту. Тело начало меняться, не кардинально, конечно, неделя — это не срок, но я чувствовала, как мышцы наливаются силой, как появляется тонус.

И мне нравилось. Нет, не так. Я втянулась. Я ждала этих вечерних тренировок, как праздника. Час, когда я думала только о себе, о своем теле, о своих ощущениях. Час, когда никто ничего от меня не требовал. Час свободы.

Еще я купила новый костюм для работы. Строгий, серый, с приталенным жакетом и прямыми брюками. Я смотрела на себя в зеркало примерочной и впервые за много лет увидела не замученную женщину в мешковатой одежде, а деловую, уверенную в себе даму. Подтянутую. Стильную. Я купила костюм не раздумывая, даже не взглянув на ценник. Просто купила для себя.

Новая прическа, салонный маникюр, новый костюм — все это, конечно, не осталось незамеченным в офисе. В первый же понедельник после выходных коллеги встретили меня восторженными охами и ахами. Света и Марина засыпали вопросами, требовали признаться, кто он, откуда, как познакомились. Весь день я ловила на себе любопытные взгляды — не только от коллег, но и от мужчин из соседних отделов. Кто-то улыбался, встречаясь со мной взглядом. Кто-то здоровался в коридоре, хотя раньше проходил мимо, не замечая. К обеду слухи разнеслись по всему офису. «Ольга влюбилась». «У нее роман». «Она светится изнутри, это точно новые отношения».

Я не опровергала и не подтверждала. Не видела смысла. Что бы я ни сказала, люди уже сделали свои умозаключения и поверят только в то, что хотят. Пусть думают что угодно. Пусть считают, что у меня роман. В каком-то смысле так и есть — роман с собой. Долгий, страстный роман с женщиной, которую я почти потеряла.

Андрей всю неделю ходил напряженный, хмурый, как грозовая туча. Пытался вернуть старый, привычный ему мир — спрашивал, что на ужин, когда я приду, почему так поздно. Голос звучал с нотками требования, недовольства. Я отвечала спокойно, без эмоций, не вступая в конфликт. Готовила простые блюда, все то, что он мог разогреть сам, просто поставив в микроволновку. Уходила в зал сразу после работы, возвращалась в десять вечера, уставшая, но довольная. Он ворчал, бурчал что-то себе под нос, но молчал, не решаясь на открытый конфликт. Но чувствовалось, что внутри него зреет что-то, копится недовольство, давление растет, как в закрытом котле.

А я продолжала жить. Впервые за десять лет — просто жить, а не существовать.

К выходным напряжение в доме стало почти осязаемым. Воскресенье выдалось пасмурным, серым. Низкие облака закрывали небо, моросил мелкий дождь. Но мне было все равно, на душе у меня было светло.

Около десяти я забрала Лизу от родителей. Она выбежала на крыльцо с визгом, не дожидаясь, пока я выйду из машины, бросилась мне на шею, чуть не сбив с ног.

— Мамочка! Я так по тебе скучала!

Я прижала ее к себе, крепко обняла, вдохнула запах ее волос — детским шампунем, бабушкиными пирогами и чем-то еще родным, безопасным. Моя девочка. Мое сокровище.

— И я по тебе, солнышко. Соскучилась очень.

Мама вышла следом, закутанная в теплый платок, и остановилась на крыльце. Смотрела на меня долго, изучающе, молча. Я видела, как ее взгляд скользнул по моим волосам, по новому джемперу бежевого цвета, по фигуре. Остановился на лице. Задержался на глазах.

— Ты изменилась. Похорошела. Посвежела. Помолодела. — Мама притянула меня к себе, крепко обняла, прижала мою голову к своему плечу, как в детстве.

Слезы подступили к горлу, жгучие, неожиданные. Я зажмурилась, кивнула, не доверяя голосу.

— Что бы ни происходило, — прошептала мама мне на ухо, — знай — я тебя люблю. Всегда любила. И горжусь тобой. Очень горжусь.

Я сглотнула комок в горле, отстранилась, быстро вытерла глаза.

— Спасибо, мам. За все. За Лизу, за поддержку, за то, что не спрашиваешь лишнего.

— Я всегда рядом, — мама погладила меня по щеке. — Если что — приезжай. В любое время.

Я кивнула, сжала ее руку и быстро пошла к машине, пока слезы не хлынули потоком. Дышала глубоко, ровно, успокаивая дрожь в груди. Лиза уже устроилась на заднем сиденье, обнимая свой рюкзак с любимым зайцем, и смотрела в окно, болтая ногами. Я села за руль, завела мотор. Посмотрела в зеркало заднего вида на дочку и улыбнулась.

— Поехали домой, солнышко?

— Поехали! — радостно откликнулась Лиза.

Всю дорогу она щебетала о том, как провела неделю. Про парк, где они кормили наглых уток, которые выхватывали хлеб прямо из рук. Про пирог с яблоками, который они пекли вместе, и как она сама раскатывала тесто. Про мультики и сказки на ночь, которые читал дедушка смешными голосами. Она была такой счастливой, довольной, отдохнувшей, что мое сердце переполнялось нежностью и теплом.

Дома мы сразу отправились на кухню. Я включила музыку на телефоне, какой-то осенний джазовый плейлист, мягкий, уютный. Лиза повязала свой детский фартук с котиками, засучила рукава и принялась мне помогать. Резала овощи для рагу, высунув от усердия кончик языка.

— Мам, а бабушка говорит, что ты лучше всех блинчики делаешь, — сказала она, старательно нарезая огурцы. — Научишь меня?

— Конечно, научу, — я погладила ее по голове, поправила съехавшую заколку. — Только чуть позже, хорошо? Сначала рагу доделаем.

— Хорошо! А еще бабушка сказала, что когда я вырасту, буду такой же красивой, как ты, — Лиза посмотрела на меня снизу вверх, и в ее глазах светилось обожание.

Комок подкатил к горлу. Я присела рядом с ней, обняла за плечи.

— Ты уже сейчас самая красивая девочка на свете, — прошептала я, целуя ее в макушку.

Глава 8

Спустя некоторое время Лиза ушла к себе в комнату собирать портфель на завтра. Я слышала, как она возится там, что-то роняет с грохотом, тихо напевает себе под нос какую-то песенку из мультика.

Я помыла посуду, вытерла стол до блеска, протерла плиту. Вода журчала успокаивающе, руки двигались на автомате, а мысли были далеко. Напряжение не отпускало — оно сидело тяжелым комом где-то в груди, в районе солнечного сплетения. Я знала, что впереди разговор. Тот самый.

Проверила Лизин портфель — тетради, учебники, пенал, сменка в отдельном мешочке. Все на месте. Помогла ей переодеться в пижаму с мишками, уложила спать в детской. Почитала сказку про Золушку — Лизину любимую, которую мы перечитывали уже раз пятьдесят. Дочка слушала, уютно устроившись под одеялом, обнимая своего потрепанного плюшевого зайца. Глаза слипались, ресницы опускались все ниже, дыхание становилось ровным, размеренным.

— Спокойной ночи, моя хорошая, — прошептала я, поцеловала ее в теплую макушку, пахнущую детским шампунем.

— Спокойной ночи, мамочка, — пробормотала Лиза сонно, уже проваливаясь в сон.

Я прикрыла дверь, оставив щелку для света из коридора, и замерла в тишине. Собралась с духом, глубоко вдыхая и выдыхая. Сердце забилось чаще, громче, отдаваясь в висках. Руки чуть подрагивали. Я сжала их в кулаки, разжала. Расправила плечи. Подняла подбородок. И направилась в спальню.

Андрей сидел на кровати, опершись спиной об изголовье, со скрещенными на груди руками. Поза была закрытой, напряженной, оборонительной. Губы поджаты в тонкую линию. Брови сдвинуты. Когда я вошла, он медленно поднял глаза. Посмотрел тяжело, исподлобья.

— Нам нужно поговорить.

— О чем? — я подошла к шкафу, открыла дверцу, достала пижаму. Старалась держаться спокойно, хотя внутри все сжалось в тугой узел.

— О том, что происходит. — Он резко встал с кровати, прошелся по комнате, как зверь в клетке. Три шага туда, три обратно. Остановился у окна, посмотрел в темноту за стеклом, где отражался только свет комнаты, потом резко обернулся ко мне. — Оля, я понимаю, что тебя задело то, что я не взял тебя на корпоратив. Я понимаю, что ты таким образом показываешь свою обиду. Я даже понимаю, почему. Но всему есть предел.

Я замерла, держа пижаму в руках. Медленно повернулась к нему. Посмотрела прямо в глаза.

— Предел? — переспросила я. — Какой предел?

— Да, предел! — Он развел руками, голос стал громче, резче, наполнился раздражением. — Ты заигралась, Оля! Эти твои спортзалы, салоны, новые наряды, макияж, прически... Неделя прошла. Дочь вернулась, каникулы закончились. Пора и в семью возвращаться, а не бегать непонятно где до десяти вечера! Ты мать, в конце концов! У тебя обязанности перед семьей!

Я медленно, очень медленно положила пижаму на кровать. Повернулась к нему всем телом. Выпрямилась. Внутри что-то холодное и твердое встало на место, как стальной стержень вдоль позвоночника.

— Заигралась, — повторила я негромко, удивленно вскинув бровь. — Интересное слово. Значит, ты считаешь это игрой?

— Оля...

— Нет, правда интересное. — Я сделала шаг к нему, потом еще один. Смотрела прямо в глаза, не отводя взгляда. — Ты думаешь, это игра? То, что я начала ходить в спортзал, ухаживать за собой, уделять себе время? Это, по-твоему, игра?

— Я думаю, что ты делаешь это назло мне, — выпалил он, и в голосе прорвалась злость, накопленная за неделю. — Чтобы меня наказать! За корпоратив, за какие-то свои обиды!

Я рассмеялась. Коротко, резко, без капли веселья. Смех прозвучал жестко, почти зло.

— Назло тебе, — повторила я, медленно качая головой. — Боже мой, Андрей. Послушай меня очень внимательно, потому что повторять не буду. Это не игра. И это не назло тебе. Это для меня. Для себя. Понимаешь разницу?

— Для тебя? — он фыркнул, скрестил руки на груди еще плотнее. — А семья куда делась? Муж, дочь — мы тебе больше не нужны?

— А семья что? — Я тоже скрестила руки на груди, отзеркаливая его позу. — Семья никуда не делась. Дочь накормлена, одета, здорова, счастлива. Уроки сделаны. Дом убран. Холодильник полон. Твои рубашки выглажены и висят в шкафу. Что именно тебя не устраивает? Давай по пунктам.

— То, что тебя нет дома! — Он повысил голос, шагнул ко мне, нависая. — То, что ты пропадаешь где-то до десяти ночи! То, что я прихожу с работы уставший, а ужина нет! Мне приходится самому разогревать еду, как холостяку!

— Ужин есть, — я наклонила голову набок, смотрела на него спокойно, почти с любопытством. — Его нужно просто разогреть. Это сложно? Кнопка на микроволновке. Три минуты. Ты управляешь компанией, принимаешь решения на миллионы, но не можешь нажать на кнопку микроволновки?

Лицо его покраснело. Шея тоже. Он сжал кулаки, челюсть напряглась так, что желваки заходили под кожей.

— Оля, я устаю на работе! — почти закричал он, и голос сорвался. — Я весь день...

— А я не устаю?! — перебила я, и мой голос прозвучал гораздо тверже и громче, чем я ожидала. Слова вырвались наружу, словно прорвало плотину. — Я не работаю?! Я не вкладываю каждую копейку своей зарплаты в эту семью?! Андрей, с тех пор как ты погрузился с головой в НАШ бизнес — да, именно наш, потому что это я его финансирую уже шесть лет! — я совершенно забыла про себя! Я превратилась в прислугу! В тень! В функцию! В стиральную машину, кухонного робота и таксиста для ребенка!

— Оля...

— Нет, дай мне договорить! — Я подняла руку, останавливая его. Голос дрожал от эмоций, но я продолжала, не останавливаясь. — Десять лет, Андрей! Десять лет я жила для вас! Для тебя, для Лизы, для этого дома! Десять лет я откладывала себя на потом! На потом, на потом, на потом! А знаешь, к чему это привело? К тому, что ты стыдишься меня! К тому, что ты не берешь меня на свой корпоратив! К тому, что я сама себя не узнаю в зеркале! К тому, что я чуть не исчезла совсем!

— Я не стыжусь... — начал он тише, отступая на шаг, но я не дала ему закончить.

Глава 9

Будильник зазвонил в половину шестого утра. Резкий, назойливый звук разорвал тишину спальни. Я мгновенно открыла глаза, хотя толком и не спала — всю ночь проворочалась, проваливаясь в какую-то тревожную дремоту и снова всплывая на поверхность.

Я протянула руку, нащупала телефон на тумбочке, отключила будильник. Тишина вернулась, тяжелая, густая. Я лежала неподвижно, глядя в темный потолок, прислушиваясь к дыханию Андрея рядом.

Он не спал. Я знала. Чувствовала. Дыхание было неровным, напряженным, не таким, как во сне. Он лежал, отвернувшись ко мне спиной, и молчал. Притворялся спящим.

Я медленно села на кровати, спустила ноги на пол. Встала, потянулась, разминая затекшие мышцы. Взяла с кресла приготовленную с вечера спортивную форму — новые черные легинсы, фиолетовую футболку, носки. Тихо вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.

В ванной быстро привела себя в порядок, так же быстро переоделась в спортивную форму. Собрала волосы в высокий хвост. Нанесла легкий тональный крем, чтобы не выглядеть совсем измотанной. Провела по губам бальзамом. Все. Готова.

На кухне я сделала себе кофе — крепкий, черный, без сахара. Выпила, стоя у окна, глядя на темный двор, где еще горели редкие фонари. Город просыпался медленно, нехотя. Где-то вдали слышался шум машин — ранние пробки уже начинались.

Я ополоснула чашку, поставила в сушилку. Достала из холодильника контейнер с блинчиками, который приготовила вчера, поставила на видное место на столе. Рядом положила записку на листочке из блокнота: «Блинчики разогреть 3 мин. Выехать в 7:45. Хорошего дня!»

Взяла сумку со сменной одеждой для работы, спортивную бутылку с водой, ключи от машины. Надела кроссовки, куртку. Еще раз оглядела квартиру. Тихо. Все спят. Я вышла, аккуратно закрыв дверь, стараясь не шуметь.

В подъезде было холодно и пахло сыростью. Лифт спускался медленно, поскрипывая. Я стояла, прислонившись к стенке, и думала о том, как сегодня утром проснется Андрей. Что он почувствует, обнаружив, что я действительно уехала. Что он не может просто проигнорировать вчерашний разговор и вернуть все на круги своя.

Что теперь ему придется встать, разбудить дочь, разогреть завтрак, отвести ее в школу. Самому. Без меня.

На улице было свежо, почти холодно. Октябрьское утро, темное, с низким серым небом. Я села в машину, завела мотор. Печка заработала, обдавая холодным воздухом, который постепенно начал нагреваться. Я включила музыку, тотчас заиграло что-то бодрое, ритмичное и выехала со двора.

Дорога была почти пустой. Редкие машины, сонные пешеходы на остановках. Город в этот час выглядел другим: спокойным, тихим, каким-то интимным. Я ехала, напевая под музыку, и чувствовала, как напряжение постепенно отпускает. Плечи расслабились. Дыхание стало ровнее.

Я сделала это. Я действительно уехала в зал. Я не отступила. Не передумала. Не поддалась на молчаливое давление Андрея.

Фитнес-клуб встретил меня ярким светом и бодрой музыкой. В зале было человек пять — ранние пташки, как и я. Кто-то бегал на дорожке, кто-то качал железо, кто-то растягивался на коврике. Все сосредоточенные, погруженные в себя.

— Оля! — Марина вышла из подсобки с полотенцем на плече, увидела меня и широко улыбнулась. — Рано ты сегодня! Я думала, ты вечером придешь, как обычно.

— Обстоятельства изменились, — я улыбнулась в ответ, скидывая куртку. — Теперь буду по утрам ходить.

— Отлично! Утренние тренировки самые эффективные, — Марина подошла ближе, внимательно посмотрела на меня. — Ты какая-то... другая сегодня. Что случилось?

Я замялась, не зная, что ответить. Рассказывать подробности не хотелось, но и врать тоже.

— Просто... бессонная ночь, — наконец сказала я. — Много думала.

— О хорошем? — в голосе Марины прозвучала осторожность.

— О важном, — я посмотрела ей в глаза. — О том, что мне нужно. О том, что я хочу. О том, кем я хочу быть.

Марина кивнула, ничего не спрашивая больше. Просто положила руку мне на плечо, сжала.

— Тогда пошли работать. Выплесни все в тренировку. Поможет, обещаю.

И она была права. Следующий час я потела, задыхалась, чувствовала, как горят мышцы, как колотится сердце. Приседания с весом, выпады, планка, отжимания, скручивания на пресс. Марина гоняла меня без пощады, и я была ей за это благодарна. Не было времени думать. Только тело, только усилие, только преодоление.

Когда мы закончили, я рухнула на коврик, лежала, глядя в потолок, тяжело дыша. Футболка прилипла к спине от пота. Ноги дрожали. Но внутри было хорошо. Легко. Чисто.

— Отлично поработала, — Марина присела рядом, протянула мне бутылку с водой. — Видишь? А ты говорила, что не сможешь.

— Когда я говорила, что не смогу? — я приподнялась на локтях, сделала большой глоток воды.

— В первый день, — усмехнулась Марина. — Ты тогда после пяти приседаний думала, что умрешь. А сегодня сделала три подхода по десять. С весом. Прогресс налицо.

Я посмотрела на нее и улыбнулась. Правда. Я менялась. Медленно, но менялась.

— Спасибо, Марина. За все. Ты не представляешь, как мне это нужно.

— Представляю, — она поднялась, протянула мне руку, помогая встать. — Я вижу таких женщин каждый день. Которые забыли о себе. Которые живут для других. И потом, когда они приходят сюда, они начинают возвращаться. К себе. Это всегда... — она замялась, подбирая слова, — это всегда красиво. Больно иногда, но красиво.

Я кивнула, не доверяя голосу. Комок подкатил к горлу. Я быстро отвернулась, скручивая коврик.

В душевой я стояла под горячими струями воды и позволила себе расслабиться. Вода смывала пот, усталость, остатки тревоги. Я закрыла глаза и просто дышала, глубоко, ровно.

Потом переоделась в рабочую одежду — белую блузку, серые брюки, туфли на низком каблуке. Высушила волосы феном, собрала в аккуратный хвост. Нанесла макияж — легкий, естественный. Посмотрела на себя в зеркало. Деловая, собранная, уверенная женщина смотрела на меня в отражении.

Глава 10

Сегодня день без тренировки. Я проснулась в шесть, как обычно, внутренний будильник срабатывал четко. Полежала несколько минут, глядя в потолок, прислушиваясь к тишине квартиры. Рядом Андрей спал, отвернувшись ко мне спиной.

Я тихо встала, накинула халат и вышла из спальни. Сначала зашла в ванную — умылась холодной водой, прогоняя остатки сна, причесалась, собрала волосы в хвост. Посмотрела на себя в зеркало. Лицо свежее, отдохнувшее. Две недели регулярных тренировок и ухода за собой делали свое дело.

Вышла из ванной и направилась на кухню, чтобы поставить чайник и начать готовить завтрак. Нужно разбудить Лизу в половине седьмого, а к этому времени приготовить ей кашу или яичницу, затем собрать и отвезти в школу. Обычное утро. Привычная рутина.

Но когда я вошла на кухню, остановилась как вкопанная. Андрей стоял у холодильника, в домашних штанах и старой футболке, босиком. Волосы взъерошены, лицо сонное. И доставал из холодильника колбасу, сыр, масло. На столе уже лежал батон, разделочная доска, нож.

Я стояла и смотрела, не веря своим глазам. Он готовит? Андрей готовит завтрак?

Муж почувствовал мой взгляд, обернулся. На мгновение наши глаза встретились. Потом он неловко улыбнулся — кривовато, смущенно, как мальчишка, пойманный на чем-то.

— Я... — он откашлялся, положив колбасу на стол. — Я хотел сделать горячие бутерброды. На завтрак. Думал, Лизе понравится.

Я продолжала стоять, не находя слов. Горячие бутерброды. Он собирался приготовить горячие бутерброды. Сам.

— Ты иди, разбуди Лизу, — продолжил он, отводя взгляд, явно чувствуя себя неловко. — Я тут... сам управлюсь. Вроде ничего сложного. Хлеб, колбаса, сыр, в духовку на десять минут. Справлюсь.

Я молча кивнула, не доверяя голосу. Развернулась и вышла из кухни. В коридоре остановилась, прислонилась к стене, закрыла глаза. Сердце билось часто, громко. Внутри поднималась какая-то странная смесь эмоций — удивление, недоверие, осторожная надежда, которую я боялась выпустить наружу.

Он готовит. Сам встал раньше и готовит завтрак. Для дочери. Для нас.

Я глубоко вдохнула, выдохнула. Не надо делать из этого событие. Это просто бутерброды. Может, он просто хочет что-то доказать. Или манипулирует. Или... или действительно пытается. Я не знаю. Не буду гадать.

Я прошла в детскую. Лиза спала, раскинувшись на кровати, обнимая своего потрепанного зайца. Такая маленькая, беззащитная в своей пижаме с единорогами. Я присела на край кровати, погладила ее по голове.

— Лизонька, солнышко, просыпайся, — позвала я тихо. — Пора вставать, в школу пора.

— Мм-м, не хочу, — пробормотала дочка, зарываясь лицом в подушку.

— Вставай, а то опоздаешь. И знаешь, что тебя ждет? — я наклонилась ближе, понизила голос до заговорщицкого шепота. — Папа готовит завтрак. Горячие бутерброды.

Лиза открыла один глаз, посмотрела на меня с сомнением.

— Папа? Готовит?

— Угу, — я улыбнулась. — Иди проверяй.

Дочка села, потянулась, зевнула широко. Соскочила с кровати и потопала в сторону кухни, я слышала ее шаги по коридору. Я осталась сидеть на кровати еще минуту, собираясь с мыслями. Потом встала, быстро заправила Лизину постель, убрала упавшего на пол зайца обратно на подушку.

Прошла в спальню, переоделась из халата в домашнее. Причесалась еще раз перед зеркалом, нанесла легкий блеск на губы.

Когда я вышла, из кухни доносились голоса — Лизин звонкий и удивленный, Андреев тихий, сосредоточенный. Пахло поджаренным хлебом и сыром. Я медленно пошла на кухню.

Лиза сидела за столом, болтая ногами, и смотрела, как Андрей, в прихватках на руках, достает из духовки противень с бутербродами. Они были немного подгоревшие по краям, сыр растекся неравномерно, но выглядели вполне съедобно.

— Мам, смотри! — Лиза повернулась ко мне, глаза сияли. — Папа сам сделал!

— Вижу, — я подошла ближе, села на стул напротив дочери. — Молодец, папа.

Андрей поставил противень на стол, снял прихватки. Посмотрел на меня быстро, неуверенно.

— Получилось вроде, — пробормотал он. — Немного пригорели, но... в целом нормально.

— Пахнет вкусно, — сказала я, и это была правда.

Мы позавтракали втроем. Бутерброды действительно были вкусными — хрустящий хлеб, горячая колбаса, расплавленный сыр. Лиза уплетала за обе щеки, болтая между кусочками о том, что сегодня в школе будет урок рисования, ее любимый. Андрей молча ел, иногда поглядывая на меня. Я ела медленно, думая о том, что все это значит.

Когда мы доели, Лиза побежала в свою комнату одеваться. Я начала собирать посуду со стола. Взяла телефон, который лежал на столешнице, проверить время. И увидела уведомление о входящем переводе. Открыла банковское приложение.

Перевод от Андрея. Десять тысяч рублей. Сегодня утром, в 6:47.

Я замерла, глядя на экран. Десять тысяч. Зачем?

— Андрей, — я повернулась к нему. Он стоял у раковины, ополаскивал тарелки. — Ты мне деньги перевел?

Он замер, не оборачиваясь.

— Да, — ответил тихо.

— Зачем? — я подошла ближе. — Что-то нужно оплатить?

Я готова была сказать, чтобы он сам все сделал, если речь о квитанциях или счетах. Он обернулся, вытирая руки о полотенце. Кашлянул, явно смущаясь.

— Это... для тебя, — выдавил он наконец, не глядя мне в глаза. — Может, тебе что-то нужно купить. Для себя. Одежду, косметику... я не знаю. Что ты там обычно покупаешь.

Я стояла и смотрела на него, не веря своим ушам. Для меня. Он перевел мне деньги для меня. Не для продуктов. Не для Лизы. Для меня.

— А Лизе, — он продолжал, все еще не поднимая глаз, — Лизе в субботу все купим. Вместе. Как договаривались. Обувь, куртку. Все, что нужно.

Горло сдавило. Я моргнула быстро, прогоняя предательскую влагу из глаз. Не сейчас. Не надо слез.

— Ясно… — выдавила я хрипло. — Это... спасибо.

Он кивнул, быстро, коротко. Развернулся обратно к раковине.

Я стояла еще несколько секунд, потом тоже развернулась и направилась в комнату. Следом за мной зашел Андрей, на ходу вытирая руки о полотенце. Мы молча и быстро собрались — я надела блузку и брюки для работы, Андрей натянул джинсы и свитер. И одновременно вышли в коридор. Лиза уже была готова — портфель на плечах, сменка в руках, куртка застегнута.

Глава 11

Весь день я работала на автопилоте. Цифры в отчетах расплывались перед глазами, буквы в письмах складывались в бессмысленные строчки. Я читала одно и то же предложение по три раза, прежде чем понимала его смысл. Мысли постоянно возвращались к утру. К бутербродам. К переводу. К поцелую.

К тому, как Андрей смотрел на меня по-новому, будто впервые.

Я сидела за столом, уставившись в монитор, но видела не таблицы и графики, а его лицо. Смущенную улыбку. Неуверенность в глазах. Руки, вытирающие полотенце. Губы, теплые и мягкие на моих.

— Оль, ты здесь? — голос Светы вернул меня в реальность.

Я вздрогнула, подняла глаза. Света стояла рядом с моим столом, держа в руках папку с документами, и смотрела на меня с любопытством.

— А? Да, конечно, — я потерла глаза, пытаясь сосредоточиться. — Что-то случилось?

— Я тебя три раза звала, — Света положила папку на мой стол, присела на край. — Ты вообще где? Опять думаешь о своем загадочном мужчине?

Я фыркнула, отводя взгляд.

— Да нет никакого загадочного мужчины.

— Ага, конечно, — Света скептически прищурилась. — А почему тогда ты сидишь и улыбаешься в монитор последние полчаса? Я тебя знаю, Оль. Что-то произошло. Колись.

— Ничего не произошло, — я открыла папку, делая вид, что изучаю документы. — Просто устала. Плохо спала.

— Ну да, ну да, — Света поднялась, но продолжала смотреть на меня с явным недоверием. — Ладно, не хочешь рассказывать, не надо. Но у тебя глаза горят. И щеки розовые. Это не от усталости.

Она ушла, оставив меня наедине с мыслями. Я провела ладонями по лицу, глубоко вдохнула. Нужно взять себя в руки. Сосредоточиться на работе. Перестать думать о нем.

Телефон на столе завибрировал. Я машинально взглянула на экран — входящий вызов. Андрей.

Сердце екнуло. Он никогда не звонил мне на работу. Никогда. Только если что-то случилось. Экстренная ситуация. Проблема с Лизой. Авария. Что-то серьезное.

Я схватила телефон, приняла вызов.

— Да? — голос прозвучал встревоженно. — Что случилось?

— Привет, — его голос был спокойным, даже немного неуверенным. — Ничего не случилось. Просто... хотел позвонить.

Я замерла, не понимая.

— Позвонить? Просто так?

— Ну... да, — он замялся. — Я подумал... хотел узнать, как у тебя дела. Как работа.

Я молчала, не зная, что ответить. Он звонит просто так. Чтобы узнать, как дела. Первый раз за... за сколько? За годы?

— Нормально, — выдавила я наконец. — Работа как работа. А что... что у тебя?

— Тоже нормально. Встречи, переговоры. Обычный день, — он помолчал. — Слушай, я тут подумал... может, мне сегодня забрать Лизу из школы? Ты же после работы в зал собиралась?

— Нет, сегодня без зала, — я сжала телефон сильнее. — Но... если хочешь забрать, я не против.

— Хорошо. Тогда я заберу. А ты приезжай домой, когда освободишься. Не спеши.

— Ладно, — я все еще не могла поверить в происходящее. — Спасибо.

— Не за что. Ну... хорошего дня тогда. Увидимся вечером.

— До вечера.

Он повесил трубку. Я продолжала сидеть с телефоном в руке, глядя на погасший экран. Он позвонил. Просто так. Спросил, как дела. Предложил забрать дочь.

Что происходит?

Остаток дня прошел в тумане. Я дорабатывала отчеты, отвечала на письма, участвовала в планерке, но все это было где-то далеко, за пеленой. Мысли были заняты другим.

В шесть вечера я закрыла компьютер, собрала вещи и поехала домой. По дороге включила радио, но не слушала. Просто вела машину на автомате, погруженная в свои размышления.

Когда я поднялась на наш этаж и открыла дверь квартиры, меня встретил запах. Вкусный, ароматный запах итальянской кухни — томаты, базилик, морепродукты. Я сняла обувь, прошла в коридор.

Из кухни донесся Лизин смех и голос Андрея. Я медленно прошла туда, остановилась в дверях.

Андрей стоял у стола, раскладывая по тарелкам что-то из больших контейнеров. Лиза сидела на стуле, болтая ногами, и с интересом наблюдала. На столе стояли свечи, пока не зажженные, но красивые, высокие. И букет в вазе. Хризантемы, желтые и белые.

Андрей поднял голову, увидел меня. Улыбнулся, немного смущенно, но искренне.

— Привет. Как раз вовремя. Ужин только привезли.

Я молча вошла, положила сумку на стул. Посмотрела на стол, на цветы, на контейнеры.

— Что это? — спросила я тихо.

— Ужин, — Андрей продолжал раскладывать еду. — Я тут подумал... судя по вчерашней каше, к плите мне подходить опасно. Сжечь можно весь дом, — он усмехнулся. — Так что заказал в ресторане. Твою любимую пасту с морепродуктами. И для Лизы ризотто с курицей. И салаты.

Я стояла, не в силах пошевелиться. Мою любимую пасту. Он помнит. Он заказал мою любимую пасту.

— Мам, иди скорее! — Лиза соскочила со стула, подбежала ко мне, потянула за руку. — Тут так вкусно пахнет! Папа говорит, что это из настоящего итальянского ресторана!

Я села за стол, все еще в легком шоке. Андрей зажег свечи, огоньки заплясали, отбрасывая мягкие тени на стены. Разлил по бокалам воду с лимоном. Сел напротив меня.

Мы начали есть. Паста была божественной: креветки, мидии, кальмары в сливочно-томатном соусе с чесноком и белым вином. Именно такая, какую я любила. Которую не ела уже... сколько? Год? Больше?

— Вкусно? — спросил Андрей, глядя на меня.

— Очень, — призналась я честно. — Спасибо.

Лиза уплетала свое ризотто, довольная и счастливая. Она рассказывала про школу, про то, как они сегодня на физкультуре играли в волейбол, и она забила решающий мяч. Про то, как Маша из параллельного класса упала и разбила коленку, и все ее жалели. Про то, как учительница похвалила ее рисунок.

Мы слушали, улыбались, задавали вопросы. Впервые за долгое время это был просто спокойный семейный ужин. Без напряжения. Без претензий. Без молчания.

Когда мы доели, Лиза потянулась, зевнула.

— Мам, поможешь мне с математикой? — спросила она. — Там задачки такие сложные, я не понимаю.

Глава 12

Выходные пролетели как один долгий, счастливый день. В субботу мы втроем поехали в торговый центр, выбирать Лизе зимнюю куртку и обувь. Андрей был внимательным, терпеливым: помогал примерять, советовал, шутил. Лиза крутилась перед зеркалами в разных куртках, как маленькая манекенщица, а мы с Андреем смотрели и улыбались.

В итоге купили ей ярко-розовую куртку с меховой опушкой на капюшоне, дочка была в восторге, и теплые ботинки на меху. Потом Андрей неожиданно взял меня за руку и потащил в женский отдел.

— Тебе тоже нужно что-то новое, — сказал он, не отпуская мою руку. — Давай выберем.

Я попыталась возразить, но он был настойчив. Мы провели в магазинах почти весь день. Я примерила и купила новое пальто, элегантное, серое, приталенное, и несколько свитеров. Андрей одобрял каждую вещь, его глаза светились, когда он смотрел на меня. Лиза прыгала рядом, помогала выбирать, таскала вешалки.

После шопинга мы пообедали в ресторане прямо в торговом центре: пиццу, пасту, десерты. Лиза болтала без умолку, рассказывая о школе, подругах, мультиках. Мы с Андреем переглядывались, улыбались. Было легко. Хорошо. Как раньше. Как когда-то давно, до того, как он с головой погрузился в бизнес, а я в бесконечную рутину.

Вечером дома играли в «Уно», карточную игру, которую Лиза обожала. Мы сидели на полу в гостиной, раскладывали карты, кричали «Уно!», смеялись, когда кто-то забывал правила и хватал лишние карты. Андрей дурачился, специально проигрывал Лизе, та ликовала. Я смотрела на них и чувствовала, как что-то внутри оттаивает, становится мягким, теплым.

Воскресенье тоже прошло шумно и весело. Мы гуляли в парке, кормили уток, пили горячий шоколад в кафе. Лиза бегала по осенним листьям, собирала букеты из самых красивых — желтых, красных, оранжевых. Андрей сфотографировал нас вместе, меня и Лизу с букетами, улыбающихся, счастливых.

Лишь один раз настроение Андрея омрачилось. Вечером в воскресенье ему позвонили. Он посмотрел на экран, лицо напряглось. Молча встал и ушел в спальню, закрыв дверь. Я слышала обрывки разговора — короткие, резкие фразы. Голос был жестким, каким я его давно не слышала.

— Я сказал нет…

Он вернулся минут через пять, лицо мрачное, закрытое. Сел на диван, потер переносицу. Я хотела спросить, что случилось, но он опередил меня:

— Рабочий вопрос. Все в порядке.

К ночи он отошел, снова стал прежним, спокойным, внимательным. Мы легли спать, и он снова обнял меня, прижал к себе. Я засыпала в его объятиях, чувствуя тепло, защищенность…

Рабочая неделя началась как обычно. В понедельник утром я встала в половине шестого, собралась на тренировку. Андрей тоже проснулся рано и пошел будить Лизу, чтобы отвезти ее в школу.

— Хорошей тренировки, — сказал он, когда я выходила из квартиры.

— Спасибо. Хорошего дня, — ответила я, и он поцеловал меня на прощание. Коротко, но нежно.

Тренировка прошла интенсивно. Марина гоняла меня без пощады: кардио, силовые, растяжка. К концу я еле стояла на ногах, но чувствовала себя потрясающе. Эндорфины бурлили в крови, мышцы приятно ныли.

— Прогресс отличный, — сказала Марина, когда мы закончили. — Ты молодец, Оль. Серьезно. Видно, что стараешься.

— Стараюсь, — улыбнулась я, вытирая пот с лица полотенцем.

После душа и переодевания я поехала на работу. День был загруженный: отчеты, планерка, встреча с подрядчиками. К обеду я уже смертельно устала.

Света и Марина позвали меня пообедать вместе. Мы спустились в кафе на первом этаже, заказали салаты и супы. Болтали о всякой ерунде: о новом сериале, который все обсуждали, о том, что Света собирается на выходных к родителям за город, о том, что у Марины кот опять разбил вазу и теперь прячется под кроватью.

Я слушала вполуха, улыбалась, изредка вставляла комментарии. Мысли были далеко, о выходных, о том, как хорошо мы провели время втроем. О том, что, может быть, все правда меняется к лучшему.

Мы вернулись в офис около двух. Я прошла в свой кабинет, повесила куртку, села за стол. Включила компьютер, открыла почту.

Ровно в три часа в дверь постучали. Я подняла глаза от экрана.

— Да, войдите.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Лена, коллега из моего отдела. Лицо у нее было странное — растерянное, неловкое.

— Ольга Михайловна, к вам... — она запнулась, переминаясь с ноги на ногу. — К вам пришла какая-то женщина. Говорит, что это личное. Очень настаивает.

Я нахмурилась, откладывая ручку.

— Как ее зовут?

— Она не представилась. Сказала, что вы поймете, о чем речь, когда увидите ее.

Странно. Кто это может быть? Я не ждала никого. Может, кто-то из родственников? Но они бы предупредили.

— Пусть войдет, — кивнула я, отодвигая отчет в сторону.

Лена открыла дверь шире, и в кабинет вошла девушка.

Молодая, лет двадцати пяти. Высокая, стройная, в дорогом бежевом пальто и на высоких шпильках. Темные волосы уложены крупными волнами, макияж безупречен — стрелки, румяна, алые губы. Красивая. Очень красивая. И совершенно незнакомая.

Я смотрела на нее с недоумением, пытаясь понять, кто это.

— Слушаю вас, — сказала я вежливо, но настороженно.

Девушка закрыла за собой дверь. Прошла к моему столу медленно, уверенно, как модель по подиуму. Остановилась напротив, не садясь. В ее позе читалась напряженная агрессия, плохо скрытая за внешним лоском. Руки сжимали ручку дорогой кожаной сумки так, что побелели костяшки пальцев.

— Вы Ольга? Жена Андрея? — голос звучал резко, с вызовом.

Что-то внутри меня похолодело. Неприятное предчувствие скользнуло по коже, мурашки побежали по спине.

— Да, — ответила я медленно. — А вы кто?

Девушка сжала губы. Подбородок задрожал. В глазах блеснули слезы, но она быстро моргнула, сдерживаясь.

— Меня зовут Алина, — выдавила она. — Я... — она запнулась, потом выпалила, как с обрыва: — Я люблю вашего мужа. И он любит меня.

Тишина обрушилась на кабинет, тяжелая, звенящая. Я застыла, не в силах пошевелиться, не в силах вздохнуть. Слова повисли в воздухе, и мой мозг отказывался их обрабатывать, словно они были на иностранном языке.

Глава 13

Не знаю, сколько времени я так простояла, борясь с вырывающимся из меня криком боли. Ноги подкашивались. Стены кабинета плыли перед глазами. Воздуха не хватало, я хватала его ртом, короткими, рваными вдохами, но легкие не наполнялись.

Полгода. Он обещал ей будущее. Целовал другую. Говорил слова любви другой.

Внутри все сжималось в болезненный ком, который подкатывал к горлу, душил, не давал дышать. Руки тряслись так сильно, что я прижала их к груди, сжимая в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

Нет. Стоп. Дыши. Просто дыши.

Я оттолкнулась от двери, заставила себя пройти к столу. Ноги не слушались, словно чужие. Взяла телефон, он чуть не выскользнул из пальцев. Посмотрела на время сквозь пелену — 15:17. Андрей сейчас в офисе. Он всегда там до шести-семи вечера.

Нужно ехать к нему. Немедленно. Сейчас. Поговорить. Спросить напрямую. Посмотреть ему в глаза…

Я схватила сумку, кинула в нее телефон и блокнот. Вышла из кабинета, почти бегом прошла по опенспейсу, мимо удивленных лиц коллег. Света окликнула меня: «Оль, ты куда?» — но я не остановилась, только махнула рукой не оборачиваясь. Не могла остановиться. Не могла говорить. Горло сжималось так, что казалось, еще слово и я сорвусь, закричу, разрыдаюсь прямо здесь, посреди офиса.

Поднялась этажом выше, к кабинету директора. Постучала в дверь, звук прозвучал глухо, словно издалека. Вошла, не дожидаясь ответа.

Виктор Петрович поднял глаза от документов, удивленно посмотрел на меня. Нахмурился.

— Ольга Михайловна? Что-то случилось?

Наверное, я выглядела ужасно. Бледная, с безумными глазами, тяжело дышащая.

— Мне нужно срочно уехать, — выдавила я, стараясь говорить ровно, но голос дрожал, срывался. — Семейные обстоятельства. Можно я сегодня уйду пораньше?

Он нахмурился, но кивнул.

— Конечно. Все в порядке?

— Да. Спасибо. Я завтра все доделаю.

Я вышла, не дожидаясь ответа. Спустилась на лифте, почти выбежала из здания. Села в машину. Руки тряслись так сильно, что не сразу попала ключом в замок зажигания.

Дыши. Просто дыши. Спокойно.

Наконец, я завела мотор, выехала с парковки. Офис Андрея был в двадцати минутах езды. Я ехала на автопилоте, не замечая дороги, светофоров, других машин. Мысли крутились, как белка в колесе.

Она лжет. Должна лгать. Андрей не мог. Не после этих недель. Не после выходных, когда мы были счастливы. Когда он смотрел на меня так, будто видел впервые.

Не мог.

Я свернула на улицу, где находился его офис. Трехэтажное здание из стекла и бетона, современное, дорогое. Его компания занимала второй этаж. Припарковалась на противоположной стороне улицы, заглушила мотор и, сжимая руль побелевшими пальцами, смотрела на вход в офисное здание. Серое стекло фасада отражало осеннее небо. Люди входили и выходили — чужие, незнакомые, занятые своими делами.

Что я скажу ему? Как начну разговор? Просто войду в его кабинет и выложу все в лоб: «Ко мне приходила твоя любовница. Скажи, что она лжет»?

Сердце колотилось так громко, что я слышала его стук в ушах. Я глубоко вдохнула, выдохнула. Еще раз. Нужно успокоиться. Взять себя в руки. Выйти из машины и просто пойти к нему.

Я потянулась к ручке двери, когда краем глаза уловила движение. К входу в здание подъехала машина — дорогой белый кроссовер. Остановилась прямо у крыльца, заняв место для посетителей.

Из машины вышла Алина.

Я замерла, рука застыла на ручке. Не дыша, смотрела, как она захлопнула дверь, поправила волосы, расправила пальто. Поднялась по ступенькам к входу, но не вошла внутрь. Остановилась на крыльце, достала телефон. Набрала номер. Прижала трубку к уху. Я видела, как шевелятся ее губы, она говорила быстро, нервно, взволнованно. Потом опустила телефон, посмотрела на экран. Ждала ответа. Губы дрожали, она прикусила нижнюю, явно сдерживая слезы.

Я сжала руль так сильно, что пальцы заболели. Минута тянулась мучительно долго. Алина стояла, переминаясь с ноги на ногу на высоких шпильках. Поправляла волосы. Вытирала глаза тыльной стороной ладони, размазывая тушь. Смотрела на дверь. Ждала... моего мужа.

Андрей вышел из здания в костюме без верхней одежды, хотя октябрьский день был прохладным. Волосы, как всегда, аккуратно зачесаны. Лицо напряженное, жесткое.

Он увидел Алину и остановился в двух шагах от нее, не приближаясь.

Она шагнула к нему. Протянула руки. Попыталась обнять, прижаться, уткнуться лицом ему в грудь.

Но он перехватил ее запястья. Убрал ее руки от себя. Резко, решительно, без колебаний. Отстранил. Я не слышала слов через закрытые окна машины, но видела, как его губы сложились в короткое, жесткое: «Нет». Потом Андрей наклонился ближе. Сказал что-то еще, я видела, как он произносил слова медленно, отчетливо, по слогам. С нажимом. А затем развернулся и ушел обратно в здание.

Алина осталась стоять одна на крыльце, рыдая в ладони. Потом медленно, пошатываясь, побрела к своей машине. Села за руль. Закрыла дверь. Сидела неподвижно, уронив голову на руль.

А я смотрела. Просто смотрела, не в силах отвести взгляд, не в силах пошевелиться...

Он вышел к ней. Знал, кто она. Они что-то значили друг для друга достаточно, чтобы она приехала, плакала, умоляла. Достаточно, чтобы он вышел, а не проигнорировал звонок.

Все, что она говорила — правда.

Боль накатила новой волной — острой, обжигающей, невыносимой. Горло сдавило. Глаза защипало. Я зажмурилась, сжала переносицу пальцами. Не сейчас. Не здесь…

Достала телефон и набрала номер мамы. Длинные гудки. Наконец, мама ответила.

— Оленька? Что-то случилось?

— Мам, — я сглотнула комок в горле. — Можешь забрать Лизу из школы сегодня? К себе. Пожалуйста.

— Конечно, доченька. А что случилось? Ты заболела?

— Нет, я... мне нужно кое-что решить. Срочно. Объясню потом.

— Хорошо. Не переживай. Заберу. Все будет хорошо.

— Спасибо, мам.

Я положила трубку, написала смс Андрею: «Лизу заберет моя мама». Отправила. Поставила телефон на беззвучный режим и положила его на пассажирское сиденье. Затем завела машину. Развернулась и поехала домой.

Глава 14

— Прости.

Его голос прозвучал хрипло, надломлено. Одно слово, которое повисло в воздухе между нами, тяжелое, как камень.

Я продолжала сидеть неподвижно, сжимая остывшую чашку обеими руками. Фарфор был едва теплым, шершавым под пальцами. Смотрела на него через всю кухню, на этого мужчину, с которым прожила десять лет. Делила постель. Мечтала о будущем.

Незнакомца.

— Я думала, ты скажешь, что все это неправда, — выдавила я наконец. Голос прозвучал ровно, почти безжизненно, словно не мой. — Что она сумасшедшая. Что врет. Что это какая-то ошибка.

Андрей провел рукой по лицу, потер глаза. Пальцы задержались на переносице, массируя, словно пытаясь прогнать головную боль. Сделал шаг в кухню, остановился у стола. Не сел. Стоял, опустив руки вдоль тела, сгорбившись, будто нес на плечах непосильный груз.

— Хотел, — признался он тихо, не поднимая глаз. — Хотел сказать, что это неправда. Но... — он замолчал, сглотнул, кадык дернулся на горле. — У нее достаточно доказательств моей измены. Фотографии. Переписка.

Каждое слово резало, как лезвием по живому. Доказательства. Фотографии. Переписка. Он не просто встречался с ней украдкой, стыдясь, скрывая. Он встречался настолько открыто, что остались следы. Целая коллекция их... чего? Любви? Романа? Связи?

— Почему? — я медленно подняла глаза на него, и в этом движении была вся моя усталость, вся моя боль.

Он опустился на стул напротив, тяжело, словно ноги подкосились. Дерево скрипнуло под его весом. Положил локти на стол, уронил лицо в ладони. Сидел так долго, молча, собираясь с мыслями или с духом. Я ждала, не торопила. Просто смотрела на его склоненную голову, растрепанные волосы, сутулые плечи.

— Не знаю, — наконец выдавил он, не поднимая головы; слова звучали глухо сквозь ладони. — Я много думал об этом последние недели. Пытался понять сам, как это произошло. Когда все началось... — он поднял лицо, и я увидела его глаза — красные, воспаленные, с темными кругами. — Моя фирма почти банкрот, Оля.

Я замерла. Воздух застыл в легких. Банкрот?

— Я думал, первые два года были тяжелыми, — продолжал он, и каждое слово давалось с трудом. — Бесконечные кредиты, долги, бессонные ночи. Но на третий и четвертый год мы стали расширяться. Новые контракты. Заказы. Прибыль. Казалось, все идет отлично. Я думал вот оно, получилось. Мы прорвались.

Он сжал кулаки на столе, костяшки побелели.

— А потом кризис. Отказ в поставках. Партнеры разорвали договоры в одностороннем порядке. Клиенты не платили по счетам. И последние два года мы едва держимся на плаву. Балансируем на грани. Каждый месяц я думаю — все, конец, не выплывем.

Он поднял голову, посмотрел на меня, и в его взгляде читалось столько боли, столько отчаяния, что на мгновение мне стало его жаль.

— Я был зол, Оля. На себя, на обстоятельства, на весь этот гребаный мир. Считал себя ничтожеством. Неудачником, который не может обеспечить семью.

Он провел ладонями по лицу, вытирая выступившую испарину.

— Мне казалось... — он запнулся, с трудом подбирая слова. — Мне казалось, тебе легко. Что ты просто работаешь, получаешь зарплату, приходишь домой. Тебе не нужно каждый день думать о том, как заплатить налоги. Откуда взять деньги на зарплату сотрудникам. Как закрыть дыру в бюджете. Ты просто... живешь. А я... я тонул. И не мог тебе об этом сказать. Не мог признаться, что твой муж — неудачник.

Слова долетали до меня словно сквозь толщу воды, приглушенные, искаженные. Мне легко? Легко каждый месяц сводить концы с концами? Легко считать каждую копейку, чтобы хватило на продукты, на одежду Лизе, на коммунальные платежи? Легко знать, что если я заболею, если не смогу работать — семья останется без средств к существованию? Легко тащить на себе весь быт, ребенка, дом, хозяйство, пока он занимается своей мечтой?

— И тут она... — его голос стал тише, глуше, почти шепотом. — Алина. Мы познакомились на деловом ужине. Она работает в рекламном агентстве, с которым мы сотрудничали. Такая легкая. Свободная. Улыбалась мне, смеялась над моими шутками. Ей не нужно было ничего объяснять. Она просто... была рядом. Восхищалась мной. Верила в меня. Говорила, что я талантливый, что все получится.

Каждое слово било под дых. Я представляла их встречи. Ужины при свечах. Смех. Комплименты. Легкость. Пока я дома мыла посуду, укладывала Лизу спать, стирала его рубашки.

— Мне тоже было трудно, Андрей, — перебила я, едва выговаривая слова сквозь сжатое горло. — Очень трудно. Но я не искала утешение в объятиях другого мужчины.

Он вздрогнул, как от физического удара. Закрыл лицо руками, плечи ссутулились еще сильнее.

— Оль...

— Когда это с нами произошло? — я встала резко, стул скрипнул по полу. Прошлась по кухне, обхватив себя руками, пытаясь унять дрожь. — Когда мы перестали говорить друг с другом? Когда ты решил, что легче пойти к другой женщине, чем прийти домой и сказать мне: «Оля, у меня проблемы. Мне нужна твоя поддержка»?

Тишина. Он сидел, опустив голову, не отвечая.

— Когда ты решил, что я враг? — продолжала я, и в моем голосе звучала боль, которую больше невозможно было скрывать. — Что я не пойму? Не поддержу? Я же спрашивала? Я предлагала помощь! Я твоя жена, Андрей! Десять лет! Десять лет мы вместе!

— Не знаю, — прошептал он наконец хрипло, едва слышно. — Не знаю, когда это случилось. Когда мы стали чужими. Но мы можем все исправить, Оль. Правда можем. Можем начать сначала.

Он поднялся, шагнул ко мне, протянул руки.

Я отстранилась. Резко, инстинктивно. Отступила на шаг назад, прижавшись спиной к холодной столешнице.

— Я не могу, — слова вырвались шепотом. — И не хочу… не сейчас.

— Оля, пожалуйста...

— Мне так невыносимо больно, Андрей, — голос надломился, и я замолчала на мгновение, борясь с подступающими слезами. — Так больно, что тяжело дышать. Понимаешь? Я смотрю на твои губы, на твои руки и думаю лишь о том, что ты обнимал ее этими руками. Целовал ее этими губами. Шептал ей на ухо слова, которые должны были принадлежать только мне.

Глава 15

Будильник зазвонил в шесть утра — резко, настойчиво, безжалостно. Я открыла глаза, не сразу понимая, где нахожусь. Потолок. Белый, знакомый. Спальня. Дом.

А потом все вернулось. Накатило волной, сбило с ног, придавило к кровати.

Андрей. Алина. Измена. Его вещи, отправленные курьером. Разговор на кухне. Слезы. Пустота.

Развод.

Я лежала неподвижно, глядя в потолок, слушая назойливый звон будильника. Тело налилось свинцом, не хотело двигаться. Хотелось лежать так вечно. Не вставать. Не жить дальше.

Но нельзя.

Я протянула руку, нащупала телефон на тумбочке, отключила будильник. Тишина вернулась, тяжелая, гнетущая. Я заставила себя сесть, опустила ноги на холодный пол. Голова раскалывалась — виски пульсировали болью, глаза горели, веки были тяжелыми, опухшими.

Встала, пошла в ванную, держась за стены. Включила свет — яркость ударила по глазам, пришлось зажмуриться. Посмотрела на свое отражение в зеркале.

Кошмар.

Лицо серое, осунувшееся. Глаза красные, с темными кругами под ними, опухшие от слез. Волосы спутанные, прилипшие к вискам. Я выглядела так, будто болела неделю. Или не спала месяц.

Нужно привести себя в порядок. На работу нельзя идти в таком виде. Все поймут. Все будут спрашивать.

Я включила душ, разделась, встала под горячие струи. Вода обжигала кожу, но я не убавляла температуру. Стояла, закрыв глаза, запрокинув голову, позволяя воде смывать остатки ночного кошмара. Стояла под душем долго, потом вышла, вытерлась, закуталась в халат.

Вернулась к зеркалу. Чуть лучше. Но все равно ужасно.

Тональный плотный крем, скрывающий серость кожи. Консилер под глаза — много консилера, чтобы замаскировать круги. Румяна, чтобы добавить цвета лицу. Тушь, подводка, помада. Я работала методично, сосредоточенно, превращая больное, измученное лицо в подобие нормального.

Посмотрела на результат. Почти человек. Если не присматриваться.

Оделась в строгие серые брюки и белую блузку. Собрала волосы в аккуратный хвост. Взяла сумку. Посмотрела на часы — семь утра. Пора ехать.

Город просыпался медленно. Редкие машины, сонные пешеходы на остановках. Светофоры мигали желтым в утренней дымке. Я ехала на автопилоте, не думая о дороге, погруженная в свои мысли.

На работу приехала без десяти восемь. В большом зале уже сидело несколько человек — ранних пташек, как и я. Светы еще не было. Марины тоже.

Я прошла к своему столу, повесила куртку, включила компьютер. Села, уставилась в экран. Буквы расплывались. Я моргнула, заставляя себя сфокусироваться.

Работать. Просто работать. Не думать ни о чем другом.

Открыла почту. Тридцать новых писем. Начала разбирать одно за другим, отвечать, согласовывать, уточнять. Пальцы двигались по клавиатуре механически. Мозг работал вполсилы.

— Доброе утро! — Света влетела в кабинет в половине девятого, жизнерадостная, улыбающаяся. Остановилась у моего стола, посмотрела на меня внимательнее. — Оль, ты как? Что-то бледная сегодня.

— Нормально, — я не подняла глаз от экрана. — Просто плохо спала.

— Заболела? — она наклонилась ближе, изучая мое лицо. — У тебя глаза красные.

— Нет, не заболела. Просто не выспалась. Бессонница.

— Может, домой? Выходной возьми?

— Нет, все нормально. Работы много, нельзя.

Света помолчала, явно хотела спросить еще что-то, но я продолжала смотреть в экран, не поддерживая разговор. Она вздохнула и прошла к своему столу.

День тянулся бесконечно. Минуты превращались в часы. Я работала, отвечала на звонки, участвовала в планерке, разговаривала с коллегами. Все на автомате. Улыбалась, когда нужно. Кивала в нужных местах. Делала вид, что все в порядке.

Телефон молчал. Ни звонков, ни сообщений от Андрея. Я не знала, радоваться этому или нет.

К обеду голова раскалывалась так сильно, что пришлось выпить две таблетки. Спустилась в кафе, заказала салат, но не смогла есть. Сидела, ковыряя вилкой листья, глядя в пустоту.

— Оль? — Марина села напротив, поставила свой поднос. — Точно все нормально? Ты какая-то... отсутствующая сегодня.

— Все хорошо, — я натянула улыбку. — Правда. Просто устала.

Она не поверила, это было видно по ее лицу. Но не стала настаивать. Мы доели в тишине, вернулись в офис.

Остаток дня прошел в тумане. Я не помнила, что делала, с кем говорила, какие документы подписывала. Просто механически выполняла задачи, одну за другой.

В шесть вечера я закрыла компьютер, оделась и поехала к маме забирать Лизу.

Мама открыла сразу, будто ждала у двери. Посмотрела на меня внимательно, и я увидела, как ее лицо изменилось — глаза наполнились тревогой, губы сжались в тонкую линию.

— Оленька... — она обняла меня, крепко, долго. — Что случилось?

Я стояла в ее объятиях, уткнувшись лицом ей в плечо, и чувствовала, как комок подкатывает к горлу. Не плакать. Нельзя плакать.

— Потом расскажу, — прошептала я. — Где Лиза?

— В комнате, играет. Иди, я чай поставлю.

Я прошла в комнату, которая когда-то была моей. Лиза сидела на полу, раскладывая пазл — большой, красочный, с принцессами. Увидела меня, вскочила, бросилась обниматься.

— Мама! Ты приехала!

— Привет, солнышко, — я крепко прижала ее к себе, вдыхая запах ее волос. — Как дела? Как с бабушкой и дедушкой?

— Хорошо! Мы вчера пирог пекли, и я помогала! А сегодня дедушка показывал мне, как капусту на зиму солить! — она остановилась, посмотрела на меня серьезно. — Мам, а где папа?

Вопрос, которого я боялась. Неизбежный, болезненный вопрос.

Я присела на корточки, чтобы быть на одном уровне с ней. Взяла ее маленькие ручки в свои.

— Лизонька, нам нужно поговорить. Серьезно поговорить. Хорошо?

Она кивнула, глаза стали большими, настороженными.

— Папа сейчас... папа не будет жить с нами какое-то время, — я старалась говорить ровно, спокойно, подбирая слова. — Он съехал. Будет жить отдельно.

— Почему? — голос дрогнул. — Он не хочет жить с нами?

Глава 16

Я проснулась раньше будильника и некоторое время лежала неподвижно, глядя в потолок, слушая тишину квартиры. За окном едва начинало светать, в комнате был серый полумрак.

Вчерашний день накатил тяжелым грузом — разговор с Лизой, ее слезы, мои попытки быть сильной. Боль все еще жила внутри, тупая, ноющая, постоянная.

Но к боли примешивалось что-то еще. Неприятное подозрение, которое зародилось ночью на грани сна и теперь не давало покоя.

Рубашка. Запонки.

Я десять лет стирала его вещи, гладила, раскладывала по полкам. Знала каждую рубашку, каждый галстук, каждую пару носков в его шкафу. И белоснежная сорочка, которую он надевал на корпоратив, была новой. Я впервые увидела ее тогда: дорогая ткань, идеальный крой, запах новой одежды. И запонки тоже были новыми.

Андрей говорил, что фирма на грани банкротства. Что последние два года они еле держатся на плаву. Что он считал каждую копейку, не мог спать по ночам от страха перед налоговой и кредиторами.

При этом покупал дорогие вещи. В разгар кризиса.

Может, я ошибаюсь. Может, он действительно взял в кредит, чтобы произвести впечатление на партнеров. Или Алина подарила. Хотя... какая любовница дарит мужчине рубашку и запонки? Это жена покупает такие вещи.

Мысль засела занозой, не давала расслабиться. Я провела ладонью по лицу, заставляя себя отогнать подозрения. Сегодня нужно быть сильной. Ради Лизы. Показать ей, что жизнь продолжается, что все будет хорошо.

Даже если внутри все горит.

Будильник зазвонил ровно в шесть. Я поднялась, умылась холодной водой, долго стояла перед зеркалом, приводя себя в порядок. Макияж ложился плохо, руки слегка дрожали, приходилось переделывать стрелки по несколько раз. Наконец, добилась приемлемого результата — почти нормальное лицо, почти живые глаза. Никто не должен видеть, что творится у меня внутри.

На кухне я включила чайник, достала из холодильника яйца, молоко, масло. Приготовила омлет — пышный, с сыром, как любит Лиза. Поджарила тосты, намазала их клубничным джемом. Сварила какао, бросила в него горсть маршмеллоу. Накрыла стол красиво, расставила тарелки, положила яркие салфетки.

Включила музыку — веселую детскую песенку, которая обычно поднимала Лизе настроение по утрам.

В половине седьмого прошла в ее комнату. Присела на край кровати, нежно погладила дочку по волосам, по щеке.

— Лизонька, солнышко, пора вставать.

Она открыла глаза медленно, посмотрела на меня сонно, растерянно. Несколько секунд смотрела так, будто не узнавала.

— Доброе утро, милая, — я улыбнулась широко, ярко, натянуто. — Вставай быстрее, я приготовила твой любимый омлет! И какао с маршмеллоу, смотри, они уже тают, надо успеть съесть, пока не растворились совсем!

— Какао? — она приподнялась на локте, в глазах мелькнул слабый интерес.

— Давай, умывайся и беги на кухню!

Лиза послушно встала, побрела в ванную. Я осталась сидеть на ее кровати, слушая звук льющейся воды, стук зубной щетки о раковину. Внутри все сжималось от фальши собственной бодрости. Но нужно. Ради нее нужно делать вид, что мир не рухнул.

Мы завтракали вместе на кухне, залитой утренним солнцем. Я болтала без умолку — про погоду, какая она сегодня чудесная, хоть и холодная, про то, что сегодня пятница и впереди целых два выходных дня, про то, что можно поехать куда-нибудь интересное, в зоопарк или в кино, а может, в аквапарк, куда она больше хочет?

Лиза слушала, кивала, ела медленно, машинально, глядя в тарелку. Не смеялась. Не спорила, какое место лучше выбрать. Но хотя бы не плакала, и это уже было маленькой победой.

После завтрака я помогла ей собраться в школу. Мы проверили рюкзак вместе — учебники по расписанию, тетради, дневник, пенал с ручками и карандашами, сменная обувь в мешочке. Все на месте. Я одела ее в теплую куртку, аккуратно намотала шарф, чтобы не продуло горло, натянула шапку.

— Готова к новым приключениям?

— Угу, — она кивнула без энтузиазма.

Всю дорогу до школы я старалась поддерживать разговор — рассказывала ей истории из своего детства, про то, как сама училась, какие смешные случаи бывали на уроках, как однажды я перепутала кабинеты и вместо математики пришла на урок географии в параллельном классе. Лиза слушала молча, изредка слабо улыбаясь углом губ, но в глазах оставалась грусть, которую невозможно было развеять никакими историями.

Я высадила ее у ворот школы, обняла крепко, прижала к себе на несколько секунд дольше обычного, поцеловала в макушку.

— Хорошего дня, солнышко. Учись хорошо. Я заберу тебя после уроков, как всегда, хорошо?

— Хорошо, мам. Пока.

Она побежала к входу, где уже толпились другие дети, смеялись, толкались, обменивались новостями. Лиза присоединилась к своим одноклассникам, но держалась чуть в стороне, не такая оживленная, как обычно. Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась за дверями школы.

Потом выдохнула медленно, откинулась на спинку водительского сиденья, закрыла глаза. Маска сползла с лица мгновенно, улыбка исчезла, оставив только усталость и боль. Я позволила себе минуту слабости — всего одну минуту, не больше.

Потом завела машину и поехала на работу.

В офисе было тихо и почти пустынно — я приехала раньше обычного, даже раньше самых ранних коллег. Повесила куртку, включила компьютер, открыла браузер, не включая почту. Пальцы зависли над клавиатурой.

Адвокат по разводам. Москва.

Я набрала запрос, нажала Enter. Экран заполнился результатами — десятки юридических контор, частных специалистов, отзывы клиентов, рейтинги, сравнительные таблицы цен. Я открывала сайт за сайтом, читала описания услуг, изучала биографии адвокатов, их опыт, специализацию.

Мне нужна была женщина. Почему-то казалось, что с женщиной будет легче говорить о таких вещах. Она поймет. Не будет смотреть снисходительно. Не будет судить.

Спустя почти час я нашла то, что искала. Екатерина Сергеевна Морозова. Пятнадцать лет судебной практики, специализация — семейное право, бракоразводные процессы, раздел имущества, споры об опеке. Отзывы были хорошими, почти все благодарили ее за профессионализм и человечность. Фотография на сайте внушала доверие — женщина лет сорока пяти, со строгим лицом, но внимательными, располагающими глазами.

Глава 17

Кабинет встретил меня простором и светом — большое окно во всю стену с видом на тихий переулок, массивный письменный стол из темного дерева, книжные полки вдоль стен, заполненные толстыми томами законов. За столом сидела Екатерина Сергеевна — такая же, как на фотографии, только вживую более располагающая, с мягкой улыбкой. Она поднялась при моем появлении, протянула руку для приветствия.

— Здравствуйте, Ольга. Екатерина Сергеевна. Очень приятно. Присаживайтесь, пожалуйста, чувствуйте себя комфортно.

Мы обменялись рукопожатием. Я села в удобное кресло напротив стола. Екатерина Сергеевна открыла папку с моей анкетой, пробежала глазами текст.

— Итак, Ольга, я вижу, что вы хотите развестись с мужем. Расскажите, пожалуйста, вашу ситуацию подробнее. Что произошло? Как давно вы в браке? Есть ли дети?

Я глубоко вдохнула, собираясь с мыслями, с силами.

— Мы с мужем женаты десять лет. Есть дочь, ей девять лет. Позавчера я узнала, что муж мне изменял. Полгода он встречался с другой женщиной. Она сама пришла ко мне на работу и рассказала все…

Екатерина Сергеевна слушала внимательно, не перебивая, кивая в нужных местах, делая короткие пометки в блокноте.

— Понятно. Скажите, муж согласен на развод?

— Не знаю. Он просил прощения, говорил, что хочет все исправить, что любит меня. Но я… я все бы ему простила, но не измену… не смогу.

— Хорошо, это ваше право. Теперь давайте поговорим об имуществе.

— Квартира, — я начала перечислять. — Была куплена мной еще до замужества, на мои личные деньги, полностью оплачена. Оформлена только на меня.

— Отлично. Значит, квартира не является совместно нажитым имуществом и не подлежит разделу. Она остается полностью вашей. Что еще есть?

— Бизнес. Фирма по производству и продаже офисной мебели. Муж открыл ее шесть лет назад. Но оформлена она на нас обоих — шестьдесят пять процентов доли на меня, тридцать пять процентов на него.

Екатерина Сергеевна подняла брови, явно заинтересовавшись.

— Интересное распределение долей. Почему именно так?

— Бизнес открывался в основном на деньги от продажи квартиры моей бабушки, — я объяснила. — Она оставила мне эту квартиру в наследство. Я продала ее, и все вырученные деньги, пошли на стартовый капитал для фирмы. Поэтому большая доля и была оформлена на меня.

— Понятно. Скажите, а вы принимали какое-то участие в управлении фирмой? Подписывали документы, принимали решения, контролировали финансы?

— Нет. Никогда. Я вообще не вмешивалась в его дела, не задавала лишних вопросов. Не хотела ставить его в неловкое положение, показывать, что контролирую. Да и мне самой это было совершенно неинтересно, если честно. Я работаю в совсем другой сфере, у меня своя карьера, свои задачи. Фирма — это его детище, его мечта. Я просто... дала деньги на ее создание.

Екатерина Сергеевна кивнула понимающе, продолжая делать пометки.

— Ясно. Что еще есть из имущества? Машины, недвижимость, ценности?

— Две машины — одна моя, одна его. Обе были куплены уже в браке, на общие деньги. Других ценностей особых нет.

— Хорошо, зафиксировала. — Она отложила ручку, посмотрела на меня внимательным, изучающим взглядом. — Теперь скажите, Ольга, есть ли у вас какие-то особые обстоятельства, подозрения или опасения, о которых мне обязательно нужно знать?

Я помолчала несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Есть. Муж говорит, что его фирма практически банкрот. Что последние два года они еле-еле держатся на плаву, балансируют на грани закрытия. Что он боялся мне признаться в своих неудачах, потому что считал себя полным неудачником.

— Но вы ему не верите, — это прозвучало как утверждение, а не вопрос.

— Я не знаю, верить или нет, — я сжала руки на коленях. — Но меня смущает одна вещь. Недавно, буквально пару недель назад, он купил себе очень дорогую рубашку. И серебряные запонки. Я это точно знаю, потому что десять лет стираю и глажу его вещи, знаю весь его гардероб наизусть. Рубашка была новая, я ее раньше никогда не видела. И запонки тоже новые. Понимаете, о чем я? Если фирма действительно банкрот последние два года, зачем ему покупать такие дорогие вещи? Откуда деньги?

Екатерина Сергеевна откинулась на спинку кресла, сложив руки перед собой на столе, задумчиво глядя на меня.

— Вы абсолютно правы в своих подозрениях, Ольга. Это действительно выглядит странно и требует проверки. Учитывая, что формально вы являетесь владельцем шестидесяти пяти процентов этого бизнеса, вы имеете полное законное право проверить реальное финансовое положение дел компании. Я настоятельно рекомендую запросить у него, а точнее у фирмы, полный пакет финансовых документов — бухгалтерскую отчетность, балансы, отчеты о движении денежных средств за последние два года минимум.

— А как мне это сделать технически?

— Есть несколько путей. Первый — официальный письменный запрос через нотариуса. Вы как учредитель и основной собственник имеете право требовать предоставления финансовой отчетности. Второй путь — через суд, если муж откажется предоставить документы добровольно. Третий вариант — нанять независимого аудитора, который проведет полную финансовую проверку компании. Это будет стоить денег, но если у вас есть серьезные подозрения в сокрытии реальных доходов или в выводе активов из компании, эти затраты себя оправдают.

Я кивнула, записывая основные моменты в свой блокнот.

— Понятно. А что еще мне нужно сделать в первую очередь?

— Во-первых, немедленно соберите абсолютно все важные документы: свидетельство о заключении брака, свидетельство о рождении дочери, документы на квартиру, на обе машины, все учредительные документы фирмы, банковские выписки, если есть доступ. Сделайте качественные копии всех этих документов, а оригиналы храните в максимально надежном месте.

— Хорошо, сделаю.

— Во-вторых, постарайтесь зафиксировать факт супружеской измены документально. Если есть хоть какие-то доказательства — переписка в телефоне или соцсетях, фотографии, показания свидетелей — соберите их все. Юридически это не обязательно для самого развода, но может существенно помочь в вопросах, касающихся опеки над ребенком, или при разделе имущества, если дело дойдет до серьезного судебного разбирательства.

Глава 18

Я некоторое время смотрела на вибрирующий телефон, на высветившееся имя Андрея. Раздумывая, ответить или сбросить?

Рука дрогнула, и я нажала зелёную кнопку прежде, чем успела передумать.

— Да? — голос прозвучал глухо, напряжённо.

— Привет. Спасибо, что взяла трубку. Я... я думал, ты не ответишь.

Я молчала, не зная, что сказать.

— Как ты? — спросил он после паузы. — Как Лиза?

— Нормально, — выдавила я коротко. — Всё нормально.

— Оль, я... мне так плохо без вас, — слова полились сбивчиво, отчаянно. — Без тебя. Без Лизы. Я не могу так больше. Я скучаю.

Комок подкатил к горлу. Я закрыла глаза, стиснула зубы, заставляя себя не разрыдаться.

— Я понимаю, что тебе нужно время, — продолжал он торопливо. — Понимаю, что ты злишься, что больно. Но, может быть... может, мы могли бы встретиться? Поужинать вместе? Втроём, с Лизой? Или хотя бы просто поговорить? Мне нужно тебя увидеть, Оль. Пожалуйста.

Слёзы жгли глаза, я зажмурилась сильнее, борясь с ними.

— Лиза будет очень рада тебя видеть, — прошептала я, давясь словами. Голос дрожал, предательски срывался. — Она тоже скучает по тебе. Но мне самой сейчас... мне непросто, Андрей. Слишком рано для встреч. Мне нужно больше времени.

— Сколько? — в его голосе прозвучало отчаяние. — Неделя? Две? Месяц? Скажи, сколько тебе нужно, и я буду ждать. Сколько угодно. Только...

— Не знаю, — перебила я. — Я правда не знаю. Прости.

Повисла тяжёлая пауза. Я слышала, как он сглатывает, борется с эмоциями.

— Хорошо, — выдавил он наконец. — Хорошо, Оля. Я понимаю. Я подожду. Просто... знай, что я люблю тебя. И не перестану любить. Никогда.

— До свидания, Андрей.

Я нажала красную кнопку, отключая вызов, и положила телефон на пассажирское сиденье дрожащими руками. Уронила голову на руль, зажав рот ладонью, чтобы не закричать, не зарыдать во весь голос.

Слёзы катились по щекам одна за другой, горячие, обжигающие. Внутри всё горело — от боли, от тоски, от желания вернуть всё как было и одновременно от невозможности этого сделать.

Я так скучала по нему. По тому Андрею, каким он был эти последние недели — внимательным, заботливым, любящим. По нашим выходным, по тому, как мы смеялись втроём. По тому, как он обнимал меня по ночам.

Но это был мираж. Ложь.

Я вытерла слёзы рукавом, судорожно вдохнула. Нельзя. Нельзя сейчас разваливаться. Впереди рабочий день, нужно вернуться в офис, досидеть до совещания в четыре. Нельзя ходить по офису с размазанной тушью и красными опухшими глазами, отвечая на вопросы коллег.

Я достала из сумки влажные салфетки, промокнула лицо, вытирая остатки слёз. Открыла зеркальце, посмотрела на себя. Тушь всё-таки размазалась, оставив чёрные следы под глазами. Пришлось стереть её полностью, заново подвести глаза карандашом.

Глубокий вдох. Выдох. Ещё раз. Лицо постепенно приняло более-менее нормальный вид. Я завела машину и поехала обратно на работу.

Остаток дня прошёл в тумане. Совещание, на котором я присутствовала физически, но мысленно была далеко. Отчёты, которые я проверяла машинально, не вдумываясь в цифры. Звонки, на которые отвечала на автопилоте.

Света несколько раз заглядывала ко мне, спрашивала, всё ли в порядке, не нужна ли помощь. Я отмахивалась, говорила, что всё отлично, просто устала.

В шесть вечера я, наконец, закрыла компьютер, оделась и поехала забирать Лизу из школы.

Припарковалась на обычном месте у школьных ворот. Дети уже высыпали на улицу — шумной гурьбой, с криками и смехом, толкаясь, догоняя друг друга. Я высматривала среди них розовый рюкзак Лизы, её куртку.

И увидела.

Лиза стояла у ворот. Рядом с ней стоял Андрей. Сердце ухнуло вниз, в живот, и я невольно вцепилась в руль.

Он присел на корточки рядом с дочерью, что-то говорил ей, улыбаясь. Лиза смеялась, кивала, обхватила его за шею, обнимая. Он поднял её на руки, покружил. Она визжала от восторга.

Потом он опустил её на землю, взял за руку, и они пошли в мою сторону. Лиза увидела машину, замахала мне рукой радостно.

Я вышла из машины на подкашивающихся ногах, натянула на лицо улыбку.

— Мама! — Лиза бросилась ко мне, повисла на шее. — Смотри, кто пришёл! Папа!

— Вижу, солнышко, — я обняла её, крепко прижала к себе, не глядя на Андрея.

Он остановился в паре шагов, засунув руки в карманы. Улыбался виноватой, неуверенной улыбкой. Выглядел измученным — тёмные круги под глазами, небритый.

— Привет, Оль, — сказал он тихо.

— Привет, — я оторвала взгляд от него, посмотрела на дочь. — Как дела в школе? Как оценки?

— Хорошо! Мне пятёрку поставили за диктант! — Лиза прыгала на месте от возбуждения. — Мам, а папа сказал, что мы пойдём в ресторан! В твой любимый! Помнишь, где мы были на твой день рождения? С большими окнами и музыкой?

Моё сердце сжалось. Он пригласил нас в ресторан, не спросив меня. Просто поставил перед фактом, зная, что при Лизе я не смогу отказать резко.

Манипуляция. Чистая манипуляция.

Я медленно подняла взгляд на Андрея. Он смотрел на меня с надеждой, умоляюще.

— Прости, солнышко, — я присела на корточки перед Лизой, взяла её за руки. — Но папа забыл, что у меня сегодня тренировка. Я не смогу пойти. Но вы идите вдвоём! Отлично проведёте время, правда?

Улыбка на лице Лизы померкла.

— Но мам... мы же все вместе хотели...

— В другой раз обязательно все вместе, обещаю, — я поцеловала её в лоб, заправила за ухо выбившуюся прядь волос. — А сегодня проведи время с папой. Он так скучал по тебе. Расскажи ему всё-всё про школу, про друзей. Хорошо?

Она кивнула неуверенно, всё ещё расстроенная.

Я поднялась, наконец посмотрела на Андрея. Он стоял с виноватым лицом, сжав челюсти.

— Оль...

— Хорошо вам провести время, — я повернулась к машине, открыла дверь. — Лиз, позвони мне, когда закончите, я заберу тебя.

— Я сам отвезу её домой, — быстро сказал Андрей. — Не беспокойся.

Глава 19

Я проснулась оттого, что кто-то тёплый и маленький прижимался ко мне под одеялом. Ещё не открывая глаз, я почувствовала знакомый запах — детский шампунь с клубникой, который Лиза обожала, и что-то своё, родное, неповторимое. Её носик уткнулся мне в плечо, маленькие пальчики вцепились в мою футболку.

За окном было ещё темно, только первые робкие лучи рассвета пробивались сквозь шторы, окрашивая комнату в мягкий серый цвет.

— Мам, ты не спишь? — прошептала она, и её дыхание тёплым облачком коснулось моей кожи.

— Теперь не сплю, — я улыбнулась, не открывая глаз, обняла её, притянула ближе к себе. Она была тёплая, уютная, пахла сном и домом. Моя девочка. Мой якорь в этом хаосе.

— Мам, а мы сегодня к бабушке с дедушкой поедем? — она приподнялась на локте, заглядывая мне в лицо. Глаза серьёзные, выжидающие.

— Хочешь?

— Очень-очень хочу. Дедушка обещал показать мне что-то в саду. Сюрприз говорит. Секретный.

Я погладила её по голове, убирая прядь волос с лица.

— Тогда поедем, солнышко. Обязательно поедем.

Она просияла, чмокнула меня в щёку и соскочила с кровати, унеслась в ванную. Дверь хлопнула, послышался шум воды, потом её голосок, напевающий что-то весёлое.

Я осталась лежать ещё несколько минут, глядя в потолок, где играли тени от занавесок. Собиралась с силами. Впереди был разговор, которого я боялась уже несколько дней. Тяжёлый, болезненный разговор с родителями. Откладывать его дальше было нельзя.

Мне нужна была их помощь. Финансовая и моральная. Без них я не справлюсь с тем, что предстоит.

Наконец, я заставила себя встать. Прохладный утренний воздух обнял обнажённые плечи, и я зябко поёжилась, накинула халат. В ванной плескалась Лиза, что-то рассказывая своему отражению в зеркале. Я прошла на кухню, всё ещё погружённую в предрассветный полумрак.

Привычные движения успокаивали: достать кастрюлю, отмерить овсянку, залить молоком. Пока каша томилась на медленном огне, наполняя кухню сладковатым ароматом, я нарезала фрукты. Яблоко кубиками, как любит Лиза, банан кружочками, сверху горсть замороженной клубники, которая таяла, окрашивая белую кашу в нежно-розовый цвет.

Чайник вскипел, я заварила чай: себе крепкий чёрный, Лизе травяной, с мятой и ромашкой. Расставила на столе тарелки, положила ложки, салфетки. Обычные утренние ритуалы, за которые можно спрятаться, пока мысли крутятся вокруг предстоящего разговора.

Лиза прибежала уже одетая, в любимых джинсах и розовой кофточке с единорогом на груди. Волосы влажные после умывания, она пыталась причесать их сама, но сзади торчал смешной хохолок.

— Иди сюда, — я усадила её на стул, взяла расчёску. Провела по волосам несколько раз, разглаживая, расправляя. Волосы у неё были мягкие, шелковистые, чуть вьющиеся на концах.

Мы ели не спеша, наслаждаясь тихим утром. Лиза болтала ногами под столом, что-то мурлыкала себе под нос между ложками каши. Я смотрела на неё и думала, как правильно построить разговор с родителями. С чего начать? Как объяснить всё, что произошло?

Просто выложить как есть — Андрей изменял полгода, я подала на развод, мне нужны деньги на адвоката? Звучало жёстко. Сухо. Но как иначе?

После завтрака сборы превратились в маленькое приключение. Лиза настаивала, что нужно взять с собой любимую, хотя мы ехали всего на день. И плюшевого медведя. И альбом для рисования, вдруг захочется порисовать с бабушкой. В итоге её рюкзачок раздулся так, будто мы собирались в недельный поход.

Я переоделась в удобные джинсы и мягкий кашемировый свитер, подарок мамы на прошлый день рождения. Немного туши, капля румян, чтобы не выглядеть совсем измученной, чтобы родители не пугались с порога.

Дорога до родительского дома заняла почти час. Они жили за городом, в небольшом посёлке среди сосен и берёз, в том самом доме, где прошло моё детство. Двухэтажный, с просторной верандой и большим садом, где папа каждый год высаживал новые деревья, а мама разбивала клумбы с цветами.

Лиза всю дорогу не умолкала: рассказывала про школу, про подружку Машу, которая принесла в класс хомячка, и он убежал, про то, как учительница искала его пол-урока под партами. Я слушала, кивала, улыбалась в нужных местах, а сама репетировала в голове слова, которые скажу маме.

Мама, у меня плохие новости. Мама, мне нужно тебе кое-что рассказать. Мама, ты только не волнуйся, но...

Ни один вариант не казался правильным.

Знакомый поворот, гравийная дорожка, белый забор. Мама уже стояла на крыльце, наверное, услышала шум машины, а может, просто ждала у окна. Она всегда чувствовала, когда мы приезжаем.

Лиза выскочила из машины первой, бросилась к бабушке, обняла её за ноги.

— Бабушка! Мы приехали!

— Вижу, вижу, моя хорошая, — мама наклонилась, обняла её, расцеловала в обе щёки. Потом подняла глаза на меня, и я увидела, как изменилось её лицо. Как сдвинулись брови, как дрогнули губы. Материнское сердце не обманешь. Она сразу поняла, что что-то не так.

Обняла меня молча, крепко, долго. Я уткнулась ей в плечо, вдыхая знакомый с детства запах — её духи, что-то домашнее, тёплое, безопасное. И почувствовала, как комок подкатывает к горлу, как щиплет глаза.

— Идёмте в дом, — мама мягко отстранилась, взяла Лизу за руку. — Я пирогов напекла. С яблоками, как ты любишь, Лизонька. И дедушка тебя заждался, всё утро в саду что-то мастерит, секретничает.

— Сюрприз? — Лиза подпрыгнула. — Он говорил про сюрприз!

— Беги к нему, он у старого дуба, — мама открыла дверь, и Лиза умчалась через кухню, через веранду, в сад. Её топот затих вдали.

Мы остались вдвоём.

Кухня была такой же, как в моём детстве: большой деревянный стол, накрытый льняной скатертью, старый буфет с фарфоровыми чашками. Пахло свежей выпечкой и корицей. На столе уже стояли румяные, золотистые пироги с проступающими сквозь тесто дольками яблок.

Мама поставила передо мной чашку с горячим чаем, села напротив. Взяла мои руки в свои тёплые, мягкие, с узелками вен на тыльной стороне. Руки женщины, которая всю жизнь работала, заботилась, любила.

Глава 20

Понедельник начался с раннего подъёма. Будильник зазвонил в половине шестого, но я уже не спала, лежала в темноте, глядя в потолок, прокручивая в голове план на день. Родители приехали вчера вечером, расположились в гостевой комнате. Мама уже хлопотала на кухне, когда я вышла из спальни, запах свежих блинов плыл по квартире, смешиваясь с ароматом кофе.

— Доброе утро, — она обернулась от плиты, улыбнулась. — Садись, покормлю тебя перед работой.

— Мам, я сама могла бы...

— Сиди, — она махнула лопаткой. — Твоё дело сегодня — дела делать. А моё — заботиться о тебе. Лизу я разбужу, в школу отвезём с отцом. Ты не волнуйся ни о чём.

Я села за стол, обхватила ладонями горячую чашку с кофе. За окном ещё было темно, только фонари во дворе разливали жёлтый свет по мокрому асфальту. Ночью шёл дождь, и теперь капли стекали по стеклу, оставляя извилистые дорожки.

— Ты сегодня туда поедешь? — мама поставила передо мной тарелку с блинами, села напротив.

— Да. Но сначала на свою работу. Нужно оформить отпуск, передать дела.

— Правильно, — она кивнула. — Всё по порядку. Не торопись, делай как надо.

Я ела медленно, хотя аппетита не было. Блины таяли во рту. Мамины, с тем самым вкусом детства, который невозможно повторить. Она смотрела на меня, подперев щёку рукой, и в её глазах читалась тревога, которую она старалась скрыть.

— Справишься, доченька, — сказала она тихо. — Ты сильная. Всегда была сильной, просто забыла об этом.

После завтрака я долго стояла перед шкафом, выбирая, что надеть. Обычно я не придавала этому значения: брюки, блузка, что-то неброское, удобное. Но сегодня хотелось выглядеть иначе.

Рука потянулась к тёмно-синему платью-футляру, которое висело в глубине шкафа уже больше года. Я купила его на распродаже, примерила дома, покрутилась перед зеркалом и повесила обратно. Слишком яркое. Слишком заметное.

Я надела платье, застегнула молнию на спине. Достала чёрные туфли на небольшом устойчивом каблуке. Собрала волосы в гладкий низкий пучок, открывая шею и скулы. Макияж тщательнее, чем обычно: тональный крем, румяна, тени, подводка. И тёмная помада, которую я никогда не решалась использовать на работу.

Отражение в зеркале смотрело на меня уверенно, почти вызывающе. Незнакомая женщина с прямой спиной и твёрдым взглядом.

— Ого, — папа вышел из гостевой комнаты, увидел меня в коридоре. — Это моя дочь или бизнес-леди с обложки журнала?

— Пап...

— Нет, я серьёзно, — он подошёл ближе, положил тяжёлую руку мне на плечо. — Вот такой я тебя помню. Боевой. Красивой. Уверенной в себе. Давно тебя такой не видел, Оля.

Я обняла его, уткнулась на секунду в его широкую грудь. Он пах табаком и деревом — знакомый, родной запах из детства.

— Иди, — он похлопал меня по спине. — Покажи им всем, кто ты такая.

На работу я приехала к восьми, как обычно. Прошла через холл, поднялась на свой этаж. Коллеги оборачивались, смотрели с удивлением, я видела это краем глаза, но не останавливалась, не объясняла. Просто шла к своему столу, цокая каблуками по полу.

Света уже была на месте, склонившись над бумагами. Подняла голову, увидела меня, и её глаза округлились.

— Оль... это ты?

— Я, — я села за свой стол, включила компьютер. — Свет, у меня к тебе разговор. Важный.

Она пересела ближе, настороженно глядя на меня.

— Мне нужно взять отпуск. Срочно. По графику он у меня только через неделю, но... обстоятельства изменились.

— Что случилось? — она понизила голос. — Оль, ты меня пугаешь. Ты в последнее время сама не своя. Отпрашиваешься постоянно, выглядишь... — она замялась, подбирая слова. — Не знаю. Другая ты какая-то.

— Я в порядке, — соврала я. — Просто нужно решить семейные дела.

— С Андреем что-то?

Я молча смотрела на неё. Не хотела врать, но и рассказывать всё не была готова.

— Ладно, не хочешь — не говори, — она подняла руки. — Твоё дело. Чем помочь?

— Примешь мои текущие дела? Я все отчёты сдала, квартальный закрыла. Остались только мелочи — согласования, текучка. Если что-то срочное, я буду на связи, в любой момент приеду.

— Конечно, Оль. Без вопросов, — она сжала мою руку. — Ты только... береги себя, хорошо? И если нужна помощь, любая, ты скажи. Я серьёзно.

Я кивнула, благодарно улыбнулась. Хорошо, когда есть такие коллеги. Такие друзья.

К Виктору Петровичу я поднялась в половине девятого, с уже заполненным заявлением на отпуск в руках. Постучала, вошла.

Он сидел за столом, разбирая почту. Поднял глаза, увидел меня и брови поползли вверх.

— Ольга Михайловна? — он откинулся на спинку кресла, разглядывая меня с нескрываемым удивлением. — Вы сегодня... по-другому выглядите.

— Спасибо, — я подошла к столу, положила перед ним заявление. — Виктор Петрович, мне нужен отпуск. Я знаю, что по графику он только через неделю, но обстоятельства...

— Семейные, — он закончил за меня, не глядя на бумагу. — Да, я помню. Вы часто это говорите в последнее время.

— Извините. Я понимаю, что это неудобно...

— Сядьте, — он указал на стул напротив.

Я села, сложив руки на коленях.

— Ольга Михайловна, — он посмотрел на меня внимательно, изучающе. — Я не буду лезть в ваши личные дела. Это не моё право. Но я вижу, что с вами что-то происходит. Что-то серьёзное. Вы за последние две недели изменились больше, чем за все десять лет, что работаете у нас.

Я молчала, не зная, что ответить.

— Отчёты сданы? — спросил он наконец.

— Да. Квартальный закрыт, всё согласовано. Текущие дела передала Светлане Игоревне. Если возникнут вопросы, я на связи, могу приехать в любой момент.

Он взял заявление, пробежал глазами. Достал ручку, помедлил секунду и поставил подпись.

— Идите, — он протянул мне бумагу. — Решайте свои дела. И... удачи вам, Ольга Михайловна. Чем бы это ни было.

— Спасибо, Виктор Петрович.

Я вышла из его кабинета, чувствуя странное облегчение. Первый шаг сделан. Теперь нужно закончить всё остальное.